Глава 28

Глубокой ночью, во время одного из самых сильных снегопадов в году, Мод родила дочку. Схватки продолжались от повечерия до второго колокола заутрени, и повивальным бабкам почти ничего не пришлось делать, чтобы отработать свое жалованье: только поймать ребенка в передник, омыть ему личико и перерезать пуповину. Младенец голосил во все горло, с первого мгновения громогласно оповещая этот мир о своем присутствии.

– Огненные волосы и горячий характер им под стать! – засмеялась старшая повитуха.

– И личико тоже красное, – вслед за ней рассмеялась Мод, сморгнув слезы.

Она была измотана родами, однако испытывала радость и потрясение. Невозможно было поверить, что это крохотное, возмущенно орущее существо – ее ребенок. Одно дело чувствовать внутри себя толчки, и совсем другое – встретиться с тем, кто их производил. Мод неловко взяла на руки надрывающуюся криком новорожденную дочку и вгляделась в ее сморщенное личико.

– Сейчас успокоится, – бодро сказала вторая повитуха. – Силу свою показывает. Это нормально, вот если они не кричат – тогда переживать надо.

Эммелина, пришедшая, когда Мод уже отдыхала после родов, ворковала над малышкой, а по ее лицу текли слезы.

– Рыженькая, как покойница-бабушка, – умиленно всхлипнула она, вытирая глаза рукавом синего шерстяного платья.

Все еще кричащего младенца осторожно омыли теплой водой из кувшина, вытерли мягким полотенцем и туго спеленали льняной тканью. Это, кажется, успокоило девочку, и негодующие вопли сменились тихим посапыванием.

Повитухи приняли послед и помогли Мод перейти на чистую постель, застеленную льняными простынями и овчинным покрывалом. Эммелина пошла за Фульком, а Барбетта тем временем стала причесывать и заплетать своей госпоже волосы. Их расплели, следуя поверью, что это поможет роженице. Младенца отдали Мод в руки, и мать с дочерью оценивающе посмотрели друг на друга. Все еще сморщенную и красную после родов малышку трудно было назвать красивой, однако Мод затопила волна нежности: это была любовь с первого взгляда.

– У нее глаза отца, – тихонько проговорила Барбетта.

Мать улыбнулась и дотронулась до маленькой мягкой щечки. Девочка инстинктивно повернулась к пальцу.

– И его голос, – сказала Мод.

Дверь открылась, в комнату стремительно вошел Фульк, заполнив собой все пространство, и приблизился к кровати.

Мод следила за ним глазами. Она знала, что Фульк беспокойно ходил взад-вперед с той самой минуты, как у нее начались схватки. Каждый час муж отправлял из зала служанку осведомиться, как продвигаются дела, пока повитухи, рассердившись, не передали ему, что все идет своим чередом и его известят, как только госпожа родит.

– Я еле вынес эти последние несколько часов. По мне, так намного проще сражаться, чем вот так ждать, – сказал он и наклонился над кроватью поцеловать супругу. – Мне сказали, у нас девочка?

– Ты не очень расстроился, что не мальчик?

Мод знала, какое значение мужчины придают появлению наследника, словно произвести на свет ребенка мужского пола для них дело чести. Она помнила, как огорчался отец, когда раз за разом беременности матери заканчивались выкидышем или рождением мертвого ребенка. А когда в результате Мод оказалась единственным его потомком, не воспринимал дочь всерьез, разве что рассматривал ее в качестве товара на рынке невест. А этот ребенок был особенный – впервые за пятьдесят с лишним лет в Уиттингтоне вновь появился на свет Фицуорин.

Но Фульк развеял опасения жены:

– Нет, конечно, для меня главное – чтобы с вами обеими все было в порядке. – Он поглядел на малышку, которую баюкала на руках Мод, и робко дотронулся до пушка на ее крошечном лобике. – Рыженькая.

– Подержи ее.

Опасливо, словно ему вручили бочку с горящим дегтем, Фульк взял дочь на руки. Мод проглотила комок в горле. Ее завораживало совершенство этого миниатюрного существа. Сейчас крохотные размеры и хрупкость младенца смотрелись еще более трогательно в сравнении с рослым, мускулистым отцом. Малышка захватила в маленький кулачок протянутый ей указательный палец, и лицо Фулька просияло.

– Я слышала, некоторые женщины умеют вертеть мужчинами как хотят, но впервые вижу, чтобы мужчину пленили одним движением, – сквозь слезы пошутила Мод.

Фульк улыбнулся ей в ответ. У него в глазах тоже поблескивала влага.

– Даже если ты родишь мне еще десять сыновей, никакое мгновение не сравнится с этим, – хрипло произнес он и посмотрел в морщинистое личико новорожденной дочери. – Как мы ее назовем? Ионеттой, в честь твоей матери?

Мод покачала головой:

– Нет. Хависой, в честь твоей. А как еще ее можно назвать, с таким-то цветом волос?

Зиму сменила весна, которая в свою очередь уступила тяжелой зелени лета. Фульк углубил ров вокруг палисада, починил и укрепил колья. Теперь он был готов к любой оса де со стороны Генри Фернела и братьев Фицморис. Но прошло лето, собрали урожай, наступили Святки, но никто так и не появился.

– У Иоанна не хватает средств платить жалованье своим воинам в Нормандии, – сказал Жан де Рампень. Он приехал к ним на праздники, а до этого провел месяц у Хьюберта Уолтера. – Король настолько не уверен в преданности своих нормандских баронов, что доверил оборону основных замков наемникам.

– Если он не может им заплатить, то это неразумно.

Жан покачал головой:

– Точнее говоря, он не может заплатить им из нормандских доходов, а потому выплачивает наемникам жалованье из английского кошелька. Доит королевство, как может.

Фульк с печальной улыбкой согласился и добавил:

– Хьюберт всегда был хорошим пастухом.

– Верно, и, как хороший пастух, он понимает, когда корова вот-вот перестанет давать молоко.

Жан разрезал пополам угощение: кусочек тушеного цыпленка и пирожок с изюмом. Одну половину отправил в рот, а вторую предложил Мод, сидевшей по другую сторону от Фулька. Но та улыбнулась и покачала головой.

– Сейчас у нас новый каприз: мы едим одно только вяленое мясо, и ничего другого, – ухмыльнулся Фицуорин, глянув на жену. – Пока она носила Хавису, это был чеснок. Такой запах стоял, что я долгое время к жене близко подойти не мог!

– Зато смотри, что получилось, когда ты наконец подошел! – парировала Мод, похлопав себя по животу. Он был еще плоским, но уже больше месяца она знала, что внутри ее растет еще одна новая жизнь.

– Па, – сказала Хависа и, схватившись за его ногу одной ручкой, требовательно протянула отцу вторую.

Каким бы властным, настойчивым и даже капризным ни было это движение, оно растопило Фульку сердце; он подхватил дочь и посадил на колени. Несколько секунд она смотрела на него снизу вверх огромными дымчато-ореховыми глазищами, а потом развернулась так, чтобы удобнее было играть с инкрустированным гранатами крестом, висящим у отца на шее. Те, кто не знал покойную Хавису, говорили, что за исключением цвета волос дочка его копия, но Фульк не соглашался. Внешне малышка была настоящая де Динан. Хотя характер, учитывая, как настойчиво она добивалась желаемого, унаследовала от Вавасуров. Мод, правда, тоже утверждала, что дочка уродилась в отца, но понятно, что иначе она сказать просто не могла.

Фульк призадумался над словами Жана: интересно, какие последствия все это будет иметь для его собственной жизни?

– Иоанн может победить? – спросил он.

– Кто его знает. Предыдущего короля, Ричарда Львиное Сердце, нормандцы очень любили, так же как и мы, за удачливость, храбрость и за то, что при его появлении в комнате становилось светлее, как от сияния свечей. Может, у Иоанна и больше талантов, но ему не хватает этого света, который был у Ричарда. Нормандские бароны не любят его и не доверяют ему. А уж когда они увидят, что он поставил над ними наемников… – Жан глотнул вина. – До Хьюберта даже дошли слухи, что некоторые бароны, владеющие землями в Англии и Нормандии, приносят вассальную клятву французскому королю Людовику за свои нормандские владения, чтобы защитить их от грабежей.

Фульк задумчиво кивнул и посмотрел на сидящую у него на руках малышку. Ее веселые кудряшки были почти того же оттенка, что и гранаты в кресте.

– Ну и правильно! – подал голос Уильям, сидевший чуть дальше за столом. – От души надеюсь, что в Нормандии Иоанна разорвут на кусочки – пусть все потеряет и на своей шкуре прочувствует, каково это.

– Может быть, Уилл, тогда наше чувство справедливости будет удовлетворено, – сказал Фульк, – но, если Иоанн потеряет Нормандию, нам это не сулит ничего хорошего.

– Почему? – удивленно протянул Уильям.

– Потому что, если король лишится земель за проливами, у него останется больше времени собрать силы и разобраться с внутренними врагами – шотландцами, валлийцами и ирландцами… а также с теми, кого он объявил вне закона.

– Надеюсь, ты не боишься Иоанна? – насмешливо поинтересовался Уильям.

– Нет. Но только глупец не просчитывает заранее последствий.

– Намекаешь на меня?

Фульк пожал плечами и примирительно, не желая ввязываться в спор с братом, произнес:

– Все мы иногда бываем глупцами. Я лишь хочу сказать, что мы должны следить за тем, как разворачиваются события, и быть начеку. Не все так просто, как кажется.

– Слышал, братишка? Так что нечего прикидываться простачком! – загоготал Иво, обращаясь к Уиллу, и тотчас заработал подзатыльник.

Мод возвела глаза к небу и, извинившись, отправилась в уборную. Фульк понимающе улыбнулся жене: оба сейчас подумали об одном и том же. По крайней мере, у нее была отговорка в виде строптивого мочевого пузыря – всегда можно улизнуть под благовидным предлогом.

Хависа попыталась засунуть крест себе в рот, но Фульк нежно помешал ей это сделать.

– Хьюберт все надеется, что вы с королем заключите мир, – проговорил Жан.

Фульк удивленно поднял брови:

– Только через мой труп.

– Так и будет, если ваше противостояние продолжится, – вздохнул Жан, удрученно согнувшись над кубком. – А между прочим, сейчас королю больше, чем когда-либо, нужные опытные бойцы.

– Так пусть придет и попросит помочь ему. – Фульк с подозрением глянул на Жана. – Это Хьюберт тебя сюда отправил, готовить почву?

– Хьюберт никуда меня не отправлял. Я попросил у него разрешения отлучиться, чтобы отпраздновать с вами Рождество, и он охотно согласился. Сказал только, что будет жаль, если ты сожжешь за собой мосты, вместо того чтобы их наводить.

– Я уже навел мосты… И счастлив иметь в качестве сюзерена принца Лливелина.

– Представь, как это будет опасно, если Иоанн обратит взор к Англии и решит, что валлийцы совершают слишком много набегов на его границы.

– Поживем – увидим. Ни к чему беспокоиться раньше времени. – Фульк устроил поудобнее сидевшую у него на коленях Хавису и потянулся к кубку. – Но пока Иоанн далеко, в Нормандии. И вообще, сегодня Рождество.

Жан понял, что тема примирения с королем закрыта. Он слизнул с пальцев крошки, скрестил руки на груди и сказал:

– Возможно, тебе интересно будет узнать, что Хьюберт занимался делом братьев Фицморис.

– Вот как? – насторожился Фульк.

– Он предложил Верену Фицморису взамен Уиттингтона королевское поместье Уорфилд.

– И каков был ответ?

Жан пожал плечами:

– Фицморисы еще не решили. Верен слабохарактерный, с ним проще договориться. И при этом по английским и нормандским законам именно он считается наследником. Правда, согласно уэльскому законодательству, братья имеют равные права на наследство. Его высокопреосвященство считает, что Верен будет играть по нормандским правилам и согласится принять Уорфилд.

– Чем вызовет недовольство Гвина, а младший братец непредсказуем.

– Однако он останется в одиночестве, – добавил Жан.

– Иногда волк-одиночка опаснее целой стаи. Я… – Фульк не договорил, с нарастающей тревогой прислушиваясь к внезапно начавшейся суете в дальнем конце зала. – Подержи-ка ее.

И, пересадив Хавису на колени Жану, он соскочил с помоста и стремительно зашагал к дверям.

Какой-то человек в тяжелом плаще с капюшоном помогал мертвенно-бледной Мод сесть на обеденную скамью.

– Мод?

Фульк испуганно присел рядом с женой на корточки и взял ее за руку:

– Что случилось?

– Боюсь, что это моя вина, милорд, – сказал Арфин Марнур и откинул капюшон, открывая лицо и взъерошенные светлые волосы. – Я приехал из Шрусбери. Ваша супруга встретила меня на улице и велела немедленно сообщить все новости, которые я принес. И… – Он сокрушенно показал на результат. – Прошу меня извинить.

– Что еще за новости? – требовательно спросил Фульк. – Рассказывай!

– Милорд, как вы и предполагали, Генри Фернел и Гвин Фицморис собрали войско. Когда я выехал, чтобы вас предупредить, они уже готовились выступать. Они считают, что в зимние холода вы не будете их ждать.

Мод непроизвольно прикрыла живот свободной рукой.

Фульк нахмурился. Уиттингтон был замком крепким и надежным, но отнюдь не неприступным.

– Ты все правильно сделал, Арфин. Благодарю тебя за предостережение. Поешь, выпей. – Фицуорин жестом пригласил его к столу.

Мод подняла на мужа испуганные глаза:

– Нам надо готовиться к осаде?

– Мы вполне готовы к осаде, но, думаю, до этого дело не дойдет. – Фульк посмотрел на жену и сжал губы. – Я собираюсь принять бой. То-то им будет сюрприз!

– Ты говоришь это, чтобы меня успокоить? – сдавленным голосом спросила она.

– Ничего подобного, – мрачно ответил он. – Вот увидишь, так оно и будет. Да я на милю не подпущу сюда Фернела и Фицмориса. – Он пожал ее холодные пальцы и встал. – Надо идти готовить оружие.

Мод поднялась и встала рядом с мужем.

– Если ты сделаешь меня вдовой, я тебе этого никогда не прощу! – взволнованно произнесла она.

– Я и сам себе этого не прощу. Не хватало еще все потерять, когда праздник еще даже толком и не начался!

Не обращая внимания на полный зал свидетелей, он схватил Мод в объятия и крепко прижал к себе. Она спрятала лицо в его котте, и Фульк почувствовал, как вздрогнули ее плечи. Но через секунду все прошло. Она подняла голову, посмотрела на мужа и заявила:

– Я помогу тебе надеть доспехи.

От ее тона, полного решимости и страха, у Фулька упало сердце. Он хотел сказать Мод, что все будет хорошо, но не смог, поскольку это могло оказаться неправдой.

Правая рука была словно из расплавленного свинца. Фульк не знал, сколько прошло времени – минуты или часы – с того момента, как он отбросил в сторону обломок копья и вынул меч. Некогда ровную кромку его изрезали выбоины и зазубрины от десятков схваток, а сверкающая сталь покрылась багровыми сгустками и пятнами.

Войско из Шрусбери оказалось намного больше, чем ожидал Фульк. Это одновременно и польстило ему, и привело в смятение. Надо было во что бы то ни стало помешать людям Фернела, число которых умножили наемники братьев Фицморис, осадить Уиттингтон. И у него не оставалось иного выбора, кроме как принять бой.

Хрипло дыша, Фульк нанес удар какому-то рыцарю, целя в узкое пространство между бармицей и наносником. Воин, вскрикнув, шарахнулся в сторону, а Фульк пришпорил коня, успев заметить, что Филипа выбил из седла рыцарь, чей щит украшали кабаны – герб Фицмориса. Ален и Одульф де Браси ринулись Филипу на подмогу. Стычка оказалась краткой и яростной. На помощь товарищам подоспели несколько рыцарей из Шрусбери. Ален упал. Одульфа обступили враги.

Видя это, Фульк обезумел от ярости. Он убрал меч в ножны и достал моргенштерн – смертоносное оружие, предназначенное для ближнего боя, не столь галантное и рыцарское, как меч, а инструмент простого наемника и бойца, единственное намерение которого – уничтожать врагов.

Мод прохаживалась по деревянному настилу на стене замка, дыша свежим воздухом, когда мужчины начали возвращаться. Сперва она не была уверена, что это свои, ибо стояли сумерки, а воздух помутнел от мелкой измороси, висевшей туманной завесой. Мод различила верховых солдат, услышала звяканье упряжи и доспехов. Всадники двигались очень медленно и везли несколько носилок, а у отряда Фулька, как хорошо знала Мод, их с собой не было. Ей вдруг подумалось, что это войско из Шрусбери, и сердце на мгновение остановилось. Но все прошло, едва она разглядела знамя Фулька на копье знаменосца. А потом Мод с ужасом поняла, что если они везут носилки, значит есть раненые и убитые.

Резко развернувшись, она побежала по деревянному настилу к лестнице. Едва не поскользнувшись на влажных досках, подвернула лодыжку и ободрала руку, схватившись за веревочные перила. Сбежав по лестнице в зал, Мод подняла на ноги собравшихся у очага людей и выбежала во двор замка.

– Открывайте ворота! – крикнула она часовым. Стражники недоуменно уставились на нее. – Ваш лорд вернулся, открывайте ворота, черт вас побери!

Они бросились исполнять ее приказ, с трудом отодвинули тяжелый засов и распахнули массивные, обитые железом ворота.

Прижав руку к ребрам, о которые оглушительно билось сердце, Мод смотрела, как лошади сворачивают с дороги, переезжают ров и растекаются по двору. Под моросящим дождем шкуры животных дымились, а доспехи людей блестели, как рыбья чешуя. Рыцари ехали потупив взоры, тяжело опустив от усталости плечи. Мод искала глазами Фулька. Она знала, где муж обычно находится: через две лошади от знаменосца. Сейчас его там не было, и в животе у нее от страха екнуло.

– Где он? – спросила она у Ральфа Граса, который как раз слезал с коня. – Где мой муж?

Ральф снял шлем, и Мод ахнула при виде глубокой запекшейся раны на левой скуле рыцаря.

– Сзади, миледи, с ранеными, – сказал он, показав головой в сторону ворот. – Милорд Ален тяжело ранен.

Мод одними губами повторила его слова и, сорвавшись с места, побежала, яростно расталкивая всех на своем пути.

Мертвых без разбору – в пылу боя было не до этого – побросали на свободных лошадей вниз головой. Некоторые из раненых были в состоянии ехать верхом, и сейчас товарищи помогали им спешиться. Мод увидела перекошенное болью лицо Филипа, тяжело опирающегося на плечо Иво. Позади них рядом с носилками шел Фульк. Черты его лица были искажены горем и тревогой.

Мод окликнула мужа и подбежала к нему. Фульк одной рукой крепко обнял супругу, и рука его чуть заметно дрогнула.

– Их было слишком много, – с горечью проговорил он. – Я едва успел пробиться к Алену.

Мод посмотрела на человека, лежащего без чувств на импровизированных носилках из двух копий и натянутого между ними одеяла.

– Рана тяжелая?

– Не знаю. Плечо точно сломано, и еще ребра. Его ударили по голове, и с тех пор он молчит.

Мод увидела в глазах Фулька страх.

– Ален – самый младший из моих братьев, и я за него в ответе. Я не могу его потерять, – сказал он с мукой в голосе.

Фульк был измотан до предела, но не сдавался, именно потому, что был за всех в ответе. Мод взяла мужа за руку и мягко потянула в сторону башни.

– Пока что ты ничего не можешь сделать, разве что проследить, чтобы Алена устроили поудобнее. Идите внутрь, а я посмотрю, что с ним.

Фульк без слов последовал за нею и споткнулся.

– Ты тоже ранен?

– Ерунда, только синяки, – отмахнулся он. – Все кости целы, ран тоже нет, перевязывать нечего.

«Но забота и уход все-таки требуются», – подумала Мод, ведя супруга в башню.

Первым делом надо было позаботиться об Алене – не только ради него самого, но и ради спокойствия Фулька. Вспомнив, как монах в Уотни осматривал Теобальда, когда тот потерял сознание, Мод посветила Алену в глаза фонарем, чтобы убедиться, что душа не покинула тело. Оба глаза отреагировали на свет: зрачки сузились. Когда Мод позвала юношу по имени, он тихо застонал и вздрогнул всем телом. Она спиной чувствовала, что сзади стоит Фульк и внимательно, словно коршун, следит за всеми ее действиями.

– Не думаю, что Ален умрет, – сказала Мод, постаравшись придать своим словам как можно больше убедительности. – Если получится дать ему с ложечки меда с водой, будет отлично. Мне кажется, он сможет глотать.

– Я сделаю, – вызвалась Барбетта.

Мод с благодарностью кивнула служанке и перешла к следующему раненому. Фульк следовал за ней тенью. Мод физически чувствовала, как мужу хочется услышать от нее, что все будут жить, но как могла она такое пообещать? На все воля Господня. По крайней мере, никто не был ранен в живот – в подобных случаях люди мучились несколько дней и умирали, крича от боли. Но было несколько серьезных ран, которые требовалось зашить, и сломанных костей, которые следовало вправить. Мод послала за священником: тот был сыном конюха и кое-что понимал в переломах. А тех, кто хоть что-то умел, отправила перевязывать менее серьезные раны.

Закатав рукава, она и сама принялась за работу: промывать, зашивать, перевязывать, утешать и ободрять. Первое время Фульк оставался с женой, разговаривая с солдатами, которых она пользовала, но в какой-то момент ушел. Когда Мод остановилась передохнуть и огляделась, его нигде не было.

Филип получил удар булавой по бедру. Кость не пострадала, но ушиб оказался сильным. Уильям накладывал брату холодный компресс.

– Фульк? Недавно был здесь, с Аленом, – ответил Уильям на ее вопрос. – Думаю, он отправился на стену.

– На стену?! – с ужасом повторила Мод. – То есть вас преследовали?

Филип покачал головой.

– Нет-нет, – быстро сказал он, – погони не было. – Невесело ухмыльнулся и добавил: – Они нам шкуру попортили, а мы с них шкуры спустили. Так что этим типам было уже не до преследования.

– Тогда зачем Фульк?..

– Дело в том, что друга Алена, – Филип показал на неподвижного брата, – Одульфа де Браси, взяли в заложники и, скорее всего, вздернут, когда доберутся до Шрусбери. Жан де Рампень поехал следом, чтобы попытаться спасти его. – Филип потер лицо. – Фульк тяжело воспринял это известие. Пока что из всех передряг он выводил нас целыми и невредимыми. А теперь вот считает себя виноватым, но это же неправда. – Он тревожно посмотрел на Мод и заключил: – Иди к мужу. Ты ему сейчас нужна.

Она взяла плащ и, покинув комнату, поднялась по лестнице на деревянный настил. Помня о своей недавней неудаче, Мод старалась ступать осторожно. Мелкий дождь пеленой застилал ночной воздух, распространяя запах дыма, поднимавшегося от очагов.

Фульк напряженно смотрел на дорогу, хотя увидеть ничего было нельзя. Уже совсем стемнело, и свет шел только из башни и из окон деревенских домишек.

– Спускайся вниз и сними доспехи, – мягко произнесла Мод, подходя к нему. – У тебя вся кольчуга проржавеет, если будешь тут стоять.

Фульк безучастно посмотрел на нее:

– Какая разница. Почистить можно.

– Что толку здесь торчать? От этого они быстрее домой не вернутся, – сказала она. – Давай хотя бы спустимся вниз, и я осмотрю твои ушибы.

– Я в полном порядке.

– Это ты так считаешь. Давай я все-таки гляну.

Фицуорин устало потер лоб:

– Мод, оставь меня…

– Чтобы ты своими переживаниями загнал себя в могилу?

Мод взяла мужа за руку и увидела, что он поморщился. Костяшки пальцев распухли от удара чем-то тяжелым.

– Теобальд частенько говорил, что о человеке надо судить не по его победам, а по тому, как он ведет себя, потерпев поражение.

Но, похоже, этим заявлением она сделала только хуже.

– Но я не потерпел поражение! – возмутился Фульк. Он расправил плечи и вздернул подбородок.

– Нет, конечно, – поспешила уверить его Мод. – Так что же произошло?

Фульк вздохнул, отвернулся и снова стал всматриваться в непроницаемую тьму.

– Просто я взял на себя больше, чем способен, – сказал он. – И за мою ошибку заплатили другие.

– Все твои люди прекрасно знали, на что идут. А что касается тебя… Фульк, много раз мне казалось, что ты берешь на себя больше, чем способен, а потом ты удивлял всех, в очередной раз поднимая непосильную ношу. Уильям сказал, что вы победили.

– Да, но какой ценой! – усмехнулся Фульк. – Мы сдерживали врагов и нанесли им немалый урон, прогнав далеко от Уиттингтона, но нам это дорого обошлось.

Фульк глядел в ночь с таким видом, словно рассчитывал одним лишь усилием воли вернуть домой тех, кого сегодня недосчитались.

– Они вернутся, – сказала Мод.

Фульк вцепился руками в дерево:

– Да, и я буду их здесь ждать. Это мой долг. А ты иди спать.

Мод смотрела на мужа с отчаянием. Что бы она сейчас ни сказала, переубедить его не удастся. Она могла разве что позвать братьев Фулька, чтобы те насильно унесли его вниз и привязали к кровати. После недолгого колебания Мод оставила мужа наедине с тяжелыми мыслями, но лишь на то время, которое ей потребовалось, чтобы принести из кухни кубок, флягу вина, разбавленного «уишке беа», буханку хлеба и палку колбасы.

Когда она вернулась, Фульк стоял все так же, только опустил голову, словно держал на плечах невыносимую тяжесть. Мод поставила флягу у его ног.

– Я твоя жена, и мой долг быть рядом с мужем, – сказала она. – Имей в виду, я не позволю прогнать меня.

Он медленно, устало повернул голову. На висках и подбородке поблескивала вода. Мелкие капельки подрагивали на кончиках волос.

– Мод, во имя Господа! – хрипло сказал он. – Ну почему ты такая упрямая?

Она лукаво улыбнулась:

– Беру пример с тебя. Мы с тобой два сапога пара.

Он издал какое-то неопределенное восклицание, то ли соглашаясь, то ли протестуя.

– Немедленно иди спать!

– Только вместе с тобой!

– Я ошибся, – сказал Фульк. – Единственный раз я взвалил на себя непосильную ношу, когда взял тебя в жены.

– Ты всегда можешь подать прошение о расторжении брака.

Она достала из-под плаща хлеб и мясо.

Фульк внимательно посмотрел на принесенные женой припасы. Мод поняла, что ей удалось отвлечь мужа от тягостных размышлений и на время забыть об усталости.

– Могу, – сказал он, и в его голосе на сей раз послышалась нотка мрачного юмора. – Только я зачахну без борьбы и любви. Знаешь, я даже рад, что ты постоянно доводишь меня до белого каления.

И он с такой силой прижал ее к своему мокрому сюрко и ржавеющей кольчуге, что Мод ахнула. В воздухе вкусно пахло свежим хлебом и копченым мясом. Фульк глянул на колбасу, которую Мод сжимала в руке, потом на жену, и в глазах его вспыхнула веселая искорка. Похоже, они оба подумали об одном и том же: форма колбасы наводила на определенные мысли. Однако искорка тут же угасла, и Фульк отодвинулся от жены.

– Я не голоден, – сказал он, но наклонился за вином и сделал большой глоток прямо из фляги. «Уишке беа» обжег ему глотку, так что он крякнул. Но тем не менее хорошенько приложился еще раз.

– Как думаешь, а вдруг они там, в Шрусбери, соберут силы и придут еще раз? – спросила Мод.

– Сомневаюсь, – покачал головой Фульк. – На этот раз они рассчитывали на эффект неожиданности, однако повторять попытку вряд ли станут. Иоанн по уши увяз в неприятностях в Нормандии. Он не сможет больше помогать Фицморису, а у меня под боком принц Лливелин, которого стоит только попросить о подкреплении. Конечно, когда придет весна, все может измениться. – Он потер лоб. – Ни в чем нельзя быть уверенным.

Мод уже собиралась предпринять очередную попытку убедить мужа спуститься со стены, как послышались стук копыт по дороге и крики: страже велели немедленно открывать. Голос был знакомый, хотя вместо самих всадников в дымке мороси видны были только две смутно различимые тени.

– Вернулись!

Фульк, вдруг снова полный сил, буквально слетел вниз, во двор. Мод сжалась, когда услышала, как он скользит по мокрым ступеням, и осторожно последовала за мужем, по-прежнему не выпуская из руки колбасу.

– Это было нелегко, – сказал Фульку Жан.

Рыцарь сжимал в руках кубок с горячим вином, а Барбетта тем временем заботливо смазывала ему полученные на поле боя ссадины.

– Ох и ловко же он все провернул! – воскликнул Одульф де Браси с энтузиазмом избежавшего виселицы человека. Жизнь казалась ему сейчас просто невозможно прекрасной, несмотря на подбитый глаз, отрубленное ухо и поврежденную руку. – Подходит он к Фернелу и братьям Фицморис, прямо в открытую, и предлагает развлечь благородных мужей пением и музыкой. Говорит, я, мол, странствующий музыкант, хочу заработать себе на корочку хлеба да на ночлег.

– Одульф меня услышал, – подхватил нить повествования Жан, – и кричит, что, дескать, он дворянин, человек благородный и набожный, и что если его завтра повесят, то сегодня офицеры должны позволить менестрелю спеть ему религиозные гимны. Ну, те согласились. Приводят меня к нему в комнату и говорят: давай пой. А я, не будь дурак, улучил момент, стукнул часового по макушке и пере одел Одульфа в его одежду. Часового мы оставили связанным и заткнули ему рот обмоткой Одульфа. Со стороны все выглядело так, будто стражник выводит меня из замка. Люди Ферела ничего не заподозрили. К тому времени, когда истина открылась, мы были уже далеко. Ну, за чудесное спасение! – Он шутливо поднял кубок.

– Я в неоплатном долгу перед тобой за сегодняшнее, – тихо произнес Фульк.

Мод наконец удалось убедить мужа снять кольчугу. Он еще не ел, и его глаза сверкали лихорадочной усталостью.

– Ты бы сделал для меня то же самое, – пожал плечами Жан. – Грешно зарывать таланты в землю. Мое искусство не позволило человеку умереть.

– Аминь, – поднял бокал Одульф.

Фульк подошел к большой кровати, на которой лежал Ален.

– Он выживет? – спросил вставший рядом Одульф.

В голосе его слышалась неподдельная тревога. Еще бы, ведь Одульф с Аленом с раннего детства были закадычными друзьями. Кровное родство очень важно, но связь между друзьями, пожалуй, еще сильнее, ибо мы выбираем их сами.

– Обязательно, – сказал Фульк. – Не может же Ален умереть, если все мы его так любим.

– Ален мало-помалу придет в себя, – заверила их Мод. – Думаю, вы прямо сейчас смогли бы привести его в чувство, если бы хорошенько потрясли, но после такой трепки, которую бедняга получил, ему нужен покой. Когда он проснется, то почувствует дикую головную боль, – предупредила она, подняв указательный палец, – и, скорее всего, сильную тошноту. А сейчас будет лучше, если вы его оставите.

Одульф кивнул, если не вполне успокоенный, то хотя бы приободренный. Мод взяла Фулька за руку:

– Я приказала приготовить для тебя в кухне лохань с горячей водой и велела служанкам положить тебе тюфяк рядом с Аленом, чтобы ты был рядом, как только ему потребуешься. Пойдем, ты уже спишь на ходу.

Он послушно позволил жене вывести себя из комнаты и по крытой деревянной галерее провести на кухню. На печи медленно кипел котел, а рядом на полу стояла дымящая ся паром ванна. Раздавленный навалившимся изнеможением, тяжелым, как гора шерстяных одеял, Фульк словно сквозь туман ощущал, как Мод помогает ему раздеться и ступить в ванну. Вода была такой горячей, что чуть не ошпарила ему кожу. Но постепенно он привык к теплу и почувствовал себя невероятно уютно в плещущейся воде. Мод растирала мужу сведенные от напряжения плечи, и от ее движений боль, обручем стягивавшая лоб, начала ослабевать. Мод дала мужу отвар ивовой коры и смазала ссадины успокаивающим бальзамом. Похоже, что напряжение служило каркасом, который держал его на ногах. Теперь от заботливого ухода Мод этот каркас разрушился, и Фулька одолела слабость.

Когда он выбрался из ванны, жена растерла его большим льняным полотенцем и помогла надеть чистую котту и шоссы. Все вокруг стало размытым. Он не помнил ни как вернулся в покои, ни как лег на тюфяк, который Мод ему приготовила. Темнота, словно добрая мать, обняла его и убаюкала невидимыми нежными руками.

Он проснулся глубокой ночью от звука детского плача и тихого голоса женщины, напевающей колыбельную. Фульк заморгал, не понимая, где находится. Потом услышал перешептывающиеся голоса и сел на кровати. Покрытое синяками тело плохо слушалось, и он неловко стал поворачивать голову в поисках источника звуков. Братья все спали на тюфяках, разложенных по комнате. Мод сидела рядом с большой кроватью, держа на руках хнычущую Хавису, а Ален полулежал в подушках и смотрел на него широко открытыми, ясными глазами. Глядя на остолбеневшего Фулька, младший брат сумел выжать из себя слабую улыбку.