Глава 110
Тот, кто жаждет крови
Я раскрошила руками сухие листочки шалфея, и они серо-зелеными хлопьями упали на горящие угли. Солнце висело над каштанами, но небольшое кладбище уже накрыла тень, и костер горел ярко.
Мы впятером собрались вокруг гранитной глыбы, которой Джейми отметил могилу незнакомца. «Нас было пятеро, и мы выложили диаграмму с пятью оконечностями», – писал он в дневнике. Мы единодушно решили, что это не только ради человека с серебряными пломбами, но и ради его четырех неизвестных напарников, а еще ради Дэниела Роулингса, чью новую и последнюю могилу устроили под рябиной неподалеку.
От небольшого чугунного котла поднимался бледный ароматный дым. Я взяла и другие травы, но знала, что для тускарора, чероки и могавков шалфей был священным растением, чей дым считался очищающим.
Растерев можжевельник меж пальцев, я тоже бросила его в костер, а затем добавила руту душистую, которую еще называли «благодать-травой», и розмарин – на память.
Вечерний ветер шелестел листвой, а сумерки подсветили серый дым, сделав его золотым. Он поднимался все выше и выше к небосводу, где его ждали едва заметные звезды.
Джейми задрал пламенно-рыжую голову – такую же яркую, как костер у его ног, – и посмотрел в сторону запада, куда улетали души мертвых. Он тихо заговорил на гэльском, но мы понимали – слова всем нам уже были знакомы.
«Ты возвращаешься этой ночью в свой дом зимы,
В свой дом осени, весны и лета,
Ты возвращаешься этой ночью в свой вечный дом,
В свое вечное ложе, в свой вечный сон.
Спи сном семи звезд, брат мой,
Спи сном семи радостей, брат мой,
Спи сном семи сновидений, брат мой,
На руках благословенного Иисуса, милостивого Христа.
Тень смерти ложится на твое лицо, возлюбленный,
Но милостивый Христос удержит тебя на руках своих,
А отец, сын и святой дух избавят тебя от боли.
Христос стоит перед тобой и дает тебе покой».
Иэн стоял рядом с Джейми. Угасающий свет коснулся его лица, выхватив шрамы. Сначала он произнес слова на языке могавков, а потом повторил для нас на английском.
«Пусть охота будет успешной,
Пусть врагов уничтожат у тебя на глазах,
Пусть сердце всегда радуется в доме братьев твоих».
– И так много-много раз, – добавил он, опустив голову, будто оправдывался. – Под бой барабанов. Но я подумал, что пока хватит и одного.
– Конечно, Иэн, – заверил его Джейми и посмотрел на Роджера.
Тот откашлялся, прочистив горло, и его хриплый голос был таким же легким и мощным, как дым.
«Покажи мне, Господь, мой конец
И меру дней моих – какова она.
Дабы я познал, как я преходящ.
Ты пядями размерил дни мои,
И мой век – ничто пред Тобой.
Услышь молитву мою, Господь,
Да внемли крику моему,
И не будь безмолвен к слезам моим:
Ибо я для Тебя чужеземец,
Как и все отцы мои».
Все замолчали, и нас тихо окутала темнота. Когда скрылись последние лучи, а листья над нами померкли, Брианна взяла кувшин с водой и залила котел с углями. От них призрачным облаком поднялся дым и пар, и к деревьям унесло запах поминовения.
* * *
Когда по узкой тропинке мы вернулись к дому, почти совсем стемнело. Брианна была впереди меня, и я различала ее очертания, а мужчины шли позади. Вокруг было полно светлячков, они мелькали среди деревьев и освещали траву у моих ног. Один из жуков прицепился к волосам Брианны и замигал.
С наступлением сумерек в лесу становится так тихо, что хочется замедлить стук сердца и неслышно ступать по земле.
– Ну, так ты подумал, a cliamhuinn? – услышала я тихий голос Джейми позади.
– О чем? – После службы Роджер говорил спокойно и приглушенно, хрипота почти не слышалась.
– О том, что вам делать – тебе и твоей семье. Теперь вы оба знаете, что малыш может путешествовать – и что вас ждет, если вы останетесь.
Что ждет всех нас. Я с тревогой вздохнула. Война. Сражения. Неуверенность во всем, кроме неминуемой угрозы. Угрозы болезни или несчастного случая – для Брианны и Джема. Угроза смерти в родах, если она снова забеременеет. А для Роджера – угроза смерти и тела, и души. Его голова зажила, но я видела, каким немигающим становился его взгляд, когда он думал о Рэндалле Лиллиуайте.
– А, да, – тихо ответил невидимый мне Роджер. – Я думал… и все еще думаю… m’ athair-cèile.
Я улыбнулась, услышав, как он назвал Джейми «тестем», хотя его тон был вполне серьезен.
– Сказать вам, что я думаю? А вы тогда скажете мне?
– Да, давай. Есть еще время поразмыслить.
– В последнее время я думал о Германе Хазбенде.
– О квакере? – удивился Джейми. Хазбенд покинул колонию вместе со своей семьей после битвы при Аламансе. Я слышала, они уехали в Мэриленд.
– Да, о нем. Что случилось бы, не будь он квакером? Если бы он продолжил начатое и повел регуляторов на войну?
– Не знаю, – помолчав, произнес Джейми. – Полагаешь, с настоящим лидером они преуспели бы?
– Да. А может, и нет – ведь оружия у них не было, – но все равно результаты были бы значительнее. И тогда…
Показался дом. Задние окна светились – к вечеру разжигали камин, к ужину ставили свечи.
– Если бы регуляторами правильно руководили, может, движение возникло бы здесь и в то время, а не через три года от нынешнего в Массачусетсе.
– Да? И если так, что тогда?
Роджер коротко фыркнул – все равно что пожал плечами.
– Как знать. Я в курсе того, что сейчас происходит в Англии, – они не готовы, они не представляют, чем здесь рискуют. Если война разражается внезапно, без предупреждения – если бы она разразилась при Аламансе, – то и распространяется быстро. Англичане понять ничего не успеют, а война уже закончится. Это спасло бы тысячи жизней и избавило бы людей от долгих лет военных действий.
– А может, и нет, – иронично заметил Джейми, и Роджер засмеялся.
– А может, и нет, – согласился он. – Суть вот в чем: есть время для тех, кто хочет мира, а есть для тех, кто жаждет крови.
Брианна дошла до дома, обернулась и стала ждать остальных, тоже прислушиваясь к разговору.
Роджер остановился рядом с ней и посмотрел наверх. Из дымохода фонтаном вылетали яркие искры, освещая его лицо.
– Вы обращались ко мне, – наконец сказал он, вглядываясь в ослепительную темноту. – На Собрании, у огня.
– Seas vi mo lâmh, Roger an t’oranaiche, mac Jeremiah mac Choinneich, – тихо произнес Джейми. – Да, обращался. «Останься со мной, поющий Роджер, сын Джеремайи».
– Seas vi mo lâmh, a mhic mo thaighe, – сказал Роджер. – «Останься со мной, сын моего дома». Вы это серьезно?
– Ты и сам знаешь.
– Тогда и я серьезно. – Роджер положил руку на плечо Джейми и сжал так, что побелели костяшки. – Я останусь с вами. Мы останемся.
Брианна наконец с облегчением выдохнула – тихо, как сумеречный ветер.
