Книга: Огненный крест. Книга 2. Зов времени
Назад: Глава 98 Умный парнишка
Дальше: Глава 100 Мертвый кит

Глава 99
Брат

Снег начал таять. С одной стороны, я радовалась тому, что становится теплее и сквозь землю пробивается весна, с другой – меня пугала мысль о том, что ледяной барьер, защищавший нас от внешнего мира, вскоре исчезнет.
Джейми не изменил своего решения. Весь вечер он сочинял письмо Милфорду Лиону, выверяя каждое слово. Джейми писал, что теперь готов обдумать предложение мистера Лиона по продаже товара – то есть нелегального виски, – и рад сообщить, что в наличии имеется довольно большое количество. Однако его беспокоит, не случится ли каких проблем с доставкой – не перехватят ли товар таможенные власти и не разворуют ли его в пути, поэтому хотелось бы убедиться, что работу поручат опытному в подобных делах джентльмену – другими словами, контрабандисту, которому известны все ходы и выходы.
Джейми писал, что его хороший друг мистер Пристли из Идентона (которого он, конечно, знать не знал), как и мистер Сэмюел Корнелл, с которым ему выпала честь служить в Губернаторском военном совете, уверил его, будто некий Стивен Боннет – наиболее способный в подобных делах человек с непревзойденной репутацией. Если бы мистер Лион организовал ему встречу с мистером Боннетом, чтобы Джейми мог составить собственное впечатление и убедиться в безопасности рассматриваемого плана, тогда…
– Думаешь, он согласится? – спросила я.
– Если он знает Стивена Боннета или может отыскать его, то да, согласится. – Джейми вдавил отцовское кольцо с выпуклым драгоценным камнем в сургуч. – Такие имена, как Пристли и Корнелл, обычно творят чудеса.
– И если он все-таки отыщет Боннета…
– Тогда я встречусь с ним. – Джейми вытащил кольцо из застывшего воска, оставив ровную вмятину в окружении листочков клубники с герба Фрейзеров. Постоянство, вот что означали эти листочки. Иногда мне казалось, что это просто синоним упрямства.
Письмо Лиону отправили с Фергусом, и я попыталась выкинуть все из головы. Зима еще не кончилась, и если повезет, корабль Боннета попадет в шторм и затонет, избавив нас от кучи проблем.
И все же мысли об этом не покидали меня, и когда после помощи на родах я вернулась домой и обнаружила стопку писем на столе в кабинете Джейми, к горлу подкатил комок.
Ответа от Милфорда Лиона не было – и слава богу! Даже если бы письмо от него пришло, Джейми тут же забыл бы о нем, ведь среди корреспонденции был конверт с его именем, написанным уверенным почерком сестры.
Я едва удержалась, чтобы сразу не вскрыть письмо – и не бросить его прямо в огонь, пока Джейми не увидел, если оно полно резких упреков. Честность взяла свое, и я сумела дождаться возвращения Джейми – он ездил в Салем и теперь был весь в грязи после непроходимых троп. Узнав о том, какое послание его ждет, Джейми быстро сполоснул лицо и руки и направился в кабинет, где аккуратно закрыл за собой дверь, прежде чем вскрыть письмо.
Я заметила, как он сделал глубокий вдох, будто готовился к худшему. Я тихо подошла к Джейми сзади и положила руку ему на плечо, чтобы поддержать.
Почерк у Дженни Фрейзер Мюррей был выверенный, буквы – круглые и изящные, а строки – ровные и легко читаемые.
16 сентября 1771 года
Брат!
Взявшись за перо и написав это одно-единственное слово, я сидела и смотрела на него, пока свеча не сгорела почти на дюйм, а я так и не придумала, что сказать. Если продолжать в том же духе, уйдет ужас как много воска, а затуши я свечу, то зря потратила бы чистый лист бумаги – так что, пожалуй, из соображений бережливости надо писать дальше.
Я могла бы устроить тебе разнос. Мои упреки заняли бы немало места на странице, и бумага сохранила бы то, что мой муж с восхищением называет самой непотребной и отвратительной бранью, которую ему выпала честь услышать за долгие годы. В свое время на придумывание этих непотребств ушло немало сил – не хотелось бы, чтобы все пропало зря. Однако у меня не найдется столько бумаги.
Тем не менее я не хочу бранить или осуждать тебя, ведь ты, возможно, воспримешь это как справедливую кару и сбросишь камень с души, перестанешь корить себя. Это слишком простое наказание; раз уж тебе хочется страдать, так страдай, и пусть это мучает твою душу так же, как мою терзает потеря сына.
И все же я пишу, чтобы простить тебя, – я не просто так взялась за перо, и, хотя сейчас прощение кажется мне сомнительной идеей, я надеюсь, что со временем свыкнусь с ней.
У Джейми глаза на лоб полезли, но он продолжил внимательно читать письмо вслух.
Думаю, тебе интересно, что привело меня к этому решению.
Рано утром в прошлый понедельник я отправилась к Мэгги – у нее родилась еще одна малышка, так что ты снова стал дядей. Симпатичную кроху назвали Анджеликой – как по мне, глупое имя, но она очень красивая, а на груди отметина в виде клубники – хороший знак. Я пробыла у них до вечера, а по дороге домой мой мул случайно наступил в кротовую нору и упал. От этого происшествия досталось нам обоим, и продолжать путь я не могла ни верхом, ни пешком.
Я очутилась на дороге Олдерн, что за холмом после Бэлриггана. Обычно я не стремлюсь оказаться в компании Лири Маккензи – она вернула себе эту фамилию, ведь я ясно дала понять, что мне не по душе использование ею имени «Фрейзер», на которое она не имеет права претендовать, – однако близилась ночь, надвигался дождь, и только там я могла найти пищу и кров.
В общем, я сняла с мула седло и оставила его искать себе пропитание у дороги, а сама захромала в поисках ужина.
Я подошла к дому сзади, прошла мимо огорода и наткнулась на построенную тобой беседку. Виноградные лозы крепко оплели ее, и мне не было видно, что творится внутри. Впрочем, там точно кто-то был – я слышала разговоры.
К тому времени уже начался дождь – несильный, но стук капель по листьям, должно быть, заглушил мой голос, потому что на мой зов никто не откликнулся. Я подошла ближе, точнее, подползла, будто хромая улитка, ибо при падении сильно ушиблась, и правую лодыжку скрутило, и уже собиралась позвать еще раз, как вдруг услышала из беседки непристойные звуки hochmagandy.

 

– Что это? – удивленно взглянула я на Джейми.
– Блудодеяние, – кратко ответил он.
– Вот как. – Я заглянула через его плечо в письмо.

 

Конечно, я тут же замерла, думая, что мне делать. Судя по голосу, там задирала ноги Лири, но кто был с ней, я не представляла. Лодыжка у меня раздулась, как пузырь, идти дальше я не могла, вот и пришлось стоять под дождем и слушать все эти непристойности.
Ухаживай за ней кто-то из местных, я бы об этом знала, однако она ни на кого не обращала внимания, хотя некоторые пытались завоевать ее расположение. В конце концов, у нее есть Бэлригган, а на твои деньги она живет, как лэрд.
Меня переполнила ярость, а еще больше – изумление. Почему я сердилась? Каким бы неразумным ни показался мой гнев в данных обстоятельствах, гневалась я за тебя. Это ощущение охватило меня изнутри, и я с неохотой была вынуждена признать, что мои чувства к тебе все-таки никуда не делись.

 

Здесь письмо обрывалось – видимо, Дженни пришлось отвлечься на какие-то домашние дела. Ее рассказ продолжался уже на другой странице с новой датой.
18 сентября 1771 года
Мне то и дело снится младший Иэн…
– Что? – воскликнула я. – К черту младшего Иэна, кто был там с Лири?
– Хотелось бы знать, – пробормотал Джейми. Кончики его ушей налились кровью.
Мне то и дело снится младший Иэн. Во сне я чаще всего вижу нашу повседневную жизнь, и Иэн здесь, в Лаллиброхе, но иногда мне снится и его жизнь среди дикарей – если он действительно еще жив (а я убеждаю себя, что, будь иначе, сердце подсказало бы мне).
Получается, заканчиваю я тем же, с чего начинала – с одного-единственного слова «брат». Ты мой брат так же, как Иэн мой сын, вы оба – моя плоть, мой дух, и так будет всегда. Потеря Иэна преследует меня во сне, а потеря тебя, Джейми, не дает мне спокойно бодрствовать.
Джейми на мгновение остановился и, сглотнув, уверенным тоном продолжил читать.
Все утро я писала письма, раздумывая, стоит ли заканчивать послание к тебе или лучше бросить его в огонь. Теперь я разобралась со счетами, написала всем, о ком вспомнила, тучи разошлись, выглянуло солнце, и на мой письменный стол у окна падает тень от маминых роз.
Мне часто кажется, что мама со мной разговаривает, хотя прошло уже столько лет. Правда, сейчас я и так знаю, что она хотела бы сказать. И я не сожгу это письмо.
Ты ведь помнишь тот день, когда я запустила в тебя сливочником и он разбился о твою голову? Знаю, что помнишь, ты как-то рассказывал об этом Клэр. Я не хотела признаваться, и ты взял всю вину на себя, однако отцу все было известно, и он наказал нас обоих.
Я уже неоднократно стала бабушкой, волосы поседели, а щеки по-прежнему краснеют от стыда и внутри все сжимается при мысли о том, как отец заставил нас встать рядом на колени и перегнуться через скамейку. Когда он бил тебя плеткой, ты визжал и скулил, точно щенок, а я едва дышала и не осмеливалась повернуть голову. Настал мой черед, но меня настолько переполняли эмоции, что я едва почувствовала удары. Ты наверняка возмутишься и скажешь, что отец просто был со мной помягче, ведь я девочка. Что ж, может, и так, а может, нет, Иэн вот с дочерями очень великодушен.
Прочитав это, Джейми усмехнулся.
– Да, это точно, – пробормотал он, а затем потер нос и продолжил читать, барабаня пальцами по столу.
Потом отец сказал, что выпорет тебя еще раз – за вранье, – ведь правда была ему известна. Я хотела встать и смыться, но он приказал мне сидеть на месте, прошептав, что, хотя за мою трусость расплачивается брат, мне тоже должно достаться.
Во второй раз ты не проронил ни звука, помнишь? Надеюсь, ты не почувствовал удары плеткой по спине, а вот я ощутила каждый.
В тот день я поклялась, что больше никогда не проявлю трусость.
Наверное, это и правда трусливо – продолжать винить тебя в том, что случилось с младшим Иэном. Я всегда знала, каково это – любить мужчину, будь то муж или брат, любовник или сын. Опасное это дело.
Мужчины отправляются куда хотят, поступают, как им должно, и женщина не вправе приказать им остаться или упрекать их за то, какие они есть – за то, что они не возвращаются.
Я знала это, когда отправила Иэна во Францию с крестом из березы и завязанным восьмеркой локоном моих волос, молясь, чтобы он вернулся ко мне, к моему телу и душе. Я знала это, когда отдала тебе четки и проводила тебя в Леох в надежде, что ты не забудешь Лаллиброх и меня. Я знала это, когда малыш Джейми поплыл на Тюлений остров, когда Майкл сел на пароход до Парижа, и я должна была знать об этом, когда младший Иэн отправился за тобой.
Но я благодарна судьбе: мои мужчины всегда возвращаются. Пусть искалеченные, пусть иногда с ожогами и травмами, хромые, оборванные и потрепанные, я всегда получаю их обратно. Я стала считать, что имею на это право… Я ошибалась.
Со времен Восстания я повидала немало вдов. Не знаю, с чего я взяла, что сумею избежать их участи, что одна я не потеряю никого из моих мужчин, а только малышку, мою девочку Кейтлин. Потеряв ее, я берегла Иэна, как сокровище, как зеницу ока, ведь он был последним, кого я выносила.
Я все еще считала его малышом, когда должна была считать мужчиной. Поэтому я прекрасно понимаю, что даже если ты мог бы его остановить, то не стал бы – ведь ты тоже из проклятого мужского рода.
Я почти дописала до конца страницы; расточительно начинать новую.
Мать очень любила тебя, Джейми, и когда она узнала, что умирает, то позвала меня и наказала заботиться о тебе. Как будто я когда-то переставала.
Нежно любящая тебя сестра,
Джанет Флора Арабелла Фрейзер Мюррей

 

Еще немного подержав письмо в руках, Джейми осторожно положил его на стол, опустил голову и подпер ее одной рукой, так что его лица я не видела. Другую руку он запустил в волосы и, потирая затылок, стал медленно качать головой. Его дыхание то и дело едва слышно прерывалось.
Наконец он убрал руку и, поморгав, посмотрел на меня. Щеки у него раскраснелись, в глазах стояли слезы, а в выражении лица поразительно смешались замешательство, ярость и смех – последний лишь слегка выделялся на фоне других эмоций.
– О боже. – Джейми шмыгнул носом и вытер слезы тыльной стороной ладони. – Господи. Как она, черт возьми, это делает?
– Что делает? – Я вытащила из лифа чистый носовой платок и подала ему.
– Заставляет почувствовать себя восьмилетним мальчишкой. И вдобавок идиотом. – Джейми вытер нос и осторожно коснулся рукой примятых роз.
* * *
Я очень обрадовалась письму Дженни, ведь теперь на сердце у Джейми станет легче. В то же время мне безумно хотелось узнать, чем закончился тот инцидент, о котором начала рассказывать Дженни. Джейми продолжение наверняка интересовало еще больше, хотя он тщательно это скрывал.
Спустя примерно неделю пришло письмо от его зятя Иэна: тот, как всегда, сообщал новости из Лаллиброха и Брох-Мхода, однако ни словом не обмолвился ни о приключениях Дженни близ Бэлриггана, ни о ее последующем открытии в увитой виноградом беседке.
– Спросить об этом прямо нельзя? – осторожно предложила я. Сидя на заборе, я наблюдала за Джейми, который готовился кастрировать выводок поросят. – Ни Иэна, ни Дженни?
– Нет. В конце концов, мне-то что? Пусть когда-то она была моей женой, сейчас она точно таковой не является. Если хочет завести любовника, ее дело. Пускай. – Джейми топнул по ножным мехам, раздувая небольшой костер, в котором нагревался прижигатель, и вытащил из-за пояса ножницы для кастрации. – С какой стороны подойдешь к делу, саксоночка?
Выбрать предстояло между тем, что тебя с большой вероятностью укусят при зажимании зубов, и тем, что тебя точно обгадят при атаке с другого конца. К несчастью, правда заключалась в том, что Джейми был куда сильнее меня, и, хотя ему не представляло труда кастрировать животное, у меня все же имелись профессиональные знания. Таким образом, мой выбор был продиктован соображениями практичности, а не героизмом, и я была в полной готовности: в башмаках на деревянной подошве, в плотном холщовом фартуке и потрепанной рубахе, которая когда-то принадлежала Фергусу и после свинарника направится прямиком в огонь.
– Ты держишь, я режу. – Я слезла с ограждения и взяла ножницы.
Последовала краткая, но шумная интерлюдия, после которой пятеро поросят отправились за утешительным угощением из объедков с кухни – под хвостом густо намазано смесью дегтя и живицы, чтобы избежать заражения.
– Что скажешь? – спросила я, глядя, как они с явно довольным видом принимаются за еду. – Что бы ты выбрал на месте поросенка – оставить яйца и самому добывать пропитание или лишиться их и барахтаться в роскоши? – Этих малышей будут держать в небольшом загоне и кормить жидким пойлом, чтобы их мясо было нежнее, а большинство свиней выпускали в лес, где они сами искали себе еду.
Джейми покачал головой.
– Вряд ли им будет недоставать того, чего у них никогда не было. К тому же у них есть еда. – Он оперся на забор, глядя, как закрученные хвостики машут и вертятся от удовольствия – похоже, крошечные ранки под ними были уже забыты. – Вдобавок иногда от яиц у мужчин одни горести, а не радости, хотя при этом я не встречал таких, кто хотел бы с ними распрощаться.
– Священники, пожалуй, считают их излишней ношей. – Я осторожно отлепила заляпанную рубаху от тела и стащила ее через голову. – Фух! Ничто не воняет так, как поросячьи экскременты!
– Даже трюм на корабле работорговца и разлагающийся труп? – смеясь, спросил Джейми. – Гноящиеся раны? Козел?
– Поросячье дерьмо, – решительно ответила я. – Вне конкуренции.
Джейми забрал у меня скомканную рубаху и разорвал на полосы, оставив чистые для протирания инструментов и заделывания щелей. Остальное бросил в огонь и отошел в сторону, когда вонючий дым понесло в нашу сторону.
– Был еще Нарсес. Великий генерал – по крайней мере, так говорили, – хотя и евнух.
– Наверное, разум мужчины работает лучше, если не на что отвлекаться, – со смехом предположила я.
В ответ Джейми лишь коротко усмехнулся, хотя мой комментарий его явно повеселил. Он забросал тлеющие угли землей, я забрала прижигатель и горшок с дегтем, и мы направились домой.
Из головы все не шел этот его комментарий – про то, что «иногда от яиц у мужчин одни горести, а не радости». Интересно, Джейми говорил в общем, или в его словах таился намек на конкретного человека?
В рассказах Джейми о недолгом браке с Лири Маккензи – кратких рассказах, по нашему обоюдному согласию, – не было ни намека на то, что она физически привлекала Джейми. Он женился на ней из-за одиночества и чувства долга, желая найти хоть какую-то пристань в жизни, опустевшей после его возвращения из Англии. По крайней мере, так он сказал.
И я ему верила. Джейми был человеком чести и долга, и я понимаю его одиночество в тот момент – ведь я чувствовала то же самое. С другой стороны, я знала его тело почти так же хорошо, как свое собственное. Оно было способно как вынести тяжелые муки, так и испытать невероятное удовольствие.
Большую часть времени мне удавалось не вспоминать о том, что однажды Джейми разделял с Лири постель, пусть недолго и, по его словам, без удовлетворения. Но я помнила, что она была и оставалась довольно привлекательной женщиной.
* * *
Оставшуюся часть дня Джейми был молчалив и погружен в свои мысли, хотя заставил себя пообщаться с Фергусом и Марсали с детьми, когда те заглянули к нам после ужина. Он учил Жермена играть в шашки, пока Фергус по просьбе Роджера вспоминал слова баллады, услышанной на улочках Парижа в его бытность юным воришкой-карманником. Женщины устроились у очага с вышивкой и вязанием и в связи с продвигающейся беременностью Марсали и помолвкой Лиззи начали рассказывать другу другу леденящие кровь истории о родах.
– Ребенок лежал на боку, размером с полугодовалого поросенка…
– Ха, а у Жермена, по словам акушерки, голова была точно пушечное ядро и смотрела в обратную сторону, вот уж какой изворотливый…
– У Джемми тоже была огромная голова, но трудности вызвали плечи…
– …le bourse… дамская «сумочка» – это, понимаешь, ее…
– Средства к существованию, да, ясно. А потом, когда покупатель лезет пальцами в ее сумочку…
– Нет, ты пока не ходишь, сейчас мой ход – я съел твою шашку здесь, значит, могу пойти сюда
– Merde!
– Жермен! – крикнула Марсали. Она гневно взглянула на своего отпрыска, и тот, ссутулив плечи и выпятив нижнюю губу, хмуро уставился на шашечную доску.
– Не переживай, дружище, ладно? Теперь твой ход, и ты можешь пойти вот сюда, сюда или сюда
– …Avez-vous ête a la selle aujourd’hui?.. и он, значит, спрашивает у шлюхи…
– «Были ли вы сегодня… в седле?» Или, скорее, «Вы сегодня ездили верхом?»
Фергус засмеялся, и кончик его аристократического носа порозовел от веселья.
– Вот это перевод.
– Да? – с полуулыбкой спросил Роджер, изогнув бровь.
– Еще так выражаются французские доктора, – вставила я, заметив его непонимание. – В разговорной речи это означает: «У вас сегодня был стул?»
– Возможно, та самая леди – une specialiste, – радостно объяснил Фергус. – Знавал я одну, которая…
– Фергус! – Марсали вся залилась краской, хотя скорее от веселья, чем от ярости.
– Я понял, – пробормотал Роджер. Его брови по-прежнему были подняты, словно он изо всех сил пытался разобраться в нюансах перевода этого трудного отрывка. Интересно, удастся ли ему положить его на музыку.
– Comment sont vos selles, grandpere? – дружелюбным тоном спросил Жермен, явно знакомый с такой линией общения. «Как твой стул, дедушка?»
– Никаких проблем, – заверил его дед. – Ешь кашу каждое утро, и никогда не будет геморроя.
– Ну да!
– Действительно так, – кивнул Джейми.
Брианна густо покраснела и едва слышно прыснула. Сидящий у нее на коленях Джемми засуетился.
– Le petit rouge ест кашу, – наблюдательно отметил Жермен и хмуро взглянул на Джемми, который с закрытыми глазами довольно сосал грудь матери. – А он кладет себе в штаны.
– Жермен! – одновременно воскликнули все женщины.
– Действительно так, – в точности изобразил он интонацию дедушки. С горделивым видом Жермен повернулся спиной к женщинам и начал строить башню из шашек.
– Не хочет отпускать грудь, – кивком показала Марсали на Джемми. – Как и Жермен, но у него не было выбора – как и у бедной малышки Джоани. – Она с грустной улыбкой посмотрела на свой живот, который понемногу округлялся от третьего ребенка.
Роджер и Бри едва заметно переглянулись, после чего на лице Брианны появилась загадочная улыбка, точно как у Моны Лизы. Она устроилась поудобнее и погладила Джемми по голове. Все было понятно без слов – Бри будто хотела сказать ему: «Наслаждайся, милый, пока можно».
Я удивленно посмотрела на Джейми. Он тоже заметил их переглядки и перед тем, как повернуться к шашечной доске, одарил меня мужским вариантом загадочной улыбки Брианны.
– А я люблю кашу, – робко вставила Лиззи, пытаясь сменить тему. – Особенно с медом и молоком.
– Точно, – сказал Фергус, вспомнив, о чем прежде шла речь. Обернувшись к Роджеру, он поднял палец. – Горшки с медом. В припеве, когда слетаются жужжащие les abeilles, пчелки…
– Да, да, верно, – умело перехватила нить разговора миссис Баг. – Каша с медом лучше всего для кишечника, хотя иногда и это не помогает. Знавала я одного – целый месяц не мог опорожниться!
– Он не пробовал использовать шарик воска, обкатанный в гусином жире? Или отвар из виноградных листьев? – тут же переключился Фергус – большой специалист по слабительным средствам и суппозиториям.
– Все пробовал, – заверила его миссис Баг. – Кашу, сушеные яблоки, вино с желчью быка, выпитую в полночь воду… Ничего не помогало. В деревне только об этом и судачили, начали делать ставки, а у бедняги уже и лицо посерело. Оказалось, нервные спазмы, отчего его кишки и скрутились, точно подтяжки…
– Он взорвался? – с любопытством спросил Жермен.
– Нет, дружочек, – смеясь, покачала головой миссис Баг. – Хотя говорили, что до этого едва не дошло.
– Что же ему в итоге помогло? – поинтересовался Джейми.
– То, что она наконец сказала «да» мне, а не другому парню. – Мистер Баг, продремавший весь вечер в углу, встал, потянулся и положил руку на плечо жены. Она посмотрела на него, и мистер Баг нежно ей улыбнулся. – Это точно было большое облегчение.
* * *
Спать мы отправились поздно. Веселый вечер закончился тем, что Фергус спел целиком длиннющую балладу проститутки – Джейми и Жермен отбивали ритм руками по стулу, а все остальные аплодировали.
Джейми лег на подушку, скрестив руки под головой, и то и дело посмеивался, вспоминая отрывки из песни. Было довольно холодно – стекла запотели от нашего дыхания, – но Джейми не надел ночной рубашки, и я любовалась им, расчесывая волосы.
Он почти оправился от укуса змеи, правда, немного похудел – ключица выпирала изящным изгибом, а под кожей на руках проступали мышцы. Кожа на груди была бронзовой там, где ее обычно не закрывала рубашка, и белоснежной, усеянной рисунком из голубых вен с обратной стороны рук. Тень падала на выдающиеся черты его лица, а свет янтарем отражался от волос и красно-коричневым и золотистым оттенком касался обнаженного тела.
– Свет от свечи превращается в тебя, саксоночка, – с улыбкой произнес Джейми, и я заметила, что он смотрит на меня. Его голубые глаза были цвета бескрайнего океана.
– Я хотела сказать то же самое о тебе.
Я встала и отложила щетку. Волосы – чистые, мягкие, блестящие – облаком окутали мои плечи. От них, как и от моей кожи, пахло календулой и подсолнечником. Купаться и мыть голову зимой – дело непростое, но я не собиралась ложиться спать, воняя поросячьим дерьмом.
– Тогда пусть горит, – остановил меня Джейми, когда я наклонилась задуть свечу. Он взял меня за запястье и потянул к себе. – Ложись в кровать и дай мне полюбоваться тобой. Мне нравится, как отражается в твоих глазах свет – прямо как виски, когда льешь его на телячий рубец и ставишь на огонь.
– Как поэтично, – пробормотала я, но не возразила, когда он подвинулся, а затем развязал и стянул с меня сорочку. В комнате было прохладно, и мои соски сразу затвердели, но, когда Джейми со стоном от удовольствия прижал меня к себе, я ощутила сладостное тепло его груди.
– Наверное, меня вдохновила песня Фергуса, – сказал он, накрывая мою грудь ладонью и приподнимая ее с восхищенным и оценивающим взглядом. – Боже, у тебя замечательная грудь. Помнишь куплет, где поется, что груди у той леди были такие огромные, что она могла обернуть ими свои уши? Твои, конечно, не настолько большие, но не получится ли обернуть ими…
– По-моему, для этого необязательно иметь гигантскую грудь, – заверила я его. – Подвинься выше. К тому же ими не оборачивают, а скорее, сжимают, и моих вполне хватит… Видишь?
Джейми издал довольный стон.
– Да, ты права. Это… – Он перевел дыхание. – О, выглядит прекрасно, саксоночка, по крайней мере отсюда.
– У меня тут тоже интересный вид, – сказала я, стараясь не рассмеяться и не заработать косоглазие. – Так кто из нас будет двигаться?
– Давай пока я. Кожу не натирает, саксоночка? – спросил Джейми.
– Немного. Подожди… – На столике у кровати я нащупала баночку с миндальной мазью, которую использовала в качестве крема для рук, открыла крышку и зачерпнула пальцем. – Так намного лучше. Согласен?
– О, да-а.
– Там ведь был еще один куплет? – задумчиво спросила я, выпустив его на мгновение, и медленно провела намазанным кремом пальцем вдоль его ягодицы. – Про то, что проститутка сделала с мальчиком из хора?
– О господи!
– Верно, в песне он так и сказал.
* * *
Уже позже, в темноте, я проснулась от его прикосновений. В приятно сонном состоянии я не стала двигаться, позволив ему делать то, что захочется.
Мои мысли едва цеплялись за реальность, и я не сразу поняла, что что-то не так. Понадобилось еще какое-то время, чтобы сосредоточиться и взбодриться. Наконец мне удалось открыть глаза и окончательно выбраться из полусна.
На лицо склонившегося надо мной Джейми падало тусклое свечение затухшего очага. Губы у него были приоткрыты, и он слегка хмурился и двигался с закрытыми глазами, словно на автомате. Хотя мысли путались, я изумленно подумала: «Неужели он делает это во сне?»
Пот тонкой пленкой поблескивал на его высоких скулах, на длинной прямой переносице, на изгибах обнаженного тела.
Его ласки казались непривычно монотонными, будто он занимался какой-то рутинной работой. Прикосновения были знакомыми, но странно безличными. По-прежнему не открывая глаз, Джейми скинул с меня одеяло и с несвойственной ему грубостью раздвинул мне ноги. Брови у него были сдвинуты, вид хмурый и сосредоточенный. Я непроизвольно сдвинула ноги и увернулась от него. Тогда он прижал меня за плечи, снова раздвинул мне ноги коленом и резко вошел в меня.
Я возмущенно и испуганно вскрикнула, и Джейми открыл глаза. Его лицо было в паре сантиметров от моего, и он сначала рассеяно уставился на меня, а потом его взгляд сфокусировался, и он понял, что происходит. И замер.
– Кто я, по-твоему, черт возьми? – яростно прошептала я.
Джейми отскочил и спрыгнул с кровати, сдернутые простыни свесились до пола. Он схватил свои вещи с крючка, в два прыжка добрался до двери, а открыв ее, выбежал и с грохотом захлопнул.
Ужасно напуганная, я зарылась обратно в одеяло, чувствуя изумление, гнев и не до конца веря в произошедшее. Я потерла лицо руками, стараясь по-настоящему взбодриться. Уж мне-то это точно не приснилось?
Нет. Снилось ему. Джейми то ли дремал, то ли действительно спал, и ему, черт возьми, показалось, что я – чертова Лири! Другого объяснения я не находила: он никогда не касался меня так, как в этот раз – с каким-то мучительным нетерпением и раздражением.
Я легла, однако заснуть было решительно невозможно. Несколько минут я вглядывалась в неясные очертания балок, а потом уверенно встала и оделась.
Дворик перед домом ярко освещала луна, было холодно и промозгло. Я вышла на улицу, осторожно прикрыла за собой кухонную дверь и, закутавшись в накидку, прислушалась. На холоде ничто не шевелилось, лишь ветер вздохом откликался среди сосен. Правда, откуда-то издалека донесся слабый размеренный шум, и я осторожно пошла сквозь темноту в сторону этого звука.
Сенной амбар был открыт.
Скрестив руки и опершись о дверной косяк, я стала наблюдать за Джейми: он носился туда-сюда в лунном свете, бросая вилами сено, чтобы выместить гнев.
Женщин Фрэнка я почти не встречала – он был осмотрителен, – однако порой я замечала, как он обменивается с одной из них взглядом на вечере для преподавателей или в местном супермаркете. Внутри меня закипала черная ярость, за которой следовало чувство замешательства – что же с этой яростью делать?
В ревности нет никакой логики.
Лири Маккензи была за четыре тысячи миль от нас, и вряд ли мы когда-нибудь снова ее увидим. Фрэнк находился еще дальше, и его по эту сторону могилы мы точно больше не увидим.
Нет, в ревности нет никакой логики.
Мне становилось холодно, но я не уходила. Джейми заметил мое присутствие: я поняла это по тому, как он сосредоточил взгляд на работе. Несмотря на холод, он вспотел, тонкая рубашка темным пятном прилипла к спине. Наконец он воткнул вилы в стог сена и сел на скамейку из половины бревна. Потом склонил голову на ладони, запустил пальцы в волосы и стал с силой тереть ими.
– Не понимаю…
– Чего? – Я подошла и села рядом, подобрав под себя ноги. От Джейми пахло по́том, миндальным кремом и отдаленно – недавней похотью.
Он посмотрел на меня искоса и кратко ответил:
– Ничего, саксоночка.
– Все так плохо? – Я осторожно провела рукой по его спине.
Джейми глубоко вздохнул, выпуская воздух сквозь сжатые губы.
– Когда мне было двадцать три, я не понимал, как такое может быть – смотришь на женщин, и внутри все будто тает, но при этом кажется, что можешь свернуть горы. Когда мне было двадцать пять, я не понимал, как можно одновременно относиться к женщинам с заботой и брать силой.
– К женщинам? – спросила я, и в ответ получила то, что хотела – изгиб губ и взгляд, который пронзил до самого сердца.
– К одной женщине, – сказал он. Я положила руку ему на колено, и Джейми взял ее и крепко сжал, будто боялся, что я ее вырву. – Только к одной, – хрипло повторил он.
В амбаре было тихо, и я придвинулась поближе к Джейми. Совсем чуть-чуть. Сквозь широко раскрытую дверь луна тускло освещала собранное в стог сено.
– И это, – добавил он, сжимая мои пальцы еще крепче, – я как раз сейчас не понимаю. Я люблю тебя, моя темноволосая. Полюбил с первого взгляда и буду любить до конца времен, и пока ты рядом со мной, этот мир меня радует.
Окутанная волной тепла, в ответ я успела лишь сжать его ладонь, а Джейми, взглянув на меня с таким отчаянным недоумением, что приобрел едва ли не комичный вид, продолжал:
– И при всем этом, Клэр, почему – во имя всего святого! – почему мне хочется отправиться в Шотландию, поймать мерзавца, чьего имени и лица я даже не знаю, и убить его за сношение с женщиной, на которую я не имею никаких прав и с которой не могу и трех минут пробыть в одной комнате?
Свободную руку он сжал в кулак и стукнул по бревну с такой силой, что вибрация прошла по дереву под моими ягодицами.
– Я не понимаю!
Я едва не сказала в ответ: «А я, думаешь, понимаю?», но вместо этого промолчала и легким касанием погладила костяшки его пальцев. Я хотела не столько проявить нежность, сколько успокоить его, и Джейми так это и воспринял.
Затем он вздохнул, сжал мою руку и поднялся.
– Я дурак.
Джейми, похоже, ждал от меня какого-то подтверждения, так что я услужливо кивнула:
– Возможно. Но ты ведь не собираешься в Шотландию?
Не ответив, он начал с мрачным видом ходить взад-вперед, поддевая комки засохшей грязи, разлетавшейся, точно маленькие бомбы. Я терпеливо ждала.
– Хорошо, – сказал Джейми таким тоном, будто объявлял закон. – Я не знаю, почему меня так раздражает, что Лири ищет компанию другого мужчины… Нет, неправда. Я прекрасно знаю почему. И дело не в ревности. Или… ладно, ревность не главное. – Он посмотрел на меня так, будто призывал возразить ему, однако я держала рот на замке. Джейми с шумом выдохнул через нос и, опустив взгляд, сделал глубокий вдох. – Что ж, если быть честным. – Он сжал губы. – Почему? – выкрикнул он, глядя на меня. – Что в нем такого?
– В ком? В мужчине, с которым она…
– Она ненавидела заниматься этим! – перебил меня Джейми, растоптав в порошок ком земли. – Может, я льщу самому себе, или это ты льстишь мне… – Он хотел сердито посмотреть на меня, но взгляд получился смущенным. – Это я… все дело во мне?..
Я не понимала, каких именно слов он от меня ожидает – «Конечно, да!» или «Конечно, нет!», – и в итоге ответила ему улыбкой, которая как бы говорила и то и другое.
– Ладно, – неохотно сказал Джейми. – Я не считал, что дело во мне. До того как мы поженились, даже Лири я довольно-таки нравился.
Он посмотрел на меня – видимо, я слегка усмехнулась.
– Я решил, что она, наверное, не любит мужчин вообще или же сам процесс. И если это так… если это не по моей вине, то все не так уж плохо, хотя мне почему-то казалось, что я должен как-то это исправить…
Джейми ушел в свои мысли, нахмурился и со вздохом продолжил:
– Наверное, я ошибался. Наверное, дело все-таки было во мне. И эта мысль не дает мне покоя.
– Я думаю, дело было в ней, а не в тебе, – уверенно сказала я. – Хотя, конечно, я могу быть необъективной. Она ведь пыталась убить меня.
– Что-что? – с непонимающим видом обернулся Джейми.
– А ты разве не знал?
Неужели я ему не рассказывала? Видимо, нет. То одно, то другое – на тот момент это не казалось важным, и я не думала, что когда-либо снова увижу ее. А потом… ну, потом это и не было важным. Я вкратце рассказала, как Лири направила меня к Гейлис Дункан в Крейнсмур в тот день, когда ту должны были арестовать за ведьмовство. Лири прекрасно об этом знала и надеялась, что меня заберут вместе с Гейлис, – как и произошло.
– Мерзкая чертовка! – изумленно крикнул Джейми. – Я и понятия не имел… Боже, саксоночка, думаешь, я женился бы на ней, знай я, что она такое натворила!
– Ну, ей тогда было всего шестнадцать. – Учитывая обстоятельства, я сумела проявить терпимость и выказать прощение. – Может, она не осознавала, что нас подвергнут суду и приговорят к сожжению. Наверное, просто хотела навредить – думала, если меня признают ведьмой, я тебе разонравлюсь.
Джейми лишь усмехнулся в ответ, затем еще немного беспокойно походил туда-сюда. Рассыпанная солома шуршала под его босыми ногами.
Наконец он остановился, шумно вздохнул и наклонился, положив голову мне на плечо и оперевшись рукой о скамейку.
– Прости, – прошептал он.
Я обняла Джейми за плечи и притянула к себе так сильно, пока он не вздохнул еще раз и не расслабил напряженные плечи. Я отпустила его, и он встал и подал мне руку.
Мы закрыли амбар и, держась за руки, молча пошли к дому.
– Клэр, – вдруг робко промолвил он.
– Да?
– Не подумай, я вовсе не оправдываюсь. Просто я хотел спросить… ты когда-нибудь думаешь о Фрэнке? Когда мы… – Джейми остановился и откашлялся. – Тень этого англичанина иногда проступает на моем лице?
И что мне было на это ответить? Солгать я не могла, но как сказать правду, чтобы Джейми понял, чтобы не обидеть его?
Я сделала глубокий вдох и выдохнула, глядя, как пар изо рта, кружась, рассеивается.
– Я не хочу заниматься любовью с призраком, – твердо сказала я. – И ты, думаю, тоже. Однако призраки, бывает, думают иначе.
Джейми издал едва различимый звук, почти похожий на смех.
– Да, наверное. Интересно, в постели англичанина Лири понравилось бы больше, чем в моей?
– Если так, то она получила бы по заслугам, – сказала я. – Но если тебе нравится в моей, то предлагаю в нее вернуться. Тут чертовски холодно.
Назад: Глава 98 Умный парнишка
Дальше: Глава 100 Мертвый кит