6

– Внимание всем! Сорок минут до начала снижения. Приготовиться занять места согласно посадочному расписанию! – голос капитана Майкла Камински из динамиков был предельно сух и официален.

– Сорок минут! – Соболиные брови Николь Герсамия, второго врача и биолога экспедиции, приподнялись, на алебастровый лоб легла нежная морщинка. – За это время можно влюбиться в мужчину и разочароваться в нем. Куда торопиться? Я кофе еще не допила.

– Влюбись в меня, – предложил второй навигатор Джереми Лонгфилд – рыжий, высокий, длиннорукий и длиннолицый марсианин с британскими корнями. – Обещаю не разочаровать.

– Обещать вы умеете, – согласилась Николь.

– Точно так же, как вы обобщать, – буркнул Джереми.

Он положил глаз на биологиню с самого момента знакомства, случившегося неделю назад на базе в Селенограде, где экипаж «Секрета» и члены экспедиции проходили окончательные тесты на психологическую совместимость. Проблема состояла в том, что не все из них знали друг друга лично и, если бы кто-то кому-то активно не понравился, пришлось бы произвести срочную замену.

– Джереми, друг мой, – вздохнула Николь. – Будем реалистами. Ты марсианин, а я лунянка. Твои предки – британцы. Мои – французы, грузины и русские. Ты христианин, я за малым не воинствующая атеистка. Но и это еще не все. Тебе сколько лет?

– Можно подумать, ты не знаешь. Тридцать пять.

– И ты рожден на Земле, так?

– Ну да. А что?

– Ничего. Просто мне двадцать восемь, и я рождена на Луне, уже после Катастрофы. Мы слишком разные, понимаешь?

– Нет, не понимаю, – покачал головой Джереми. – И вряд ли когда-нибудь пойму.

– Вот видишь! В этом-то и беда.

– Погоди, – подал голос старпом Малина, который всегда и во всем любил доходить до конца. – Я, понятное дело, не биолог и не врач, но что ты хочешь этим сказать – слишком разные? Прозвучало так, что мы чуть ли не разные биологические виды.

– Нет, разумеется. Но разница уже есть. Именно на биологическом уровне. К примеру, организм лунянина слабее физически, что и понятно, учитывая нашу и марсианскую гравитации. Но зато у нас быстрее реакция, выше скорость прохождения сигналов по нервам. Или взять эмоциональную сферу. Считается, что среди марсиан больше романтиков и эмпатов, а луняне в целом чаще полагаются на ум, а не сердце. Хотя здесь, конечно, точные измерения провести невозможно. В любом случае условия жизни определяют наши биологические параметры, никуда не денешься. Закон приспособляемости никто не отменял. Так что с каждым поколением мы будем все больше отличаться друг от друга, пока и впрямь не станем разными, хотя и близкородственными видами.

– Если это и произойдет, то очень не скоро, – заметила историк и социолог Ирина Архипова. – Инерцию миллионов лет эволюции на Земле тоже просто так не отменить. Хочу также заметить, что никогда еще человечество не было столь едино, как сейчас. Несмотря на то, что разделяют нас десятки миллионов километров космического пространства.

– Еще бы, – усмехнулась Николь. – Жить захочешь – объединишься.

– Увы, – вздохнула Ирина. – Это не всегда срабатывает. Яркий пример – та же Катастрофа. Как мы знаем, даже перед лицом неминуемой гибели страны соцлагеря не объединились с капиталистическими. И наоборот.

– Предатели рода человеческого, – заявил Джереми. – Все-таки политика – абсолютное зло, кто бы что ни говорил. И главное, виноватых не найти, все умерли.

– Неважно, кто виноват, – сказала Ирина. – Важно, что делать.

– Это мы знаем! – бодро заметил старпом, поднимаясь с кресла. Гравигенераторы Нефедова работали в штатном режиме, и люди не испытывали неудобств с невесомостью.

– Что? – поинтересовалась Николь, делая глоток кофе и глядя на Малину поверх чашки.

– Отправляться по местам. Согласно посадочному расписанию. – Старпом посмотрел на часы. – Самое время. И побольше оптимизма, дамы и господа. Как бы то ни было, нас ждет родина.

Родина встретила их как смогла – внезапно возникшим на пути ММК «Секрет» мощным грозовым фронтом. Как раз в тот момент, когда до поверхности оставалось каких-то девятнадцать километров и «Секрет» снижался, выпустив крылья. По идее, никакая гроза не могла повредить кораблю, но Камински решил не рисковать. В конце концов он впервые в жизни садился на Землю и слишком хорошо знал разницу между опытом, полученным на тренажере, пусть и самом совершенном, и практикой. Поэтому направил «Секрет» в обход грозы и посадил корабль в ста тридцати километрах к западу от намеченной ранее точки. Посадил, впрочем, мастерски. Словно всю жизнь только этим и занимался.

– Высота – ноль, – доложил бортовой компьютер. – Скорость – ноль. Поздравляю, капитан!

Голос был сгенерирован с голоса некогда популярного американского киноактера Грегори Пека. Капитан «Секрета» не был фанатом Пека (хотя некоторые фильмы с его участием Камински нравились), но признавал, что выбор удачный – голос «бортача» совершенно не раздражал, а иногда даже казалось, что в нем звучат самые настоящие человеческие нотки. Корабельный первый врач на все руки и по совместительству психолог Стивен Новиков утверждал, что все это игры сознания и подсознания и на самом деле никаких «человеческих ноток» в искусственно сгенерированном голосе нет и быть не может. Но при этом был совершенно не против того, чтобы те, кто хочет, считали, что они есть. Стивен вообще был в этом смысле большим либералом. – Можете думать, что угодно, – говорил он, посмеиваясь, – главное, чтобы вы управляли своими мыслями, а не наоборот.

– А где граница, док? – спрашивали его. – Как это определить?

– Очень просто, – отвечал Новиков. – Все мы верим в существование корабельного, так?

Спрашивающий отводил глаза, не зная, как реагировать на провокационный вопрос. Корабельный считался близким родственником домового, но признаваться в том, что действительно веришь в его существование, было как-то не принято. Особенно корабельному психологу.

– Верим, верим, не будем лукавить, – пренебрежительно махал рукой Стив. – Но одно дело верить, а другое – видеть. Чувствуете разницу?

– Ага, – отвечали ему. – Чувствуем. То есть слуховая галлюцинация – это фигня, а вот ежели зрительная, то пора сдаваться в психушку?

– Знаете что, – вздыхал психолог, – забейте. Будем считать, что все мы обладаем исключительной психической устойчивостью. До тех пор, пока я не заподозрю обратное.

«Секрет» был построен из великолепных и уникальных по своему качеству материалов, звукоизоляция на высоте, но в рубке было слышно, как постепенно затихает гул мощных электромагнитов, задействованных в двигательной установке корабля, и сквозь него начинает пробиваться негромкое сухое потрескивание остывающей обшивки и едва слышное урчание гравигенераторов.

– Прибыли, – сказал Камински. – Всем спасибо. Отличная работа. Определяемся с точным местонахождением и начинаем высадку по плану.

– А что тут определяться? – подала голос первый навигатор лунянка Пейжи Нун. – Мы в России.

– Смешно, – проронил Камински.

– Особенно мне, – подтвердил Малина.

– Извините, – сказала Восхищенная Радугой Крестьянка (так в приблизительном переводе могли бы звучать имя и фамилия первого навигатора). – Я и правда хотела пошутить.

– Черт, Пейжи, ты не виновата. Это у меня с чувством юмора туго. Особенно после трудной посадки. Грозу видела?

– Все видели. Вы правильно сделали, капитан, что ее обошли. Еще раз извините. Мы находимся на территории бывшей Центральной России, на севере Калужской области, в пяти с половиной километрах к западу от советского наукограда Эйнштейна. До Калуги семьдесят два километра. До Москвы – в два раза больше, если по прямой. Ближайшая водная артерия – река Шаня, левый приток Угры.

– Стояние на Угре, – пробормотал Вячеслав Малина. – Всегда мечтал побывать в этих местах.

– Какое такое стояние? – не понял Камински.

– Долго рассказывать. Но если коротко, то русские на Угре избавились окончательно от татаро-монгольского ига. И научились применять диверсионные отряды в тылу врага.

– Понятно, – сказал капитан. – Ладно, Угра так Угра. Может, и к лучшему, передислоцироваться не будем.

– Шаня, – уточнила любящая точность первый навигатор. – До Угры отсюда пилить и пилить.

– Один хрен, – вздохнул Каминский, глядя на обзорный экран. – Как ты сказала в самом начале – мы в России? Начинаю понимать шутку.

На обзорном экране раскинулась карта России с услужливо обозначенной «бортачом» точкой посадки.

– Спасибо, – продолжил капитан. – Убрать карту, дать картинку с наружных камер.

«Бортач» немедленно выполнил команду. Присутствующие в рубке члены экипажа затихли. Из троих двое родились на Земле – командир Майкл Камински и старпом Вячеслав Малина. Для них, покинувших родную планету в детстве, но бережно сохранивших ее в воспоминаниях, открывшийся вид являл собой воплощенную мечту, сказку о потерянном и вновь обретенном рае, волшебный сон, ставший явью. Они еще не знали, смогут ли здесь жить снова, приспособятся ли их организмы к забытой гравитации, троекратно превышающей привычную, к атмосфере, воде, биосфере. Но уже готовы были пожертвовать многим, чтобы это произошло.

Чуть иначе и с другим чувством смотрела на обзорный экран Пейжи Нун. Она родилась на Луне, где сила тяжести была в шесть раз слабее земной, и родная планета ее предков и всего человечества представлялась первому навигатору очень красивым, желанным, но весьма опасным миром, готовым убить ее в любую минуту при малейшем отказе техники или утрате бдительности.

Собственно, весь экипаж «Секрета» и состав экспедиции делились на таких, как Каминский и Малина, и таких, как Пейжи Нун. В той или иной степени приближения. И надежда вновь вернуться на Землю зиждилась, если можно так выразиться, на трех китах: упорных тренировках в условиях искусственно созданной земной гравитации (лунянам было гораздо труднее, чем марсианам, но они старались не отставать); надежной работе гравигенераторов, с помощью которых на «Секрете»» и земной базе при необходимости легко воссоздавалась как марсианская, так и лунная сила тяжести; наследственность и пресловутые миллионы лет эволюции, прошедшие на Земле.

«Секрет», с огнем и ревом промчавшийся по небосклону, опираясь короткими самолетными крыльями на плотную земную атмосферу, затем сбросивший скорость, зависший над поверхностью и плавно опустившийся на землю, стоял (а скорее, лежал, учитывая горизонтальное положение длинного корпуса корабля относительно поверхности) посреди широкого луга. Восемь посадочных лап уверенно держали на себе многотонную тушу корабля. Гравигенераторы создавали внутри и вокруг «Секрета» поле пониженной, по отношению к земной, гравитации с ускорением свободного падения 5 метров в секунду за секунду. Достаточно комфортно для марсиан. Гораздо сложнее, но терпимо на первых порах для лунян.

О том, что так будет, последние знали с самого начала и приняли неизбежное стоически, поскольку альтернативой мог быть лишь отказ от участия в экспедиции. К чести граждан Лунной народной республики, ни один из отобранных кандидатов-добровольцев на это не пошел.

Ясный день начала сентября склонялся к вечеру. Корабль стоял посреди неширокого поля, заросшего буйной и высокой, но уже начавшей увядать травой. Под брюхом «Секрета» и в непосредственной близости растительность была выжжена плазменным огнем посадочных двигателей в пепел, но уже двумя десятками метров дальше луг выглядел практически нетронутым, а еще через десяток метров и вовсе девственным. Он слегка понижался от запада к востоку и с восточной стороны ограничивался поблескивающей среди прибрежных ив речкой. За речкой снова начиналось открытое пространство, на котором там и сям были разбросаны небольшие рощицы и группы деревьев, чья зеленая листва уже была тронута желтыми и оранжевыми мазками набирающей силу осени. С западной стороны луг, ставший для «Секрета» посадочным полем, упирался в сплошную неровную стену леса, которая тянулась к северу и югу насколько хватало глаз.

– Красиво как, – тихо, почти шепотом промолвила Пейжи. – Надо же – лес. Настоящий. Глазами вижу, а не верю. И небо синее. И облака.

– И речка, – поддержал старпом. – Это, вероятно, Шаня? Бортач, к тебе вопрос. Прикинь по координатам.

– Докладываю, – бодро и в то же время солидно прозвучал в рубке голос Грегори Пека. – Вероятность того, что речка, протекающая к востоку от корабля, имеет название Шаня, составляет девяносто девять целых девяносто восемь сотых процента.

– Спасибо, – сказал Малина. – Ты очень любезен.

– Рад стараться, – откликнулся бортач, в последний апдейт которого программеры вложили столько таланта и умения, сколько смогли. Не забыли и толику юмора. – Напоминаю, что могу откликаться на имя Грегори.

– Молодой еще, – хмыкнул старпом. – Имя заслужить надо.

Бортач промолчал. Как показалось Малине, предусмотрительно.

– Удачно сели, – сказал капитан. – Луг достаточно обширный, чтобы построить на нем базу, и вода рядом.

– Ага, – оживился старпом. – Значит, начинаем высадку?

– Не терпится? – усмехнулся капитан.

– А чего тянуть? Мы дома. Наконец. Да и неплохо бы успеть хоть оглядеться и разметку сделать. Дело-то к вечеру.

– Можно подумать, тебе самому раствор мешать. Стройботы все сделают.

– А контроль? Я старпом или где? Случись что, ты первый спросишь. И с кого? С меня.

– Ладно, ладно, действуй. Только не забывай, что мне до темноты тоже хочется ступить своими ногами на землю.

– Это ты на инструкцию по высадке намекаешь? Так я не против. Давай ты первый ступишь, как положено капитану, потом поднимешься на борт, а следом уж мы со стройботами.

– Вот за что я тебя люблю, – сказал Камински, – так это за то, что ты добрый. Даром что русский.

– Робот-наблюдатель RL-18B, в просторечии именуемый «Летающий фингал», к запуску готов, – сухо доложил бортач. – Жду указаний.

– Запускай, – сказал Камински. – Кстати, о русских…

– Эй, – подала голос первый навигатор. – Может, хватит уже? Народ ждет.

– Это мы просто так волнение прячем, Пейжи, – успокоил китаянку капитан. – Не переживай.

– Я поняла, – сказала Пейжи Нун. Она давно откинула спинку кресла и теперь полулежала в нем в расслабленной позе. – Что же касается переживаний, то напоминаю: мы, луняне, весим сейчас почти в три раза больше обычного. Это, знаете ли, придает нашему существованию вообще и переживаниям в частности особую прелесть.

– Да, – сказал Камински. – Извини. Пошел облачаться в панцирь.

Упираясь руками в подлокотники, он поднялся с кресла и направился к выходу из рубки.

– Ни пуха, – напутствовал его Малина.

– К черту! – бросил через плечо капитан. Он хоть и не любил русских, но за свою жизнь многому от них научился.

Когда после создания вакцины человечество в лице жителей Луны и Марса приняло стратегическое решение о посылке на Землю длительной экспедиции, одной из основных целей которой должно было стать обустройство постоянной базы, остро встал вопрос экипировки, связанный с передвижением по планете-матери.

Гравигенераторы Нефедова нейтрализовали убийственную для современных людей земную силу тяжести, давая возможность адаптироваться к ней в щадящем режиме. Но они были слишком громоздки, чтобы носить их с собой. К тому же энергию жрали что твоя свинья помои – только давай. И как, спрашивается, при таких обстоятельствах выйти за пределы корабля и базы? Ждать, когда наступит полная адаптация, нарастут мышцы и укрепятся кости? Но медики утверждали, что полная адаптация может наступить лишь у тех, кто был рожден на Земле. Да и то, скорее, теоретически. Коренные же марсиане и луняне (последние в особенности) могли рассчитывать в лучшем случае на адаптацию частичную, при которой им было бы необходимо возвращаться время от времени в условия пониженной силы тяжести. То есть на базу, корабль или в любое место, оборудованное гравигом. И только новые люди, рожденные и выросшие на Земле, могли рассчитывать на полную свободу передвижения, которой обладали их предки. При этом медики признавали, что не могут дать стопроцентно верных прогнозов относительно того, как поведет себя организм марсианина и лунянина (последнего в особенности) при длительном пребывании на Земле. В самом пессимистичном варианте ему, организму, ради сохранения жизнедеятельности пришлось бы срочно возвращаться домой. В самом оптимистичном данный организм активировал бы свои хитро припрятанные до поры до времени резервы и с их помощью прекрасно зажил бы на прежней родине. Хоть и не сразу.

По уму, прежде чем посылать экспедицию, следовало провести многолетние эксперименты и исследования, но времени на это не было. Те, кто родился на Земле, моложе не становились. А у коренных жителей колоний уже росли свои дети – второе поколение людей, никогда не видевших над головой голубого неба с облаками. «Мяу» сказать не успеешь, как вырастут и они, родят своих детей… и кто тогда даст гарантию, что в человеческом геноме не возникнут необратимые изменения, которые сделают возвращение на Землю невозможным? К тому же не так давно и на Луне, и на Марсе зародилось и помаленьку начало набирать силу движение тех, кто и вовсе был против обратного переселения. Они называли себя по-английски defectors (беглецы, невозвращенцы), а по-русски «избавленцы» и мотивировали свой протест против возвращения на Землю в числе прочего и тем, что это проклятое место и ничего, кроме горя, человечество там не ждет. Но пока их было сравнительно немного, и влиять на принятие серьезных решений они не могли. Но это сегодня. А что будет завтра?

Как бы то ни было, инженерам и конструкторам поставили задачу в ударные сроки оснастить экспедицию чем-то, что способствовало бы передвижению людей по земле на своих двоих в условиях, когда и лежать-то тяжело, не то что ходить.

Почти сразу же возникла, а затем обрела воплощение в легчайшем и прочнейшем углерите старая идея экзоскелета, питаемого мощными аккумуляторами последнего поколения. Такие аккумуляторы, появившиеся совокупными стараниями марсианских и лунных инженеров около пяти лет назад, были способны при земной гравитации без подзарядки обеспечить передвижение человека в экзоскелете и с прочим снаряжением (общая масса порядка сто кг) на расстояние не менее ста двадцати километров, при средней скорости пять километров в час. Или совершение работы, соответствующей таким же энергозатратам. Сам экзоскелет не мудрствуя лукаво обозвали «Гризли-5» (по количеству модификаций, потребовавшихся для выработки окончательного инженерного решения), провели быстрые, но весьма полноценные лабораторные и полевые испытания и запустили в производство. Члены экспедиции оценили девайс по достоинству и немедленно переименовали его в «Мишку», несмотря на явное недовольство со стороны капитана Майкла Камински, который хорошо знал не только своих подчиненных, но и русский язык.

Впрочем, пока шутить на тему «Мишки в Мишке» никто не решался. Уж больно ответственный был момент: облаченный в экзоскелет «Гризли-5» капитан ММК «Секрет» Майкл Камински стоял возле шлюзовой камеры в сопровождении единственного и неповторимого боевого робота RFS-014 (robot fighting support) по кличке Рафусаил и вот-вот должен был ступить на родную землю.

– Открыть шлюз! – отдал голосовую команду Майкл.

С легким шипением разошлись створки. Капитан с Рафусаилом бок о бок зашли в шлюз. Через секунду, подчиняясь второй команде, открылся выход наружу. Оставалось спуститься по узкому пандусу и, наконец, сделать шаг по земле, но он не торопился. Капитан Майкл Камински был опытным астронавтом, не раз попадавшим в опасные передряги, и он слишком хорошо знал, как часто близость цели вливала в человека ровно то количество глупой и пьянящей беспечности, которого вполне хватало для того, чтобы хорошее дело закончилось плохо.

– Вперед, – сказал он Рафусаилу. – Осмотреться и доложить обстановку.

Рафусаил (более всего он напоминал закованного в броню сурового гнома из фэнтезийных книжек, только без бороды и с пулеметом на плече вместо боевого топора) шагнул на порог, осмотрелся, не торопясь спустился на землю, снова осмотрелся (голова робота свободно вращалась на триста шестьдесят градусов) и доложил:

– Опасности нет.

Через минуту Камински стоял по пояс в траве за пределами круга, выжженного посадочными двигателями «Секрета», щурился на заходящее солнце, дышал и не мог надышаться. Тридцати лет, проведенных на Марсе и в космосе, вечно за прочными и надежными стенами и оболочками, отгораживающими хрупкое человеческое тело от убийственной атмосферы, температур, давления, радиации, как не бывало. Он снова стоял на земле и дышал. Свободно, полной грудью, как и положено человеку. Ветер, несущий чуть горьковатый запах близящейся осени, казалось, имел и вкус. Майкл непроизвольно облизнулся. Хотелось смеяться от радости, но он позволил себе только широкую улыбку. «А ведь это Россия, – пришла неожиданная мысль. – Красиво здесь, оказывается».

Под ногами зашуршало. Сердце мгновенно ушло в пятки, рука непроизвольно метнулась к кобуре со старым добрым «глок-17». Бдящий слева и чуть сзади Рафусаил, чуть присев, вскинул к углеритовому плечу пулемет и рявкнул металлическим голосом:

– Вижу цель!

Трава впереди шевельнулась, и в ноги Камински практически уткнулась острая мордочка существа, название которого капитан «Секрета» вспомнил не сразу. Но все-таки вспомнил.

«Ёж! Пресвятая Дева, это же ежик!»

– Отставить, – приказал он заметно просевшим голосом. – Рафусаил, опусти оружие. Это животное неопасно.

– Какое животное? – немедленно осведомился по радио Малина.

– Ёж. Прямо передо мной, в траве.

– Сдуреть. Живой?

Камински буквально чувствовал, как люди на борту «Секрета» задержали дыхание, слушая их диалог.

– Живее некуда. Такое впечатление, что он совершенно меня не боится. Ноги мои обнюхивает. Погоди-ка…

Камински вспомнил, что кроме оружия у него есть кое-что еще. А именно – фотоаппарат, висящий на груди. Он взял его в руки, навел объектив на бесстрашное животное, поймал кадр и нажал спуск. Вжикнул затвор, коротко полыхнула автовспышка. Ежик фыркнул, отпрянул назад и шустро скрылся в траве.

– Убежал, – сообщил капитан и гордо добавил: – Но я успел его сфотографировать.

– Поздравляю, – сказал Малина. – Как вообще самочувствие?

– Нормально. Но, прямо скажем, появление ежика было… э-э… неожиданностью.

– Понимаю. Так что, мы выходим? Стройботы уже аж подпрыгивают от нетерпения. Боюсь, палубу проломят.

– Погоди, дай еще минутку постоять, о’кей?

– Да хоть десять. Слушай, Майк, поверь старому профи. Этот пункт инструкции насчет того, что один из старших офицеров всегда должен оставаться в лавке при высадке на поверхность, писали бюрократы и перестраховщики. И ты это прекрасно знаешь. Давай мы выйдем? Рафусаил нас по-любому прикроет. А? Ну что мы как маленькие, ей-богу, здесь же, кроме нас, нет никого. Разве что русские медведи расплодились, но, думаю, они не рискнут близко подойти. Опять же, если что, «летающий фингал» заметит.

– Все-все, возвращаюсь, – вздохнул капитан. – Уговорил.

Он развернулся и успел сделать несколько шагов к кораблю, когда посерьезневший голос старпома в наушниках произнес:

– Внимание, кэп. «Фингал» заметил движущееся транспортное средство.

Камински остановился:

– Где?

– В четырех километрах к юго-востоку отсюда. Там шоссейная дорога проходит, связывает город Эйнштейн с областным центром, то есть с Калугой.

– Что за транспортное средство? Куда движется?

– Автомобиль. Марка неизвестна. Похож на внедорожник. Движется от города. То есть почти в нашу сторону. Ориентировочно через пять минут будет у нас на траверзе, в двух кэмэ, сразу вон за той березовой рощей, что за речкой, видишь?

Камински повернулся, вгляделся в заречный простор, купающийся в лучах заходящего солнца. Такой не похожий на Марс. Такой родной. И одновременно такой чужой. Нет, не чужой. Незнакомый, полузабытый, непривычный и от этого кажущийся почти нереальным в своей живой красоте. Слишком много воздуха, запаха, света и цвета. Так не бывает. Теперь бывает…

– Майкл? – голос Малины вывел его из легкой задумчивости.

– Да. Вижу.

– Наши действия?

– Секунду. Он маленький, мы большие, так? И он один.

– Он – это кто?

– Человек за рулем. Даже если и не один… По нашим сведениям, на Земле, кроме нас, людей нет. Теперь, оказывается, есть. Это серьезно меняет планы. Значит, в любом случае надо знакомиться, так как рано или поздно мы с ними столкнемся. Лучше рано. Давай сигнальную ракету.

– Есть. Только это…

– Что?

– Ракетница у тебя на поясе. Ты же снаружи, не я.

Камински открыл было рот, чтобы ответить, но не нашел слов. Поэтому просто снял с пояса ракетницу, поднял над головой и нажал на спуск. С шипением сигнальная ракета ушла вверх, и через несколько секунд в уже начавшем темнеть глубоком синем небе зажглась яркая зеленая звезда.