«Давайте дадим некоторым моделям полетать», – взволнованно сказал Берт Рутан группе инженеров в обеденный перерыв прохладным весенним днем в Мохаве. Сотрудники Scaled Composites схватили пенопластовые самолетики, вышли на улицу и направились к диспетчерской вышке Мохаве. Там, на уровне восьмого этажа, с высоты около 26 м Берт и его коллеги начали бросать в воздух модели космопланов самых причудливых форм. Они разрабатывались так, чтобы показывать экстремальные значения аэродинамического сопротивления и устойчивости. Среди них были модели с рыболовной леской и модели с датчиками для измерения угла атаки. Некоторые из них тут же падали прямо вниз; другие плавно парили в воздухе, покачиваясь как на мягких волнах.

Берт смотрел, улыбался, хмурился и – учился. Эти пенопластовые модели имели разные механизмы создания сопротивления и замедления самолета: простейшие рули высоты на задних кромках крыльев или хвостового оперения для задирания носа; приспособления для увеличения сопротивления при спуске; зачатки элеронов на концах крыльев для поворотов вправо-влево. У одной модели сверху был большой щиток, предназначенный для увеличения лобового сопротивления и максимального поднятия носа. Прикрепленные в нужных местах ленты позволяли видеть направление воздушных потоков во время спуска. Берт, которому было подвластно все, кроме управления траекториями полета моделей, предложил попробовать запускать модели под разными углами. Они определяли, летит ли данная модель устойчиво, или падает, или опускается под какими-нибудь необычными углами. Если самолет описывает петлю, нужно, чтобы он опрокидывался или чтобы разворачивался на 180°? Сегодняшняя поездка была для Берта последней пробой сил в его попытках создать первый в своем роде доступный многоразовый космический корабль. Берт понимал, что эти примитивные модели не позволят получить точные ответы, потому что реальный космический корабль будет входить в атмосферу со сверхзвуковой скоростью, то есть с совершенно другими аэродинамическими параметрами. Берту нравилась идея XPRIZE (и еще больше – идея выигрыша этой премии!), хотя его по-прежнему смущало то, что Питер объявил о проведении конкурса, не обеспечив соответствующее финансирование. На тот момент у Питера было $5 млн, а сумма приза составляла $10 млн. Берт знал о существовании нескольких групп с такими же намерениями, с идеями в диапазоне от сочетания ракеты с воздушным шаром до ракет с вертикальным взлетом и вертикальной посадкой. Питер, который регулярно звонил Берту, чтобы быть в курсе того, что он делает, уверял его, что полное финансирование премии вот-вот будет обеспечено. И что никто еще никого никуда не запустил – пока.

После этого Берт перестал считать одно из своих последних творений – «Протеус» – подходящей исходной платформой для космических гонок, хотя эта конструкция по-прежнему во многом определяла ход его мыслей. Берт уже прокручивал в разных вариантах идею запуска одноместной ракеты к границе космоса с большой высоты, так же как в свое время В-52 «выстрелил» в небеса крылатой ракетой X-15 с высоты 13,7 км. Однако при этом он понял, что «Протеус» не сможет нести трехместную кабину, как требовалось по условиям XPRIZE. С тех пор он обсуждал с несколькими инженерами другие свои идеи в отношении суборбитальных космических кораблей. Время от времени он показывал эскизы: некоторые конструкции выглядели вторичными, некоторые футуристическими, но были и такие, которые явно принадлежали Берту Рутану. Он делал наброски на бумаге и на компьютере, даже рисовал ручкой и карандашом на ресторанных салфетках. Здесь был космоплан с треугольным крылом (равнобедренный треугольник) и с передней кабиной в форме пузыря, рассчитанной на полдесятка космических туристов и пилота. Была ракета, похожая на «Редстоун», но с капсулой типа «Френдшип-7» в носовой части. По версии Берта, после разгона капсула должна была отделиться от ракеты, вернуться на Землю на парашюте, а затем вертолет должен был опустить ее перед офисом Scaled. Он рисовал также продолговатую капсулу, сужающуюся с одного конца, с двумя торчащими по бокам крылышками оперения.

Испытания пенопластовых моделей позволили Берту вручную сделать основные расчеты эффективности его последних, более совершенных конструкций. При этом вычисления подъемной силы и лобового сопротивления отличались от тех, которые он делал в детстве, когда собирал любые приходившие ему в голову конструкции самолетов из кусков бальсы, купленных по 16 центов за штуку. Однако теперь он мог использовать компьютер и вместе со специалистом по аэродинамике выполнить и проанализировать сотни разных вариантов расчетов, касающихся обтекания конструкции потоком воздуха.

Пенопластовые модели были лишь концептами, но они позволяли определять перспективные направления работы. В первую очередь Берт старался определить, как конструкции ведут себя в диапазоне дозвуковых скоростей. Как и каракули на салфетках, модели были неотъемлемой частью его рабочего процесса. Прежде чем приступать к компьютерному тестированию, для каждого нового типа самолета Берт чертил, проектировал и прорабатывал в уме сотни деталей. И не было никаких прозрений, озарений, «эврик»: только итерация за итерацией, слой за слоем. Обязательно учитывались эстетические аспекты. Если крыло достигало целевых характеристик, оно всегда оказывалось красивым. Если он ставил на крылья законцовки, похожие на плавники акулы, это должно было улучшить аэродинамические характеристики ЛА. То, что они прекрасно смотрелись, было неожиданным дополнительным преимуществом. Над каждым проектом он работал до тех пор, пока не начинал нутром чуять, что вот теперь все правильно. Получив такой «сигнал из нутра», он начинал спешить.

Но еще раньше Берт начинал «прозванивать» новый проект космического корабля на предмет симпатий и антипатий. По его мнению, самой впечатляющей из реализованных на тот момент систем пилотируемых запусков был лунный модуль компании Northrop Grumman, разработанный менее чем через четыре года после первого в мире пилотируемого космического полета и затем испытывавшийся еще три года. Он спустился с орбиты, сел на Луне, взлетел с нее, а затем снова поднялся на лунную орбиту. Самым впечатляющим самолетом был разведывательный SR-71 “Блэкберд” компании Lockheed, способный развивать скорость до 3 М и разработанный всего через полтора десятилетия после того, как мир в целом отказался от медленных самолетов с поршневыми двигателями. В понимании Берта, небольшие улучшения в конструкциях не представляли интереса. Ему нужно было «найти выход из положения».

Берту не нравилась идея спуска на парашютах, и он не мог представить себе космических туристов, желающих сидеть внутри капсулы, которая опускается на Землю на парашюте и садится в океан. Несмотря на то что на первоначальных эскизах он рисовал ракету и капсулу, подобную той, которая 40 лет назад берегла Алана Шепарда в течение 15-минутного суборбитального полета, Берт хотел, чтобы его пилоты летали и садились на самолетах. Удивительно, но в истории США было всего четыре пилотируемых суборбитальных космических полета, когда астронавт или пилот поднимались на высоту больше 100 км: в 1961 году Алан Шепард и Гас Гриссом взлетели на «Меркьюри-Редстоунах» и в 1963-м Джо Уокер на X-15. Черный, цвета орудийной бронзы, X-15, построенный для проверки возможности выполнения пилотируемого суборбитального полета, побил рекорды скорости и высоты. Ракетоплан X-15 сначала поднимался под крылом модифицированного B-52, потом, отделившись от В-52, взлетал вверх как ракета, а затем возвращался на Землю как планер, без помощи двигателя. Берт работал на базе Эдвардс в 1960-х, когда поднимался корабль X-15, и теперь по поводу своего космоплана он консультировался с бывшим инженером-испытателем X-15 Бобом Хоем.

При подготовке такого полета самая сложная задача – это научиться замедлять спуск (фактически – падение) корабля после достижения им апогея. Космос принципиально отличается от атмосферы, в частности тем, что здесь нет воздуха и, значит, нет никаких аэродинамических сил. Берту нужно было придумать такую конфигурацию, которая при возвращении космического корабля обеспечивала бы ему максимальное аэродинамическое сопротивление и естественную устойчивость в верхних слоях атмосферы, да еще чтобы его можно было построить быстро и дешево и чтобы он был безопаснее, чем все предшествующие аппараты. Он начал искать способы возвращения корабля, позволявшие ему входить в верхний слой атмосферы широкой частью вперед, что обеспечивало бы ему аэродинамическое сопротивление, близкое к теоретическому максимуму, который достигается при нулевой подъемной силе крыльев и максимальном поперечном сечении в направлении движения. Если не переориентировать корабль, он будет входить в атмосферу сначала носом на опасно высоких скоростях. При этом будут возникать высокие аэродинамические нагрузки (большие напряжения в некоторых элементах конструкции) и корпус ЛА будет сильно нагреваться. Берту нужно было создать такой аппарат, который мог бы подойти к атмосфере в любом положении и по любой траектории, а затем повернуться на 90° естественным образом, без участия пилота и компьютера. На X-15 для защиты от избыточного тепла при температуре 650 °C и скорости до 6,7 М использовался специальный никелевый сплав Inconel-X. На «Шаттлах» использовались тысячи индивидуально изготавливаемых плиток с высококлассным песком в качестве заполнителя. Все, что делал Берт, изготавливалось из композитных материалов и имело гораздо меньшую теплостойкость по сравнению с металлами и специальной плиткой. Кроме того, его легкий корабль с высоким аэродинамическим сопротивлением будет тормозиться в атмосфере гораздо выше, чем X-15, у которого нагрузки и нагрев были значительно меньше.

Теперь, после многолетних размышлений о том, какие элементы должен включать в себя самодельный космический корабль, Берт был убежден, что он близок к тому, чтобы создать работоспособный аппарат. Чтобы сократить расходы на топливо и повысить уровень безопасности, его ракету нужно будет поднять вверх, как X-15, на самолете-носителе, подобном «Протеусу». Самолет с ракетным двигателем будет «выпадать» из нижней части корабля-носителя так же, как X-15. Это означало, что Берту необходимо было построить собственный эквивалент В-52 и собственную ракету. Тут-то и началось самое интересное. На основе множества эскизов, моделей, споров, мечтаний и строгого анализа он в итоге пришел к тому, что хвостовые балки корабля необходимо загнуть вверх еще в космосе, где аэродинамическая нагрузка на элементы конструкции отсутствует. Задача была сложной. Раскрытое оперение будет использоваться только для замедления космического корабля при входе в атмосферу. После замедления он может опуститься на любую нужную высоту, поскольку уже будет лететь медленно.

Тем не менее, чтобы правильно выполнить заход на посадку на взлетно-посадочную полосу, оперение необходимо убрать. Полученная конструкция отдаленно напоминала ту, что Берт сделал, еще будучи подростком, и представил на общенациональный конкурс Академии авиамоделистов в Далласе. В возрасте 17 лет, в 1960 году, он построил и поднял в воздух буксируемый планер «Нордик», в котором использовалось устройство под названием «детермализатор», поворачивающее горизонтальный стабилизатор планера вверх в середине полета. Он замачивал хлопчатобумажную ткань в растворе селитры и перед взлетом поджигал ее. Горящий хлопок медленно прожигал резину, и потом хвост задирался вверх.

Берт попросил инженера, работавшего с X-15, Боба Хоя, который жил неподалеку от него, помочь оценить риски, связанные с этой программой. Хой осмотрел конструкцию друга, обратив внимание на изгибы хвостовых частей и балок, и подумал, что это весьма необычно, как и все, что он видел у него раньше. Но сказал, что идея вполне может оказаться работоспособной. В юности Хой тоже занимался авиамоделированием и использовал детермализаторы. Идея была практичной и использовалась, но об использовании ее в космосе ничего известно не было. Еще никто и никогда этого не делал. Хой, сам в свое время участвовавший в программе X-15 и поэтому живший с ощущением высокого уровня риска, но и в предвкушении высокой награды, когда тревога то и дело сменялась радостью и наоборот, сказал Берту, что он и его команда в Scaled собираются лететь в неизвестность. Поэтому, сказал он, им следует приготовиться жить с ощущением возможной катастрофы. Но Берт знал, что он сможет сделать это; у него внутри уже появилось нужное ощущение.

После нескольких запусков пенопластовых моделей с вышки Мохаве 26-летний инженер Мэтт Штайнметц огляделся по сторонам. Берт уже давно ушел. Мэтт усмехнулся. Берт умел сделать так, что его сотрудники иногда чувствовали себя всемогущими, а экстраординарные вещи воспринимались как обычные. В Scaled не очень удивлялись, если в вестибюле вдруг появлялся человек с чемоданом наличных, утверждавший, что у него новая гениальная идея для авиаторов. Пилоты летали, демонстрируя свои навороченные самодельные самолеты (один из которых был почему-то похож на моржа). Здесь пользовалась популярностью такая шутка о здешней жизни: «Сколько людей живет в Мохаве? – Примерно половина жителей».

Мэтт приехал в Мохаве вскоре после окончания института и через неделю после медового месяца. Он быстро понял, почему Берт осел здесь: низкая арендная плата, много места для сборки новых моделей и полетов и минимум контроля. В ФУА этот район числился «безлюдным», так что он идеально подходил для тестирования и летных испытаний экспериментальных и самодельных самолетов. Мэтт также видел, что здесь быстро и эффективно отсеивались те, кто не относился к работе серьезно. Главный минус Мохаве состоял в том, что здесь не было практически ничего, кроме стоянок для грузовых автомобилей, мотелей, заправочных станций и заведений фастфуда. Мусор летал по ветру и цеплялся за заборы. Пустыня – не место для кротких и безответных. В пустыне Мохаве прекрасно растет одно из самых долгоживущих растений на земле – креозотовый куст; а еще здесь живет смертельно ядовитая зеленая гремучая змея. Но вместе с тем эта пустыня – место рождения «Вояджера» и десятков других оригинальных самолетов, изготовленных из самых неожиданных материалов. В 37 км от нее по шоссе 58 находится база ВВС Эдвардс. Городок Мохаве с самого начала был пропитан духом пионеров-переселенцев и до сих пор оставался местом, где было не принято гнобить нестандартные идеи.

Штайнметц, обычно одетый в футболку и джинсы и с волосами чуть не до поясницы, работал в Scaled Composites уже больше двух лет, но до сих пор побаивался человека, на которого он мечтал работать с самого детства в Канзасе. Именно исполняя свою мечту, Мэтт пришел в Scaled. По его словам, здесь то и дело случалась какая-то таинственная несуразица. Берт был для него лицом с обложек авиационных журналов, которые читал его отец. Он думал, что летающие, можно сказать, задом наперед самолеты Берта были самыми крутыми штуками, которые он когда-либо видел за пределами Канзасского центра космосферы и космоса.

В свое время Мэтт проводил много времени, запуская с вышки модели самолетов; с детства это было его самым большим увлечением. У него никогда не было таких денег, которые позволили бы ему тратить много времени на работу над настоящими самолетами, но он всегда делал и запускал модели – чем необычней, тем лучше. В 1981 году, когда взлетел первый «Шаттл», ему было семь лет, и он наблюдал, как его отец, сотрудник городской санитарной службы, фотографировал изображения на экране телевизора. В детстве родители позволяли ему пользоваться острыми инструментами с большими лезвиями, и он чуть не отрезал себе палец (или даже два). Раны были зашиты, и он никогда уже не делал подобных ошибок. Он чинил старые автомобили, но также построил из композитных материалов собственную яхту по типу катамарана братьев Кох на Кубке Америки. В колледже штата Канзас, в котором получил диплом аэрокосмического инженера, он возглавлял группу, построившую небольшой реактивный самолет.

Когда Мэтт проходил собеседование в Scaled, Берта, по-видимому, больше всего заинтересовали конструкции, которые Мэтт делал для собственного удовольствия. В Scaled вообще было много похожих на него парней, которые хоть и не имели отношения к Лиге плюща, но были выпускниками аэрокосмических факультетов или просто с рождения испытывали тягу к конструированию всяких штуковин, в том числе и собственных самолетов. Когда Мэтт пришел в Scaled, дела здесь шли вяло, и компания брала заказы, просто чтобы удержать всех сотрудников. Мэтт получил задание сделать для одного известного художника из Вашингтона, округ Колумбия, коровий хребет из углеродного волокна длиной примерно 6,4 м. Потом он работал в отделе запросов и предложений под руководством Кори Берда, художника, перфекциониста и аэродинамика-самоучки, в первый день пришедшего на работу в Scaled с собственным набором инструментов. Позже Мэтт участвовал в проектировании крылатых ракет, а затем в создании опытного образца самолета для автопроизводителя Toyota. На собрании в 2000 году Мэтт впервые услышал подробный рассказ Берта о работе над космическим кораблем. Однажды Берт в течение всего довольно долгого совещания говорил о том, как он делает дверь кабины космического корабля. Мэтт никогда не стремился работать непосредственно под руководством Берта, находя его человеком, нервирующим других. Мэтт был жилистым и настороженным; Берт был мужчина крупный, с голубыми глазами, которыми смотрел сквозь собеседника. Мэтт в таких случаях специально опускал голову и изучал шнурки.

Теперь, запуская с вышки очередную модель, Мэтт думал об отправке в космос корабля, построенного в частном порядке, отсюда, из Мохаве. Он чувствовал, что готов к чему-то новому, может быть, даже к совместной работе с этим человеком.

Через несколько недель, осенью 2000 года, Берт сидел через стол от соучредителя Microsoft Пола Аллена в его офисе в Сиэтле. Перед ним стояли тарелки с супом и салатом, но он не прикасался к еде, потому что знал, что времени у него немного.

Берт попал в точку. Со времени их последнего разговора об использовании «Протеуса» не только для широкополосной связи, но, возможно, и для запуска в космос одного человека Берт начал смотреть на проблему возвращения в атмосферу шире, имея в виду поиск общего решения, обеспечивающего возможность доставки людей в космос и обратно на Землю. Когда он в свое время сказал Аллену, что такого решения у него пока нет, Аллен сказал, чтобы, когда оно появится, Берт уведомил его об этом. И вот теперь Берт сказал ему, что он придумал нужную технологию. Он был уверен, что разработал прорывную конструкцию, которая должна обеспечить «беспроблемное» возвращение в атмосферу. Аллен в основном слушал, а говорил мало, иногда поглядывая в окно. На западе была видна городская набережная и горы на полуострове Олимпик. На юго-западе был виден строящийся новый городской футбольный стадион «Сиэтл Сихокс». Аллен купил команду НФЛ в 1996 году. На юге высились Каскадные горы и гора Рейнир. Аллен издалека следил за карьерой Берта, помнил, что у него блестящий послужной список, а исследуя показатели безопасности, отметил для себя, что ни одна из его конструкций ни разу не разбилась во время испытаний. Они с Бертом уже несколько раз говорили об их общем желании снова вывести Америку в космос. Оба они также питали страсть к поиску новых, нетрадиционных решений старых проблем. Аллен хотел вернуть в эту сферу ту отвагу, воображение и техническое мастерство, которые в недавнем прошлом позволили НАСА достичь больших успехов, но теперь пришла пора сделать это на уровне частной индустрии. Оба они считали, что простым людям нужно снова увидеть пилотируемый космический полет, иначе это не будет сделано вообще никогда. Аллен заинтересовался идеей XPRIZE, но ему сказали, что финансирование этой премии далеко не обеспечено: средства ищут уже четыре года, но все еще не хватает пяти миллионов.

Во время обеда в офисе Аллена Берт говорил о катастрофе X-15, в которой погиб его друг Майк Адамс, и о своих планах по замедлению космического корабля при входе в атмосферу. Он использовал термин «оперение», чтобы описать, как крылья будут изгибаться вверх для создания необходимого аэродинамического сопротивления и разворота корабля «животом вперед» при возвращении на Землю. Аллен, с юности любивший играть в бадминтон, сравнил эту концепцию оперения с воланом для бадминтона, который после удара ракеткой сразу разворачивается головной частью вперед, в направлении полета. «Гениальное решение, – подумал Аллен. – Он сможет лететь с дозвуковой скоростью, со сверхзвуковой скоростью, подняться в космос и вернуться домой, как хороший планер». Аллен относился к НАСА с большим уважением, но считал, что его системы стали слишком дорогими, а вкус к инновациям утрачен и пришло время передать эстафету частным предпринимателям.

Берт сказал, что, опираясь на свой – насчитывавший не одно десятилетие – опыт быстрого строительства самолетов с использованием композитных материалов и методов, аналогичных тем, которые используются для изготовления лодок и досок для серфинга, он мог бы реализовать космический проект «по-настоящему быстро». При этом он не хотел, чтобы в качестве пилота выступал компьютер. Он вспоминал, что последним, кто вышел на сверхзвуковой режим на самолете с механическим управлением, был Чак Йегер и произошло это в 1947 году.

– Вы когда-нибудь раньше делали ракеты? – спросил Аллен.

– Нет, – ответил Берт. – Но я верю в это так сильно, что финансировал бы все это сам, если бы у меня были деньги.

После этого Аллен встал, протянул Берту руку и сказал:

– Давайте сделаем это!

Однако между рукопожатием Берта и Пола Аллена и подписанием соглашения участников прошел почти год. В проекте договора были положения, с которыми Берт был категорически не согласен. Самый большой протест у него вызвало положение, что, если Аллен по каким-либо причинам прервет эту программу по своему усмотрению, Берт не будет иметь право использовать никакие предложенные им идеи. То есть вся интеллектуальная собственность – идеи, концепции, чертежи и модели, в том числе и разработанные до того, как они начали работать вместе, – должна была принадлежать Аллену. В ответ на возражения Берта юристы Аллена сказали ему, что у них до этого уже были люди, которые могли бы выступить в качестве конкурентов, и заверили его, что они просто защищают интересы и обязательства мистера Аллена. «Не волнуйтесь, это нормально», – говорили они. Но Берт не особо и волновался: его часто посещала мысль, что он, возможно, единственный человек в США, который смог бы сделать космоплан. Своим сотрудникам в Scaled Берт сказал: «Я намерен возиться с этим, пока мы не сделаем что-нибудь подходящее».

Постепенно стороны все-таки нашли компромисс и создали компанию Mojave Aerospace Ventures. Доверенным лицом Аллена в этой компании был Дэйв Мур, который тоже был одним из первых сотрудников Microsoft и занимался некоторыми инвестициями Аллена. Мур думал, что сделка будет выглядеть просто: в самом начале большинство акций в этом совместном предприятии будет принадлежать Берту и его компании. По мере вливания денег Аллена эта доля (и доля в собственности) будет размываться.

Сложность для Мура (который, по его собственному определению, когда дело доходило до переговоров, был бескомпромиссным) состояла в том, чтобы оценить непроверенную идею, которую, однако, предлагал человек, считавшийся «выдающейся звездой» и, вероятно, один из самых умных людей в этой области. Поскольку Мур работал на миллиардера, он всегда имел преимущество и мог вести переговоры с позиции силы.

Работать в Microsoft Мур начал в 1981 году в качестве разработчика программного обеспечения; в то время в Microsoft было менее 70 сотрудников, а персональные компьютеры только-только появлялись. Когда Мур пришел на собеседование в Microsoft, ему сначала задавали математические вопросы, а потом дали техническое задание. Когда он справился с этим заданием, его пригласили к Полу Аллену. Аллен спросил его, чем он занимался раньше, и Мур ответил, что создавал электронную систему обмена информацией для разработки деталей на компьютере и затем отправлял данные деталей для изготовления. Когда он упомянул, что использовал «сплайны» (математический метод определения форм поверхностей), Аллен с интересом спросил: «Вы знаете о сплайнах?» Аллен встал и сходил в соседний кабинет – кабинет Билла Гейтса, а затем сказал: «Билл хочет поговорить с вами», и Мур полтора часа рассказывал Биллу Гейтсу про сплайны. В итоге Мур был принят в Microsoft в качестве первого специалиста по бизнес-графике.

Он покинул Microsoft в 1997 году, когда у компании было уже 25 000 сотрудников, и занялся технической экспертизой для венчурных фирм. Правда, вскоре он снова попал в Microsoft, когда Аллен попросил его проанализировать некоторые из потенциальных инвестиций. На протяжении многих лет Муру довелось трудиться в тесном контакте со многими уникальными инноваторами и изобретателями, поэтому он с радостью согласился работать с Бертом Рутаном. До того как Берт и Аллен пожали друг другу руки, Мур встретился с несколькими людьми, которые хотели, чтобы Аллен спонсировал их космические компании, даже разговаривал с Баззом Олдрином. Олдрин входил в совет директоров экотехнологической компании, и, когда зашла речь о полете в космос и современной авионике, прозвучало имя Берта. Мур спросил Олдрина, сможет ли Берт, по его мнению, построить пилотируемый суборбитальный космический корабль, и Олдрин сказал «нет»; он считал, что Берт «не добьется успеха». Мур также встретился с Питером Диамандисом, который тогда прощался с компанией Blastoff и уговаривал Аллена стать титульным спонсором XPRIZE.

Мур прислушивался к увещеваниям Питера, но не признавался, что его босс уже ведет переговоры с Бертом. Мур встретился с Гэри Хадсоном, который участвовал в дискуссиях, проходивших в тот памятный уик-энд в Монтроузе, когда была сформулирована идея XPRIZE. Хадсон владел компанией Rotary Rocket, финансируемой в значительной части не кем иным, как Уолтом Андерсоном.

Мур прибыл в Мохаве на собственном самолете Socata TBM 700 и сидел в тренажере Rotary. И хотя Мур был опытным пилотом и теперь ожидал получения свидетельства еще и пилота вертолета, ему никак не удавалось освоить технику приземления на тренажере. Мур обдумывал двигательную установку для корабля, получившего название «Ротон», – с вращающимся «колесом» двигателей у основания для подъема ракеты и еще одним комплектом ракет, вращающихся на лопастях ротора для восстановления заданного положения ЛА, как у вертолета, что, конечно, выглядело совершенно бредовой идеей. Вернувшись в Сиэтл, он сказал Аллену: «Тебе не следует вкладывать деньги в это дело». Аллен согласился. В 2000 году, после того как Rotary Rocket «сожгла» около $30 млн, она закрылась. Теперь «Ротон» высотой 19 м (что соответствует высоте хвоста «Боинга-747») красовался на экране у въезда в аэропорт Мохаве.

Когда начались переговоры по контракту, Берт представил Муру заявку на выполнение 21 задания, которое должно быть полностью выполнено в рамках данной космической программы – от сооружения тренажера, имитирующего полет, и проведения испытаний в режиме планера до полета «трех человек на высоту, превышающую 100 км, дважды на протяжении двух недель, на одном и том же космическом корабле – в соответствии с требованиями, установленными фондом XPRIZE».

Двадцать первое задание состояло в том, чтобы осуществлять полеты космического корабля каждый вторник в течение пяти месяцев, чтобы продемонстрировать его надежность и определить стоимость эксплуатации. Это представлялось Берту весьма грамотной постановкой задачи, но о величине расходов ему было страшно думать уже сейчас, когда работа даже еще не пошла полным ходом. В итоге задание № 21 было отменено. Владельцем интеллектуальной собственности, созданной в ходе реализации данной программы, становилась Mojave Aerospace Ventures, находящаяся в совместном владении. Генеральным директором нового предприятия назначался Мур.

За время затянувшихся переговоров Берт так и не получил от Аллена ни цента и не был уверен, что вообще что-нибудь когда-нибудь получит. Тем не менее он уже тратил кое-что на разработку ракеты и космического корабля-носителя и начал рассматривать подходящие типы двигателей. После нескольких месяцев метаний туда-сюда Берт наконец получил контракт, который его устроил. Аллен становился владельцем контрольного пакета Mojave Aerospace Ventures, а Берт – крупным миноритарием. В марте 2001 года контракт был подписан обеими сторонами. При этом они договорились о скрытной реализации программы. Им не хотелось, чтобы кто-нибудь – включая НАСА – знал, чем они занимаются.

В апреле Берт и Мур встретились для тщательной проверки страховых документов, лицензий на запуски, сроков действия разрешений, патентов на новые технологии, а также сроков начала испытаний с работающим двигателем. По окончании деловой части встречи они вдвоем спустились в холл, но, прежде чем выйти и расстаться, немного задержались. Стоимость всей программы оценивалась примерно в $18 млн. Повернувшись к Берту, Мур сказал: «Ну, так сколько тебе нужно для начала?» В голове Берта замелькали цифры: тридцать тысяч? восемьдесят? сто? Наверное, он еще долго прикидывал бы, сколько же ему понадобится для начала, но Мур сказал: «Пожалуй, я просто положу сейчас на банковский счет три миллиона, а ты дашь мне знать, когда тебе понадобится еще». Берт постарался лишь не слишком расплыться в улыбке. Три миллиона для начала! Неплохо, сумма подходящая.

К началу июня 2001 года Берт завершил эскизный проект самолета-ракетоносца, ракетного двигателя и основного космического корабля. Берт дал ракете внутрикорпоративное название SpaceShipOne, которое, однако, не пользовалось успехом. Дэйв Мур предлагал названия, которые могли бы прийтись по сердцу его боссу, в том числе «Фэй» (так звали мать Пола), а также названия различных птиц на языках коренных американцев. Однако Берт защищал предложенное им название, ссылаясь на то, что дети, мечтая о полетах в космос, всегда говорят «космический корабль» (англ. spaceship). Ему хотелось подчеркнуть неформальную, фантазийную природу первой неправительственной программы пилотируемых космических полетов.

Было решено начать монтаж самолета-носителя. Берт отправил рабочих, вооруженных гаечными ключами, на местную свалку старых автомобилей, чтобы они набрали подходящих деталей от автомобилей с целью их временного использования в тренажере и в космическом корабле. Одного из своих монтажников, смахивающего на байкера, он откомандировал на другую свалку, чтобы прикупить по дешевке турбореактивные двигатели J85. В Хантсвилле, Алабама, он нашел специалиста по гибридным ракетным двигателям. Этот парень ни разу не отправил в космос ни одной ракеты, но зато соорудил мотоцикл с ракетным двигателем и «летал» на нем на крутейших скоростях по проселкам Алабамы.

На отгороженной площадке в ангаре Scaled стоял самолет-носитель, которому предстояло поднять SpaceShipOne на высоту запуска, и ему уже было присвоено имя White Knight («Белый Рыцарь»). Это имя предложил Кори Берд, потому что форма иллюминаторов этого самолета напоминала ему прорези в рыцарском шлеме, а тонкие острые стрелы хвостовых балок – острия рыцарских копий.

На другой отгороженной площадке, где собирали SpaceShipOne с ракетным двигателем, возникло затруднение. Кое-что было уже смонтировано, но не было того импульса, как у «Белого Рыцаря». Чтобы сбалансировать продвижение по обоим направлениям и ликвидировать отставание в сборке ракетоплана, был назначен новый инженер проекта: Мэтт Штайнметц.

Осмысливая затруднения, возникшие в ходе работ по сборке космического корабля, Штайнметц отчетливо увидел: цель данной программы пилотируемых космических полетов была настолько экстравагантной, что, конечно, вполне подходила для Scaled. Берта абсолютно не волновало то, что он взялся за невыполнимую и вообще совершенно бредовую работу. Ну кто еще может взяться за такое, не раздумывая ни секунды?