Все утро Эйлин крутилась возле окна, высматривая почтового стрижа. Боялась, что резкое изменение погоды собьет птицу с курса.

Двадцать четвертого декабря в Бродике выпал снег. Белые хлопья сыпались с неба и таяли, едва касаясь земли. Целую неделю Эйлин помогала матери на рождественской ярмарке: под видом гомеопатической настойки продавала зелье от мигреней по рецепту отца. Которое, кстати, пользовалось небывалым спросом. Повезло, для зимы погода стояла неожиданно теплая. Мама волновалась, что при низких температурах лекарство становилось бесполезным, на что Эйлин скептически замечала, мол, эффект плацебо холодом не разрушишь.

Вечером на ужин придут новые мамины друзья из местного сообщества гомеопатов. Будет шумно. Эйлин предпочла бы завернуться в одеяло и провести рождественский вечер у телевизора, пересматривая старые фильмы о любви…

Она отвернулась от окна и снова принялась рассматривать металлический сейф, который стоял в центре комнаты. Интересно, а символы на дверце выгравировали с помощью магии? Эйлин провела пальцем по холодным бороздкам: треугольник-треугольник-точка — фамильный знак Ди Наполи.

Тяжелую посылку доставили вчера. Угрюмый парень подкатил к дому на большом внедорожнике с тонированными стеклами. Мама даже спрашивать ничего не стала, когда услышала, от кого курьер. Неудивительно, с тех пор как Эйлин вернулась домой, они обе делали вид, будто ничего и не было: ни побега, ни трагедии в Аттикаре.

К сейфу прилагалась записка от Беренгара, в которой он уточнял, что ключ для замка «прилетит» отдельно. Конспираторы. С другой стороны, повезло, что вообще позволили ознакомиться с материалами расследования.

Эйлин сгорала от любопытства. Время тянулось медленно. Нужно занять себя чем-нибудь. Например, навести порядок на столе. Она принялась сортировать распечатанные письма и открытки. Их набралось штук двадцать, не меньше.

Чудаковатый однокурсник, которого Эйлин даже не помнила, с нетерпением ждал встречи в марте, когда они вернутся в академию. Род Ди Наполи любезно выделил во временное пользование родовое поместье. Сейчас там полным ходом шло обустройство кабинетов и жилых комнат.

Исполняющий обязанности ректора господин Жильбер написал Эйлин длиннющее письмо. Целая лекция по саморазвитию, а в конце — настоятельная просьба продолжить учебу. Он сожалел, что многие студенты не вернутся в альма-матер. «Что же, нельзя винить родителей, волнующихся за безопасность отпрысков, — писал профессор. — Остается только надеяться, что будущие маги продолжат обучение у частных преподавателей». Забавно. Неужели он думает, что пример Эйлин воодушевит сомневающихся?

«RS. До меня дошли слухи, что новый ректор прибудет уже в конце февраля. Его имя не секрет, это Фабиан Ди Наполи».

Она несколько раз перечитала постскриптум. Все верно, рогатый герцог собственной персоной. Он, кстати, тоже прислал открытку. Большую, с акварельными гладиолусами. Внутри — сухое «с уважением, Ф. Ди Наполи» под напечатанным пожеланием выздоравливать. Почерк женский, наверное, секретарша подписывала. Но сам факт! Эйлин надеялась, это хороший знак. Ей еще два с половиной года учиться. Не хотелось бы попасть в черный список нового ректора из-за глупого случая на балу.

А эта пухлая пачка листов от Лири. Подруга в подробностях описывала всю тяжесть восстановления душевного спокойствия в частной клинике для магов. Кажется, где-то в Швейцарии, куда ее отправили родители сразу после ноябрьских событий. Вертиго там жутко не нравилось. И вот совпадение, в клинике проходила лечение мать Ноэля. Госпожа Делагарди всем рассказывала, что ее сын погиб от рук Агаты О’Трей, когда пытался помешать заговору против регента. Памяти Ноэля там даже вечер посвятили.

Также Лири интересовалась, не получала ли Эйлин вестей от Кидена. Конечно, у «этого торчка» все еще нет шансов пробиться в фавориты, но и терять его из виду пока не стоит.

Эйлин решила не признаваться, что Киден действительно черкнул пару строк. Он решил не возвращаться в академию и сейчас работал в художественной галерее. Там же познакомился с девушкой, самой обычной, которая изменила его отношение к жизни. Киден просил Эйлин выслать пару личных вещей для инсталляции «Узники замка Икс».

В общем, жизнь продолжалась: новые события наслаивались на старые, раны затягивались, а трагедия постепенно забывалась. К счастью, никто, кроме Ноэля и герцогини О’Трей, не погиб. Да, раненых оказалось немало, но, спустя почти два месяца, многие успели восстановиться. Даже покалеченных ориасоков удалось спасти. Правда, новые стебли у них пока не отросли.

Единственным, кто игнорировал Эйлин все это время, был Реннен.

В ту злосчастную пятницу всех эвакуировали из академии, и в суматохе они так толком и не поговорили. Неужели история повторяется? Если Реннен думает, что может появляться в ее жизни и исчезать без объяснений, когда вздумается, то не на ту напал. Эйлин больше не робкая девочка-подросток, считающая себя недостойной прекрасного принца… И все равно от страха, что Реннен оставил ее, тоскливо щемило сердце.

Психотерапевт, к которому она ездила два раза в неделю, во время каждого сеанса убеждал Эйлин прекратить жить прошлым. Старая песня про корни проблем из тяжелого детства. Даже ночные кошмары он рассматривал как следствие болезненно низкой самооценки и отсутствие взаимопонимания в семье.

— Например, этот ваш Санктум… Желание иметь всемогущего защитника вполне нормально для человека, не верящего в свои силы. Но мы-то с вами знаем, что никакой магии не существует. Только работа над собой может стать залогом будущего успеха.

В такие минуты Эйлин с трудом подавляла в себе желание взять пригоршню тепла из горевшего в кабинете камина и натравить на мозгоправа стаю крыс… конечно, не таких жутких, как в лабиринте. До сих пор она в мыслях возвращалась туда, по привычке переигрывая события, почти каждую ночь заново погружалась в удушливый кошмар.

Но в целом врач рассуждал логично, поэтому Эйлин молча кивала и продолжала к нему ходить. А еще во время визитов она без стеснения могла говорить о Реннене. Докатилась: обсуждает свои сердечные дела с совершенно чужим человеком. По поводу Торса доктор высказался однозначно: отношения с таким неуравновешенным парнем не принесут сиюминутного счастья ни ей, ни ему. Но если Эйлин действительно неравнодушна к Реннену, то стоит набраться терпения.

Она не призналась, что терпение давно иссякло.

Оконное стекло звякнуло. На карнизе примостился стриж. Эйлин приоткрыла створку, и птица, залетев в комнату, приземлилась на краешек стола; черные перья лоснились, словно покрытые смолой. Наконец-то!

Эйлин отвязала миниатюрную коробочку от лапы и выпустила стрижа на волю.

Внутри на крохотном клочке бумаги вместо буквенно-цифрового кода оказалась лишь короткая фраза: «Обязательно верни!» Под бархатной подкладкой лежал насильно втиснутый перстень-печатка, упиравшийся в стенки. Наверное, это и есть ключ. Интересно, сильно ли влетит Беренгару за такую проделку? Эйлин надеялась, что перстень принадлежал принцу, а не был «тайно позаимствован» у кого-нибудь.

Выпуклость на кольце идеально совпала с выгравированным знаком на сейфе. Раздался щелчок внутреннего механизма, и дверца бесшумно отворилась.

Внутри лежали папки с бумагами, небольшая шкатулка и две газетные вырезки. Первая, слегка помятая, — из лондонского «Таймс»: в Афинах арестован недавно овдовевший медиамагнат Ульрих О’Трей. Его обвиняли в промышленном шпионаже и неуплате налогов. На днях пройдет слушание о его выдаче в Шотландию по международному ордеру. Во второй, из «Ока Аттикара», сообщалось о грядущих перестановках в политической верхушке магического мира. Подробности расскажет регент Бранфилд на ближайшей пресс-конференции.

Значит, вот как это работает. Эйлин вспомнила о похожих случаях, когда с мировой сцены внезапно исчезали могущественные политики и олигархи. Интересно, многие ли из них вели двойную жизнь?

Она принялась за папки, начав с самой тонкой. Внутри лежала копия чистосердечного признания господина Зоркина, «вступившего в преступный сговор с Агатой О’Трей». Судя по записям, о тайном заговоре он имел весьма смутные представления. Его роль свелась к внесению изменений в список персонала, обслуживавшего бал, так, чтобы герцогиня могла попасть в академию в качестве помощницы флористки. Однако чуть позже по неизвестной ему причине О’Трей потребовала устроить несчастный случай для студентки Лавкрофт. Зоркин решил тянуть время и в итоге включил Эйлин в финал ежегодного турнира, где якобы собирался «легко ранить госпожу Лавкрофт, ничего более — и таким образом спасти ее жизнь».

Эйлин долго смотрела на текст, пока буквы не расплылись. Выходит, Агата тоже рассмотрела ее тогда, на балу, и расслышала фамилию. А позже, столкнувшись еще раз, испугалась, что случайная студентка узнает ее. Так и случилось. Что же, стоит поблагодарить господина Зоркина за трусость. Эйлин не верила, что у бывшего куратора были иные причины, помешавшие исполнить приказ.

Показания преподавателя заканчивались клятвами, что он не был посвящен в детали плана О’Трей, и мольбами учесть его «полное неведение об угрозе для здоровья и жизни его высочества принца Беренгара». Все это, а еще и добровольное сотрудничество Зоркин просил учесть при вынесении приговора.

Там же лежал отчет о вскрытии Агаты. По заключению экспертов, смерть наступила от «закрытой черепно-мозговой травмы, сопровождавшейся оскольчатым переломом правой теменной кости и расхождением швов черепа». Значит, Вейнгарт вернулся и добил тетку. К свидетельству прилагались фотографии. Первой хватило с лихвой, чтобы немедленно убрать их подальше.

Несмотря на то что шестидесятивосьмилетняя Агата О’Трей оказалась той еще злодейкой, Эйлин испытывала некое подобие сожаления: требовались годы упорного труда, чтобы стать иллюзионисткой настолько высокого уровня. И все усилия пошли прахом.

Во второй папке тоже оказались фотографии: вход в крипты и лабиринт, подсвечники-артефакты и старинные рукописи; перевод прилагался. Получалось, что Гаральд Слепой, предок Кидена, построил лабиринт до того, как возвел замок в 1572 году. Богатый человек, он хотел постичь природу энергий. Для этого собрал известных оккультистов того времени, снабдил их лучшим оборудованием и предложил в условиях строжайшей секретности проводить эксперименты над людьми, чтобы научиться превращать их в магов. Гаральд надеялся, что эти знания помогут ему усилить и собственный дар. Лабиринт для безопасности исследователей устроил таким образом, чтобы выйти из него без специального артефакта было невозможно — на случай, если бы туда попал кто-нибудь, кому попадать не следовало. Еду и необходимые инструменты Гаральд спускал сверху, через люк в галерее.

Работа шла несколько лет, но после череды неудач Гаральд обезумел. Исследователей и подопытных он решил оставить в подземелье, дабы тайна умерла вмести с ними. Погребенные заживо, они мучительно умирали от голода долгие месяцы.

«Они там, внизу, ждут, чтобы я спустился… как в последний раз, когда лишь чудом сбежал благодаря проводнику. Какое счастье, что не рассказал им о втором способе снять заклинание, иначе разорвали бы меня на части. Кровь мага способна открыть проход… не допущу, чтобы потекла моя собственная.

Глупцы, наверняка снова планируют убить меня. Я слышу по ночам, как они шепчутся, их голоса идут прямо из-под земли. Пусть остаются там навечно. Никакой еды, хватит жалеть этих никчемных людишек».

Не мемуары, а записки сумасшедшего.

Эйлин продолжила разбирать досье. Где же признания Вейнгарта? Или он все-таки умер? Оставалась только шкатулка, слишком маленькая, чтобы вместить документы. Эйлин повертела ее в руках и открыла. Знакомый голос заполнил комнату.

«Да, я племянник Агаты О’Трей… Ах, вам интересно, почему об этом мало кто знает? Хм-м, с чего бы начать. Может, с семейства Вейнгартов, сделавших ставку не на того ребенка? Агата, старшая дочь, в свое время мечтала учиться в академии, но ее родители — мои скупые бабка с дедом — были магами строгих правил. Призвание женщины — сидеть дома, смиренно служить мужу и рожать детей. А вот Джонатана, младшего сына, они боготворили.

Бедняжка Агата, естественно, сбежала из дома в большой город. Ей удалось охмурить Ульриха О’Трея — моя тетка во многом была талантлива. Ульрих не только развил ее дар, но и взял в жены. Она скрыла свою девичью фамилию, а позже — оборвала все связи с родственничками.

Вы спрашиваете, при чем тут Джонатан? Он мой отец. Амбициозный бездельник, назло родителям женившийся на бесприданнице: старинная фамилия и пустые кошельки. Джонатан не оправдал надежд родителей. Дважды вылетал из академии, так и не окончил обучение. Когда бабка с дедом лишили его поддержки, он превратился в настоящее чудовище. Помню, каким он бывал в гневе, когда напивался, как избивал мать, а она рыдала дни напролет. И я вместе с ней.

Какое это имеет отношение к делу? Вы так недогадливы…»

Раздался неясный шум, Эйлин разобрала чьи-то шаги… Нет, похоже, Вейнгарт стучал ладонью по столу в приступе истерического смеха.

«Моя многострадальная матушка не могла оставаться с таким мужем, не могла вернуться к родителям. Без денег, без профессии, игрушка домашнего тирана, она увидела единственный выход. Мне было шесть, когда она решила убить себя. Нет-нет, даже не так! Мать так сильно любила меня, что не могла оставить одного в этом жестоком мире, прихватила с собой на тот свет… Вы когда-нибудь падали из окна, приземляясь на труп собственной матери? Нет? Тогда какой смысл в нашей беседе, все равно не поймете.

Как видите, я выжил… как видите. Правда, хромаю с тех пор.

Бабка с дедом к тому времени махнули на отца рукой. „Гнилое дерево — гнилые плоды“, — любили повторять они. Родители матери? Они тоже от меня отказались. Мол, бедственное финансовое положение мешало достойному воспитанию внука. Лицемеры.

Лет в пятнадцать до меня дошло: Джонатан Вейнгарт — злобный неудачник, вечно ноющий философ-бездельник. Мне было горько осознавать, что это ничтожество — мой отец. К тому же я так и не смог простить ему смерть матери… Однажды в нашем доме случился пожар. Отец, увы и ах, погиб, а я „чудом“ спасся. Для достоверности пришлось прижечь себе руку. Вот, до сих пор остался след, хоть и побледнел со временем».

Голос снова прервался, но Эйлин боялась даже дышать на шкатулку, чтобы не рассеять энергетические копии записей: она предположила, что это что-то вроде своеобразной иллюзии готового звука.

«Дед Вейнгарт соизволил-таки пустить меня под свой кров, подержать годик на голодном пайке до совершеннолетия. Тетка Агата, к которой я обращался, даже не удосужилась мне ответить. Только когда я поступил в Академию магии и добился кое-каких успехов, у нее проснулся интерес.

Думаю, они с мужем уже тогда что-то затевали. Иначе зачем ей было помогать мне с преподавательской карьерой?

Естественно, я принял помощь. Не скажу, что испытывал огромную радость: для О’Треев я оставался обычной пешкой. Но без связей даже с моим даром тяжело.

Да, даром, вы не ослышались. О, нет, я не простой менталист. Я настоящий телепат, умеющий читать и внушать мысли не только людям, но и магам… Нет, не всем, только тем, чьи способности еще неразвиты. Согласитесь, я редкий случай. Почему молчал?! Чем меньше люди знают, тем проще ими управлять.

Было так забавно наблюдать за идиотами, списывающими ментальное воздействие на мои природный ум и обаяние. О, я стал настоящей легендой. Чуткий, мудрый. Студенты меня обожали…

Чего не хватало? Представьте, что умеете управлять автомобилем, а вам доверяют только самокат. Несправедливо. Я прошел через ад и заслуживал большего как никто другой.

Когда Агата предложила мне участие в заговоре, я понял: вот он, мой шанс.

Мы разработали план. Агата тайно проникает в академию во время бала и устанавливает две иллюзии. Первая — автоматические наемники, которых я мог бы запустить в нужный момент. Шоу для „случайного“ свидетеля, чье присутствие я должен был обеспечить, чтобы остаться вне подозрений. Вторая — временная иллюзия невидимости для камня из перстня Ди Наполи, который Адель оставляет на месте преступления. Дальше я устраиваю взрыв, убиваю принца, а следователей вызовет его телохранитель Флокс.

Получив подтверждение убийства принца, Ульрих О’Трей собирался завершить начатое. Вы в курсе, что регента понемногу травили несколько лет? Старик вряд ли подозревал, но явно сообразил, что может не дожить до момента, когда ненаглядный сынок получит должное образование. И все, не сидеть Беренгару на троне. Поэтому и отправил принца в академию раньше времени. Даже на последствия возрастных изменений наплевал. Наш временный правитель, задержавшийся на троне на двадцать пять лет, наконец-то распробовал вкус власти.

А теперь представьте: регент мертв, принц убит. Грядут темные времена, которых так боятся маги. Кому достанется власть? Ди Наполи, сторонникам рабства, на которых указывают улики? Или О’Треям — соратникам, преданно следующим курсу правителя? Недурной план, правда?»

Скрипящий смех ректора перешел в кашель. Эйлин продолжала сидеть неподвижно, несмотря на то что ноги затекли. Вейнгарт словно находился здесь, в ее комнате. Еще мгновение — и демон вырвется на волю.

«Однако моя собственная идея была куда лучше! Я собирался спасти принца, и как только Ульрих прикончит регента, вернуть трон наследнику.

Какая мне от этого польза? С моим даром внушения, как думаете, кто стал бы правой рукой нового правителя, юного, легко поддающегося чарам? Конечно же, его спаситель. Я видел себя серым кардиналом… мой план был обречен на успех. Фортуна мне благоволила. Именно в галерее, по которой ежедневно ходил принц, располагался люк в лабиринт, о существовании которого никто, кроме меня, не знал…»

Эйлин слушала внимательно. Оказалось, ректор нашел лабиринт благодаря случайности. Во время перезахоронения останков Гаральда Слепого и других предков Кидена игнарусы обнаружили ящик, который сумасшедший завещал захоронить с собой. Обрывки дневников, рисунки рун, подсвечник и парочка безделушек. Никто, кроме Вейнгарта, находкой не заинтересовался, а зря. Так ректор стал единственным, кто знал о подземелье.

«К счастью, Агата не задавала лишних вопросов: явилась на бал, подбросила камешек, установила иллюзии и ушла.

Как она обманула книгу? Пришила какую-то девчонку. Зачем? Не думаю, что бедняжка добровольно пожертвовала бы руку и молчала об этом.

А дальше… Я был абсолютно уверен, что Флокс, личный телохранитель принца, не станет сообщать в Аттикар об исчезновении подопечного в деталях, чтобы не посеять панику, — но помощь он вызовет, упомянет о чрезвычайной ситуации. Его звонок, даже без четких пояснений, должен был стать сигналом для Ульриха О’Трея — и запустилась бы цепочка событий.

Все верно. Мне нужен был труп, чтобы Агата не засомневалась в смерти принца… Выбор пал на Делагарди. Случайно, конечно. Студенты, как это обычно бывает, решили покутить, но у одного эпилептика начался припадок. Делагарди сам меня нашел, герой дня: красивый, успешный, богатый… аж тошнит. Пока мы шли на место, я внушил ему желание в воскресенье, в определенный час, прогуляться до галереи…

Удача перешла на мою сторону. Даже герцог Ди Наполи стал пешкой в этой игре. Он прибыл на бал не развлечения ради, а поговорить со мной о незаконных экспериментах на территории академии. Понятия не имею, кто ему сказал такую чушь. Но мы поссорились, это верно. Я собирался попросить Фабиана прочесть в воскресенье какую-нибудь лекцию на тему чести и достоинства магов. Самовлюбленный дурак обожает красоваться. Лекция такой важной шишки обеспечила бы явку студентов, и они не ошивались бы во дворе, мне лишние свидетели были ни к чему. Но тут эта студенческая попойка. Даже просить герцога ни о чем не пришлось, он сам решил остаться. И фактически попал в первый круг подозреваемых.

Я продумал каждую деталь, проигрывал эту сцену в голове сотню раз. Активация иллюзии, принц напуган, свето-шумовая магическая бомба — позже я бы сказал, что ее бросили нападавшие. Мертвый Делагарди, обгоревший от магии. Оставалось столкнуть принца в люк и ждать убийства регента.

Серьезно? Мой план плохо продуман?! Тебе повезло, что меня накачали какой-то дрянью и я спокоен.

Принц — я подчеркиваю — не разбился бы, там ведь озеро. А вдруг захлебнулся бы? И что?! Я же ничего не терял. Тетка, заполучив власть, была бы мне благодарна.

Только все пошло наперекосяк.

Для начала, объявился второй телохранитель, о котором я не знал. Эйси Корро! Чуть не прикончил меня, ублюдок, но я уже бросил бомбу, и принц этого не видел. Понятия не имею, где в тот момент болтался Делагарди и почему опоздал. Но меня это не расстроило. Труп-то у меня уже имелся. Флокс, как и планировалось, побежал звонить регенту. Благо Агата позаботилась о глушителе, его как раз установили.

Но вдруг появилась эта девчонка Лавкрофт, будь она проклята. И о принце ей известно, и о Торсе, и камень нашла… Тетка в кои-то веки сплоховала с иллюзией, а может, взрыв так подействовал, но покров невидимости с рубина рассеялся раньше времени. Хотя это ерунда, камень нужен был Агате, не мне. Лавкрофт — необычная студентка, мне стало жаль ее убивать, к тому же она пошла по ложному следу. На всякий случай я попросил Делагарди присмотреть за девчонкой. Хоть какая-то польза от него.

Почему он не отказал? Я намекнул, что его жизнь круто изменится, не согласись он на сотрудничество. У меня имелись доказательства, что Делагарди чуть не убил студентку, которую обрюхатил. Всегда полезно иметь досье с маленькими секретами на каждого. Правда? Вы ведь тоже так работаете.

Отыскать принца в лабиринте оказалось сложнее, чем я предполагал. Более того, никто и не думал поднимать шумиху. Ни следователей, ни спасателей. Я даже решил, что Флокс испугался за собственную шкуру и вообще никуда не звонил. Пришлось самому связаться со службой безопасности. И тут мне сообщают, что регент в отъезде. Я почувствовал неладное и затаился.

А потом явилась Агата, старая стерва. Захотела увидеть труп принца своими глазами. Никаких вестей о взрыве в Аттикар вообще не приходило. Агата обвинила меня в предательстве, начала задавала слишком много вопросов. Пришлось отправить ее в лабиринт. Соврал, что принц туда сам сбежал. На что надеялся? Что она там сдохнет! Я дал ей фальшивый проводник — идентичную копию.

Почему поверила? Я показал тетке изображение артефакта в мемуарах Гаральда Слепого. К тому же, она недооценила мои амбиции, не увидела причину, по которой бы я не мечтал увидеть ее регентшей.

Конечно, она не знала о втором способе выбраться из подземелья. Та же руна-ключ, которая открывала путь, могла и вывести назад… ну, догадайтесь как? Конечно, вы не представляете! Если руну начертить кровью мага. Такой ключ блокировал заклинание. Учитывая, что поначалу Гаральд лично следил за ходом экспериментов, то такой метод он, скорее всего, предусмотрел на случай бунта — если озверевшие узники заберут проводник.

Нет, Агату не обязательно было убивать, но я не смог отказать себе в удовольствии. А потом откуда ни возьмись — Эйлин! Я и думать о ней забыл, поскольку Зоркин обещал тетке устроить „несчастный случай“. Тот еще кретин этот Зоркин.

Тетка вбила себе в голову, что убрать нужно всех — Лавкрофт, Торса, Делагарди. Настоящая маньячка. Я согласился, особенно после того, как Эйлин заявилась ко мне с шокирующей новостью, что принц жив и якобы наладил с ней телепатическую связь.

В итоге Ноэль устроил взрыв в лаборатории и заверил меня, что девчонка не уйдет живой с турнира. Делагарди не догадывался, что его очередь исчезнуть тоже подошла бы.

И вдруг — Лавкрофт в лабиринте! Появилась из ниоткуда, стащила проводник. Так что кровь старухи мне пригодилась.

Что случилось потом, плохо помню. Зачем мне врать? Я ведь не способен, действие сыворотки держится минимум пять часов. Вы хоть что-нибудь в своем деле смыслите?

Предположить? В лабиринте проводили опыты по перекачиванию энергии. Гаральд обезумел раньше, чем понял, что они оказались весьма успешны. Он похоронил ученых и весь „исследовательский“ материал, но энергия… ее невозможно растворить в замкнутом пространстве. Столетиями она ждала там, томилась, бродила. А после основания академии, похоже, мутировала от такого скопления магии в одном месте. Думаю, кровь старухи каким-то образом аккумулировала ее, а я стал ближайшим вместилищем. Но дальше я действительно ничего не помню.

Что-что? Этот вопрос я задавал себе тысячу раз, пока сидел здесь. В чем моя главная ошибка? В мягкосердечности. Единственный раз в жизни я дал слабину: пожалел Эйлин Лавкрофт. Нужно было вышвырнуть ее сразу же после драки с Гессом. Но я знаю, каково это — пробиваться из самых низов. Решил, что она заслужила шанс. Вот и делай после такого добро…»

Голос затих, в шкатулке осталась только пустота. Записи больше не существовало, однако она слово в слово отпечаталась в сознании Эйлин.