Глава 13. Проприентный код
Алекса наблюдала за лазерной линией сканера, быстро перемещавшейся по изгибам и выпуклостям ее тела. Потом аппарат отъехал в сторону, а она осталась лежать на смотровом столе.
С потолка донесся голос Варуны:
– Можешь сесть.
Она так и сделала.
– Почему я здесь?
– Ты не припомнишь за последнее время ничего необычного?
– Нет. Что значит «необычного»?
Перед ней возникла голограмма. На маленькой трехмерной записи Алекса стояла в центре управления, вокруг оживленно переговаривались техники БТК и управляли голограммами, где сами же разглядывали другие голограммы. Иными словами, они шпионили за собственными шпионами, а те подсматривали за другими сотрудниками БТК. От всего этого начинало подташнивать – возникал головокружительный эффект как от двух направленных друг на друга зеркал, каждое из которых отражало бесконечность.
Глядя на изображение, Алекса видела, что уставилась там в картинку. Остальные сотрудники вились вокруг нее, задавали вопросы и, в конце концов, смущенно отходили в сторону, потому что она ничего им не отвечала.
– Твои припадки возобновились.
– Но они очень короткие.
– Они ставят операции под угрозу.
– В центре управления слишком много визуальных сигналов. Мне бы следовало заниматься оперативной работой. С ней я справляюсь лучше всего. Ты это знаешь.
– Учитывая твою биотехническую категорию, это теперь невозможно.
– Бессмыслица какая-то. Я получила разрешение покидать этот объект еще до того, как директор Хедрик занял свой пост. С тех пор я не стала другой, и…
– Биотехи восьмого уровня не могут оставлять объекты БТК без согласования с директором.
Алекса молча обдумывала создавшееся положение.
– Мне следует порекомендовать тебе взять отпуск до тех пор, пока неврологические причины приступов не будут выяснены и устранены.
– Причину не найти. Мы уже пробовали.
– Это не означает, что нельзя попытаться еще раз.
– Варуна, у приступов есть определенная закономерность. Я буду избегать рекурсивных кадров. Я могу с этим справляться.
– Приступы по-прежнему начинаются из-за психологических травм?
– У меня не бывает психологических травм.
– Ты хочешь сказать, что не переживала психологических травм с самого детства?
Алекса помолчала.
– Да.
– Для человека это необычно.
Она нахмурилась, глядя в потолок.
– Я помню, как ты расстроилась, когда узнала, что у других детей есть родители.
Алекса вспомнила, как тогда почувствовала себя никому не нужной. Одинокой.
– В мои намерения не входило тебя расстроить.
– Я не расстроилась.
– Ты же знаешь, что не можешь обмануть меня. Это из-за фиксации на родителях ты приходила в биогенетический отдел? Чтобы узнать о модификациях?
Алекса хранила молчание.
– Ты хочешь стать матерью? Возможно, ты стремишься таким образом восполнить пробел от того, что у тебя самой никогда не было матери?
– У меня была мать, Варуна. У меня была ты.
На мгновение стало тихо.
– Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Алекса. Мы с тобой провели вместе много счастливых лет. И я очень горжусь тобой.
Нелогичность сказанного казалась очевидной, но Алекса была благодарна ИскИну за эту ложь.
– Я хочу остаться на оперативной работе. Без нее у меня нет цели. Обещаю, что не поставлю других под удар. Я буду внимательно отслеживать свое эмоциональное состояние и зрительную информацию.
Снова возникла пауза.
– Прошу тебя, Варуна. Пожалуйста.
– Я буду рекомендовать привлечь тебя к оперативной работе. Пожалуйста, свяжись со мной, если возникнет рецидив.
– Спасибо.
* * *
Одетая в безупречно сшитый брючный костюм, Алекса шла по коридору административного комплекса БТК. Сотрудники Бюро рангом повыше и обслуживающий персонал, улыбаясь, кивали ей, когда она проходила мимо. Все они были с ней знакомы и знали, что к ней прислушивается директор. И что во многих отношениях она – правая рука Хедрика. Но Алекса нравилась людям и раньше. В конце концов, ее создали как существо, обладающее универсальной привлекательностью. На этом она и делала карьеру.
Алекса выросла в Бюро. В буквальном смысле этого слова не знала другой жизни. Прежде, в восьмидесятых и девяностых, она бывала в «реальном мире», выполняя оперативные задания. В свое время работала в тесном контакте с настоящим Моррисоном, потом, правда, они перестали друг друга выносить. Сейчас же планета, казалось, погружалась в хаос. Многие обычные люди казались вполне приличными и нормальными, но во внешнем мире было столько бессмысленных страданий и лишений, и в них – на ее взгляд – виноваты были устоявшиеся правила поведения, время которых давно миновало. А также склонность к суевериям и межплеменным конфликтам.
Бюро стремилось избавить человеческий геном от этих качеств. Алекса верила, что спасти человечество как вид может лишь ген гражданственности, благодаря которому люди будут учитывать не только собственные интересы, но и интересы будущих поколений. Эволюция не придает значения этому фактору, потому что до сих пор ни один биологический вид не мог уничтожить свою собственную экосистему. До сих пор на это были способны лишь вулканы да астероиды. Но если природа бессильна, проблему придется решать человеческому разуму. В каком-то смысле люди стали жертвой собственного успеха.
Идущий навстречу управленец двадцати с хвостиком лет, улыбаясь, кивнул Алексе. Потом обернулся, посмотрел ей вслед и чуть не налетел на кого-то. Она всегда производила на мужчин подобное впечатление, и эта особенность собственной генетической конструкции всегда возмущала Алексу. Она не только обладала соблазнительными формами; ее кожа исправно выделяла следовое количество коулина, и, хотя считалось, что распознающий феромоны сошниково-носовой орган у человека не функционирует, ученые Бюро установили: нейронные связи между ним, обонятельной луковицей, миндалевидной железой и гипоталамусом все еще существуют. Этот узел головного мозга отвечает за репродуктивную психологию и половое поведение – а также за температуру тела. Вот почему мужчины краснели и потели, просто разговаривая с Алексой. И почему в ее присутствии частенько заикались, а после страдали головокружениями. Правда, это срабатывало не со всеми мужчинами – но зато действовало на многих женщин. Вот на Моррисона и его «сыновей», к примеру, химия тела Алексы не действовала, благодарение небесам за эту милость.
Алекса думала, сможет ли хоть кто-то увлечься ей самой, такой, какая она есть, а не пойти на поводу у феромонов.
На Хедрика, к примеру, те явно действовали. С другой стороны, так ли уж это нечестно? Так ли уж сильно она отличается от всех остальных? Может, всего лишь выделяет больше феромонов. Может, человеческая привлекательность есть не что иное, как химические соединения, воздействующие на органы чувств. А потом на мозг, который люди по ошибки считают сердцем.
Это было одной из причин, по которым ее не привлекали романтические отношения.
Алекса замедлила шаг, увидев в холле молодую чету с очаровательным малышом. В БТК были наследственные семьи – из тех, кто, как и она, родился и вырос на объектах Бюро, общаясь только с себе подобными.
У Бюро были острова, где проводили отпуска его сотрудники, и сайты для удаленной работы. Отдельный микросоциум.
Отец, один из младших исполнительных директоров, держал на руках маленькую дочку. Его жена с ребенком, видимо, поднялась с жилых этажей для семейного обеда. Мужчина улыбался, сжимая ладошку малышки. Молодая мать посмотрела на них и тоже улыбнулась, когда Алекса остановилась пощекотать девочке подбородок.
Та расплылась в улыбке и хихикнула, пустив слюнки и восторженно замахав ручками.
– Как ее зовут?
– Шарлотта, – ответила мать ребенка, а ее муж застыл напротив Алексы соляным столбом. – Шарлотта Эмили Уорнер.
Алекса улыбнулась девочке:
– Ну, Шарлотта Эмили, я вижу, начала ты прекрасно.
Она кивнула светящимся от гордости родителям и продолжила свой путь.
Ей было больно. На самом деле больно. Ее создали такой, и ей было за что поблагодарить своих создателей. Но ценой за красоту стала стерильность. В свои почти пятьдесят она выглядела на двадцать пять и ни на день старше. Но ни разу не менструировала. Никогда не чувствовала, что значит быть женщиной. Взгляд этой молодой матери…
Алекса вошла в освещенную нишу в стене коридора и сделала вид, что возится с пультом интерфейса, который носила на запястье, как часы. Алекса далеко не сразу справилась с разыгравшимися эмоциями. Она хотела детей, но, даже проживи она четыреста лет, все равно не смогла бы познать радости и горести материнства. Алекса оглянулась назад, на молодую мать, которая шла рядом со своим мужем. Коренастая и плотная, та уступала биотеху по генетическим данным, но в эти мгновения Алексе хотелось поменяться с ней местами. Жизнь – это опыт. С каждым прожитым десятилетием она все яснее это понимала.
Алекса взяла себя в руки и поспешила к директорскому кабинету.
Пройдя мимо секретаря и охраны, она нагнала Моррисона, спорящего с одним из своих сыновей.
– Да что ты об этом знаешь, папа? – спросил его сын.
– Я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, к чему у тебя есть способности. Явно не к микробиологии.
Алекса кивнула им:
– Мистер Моррисон. Йота-Тета.
– Как ты их отличаешь? Я вот не могу.
– У меня усиленное в пять раз зрение. Имя написано на его школьном кольце.
Молодой человек хмыкнул:
– Впечатляет, бабуся. – Он бросил на Моррисона многозначительный взгляд. – Поговорим об этом позже. Мне еще надо подписать документы на трансфер.
Открывая дверь в зал заседаний совета директоров, Моррисон проворчал:
– Настырный маленький ублюдок.
Алекса посмотрела на него:
– Если придерживаться фактов, они все ублюдки. Незаконнорожденные.
– Гм.
Когда они вошли, Алекса заняла место справа от Хедрика, который стоял во главе стола для совещаний, а Моррисон расположился слева от него. Тут же переговаривались директора отделов. В зале собралась вся верхушка Бюро. Похоже, затевалось что-то масштабное.
Когда двери автоматически закрылись на замок, Хедрик жестом пригласил собравшихся сесть:
– Устраивайтесь, пожалуйста.
Все быстро сели. Директор поднял глаза к потолку:
– Варуна, ты и тебе подобные тут?
– Да, господин директор.
– Я знаю, что исполнительный комитет и комитет искусственных интеллектов озабочены осложнившимися отношениями с правительством США, и думаю, что этому необоснованному вмешательству в нашу засекреченную деятельность пора положить конец. Новый директор Национального разведывательного управления недавно обнаружила, что мы существуем, и желает прибрать нас к рукам. – Он повернулся к соседу слева: – Как мы можем нажать на Вашингтон, чтобы справиться с этим, мистер Моррисон?
– У нас есть бесконечно длинный список грязных делишек конгрессменов, сенаторов, госсекретарей штатов. Кто вам нужен?
– Что у нас имеется на эту новую дамочку, директора разведслужбы? Кто она такая?
– Назначена на должность недавно, после инсульта Пикеринга, до этого была послом в Китае. Тайно работала на ЦРУ – официально занимала пост профессора экономики в исследовательском центре Белтвея. Нам не удалось раскопать на нее полезного компромата, а это значит, что она, возможно, ноль без палочки, марионетка тех, в чьих руках реальная власть.
Алекса посмотрела на него:
– Может быть, она просто честна.
Моррисон подался вперед, встретив ее взгляд:
– Более вероятно, нам просто нужно больше камер видеонаблюдения.
– Как насчет ее людей? – гнул свою линию Хедрик. – Что представляет собой этот МакАллен, который руководит расследованием нашей деятельности?
Моррисон покачал головой:
– Ничего полезного. Женат тридцать три года. Никаких внебрачных связей или правовых тяжб. Трое взрослых детей, ни у кого из них нет ни проблем с законом, ни финансовых затруднений, ни интрижек на стороне. Пять внуков, но они слишком малы, чтобы представлять для нас интерес.
– Лучше бы вам что-то на них найти, а то придется действовать куда менее тонко.
Алекса окинула взглядом сидящих за столом:
– Прошу прощения, Грэм, но почему нас должны беспокоить действия этих людей? Раньше такого не бывало.
– Варуна, ты не могла бы объяснить Алексе, почему это важно?
– Да, господин директор. Первая причина – отколовшаяся от нас незаконная организация в России, вторая – аналогичная организация в Азии.
Хедрик кивнул:
– И обе они будут только рады помочь нас свалить. Там узнают, что директор разведки начала против нас личный крестовый поход, это только вопрос времени, и тогда правительство США станет получать от них всевозможную информацию. И, весьма возможно, технологическую помощь. Нужно остановить все это, пока не поздно.
– Значит, наши отношения с отколовшимися организациями ухудшились?
– Да, причем существенно. И это лишь одна из причин, по которым я так настойчив, когда дело касается гравитехнологии. Если мы хотим по-прежнему превосходить бывших партнеров, она нам понадобится.
Алекса обдумала сказанное:
– И поэтому мистер Грейди возвращается из «Гибернити»?
Хедрик поднял на нее глаза.
– Я видела приказ о его переводе. Было приятным сюрпризом узнать, что он уже несколько лет как начал с нами сотрудничать. Хорошо, что он поверил в нашу миссию.
Хедрик кивнул:
– Его помощь очень понадобится. Нам необходимо научиться генерировать гравитацию. Тогда у нас хватит сил отразить любое нападение. Нас даже ядерный взрыв не возьмет. Сам свет не достанет. Мы сможем обеспечить перманентную защиту БТК и его будущее.
Присутствующие задумались, представляя себе почти божественное могущество, которое сулила подобная перспектива.
Моррисон вздохнул:
– А если не выйдет, как нам тогда быть с правительством США?
– Будем надеяться, что все получится, – Хедрик обратился к собравшейся верхушке Бюро: – Нужно, чтобы вы разработали стратегию действий в отношении правительства. Я хочу услышать ваши предложения, как заставить Вашингтон прекратить расследование нашей деятельности. Если это не удастся, составьте план военной кампании. Ваши отчеты представьте мне до завтрашнего полудня.
Раздались удивленные вздохи, кто-то даже присвистнул.
– Знаю, сроки сжатые, но надеюсь, что вы в них уложитесь. Над Бюро нависла реальная угроза, и я уверен, что все окажутся на высоте. – Он снова окинул присутствующих взглядом, заглянув в глаза каждому. – Очень хорошо. Свободны.
Все руководители поднялись и потянулись к выходу, Алекса тоже встала. Хедрик, который что-то обсуждал с Моррисоном, посмотрел на нее:
– Алекса, подожди минутку. Хочу сказать тебе пару слов, перед тем как ты уйдешь.
Она вернулась к столу и остановилась, опершись руками о спинки двух кресел. Смерив Алексу долгим мрачным взглядом, Моррисон наконец-то отвернулся от нее и вышел через боковую дверь, ведущую в кабинет директора.
Хедрик, улыбаясь, подошел к Алексе:
– Не знаю, в чем дело, но ты, кажется, расстроена.
Она нахмурилась. Хедрик посмотрел на потолок:
– Не правда ли, Варуна?
– Да, господин директор. Показатели деятельности ее мозжечковой миндалины соответствуют слабой депрессии.
Алекса с некоторым раздражением посмотрела на потолок:
– Оставь нас, Варуна. Это приказ.
– Господин директор, мне уйти?
Он поколебался, но потом со смехом ответил:
– Да. Пожалуйста, оставь нас.
– Хорошо, господин директор.
В наступившем молчании Алекса некоторое время изучала потолок, не понимая, зачем это делает, – ведь по его виду все равно ничего не поймешь.
– Все в порядке, теперь мы одни.
– Зачем понадобилось меня сканировать?
– Она сканирует всех, кто входит в мой кабинет.
– Даже тебя?
– Я как директор настаиваю на конфиденциальности. – Он похлопал по сиденью кресла: – Садись. Расскажешь мне, что тебя расстроило.
Она осталась стоять:
– У людей порой бывают депрессии.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты же знаешь, как мы все тобою дорожим.
Алекса посмотрела на него, пытаясь понять, что происходит. Увидела его зубастую улыбку. Широко раскрытые глаза. Но не смогла сдержаться и начала:
– Есть кое-что, чего бы мне хотелось.
– Что именно? Скажи мне.
– Я ознакомилась с последними достижениями наших биогенетиков.
– И?
– Оказывается, теперь есть способ сделать меня фертильной – избавить от стерильности.
Улыбка на лице Хедрика сменилась озабоченностью:
– Правда? – Он сделал несколько шагов. – И что это дает?
Алекса почувствовала, что надо быть осторожной. Хедрик испытующе смотрел на нее:
– Ты кого-то встретила? – Он поднял глаза к потолку, раскрыл рот…
– Не смей.
Он ничего не сказал и снова перевел взгляд на нее. Прищурился:
– Я относился к тебе как к равной. Ты знаешь, что так оно и есть. Я хочу, чтоб ты поняла, как тебе повезло.
– Я знаю, как мне повезло.
– Мы знакомы с детства. – Он обвел зал заседаний рукой. – Ты хоть заметила, чего я добился?
– Конечно, заметила.
– И ты знаешь, что всегда будешь очень мне дорога.
– Грэм, ты тоже много для меня значишь. Но я не могу изменить своих чувств. Может, в этом виновата биоинженерия, но я не испытываю романтических чувств ни к кому из людей. Можешь сказать, когда они у меня были?
Хедрик уставился на нее:
– Мы можем до этого дозреть. Если ты хочешь детей, мы…
– В этом нет ничего личного.
Он кивнул:
– Я понимаю. Но кто мог бы быть отцом твоего предполагаемого ребенка?
– Не знаю, – подумав, ответила Алекса.
Выражение его лица стало еще серьезнее:
– Пойми, дело обстоит следующим образом: ты не можешь решать это сама. У Бюро тоже есть право голоса, Алекса.
Она нахмурилась:
– Я тебя не понимаю.
Хедрик внимательно посмотрел на нее:
– Твой интеллект, твой облик, твой жизненный цикл, твои физиологические процессы – все это ты получила от Бюро. Твой генетический код является собственностью БТК. Чтобы сделать его копию, тебе требуется наше разрешение, в противном случае это будет кражей.
Когда до Алексы дошел смысл его слов, у нее внезапно закружилась голова. Словно туман, ее со всех сторон окутало ничто.
– Я…
– Твой организм спроектировали. Если ты хочешь иметь детей, выбирать для твоего потомства генетический материал должно БТК. Ты должна понимать: таковы требования этики. Иначе это окажется воровством, Алекса.
Она едва слышала его сквозь густую пелену затопившего сознание тумана.
Хедрик подошел ближе и похлопал ее по руке:
– Ты уже достигла того, что кого угодно повергло бы в трепет. Мы дали тебе возможность занять руководящую должность в Бюро. Как рационально мыслящая, ответственная личность ты должна понимать, что решать, следует ли тебе иметь детей, может только БТК.
Алекса постепенно приходила в себя. Ее сердце бешено колотилось, а память едва ли сохранила то, что говорил Хедрик.
– Мы все выяснили?
Она отсутствующе кивнула.
– Хорошо. – Он оценивающе посмотрел на Алексу. – Можешь идти.
* * *
Алекса подошла к двойным дверям, которые автоматически распахнулись перед ней, а потом быстро закрылись за ее спиной. С деланым спокойствием прошла мимо секретаря и охраны Хедрика. Свернув в коридор, увидела, что там стену подпирает Моррисон.
– Я смотрю, директор ценит твой вклад в наше дело.
– Уйди, Моррисон.
– А как же честь мундира? – Он зашагал рядом с ней.
– Что тебе надо?
– Можешь думать, что ты лучше меня, но я-то свой пост заслужил. Вот что я тебе скажу: я был тут, когда ты даже не родилась… хотя ты же и не рождалась, верно? Может, поэтому у тебя честолюбия не хватает даже на то, чтобы дать Хедрику хотя бы из простой благодарности.
Алекса двигалась так быстро, что он не успел среагировать. Она ударила Моррисона по лицу с такой силой, что все двести пятьдесят фунтов старого служаки, пролетев по коридору, грянули оземь. Тот, перекатившись, поднялся на ноги и покачал головой:
– Вижу, что задел тебя за живое.
Стоя в нескольких ярдах от него, Алекса покачала головой:
– Смотри не повторяй этой ошибки.
Он кивнул, потирая челюсть:
– Чертовски уверен, что не повторю.