Увертываясь от камней, Мор вглядывался в кромку леса. Теперь, когда он знал, куда смотреть, он увидел мальчишек, скрывающихся за стволами деревьев. В него полетели еще несколько камней, и Мор пригнулся. Подхватив с земли голыш, он запустил камушек в сторону леса.

– Подходите, будет веселей! – закричал Мор, пытаясь перевести все на шутку. Чей-то камень больно ударил в бедро, и за деревьями раздался победный вопль.

– Ладно, попали! – крикнул Мор, притворно рассмеявшись. На самом деле его чуть не стошнило. Град камней не убывал. Еще один попал в плечо.

– Ваша взяла! Я больше не играю!

Отступать было некуда. Падать в воду на глазах у мальчишек не хотелось…

Из-за деревьев снова донесся крик – на сей раз крик боли. Мор поднял глаза и остолбенел: Грат сложился пополам, держась за живот. Остальные мальчишки бросились кто куда, улепетывая от камней, пущенных им вслед с такой силой, что удары были слышны даже на берегу ручья.

Мор повернул голову: неподалеку стояли Собак и Лиго и с остервенением метали камни в его обидчиков. Винко, скрючившись за деревом, обхватил голову руками. Грат, получив камнем по плечу, усилием воли подавил крик.

Мор подбежал к брату как раз в тот момент, когда он и его товарищ поравнялись с Гратом.

– Ну что, Грат, – прошипел Собак, – дать тебе отбежать немного или забросать камнями прямо здесь?

Винко насмерть перепугался. Грат набычился и смотрел на Собака исподлобья с вызовом во взгляде, но стоило Собаку поднять с земли увесистый булыжник, как выражение его лица изменилось.

– Даю тебя времени на три вдоха. Или достаточно двух? – продолжал Собак.

– Мы просто играли, брат, – вмешался Мор.

– Играли? – недоверчиво переспросил Собак и посмотрел на брата сверху вниз – ростом он был почти со взрослого мужчину. – Ты весь в крови, брат.

– Мы играли в камешки, – упирался Мор. – Следующим должен был выходить Грат.

Собак молча смотрел на брата.

– Значит, Грат следующий… – повторил Собак. – Хочешь быть следующим, Грат? – притворно-ласково спросил он.

Грат мотнул головой.

– С вами я не играю, – ответил он, уставившись под ноги.

Собак и Лиго дружно рассмеялись, к ним присоединились Мор и Винко.

– Дурацкая игра, – презрительно подытожил Собак. – Идем со мной, брат. Будем бросать копья, как настоящие мужчины.

Вот и Крэггу уже десять лет, с удивлением отметил про себя Сайлекс, наблюдая, как мальчик сосредоточенно ощипывает гусей, убитых на охоте. Току, сыну Ови, было восемь, и он любил Крэгга, как старшего брата. Мы – семья, подумал Сайлекс, мальчики, я и Ови.

Услышав звук шагов, он обернулся и увидел Деникс. Она выглядела как-то по-другому: вечно спутанные волосы были аккуратно расчесаны и схвачены на затылке кожаным шнурком, завязанным бантиком, – Сайлекс давно заметил, что женщины, причесавшись, становятся гораздо привлекательнее, и ему тем более странно было видеть Деникс с такой женственной прической. Сайлекс также не мог припомнить, чтобы Деникс когда-нибудь носила цветы в волосах. И тем не менее сейчас у нее за ухом кокетливо алел цветок.

– Можно с тобой поговорить? – тихонько спросила она, заметно нервничая.

– Конечно, – сказал Сайлекс и дал знак следовать за ним. Выйдя на знакомую тропу, они пошли по ней быстрым шагом.

– Лето стоит теплое, – заметила Деникс после долгого молчания. Одной рукой она слегка придерживала котомку, перекинутую через плечо, чтобы не болталась.

Она хотела сказать совсем не это, понял Сайлекс, однако кивнул в знак согласия.

– После трех голодных лет приятно наконец погреться на солнышке и не беспокоиться о еде.

– Я хочу поговорить о Ханне, – продолжала Деникс. – Ей сейчас столько же лет, сколько было мне, когда ты впервые взял меня на охоту.

– Ты человек редких способностей, Деникс.

Девушка сдержанно улыбнулась.

– Мне выпал редкий шанс.

– Хочешь предложить, чтобы мужчины брали на охоту девочек-подростков? Но они вот-вот станут женщинами. Вряд ли жены охотников обрадуются такому повороту.

– Против меня жены ничего не имеют, – заметила Деникс.

Да, но ты все равно что мужчина, едва не сорвалось у Сайлекса с языка.

– Времена другие, – произнес он.

– Нет! – воскликнула Деникс, остановилась и поправила выбившийся из волос цветок. Было заметно, что она, против обыкновения, сильно волнуется.

– Красивый цветок, – заметил Сайлекс.

Деникс окинула его долгим взглядом.

– Спасибо, Сайлекс, – сказала она. – Ты прав, времена другие. Теперь все наши мужчины женаты.

– Племя еще восстанавливает силы, и нам не нужно запрещать девочкам охотиться, если они так хотят.

– Вообще-то… я говорила о женатых мужчинах.

– Женам, конечно, придется не по вкусу, что рядом с их мужьями будут женщины, пусть даже слишком молодые. Но мне не впервой улаживать подобные дела.

– Да нет же, – нетерпеливо сказала Деникс, – я о другом. У нас не осталось холостых мужчин. А я – единственная женщина в племени, которая не замужем. Я так и не…

Она запнулась.

– Ты так и не вышла замуж, – закончил Сайлекс. – Да. Я знаю.

Деникс теребила цветок за ухом.

– Гадкий цветок, все время падает, – зло бросила она.

– Помочь? – предложил Сайлекс.

Деникс кивнула. Сайлекс осторожно приколол цветок к ее гладким черным волосам, таким непохожим на кудри Фиа. Деникс, не отрываясь, смотрела ему в лицо.

– Сайлекс, – тихонько промолвила она.

– Тихо, – шепнул Сайлекс, бросив взгляд поверх ее плеча. – Обернись, только медленно.

Деникс обернулась и посмотрела туда, куда указывал Сайлекс. Невдалеке стояла огромная седая от старости волчица с белой отметиной на лбу.

– А у меня с собой ничего нет, – разочарованно пробормотал Сайлекс.

– У меня есть немного птицы. – Деникс вытащила из котомки гусиную грудку и протянула Сайлексу.

– Нет, – решил он. – Эта честь принадлежит тебе.

У Деникс глаза полезли на лоб от неожиданности. Вслед за Сайлексом она подошла к волчице, которая терпеливо ждала, когда они приблизятся.

– Я боялся, что тебя уже нет в живых, – обратился к зверю Сайлекс.

Деникс задержала дыхание, когда из-за деревьев выскочила молодая волчица – без сомнения, прямой потомок той, что стояла сейчас перед Сайлексом: она не только была крупнее прочих – на лбу у нее белела та же отметина, еще отчетливей напоминающая человеческую ладонь. Обе волчицы соприкоснулись носами в знак приветствия.

Люди застыли в двадцати шагах от них.

– Какой бесстрашный зверь! Она не боится смотреть нам в лицо, как и ее мать, – благоговейно сказал Сайлекс.

– Я бросаю? – взволнованно спросила его Деникс.

– Нет, погоди.

И тут произошло неслыханное: молодая волчица трусцой подбежала к людям, остановилась всего в паре шагов и с интересом принялась их разглядывать. Деникс почтительно опустила подношение на землю, и они с Сайлексом попятились, склонившись в полупоклоне. Волчица повела носом, принюхалась, осторожно взяла мясо в зубы и застыла, не сводя глаз с людей.

А потом обе волчицы исчезли среди деревьев.

Потрясенные Сайлекс и Деникс обменялись немым взглядом, широко раскрыв глаза.

– Она чуть было не взяла подношение из твоих рук, – ахнул Сайлекс.

– И что это значит?

– Надо подумать. Наверняка это хороший знак.

– Сайлекс, – сказала Деникс и коснулась его руки, – нас с тобой кое-что объединяет. Волчица приближается только к нам двоим.

Сайлекс задумчиво кивнул.

– Ты права, Деникс, – согласился он с улыбкой, – надо рассказать остальным!

С этими словами он побежал обратно в лагерь. Деникс закусила губу и бросилась за ним.

Цветок выпал из ее волос и упал на землю.

– Собак! Мор! – звала Калли сыновей, надрывая голос. – Где вы? – кричала она в сгущающиеся сумерки. Когда, наконец, братья явились на зов, она напустилась на них:

– Почему вы не откликались?

– Извини, мама, – упавшим голосом ответил Мор и попытался прошмыгнуть мимо нее, но она схватила его за руку и ахнула, увидев его лицо.

– Что у тебя с глазом?

– Ничего, – пробормотал Мор. Левый глаз заплыл и не открывался, скула опухла и покрылась разноцветными синяками.

– Кто это сделал? – с нажимом спросила Калли.

– Мы играли, – бесцветно ответил он.

– Ничего себе игры. Кто тебя избил? Грат? Винко?

Мор стряхнул ее руку.

– Просто играли, – огрызнулся он. – Оставь меня в покое. Я сам о себе позабочусь.

Калли остолбенела от нелепости заявления. Восьмилетний мальчик сам позаботится о себе?

Впрочем, мальчишки вечно озорничают, и мать не должна вмешиваться, если они чего-то не поделили между собой – это отцовские заботы. По-хорошему, разбираться должен бы Пэллок.

– Хорошо, Мор, иди, – нехотя пробормотала она.

Надувшись, мальчик стал укладываться спать. Глаз болезненно пульсировал, кровоподтеки на боку и спине, которых мать не заметила, болели. Из разбитой губы сочилась кровь.

Сородичи шли к месту зимовки, когда до них донесся волчий вой. Слышали его и Волколюди, преследовавшие то же стадо оленей, что и волчья стая.

Никто из людей не знал, что означает этот вой, раздавшийся средь бела дня. Ночные завывания волков напоминали Сородичам о неизъяснимых силах зла, ежевечерне убивающих солнце. Женщины тесней прижимались к мужьям, а холостяки, остававшиеся на мужской стороне, тревожно переглядывались, скрывая охвативший их страх. Волколюди, напротив, с благоговением прислушивались к потусторонней песне покровителей, которые приводили их к добыче.

Только другим волкам был понятен этот пронзительный, рыдающий вой. То был похоронный плач. Заслышав его отголосок, звери, на время забыв обо всем, тоже вскидывали морды к небу, оплакивая умершего собрата.

Старая волчица сумела выжить в голодное время благодаря подношениям Волколюдей. За свою долгую жизнь она четырежды приносила щенков; ее внучка, которая приняла пищу из руки человека, возглавила стаю вместе с вожаком и ожидала приплода. Стая росла и крепла, и не в последнюю очередь благодаря старой волчице.

Она умерла от старости, что редко бывает в дикой природе. Вечером накануне смерти ее охватило странное беспокойство, а на следующее утро она не могла встать и лежала с закрытыми глазами, прерывисто дыша. Внучка не отходила от нее ни на шаг; члены стаи, побродив вокруг, разошлись, но вскоре вернулись, тревожно соприкасаясь носами и обнюхивая друг друга. Волчица испустила дух на закате, как только взошла луна. Весть о ее смерти сразу же разлетелась по стае; волки, все как один, запрокинули морды кверху и затянули плач по великой волчице.