32
Смоль больше не пыталась навредить волчатам. За лето, под неусыпным оком старой волчицы, они подросли и окрепли. Самочка с белой отметиной заметно превосходила братьев силой и размерами. Старая волчица, обучая волчат хитростям охоты, со временем стала относиться к ним, как к своим собственным щенкам.
Как-то во время осенней охоты молодняк вырвался вперед, опьяненный погоней: должно быть, один из оленей, спасаясь бегством, оцарапал ногу, и запах его крови щекотал волкам ноздри.
Когда ощутимо повеяло холодом, старая волчица замедлила бег. Из глубин памяти всплыло полузабытое воспоминание, и на миг волчице почудилось, будто она снова бежит по оледеневшей земле вместе с Братом и Спутником, а их добыча пропадает из виду.
Волчица остановилась. Сегодня их ждет неудача: олень выбежит на лед и исчезнет из виду.
Подумав о еде, волчица вспомнила о человеке, много лет приносившем ей мясо. Внезапно волчицу охватило желание увидеть его и принять пищу из его рук.
Сев на землю, она принялась ждать. Первой вернулась крупная самка с белой отметиной и в смущении ткнулась носом ей в бок, будто спрашивая, куда вдруг исчез олень.
Не дожидаясь остальных, старая волчица побежала обратно – на поиски знакомого запаха человека. Ее внучка бежала за ней по пятам. Остальным придется догонять.
* * *
В год, когда Мор получил имя, Сородичам, пустившимся в путь к местам зимовки, пришлось туго. После того как они благополучно миновали земли Орды, погода изменилась, подул холодный ветер, и вся дичь попряталась. Стада оленей, уходивших на юг, искали убежища в долине, где жила Орда. Раз за разом охотники возвращались с пустыми руками.
Запас орехов и сушеных ягод, рассчитанный на долгую зиму, быстро уменьшался. Сородичи стали идти медленней, выкапывая по дороге червей и выискивая среди жухлой травы насекомых, чтобы не умереть с голоду. Падая с ног от истощения, они, наконец, добрались до поселения Бледноликих, готовые обменять на еду все свои пожитки. Урс даже расстался с медвежьей шкурой, снятой с того самого медведя, который несколько лет назад чуть было не заломал Калли.
Калли и Коко хлопотали у костра, готовя общую трапезу, и с благодарностью приняли от Бледноликих рыбу и птицу – непривычное угощение для Сородичей, предпочитавших красное мясо животных, – а также водоросли, такие горькие, что их никто не ел.
– Какие гостеприимные люди, – заметила Коко.
– Их самих гонят из-за странной внешности. Наверное, поэтому они и расположены к чужакам, – предположила Калли.
Рассуждения дочери показались Коко справедливыми.
– Среди Сородичей тоже есть голубоглазые, – сказала она, но тут же прикусила язык: никто не упоминал о Пэллоке рядом с Калли. Он по-прежнему жил отдельно: высокомерие не позволяло ему признать, что слухи о неверности Калли оказались злой выдумкой.
Заметив, что Калли разволновалась, Коко решила, что пришло время открыть ей свой секрет.
– Игнус, – выпалила она и умолкла, не решаясь продолжить.
Калли с любопытством взглянула на мать.
– Отец? – переспросила Калли, не понимая, почему мать вдруг помрачнела. – Что с тобой, мама?
– Ты не задумывалась, почему у тебя нет ни братьев, ни сестер? Твой отец… Ему было неуютно в моей постели.
– То есть? Он ведь всегда… – Калли осеклась и тихонько добавила: – Понимаю.
– Он был добрый человек и спал у семейного костра, однако чурался моих объятий. Он любил побыть один. Он заботился обо мне, но не… – Коко многозначительно приподняла брови.
Калли задумчиво кивала и потом удивленно воскликнула, широко раскрыв глаза:
– Ни разу?
Коко поджала губы.
– Я хочу сказать, что понимаю, каково тебе сейчас. Я по себе знаю, что бывает, когда муж не живет с женой.
– Мама, ты хочешь сказать…
Коко закрыла глаза.
– Только никому не говори. Стыда не оберешься.
– Кто же тогда…
Коко открыла глаза и грустно улыбнулась.
– Харди.
– Харди?
– Это случилось, когда умерла его первая жена, до того, как он женился на Дрои. Я пришла к нему, чтобы поговорить об Игнусе, и Харди… в общем, мы не только поговорили.
– Харди – мой отец? – По щекам Калли текли слезы, хотя она сама не понимала, почему плачет.
– Он казался мне таким сильным и умным… Прости меня, Калли. Я была молода, мой собственный муж, которого я любила, не прикасался ко мне, а мне требовалось знать, что я все еще хороша собой.
Калли оглянулась, высматривая Харди в толпе охотников. Когда Сородичи останавливались у Бледноликих, они не разделяли лагерь на мужскую и женскую стороны, хотя мужчины и женщины все равно держались раздельно.
– А он знает?
– Кто? Харди? Нет.
– У меня просто нет слов, мама, – честно ответила Калли.
– Я хочу сказать… Не думай, будто то, что происходит между тобой и Пэллоком, – большая редкость. Мне хорошо известно, как сложно бывает устоять перед другим мужчиной. Я никому не расскажу о вас с Урсом.
– Ты веришь словам Альби? Что Мор не сын Пэллока?
– Словам Альби – нет. Просто я знаю, что даже после помолвки Урса и Беллы ты продолжала встречаться с ним. Не важно, сколько это продолжалось. Однажды Пэллок передумает и вернется, и тебе не будет так одиноко, как мне.
Калли вздохнула, решившись на откровенность.
– Ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы он возвращался.
Коко скорбно посмотрела на дочь.
– Мне очень жаль, Калли. Я должна была помешать этой свадьбе. Но я хотела, как лучше…
– Ты не виновата, мама, это все происки Альби. Она хотела оставаться Старейшиной еще пять лет, поэтому заключила со мной сделку, используя своего сына. А теперь использует против меня моего собственного сына!
– Все так, все так. Какая же я была наивная! Ты для меня важнее всего, – ты, Собак и Мор.
Мать и дочь обнялись.
– Все наши беды из-за Альби, – повторила Калли, но ее мысли были совсем о другом человеке.
О Харди, ее отце.
* * *
Лишь одна пара праздновала свадьбу той суровой зимой, с нетерпением дожидаясь, когда на смену заморозкам придет оттепель. Когда наконец пригрело солнце, людям, измученным голодом и непогодой, было не до веселья.
Племя все-таки собралось вокруг свадебного костра, чтобы благословить молодых, и вдруг произошло нечто необычное: в общий хор влился звонкий девичий голосок. Это была дочь Валида и Сайди, младшая сестренка Лиго, которой еще не исполнилось трех лет.
Мужчины, по обыкновению, топали ногами в такт, но без особого энтузиазма, а женщины нестройно напевали свадебную песню без слов, когда девчушка, едва не прыгая от радости, стала вторить им, напевая «Свадьба! Счастье!» на знакомый мотив.
Никому из Сородичей и в голову не приходило, что в песне могут быть слова.
На миг Сородичи ошеломленно замолчали, а потом дружно рассмеялись. Валид подхватил дочурку на руки и расцеловал. Свадебная церемония возобновилась, исполнившись неподдельного веселья, как будто в нее вдохнули жизнь.
Сородичи торжествовали. Они праздновали свадьбу и свое превосходство над другими племенами. Они – Сородичи! Они будут жить!
Год девятнадцатый
– Ты грустишь, девочка? – спросил Мор Волчишку, которая усердно обнюхивала то место, где лежала ее мать. Мору тоже чудилось, будто он все еще чувствует запах волчицы. – И мне грустно, – со вздохом сказал он. – Никак не могу забыть, как она виляла хвостом, услыхав, что я спускаюсь.
Мор взял Волчишку на руки. Она завертелась и лизнула его в щеку. Грусть как рукой сняло. Они затеяли возню и играли, пока Волчишка не выбилась из сил. Попив воды, она улеглась рядом с человеком и устало вздохнула. Он погладил ее по голове.
– Не знаю, что с тобой будет, когда я вернусь сюда со шкурой твоей матери, – сказал Мор, помолчав. – Я натер ее корой особого дерева, и теперь она сохнет на солнце. Надеюсь, ты поймешь, что не я убил твою мать. Лев убил ее. Она сражалась с ним так же храбро, как с собственной смертью.
Мор подумал о своей клятве. Он поклялся заботиться о Волчишке, однако в окрестностях пещеры рыскал лев. Мор отсиживался внутри и отваживался выходить лишь затем, чтобы встретиться с матерью, приносившей ему еду.
Он поклялся заботиться о Волчишке.
Но что он будет делать зимой?