От неожиданности Альби растерялась и раскрыла рот с изрядно поредевшими зубами.

– Я не могу быть Старейшиной, – продолжала Калли. – Ты так запугала людей своими сказками о проклятии, что меня все будут обходить десятой дорогой. Нет, Старейшину надо выбрать из тех, кто пользуется общей любовью и поддержкой. Я говорю о Белле, жене старшего ловчего.

Женщины, пораженные ее словами, рассмеялись и захлопали в ладоши от восторга. Ну, разумеется, Белла, кто же еще! Прекрасная Белла. Она так переживала из-за своего сына, бедняжка, ее нужно поддержать. Ей, конечно, недостает решимости, зато она замужем за сильным, волевым человеком. После жестокой и нетерпимой Альби совету нужна именно такая Старейшина, как Белла.

– Белла! Белла! – зашумели женщины и, когда Белла, смущенно хихикая, встала, обступили ее, целуя руки в знак благословения.

Калли отстраненно наблюдала за тем, как подруга принимает поздравления. Ей самой хотелось быть Старейшиной, но все вышло даже лучше, чем она предполагала: Белла светилась от счастья, женщины были довольны, а самое главное – Мору больше ничто не угрожало. Калли обернулась, ожидая, что скажет на это Альби.

Но Альби уже ушла.

Разжалованная Старейшина покинула сборище, скривив губы. Ее свергли! Ничего, ненадолго. Подумать только, собственная сестра! А Рене! Они еще поплатятся за свои слова. А Калли!.. Альби затрясло от ненависти к этой женщине, чьи помыслы окутаны мглой и сумраком. Пэллок так ни на что и не решился. Слабак!

Ослепленная гневом Альби не заметила, как перед ней вырос Никс, муж Рене. Вздрогнув от неожиданности, Альби подняла глаза. А ему-то что нужно?

– Здравствуй, я пришел с тобой поговорить, – приветствовал ее Никс, улыбнувшись какой-то странной, холодной улыбкой.

– Я ни с кем не хочу разговаривать, – пробормотала Альби и собралась пройти мимо, но крепкая рука схватила ее за локоть.

– А я хочу, – негромко ответил Никс.

Альби попыталась вырваться, однако Никс сжал ее локоть еще сильней, и она испуганно вскинула на него глаза.

– Хочу поговорить о том дне, когда ты избила мою жену.

– Это не… она не была твоей женой… Да как ты смеешь! – залепетала Альби, заикаясь.

– Я вот думаю, не избить ли тебя до смерти, – как бы между прочим произнес Никс. – Как ты считаешь, я на это способен?

Альби кивнула, широко распахнув глаза.

– Жена просила не обижать тебя, и я пообещал, что не буду. Но предупреждаю: если ты хоть раз, хоть чем-нибудь ей не угодишь, если оскорбишь ее или наших детей, если хотя бы посмотришь косо в ее сторону, я тебя прибью. Руки о тебя марать не стану, как и просила жена, нет, просто возьму камень побольше и вышибу тебе мозги.

Альби поджала губы. Никс не осмелится выполнить свои угрозы. Хочет ее запугать, да не на ту напал. Она расправила плечи.

– Я расскажу ловчему, что ты угрожал мне, – прошипела она, – что ты нарушил обычаи…

Никс влепил ей пощечину, не дав договорить. Альби пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах. Перед глазами поплыли круги, в ушах зазвенело, заныла челюсть. Схватившись рукой за щеку, Альби ошарашенно уставилась на обидчика.

– Я не давал тебе слова. Пока что здесь говорю я. Понятно?

– Мужчине запрещено прикасаться к женщине, если она ему не жена или…

Она не договорила. Никс ударил ее по другой щеке. Альби вскрикнула.

– Я просил сказать, понятно тебе или нет. Остальное к делу не относится. Итак, тебе понятно? – Он занес руку для очередного удара.

Альби спешно закивала.

– Да, мужчинам нельзя прикасаться к женщине, но ты – не женщина. Ты – мерзкая гиена, которая избила палкой беззащитную девушку. Видишь ли, я уже говорил с Урсом. Он разрешил мне избить тебя. Только не убивать. Не сегодня. – Никс улыбнулся. – Надеюсь, ты хорошо запомнишь мои слова. А если вдруг забудешь, то я, так и быть, помогу тебе и разрешу самой выбрать камень. Ясно? Ты сама выберешь камень.

По волчьей стае пробежало волнение, передаваясь от одного зверя к другому. Лежавшая на земле волчица, старая, но все еще внушающая трепет, вскочила на ноги.

Волки отдыхали на поляне после удачной охоты. Рядом с волчицей спали щенки. Волки по очереди заботились о малышах, следя, чтобы они не отбились от стаи. У одного из волчат, крупной самочки, на лбу белела отметина в виде ладони.

Спутник умер несколько зим назад. После его смерти волчица перестала приносить щенков, хотя еще выходила на охоту и оставалась самой крупной самкой в стае. Свернувшись на земле, она вспоминала о том, как охотилась бок о бок со Спутником, а днем, силясь уловить его запах, по старой привычке обнюхивала воздух. Они так долго были вместе, что волчице казалось, будто он по-прежнему где-то рядом. Не услышав знакомого запаха, волчица вспоминала, что Спутника больше нет на свете, и порой тихонько скулила от тоски.

Эта весна была не похожа на остальные: в стае, существенно поредевшей из-за голода и болезней, принесли приплод две самки, спарившихся с вожаком прошлой зимой. Одна из них была дочерью старой волчицы из помета пятилетней давности и почти не уступала матери в размерах.

Далеко не все отпрыски старой волчицы охотно сопровождали ее к месту встреч с человеком, приносившим мясо: некоторые пугались и убегали, в то время как другие не выказывали ни малейшего беспокойства.

Необычно было и то, что в этом году щенков, родившихся от ее дочери, в стаю привел их отец. От волчат пахло материнским молоком, но мать с ними не пришла. С ней что-то произошло.

Старая волчица не утруждала себя догадками. Она следовала инстинктам, велевшим ей неотступно присматривать за волчатами и защищать их. И теперь тот же инстинкт подсказывал ей, что грядет что-то страшное. Молодая черная волчица, которая тоже принесла приплод этой весной, напряженно расхаживала взад и вперед, вывалив из пасти язык и прижав уши к голове, и посматривала на спящих волчат из чужого помета – трех самцов и крупную самочку с белой отметиной.

Поведение черной волчицы и встревожило стаю. Смоль – так воспринимали ее остальные волки – собиралась расправиться с чужим пометом, опасаясь, что он составит конкуренцию ее собственным щенкам.

Старая волчица ощерила пасть и угрожающе зарычала, ни на шаг не отступив от волчат. Те проснулись, но вместо того, чтобы затеять веселую возню, оробело сбились в кучу и притихли, подчинившись сердитому щелканью зубов встревоженной волчицы.

Смоль зарычала в ответ, выжидающе наматывая круги.

Вскоре волчатам надоело сидеть смирно. Один бросился наутек, и Смоль метнулась за ним, наклонив голову к земле. Старая волчица кинулась наперерез и столкнулась с ней грудь с грудью. Встав на задние лапы, обе волчицы, старая и молодая, сцепились в яростной схватке, кусаясь и царапаясь. Над поляной разносилось злобное рычание и щелканье зубов.

Остальные члены стаи в тревоге кружили вокруг дерущихся.

Смоль была сильная, молодая и ловкая, зато старая волчица была крупней и опытней. Ей удалось разорвать сопернице ухо; та завизжала, и волчица в тот же миг вцепилась ей в глотку. Смоль мигом присмирела, обмякла и запросила пощады.

Волчица позволила ей подняться и убежать. Какой-то переярок даже погнался вслед за ней и хватил зубами напоследок.

Старой волчице было ни к чему убивать волчат из помета Смоли.

Щенки уже забыли про драку и дружно резвились на поляне, но стая была в замешательстве. Старая волчица повела себя как доминантная самка, в сущности, не являясь таковой, потому что давно не приносила помета и не участвовала в брачных играх прошлой зимой.

Словно по сигналу, взрослые волки завыли, вскинув морды к небу, и их вой подхватило ветром. Ужасно удивившись, волчата присели и уставились на взрослых, робко подняли головки и принялись тоненько подвывать.