20. Город ангелов
Считаются не удары, которые отвешивают, а те, которые получают и которым противостоят, чтобы идти вперед.
Рэнди Пауш
Кабо-Сан-Лукас. Отель «Ла Пуэрта дель Параисо». Апартаменты № 12
Утренний свет пробивался сквозь шторы. Билли открыла один глаз, подавила зевок и лениво потянулась. На цифровом будильнике было уже больше девяти часов. Она повернулась на матрасе. На расстоянии нескольких метров от нее на отдельной кровати свернулся клубочком Том, погруженный в глубокий сон. Измученные и разбитые, они приехали в отель ночью. Старый мотороллер Пабло испустил дух в десятке километров от конечной точки их маршрута, поэтому им пришлось добираться до гостиницы пешком, всячески обзывая друг друга во время долгих часов пути, которые отделяли их от этого курортного места.
В трусиках и топе на бретельках Билли спрыгнула на паркет и неслышными шагами подошла к дивану. Помимо двух кроватей королевских размеров в апартаментах был еще камин в центре и просторная гостиная, в обстановке которой соединились традиционная мексиканская мебель и технические гаджеты: плоские экраны, различные считывающие устройства, беспроводной интернет… Молодая женщина с трепетом взяла куртку Тома и завернулась в нее как в накидку, прежде чем выйти через высокую стеклянную дверь.
Как только она оказалась снаружи, у нее перехватило дыхание. Они легли спать, когда вокруг уже было темно, все еще на нервах и слишком измученные, чтобы наслаждаться видом. Но этим утром…
Билли прошлась по залитой солнцем террасе. В этом месте она возвышалась над полуостровом Калифорния, этим волшебным местом, где Тихий океан соединялся с морем Кортеса. Доводилось ли ей созерцать настолько пьянящий пейзаж? Ничего такого она не помнила. Она облокотилась о балюстраду, на губах играла улыбка, в глазах плясали искорки. На фоне гор сотня маленьких домиков гармонично сменяла друг друга вдоль белоснежного песчаного пляжа, омываемого морем цвета сапфира. Название отеля – «Ла Пуэрта дель Параисо» – обещало дверь в рай. Приходилось согласиться, что до рая и в самом деле недалеко…
Билли заглянула в телескоп на треноге, предназначенный для начинающих астрономов, но вместо того, чтобы рассматривать небо или горы, она направила окуляр на бассейн гостиницы. Огромные переливные бассейны на трех разных уровнях спускались до самого пляжа и, казалось, сливались с океаном.
Маленькие частные островки, окруженные водой, принимали богатых и знаменитых, которые начинали свой день с загара под навесами с соломенными крышами.
Не отрываясь от телескопа, Билли пребывала в экстазе:
Этот тип в стетсоне, вон там, черт возьми, да это же настоящий Боно! А высокая блондинка с детьми удивительно похожа на Клаудию Шиффер! И вон та брюнетка, в татуировках с ног до головы и с похожим на капусту пучком, бог мой, это же…
Так она развлекалась в течение нескольких минут, пока прохладный ветерок не заставил ее уютно устроиться в кресле из ротанга. Растирая плечи, чтобы согреться, она нащупала что-то во внутреннем кармане куртки. Это оказался бумажник Тома. Старая модель, из очень плотной потертой кожи и с обломанными уголками. Из любопытства она открыла его, не мучаясь угрызениями совести. Бумажник распирало от крупных купюр, полученных за отданную в залог картину. Но деньги Билли не интересовали. Она нашла фотографию Авроры, которую видела накануне, перевернула ее и увидела женский почерк:
Любовь – это когда ты становишься для меня ножом, которым я роюсь в себе.
Ну да, цитата, которую пианистка откуда-то списала. Эгоцентричная штука, столько мучений и столько боли, чтобы обыгрывать ее для себя в романтическо-готическом стиле.
Билли убрала на место снимок и продолжила изучать содержимое бумажника. Оно оказалось весьма скромным: кредитные карточки, паспорт, две таблетки обезболивающего. И все. Но что это за выпуклость в нижней части отделения для банкнот? Билли изучила бумажник более внимательно и обнаружила что-то вроде подкладки, прошитой толстой ниткой.
Она удивилась, вытащила заколку из волос и с помощью маленького острия попыталась частично распороть шов. Потом она потрясла карманчик, и ей на ладонь выпал маленький металлический блестящий предмет.
Это была гильза от огнестрельного оружия.
Сердце Билли застучало чаще. Понимая, что она лезет в чужой секрет, она поспешила убрать гильзу в потайной кармашек. И тут она почувствовала, что там есть что-то еще. Это оказался старый, сделанный поляроидом снимок, пожелтевший и слегка размытый. На нем была молодая пара, обнимающаяся на фоне забора из сетки и череды бетонных башен. Девушка была еще совсем молоденькой, лет семнадцать-восемнадцать. Красивая, типичная латиноамериканка, высокая и тонкая, с потрясающими светлыми глазами, которые ярко выделялись, несмотря на плохое качество снимка. Если судить по их позе, то это именно девушка сделала снимок, держа фотоаппарат на вытянутой руке.
– Эй, не стесняйтесь!
Билли выпустила фотографию и подскочила. Она обернулась и…
* * *
Отель «Ла Пуэрта дель Параисо». Апартаменты № 24
– Эй, не стесняйся! – крикнул голос.
Не отрываясь от телескопа, Мило рассматривал выигрышную внешность двух полуголых наяд, загоравших у бортика бассейна, когда на террасе появилась Кароль. Он подскочил и обернулся, чтобы увидеть свою подругу, строго смотревшую на него.
– Напоминаю тебе, что это предназначено для наблюдений за Кассиопеей и Орионом, а не для того, чтобы услаждать свой взор!
– Может быть, их тоже зовут Кассиопея и Орион, – ответил Мило, подбородком указывая на двух девушек с обложки.
– Если тебе это кажется смешным…
– Послушай, Кароль, ты мне не жена и тем более не мать! И потом, как ты вошла в мой номер?
– Я коп, старина! Если ты думаешь, что обычная дверь гостиничного номера станет для меня проблемой… – сказала она, бросая полотняную сумку на одно из кресел из ротанга.
– А я называю это вмешательством в частную жизнь!
– Что ж, обратись в полицию.
– Ты тоже пытаешься шутить? – Мило оскорбленно пожал плечами и сменил тему:
– Я проверил в администрации. Том действительно остановился в этом отеле вместе со своей «подругой».
– Я знаю, я провела расследование: апартаменты номер двенадцать, две отдельные кровати.
– Отдельные кровати, это тебя успокаивает?
Кароль вздохнула:
– Когда ты начинаешь об этом говорить, ты еще тупее, чем щетка без ворса…
– А что Аврора? Ты тоже провела расследование?
– Обязательно! – сказала Кароль, подходя к телескопу, чтобы направить окуляр на берег.
Она долго рассматривала просторный пляж с мелким песком, который лизали прозрачные волны.
– И если мои сведения верны, Аврора в данный момент должна находиться… как раз здесь.
Кароль зафиксировала положение телескопа, чтобы Мило мог посмотреть.
Недалеко от берега прекрасная Аврора в сексуальном комбинезоне и в самом деле каталась на водных лыжах в компании Рафаэля Барроса.
– А этот тип очень даже неплох, да? – спросила она, снова занимая свой наблюдательный пост.
– Вот как? Ты… ты так считаешь?
– Ну, надо быть уж очень придирчивой! Ты видел его квадратные плечи и торс атлета? У этого парня физиономия актера и фигура греческого бога!
– Ладно, хватит, убедила! – проворчал Мило, отталкивая Кароль, чтобы завладеть телескопом. – Я думал, что эта штука нужна для подсматривания за Орионом и Кассиопеей…
Кароль позволила себе улыбнуться, пока Мило искал для себя новую жертву для наблюдений.
– Брюнетка в татуировках с фальшивой грудью и волосами в стиле рок-н-ролл – это же…
– Да, это она! – оборвала его Кароль. – Скажи мне, когда ты закончишь развлекаться, как мы оплатим наш счет за гостиницу?
– Не имею ни малейшего понятия, – грустно признался Мило.
Он поднял глаза от своей «игрушки», снял спортивную сумку со стула и уселся лицом к Кароль.
– Эта штука весит целую тонну. Что там такое?
– Я привезла это для Тома.
Мило нахмурился, давая понять, что ждет от нее объяснений.
– Вчера утром, перед тем, как заехать к тебе, я вернулась к нему домой. Я собиралась обыскать дом, чтобы найти хоть какие-то намеки. Я поднялась в его спальню. Представляешь, картина Шагала исчезла!
– Вот дерьмо…
– Ты знал, что за картиной находится потайной сейф?
– Нет.
На долю секунды в сердце Мило возродилась надежда. Вдруг Том хранил там сбережения, которые смогли бы им помочь расплатиться хотя бы с частью долгов?
– Я была заинтригована и не смогла отказаться от попытки попробовать кое-какие комбинации цифр…
– И тебе удалось открыть сейф, – догадался Мило.
– Да, введя код 07071994.
– И как ты догадалась? Божественное вдохновение? – сыронизировал он.
Кароль не поддержала его сарказм.
– Это дата его двадцатого дня рождения – седьмое июля тысяча девятьсот девяностого года.
При напоминании об этом лицо Мило потемнело, и он пробурчал вполголоса:
– В то время я не был с вами, так?
– Нет… Ты был в тюрьме.
Воцарилось молчание, пролетевший ангел выпустил несколько стрел грусти в сердце Мило. Призраки и демоны всегда были рядом, готовые появиться в любую минуту, как только он потеряет бдительность. В его голове замелькали контрастные картинки: этот роскошный отель и тюрьма. Рай для богатый и ад для бедных…
Пятнадцатью годами ранее он провел девять месяцев в мужской тюрьме в Чино. Это был долгий путь в потемках. Мучительное очищение, отметившее окончание ужасных лет. С тех пор, несмотря на все его усилия создать себя заново, жизнь была для него скользкой и непостоянной дорогой, готовой провалиться под любым его шагом, а его прошлое оставалось гранатой со снятой чекой, готовой взорваться в любой момент.
Мило несколько раз моргнул, чтобы не скатиться в опустошительные воспоминания.
– Так что все-таки было в этом сейфе? – спросил он бесцветным голосом.
– Подарок, который я вручила ему на двадцатилетие.
– Можно посмотреть?
Кароль кивнула.
Мило поднял сумку и поставил ее на стол, прежде чем открыть «молнию».
* * *
Апартаменты № 12
– Почему вы роетесь в моих вещах? – закричал я, вырывая бумажник из рук Билли.
– Не волнуйтесь так.
Я с трудом выплывал из полукоматозного состояния. Во рту пересохло, все тело ломило, щиколотка страшно болела. Общее состояние было таким, будто я провел ночь в стиральной машине.
– Терпеть не могу проныр! Вы и в самом деле собрали все пороки мира!
– Да будет вам, кто в этом виноват, а?
– Личная жизнь это важно! Я знаю, что вы ни разу в жизни не открывали книгу, но когда вы это сделаете, загляните в Солженицына. Он написал очень верные слова: «Наша свобода зиждется на том, чего другие не знают о нашей жизни».
– Вот именно, я только хотела восстановить равновесие, – заявила она в свое оправдание.
– Какое равновесие?
– Вам известно все о моей жизни… Это же нормально, если мне любопытна ваша жизнь, нет?
– Нет, это не нормально! Впрочем, не нормально все. Вам вообще не стоило покидать ваш вымышленный мир, а мне не следовало отправляться вместе с вами в это путешествие.
– Решительно, этим утром вы любезны, как тиски.
Я сплю… Это она меня упрекает!
– Послушайте: вы, возможно, умеете перевернуть любую ситуацию в вашу пользу, но со мной это не проходит.
– Кто эта девушка? – спросила Билли, указывая на сделанный поляроидом снимок.
– Сестра папы римского, такой ответ вас устраивает?
– Нет, как реплика это слабовато. Даже в ваших книгах вы на такое не осмелились бы.
Вот нахалка!
– Это Кароль, подруга детства.
– А почему вы храните ее фотографию в бумажнике как реликвию?
Я ответил ей мрачным и презрительным взглядом.
– Вот дерьмо! – взорвалась Билли, покидая террасу. – Вообще-то мне наплевать на вашу Кароль!
Я посмотрел на пожелтевший снимок с белой рамкой, который я держал в руке. Много лет назад я зашил его в мой бумажник и больше никогда его не доставал.
Воспоминания медленно поднялись на поверхность. Разум мой затуманился и перенес меня на шестнадцать лет назад. Кароль держала меня под руку и требовала:
– Стоп! Больше не двигайся, Том! Скажи «сыыыр»!
Щелчок, жужжание. Казалось, я снова слышу характерный звук мгновенной фотографии, выползающей из зева фотоаппарата.
Я опять увидел, как подхватываю снимок на лету под протесты Кароль:
– Эй! Осторожно! Ты оставишь на ней пальцы, дай ей высохнуть!
И вот я вновь бегу, потряхивая снимком, чтобы он побыстрее высох.
– Не поймаешь! Не поймаешь!
Потом еще три минуты ожидания, чуточку волшебного, когда Кароль оперлась на мое плечо, ожидая постепенного проявления фотографии на пленке, и ее сумасшедший смех, когда она увидела конечный результат!
* * *
Билли поставила поднос с завтраком на стол из тика.
– ОК, мне не следовало рыться в ваших вещах, – признала она. – Я согласна с этим вашим Солтже-как-его-там: у каждого есть право на секреты.
Я уже успокоился, а она смягчилась. Билли налила мне кофе, я намазал для нее маслом тартинку.
– Что произошло в тот день? – все-таки спросила она через минуту.
Но в ее голосе больше не было неприятного напора или нездорового любопытства. Возможно, молодая женщина просто почувствовала, что, несмотря на внешнее нежелание, я несомненно нуждался в том, чтобы рассказать ей этот эпизод моей жизни.
– Это был день моего рождения, – начал я. – Мне исполнилось двадцать лет…
* * *
Лос-Анджелес. Квартал Макартур-парк. 7 июля 1994 года
Лето, невыносимая жара. Она плавит все, город кипит словно котел. На баскетбольной площадке солнце растопило гудрон, но это не мешает десятку парней с голыми торсами воображать себя Мэджиком Джонсоном, бросая мяч в корзину.
– Эй, мистер Фрик! Ты покажешь нам, на что способен?
Я им не отвечаю. Впрочем, я их и не слышу: поставил на максимум громкость моего плеера. Этого достаточно, чтобы ударные и басы заглушили ругательства. Я иду вдоль сетки до начала паркингов, где одинокое и все еще немного зеленое дерево дарит маленький кусочек тени. Это не сравнится с библиотекой, где есть кондиционер, но все же лучше чем ничего, чтобы почитать. Сажусь на сухую траву, опершись спиной о ствол.
Под защитой музыки я в своем коконе. Я смотрю на часы. 13:00. У меня есть еще полчаса до автобуса, на котором я езжу в Венис-бич, где продаю мороженое на променаде. Так что я смогу прочесть несколько страниц из того эклектичного набора книг, который мне предложила мисс Миллер, молодая преподавательница литературы на факультете, блестящая и ниспровергающая основы. Ко мне она относится скорее хорошо. В моей сумке сосуществуют «Король Лир» Шекспира, «Чума» Альбера Камю, «У подножия вулкана» Мальколма Лаури и тысяча восемьсот страниц «Лос-Анджелесского квартета» Джеймса Эллроя.
На моем плеере мрачные слова последнего альбома «РЕМ». И много рэпа. Это великие годы Западного побережья: поток доктора Дре, гангстерский фанк Снупа Догги Догга и ярость Тупака. Я ненавижу эту музыку с той же силой, с какой люблю. Это правда, что в большинстве случаев слова примитивные: восхваление марихуаны, оскорбления в адрес полиции, секс, сила оружия и тачки. Но рэп хотя бы говорит о нашей повседневности и о том, что нас окружает: об улице, гетто, отчаянии, войне банд, жестокости копов и девушках, которые оказываются беременными в пятнадцать лет и рожают в школьном туалете. И в песнях, как и в городе, наркотики всюду и объясняют все: власть, деньги, насилие и смерть. И потом рэперы дают нам ощущение, что они живут. Как мы: болтаются по подвалам зданий, участвуют в перестрелках с полицией, заканчивают дни в тюрьме или в больнице, если просто не умирают на улице.
Кароль я вижу издалека. На ней платье из светлой прозрачной ткани, которое придает ей легкость. Впрочем, оно не совсем в ее стиле. Бо́льшую часть времени Кароль, как и многие девушки квартала, маскирует свою женственность объемной одеждой: свитерами с капюшоном, футболками размера XXL или баскетбольными шортами, которые можно трижды обернуть вокруг талии. Нагруженная большой спортивной сумкой, она проходит мимо шутников, нечувствительная к их насмешкам или неуместным замечаниям, и присоединяется ко мне на моем «островке зелени».
– Привет, Том.
– Привет, – отвечаю я, снимая наушники.
– Что слушаешь?
Мы знакомы десять лет. Если не считать Мило, то это мой единственный друг. Единственный человек (кроме мисс Миллер), с которым я веду настоящие разговоры. То, что нас связывает, уникально. Это сильнее, чем если бы Кароль была мне сестрой. Сильнее, чем если бы она была моей девушкой. Это «другое», чему я никак не могу подобрать название.
Знакомы мы давно, вот только последние четыре года что-то изменилось. Однажды я выяснил, что ад и ужас живут в соседней квартире, меньше чем в десяти метрах от моей комнаты. Что девочка, с которой я сталкивался по утрам на лестничной площадке, уже была мертва внутри. Что иногда по вечерам с ней обращались как с вещью, и она терпела страшные мучения. Что кто-то высосал ее кровь, ее жизнь, ее сок.
Я не знал, как ей помочь. Я был одинок. Мне было шестнадцать лет, денег у меня не было, банды тоже, как не было и оружия и мускулов. Был только мозг и сила воли, но этого недостаточно, чтобы противостоять гнусности.
Тогда я сделал то, что мог, уважая ее просьбу. Я никого не поставил в известность, но придумал для Кароль историю. Это была история без конца, история о жизни Далилы – девушки-подростка, похожей на нее как две капли воды – и Рафаэля, ангела-хранителя, присматривавшего за ней с самого детства.
В течение двух лет я видел Кароль практически ежедневно, и каждый новый день был обещанием нового поворота в моей истории. Она говорила, что этот вымысел служил ей щитом, когда она сталкивалась с испытаниями жизни. А мои персонажи и их приключения переносили ее в выдуманный мир, приносивший успокоение в ее реальность.
Виня себя за то, что я не мог по-другому помочь Кароль, я проводил все больше времени, придумывая приключения для Далилы. Этому я посвящал почти все свое свободное время, создавая вселенную с кинематографическими декорациями в загадочном и романтичном Лос-Анджелесе. Я запасался документами, искал книги о мифах, поглощал старинные трактаты о магии. За сочинением истории я проводил ночи, день за днем заставляя жить многочисленных персонажей, которые тоже сталкивались с мраком и страданиями.
Шли месяцы, моя история становилась все объемнее, перерастая из волшебной сказки в рассказ-посвящение, чтобы превратиться в настоящую одиссею. Я вложил всю свою душу в этот вымысел, все, что было во мне лучшего, не подозревая, что через пятнадцать лет она сделает меня знаменитым, и ее прочтут миллионы людей.
Вот почему теперь я практически не даю интервью, вот почему я стараюсь избегать журналистов. Генезис «Трилогии ангелов» – это секрет, которым я смогу поделиться только с одним человеком в мире.
– Так что ты слушаешь?
Сейчас Кароль семнадцать лет. Она улыбается, она красива, снова полна жизни, силы и планов. И я знаю: она думает, что это благодаря мне.
– Шинед О’Коннор перепела Принца, ты не знаешь.
– Шутишь? Все знают «Ничто не сравнится с тобой»!
Она стоит передо мной, ее воздушный силуэт выделяется на фоне июльского неба.
– Пойдем посмотрим «Форрест Гамп» в «Синераме», хочешь? Фильм вышел вчера. Кажется, он ничего себе…
– Ну… – протянул я без энтузиазма.
– Можем взять напрокат «День сурка» в видеоклубе или посмотреть «Секретные материалы» на видеокассетах.
– Я не могу, Кароль. Сегодня после обеда я работаю.
– Тогда…
Она с загадочным видом роется в своей спортивной сумке, достает баночку колы и принимается трясти ее, будто это шампанское.
– …необходимо отпраздновать твой день рождения прямо сейчас.
Прежде чем я успеваю запротестовать, она открывает колу и обильно поливает мое лицо и торс.
– Прекрати! Ты что, с ума спятила?
– Не переживай, это кока-кола «лайт», пятен не останется.
– Как же!
Я вытираюсь, делая вид, что сержусь. На ее улыбку и хорошее настроение одно удовольствие смотреть.
– Так как двадцать лет исполняется не каждый день, я хотела подарить тебе что-нибудь особенное, – с некоторой торжественностью объявляет Кароль.
Она снова наклоняется к сумке и протягивает мне огромный пакет. Я сразу вижу, что подарочная упаковка очень красивая, а сам подарок из «настоящего» магазина. Беря его в руки, я понимаю, что он тяжелый, поэтому я смущен. Как и у меня самого, у Кароль нет ни гроша. Она подрабатывает, где может, но то, что ей удается отложить, уходит на оплату ее учебы.
– Открывай же, дурачок! Не стой как столб с подарком в руках!
В картонной коробке находится недостижимый для меня предмет. Что-то вроде Грааля для такого писаки, как я. Это лучше, чем ручка Чарльза Диккенса или пишущая машинка Хемингуэя: PowerBook 540c, лучший из портативных компьютеров. Последние два месяца, каждый раз проходя мимо витрины магазина «Компьютерный клуб», я не мог не остановиться и не полюбоваться им. Я знаю его характеристики наизусть: процессор с частотой 33 МГц, жесткий диск в 500 Мб, цветной LCD-экран с активной матрицей, встроенный модем, аккумулятор на три часа тридцать минут работы, первый компьютер со встроенной сенсорной площадкой. Несравненный инструмент для работы, весящий чуть больше трех кило за… 5000 долларов.
– Ты не можешь дарить мне такое, – говорю я.
– Придется поверить, что могу.
Я взволнован, она тоже. У Кароль блестят глаза, да и мои на мокром месте.
– Это не подарок, Том, это поручение.
– Я не понимаю.
– Хочу, чтобы однажды ты написал историю Далилы и «Компании ангелов». Я хочу, чтобы эта история сделала доброе дело не только для меня.
– Но я могу написать ее ручкой на бумаге!
– Возможно, но, принимая этот подарок, ты берешь на себя обязательство. Обязательство передо мной.
Я не нахожу ответа.
– Где ты нашла деньги, Кароль?
– Не бери в голову, я разобралась.
Следующие несколько секунд мы оба молчим. Мне так хочется крепко обнять ее, может быть, даже поцеловать, возможно, даже сказать ей, что я ее люблю. Но ни она, ни я к этому не готовы. И я просто обещаю Кароль, что когда-нибудь напишу для нее эту историю.
Чтобы прогнать эмоции, она вылавливает в своей огромной сумке еще один предмет: старый фотоаппарат «Поляроид», который принадлежит Черной Маме. Кароль обнимает меня за талию, поднимает аппарат на расстояние вытянутой руки и, приняв позу, требует:
– Стоп! Больше не двигайся, Том! Скажи «сыыыр»!
* * *
Отель «Ла Пуэрта дель Параисо». Апартаменты № 12
– Вау… Странная девушка эта Кароль… – пробормотала Билли, когда я закончил рассказ.
В ее глазах было так много нежности и человечности, как будто она видела меня впервые.
– И чем она сегодня занимается?
– Кароль коп, – сказал я, отпивая глоток совершенно остывшего кофе.
– А этот компьютер?
– Он у меня дома, в сейфе. На нем я написал первые варианты «Трилогии ангелов». Вы видите, я сдержал обещание.
Но Билли отказала мне в этом удовлетворении:
– Вы его сдержите, когда напишете третий том. Некоторые вещи легко начать, но они приобретают свой истинный смысл, только когда закончены.
Я собирался попросить ее прекратить умничать, когда в дверь постучали.
Я открыл, уверенный в том, что это обслуживание в номерах или горничная, но вместо этого…
Мы все переживали подобные ситуации, эти моменты благодати, как будто придуманные небесным архитектором, способным сплести между людьми и вещами невидимые узы, чтобы мы получили то, в чем нуждаемся, именно в тот момент, когда нам это нужно.
– Здравствуй, – сказала Кароль.
– Привет, старик, – бросил мне Мило. – Приятно снова видеть тебя.