19. Роуд-муви

– Мило, открой!

Затянутая в форму Кароль барабанила в дверь с силой и властью, которую дал ей закон.

– Я тебя предупреждаю: с тобой говорит полицейский, а не друг. Именем закона Калифорнии я требую, чтобы ты меня впустил.

– Да нассать мне на закон Калифорнии, – прогрохотал Мило, приоткрывая дверь.

– Очень конструктивно, в самом деле! – укорила его Кароль, входя в дом.

Мило был в трусах и старой футболке с надписью «Space Invaders». Лицо у него бледное, под глазами темные круги, волосы стоят дыбом. Татуировки «Мары Сальватручи» в виде каббалистических символов на обеих руках сверкали нездоровым пламенем.

– Ставлю тебя в известность, что еще нет и семи часов утра, что я спал и что я не один.

На стеклянном столе в гостиной Кароль заметила пустую бутылку из-под дешевой водки и почти пустой пакетик «травки».

– Я считала, что ты завязал со всем этим, – грустно сказала она.

– Как видишь, нет: моя жизнь полетела под откос, я разорил моего лучшего друга, и я не в силах ему помочь, когда у него неприятности. Поэтому да, я напился, выкурил три или четыре косячка и…

– …и ты не один.

– Точно, и это мое дело, понятно?

– Кто она? Сабрина? Вики?

– Нет, две шлюхи за пятьдесят долларов, которых я подобрал на Крик-авеню. Такого объяснения с тебя хватит?

Захваченная врасплох, Кароль смущенно хмыкнула, не зная наверняка, говорил ли Мило правду или просто решил ее спровоцировать.

Он включил кофемашину и вставил в нее капсулу.

– Ладно, Кароль, в твоих интересах, чтобы у тебя была очень веская причина, раз уж ты разбудила меня в такую рань.

Молодая женщина-полицейский не сразу нашлась с ответом.

– Вчера вечером я оставила в комиссариате ориентировку на «Бугатти» и попросила дать мне знать, если будут новости. И угадай, что мне сказали? Машину нашли в подлеске недалеко от Сан-Диего.

Лицо Мило наконец просветлело:

– А Том?

– Никаких новостей. «Бугатти» остановили за превышение скорости, но женщина за рулем отказалась подчиниться.

– Женщина?

– По данным местной полиции, за рулем был не Том, а молодая женщина. Но в рапорте указано присутствие пассажира-мужчины.

Кароль прислушалась к звукам, доносившимся из ванной комнаты. К шуму душа добавилось гудение работающего фена: там и в самом деле было два человека…

– Ты говоришь, около Сан-Диего?

Она заглянула в рапорт:

– Да, в населенном пункте возле Ранчо Санта-Фе.

Мило почесал голову, добавив еще немного хаоса в свою стоящую дыбом шевелюру.

– Пожалуй, я отправлюсь туда на арендованной машине. Покопошусь там, вдруг найду что-то такое, что наведет меня на след Тома.

– Я с тобой! – решила Кароль.

– Незачем.

– Я не спрашиваю твоего мнения. Я поеду туда, хочешь ты этого или нет.

– А твоя работа?

– Но я давным-давно не брала отпуск! И потом, вдвоем нам будет легче вести расследование.

– Очень боюсь, что он сотворит какую-нибудь глупость, – признался Мило, глядя в пустоту.

– А ты, ты сам-то сейчас разве не глупости делаешь? – сурово спросила Кароль.

Дверь ванной комнаты открылась, выпустив двух латиноамериканок, болтавших о каких-то пустяках. Одна, наполовину голая, завернула волосы в полотенце, другая куталась в банный халат.

Увидев их, Кароль вздрогнула: две девушки были похожи на нее! Вульгарные, потасканные, но у одной были ее светлые глаза, а у другой ее высокий рост и ямочка на подбородке. Они были такими, какими могла стать и Кароль, если бы не сумела вырваться из Макартур-парка.

Она скрыла свое волнение, но Мило обо всем догадался.

Он скрыл свой стыд, но она его расшифровала.

– Я возвращаюсь в комиссариат, чтобы предупредить о моем отсутствии, – сказала наконец Кароль, чтобы нарушить молчание, становившееся тягостным. – Ты иди в душ, отвези своих подружек, а через час заберешь меня из дома, идет?

Я неуверенно открыл один глаз. Мокрая дорога отражала сверкающее солнце, касавшееся утренними лучами ветрового стекла, усеянного каплями дождя.

Укутанный в плюшевое покрывало, с затекшими мышцами и заложенным носом, я выплыл из сна, скорчившись на пассажирском сиденье «Фиата-500».

– Ну как, хорошо выспались? – спросила Билли.

Я с гримасой выпрямился, почти парализованный болью в шее.

– Где мы?

– На пустынной дороге, между нигде и другим местом.

– Вы вели машину всю ночь?

Билли весело кивнула, пока я обозревал в зеркале заднего вида свое лицо, серьезно пострадавшее от полученных накануне ударов.

– Вам очень идет, – сказала она серьезно. – Мне не слишком нравился ваш вид подростка «бон шик, бон жанр»: вам так и хотелось врезать.

– У вас удивительный дар делать комплименты.

Я посмотрел через стекло: пейзаж стал более диким. Узкая и потрескавшаяся дорога пересекала пустынные горы, на которых росли редкие растения: каменистые кактусы, агавы с колючими листьями, колючий кустарник. Машин было немного, но узкая дорога делала опасной любую встречу с грузовиком или автобусом.

– Я вас сменю, чтобы вы могли немного поспать.

– Остановимся на ближайшей заправке.

Но заправки располагались редко, и не все из них работали. Прежде чем найти открытую, мы миновали поселения, настоящие деревни-призраки. Выезжая из одной из них, мы увидели на обочине оранжевый «Корвет» с включенными сигналами аварийной остановки. Прислонившись к капоту, молодой парень – он бы произвел фурор в рекламе дезодоранта – двумя руками держал маленькую табличку с надписью: out of gas.

– Поможем ему? – предложила Билли.

– Нет. Это выглядит как классическая ловушка. Тип симулирует аварию, а потом вытрясает все деньги из туристов.

– То есть вы уверены, что все мексиканцы воры?

– Нет, я имею в виду, что с вашей манией брататься со всеми красивыми парнями вокруг мы снова вляпаемся в дерьмо.

– Вы были очень довольны, когда нас довезли до Сан-Диего!

– Послушайте, это ясно как дважды два: этот парень отберет у нас деньги и машину! Если вы этого хотите, останавливайтесь. Но не просите моего благословения!

К счастью, Билли не стала рисковать, мы проехали мимо.

Заправившись, мы зашли в семейную лавку. В длинной и старинной витрине были выставлены свежие фрукты, молочные продукты и выпечка. Мы купили то, что нам понравилось, и устроили импровизированный пикник через несколько километров под коротколистной юккой.

Попивая горячий кофе, я, как зачарованный, наблюдал за Билли. Усевшись на покрывало, она с аппетитом поглощала польвороны с корицей и чуррос, покрытые сахарной глазурью.

– Какая вкуснотища! Вы не попробуете?

– Что-то не склеивается, – задумчиво ответил я. – В моих романах вы едите как птичка, но я-то вижу, что вы поглощаете все, что попадается под руку…

Она на мгновение задумалась, как будто сама что-то осознавала, потом призналась:

– Это из-за настоящей жизни.

– Настоящей жизни?

– Я персонаж романа, Том. Я принадлежу миру вымысла, и в настоящей жизни я не у себя дома.

– И какое это имеет отношение к вашей прожорливости?

– В настоящей жизни все вкуснее, насыщеннее. И это не относится только к пище. В воздухе больше кислорода, пейзажи полны цвета, и ими хочется восхищаться каждую секунду. Мир вымысла настолько тусклый…

– Мир вымысла тусклый? Но я всегда слышал обратное! Большинство людей читает романы именно для того, чтобы убежать от реальности.

Билли ответила мне в высшей степени серьезно:

– Возможно, вы умеете хорошо рассказывать истории, описывать эмоции, боль, раны сердца, но вы не можете описать то, что составляет соль жизни: ее вкусы.

– Мне не слишком приятно это слышать, – сказал я, понимая, что она указывает мне на мои пробелы как писателя. – О каких таких вкусах вы говорите?

Она поискала примеры вокруг.

– Вкус, к примеру, этого фрукта, – сказала она, отрезая кусочек манго, которое мы только что купили.

– А что еще?

Билли подняла голову и закрыла глаза, как будто для того, чтобы подставить свою хорошенькую мордашку утреннему бризу.

– То, что чувствуешь, когда ветер пробегает по твоему лицу…

– Ну да…

Я состроил гримасу сомнения, но я знал, что она не так уж и не права. Я не мог передать чудо настоящего момента. Оно оставалось недостижимым для меня. Я не умел его уловить, не умел им наслаждаться, поэтому не мог поделиться им с моими читателями.

– Или, к примеру, – снова заговорила Билли, открывая глаза и указывая пальцем в даль, – вид этого розоватого облака, зацепившегося за холм. – Она встала и с жаром продолжала: – В ваших романах вы напишете: «Билли съела манго на десерт», но вы никогда не станете тратить время на то, чтобы в деталях описать вкус этого манго.

Билли осторожно положила мне в рот кусочек сочного фрукта.

– Какой он?

Задетый за живое, я помимо своей воли вступил в игру и попробовал описать плод с максимально возможной точностью:

– Он очень спелый, свежий, как раз то, что нужно.

– Вы можете сказать лучше.

– У него сладкая мякоть, она тает во рту, сочная и очень душистая… – Я увидел ее улыбку и продолжил: – …золотистая, пропитанная солнцем.

– Не стоит слишком усердствовать. Это пригодится для рекламы тональной пудры!

– Вам невозможно угодить!

Билли сложила покрывало и повернулась к машине.

– Вы поняли принцип, – бросила она мне. – Попытайтесь вспомнить об этом, когда будете писать следующую книгу. Позвольте мне жить в яркой, красочной и осязаемой вселенной, где у фруктов вкус фруктов, а не папье-маше!

– У меня уже яйца заледенели. Закрой окно, а?

Кароль и Мило ехали уже около часа. Включив информационный канал, они делали вид, что поглощены дебатами местных политиков, только бы не говорить о том, что могло их поссорить.

– Когда ты так вежливо просишь меня о чем-то, оказать тебе услугу – для меня особое удовольствие, – язвительно заметила она, поднимая стекло.

– Что, теперь у тебя проблемы с тем, как я говорю?

– Да, у меня проблемы с твоей бесплатной грубостью.

– Прошу прощения, но я не литератор. И романов я не пишу!

Кароль ошеломленно посмотрела на него.

– Минутку! Что ты этим хочешь сказать?

Сначала Мило насупился, потом прибавил громкость радио, как будто не собирался отвечать. Но потом он передумал и вскрыл нарыв самым странным образом:

– Между тобой и Томом уже что-то было?

– Что?!

– Ведь ты же всегда была втайне влюблена в него, так?

До Кароль наконец дошло:

– Так вот что ты думаешь?

– Я думаю, что все эти годы ты ждешь только одного: когда он, наконец, увидит в тебе женщину, а не удобную лучшую подругу.

– Тебе пора завязывать с травкой и крепкими спиртными напитками, Мило. Когда ты несешь подобную чушь, мне хочется…

– Чего?

Кароль покачала головой.

– Я не знаю… Пожалуй, выпотрошить тебя и поджаривать на медленном огне, чтобы потом клонировать тебя в десяти тысячах экземплярах и затем предать самой ужасной смерти каждого клона из этих десяти тысяч своими собственными руками…

– Я понял, – остановил ее Мило. – Кажется, я уловил суть.

Несмотря на черепашью скорость нашей машины, все больше километров оставалось позади. Мы уже проехали Сан-Игнасио, и наша баночка йогурта хорошо держалась.

Впервые за долгое время я хорошо себя чувствовал. Мне нравился пейзаж, нравился запах дорожного покрытия и его аромат свободы, нравились магазины без вывески и брошенные каркасы автомобилей, создававшие впечатление путешествия по Трассе 66.

И вишенка на торте: я отыскал на одной из редких заправок две аудиокассеты по 0,99 доллара за штуку. На одной была компиляция рок-исполнителей, от Элвиса до «Роллингов». Другая была пиратской записей трех концертов Моцарта в исполнении Марты Аргерих. Хорошее начало, чтобы приобщить Билли к радостям «настоящей музыки».

Но наше продвижение вперед затормозилось во второй половине дня, когда мы ехали по довольно-таки дикому участку дороги, где не было ни ограждения, ни сетки. Переваривавшее траву стадо овец не нашло ничего лучше, как остановиться посреди дороги, чтобы болтать о пустяках в свое удовольствие. Мы были поблизости от ферм и ранчо, но никому, казалось, и в голову не приходило взять на себя труд убрать животных с дороги.

Ничего не помогало: ни гудки клаксона, ни жестикуляция Билли не смогли согнать жвачных животных с самовольно занятого ими места. Вынужденная ждать, она закурила сигарету, а я принялся считать остававшиеся у нас деньги. Из моего бумажника выскользнула фотография Авроры, и Билли завладела ею без моего ведома.

– Отдайте!

– Подождите, позвольте мне посмотреть! Это вы сделали снимок?

Это была простая черно-белая фотография, от которой исходило ощущение некоторой невинности. В коротких брючках и мужской рубашке, Аврора улыбалась мне на пляже в Малибу, в ее глазах горел огонек, который я считал огнем любви.

– Скажите честно, что вы в ней нашли, в этой вашей пианистке?

– Что я нашел?

– Согласна, она красивая. Ну, если, конечно, нравится «идеальная женщина с телом манекенщицы, наделенная неотразимым очарованием». Но что в ней есть кроме этого?

– Прошу вас, прекратите: вы влюблены в мерзавца, поэтому не вам читать мне нравоучения.

– Вас заводит культурная сторона?

– Да, Аврора образованная женщина. И тем хуже, если вас это раздражает. Я вырос в дерьмовом квартале. Вокруг все время орали: крики, оскорбления, угрозы, выстрелы. Не было ни одной книги, кроме журнала с телепрограммой, и там я никогда не слышал Шопена или Бетховена. Поэтому да, мне нравилось быть рядом с парижанкой, которая говорила со мной о Шопенгауэре и Моцарте, а не о сексе, наркотиках, рэпе, татуировках и накладных ногтях!

Билли покачала головой:

– Отлично сказано, но Аврора нравилась вам еще и потому, что была красива. Не уверена, что, имей она пятьдесят лишних килограммов, она бы вас настолько потрясла, даже с Моцартом и Шопеном…

– Ладно, хватит. Поезжайте!

– Как я, по-вашему, поеду? Если вы считаете, что наша таратайка выдержит столкновение с бараном…

Она затянулась сигаретой и продолжила досаждать мне:

– Ваши беседы о Шопенгауэре, это было до или после секса?

Я ошеломленно посмотрел на нее:

– Если бы я отпускал подобные замечания в ваш адрес, я бы уже получил оплеуху…

– Бросьте, это все ради смеха. Мне нравится ваш смущенный вид и то, как вы краснеете.

Тереза Родригес пришла в дом Тома, чтобы навести порядок, как делала это каждую неделю. Последнее время писатель не хотел, чтобы его беспокоили, поэтому приклеивал скотчем записку на дверь, освобождая ее от работы, но никогда не забывал о конверте с деньгами за день работы. На этот раз записки не оказалось.

Пожилая женщина терпеть не могла, когда ей платили за ничегонеделанье, к тому же она очень беспокоилась за Тома, которого знала еще ребенком в Макартур-парке.

В те времена трехкомнатная квартира Терезы располагалась на той же лестничной площадке: напротив квартиры матери Тома и рядом с квартирой семьи Кароль Альварес. После смерти мужа Тереза жила одна, поэтому мальчик и его подружка частенько приходили к ней делать домашние задания. Надо сказать, что у нее было куда тише, чем у того и другой дома. У мальчишки была легкомысленная и нервная мать, коллекционировавшая любовников и разбивавшая семьи, а у девчонки – отчим-тиран, постоянно осыпавший ругательствами своих домочадцев.

Тереза открыла дверь своими ключами и остановилась на пороге, пораженная беспорядком, царившим в доме. Но она взяла себя в руки и принялась наводить чистоту. Она все пропылесосила, вытерла пыль, запустила посудомоечную посуду, перегладила кучу белья и отмыла последствия цунами, прогулявшегося по террасе.

Тремя часами позже она вышла из дома, не забыв выбросить мешки с мусором в предусмотренные для этого пластиковые баки.

Было чуть больше 17 часов, когда служба уборки мусора приехала освободить контейнеры жителей Колонии Малибу.

Переворачивая один из объемных контейнеров, Джон Брэйди – один из мусорщиков, работавших этим вечером, – заметил почти новый экземпляр второго тома «Трилогии ангелов». Он отложил его в сторону и стал ждать конца смены, чтобы лучше его рассмотреть.

Его жена прочла первый том и с нетерпением ждала выхода второго тома в карманном формате. Эта книга доставит ей удовольствие.

Когда Джон вернулся домой, Джанет буквально набросилась на книгу. Она начала читать ее в кухне, лихорадочно переворачивая страницы, и даже забыла вовремя вынуть запеканку из духовки. Позже, в постели, она продолжала глотать главы с таким исступлением, что Джон понял: этим вечером никаких ласк не будет, и ему не остается ничего другого, как отвернуться и спать. Заснул он в плохом настроении, злясь на себя за то, что своими руками испортил себе вечер, принеся домой эту проклятую книгу, лишившую его одновременно и ужина, и супружеских ласк. Он медленно погружался в сон, находя утешение в объятиях Морфея, пославшего ему в награду приятный сон, в котором «Доджерс», его команда-фетиш, выиграла чемпионат по бейсболу, легко разгромив «Янкиз». Короче говоря, Брэйди блаженствовал, когда его внезапно разбудил громкий оклик:

– Джон!

Он в панике открыл глаза. Лежавшая рядом с ним жена кричала во все горло:

– Ты не имеешь права так со мной поступать!

– Как поступать?

– Книга прерывается на самой середине страницы 266! – упрекнула она мужа. – А дальше только чистые страницы!

– Но я-то тут ни при чем!

– Уверена, что ты сделал это нарочно.

– Да нет же! Почему ты так говоришь?

– Хочу прочесть продолжение!

Брэйди надел очки и посмотрел на будильник:

– Но, детка, сейчас два часа ночи! Где же я найду продолжение?

– «Маркет 24» работает всю ночь… Пожалуйста, Джон, сходи и купи мне новый экземпляр. Второй том еще лучше первого.

Джон Брэйди вздохнул. Он женился на Джанет тридцатью годами раньше, чтобы быть с ней и в радости, и в горе. Этот вечер был из разряда худших, но он с этим мирился. В конце концов, с ним тоже не всегда легко.

Он поднял старое, еще спящее тело с кровати, натянул джинсы и толстый пуловер и отправился за машиной в гараж. Приехав в «Маркет 24» на Перпл-стрит, он выбросил бракованный экземпляр в общественную помойку.

Мы почти добрались до цели. Если верить дорожным указателям, оставалось меньше ста пятидесяти километров до Кабо-Сан-Лукас, нашего места назначения.

– Заправляемся последний раз, – констатировала Билли, останавливаясь на заправке.

Она еще не успела выключить двигатель, как некий Пабло – если верить бейджику, приколотому к его футболке, – уже засуетился, чтобы залить бак нашей машины и протереть ветровое стекло.

Темнело. Билли сощурилась, пытаясь прочесть через стекло строчки на деревянном панно в форме кактуса, рассказывавшие о фирменных блюдах местной закусочной.

– Умираю с голоду. Вы не хотите съесть что-нибудь? Я уверена, что блюда у них супержирные, но супервкусные.

– У вас начнется несварение после такого обжорства.

– Это не страшно, вы меня вылечите. Я уверена, что вы будете очень сексуально смотреться в роли доброго доктора.

– Вы определенно больная на всю голову!

– И кто, по-вашему, в этом виноват? И потом, серьезно, Том, надо иногда отпускать вожжи. Не стоит все время беспокоиться. Позвольте жизни сделать вам добро, вместо того чтобы все время ее опасаться.

Билли вышла из машины, и я посмотрел, как она поднимается по деревянной лестнице, ведущей в ресторан. В обтягивающих джинсах, кожаной куртке и с серебристым чемоданчиком с косметикой она выглядела как девушка-ковбой и отлично вписывалась в окружающую обстановку. Я расплатился с Пабло за бензин и догнал Билли на ступеньках.

– Дайте мне ключи, я запру машину.

– Все в порядке, Том! Расслабьтесь. Перестаньте всюду видеть опасность. Забудьте хоть ненадолго о машине. Вы угостите меня тортильями и фаршированными перцами, а потом попытаетесь мне их описать как можно лучше!

Я проявил слабость и вошел следом за ней в это подобие салуна, где, как я полагал, мы отлично проведем время. Но мои расчеты не учитывали невезение, которое со злорадным удовольствием ополчилось против нас с самого начала этого невероятного путешествия.

– Ма… Машина… – начала Билли, когда мы устраивались на террасе, чтобы попробовать наши кукурузные блинчики.

– Что?

– Ее нет на месте, – едва не заплакала она, указывая на пустое место на парковке.

Разъяренный, я вылетел из забегаловки, не проглотив ни кусочка:

– Перестаньте видеть всюду опасность, да? Отпустите вожжи, да? Это вы мне советовали? Я был уверен, что машину у нас угонят! А мы еще заправили им полный бак!

Билли расстроенно посмотрела на меня, но это длилось не больше секунды, и огорчение сменилось ее привычным сарказмом:

– Ну, если вы были так уверены, что у нас угонят машину, почему вы не вернулись и не заперли ее? В конце концов, мы оба виноваты!

И снова я едва удержался, чтобы не придушить ее. На этот раз у нас не осталось ни машины, ни багажа. Наступила ночь, похолодало.

– Сержант Альварес… Она с вами?

– Что вы хотите сказать? – спросил Мило, протягивая офицеру свои права и страховку «Бугатти».

Явно чувствуя себя неловко, помощник шерифа уточнил, указывая за стеклом на силуэт Кароль, занятой заполнением документов вместе с секретаршей.

– Ваша подруга Кароль, она ваша девушка или просто подруга?

– Почему вы спрашиваете? Вы что, собираетесь пригласить ее на ужин?

– Если она свободна, то я действительно был бы рад это сделать. Она чертовски…

Помощник шерифа поискал слова, стараясь никого не задеть, но осознал всю неловкость происходящего и предпочел не заканчивать фразу.

– Занимайтесь своими обязанностями, старина, – посоветовал ему Мило. – Попробуйте попытать удачу: увидите, получите ли вы от меня кулаком в нос или нет.

Получив отлуп, помощник шерифа проверил документы на машину и вручил Мило ключи от «Бугатти».

– Все в порядке, вы можете ее забрать, но впредь постарайтесь не давать машину неизвестно кому.

– Это был не неизвестно кто, а мой лучший друг.

– Что ж, тогда вам, пожалуй, следует лучше выбирать себе друзей.

Мило собрался ответить что-нибудь неприятное, когда к нему присоединилась Кароль.

– Вы уверены, шериф, что за рулем была женщина, когда вы их остановили? Никаких сомнений на этот счет?

– Доверьтесь мне, сержант, я умею отличить женщину от мужчины.

– А мужчина на пассажирском сиденье, это был он? – спросила она, потрясая романом с фотографией Тома на обложке.

– Честно говоря, я его особо не разглядывал, вашего друга. Я разговаривал в основном с блондиночкой. Настоящая докука эта дамочка.

Мило решил, что напрасно теряет время, и попросил вернуть ему документы.

Шериф выполнил просьбу, осмелившись задать вопрос, который вертелся у него на языке.

– Татуировки на ваших руках – это клеймо «Мары Сальватручи», не так ли? Я читал о них в интернете. Я был уверен, что из этой банды невозможно выйти.

– Не следует верить тому, что написано в интернете, – посоветовал Мило, выходя из кабинета.

На парковке он принялся тщательно осматривать «Бугатти». Автомобиль был в хорошем состоянии. В баке бензин, багаж, оставшийся в багажнике, свидетельствовал о поспешном уходе пассажиров машины. Он открыл сумки и обнаружил там женские вещи и туалетные принадлежности. В бардачке нашлась дорожная карта и журнал «Пипл».

– Ну что? – спросила Кароль, присоединяясь к нему. – Нашел что-нибудь?

– Возможно… – ответил он, показывая карту с проложенным на ней маршрутом. – Ну что, этот барсук пригласил тебя на ужин?

– Он попросил мой номер телефона и предложил провести вместе один из вечеров. А что, это тебя смущает?

– Ни в коем случае. В конце концов, ведь это не он изобрел дырочки в сыре, да?

Кароль собиралась послать его, когда…

– Ты это видел? – воскликнула она, показывая Мило фотографии Авроры и Рафаэля Барроса на райском пляже.

Мило ткнул пальцем в нарисованный маркером на карте крест и предложил своей подруге детства:

– Ты не против короткого отпуска в отличном отеле на мексиканском побережье?

Билли поглаживала шелковую драпировку на коротенькой ночной рубашке из кружева шантильи:

– Если ты ей это подаришь, твоя подружка сделает для тебя то, чего никогда раньше не делала. Такие вещи, о существовании которых ты даже не подозреваешь, настолько они непристойные…

Пабло широко раскрыл глаза. Уже десять минут Билли пыталась обменять содержимое своего чемоданчика с косметикой на мотороллер юного заправщика.

– А это вообще убойная штука, – объявила она, доставая из сумочки хрустальный флакон с граненой пробкой, сверкавшей словно бриллиант.

Она открыла пузырек, напустила на себя загадочный вид, словно фокусница, готовая показать свой номер.

– Понюхай… – сказала она, поднося эликсир к носу молодого человека. – Ты ощущаешь этот обволакивающий и игристый аромат? Чувствуешь его кокетство и двусмысленность? Позволь эфирным маслам фиалки, розового перца и жасмина завоевать тебя…

– Прекратите подкупать молодого человека! – потребовал я. – Вы навлечете на нас неприятности.

Но Пабло с радостью позволял себя гипнотизировать, и, к его огромному удовольствию, молодая женщина продолжила свою тираду:

– Пусть ноты мускуса, фрезии и иланг-иланга опьянят тебя…

Я с сомнением подошел к мотороллеру. Это был старый аппарат: имитация итальянской «Веспы», которую местный конструктор выпустил в продажу в Мексике в 1970-х годах. Перекрашенный уже несколько раз, он был покрыт множеством наклеек, въевшихся в корпус. На одной из наклеек была вот эта надпись: «Кубок мира по футболу, Мехико, 1986 год»…

За моей спиной Билли продолжала вытаскивать карты из рукава:

– Поверь мне, Паблито, когда женщина носит этот парфюм, она проникает в заколдованный сад, полный чувственных ароматов, которые превращают ее в дикую и страстную тигрицу, жаждущую…

– Довольно, прекратите этот цирк! – потребовал я. – В любом случае на этом мотороллере мы вдвоем не поместимся.

– Ладно вам, я мало вешу! – парировала Билли, оставляя Пабло перед концентратом женской магии, которым пропах чемоданчик с косметикой Авроры.

– И потом, это слишком опасно. Сейчас ночь, дороги в плохом состоянии, на них полно ям и неровностей…

– Trato hecho? – спросил Пабло, подходя к нам.

Билли поздравила его:

– Отличная сделка. Поверь мне, твоя подружка будет тебя боготворить! – пообещала она, забирая у него ключи.

Я покачал головой:

– Абсурд! Эта штука сломается через двадцать километров. Приводной ремень наверняка изношен до предела и…

– Том!

– Что?

– На таком мотороллере нет приводного ремня. Прекратите разыгрывать из себя мужчину, вы ничего не понимаете в механике.

– Возможно, только эту штуку не заводили уже лет двадцать, – сказал я, поворачивая ключ зажигания.

Мотор кашлянул два-три раза, а потом трудолюбиво заурчал. Билли села позади меня, обхватила меня за талию и положила голову мне на плечо.

Мотороллер, тарахтя, покатил в ночь.