Глава 4

Инспектор Ардженти решил, что для встречи подойдет отель Брауна. Ресторан здесь всегда переполнен, но вероятность повстречать знакомых была невелика, поскольку он заплатил официанту, чтобы тот предоставил ему боковую занавешенную кабинку. Обычно в таких кабинках собирались клиенты для просмотра приватных танцев стриптизерш, но иногда там уединялись и для деловых встреч. Джозеф с Тирни войдут и выйдут раздельно, и в суете и шуме ресторана среди многочисленных зашторенных кабинок трудно будет понять, встретились ли они в одной из них.

Ардженти приехал без сопровождения и ждал целых шесть минут, пока прибудет Майкл Тирни вместе с Лайамом Монэхэном, его правой рукой после ареста Тома Брогана.

Майкл терпеливо слушал, пока Джозеф рассказывал о встрече Фаджиани с молодым рэкетиром накануне. Этот рассказ прервал лишь официант, принесший напитки: солодовое пиво для Тирни и Монэхэна и содовую воду для Ардженти. Наконец, рассказчик смолк, и Тирни на секунду задумался.

– И все это вам рассказала София?

– Да. Когда она вошла, ваш человек выбежал из магазина. О том, что случилось, ей рассказал Фаджиани, – ответил инспектор.

Тирни отпил пива.

– Вы говорите «мой человек». Почему вы уверены, что это был один из моих?

– Он упомянул ваше имя. Кроме того, кому еще давить на Фаджиани? – Перед тем как отпить воды, Ардженти поднял стакан в сторону Майкла. – Если только у вас где-то там не появились соперники, о которых вы не знаете.

– Возможно. И после небольшой стычки «моего человека» кто-то выгнал из магазина, да? Он, что, друг Фаджиани или вашей жены?

– Нет. Они его не знают. Они его вообще никогда не видели у себя в магазине.

Тирни снова задумался.

– Но зачем вы мне рассказали всю эту грустную историю?

Полицейский наклонился над столом.

– Тирни, давайте кое-что проясним. Нам с вами не до любезностей. По сути, я сильно рисковал, придя сюда, чтобы это рассказать. Но, как вы хорошо знаете, несмотря на войну между нами, есть определенные правила. И по одному из таких правил мы никогда не вмешиваем в наши дела свои семьи.

– Вы рассматриваете этот случай как нападение лично на вашу жену? – Майкл отпил еще пива и провел рукой по волосам. – А вы никогда не думали, что Фаджиани такой же, как все торговцы на вашей территории, не стоящий ни особых привилегий, ни отношения? То, что ваша жена там работает, ничего не меняет.

– А почему за два года работы моей жены у Фаджиани ваши люди к нему не заглядывали? Я понял, что между нами существует негласный договор.

– А, негласный договор! Как красиво сказано… Похоже, с одной стороны, это было одолжение, а вы приняли все как должное.

Ардженти пристально посмотрел на Тирни, а потом протянул руку и схватил его за запястье.

– Давайте проясним еще кое-что. Я сюда пришел просить не об «одолжении». Просто хочу напомнить о том, каковы между нами негласные правила. Если вы решили, что теперь на них можно наплевать, тогда отлично – давайте, валяйте!

Джозеф заметил, как напрягся Монэхэн, потянувшись во внутренний карман пиджака, когда он схватил Тирни за руку. Но Майкл слегка кивнул, и тот не стал вытаскивать револьвер. Ардженти отпустил руку бандита и сел на место. Лайам снова расслабился.

– Да, верно вы сказали, нам не до любезностей, – произнес Тирни, сделав еще глоток пива, и криво улыбнулся. – Ловко сказано – «мягко»… если учесть, что именно из-за вас моя правая рука Броган в тюряге и до петли ему, возможно, всего неделя. Если б не вы, со мной теперь сидел бы здесь он, а не Лайам. – Он быстро повернулся к Монэхэну, и тот неуверенно улыбнулся ему в ответ, словно не знал, как реагировать без указаний с его стороны.

Странная парочка, подумал Ардженти. Оба в темных костюмах. Пока Тирни не собрал свою первую банду в Нью-Йорке, он работал шахтером в Питтсбурге и портовым грузчиком. Морщинистая кожа и канарская татуировка на толстой шее над воротничком сорочки выдавали его суровое прошлое. У Монэхэна же было детское лицо и круглые очки в тонкой металлической оправе, скорее подходившие для делового менеджера или скромного бухгалтера, если б он не был так же широк, как и высок, а при движении из-под одежды не выступала его мощная мускулатура.

– Думаю, что об этом Броган отлично позаботился сам, когда решил убить Веру Мейнард, а вместе с ней и полвагона пассажиров, – заметил инспектор.

– Ах, пока что он невиновен! Думаю, вы сами увидите, как трудно будет суду доказать все это. Но здесь вполне достаточно… – Тирни резко взглянул на внезапно откинутую занавеску.

Перед ними стояла хорошенькая брюнетка в красной юбочке и такого же цвета кружевном топе. С одного плеча топ был спущен, обнажая грудь. Она приветливо улыбнулась мужчинам и протянула руку к небольшому круглому столу в углу, где обычно танцевали девушки.

– Сегодня нам твои забавы не нужны, – произнес Майкл. – У нас деловая встреча.

Девушка на секунду растерялась, словно готовая привычно навязать им танец, но пристальный взгляд Тирни заставил ее передумать и опустить занавеску.

– Как я хотел сказать, если в течение двух лет я соблюдал наш негласный договор, то зачем мне нарушать его теперь? Особенно после того, что между нами было, и накануне суда над Броганом, где вы главный свидетель. – Майкл махнул в сторону суетного ресторанного люда за занавеской: – Еще один повод для вас не сидеть здесь.

На это у Ардженти готового ответа не было, но он нашелся.

– Теперь, когда мы на завершающем этапе с Броганом, вы решили забыть про все условия. Больше никакого притворства. Или, как вы сказали, вас разозлило то, как повернулось дело Брогана, и вы решили отплатить…

– Хотя суд над Броганом еще не состоялся, пыль не улеглась. – Тирни выдержал пристальный взгляд Джозефа. – Как говорил один отставной начальник полиции: «Порою я бываю бешеным и непредсказуемым, но я не самоубийца».

– Возможно, но, в отличие от того начальника, мне не платят за ваши приказы, – слегка улыбнулся полицейский. – Или за любительские расследования.

Майкл примирительно взмахнул рукой.

– Не пылите. Инспектор Ардженти, вы никак не можете понять то, что я пытаюсь сказать. Просто я хотел объяснить, что это не мой человек. Уверяю вас. Но, конечно, вы можете мне не верить. Поэтому я надеялся призвать ваш здравый смысл. – Он сделал солидный глоток пива и рассеянно провел пальцем по столу. – Однако, возможно, вы правы. Из-за Брогана у нас с вами все зашло очень далеко. Линия огня слишком близко, чтобы придерживаться здравого смысла.

Они боролись за жизнь Луизы Берентон еще минут сорок.

Со слюной и хининовым раствором вышло совсем немного желчи и желудочного сока, но, к несчастью, к тому времени дыхание пациентки стало таким слабым, что во время последнего позыва рвота застряла в горле, и она чуть было не подавилась.

От надавливания на солнечное сплетение Лоуренс перешел к похлопыванию девушки по спине, в то время как Джеймсон ввел ей в горло трубку, чтобы удалить остатки рвоты.

Чтобы помочь Луизе нормально дышать, Финли подал ей кислород, но дыхание так и осталось слабым. А когда спустя несколько минут Сорвенсен измерил ей давление – Лоуренс в это время измерял уровень кислорода в крови, – выяснилось, что оба показателя остались на низком уровне.

Когда дыхание девушки совсем остановилось и наступили спазмы, Джеймсон сделал сильный легочный массаж, но напрасно.

Лицо ее теперь отливало голубизной, веки стремительно моргали, спина резко изогнулась, а из горла вырвался сдавленный хрип.

Финли продолжал массаж, жестом предложив Лоуренсу в это же время выпрямить пациентке спину. Но задача казалась невыполнимой: в схватке со смертью тело корчилось и извивалось от предсмертных конвульсий.

Когда пропала последняя надежда, Джеймсон и его помощник на мгновение схватились друг за друга – не только для того, чтобы прийти в себя и принять поражение, но и чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Последние мгновения борьбы за жизнь Луизы Берентон обессилили их.

Финли первым посмотрел на доктора Сорвенсена. Между ними не было сказано ни слова, но по взгляду Джеймсона его коллега понял, что делать. Скорбно поклонившись, он направился к Джосайе Берентону с сообщением, что его дочь мертва.

В эти последние моменты тишины, когда слышалось лишь тихое бормотанье Сорвенсена за закрытой дверью, Джеймсон понял, как сильно ему не хватало опыта в работе у постели пациентов. В такой момент он не смог бы посмотреть в лицо мистеру Берентону и сказать ему страшные слова. Возможно, это был результат долгих лет работы с трупами, или же Финли именно поэтому выбрал эту специализацию. Он просто не был способен справляться с такими тяжелыми ситуациями. Он привык к работе с холодным телом, когда основная драма уже свершилась.

От созерцания смерти Луизы Берентон его затрясло, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться и присоединиться к Сорвенсену в прихожей.

– Мы сделали все, что могли, уверяю вас, – произнес он, но Джосайя Берентон все еще пребывал в шоке и просто молча кивнул. – Заверяю вас, что мы разберемся, почему это случилось. В связи с этим позвольте мне ради дела задать вам несколько вопросов…

Это было сложно. В предыдущих случаях вопросы задавались спустя некоторое время после смерти девушек. Теперь же тело еще не остыло, а Джосайя находился в глубоком потрясении. Однако патологоанатом, к своему облегчению, прежде всего должен был деликатно расспросить, с кем Луиза встречалась накануне, кто готовил для нее последнюю еду и были ли у нее завистники. А неприятный, но необходимый допрос о том, кто из ее близких мог быть причастен к ее смерти, должен был достаться инспектору Ардженти – и к тому времени у Берентона будет достаточно времени, чтобы оправиться от удара.

Однако были еще формальные вопросы, которые Джеймсону можно было бы и не задавать, но которые все еще были свежи в памяти Джосайи и его служанки: где Луиза была в последний раз, могла ли она с кем-то встречаться, чем она питалась в последнее время, принимала ли лекарства, перенесла ли какие-либо заболевания?

Никаких связей с предыдущими жертвами выявлено не было – разве что все девушки были высокого положения. Так что Джеймсон и на этот раз особенно не надеялся на что-либо, если б Джосайя Берентон не упомянул ячменные булочки.