Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Святой Мелетий, епископ Севастийский, возведен был на престол Антиохийского архиепископства с общего согласия православных и ариан.
Трудно угадать, почему те и другие почитали его своим сообщником. Может быть, православные епископы знали его сердечные чувствования, а епископы арианские были обмануты терпимостью и даже снисхождением к арианству, которые человек Божий оказывал с тем же намерением, с каким защитники отечества иногда завлекают неприятеля в самое сердце оного.
Но поскольку архиерей Божий был не наемник, а истинный пастырь стада Христова, то через тридцать дней не только опять свергнут был с престола, но и заточен в Армению — что происходило следующим образом. Приняв жезл архипастырства Антиохийского, святой Мелетий прежде всего старался научить порученный ему народ добродетельному житию, благонравию и миролюбию, углаждая через то в сердцах их путь к православию. Святой муж был уверен, что, не исторгнув терния пороков, невозможно ожидать плода от семени евангельского, и до времени не обнаруживал своего вероисповедания.
Между тем граждане антиохийские, по большей части ариане, нетерпеливо желали узнать мысли архиепископа, поскольку неправда всегда подозрительна. Иногда — чрез искусные и хитрые вопросы, иногда, обнаруживая свое беспокойство, искушали его столь часто, что святой Мелетий наконец решился сказать правду. В один великий праздник, в соборной церкви, при многочисленном народе, он выходит на кафедру и начинает проповедь слова Господня. Но как изумились ариане, когда архипастырь вдруг начал прославлять веру, утвержденную на первом Никейском соборе, всенародно исповедуя, что Сын соприсносущен Отцу, соестествен, равен, несоздан и Творец всех тварей, видимых и невидимых! Православные возрадовались неизреченно, ариане уныли; но их уныние тогда же обратилось в столь необузданное бешенство, что архидиакон церковного причта, зараженного ересью, подошел к архиепископу и своею рукою дерзнул зажать уста его. Тогда святой простер к народу руку свою и, потрясая оною, громогласнее языка проповедовал Святую Троицу. Он показывал три перста, изображая три Божественные Лица; потом, пригнув два перста, одним показывал в трех лицах единое Божество. Наглый архидиакон, оставив уста, схватил архиепископа за руку, тогда святой Мелетий начал прославлять языком и голосом Троицу в Единице и Единицу в Троице. Сия борьба между святым проповедником и злочестивым служителем продолжалась какое-то время. Наконец ариане пришли в ярость и выгнали человека Божия с ругательствами из церкви.
Заметим из сего, что истинный христианин лучше согласится потерять все на свете, даже самую жизнь, нежели поступить против совести и веры.
В то время, как Римское государство и святая Церковь приходили в расстройство, воцарился Феодосий Великий, кажется для того и рожденный, чтобы все восстановить и привести в порядок. Он был сын Феодосия же, военачальника Валентинианова, воспитанник Анатолия, одного из славнейших ученых мужей тогдашнего времени, и по отцу своему происходил от императора Траяна, предводительствовал войсками Грациановыми и оказал великие услуги государству. Сего-то Феодосия Господь назначил скипетродержцем старого и нового Рима, а святого Мелетия, как славнейшего между епископами, избрал к тому, чтобы он известил храброго военачальника о чести, ему предназначенной: ибо, когда Феодосий однажды спал, явился ему епископ, возложил на главу его диадиму и облек в порфиру. Проснувшийся Феодосий открыл сновидение свое одному из искренних друзей, который и уверял его, что это есть неложное предзнаменование величия, к которому Бог призывает его; а по описанию явившегося святителя, указал именно на святого Мелетия.
Сие предвещание Господне, которого святой архиепископ был орудием, может быть, и сам не зная того, вскоре исполнилось; ибо император Грациан, видя государство свое окруженным бесчисленным множеством варваров, принял Феодосия к соцарствованию; а по смерти Грациана и брата его младшего Валентиниана, сделался он полным обладателем вселенной и восстановил мир в Церкви.
Сей мудрый и благочестивый император любил святого Мелетия, как своего отца, и почитал не иначе, как будто от него получил государство. Но великий святитель жил недолго и закончил многотрудную жизнь свою в Царьграде, куда прибыл на второй вселенский собор. К несчастью Церкви, он умер тогда, когда православие только начало воскресать и когда еще не совсем были кончены дела собора, председателем и душою которого он был. Вся Восточная Церковь о нем восплакала; сетующий Феодосий приказал сделать ему погребение, которое можно назвать торжеством. Тело святого мужа перенесли в храм Святых Апостолов, где воспеваемы были псалмы от нескольких ликов на разных языках; множество людей, стекаясь туда, приносили свечи и, прикладывая к лицу его полотенца, уносили их в дом, как бесценные сокровища. Красноречивейшие витии архиереев, бывших на соборе, говорили в честь его похвальные речи, описывая добродетели его и гонения, претерпенные за веру. По окончании всех почестей, которые надлежало оказать ему, Феодосий велел сии славные и драгоценные мощи перенести в Антиохию и показывать их повсюду, хотя сего в обыкновении у римлян и не было. Отовсюду стекались народы, чтобы сопровождать исповедника Господня с пением псалмов. Наконец он был погребен в престольном граде своем, подле гроба святого мученика Вавилы, славнейшего епископа Антиохийского.
Император Юлиан всемерно старался истребить христианскую веру. Но поскольку имя философа всего более льстило его самолюбию, то богоотступник по большей части употреблял не суровые и бесчеловечные, а тайные и хитрые к тому средства. Сверх того, он знал из опытов, что тиранства не уменьшали, но умножали число мучеников и христиан.
Таким образом, издеваясь над верными, Юлиан умыслил осквернить их в первую седмицу великого поста, когда христиане наиболее очищаются и благоговеют: он приказал Царьградскому губернатору все съестные и питейные припасы, которые продаются на торжище, смесить с кровью от жертв идольских, или, по крайней мере, окропить оною. Нечестивое повеление готовились исполнить; но всевидящий Промысел, препинающий мудрых в коварстве и направляющий рабов своих, разрушил злонамерение отступника.
Ночью на чистый понедельник Царьградскому архиепископу, не в сонном видении, но наяву, велением Господним является воин в полном облачении, которого требует поле брани, и говорит ему: «Восстань и, немедленно собрав стадо Христово, строго заповедай, чтобы никто не покупал продающихся на торжище брашен: все они осквернены кровью от жертв идольских». Архипастырь усомнился и спросил явившегося чудотворца: «Ты кто еси?» — «Я — Феодор Тирон, — отвечал воин, — и послан к тебе от Иисуса Христа». — «Чем же пропитаются люди бедные, никаких запасов в доме не имеющие?» — с кротостью и благоговением возразил архиепископ. «Изготовь коливо (кутию или пшеницу, с медом приготовленную), — сказал Феодор, — и тем отврати недостаток убогих». С сим словом заступник христиан стал невидим.
Архиепископ в точности исполнил повеление святого великомученика. Богоотступник, подозревая придворных в открытии своего намерения, отменил приказание. С того времени и доныне люди Христовы в первую пятницу великого поста обновляют память бывшего тогда чуда «коливами», да незабвен будет столь милосердый Божий о нас Промысел и помощь святого великомученика Феодора Тирона.
Святая преподобномученица Евдокия, родом и верою самарянка, обитала в Илиополе в царствование Траяна, и была сколько прекрасна, столько обесславлена своим поведением; она собрала бесчисленные богатства, имела большое знакомство и жила весьма роскошно. Но Бог, не хотяй смерти грешника, но еже обратитися ему и живу быти, воззрел на погибающую девицу и исхитил ее от соблазнов следующим образом.
Инок, по имени Герман, из путешествия возвращался в обитель свою и, поскольку в Илиополе застигнут был ночью, решился тут остановиться до утра. Без сомнения, руководимый небесным Промыслом, он избрал для ночлега тот же дом, где жила Евдокия, и с дозволения дворецкого занял небольшую каморку, которую от ее спальни отделяла только деревянная стена. Немного отдохнув, старец восстал на свою молитву и начал петьобыкновенное «правило»; по окончании оного сел и, вынув из-за пазухи книжку, которую носил всегда с собою, читал почти до рассвета. К счастью грешницы, тут описывалось, какая слава ожидает праведных на страшном суде Христовом, и какие мучения предуготовлены для беззаконников. Богобоязненный инок читал с чувством и часто прерывал чтение глубоким воздыханием.
На тот раз (и здесь действовала благодать Господня) Евдокия проснулась. Не подозревая, чтобы кто-нибудь так близко подле нее находился, и вдруг услышав чтение старца, она изумилась, и как все божественное для нее было совершенною новостью, старалась, единственно из любопытства, не проронить ни одного слова. Выражения: «грех», «строгий Судия», «ад», «вечное мучение», а с другой стороны: «праведник», «любовь Господня», «рай», «вечное блаженство» — глубоко потрясли душу ее; в первый раз, как начала помнить себя, почувствовала она ужас своего положения, невольным образом вздохнула, умилилась в душе своей и, приводя на память все дела свои, не могла уснуть всю ночь.
На рассвете следующего дня Евдокия призвала к себе инока и, скрывая сердечное смущение, спросила: «Скажи мне, добрый старец, кто ты? Для чего здесь ночевал? И что читал в прошедшую ночь? Ты меня удивил и напугал до крайности. Неужели правда, что грешники осуждены на огонь вечный? И если так, скажи мне, кто может спастись?» Мудрый пустынножитель на все отвечал ей удовлетворительно; не оскорбляя самолюбия, заставил признаться в слабостях; описал гибельные плоды богатств, неправедно приобретаемых и на худое расточаемых, и наконец довел Евдокию до того, что она пала к его ногам и слезно просила, чтобы он научил ее, как угодить Богу.
Сколь великая бывает радость на небеси и о едином кающемся грешнике, Господь показал на Евдокии. Обратившись на путь истинный, девица пребыла, по наставлению святого Германа, семь дней в молитвах и посте; в последнюю ночь, когда, простершись на земле, она оплакивала грехи свои, вдруг озарил ее свет небесный. Евдокия, думая, что взошло солнце, встала; но как ужаснулась, увидев пред собой юношу прекрасного и вместе с тем грозного, в белую одежду облеченного, который, взяв ее за руку, восхитил на облака! Мгновенно очутились они посреди райского жилища. Бесчисленное множество святых душ, радуясь друг перед другом, встречали Евдокию и приветствовали с неизреченным счастьем быть невестою Жениха предвечного. В сие время в воздухе показалось страшилище: вид его был мрачен, как ночь; глаза горели, как угли; он скрежетал зубами, рыкал, как лев, и, с наглостью порываясь на Евдокию, силился исторгнуть ее от рук бесплотного вождя; укорял его, как похитителя рабы, единственно ему принадлежащей. Но услышав глас, исходящий от света, на который и воззреть было невозможно: «Аз с нею буду во вся дни живота ее», злобный дух исчез, а Ангел-хранитель в ту же минуту поставил Евдокию в ее доме и, оградив крестным знамением, вознесся на небо.
После сего видения Евдокия как бы разрешилась от уз плоти: все богатство чрез благочестивого епископа раздала нищим, просветилась крещением и вскоре удалилась в один из девических монастырей, где столько успела в добродетелях, что через одиннадцать месяцев поставлена была игуменией. Избранница Божия — сколько чудес соделала! Она смягчала сердца звероподобных тиранов; воскрешала мертвых, ею же, в предупреждение злодейств, единым дуновением убиенных; внезапно поражала молнией мучителей христианства; крестным знамением умерщвляла ядовитых змиев, и, наконец, скончалась страдальчески, как смиренная агница Христова, в царствование Антонина, для всех благодетельного, но, к несчастью его, для Христовых людей злотворного.
Чада Церкви! Благословим память святой преподобномученицы Евдокии и научимся от нее истинному покаянию! И мы грешники, и на нас скрежещет злообразный дух. Опомнимся, хотя в единонадесятый час!
Однажды к преподобному Агафону пришли иноки с тем, чтобы узнать его разум в делах веры и незлобие сердца. «Ты ли отец Агафон?» — спросили они, как незнакомцы, издалека прибывшие. — «Видите пред собою грешного раба Господня», — отвечал старец. «Носится слух, — сказали иноки, — будто ты — человек гордый и невоздержный». — «Совершенная правда!» — отвечал праведник. «Мы слышали также, — продолжали иноки, — будто ты лжец и любишь пересуживать других». — «И это правда!» — сказал святой Агафон. «Сверх того говорят, — присовокупили иноки, — будто ты еретик». — «Напрасно! — возразил старец. — Я не еретик». Тогда пришельцы спросили у него: «Для чего же прочие пороки на себя принимаешь, а от последнего отрицаешься?» — «Оных пороков нельзя и не приписывать себе, — отвечал старец, — поскольку они естественны человеку; а ересь есть богоотступничество, чего я, хотя и грешный человек, никак на себя принять не могу и не хочу». Услышав сие, иноки удивились разуму и незлобию святого Агафона и, нарицая его учителем, а себя учениками, пошли обратно.
Христиане! Всякий человек есть грешник; всякий может подвергнуться самовольству страстей, против нас воюющих. Но сохрани, Боже, лжемудрствовать о святой вере! Слабости сердца исцеляет признание; а суемудрие, как дочь гордости, умирает не опомнившись и низвергается до ада.
Братия, собравшись к преподобному Агафону, спросили: «Что важнее, телесные подвиги или душевные?» — «Человек подобен древу, — отвечал старец, — телесное занятие приносит листвия, а душевное произращает плод; и поскольку Священное Писание уверяет, что всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф III, 10), то и видно из сего, что более внимания должно устремлять на плод, то есть на занятие души. Но древо также имеет нужду и в листвиях, чтобы тень их подавала защиту плодам от чрезмерного зноя. Сего мало еще: листвия умножают красоту древа и доставляют прохладу путешественникам».
Святой старец сказал сущую правду. Сколь совершен, сколь любезен Богу и людям, сколь спокоен и доволен сам собою тот человек, который, через занятие душевное познав истину, может подавать спасительные советы и другим, а через занятие телесное снискивая житейские потребности, может благодетельствовать страждущему человечеству! Сверх того, и стремительные, пламенные страсти едва ли могут овладеть сердцем того, кто любит труды.
Некогда преподобный Агафон, придя в город для продажи сосудов своего рукоделия, увидел больного странника, лежащего на площади и всеми оставленного. Почувствовав глубокое сострадание, он остановился над ним и, расспросив о случившемся, нанял для него хижину; потом, продав свое рукоделие, расплатился с хозяином дома, а остальное употребляя для пищи и врачевания больного, прожил тут три месяца, пока незнакомец не выздоровел, и, радуясь соделанному добру, возвратился в пустыню.
Сострадание к несчастным уподобляет человека Ангелу-хранителю.
Преподобный Агафон, видя приближение смерти, трое суток смотрел неподвижными очами на небо. Сидящие вокруг одра его братия, удивляясь тому, спросили у него: «Что так смотришь, авва?» — «Стою пред судилищем Христовым», — отвечал Агафон. «Неужели и ты, человек Божий, страшишься суда?» — опять спросили иноки. «Сколько мог, я соблюдал заповеди Господни, — сказал им старец: но, как человек, могу ли знать, что совершенно угодил Богу?» — «Авва, — возразили иноки, — тебе можно надеяться на добрые дела твои». — «Не надеюсь, доколе не увижу Самого Господа, — вздохнув, отвечал им святой Агафон, — ибо суд Божий не таков, как суд человеческий».
В самом деле, жизнь наша подвержена столь многим искушениям, разум так иногда слаб, а сердце столь непостоянно, что и праведник едва спасется. Тем более мы, грешные люди, должны помнить суд Божий!
Преподобный Герасим был настоятелем монастыря, стоящего близ Иордана. Но, по уставу его, в нем обитали только те, которые недавно приняли иноческий образ; а старцы, в подвигах совершенные, имели каждый особую келию в пустыне.
Закон, который им от святого Герасима был предписан, достоин примечания: пять дней в седмице отшельники пребывали уединенно, занимаясь рукоделием, и, не приготовляя вареной пищи, вкушали каждые сутки только понемногу хлеба с водою и финиками; даже запрещено было иметь в келиях огонь. Но в субботу и воскресенье приходили они в монастырь, собирались на Божественную службу, приобщались Святых Таин и вкушали вино и вареную пищу; потом каждый из старцев показывал настоятелю свое рукоделие, которым занимался в течение пяти дней. Вечером на понедельник, взяв с собою немного пищи, опять удалялись они в безмолвные келии.
Святой Павел и святая Иулиания, родные брат и сестра, жили в Финикийском городе Птоломаиде и, будучи ревностными христианами, хотя не скрывали от граждан своего исповедания, но, благодетельствуя верным и неверным, долго скрывались от бдительных очей христоненавистного правительства. Наконец предуготовил им все ужасы страданий такой поступок, который ныне почитается знамением истинной любви народа к благодетельному монарху.
Император Аврелиан, обозрев Ассирию, прибыл в Птоломаиду; весь народ вышел ему навстречу, возглашая «многая лета»; там же находился и святой Павел.
Веруя учению Иисусову, что несть власть, аще не от Бога, он перекрестился, умоляя Господа, чтобы прибытие царя было всем во благо. Сие-то Аврелиан приметил и тут же приказал взять святого Павла, как христианина, под стражу. Какое ослепление обладало тогда умом даже мудрых государей! Поклонники солнца, варвары, не знавшие никакого богопочитания, и даже иудеи могли свободно соблюдать свои обряды: одни христиане за все были мучимы и убиваемы!
На следующий день Аврелиан потребовал к себе святого Павла и прежде всего грозно спросил: как смел он, встречая государя, оградиться христианским знамением? «Почитая в особе твоей власть и силу Царя царей, Господа моего Иисуса Христа, — отвечал святой юноша, — я не знал, чем более засвидетельствовать радость мою согражданам, всяких благ от тебя, о, государь, ожидающим». — «А разве не обнародованы против галилеян мои указы?» — с гневом воскликнул Аврелиан. «Я читаю все повеления вашего величества, — отвечал Павел, — но исполняю только те, которые не делают насилия моей совести в делах веры; в противном случае я готов вытерпеть все мучения, но Христа не оставлю». Тогда раздраженный Аврелиан повелел приступить исполнителям казни; святой юноша был повешен на древе; ударам не было числа. Но вдруг поражает тирана зрелище другого рода; весь народ удивляется, недоумевает... Посреди мучителей является юная девица, обнимает окровавленного Павла, лобызает раны его (то была Иулиания, сестра его). «Ах! За что так люто терзаешь брата моего? — обратившись к Аврелиану, воскликнула она, — оскорбил ли он, хотя раз в жизни, величество царя? Обидел ли своих сограждан? Мое сердце ручается за его поступки; весь народ ручается за его добродетели. Государь! Пощади невинного». Какое бы сердце не тронулось молением невинности! Но Аврелиан был тверже камня. Мы видим язычников чувствительных, по крайней мере, наружно человеколюбивых, но когда дело касалось христиан, они были глухи, как аспиды. Так для идолопоклонников противна была небесная истина! Так противна истина и для нас, когда раболепствуем пороку!
Таков был и Аврелиан. «Сбросьте покрывало с дерзкой женщины, — воскликнул он, — и бейте по лицу немилосердно, чтобы умела наблюдать перед царем своим скромность, а над молодым изувером усугубьте удары, чтобы какого-то Христа не предпочитал императору». Святая Иулиания улыбнулась над безумием Аврелиана, и сия ангельская улыбка проникла в сердце его. Тиран смягчился и с кротостью сказал ей: «Для твоей юности, для твоей красоты щажу тебя и погубить не желаю, но поклонись богам, хранителям отечества: тогда и ты увидишь от меня все милости, и брат твой будет славен». — «Молю Иисуса, да сохранит от всяких зол мое отечество, — отвечала Иулиания, — но идолам жертвы не принесу». После сего она возвела очи свои к небу и оградилась крестным знамением. Тогда весь ад, казалось, овладел душою мучителя. «Испытайте над нею все казни вместе с братом ее», — воскликнул он и подтвердил, что малейшая пощада им будет стоить жизни исполнителям воли его.
Три дня продолжались страдания святых мучеников, и Господь все более укреплял их. Угли и кипящая смола, змеи и гады, железо и все орудия казни были для них изысканы; но брат поддерживал сестру свою, сестра поддерживала брата своего. Наконец святые страстотерпцы преклонили под секиру главы свои и предали дух свой в руце Господни.
Святой преподобномученик Конон, уроженец иконийский, оплакав смерть супруги своей, с семилетним сыном удалился в монастырь. Там, подвизаясь в молитвах и постничестве, он удостоился принять от Бога дар чудотворения, и в одно время, по просьбе иконийских жителей, именем Христовым повелел возвратиться и течь в берегах своих реке, которая при разлитии вод потопила пашни их и пажити.
Вскоре настало время гонения. Некий князь, по имени Домициан, прибыл в Иконию, чтобы истребить поклонение Иисусу Христу. Но поскольку имя Конона везде было славно, то человек Божий взят был первым на истязание. «Я простой человек, — отвечал Конон — ибо недостоин, по грехам моим, ангельского сана; однако и я, наравне с прочими, поклоняюсь Иисусу и живу в Нем». — «Имеешь ли детей?» — опять спросил Домициан. — «У меня один только сын, и остался в келии: если угодно, я представлю его сюда же». — «Верно и он кланяется тому же Иисусу!» — с насмешкой сказал Домициан. «Каково древо, таковы и ветви его, — отвечал Конон, — благодатью Господней, он в числе слуг Его и уже дьякон». Тогда за юным Кононом посланы были воины, которые и привели его на судилище.
«Любезный юноша! — сказал Домициан, — отец твой стар, довольно жил на свете, пресытился всеми удовольствиями, и неудивительно, что сам себе желает смерти; а ты еще молод, только жить начинаешь; доселе видел одну какую-то монастырскую строгость, а впереди ожидает тебя свобода: так неужели хочешь последовать отцу твоему?» — «Родитель мой научил меня знать единого истинного Бога, — отвечал Конон, — и жить для прославления имени Его; он наставил меня, что сия жизнь есть только поприще трудов и болезней, а истинная жизнь — по ту сторону гроба, в царстве Иисуса Христа; он научил меня, что идолослужителям предуготована вечная мука, а рабам Христовым вечное блаженство; как же мне не идти по стопам его? Сам Господь мой Иисус Христос сказал: „Еже Отец Мой делает, и Аз делаю: и не может Сын творити о Себе, ничесоже, аще не еже видит Отца творяща: яже бо Он творит, сия и Сын такожде творит“ (Ин V, 17, 19)». — «А что, если ужаснейшими мучениями погублю отца твоего? — возразил тиран, — захочешь ли и ты погибнуть с ним?» — «Я решился умереть с отцом моим, да с ним и жив буду, — отвечал юноша, — ибо умереть за Христа есть то же, что жить вечно».
Услышав ответ юноши, Домициан обратился к старцу и сказал: «Сын твой разумен, даже разумнее тебя; жаль только, что суеверное воспитание не позволяет ему познать истины и воздать поклонение богам нашим!» — «Он знает истину, — отвечал Конон, — и поклоняется глаголющему: „Аз есмь истина“». — «Нечестивый старик! — воскликнул тогда раздраженный Домициан. — Тебе бы надлежало обращать молодых людей на добрые дела, а ты, безумец, еще более развращаешь сына твоего! Обнажите их, — обратясь к служителям, продолжал он, — и пытайте, доколе не откажутся от их распятого Бога».
Много страданий вытерпели святой родитель и святой сын! Наконец, когда готовили для них новые орудия казни, старец произнес теплую молитву к небесам: «Боже всесильный! Благодарю Тебя, что сподобил нас пострадать за имя Твое святое и укрепил посреди мучений; не попусти врагам Твоим посмеяться над нами и над всем христианством; не страшусь о себе, страшусь о юности сына моего: приими убо в мире дух наш!» Юноша отвечал: «Аминь!», и в то же мгновение оба заснули сном блаженной кончины.
Агриколай, военачальник Севастийский, известившись, что в полках, находящихся под его ведением, есть офицеры, тайно исповедующие веру Христову, нарядил следствие и вскоре нашел христиан, из которых Кирион, Кандид и Домн были сколько неустрашимы на поле брани, столько благочестивы и сведущи в Божественном Писании.
Сначала Агриколай почел за лучшее средство употребить ласковость и обещание царской милости; но, видя непреклонность воинов Христовых, повелел приготовлять орудия казни. Тогда святой Кирион, приступив к нему, сказал: «Не забывай своей должности: ты не имеешь власти наказывать нас телесно; донеси государю и жди повеления». Агриколай от ярости заскрежетал зубами; но должно было повиноваться законам.
Долго воины Царя небесного и царя земного сидели в темнице! Наконец прибыл в Севастию князь Лисия, уполномоченный императором, и потребовал их к ответу. Святых мучеников повели под стражею в военный суд. Чем же дорогою занимался святой Кирион? «Братья мои! — говорил он прочим сподвижникам, — не убоимся тиранов. Вы помните, как Господь помогал нам посреди кровавой брани, когда мы призывали имя Его; помните, как мы, оградившись крестным знамением, одолевали тысячи врагов? Помните, как все воинство обратилось в бегство, а мы, принеся теплую молитву Господу, остались неподвижны и не только удержали неукротимое стремление врагов, но совершенно поразили их, сами не получив ни одной раны? А теперь кто восстает на нас? Тот, кто за гордыню низвержен с неба в геенну! Сколь бессилен он против Иисуса, подвигоположника нашего! Он бессилен и против одной души христианской, а нас — сорок воинов Христовых. Итак, воспоем: Боже, во имя Твое спаси мя и в силе Твоей суди ми! Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих (Пс 53, 3-4)».
Когда святые страстотерпцы предстали на суд, Лисия, ласково воззрев на них, сказал: «О! Сии воины стоят того, чтобы дать им важнейшие чины в сословии военном! И император сделает для вас все, — обратившись к мученикам, продолжал он, — если, покорившись воле его, обратитесь к богам отцов ваших; в противном случае вы должны лишиться всего». — «Не только чин воинский, но и тела наши возьми от нас», — возразил святой Кандид. Услышав сие, князь воспылал бешенством и повелел бить их камнями; сего мало еще: обвиняя в бессилии и нерадении служителей, он сам схватил камень и бросил в одного из мучеников; но рука Господня дала ему другое направление, и камень разбил лицо Агриколая, а святой Кирион воскликнул: «Борющиися с нами врази наши изнемогоша и падоша: воистину меч их внидет в сердца их, и луцы их сокрушатся» (Пс 36, 15).
Смущенный Лисия повелел поставить исповедников Христовых в озеро посреди льда, отовсюду напирающего (была глубокая осень). Но из сорока мужей поколебался только один: в то время, как прочие в лютый мороз стояли в воде, так что раздроблялись члены их, вошел он в теплую баню, поставленную на берегу для искушения их. Малодушный был наказан вечною смертью. Но его место в то же мгновение заступил страж: ибо узрел он, что тридцать девять венцов свыше нисходят на праведников, и возжелал сорокового.
Император Максимиан, жесточайший из гонителей христианства, не мог терпеть исповедников Иисуса ни при дворе, ни в воинстве. Однажды, будучи в Никомидии, он потребовал к себе всех воинских и гражданских чиновников и грозно сказал: «Если кто из вас заражен зловерным христианством и не хочет обратиться к богам царя и отечества, пусть снимет с себя все знаки чиноначалия и отличия и удалится не только из палаты, но и из города нашего; крепко содержа веру предков моих, я не хочу иметь при себе иноверных». Тогда сколь разнообразное открылось зрелище! Страх и трепет был всеобщий. Иные старались оправдаться совестью и чувствованиями, которые внушены им от родителей; иные уверяли, что они не ведают Христа Спасителя, и проклинали веру, доселе ими содержимую; иные в безмолвии снимали с себя знаки отличия и спокойно выходили из комнат царских. Но мудрый и твердый душою Урпасиан, оказавший отечеству великие услуги, поступил всех небоязненнее: он подошел к трону, на котором сидел Максимиан, и, сбросив с себя одежду сановника, сказал: «Государь! Если мои услуги не нужны (как горестно, что на сей раз, перестав служить тебе, перестану служить и отечеству!), если Урпасиан не нужен для тебя, то объявляю себя воином Царя небесного и бессмертного, Господа моего Иисуса Христа; прими обратно отличия, тобою мне дарованные; видно, служитель Христов не может быть служителем Максимиана». Услышав сие, император изменился в лице и какое-то время оставался безгласен; потом, потирая чело свое и сурово взглядывая на воина Христова, зарыкал, как лев: «Возьмите сего грубияна, сего мятежника, и замучьте до смерти».
Тиран с удовольствием смотрел на все страдания святого Урпасиана. Наконец внезапно разлилось благоухание, и дух его в образе блистающей звезды вознесся на небо. Все христиане видели торжество мученика и благословляли Господа.
Войти с помощью соц. сетей: