Когда татарский хан Батый опустошил Россию, а избежавшие убийства и плена христиане скитались по горам и в непроходимых пустынях, тогда жилища человеческие сделались жилищами зверей, а вертепы зверей превратились в жилища человеческие.
Киевский и черниговский князь Михаил, славный благочестием и царскими добродетелями, в сие лютое время жил в земле Угорской с боярином своим Феодором. Он сердечно сокрушался о страждущих единоверцах своих и соотечественниках; но делать было нечего, как только ожидать, дондеже мимоидет гнев Господень. Наконец Михаил услышал, что татарский хан, наложив дань на Русскую землю, оставил ее в покое. Русские князья возвращались из бегства и, делая коленопреклонения перед царем злочестивым, принимали от него княжества. На такой же поступок решился и Михаил, но не по честолюбию своему, ибо какая честь быть князем и вместе с тем рабом? Но единственно для того, чтобы своею мудростью хоть сколько-нибудь облегчить бремя всеобщего рабства. В сем намерении, взяв с собою боярина Феодора, он прибыл в Чернигов. Сердце князя облилось кровью, когда он увидел повсюду опустошение и плач народа. Приняв благословение от отца духовного и получив от него благочестивое напутствие, Михаил и боярин Феодор отправились в Золотую Орду; но там готовился им венец мученический. Едва явились они в престольный улус Батыя, к ним пришли жрецы и волхвы татарские и объявили именем великого царя, что они должны перейти сквозь священный огонь, близ дворца по обеим сторонам пути разложенный, и, таким образом очистившись от скверны христианской, предстать царю Батыю. Князь и боярин ужаснулись и сказали решительно, что они сего сделать не могут. Услышали об их отказе бывшие на тот раз в Орде русские князья и, почитая оный необдуманным, пришли с поспешностью к своему сроднику и слезно просили его не подвигать на гнев хана и, по крайней мере для вида, сделать поклонение солнцу, в их огне обожаемому; но они ушли от князя с тем же ответом.
Батый, привыкший видеть одно только повиновение, с угрозами требовал, чтобы данник сделал все, что ему приказано; он послал объявить волю свою одного из царедворцев, Елдегу; но все ласки и прещения были напрасны. Михаил отвечал ему спокойно: «Скажи хану, что ему, как царю, я поклоняюсь и воздаю достодолжную честь, ибо десница Всевышнего покорила меня власти его; но отнюдь не хочу оскорбить Бога исполнением обрядов языческих». Батый освирепел и повелел мучительски умертвить Михаила.
Как волки на кроткую лань, устремились на князя исполнители смертной казни; но святой мученик пребыл бесстрашен. Стоя на одном месте, он молился Спасителю, в то время как все члены его были раздробляемы от ударов; наконец глава была отторгнута от выи. Святой Феодор был зрителем смерти его, и в тот же день, подобно ему, получил венец мученический.
Одна вера укрепляет человека в бедствиях; одна она может подвигнуть человека к перенесению страданий и не убояться самой смерти.
Настоятель одного монастыря, человек благочестивый, к нищим милостивый и украшенный всеми добродетелями, день и ночь изливал Богу следующую молитву: «Господи! Я — грешник, но надеюсь на Твои щедроты, надеюсь спастись по милости Твоей. Молюсь Тебе, Владыка! Не разлучи меня от моей братии и в будущем веке; удостой их вместе со мною жизни райской!»
Долго молился чадолюбивый отец старцев, и Господь открыл ему волю Свою следующим образом: в другой обители, неподалеку от них, наступал праздник; настоятель зван был туда вместе с братией. Он не хотел выходить из своего монастыря, но во сне услышал глас небесный: «Иди, только пошли прежде себя учеников твоих, а сам последуй за ними».
Когда настал день праздника, братия пошли на обед и на пути увидели нищего, израненного, едва переводящего дыхание. На вопрос их: «Чем болен он?» — несчастный едва мог сказать голосом полумертвым: «Я шел по надобности; но здесь напал на меня зверь, всего истерзал и ушел — некому взять меня и отнести в селение». — «Мы пеши, — отвечали старцы, — не можем ничего сделать для тебя», — с сим словом они пошли далее.
Вскоре на то же место пришел настоятель и увидел стенающего страдальца. Узнав, что случилось с ним, спросил он: «Не проходили ли мимо тебя незадолго пред сим иноки? И видели ли тебя?» — «Они стояли надо мною, — отвечал старец, — узнали мое несчастие и пошли далее, отозвавшись, что тяжело меня нести на себе». — «Можешь ли ты, — спросил у него огорченный поступком старцев настоятель, — тихонько идти за мною?» — «Не могу!» — отвечал нищий. — «Так садись же на мои плечи, — сказал настоятель. С Божьею помощью я донесу тебя...» Сколько расслабленный старец ни отрицался от того, сколько ни говорил, что путь далек, а он тяжел, сколько ни просил, чтобы он из селения кого-нибудь послал за ним, но благочестивый настоятель, невзирая ни на что, взял его на руки и понес. Он чувствовал сначала обыкновенную тяжесть человека, а потом легче — легче, и наконец, как будто ничего не имел на себе. Настоятель не знал, что думать о сем, как вдруг не стало у него странника, и свыше он услышал глас:
«Ты всегда молишься о твоих учениках, чтобы вошли вместе с тобою в царство небесное; между тем их дела другие, нежели твои. Итак, понудь их, чтобы ходили по стопам твоим; иначе они не достигнут Царствия Божия. Я праведен и воздаю каждому по делам его».
Один сельский житель, наслышавшись о добродетелях и чудотворениях святого Сергия, издалека пришел в обитель его, чтобы увидеть праведника и принять от него благословение. В то время человек Божий возделывал землю в саду своем. Будучи извещен о пришельце, он велел допустить его к себе. Крестьянин, видя человека, слишком просто одетого, копающего гряды, не мог вообразить, чтобы это был столь славный Сергий, и подумал, что в насмешку ему вместо святого указали на работника. Он возвратился в монастырь и вторично спросил: «Где преподобный Сергий?» Сколько ни уверяли его, что, будучи в саду, он видел его, но крестьянин не хотел и слышать.
Между тем угодник Божий вышел из сада. Крестьянин, гнушаясь им, отворотился в сторону и не хотел взглянуть на него. «Ах! Какой труд подъял я — и понапрасну! — думал он. — Я пришел для великого пророка, надеялся узреть славу его, но что же вижу? Нищего!» Святой узнал его мысли и возблагодарил Бога: ибо, как горделивец восхищается хвалой и честью, так смиренномудрый радуется уничижению. Он взял крестьянина за руки, увел в свою келию и поставил перед ним пищу и питье. «Не печалься, добрый человек, — сказал он, — ты вскоре увидишь Сергия».
Едва святой выговорил сие, вдруг объявили ему, что в монастырь прибыл великий князь; Сергий вышел к нему навстречу... Как удивился крестьянин, увидев, что государь к сему, как называл он, нищему, приступил с благоговением и, поклонившись до земли, просил благословения! Как удивился он, что сей старец сел вместе с князем, между тем как все прочие, даже вельможи, стояли пред ними!
Бедного крестьянина гнушались и слуги их... Едва выпросив для себя уголок в сенях, он не спускал глаз с того, на кого прежде и взглянуть не хотел. «Сделайте милость, скажите мне, — тихонько спросил он, — кто сей старец, подле князя сидящий?» — «Это Сергий», — отвечали ему. Обманутый самим собою, крестьянин заплакал и укорял себя в невежестве. «Конечно, слеп я, — говорил он, — что не мог узнать человека Божия и не отдал ему подобающей чести... Увы! Как теперь предстану лицу его?» Но Сергий вскоре утешил его.
Когда князь простился с праведником, крестьянин припал к ногам его и раскаивался в безумии своем. «Ты один прав, — поднимая его, сказал святой муж, — что почел меня старцем, ничего не значащим; все прочие обманываются».
Уважай человека в худом платье так же, как богато одетого, дабы не подумали, что отдаешь почтение не человеку, но платью его. Сверх того, под златотканною одеждою часто скрывается невежество и злое сердце, а под рубищем — великий ум и добродетель.
Святой Иоанн Богослов, будучи в Ефесе, взял к себе на руки юношу, по-видимому, добродушного и подававшего большие надежды; возлюбив его душевно, он захотел воспитать его. Вскоре Иоанну должно было отлучиться в дальние места для проповеди слова Божия, почему он, отходя из Ефеса, поручил молодого человека епископу с тем, чтобы он, как можно, сего отрока соблюдал от всякого зла. Епископ охотно согласился, хранил юность его и наставлял на путь добродетели. Через некоторое время он крестил его и, думая, что через сие таинство совершенно утвердил его в вере, прервал душеполезные наставления. Но сколь пагубно молодому человеку отдавать на волю поведение его! Бедный юноша познакомился с некоторыми сверстниками, не так благонравными, начал с ними ходить по ночным беседам, вскоре пристрастился к пьянству, к разорительным играм и другим порокам, а как на сие нужны были деньги, то развратник сделался хищником и наконец дошел до такого жестокосердия, что одна разбойническая шайка избрала его над собою атаманом. С тех пор не только грабеж, но и убийство для него было шуткой. Когда святой Иоанн возвратился, то, увидясь с епископом, в присутствии всех спросил его: «Где юноша? Приведи его сюда»... Епископ вздохнул из глубины сердца, облился слезами и едва мог сказать ему: «Он умер». — «Как? — возразил святой Иоанн, — душевной смертью, или телесною?» — «Душевной, — отвечал епископ, — он теперь разбойник». — «Двое несчастных! — воскликнул святой Иоанн. — Беспечный воспитатель и нерадивый питомец! Горе ему! Но что сделал ты? Не тебя ли я, отходя отсюда, поставил хранителем души отроческой? Ах! Дай мне коня». Святой Иоанн долго ездил по лесам и горам, ища блудного сына, и наконец был взят разъездом разбойническим. Вместо того, чтобы стараться избавить себя от злодеев, он просил их, чтобы представили его к своему атаману. Затрепетал злочестивый юноша, увидев святого Иоанна, и побежал от него; но Богослов, забыв старость свою, погнался за злодеем. «Почто бежишь от меня, о, чадо мое? — вопиял он, — почто причиняешь мне столь несносный труд, о, сын мой? Остановись, сжалься над дряхлым старцем; остановись и ничего не бойся: не исчезла надежда спасения... Я отвечаю за тебя пред Богом! Пусть на мне будет кровь, которую ты пролил». Наконец, против воли убежденный, юноша остановился, бросил свое оружие, зарыдал и, закрыв руками лице свое, устремился на выю его; несчастный трепетал весь, как под взмахом смертоносного железа.
Богослов взял его с собою в город и привел в церковь, подавая всем образ покаяния, чтоб, низвергшись в прегрешения, никто бы не отчаивался получить спасение; ибо Господь хощет всем нам спастися и в разум истины приити.
Родители! Учите страху Божию детей своих в младенчестве, учите их в отрочестве, учите их и в зрелом возрасте; ибо человек слаб и всегда подвержен заблуждению.
Император Юлиан, из христианина сделавшись идолопоклонником, для православных чад Церкви был жесток не менее, чем языческие мучители. Господь наказал его следующим образом.
После разных тиранств за веру Христову умертвив святого Артемия, Юлиан с многочисленным воинством пошел в Персию, чтобы завоевать или по крайней мере обессилить оную. Уже царь и воинство достигли города Ктезифона, как вдруг предстал пред ним некий старец, с виду благородный и весьма умный, и обещал Юлиану показать ближайшую и лучшую дорогу к самому сердцу Персии, — чему обрадовался он до безумия.
Сначала под руководством старца шли они по пути хорошему, но скоро увидели себя в ужаснейшей пустыне. При легком ветре песок поднимался и клубился наподобие моря; солнце палило их; голод и жажда каждый день похищали множество жертв; вскоре погибло более половины воинства... Старец был доволен сам собою и, будучи спрошен императором: «Для чего завел их в непроходимое место?», — сказал с неустрашимостью: «Для того, чтобы не видеть опустошенным от врага мое любезное отечество». После сего он с радостью претерпел ужаснейшую смерть.
Блуждая с остатком воинства, наконец Юлиан встретил персидские полчища и по необходимости вступил в сражение. Греки и римляне были разбиты, и стрела, неизвестно откуда пущенная, пронзила сердце богоотступника. Заскрежетав зубами, он захватил горсть крови своей вместе с пылью и, бросив вверх, воскликнул: «Победил, галилеянин! Насыться...» и, как злодей, испустил дух свой.
Здесь два человека представляют два примера различных, но разительных... Всевышний Промысел долго терпел злочестие Юлиана, но Он правосуден: смотрите, как наказал богоотступника! Ужасайтесь даже в одной черте нарушить святейший Его закон. Другой человек — персиянин: он претерпел лютейшую смерть для того, чтобы спасти отечество. Подражайте примеру его и жертвуйте всем, даже кровью, для блага своего отечества.
Когда омиритский князь Дунаан, стараясь всех христиан, своих подданных, обратить в иудейство, после жесточайших мучений повелел умертвить святого Арефу и с ним множество других, тогда одна христианка, оплакивая смерть праведных, исполнилась божественного дерзновения и, держа на руках сына своего, пятилетнего младенца, подошла к исполнителям смертной казни и громко укоряла князя-мучителя, моля Бога, чтобы Он наказал его, как древле фараона.
Уличенная в христианском исповедании и вместе с тем в оскорблении князя, она была схвачена, представлена к Дунаану и, подтвердив пред ним то же, осуждена на сожжение. Младенец, облившись слезами, бросился к ногам князя и молил его освободить злосчастную мать; а так как он был собою прекрасен и благоразумен, то Дунаан взял его к себе на колени и спросил: «Кого любишь более: меня или мать?» — «Без сомнения, матушку, — отвечал младенец, — я для нее пришел к тебе и с нею лучше хочу умереть, нежели без нее жить».
Дунаан: «Останься у меня, друг мой! Я дам тебе самых лучших плодов».
Младенец: «Сохрани меня, Боже! Я лучше пойду на мучения вместе с матушкой, если не могу спасти ее».
Дунаан: «Да знаешь ли ты, что есть мучение?»
Младенец: «Умереть за Христа, чтобы жить с Ним в будущем веке».
Дунаан: «А кто Христос твой?»
Младенец: «Поди за мною в церковь, и я Его покажу тебе... (взглянув на мать свою, опять заплакал). Отпусти меня, я пойду к матушке».
Князь удивился разуму младенца, но был столь жестокосерд, что не внял мольбам его... Между тем мать его связали и повергли в огонь. Младенец, увидев сие, крепко укусил Дунаана — одно оружие, которым мог отмстить мучителю! Дунаан оттолкнул его от себя и велел одному из предстоявших вельмож увести его домой и воспитать в законе еврейском. Но младенец успел вырвать у него руку и бросился прямо в огонь... Там, обняв мать свою, сгорел вместе с нею и оправдал пророчество царя Давида: «Из уст младенец и ссущих совершили ecu хвалу, враг твоих ради, еже разрушити врага и местника» (Пс 8, ст. 3).
Дети! Возьмите сего разумного младенца в пример любви к родителям и будьте всегда их утешением.
Однажды Иоанн Савватийский сидел в пустыне и размышлял о делах богоугодных. Вдруг приходит к нему из одной обители старец, чтобы посетить праведника и принять, от него благословение. «Как живут твои собратья?» — спросил у него Иоанн. «Хорошо, молитвами твоими», — отвечал инок. «А как живет такой-то черноризец?» — опять спросил его угодник Божий об одном иноке, о котором носилась худая слава. «Он нисколько не переменился», — сказал посетитель. «Горе ему!» — воскликнул Иоанн, и с сим словом объят был каким-то чудесным сном: он видит себя стоящим пред Голгофою, видит Иисуса Христа между двумя разбойниками; Иоанн устремился поклониться Ходатаю мира, но едва успел приблизиться, вдруг Иисус обратился к предстоящим Ангелам и сказал им: «Изриньте его вон! Он осудил своего брата прежде Моего суда». Когда Иоанн, будучи изгоняем, бежал из дверей, задержалась его мантия так крепко, что вынужден он был ее оставить. С сим пробудился он и, будучи объят трепетом, с глубоким вздохом сказал посетителю: «Ужасен для меня день сей!» — «Отчего так?» — спросил старец. Тогда святой Иоанн, рассказав ему свой сон, присовокупил: «Оставленная мантия значит то, что я за осуждение брата лишился Божеского покровительства и благодати».
С того времени святой Иоанн семь лет молился Богу в пустыне, не вкушал хлеба, не входил в келию, не говорил с людьми. Наконец опять в чудотворном сновидении узрел он, что Господь отдал ему мантию, и через сие познал, что отпущен ему тяжкий грех осуждения.
«Не осуждайте, да не осуждены будете — сказал Спаситель. Важны слова сии: ибо кто осуждает ближнего, тот как бы хочет отнять право у Судьи небесного.
Однажды к преподобному Исидору пришел ученик одного великого старца, чтобы спросить его о каком-то важном для иночества деле. В то время как они занимались разговором, настала ночь и поднялась буря; молния и гром были ужасны. Несмотря на сие, ученик собрался идти к своему старцу. Святой Исидор и прочие иноки приглашали его ночевать у них; представляли, что ночь ненастна, а ему должно переходить через реку, которая хотя неглубока, но валы плещут весьма сильно; однако, пришлец не согласился ни на что. «Мне велел настоятель мой, — сказал он, — непременно возвратиться сегодня: как можно его ослушаться?» — и простился с ними.
Преподобный Исидор и прочие иноки пошли провожать его. Когда достигли реки, ученик скинул с себя одежды, навязал их на голову и пошел на ту сторону. Иноки, смотря на него, трепетали при каждой волне, которая на него упадала. Но ученик перешел бурную реку благополучно и, облекшись в одежды, поклонился им и пошел к своему старцу. Преподобный Исидор и все иноки, благословляя его, удивлялись, сколь велика сила каждой добродетели!
Хотя Греция озарена была светом Евангелия от времен проповеди святых апостолов, несмотря на сие над некоторыми местами расстилалась тьма язычества, и народ не мог видеть Бога, Искупителя мира. Между прочими была одна весь, обширная и многолюдная, в которой жители все до одного были идолопоклонники, приверженные к своему заблуждению столь крепко, что никто не мог обратить их к Богу. Сколько тамошние епископы ни посылали проповедников слова Господня, — все возвращались от них без успеха. Наконец, содействием Святого Духа, пал жребий на преподобного Авраамия Затворника.
Долго он отказывался от возлагаемой на него должности, почитая себя недостойным столь великого служения; но, убежденный истиной, что лучше спасти многих, нежели себя одного, вышел из своей келии и, будучи рукоположен в священника, отправился в путь свой. Сколь глубоко восстенал святой муж, увидев народ, пред идолами колена преклоняющий! — «Единый без греха Боже! — воздвигши очи на небо, воскликнул он. — Не презри дела рук Твоих!» С помощью оставшегося от родителей своих имения, которым на пользу нищих распоряжался один из сродников, начал он созидать храм Божий; вседневно ходил на место строения и среди стоявших там идолов молился Богу, не произнося ни единого слова. Народ на созидаемую церковь и на святого человека смотрел равнодушно и довольствовался насмешками, иногда ругательствами.
Когда храм Господень был отстроен и освящен, преподобный Авраамий принес в нем слезную молитву к Богу: «Собери, Господи, люди расточеннные и введи их в церковь сию; просвети умные очи их, да познают Тебя, единого истинного Бога». После сего он с церковнослужителями вышел из храма, устремился на капище и сокрушил поставленных там идолов.
Народ пришел в бешенство. Все мужи и жены восстали на святого человека, как лютые звери; били немилосердно и изгнали из селения. Но Авраамий при наступлении ночи туда возвратился, вошел в церковь и с плачем и рыданием молился Богу Искупителю, да спасет народ погибший.
Едва настал следующий день, некоторые из жителей пришли в храм Господень — не для молитвы, но из любопытства — и увидели Авраамия. Преподобный умолял их, чтобы обратились к Богу. Но сердца их были так ожесточены, что не могли принять Духа Святого; варвары устремились на него с дреколием, повергли замертво на землю и, вытащив на поле, закидали каменьями. Там праведник, едва переводя дыхание, ночью опомнился и, восстав, начал плакать горько. «Господи Боже мой! — восклицал он. — Призри на раба Твоего и укрепи меня на подвиг Твой». С сими словами опять возвратившись в селение, он вошел в церковь и опять на другой день был мучим и терзаем; потом, как мертвый, извержен был в близлежащий лес.
Сия ревность праведника, сии страдания его продолжались три года. Наконец мужество святого человека преодолело препятствия; святая вера восторжествовала.
В один день жители, собравшись вместе, начали разговор о святом Авраамии и удивлялись его великодушию и терпению. «Видите ли его беспримерную к вам любовь? — сказали мудрейшие из старцев, — Сколько мы оскорбляли его, сколько мучили, но он даже не сказал никому худого слова; поистине, он послан к нам от Бога». — «Мы то же думаем, — отвечали почти все в один голос, — но боялись обнаружить свои мысли». — «Когда так, — продолжали старцы, — то зачем же медлить? Пойдем к нему и объявим себя верующими проповедоваемому им Богу». Все приняли совет старцев: единодушно вошли в церковь и воскликнули: «Слава Царю небесному, пославшему к нам мужа святого!»
Сердце праведника взыграло радостью небесною. «Отцы мои! Братия мои! Чада мои! — воскликнул он. Приидите, дадим славу Богу, просветившему сердечные очи в познание истины... Веруйте в Бога, Творца неба и земли; веруйте в Его Единородного Сына, Агнца, вземшего грех мира; веруйте в Пресвятого Духа Его, все ожитворяющего; веруйте — и получите жизнь небесную, вечную».
С того времени святой муж неусыпно старался предуготовить их к возрождению водою и Духом; учил их всему, что касается до Царствия небесного, — что есть вера, надежда и любовь. Наконец, усыновил их Богу.
Когда священник Иосиф и диакон Аифаил непоколебимо стояли против ужаснейших мучений, которые в Персии свирепствовали, тогда один христианин, манихейского раскола, всенародно исповедал свою веру и укорил персов за их нечестие. Тотчас схватили его и на глазах у Аифаила начали мучить... Сначала манихей казался великодушным и неустрашимым; но когда мучители испытали над ним жесточайшие казни, он громко воскликнул: «Отвергаю веру отцов моих; поклоняюсь богам царя моего». И мгновенно прекратились мучения лжестрадальца.
Видев сие, святой Аифаил исполнился радости духовной, что Бог удивляет [проявляет] славу Свою на православных только чадах Церкви, и, соболезнуя о злочестивом отступнике, начал укорять его: «Заблудший человек! Ты едва почувствовал мучения, уже отвергся от Бога твоего... Вот доказательство, что вера ваша не православие, но буйный, богопротивный раскол! Благословен Христос, Бог наш, укрепляющий нас в лютейших мучениях и дающий непоколебимость в благочестивой вере нашей!»
Судия, услышав укоризны праведника, так возъярился на него, что повелел мучить его дотоле, пока не пресеклось в нем дыхание.
Один юноша с острова Кипра был пленен, отведен в Персию и там заключен в темницу. Родители сначала не знали, где находится сын их; потом услышали, что он умер, и начали по душе его делать поминовения в Рождество Христово, в Святую Пасху и в день Святой Троицы. — Через четыре года юноша убежал из плена и пришел к родителям. Восхищенные отец и мать, после первых объятий и слез, сказали ему: «Мы услышали, что ты, любезный сын, умер, и молились об упокоении души твоей». — «В какой месяц и в какой день сие делали вы?» — спросил юноша, и когда услышал от них время молитв, с удивлением воскликнул: «Ах, любезные родители! Вы не знали, сколько через то делали мне добра. Ибо в каждый из сих дней приходил ко мне некто в белых ризах, снимал с меня оковы и выпускал из темницы, так что сего никто видеть не мог; а на другой день я опять оказывался в темнице и в оковах».
Христиане! Молитесь об усопших ваших сродниках — молитесь о каждом усопшем христианине: ибо через сие душа его получает утешение.
Георгий, племянник святого Иоанна Милостивого, будучи оскорблен и обруган одним простолюдином, пришел к дяде своему и слезно жаловался на столь тяжкую обиду. Человек Божий, видя Георгия в сильной досаде и огорчении, показался тронутым и разгневанным. «Как дерзнул человек низкого происхождения, — воскликнул он, — обесчестить племянника патриаршего! Бог свидетель, что отомщу оскорбителю; я поступлю с ним так, что дивиться будет вся Александрия». Молодой человек принял слова дяди за истину и был чрезвычайно рад.
Но вдруг Иоанн переменил голос свой, и, с нежностью соединяя выговор, сказал ему: «Послушай, Георгий! Если хочешь называться моим племянником, то будь готов терпеть не только досады, но и язвы; для Бога все прощай ближнему. Если хочешь казаться благородным, то ищи благородства от добродетели, а не от крови; ибо не предки, но жизнь богоугодная украшает нас; сын или родственник какого-нибудь знатного человека, не имея добродетелей, есть то же, что сын богача, сделавшийся нищим». Таким образом увещевая Георгия, праведник тронул его до слез, которые не значили уже, как прежде, гнев и мстительность, но были следствием стыда и раскаяния.
Но Иоанн тем не удовольствовался. Он призвал строителя церковного и приказал с простолюдина, который обесчестил Георгия, не брать церковной дани. Таким-то образом святой муж поступил с оскорбителем по своему обещанию, и, без сомнения этому удивилась вся Александрия.
Всякое оскорбление почитай благодеянием; ибо оно смиряет душу, поползновенную к гордости, и тем приближает ее к Богу.
Святой Иоанн Милостивый был истинный сын неба, непоколебимый поборник православия, пример всех добродетелей; но он был человек... Страшась, чтобы какие-нибудь суетные мысли иногда не коснулись его сердца, он всегда имел при себе твердый щит — память смертную, которая есть непререкаемое доказательство человеку, что он — не более, как горсть пыли. На сей конец святой муж велел приготовить себе гроб, до половины только устроенный, и художникам приказал, чтобы всякий праздник приходили к нему и перед собравшимися посетителями вслух сказывали: «Гроб твой, владыка, еще не доделан, прикажи окончить его; ибо смерть приходит как тать — не знаешь в который час». Таким образом Иоанн Милостивый и сам всегда имел смерть пред очами и другим в разительном виде показывал оную.
О, если бы мы как можно чаще мыслями своими ложились на одр смерти! Если бы чаще воображением своим представляли то ужасное мгновение, когда настоящее примет конец и наступит будущее! Тогда бы мы смотрели на все вещи другими глазами. Мы ужасались бы тех дел, в которых теперь себя нимало не укоряем; мы бы находили страшные пропасти на тех путях, где теперь ничего не видим, кроме равнины и цветов.
Однажды к Иоанну Милостивому пришел принять благословение богатый вельможа и увидел его постель, покрытую худым и уже полуизношенным одеялом. Возвратившись домой, он послал ему новое, которое стоило тридцать шесть златниц.
Человек Божий не хотел оскорбить усердия вельможи и в следующую ночь уснул под сим драгоценным покрывалом; но, пробудившись, мгновенно раскаялся в том. «Горе тебе, грешному! — воскликнул он. — Что спишь под нежною тканью, а братья Христовы, нищие, цепенеют от холода. Ах сколько есть убогих, которые не имеют и лепты, чтоб прикрыть наготу свою! Сколько есть странников и пришельцев, которые спят на стогнах под открытым небом! А ты имеешь пышные храмины, толпу рабов, разную пищу, всякое питье — и еще вздумал более укрепить и разнежить сон твой под сим мягким шелком... Бойся, чтобы, вкусив все наслаждения в жизни твоей, не получить одну горесть в будущем веке. Нет! Не покрывайся сим пышным одеялом в другую ночь! Пусть ценою его покроются несколько бедных».
В таких размышлениях святой Иоанн, лишь только дождался утра, немедленно послал подаренное ему одеяло на торжище для продажи. Случай привел туда и вельможу... Он увидел свое покрывало, купил его и вторично отослал святому Иоанну, усердно прося его, чтоб тот пользовался им сам. Человек Божий принял, поблагодарил и опять велел продать оное. Вельможа опять купил его и возвратил Иоанну. Святой в третий раз сделал то же, — и вельможа сделал то же в третий раз. Наконец праведник, удивляясь его щедрости, послал к нему следующий отзыв: «Увидим, кто из нас прежде наскучит: я ли, решившись продавать, или ты, решившись покупать и всегда мне возвращать?» Сам между тем он продолжал благочестивую торговлю. Таким образом Иоанн приверженность к себе вельможи обратил в пользу страждущих и против воли сделал его благотворителем.
Не украшай тела твоего одеждою слишком нежною и великолепною. Христианское одеяние есть одеяние души; ее должно украшать, а не тело: ибо красота души есть образ Божий, по которому человек создан; напротив того, чему научает нас роскошь тела?.. Похищать чужое и расточать свое, обижать ближнего и свою руку удерживать от милостыни. Она ненасытна; ей все надобно. Не хорош у нее дом: надобно соорудить новый. Худо у нее платье: надобно сшить лучшее. Не по вкусу кушанье, не по вкусу вина: надобно купить усладительнейшие. Посудите же, есть ли время, есть ли возможность подумать о страждущем человечестве?
В Греции был закон, необходимо нужный для первых времен христианства, по которому всякий преступник почитаем был неприкосновенным для правосудия, если успеет сокрыться в церкви. Узаконение сие, без сомнения, было издано с той целью, чтобы перед народом тем более проповедать и прославить благодать Бога Искупителя: ибо злодей, в смертный час нашедший защиту у подножия престола Господня, почти всегда выходил оттуда человеком добрым на всю жизнь. Так глубоко запечатлевалось в душе его чувство всемогущества и милосердия Божия!.. Несмотря на сие, некоторые из сильных мира имели намерение сей закон уничтожить. Таков был Евтропий, вельможа при царе Аркадии. Он уговорил царя издать указ, чтобы никто не мог иметь убежища в церкви, когда преследует его правосудие; а если кто и успеет скрыться, то будет извлечен оттуда и, как преступник царской воли, будет строго наказан. Сколько Иоанн Златоуст, бывший тогда патриархом Царьградским, ни старался отвратить сие оскорбление от храма Господня, но через то возбудил на себя гнев и ненависть Евтропия и часто терпел от него обиды.
Но «в нюже меру мерите, возмерится вам», — сказал Спаситель. Народ, будучи не в силах стерпеть притеснения и жестокости от Евтропия, начал роптать вслух: неотступно просил наказать, в пример всем, судию неправедного, — и Аркадий, который часто возводил на степень величия людей недостойных и никогда не умел поддерживать своих любимцев, изрек на Евтропия смертный приговор.
Злосчастный бежит в церковь Господню и скрывается в алтаре... Это случилось в то самое время, как святой Златоуст проповедовал тут слово Господне. Как поступил в сем случае святитель Божий? Изгнал ли злосчастного из церкви, как разорителя правил ее? Нет; он только представил народу, раздраженному на Евтропия, сколь непостоянно человеческое счастье, и, изображая жалостную судьбу любимца царского, тогда на смерть осужденного, старался проникнуть жалостью к нему сердце народа.
Вот пример поучительный! Другой на месте Иоанна возрадовался бы, увидев так глубоко низверженным врага высоковыйного, и к народному гласу присоединил бы свой глас. Но праведник первый дал убежище и защиту жесточайшему своему гонителю. Он видел, что Евтропий довольно наказан и тем, когда мог найти спасение своей жизни только там, куда возбранял убежище от казни другим, столько же несчастным, но, может быть, менее преступным.
Иоанн, архиепископ Царьградский, будучи пресвитером, проповедовал перед многочисленным народом слово Божие. Вдруг какая-то женщина, не вразумев высоких мыслей и сильных выражений, воздвигла глас из-за народа: «Учитель духовный! Или лучше сказать, Иоанн Златоустый! Глубокомысленно твое учение, а ум наш бессилен и не может постигнуть твоих спасительных слов». Услышав сие, весь народ обратился на ту сторону, откуда услышал голос, и наконец все вообще воскликнули: «Неизвестная женщина произнесла имя сие: но без сомнения Сам Бог нарек тебя Златоустым!» С того времени начали называть святого Иоанна Златоустым, что продолжается и доныне.
Между тем великий проповедник и сам согласился, что хитросплетенное слово, будучи действительно для людей просвещенных, не принесет пользы простому народу, и начал учить людей Христовых просто и вразумительно.
Некий отшельник, кроткий, благочестивый, добродетельный, день и ночь молился Богу, чтобы просветил разум его познать судьбы Промысла небесного; но Господь не внимал его молитве. Пустынник, почитая себя грешником, недостойным принять откровение свыше, решился идти к ветхому старцу, который жил довольно далеко, и от него узнать то, что постоянно занимало его ум. Взяв с собой пищу и питье, он отправился в путь. Вдруг встретился с ним черноризец и спросил: «Куда идешь, раб Христов?» — «К такому-то старцу», — отвечал пустынник. «Я иду туда же», — сказал черноризец. Спутники, обрадовавшись друг другу, пошли вместе. Когда настал вечер, странники остановились у одного богатого человека, который принял их с сердечной радостью и угощал ужином из серебряной посуды... Как скоро вышли они из-за стола, черноризец взял одно блюдо, вышел из дома и бросил в близтекущую реку. Хозяин не сказал ни слова, а пустынник не знал, что думать о том.
Поутру странники продолжали путь свой далее и на другой вечер пришли ночевать к другому странноприимцу, который оказал им всевозможное почтение. Что же сделал черноризец? При наступлении утра, когда должно было благодарить за гостеприимство, хозяин привел к ним единородного сына и просил ему благословения. Вдруг черноризец схватил его за гортань и задушил. Пустынник ужаснулся, хотел закричать, но голос его пресекся. А отец сказал только: «Буди воля Господня!» Таким образом пешеходы пошли далее, но на третий вечер не нашли никого, кто бы их принял и упокоил: почему и вошли в один ветхий, опустевший дом и тут препроводили ночь. Утром, когда должно было идти, черноризец начал разрушать дом и, разломав до основания, начал созидать снова. Пустынник вышел из терпения и воскликнул: «Заклинаю тебя, скажи мне: Ангел ли ты, или диавол? Дела твои для меня непостижимы!» — «А что сделал я?» — возразил черноризец. «Третьего дня, — отвечал ему пустынник, — ты утопил серебряное блюдо у добродетельного странноприимца; вчера задушил сына у того, кто так ласково угостил нас; а сегодня без всякой причины разломал дом и начал строить снова, не зная сам для кого». — «Не дивись сему, добродушный старец! — сказал ему спутник, — и не соблазняйся в рассуждении моих поступков, но послушай, что я скажу тебе... Первый страннолюбец — человек совершенно богоугодный, но блюдо, которое мною утоплено, он приобрел неправдою: знай же, что я, невзирая на его ласковость, из благодарности за гостеприимство, истребил оное, чтобы через сию ничтожную вещь добрый человек не потерял награды на небесах. Другой странноприимец так же богобоязлив; но малолетний сын его, достигнув совершенного возраста, сделался бы злодеем, посрамлением человечества, и тем отцу своему нанес бы стыд и смертоносное сокрушение; сверх того, несчастный отец тогда бы должен был дать за сына своего ответ на суде страшном. Итак, знай, что я, благодаря за добродетель отца, умертвил сына». — «Но здесь, в пустом вместе, — возразил старец, — какую имеешь причину разрушать дом и снова сооружать оный?» — «Не соблазняйся и в сем случае, — отвечал спутник. — Господин сего дома был хищник и человекоубийца, но он обнищал и оставил дом свой; дед его, строя дом, скрыл в стене золото: знай же, что дом разрыт для того, чтоб кто-нибудь, ища клада, не погубил души своей. Итак, возвратись, добродушный старец, — присовокупил он, — в твою келию и впредь не принимай на себя безрассудного труда испытывать судьбы Господни: Сам Святой Дух говорит, что они — глубина непостижима и недоведома для человека. Не старайся понапрасну узнать их, ибо нет в том никакой пользы». Сказав сие, черноризец мгновенно стал невидим. Старец ужаснулся. Он узнал, что сей пустынник был Ангел, посланный к нему от Бога для того, чтоб дать ему спасительный урок; покаялся в неразумии своем и дал обет Господу никогда не испытывать судеб Его.
Святой Амфилохий, с мужеством и неусыпностью подвизавшийся против богохульника Евномия и духоборца Македония, не мог ничем удержать раскола Ариева, который разливался наподобие стремительного потопа по всей Греции. Добропобедный воин Христов прибегнул к помощи императора и просил, чтобы он царской властью изгнал из всех городов Греции скопища арианские. Но император, видя повсюду множество еретиков и, может быть, опасаясь от них бунта, просьбу святого оставил без внимания.
Через некоторое время Амфилохий имел случай быть у царя. Он поклонился Феодосию, сидевшему на престоле, и как верноподданный приветствовал его с глубоким почтением; между тем будто не видел сына его, Аркадия, незадолго перед тем нареченного «Августом» и сидевшего близ царя, отца своего. Приметив сие невнимание к соцарствующему сыну, Феодосий разгневался и, не в силах стерпеть бесчестия его, повелел святого Амфилохия, как неучтивца, удалить от лица своего. «О, государь! — воскликнул тогда праведник. — Теперь собственным опытом ты узнал, сколь трудно стерпеть бесчестие сыновнее; ты гневаешься на меня: точно также Бог Отец не может стерпеть бесчестия Сына Своего. Он отвращается и ненавидит хулящих Его и жестокую готовит казнь тем, которые приобщаются проклятой ереси Ариевой». Тогда царь узнал, что неуважение к сыну его оказано святым Амфилохием с благонамерением и служит притчею, что Богу Сыну должно воздавать равную честь с Богом Отцом. Удивляясь столь мудрому поступку, столь благочестивому уроку, он восстал с престола своего, преклонился перед ним и испросил прощение в оскорблении праведника.
Немедленно повсюду разосланы были царские предписания, чтобы гражданская власть неусыпно содействовала истреблению ереси арианской. Таким образом, ходатайством святого Амфилохия Церковь Христова получила покой и благоденствие.
Святая великомученица Екатерина была дочь Консты, римского цесаря. После смерти отца ее скипетр царства перешел в руки Максима. Екатерина о сем, кажется, и не думала, ибо полностью посвятила себя любомудрию: читала Гомера, Платона, Демосфена и восхищалась только своей ученостью. Но мать ее заботилась о том, как бы, через супружество дочери с каким-нибудь предприимчивым вельможею, опять увидеть род свой на престоле вселенной; она беспрестанно советовала ей избрать жениха из благороднейших юношей; но Екатерина всегда старалась отклонить намерение матери, и родительница ее, сердечно сокрушаясь о сем, решилась призвать к себе в помощь других.
В безвестном месте города жил богоугодный старец, духовный отец ее матери; ибо она была христианка; но, или по какому-то непонятному равнодушию к вере, или боясь, чтобы дочь ее, сделавшись христианкою, по юношеской ревности не обнаружилась и через то бы не пострадала, до времени скрывала от нее веру свою. К сему-то старцу пришла она с Екатериной и, объявив ему о дочерней холодности к супружеству, просила уговорить упрямую девицу, чтоб послушалась ее совета; но все увещания старца, все убеждения матери для нее были напрасны. Екатерина сказала решительно: «Если хотите видеть меня в супружестве, то найдите мне юношу, который бы не уступал мне ни в благородстве, ни в учености, ни в богатстве, ни в красоте; если же из сих совершенств будет иметь недостаток хотя в одном, то вечно останусь девицею». Услышав сие, мать отчаялась исполнить желание своего сердца; а старец, восхищенный ее благоразумием и привязанностью к девству, подумал сам себе: «Сколь приятна будет жертва сия Христу Спасителю», — и решился обручить ее Жениху Небесному.
Несколько подумав, он сказал Екатерине: «Я знаю чудного юношу, который без сравнения лучше тебя всеми дарованиями: красота его превосходит сияние солнечное; мудрость его управляет всем чувственным и духовным; сокровища его изливаются на весь мир; благородство его выше всех царей». Вообразив, что старец говорит о каком-нибудь самодержце, Екатерина смутилась, переменилась в лице и спросила с некоторым сомнением: «Правда ли это?»
Старец: «Представь себе глубокую тьму и лучезарное солнце; я клянусь Богом, что мое описание юноши есть та глубокая тьма, а его совершенство есть то лучезарное солнце. Это такой жених, который на тебя и взглянуть не восхощет».
Екатерина: «Чей же сын — сей столько прославляемый тобою юноша?»
Старец: «Он не имеет отца на земле, но родился сверх естества от Пречистой и Пресвятой Девы, наитием Духа Святого».
Екатерина: «Конечно, ты говоришь о каком-нибудь боге или полубоге? Но ты ведь знаешь, что они все имеют по несколько жен».
Старец: «О, нет! Этот жених одним дуновением может обратить в прах всех ваших богов и полубогов».
Екатерина: «Не понимаю! Но можно ли мне увидеть столь чудного юношу?»
Старец: «Если сделаешь все, что предпишу тебе, то удостоишься увидеть лицо его».
Екатерина: «Божусь, я на все готова».
Тогда старец дал ей образ Пресвятые Богородицы, держащей в объятиях Предвечного Младенца, и сказал: «Се Дева и Матерь, и се ее Сын! Этот образ унеси с собою и, заключившись в чертоге, с благоговением молись всю ночь, чтобы она показала тебе Сына своего. Если будешь просить с истинною верою, то надеюсь, что увидишь Того, к Кому страстно привержено сердце твое».
Мудрая девица приемлет неоцененный дар и спешит в чертог свой. Там по наставлению старца она молилась дотоле, пока, утрудившись от столь необыкновенного для нее подвига, не заснула крепким сном. Вдруг явилась перед нею Матерь Божия в таком точно виде, как изображена была на картине: в объятиях ее был Предвечный Младенец. Он от лица Своего испускал лучи, светлейшие солнца; но взор Свой обращал всегда к Матери, так что Екатерина не могла видеть оного. Она переходит на другую сторону, но Младенец снова отвращает лице Свое... Между тем, как борьба с обеих сторон продолжалась несколько раз, Царица Ангелов сказала Сыну своему: «Воззри, Чадо мое, на рабу Твою, сколь она разумна, сколь благородна, сколь богата и сколь прекрасна!» — «Она так безумна, — отвечал Святейший Младенец, — так низка, так бедна, так безобразна, что не могу и воззреть на нее». — «По крайней мере, — возразила Матерь Божия, — научи ее, что должно сделать, чтобы удостоиться видеть лице Твое?» — «Пусть идет к старцу, — сказал Иисус, — и что повелит он, сделает в ту же минуту; тогда увидит Меня и обрящет благодать». Встревоженная видением, Екатерина проснулась.
Сколь долог показался ей остаток ночи! Едва явилась на востоке заря утренняя, сия девица, взяв с собою верную рабыню, пошла к благочестивому старцу и просила его, чтобы научил ее, как заслужить любовь Жениха Небесного. Тогда святой муж подробно растолковал ей таинства христианской веры, блаженство души, приверженной к Богу, неизреченную славу райской жизни и ужас будущих мучений. Екатерина, как девица мудрая и просвещенная, все поняла, все выразумела; уверовала от всего сердца и приняла от него святое крещение. Старец дал ей наставление, с каким умилением должно молиться Богородительнице, чтобы насладиться тем же видением.
Совлекши с себя ветхого человека и облекшись в нового, мудрая отроковица молилась до глубокой ночи; вся душа ее, все сердце было углублено в священные думы; о едином помышляла, чтобы увидеть Жениха Небесного. Утрудившись бдением и молитвою, она опять заснула, и прежде бывшее видение открылось пред нею. Уже небесный Младенец смотрит на нее веселыми очами. Божия Матерь вопросила Сына своего: «Благоугодна ли Тебе девица сия?» — «Теперь она для Меня столь же благородна, славна, богата и прекрасна, — отвечал Спаситель, — сколько прежде была безумна, бесславна, бедна и безобразна, и Я столько ее возлюбил ныне, сколько прежде ненавидел». «Так, мудрая девица, — обратясь к Екатерине, сказал Сын Божий, — Я избираю тебя Моею невестою и в залог Моей к тебе любви вручаю сей перстень. Сохрани его и не приемли другого жениха». Святая Екатерина, исполнясь радости и восхищения, поверглась пред Ним на колени... «Я недостойна быть Твоею невестою! Пусть буду Твоею рабою!» — воскликнула она, и от сильного потрясения проснулась... Бесценный перстень был на руке ее.
Человеческие намерения суетны, иногда гибельны; намерения Божеские всегда клонятся к тому, чтоб нам обратиться к Богу и в разум истины прийти. Следственно, мы при всяком предприятии должны слушаться не честолюбия своего или другой какой-нибудь страсти, но единого Бога, Который столь ясно в Священном Писании открыл нам волю Свою.
Когда угодник Божий Петр за проповедь Господню заключен был в темницу и приговорен к смерти, тогда все христиане, жившие в Александрии и окрестных местах, стеклись к невинному страдальцу и при вратах дома, где содержался святитель, проводили дни и ночи. Воевода, долженствовавший совершить казнь, сколько ни выжидал времени, сколько ни покушался разогнать силою или отвлечь хитростью народ, стрегущий своего пастыря, но всегда видел намерения свои тщетными. Ибо каждый раз, как только приближались воины, все вопияли, что скорее положат душу свою за пастыря и учителя, нежели оставят его. Воеводе должно было прибегнуть к средствам насильственным, а от сего мог произойти ужасный бунт.
Святой Петр видел в царском вожде решимость умертвить его, а в христианах решимость защищать до последней капли крови. Другой на его месте всего бы легче мог найти средство избегнуть смерти; но праведник думал не так: он, с одной стороны, страшился всенародного смертоубийства, если останется долее под защитою усердных чад Церкви, с другой стороны, и в самом гонителе христианства уважал царя и свято повиновался воле его. Одушевляемый сими чувствами, он увещевал многократно народ свой, чтоб отдали его в руки закона отечественного, но всегда слышал один голос: «Человек Божий! Что будем без тебя мы, бедные, беззащитные христиане?» Святитель Христов, поручив Промыслу духовное стадо свое, принял твердое намерение умереть один, отвращая смерть от многих.
Он посылает одного из стражей к воеводе, тайно от народа, с таким предложением, чтобы он, если хочет совершить волю цареву, пришел ночью с другой стороны и, подкопавшись под стену, взял бы его и поступил, как будет угодно... Военачальник удивился столь невероятной неустрашимости праведника и вместе обрадовался совету его, ибо надеялся через то удобным образом угодить царю своему.
Тогда было зимнее время. Ночь была темная; ветер шумел ужасно. Никто из духовных детей его не мог услышать, как сделали подкоп в темницу, вывели угодника Божия и отсекли главу его. Уже на другой день христиане узнали, что пастырь их и учитель принял венец мученический.
Святой Иаков был родом персианин. Рожденный отцом и матерью — христианами, воспитан он был в благочестии и вступил в супружество также с христианкою.
Облеченный в сан царедворца, он должен был сопровождать царя своего в некоторый путь; и так как встретились обстоятельства, благоприятные для государства, то персидский царь Истигерд принес богам своего отечества торжественную жертву. Иаков, как ближний к царю вельможа, не мог быть посторонним зрителем обряда без того, чтобы не обнаружить веры своей, и сделал коленопреклонение идолам.
Мать и супруга его, услышав о таком безбожном поступке, ужаснулись и немедленно отправили к нему письмо следующего содержания: «Злосчастный! Зачем ты в угождение человеку оставил Бога, Царя небесного? Ублажая временную жизнь, погубил жизнь бессмертную? Истину переменил на ложь? Мы плачем и рыдаем, что ты, преклонив колена свои пред идолами, уподобился убийцам Христа Спасителя, которые, издеваясь над божественным страдальцем, преклоняли пред Ним колена и били в то же время по ланитам. Заклинаем тебя, обратись к Ходатаю мира и тем избегни гнева и ярости Бога мстителя! Но если ты по упрямству или по робости не перестанешь приносить сердце твое в жертву идолам, то знай, недостойный сын и супруг, что мы не будем более для тебя тем, чем были прежде: мы не можем даже видеть тебя. Восстенаешь некогда, но будет поздно». Прочитав письмо супруги и матери, Иаков смутился, повергся в глубокую думу, и слезы из очей его покатились градом. «Увы! — уныло сказал он. — Если мать моя, супруга моя так чуждаются меня, что же мне будет в будущий век, когда придет Бог судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его?» Он вторично прочитал письмо их и воскликнул: «Заблудший! Моли твоего Искупителя, чтобы простил страшный грех твой! Моли! Он милосерд и не хочет смерти грешника, но с радостью приемлет кающегося».
С того времени святой Иаков день и ночь плакал и рыдал, повергшись перед распятием Господним; и сие раскаяние сокрушенного сердца продолжалось дотоле, пока некоторые из нечестивцев не увидели его. Они донесли о сем царю, гонителю веры Христовой, и праведник принял венец страдальческий.
Вот пример истинного покаяния! Святой Иаков, повинуясь матери и супруге, пренебрег благами мира и лучше захотел умереть, нежели обратиться опять к идолам. А мы ежедневно слышим глас Предтечи Господня: «Покайтеся, приближи бо ся Царствие Небесное», и всегда пропускаем мимо ушей, иногда умиляемся, но, выйдя из церкви, опять предаемся суетной и греховной жизни. Мы ежегодно исповедуем пред Богом грехи свои; но для чего делаем сие? Едва ли по большей части не из одной привычки, а часто из одного только принуждения.
Один славный римский царь шествовал на златозарной колеснице, окруженный оруженосцами и вельможами, и встретил двух старцев в грязных и разодранных одеждах. Зная, что это благочестивые постники, царь сошел с колесницы, поклонился и, обняв, облобызал их. Удивленные вельможи вознегодовали и говорили друг другу на ухо: «До какого унижения дошел царь наш!» — но, не смея обнаружить мыслей своих, просили царского брата сказать ему, что неприлично так бесчестить венец царский. Брат царский согласен был с мыслями вельмож и объяснился пред ним; но царь дал ему ответ, которого он, сколько ни старался, понять не мог.
У сего царя было следующее обыкновение: когда хотел он кого-нибудь наказать смертью, то посылал вестника, который перед вратами преступника трубным гласом объявлял ему гибель. Сообразно с сим обыкновением, в следующую ночь послал он трубу смертную к дому брата своего. Несчастный царевич затрепетал, услышав глас смерти, и всю ночь употребил на то, чтобы к ней приготовиться.
Поутру облекся он в печальные одежды, вместе с женой и детьми пришел в царский дворец и, став у дверей, плакал и рыдал. Услышав сие, царь призвал его к себе и, видя смертное отчаяние брата, сказал ему: «Неразумный человек! Ты устрашился провозвестника, которого послал к тебе брат, тебе подоборожденный и не видевший от тебя никакого оскорбления: как же мог ты зазирать меня, когда я в смирении сердца целовал проповедников Бога моего, которые предвозвещали мне смерть громогласнее трубы? Я с тобою так поступил только для того, чтобы научить тебя. Иди спокойно в дом свой; а тех, которые о моем унижении перед нищими были одних с тобою мыслей, я научу другим образом».
После сего царь повелел сделать четыре ящика и два из них оковать золотом, а другие два обмазать смолою и пеплом. Когда все было готово, царь призвал тех вельмож, которые ставили ему в бесчестие унижение перед нищими, и, поставив пред ними четыре ящика, спросил, чего стоят два золотые и чего стоят два смоленые? Вельможи, как и все люди, обыкновенно судящие по наружности, думая, что в златокованных ящиках лежит утварь царская, объявили им самую высокую цену; а взглянув на ящики, замазанные смолою и пеплом, почли [их] недостойными даже того, чтобы ценить их. «Я уверен был, — сказал им тогда царь, — что вы будете судить по внешности, но посмотрим, не обманулись ли вы?»
Тогда повелел он раскрыть золотые ящики, и из них распространилось зловоние. «Смотрите, что там лежит!» — сказал он. Вельможи взглянули и, увидев кости человеческие, тотчас с ужасом отступили назад. «Вот изображение тех, — сказал им царь, — которые, облекшись в драгоценные, блестящие ризы, гордятся славою, а в душе своей исполнены зловонных пороков и беззаконий». Потом велел открыть другие два ящика, замазанные смолою, и вдруг повеяло такое благоухание, что более не чувствовали смрада от костей мертвеца. «Посмотрите, что там лежит!» — опять сказал им царь. Вельможи увидели драгоценные камни, пересыпанные разного рода благоуханиями. «Вот изображение тех, — сказал царь, — которым я кланялся, которых целовал и за которых вы меня поносили только потому, что они были в худых рубищах; но вы не знали, что душа их не потеряла ни одной черты от образа Божия». Дав столь поучительный урок своим вельможам, царь отпустил их.
Под драгоценным платьем часто скрывается порочное сердце, а под рубищем — чистая и добрая душа.
Один богатый человек купил обширное поле по другую сторону реки и, призвав своих рабов сказал им: «Я даю всем вам по равной части земли; идите и возделайте оную, а я через некоторое время вас навещу и посмотрю на труды ваши». Усердные рабы, выслушав приказание господина, в тот же час переправились через реку и принялись за свое дело; а другие из них, непокорные, жестокосердые, начали представлять разные причины, почему не могут идти туда, и наконец совсем отказались.
Господин, вместо того чтобы наказать ослушников, сделал для них пир, упоил допьяна и в сем беспамятстве велел их перевезти за реку и оставить каждого на том месте, которое должно ему возделывать. Когда хмель вышел из головы их, то, пробуждаясь ото сна, некоторые удивились великодушию и долготерпению господина своего и с тех пор всемерно старались загладить поступок свой неутомимыми трудами, а другие напротив, досадуя за насильственный с ними поступок, не хотели приняться ни за что и только спали, отчего на их земле выросло терние и крапива.
Через какое-то время пришел к ним господин и, увидев неусыпность рабов послушных, благословил их. Потом, осмотрев труды тех, которые, будучи перевезены через реку против воли, принялись за свое дело, также благословил и их. Наконец дошел он до рабов ленивых, нераскаянных и, увидев их в крепком сне, а поле в тернах и крапиве, с гневом воскликнул: «Лукавые рабы! Зачем оставили в пустоте часть винограда, которая назначена для ваших трудов? Или не помните, как я, простив ваше непокорство, напоил вас, спящих перевез через реку и оставил здесь? За мое благодеяние не должно ли было вам сравниться с вашими сотрудниками?» Злобные рабы трепетали и не знали, что отвечать ему.
Наконец господин, как праведный судия, воздал каждому по делам его: прилежных рабов наградил, а рабов ленивых предал смерти.
Праведный Филарет был богат, благороден и всеми уважаем; а что более всего возвышало его, был добродетелен и настолько милостив, что ни разу за всю жизнь не отказывал, если бедный что-нибудь просил у него.
Но Бог, все на пользу нашу устраивающий, восхотел испытать его твердость. Агаряне напали на его отечество и опустошили все, что им ни встретилось: людей и скот увели с собою, нивы потопили, сады выжгли. Сей ужасной участи более всех подвергся праведный Филарет и сделался беднейшим по всей Пафлагонии.
Имея супругу, детей и внучат, он начал заниматься хлебопашеством, чтобы пропитать себя и семейство. К несчастью, у одного бедного крестьянина издох чужой вол, и праведник для расплаты отдал ему последнего вола; Феозва, жена его, обливаясь слезами, горько укоряла его за расточительность. У одного воина издох конь, и праведник отдал ему последнего коня; Феозва осыпала его ругательствами. У одного бедного человека, который имел грудного младенца, пала корова; праведник отдал ему последнюю корову; Феозва прогнала его с глаз своих и с того времени ела с детьми своими, как будто не зная, что у нее есть муж.
Уже несчастное семейство питалось милостынею; но Филарет столько же был благодетелен. Если кто-нибудь из прежних знакомцев посылал ему немного хлеба, он разделял на части жене, детям, внучатам, а что доставалось ему, еще разделял с нищими. Жена и дети называли его безжалостным, извергом, чадоубийцею; но святой муж всегда отвечал с кротостью: «У меня есть в одном тайном месте бесчисленные сокровища; их хватит на всю жизнь не только нам, но и внучатам нашим».
Феозва думала, что супруг ее говорит вне ума; но время вскоре оправдало слова его. Христолюбивая Ирина, царствовавшая тогда в Греции с сыном своим Константином, вознамерилась сыскать ему достойную невесту в пределах своего отечества. Посланные для сего несколько знаменитых и благородных мужей прибыли в Пафлагонию. Увидев дом праведного Филарета, отличавшийся от прочих обширностью и красотою, они избрали его себе для пристанища; хотя некоторые из граждан говорили им, что сей дом великолепен снаружи, а внутри пуст, но через это возбудили в них большее любопытство. Они отослали наперед от себя все, что нужно было к столу.
Праведный Филарет с сыновьями и внуками угощал их; но как из всех его поступков обнаружилось какое-то благородство, а молодые люди весьма благопристойно обходились с вельможами, то сии последние полюбопытствовали, имеет ли он супругу и дочерей? Филарет вывел к ним Феозву, увидев которую, они удивились, что она, будучи при старости, обладает красотою. Что же касается дочерей его и внучек, они пришли в восхищение. «Благодарим Бога, что нашли желаемое!» — сказали они. Потом объявили праведному Филарету намерение, с которым они прибыли в его отечество, и Марию, старшую его внучку, поздравили невестою царя своего.
Праведный Филарет и все его семейство отправились в Царьград. Там Мария обручилась с царем Константином; другая сестра ее вступила в супружество с одним из первых вельмож; третья сделалась королевою Лонгобардскою... Таким образом, на праведном Филарете сбылись слова царя Давида: «Блажен человек, разумеваяй на нища и убога» (Пс 40, 2).
Будь только добродетелен, все прочее оставь на попечение Богу; но при всем том никогда не забывай и того, чтобы надежда твоя не была запятнана сомнением.
Совершив торжество брачное, праведный Филарет сказал своей супруге: «Сделаем великолепный обед; я хочу угостить царя и знатнейших вельмож его». Феозва употребила все, чтобы сделать пиршество как можно роскошнее.
Когда все было готово, Филарет приказал сыну своему Иоанну, занимавшему тогда уже видное положение, и прочим внукам, чтобы столь знаменитым гостям при столе служили сами, а о себе сказал, что идет звать царя и вельмож.
Но как удивилось семейство его, увидев святого человека, возвращавшегося домой! Он был окружен нищими, слепыми, хромыми, дряхлыми, число которых простиралось до двухсот человек. «Это царь приближается с вельможами, — сказал он. — Все ли у вас готово?» Тогда-то домашние его поняли, что праведник царем называл Самого Иисуса Христа, а вельможами — нищих, которых молитвы имеют у Него столь великую силу, и с кротостью исполняли все, что ни повелевал он.
Святой Филарет, угостив царя своего и вельмож, еще дал каждому из них по златнице.
Напитав жаждущего, мы напитаем Самого Христа; одев нагого, мы оденем Самого Христа; упокоив странника, мы упокоим Самого Христа; посетив страждущего в темнице, мы посетим Самого Христа. Христиане! Сколь великое утешение быть благодетелем бедных!
Один инок, сидя в келии, услышал глас свыше: «Прийди, я покажу тебе дела человеческие». Инок вышел, и явившийся Ангел указал ему на Мурина, который насек дров и, связав их, пытался поднять на плечи, но был не в силах. Вместо того, чтобы убавить дров, он нарубил их еще более и, увеличив ношу, опять стал поднимать и опять не мог — и это повторял многократно.
Пройдя несколько поприщ, опять Ангел указал ему на другого человека, который, стоя у колодезя, черпал воду и лил в утлую кадь, из которой вода опять бежала в колодезь.
Удивляясь сему, инок пошел далее; вдруг увидел он церковь, и какие-то два человека, сидя на конях и держа бревно поперек дверей, силились внести его прямо в церковь; но сколько ни старались, труд их был напрасен: ибо бревно было гораздо длиннее, нежели ширина двери, а повернуть его вдоль по дверям они не хотели.
Толкование
Секущий дрова — есть человек, живущий в грехах, который вместо покаяния беспрестанно умножает оные. Черпающий воду есть тот, кто, хотя и много делает добра, но не оставляет грехов своих, и потому не имеет части с избранными Божиими. А два человека, несущие бревно, суть те, которые добродетельны, но горды.
Каждый взгляд на природу силен убедить ум и сердце, что создание мира не зависело от слепого случая. Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь (Пс 18, 2). Разительный сему пример представляет святая великомученица Варвара.
Сия праведница, дочь богатого и славного сановника в Илиополе, родилась в идолопоклонстве. Диоскор, отец ее, будучи вдов, единственное утешение жизни находил в Варваре; ибо она сколько была прекрасна, столько и благоразумна. Она жила в отдельной части дома, возвышавшейся наподобие башни, из которой видны были прелестные окрестности. Там не занималась она ни нарядами, ни играми, которые столь свойственны юношескому возрасту. Любимое ее занятие было любоваться природой.
Может быть, сначала утешали ее красота, благоухание и нежность цветов. А кто знает силу пристрастий, тот не удивится, если юная девица от прелестной земли вознеслась до красоты неба и, наконец, начала размышлять о явлениях воздушных. Она видела великолепное солнце, тихий месяц, бесчисленные звезды и не могла понять, кто поселил их в необозримом пространстве неба? Слышала гром и не знала, чьи уста глаголют с такой силой, которая все творения поражает ужасом?.. Ей с младенчества натвердили, что все производят боги ее отечества; но Варвара знала и то, что их изображали подобострастными слабому человечеству; знала, что они часто предаются порокам. «Боги отца моего, — часто говорила она, — беззаконны в поступках своих: как же могли они основать, как могут поддерживать всеобщий закон природы?» Разум ее переходил от мысли к мысли и, между тем, все оставался в том же сомнении. Она представляла Бога, Творца вселенной, то в том, то в другом виде; но весь ее успех был только тот, что она из одного заблуждения всегда переходила в другое; чувствовала бессилие свое и не могла помочь оному. Побуждаемая любопытством, она желала удовлетворить его в беседе с людьми мудрыми; но жизнь уединенная являлась тому преградой, которую праведница преодолеть была не в силах.
Но Бог милосерд! Дух Святой разверзает сердце человека к приятию небесной истины, если оно с пламенным рвением старается постигнуть оную. Дух Святой озарил душу юной девицы, и она воскликнула; «Должен быть Бог, Который все устроил и всем в мире управляет! Но не хочу думать, чтобы Сей Бог был подобен богам отца моего». Сии размышления столько занимали мудрую Варвару, что она забыла все на свете, кроме Творца и творения, и как ужаснулась, когда отец представил ей на выбор славных женихов, которые давно искали ее руки и сердца! Девица облилась слезами и сказала ему решительно, что лучше готова умереть, нежели лишиться счастья жизни девической.
Бог, всегда споспешествующий нашему спасению, все обстоятельства располагает нам в пользу. Вскоре отцу Варвары должно было отлучиться на некоторое время в другое место. Тронутый нечувствительностью ее к супружеству, он дал ей в отсутствии своем [в свое отсутствие] полную свободу проводить время с подругами, в той надежде, что она, видя тихую радость невест и счастье супругов, переменит свои мысли и отдаст сердце свое достойнейшему из благородных юношей. Среди подруг ее было несколько девиц, которые, будучи христианками, скрывали веру свою, страшась гонений, которые тогда свирепствовали повсюду в Римском государстве. От них-то услышала она имя Христа Спасителя, и с того времени препровождала с ними дни и ночи: училась всему, чему они могли научить ее. Но к совершенному ее благополучию послужил случай особливый: в Илиополь прибыл один александрийский священник, под именем купца. Несказанно была радость праведницы, когда она в первый раз воспользовалась беседою его. С тех пор благочестивые наставления старца были единственным занятием ее сердца. Тут познала она бытие и существо Того, Кого прежде усматривала только издали — как бы в некотором тумане; узнала воплощение, вольную страсть и восстание от гроба Христа Спасителя, Агнца, взявшего грех мира; узнала добродетели, отличающие душу христианина, и — отродилась водою и Духом.
Ни трогательные убеждения и зверская ярость отца ее, ни огонь и сталь не могли поколебать в ней любви к Жениху Небесному; а мученическая смерть ее доказала истину слов евангельских: предаст же брат брата на смерть, и отец чадо.
Милостыня есть добродетель боголюбезнейшая; но она теряет едва ли не всю цену, когда честолюбивый благотворитель для столь доброго дела выходит на торжище, с гордостью простирает руку к бедным и раздает милостыню как можно медленнее, чтобы все мимоходящие успели увидеть сострадательность его и щедролюбие. Она не будет тогда общеполезна: ибо лишаются ее те, которые по каким-нибудь обстоятельствам не могут принимать оную всенародно; не будет означать милосердия: ибо тогда оскорбляется чувствительность приемлющих; не будет достойна награды небесной: ибо гордый милостынодатель тогда приемлет мзду от мира. Она будет служить только на пользу тунеядцам, к поощрению их праздности. Итак, если сердце наше благорасположено, то будем благотворить втайне. Угодник Божий Николай в сем случае — наш наставник.
В Ликийском городе Патаре, где святитель Христов Николай приносил бескровную жертву Богу Вседержителю, был один благородный, богатый и славный гражданин; но что более утешало его — имел он у себя трех дочерей, прекрасных и благовоспитанных. Уже приближалось время их супружества. Лучшие из патарских юношей один пред другим старались понравиться им и заслужить сердце и руку девиц. Отеческое сердце радовалось, воображая будущую участь дочерей и спокойствие своей старости; но жизнь века сего непостоянна. Внезапное бедствие постигло дом счастливца, и вдруг богач делается нищим, славный приходит в презрение.
В сем-то горестном состоянии услышал о нем святитель Христов Николай и положил на сердце мгновенно помочь ему, помочь так, чтобы не ведала шуйца, что сотворит десница его. Праведник дожидается глухой полночи, берет кошелек золота, идет к дому несчастливца и, приблизившись к окну, сквозь разбитую оконницу, потрясаемую ветром, бросает дар свой и уходит поспешно.
Как удивился бедный человек, когда, пробудившись ото сна, увидел на полу кошелек и в нем нашел деньги! «Не мечтание ли это?» — думает он; стократ пересыпает их с руки на руку; страшится, чтобы столь же внезапно не исчезли они, сколь внезапно пришли к нему; потом от радости воскликнул: «Ах! Зачем не знаю, кому обязан я спасением моей чести и жизни?»
Святитель Николай слышит, что облагодетельствованный им несчастливец счел за первый долг выдать в супружество старшую дочь и, в душе своей похвалив благое употребление дара, повторяет его точно таким же образом. Бедный человек вторую милостыню посвящает счастью второй дочери и догадывается, что неизвестный благодетель, без сомнения, подаст руку помощи и третьей его дочери. Он чувствует сердечную нетерпеливость узнать своего благодетеля, не дремлет ночи — и вдруг слышит, что на пол его хижины упало что-то в третий раз.
Счастливец (ибо ему тогда грешно было почитать себя несчастливцем) выбегает на улицу, стремится в намерении кого-нибудь достигнуть и — падает в ноги святому Николаю. «Человек Божий! — восклицает он. — Чем могу возблагодарить тебя?» — «Молчание, — отвечает угодник Божий, — глубокое молчание и благое употребление посильного дара для меня будут приятнейшею от тебя благодарностью». Потом, сделав ему несколько душеполезных наставлений, оставляет в недоумении.
Вот трогательная картина истинной благотворительности. Сколь мало таковых добродетелей представляет свет сей! Тем более немерцаемо их сияние.