Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Святые страстотерпцы Косма и Дамиан были единокровные братья, родом римляне, воспитанные в христианском благочестии. Смолоду научившись врачебному искусству, они с изумительным успехом исцеляли болезни, самые опасные; ибо содействовала им благодать Святого Духа. Каждый день стекались к ним страждущие и тем в большем количестве, что богобоязливые врачи ни от кого не требовали награды за труд свой; они об одном только просили исцеляемых, чтобы те веровали во Христа Спасителя. Всегда имея успех свыше, они трудились не в одном Риме, но ходили по окрестным странам и, исцеляя недуги, обращали людей на путь истины. Но благочестивым юношам казалось, что они, исцеляя тело от болезни и душу от злобожия, делали не все, и к сим великим благодеяниям присовокупили третье: благодетельствовали бедным. Получив богатое наследство от родителей своих, они продавали сокровища и питали голодных, одевали нагих, являли всякую милость страждущему человечеству. Образ их целения был не менее боголюбезен. Они говорили всякому больному: «Мы только возлагаем на тебя руки, но сами по себе сделать ничего не можем; действует всемогущая сила Христа, единого истинного Бога. Если обещаешься в Него веровать, здрав будешь». Таким образом, расслабленный язычник отходил от них здрав — христианином.
О, вы, которые готовитесь быть пастырями и учителями словесного стада Христова, дети священно- и церковнослужителей! Возьмите себе в пример угодников Божиих Косму и Дамиана: будьте целителями душ и телес.
Святая Мелания, расточая ради Христа сокровища свои, достигла Александрии и, услышав о богоугодном житии святого Памвы, пришла в его пустыню принять благословение и принесла с собою триста литр серебра, умоляя его, чтобы из сего сокровища взял, сколько пожелает. Но человек Божий, занимаясь своим обычным рукоделием, даже не воззрел на серебро и только сказал: «Да воздаст тебе Господь Бог по усердию твоему». Когда же благодетельница бедных не переставала умолять его, чтобы принял от ее усердия хотя немного, то святой Памва сказал служащему собрату: «Возьми у праведницы, что даст тебе, и раздай старцам, живущим в Ливии и на островах, ибо земля их бесплодна; но ничего не отделяй инокам египетским: живучи на земле плодоносной, они могут быть сыты от труда рук своих...»
Святая Мелания, отдавая серебро свое иноку, сказала преподобному Памве: «Отче! Здесь сребра ровно триста литр; посмотри его». — «Бог, Которому ты, дочь моя, принесла в жертву твое сокровище, — отвечал человек Божий, — не имеет нужды спрашивать у тебя, сколько оного. Тот, Который перстом измеряет землю и взвешивает горы, неужели не знает количества сребра твоего? Если бы ты подавала мне, я пересчитал бы оное; но ты даешь Богу, Который не презрел и две лепты от вдовицы, но принял их лучше бесчисленных сокровищ: итак, молчи и не воструби пред тобою».
Поистине, что человек отдает бедному, то отдает Самому Богу. Сколь великое побуждение быть благодетельным!
В Египте были два единоутробных брата, Паисий и Исаия, дети богатейшего в той стране купца. После смерти родителей, разделив все наследство на две равные части, они начали между собою рассуждать, какую жизнь избрать им: «Если будем заниматься торговлею, — говорили они, — то после смерти нашей, кто знает, кому достанутся труды наши? Притом всегда должно будет бояться, чтобы не обнищать, чтобы не попасть к разбойникам, чтобы не потонуть в море». Итак, после некоторого размышления, они решились положить богатство свое в сокровищехранительницу небесную на пользу душ своих. В сем намерении один из них раздал имущество свое нищим, Божиим храмам, отшельническим обителям и, ничего для себя не оставив, ушел в пустыню. Там, питаясь трудами рук своих, молился Богу и умерщвлял страсти свои. Другой, построив для себя небольшой монастырь близ мирских селений, занимался странноприимством и питал нищих; он соорудил келии для приходящих и больницу, где всех успокаивал, всем служил с усердием, а в субботу и воскресенье учреждал для нищих две, три и четыре трапезы. Таким образом оба брата жили до конца дней своих.
После смерти их, между иноками произошло рассуждение и невинный спор, кто более угодил Богу, Паисий или Исаия? Одни величали того, кто в один раз благорасточил имение свое и отошел в пустыню на безмолвие; другие ублажали того, кто сокровище свое употреблял во всю жизнь на пользу странников, нищих и больных.
Будучи не в состоянии решить сами сей духовной распри, они прибегли к преподобному Памве и спросили, который из братьев, Паисий или Исаия, получил большую награду от Бога? «Они оба равно любезны Богу, — отвечал святой старец, — ибо странноприимец уподобился праведному Аврааму, а пустынник — пророку Илии». — «Но пустынник, — возразили некоторые из братий, — исполнил заповедь Евангельскую: продаждь имение свое и раздаждь нищим, и взем крест последуй Христу, во алчбе и жажде пребывая по вся дни; а странноприимец, хотя от своего имения и награждал нищих, однако и сам имел покой: ел и пил с больными и странниками». Напротив того, другая сторона утверждала, что и странноприимец исполнил слово Христово: не приидох, да послужат Ми, но да послужу им; исходя по вся дни на распутия, ища странных, нищих и больных, вводя их в дом свой и там упокоивая, Исаия служил бесчисленному множеству людей; если и за едину чашу студеной воды, жаждущему данной, обещана мзда от Бога, то сколь великую получил награду сей странноприимец! Видя такое разномыслие иноков, преподобный Памва сказал им: «Братия! Подождите, доколе Сам Бог разрешит вопрос ваш; я буду о сем молиться».
Через несколько дней вторично пришли к нему братия и спрашивали о будущем жребии двух благодетельных братьев. «Свидетель Бог, — сказал им преподобный Памва, — что обоих братьев, пустыннолюбца Паисия и страннолюбца Исаию, я видел вместе в раю стоящих». Услышав сие, те и другие иноки между собою согласились и, хваля Бога, разошлись по своим келиям.
Добродетельный пустынник молится о грехах наших и тем облегчает нам подвиг на трудном пути спасения. Добродетельный мирянин разливает милость на бедных и тем облегчает судьбу страждущего человечества. Не оба ли они достойны блаженства, которое уготовил Бог любящим Его?
Святая девица Олимпиада, дочь славных и благородных родителей и родственница императора Феодосия Великого, в нежной юности обручена была с Невредием, сыном знатнейшего вельможи. Но так как жених ее еще до брака умер, то Олимпиада, оставшись девицей, решилась проводить жизнь свою в девстве. Вскоре последовала смерть ее родителей, и Олимпиада, сделавшись наследницей бесчисленных богатств, все посвятила в жертву Богу: обогащала церкви, наделяла пустынножителей; нищие и больные, странники и разорившиеся, вдовы и сироты — все называли ее матерью и никогда не выходили с пустыми руками из дому ее.
Между тем Феодосий Великий, видя красоту ее и благонравие, вздумал отдать ее в супружество одному из своих родственников — Елпидию, но Олимпиада не хотела этого. Царь неоднократно посылал к ней бояр своих, советуя и увещевая, чтобы не отвергала счастья быть супругою человека знатного; но она всегда отвечала: «Если бы Господь хотел, чтоб я была супругою, то не взял бы у меня первого жениха». Наконец, Феодосий разгневался и повелел взять в опеку все ее имение и держать дотоле, пока Олимпиаде исполнится тридцать лет. К сему побудило его, может быть, то, чтобы она через беспрестанные милостыни сама, наконец-то, не была принуждена просить милостыни. Олимпиаде не позволено было видеться с богоугодными пастырями душ, запрещено ходить в церковь. За все сие святая девица благодарила Бога, а к царю написала следующее: «Ты оказал мне поистине царскую милость и честь, принадлежащую одним святителям, повелев другому хранить тяжкое бремя — мои сокровища; я прежде много заботилась: теперь спокойна. О, государь! Еще более облагодетельствуешь меня, если повелишь все раздать церквам и нищим: я избегну через то суетной славы прослыть благодетельницею; избегну непредвидимых случаев — пренебречь Сокровище, благих. Чего не может сделать мятеж мира сего?»
Царь, прочитав письмо ее, удивился сердцу и уму Олимпиады и возвратил ей право располагать своим богатством. «Столь добродетельная и богоугодная девица, — сказал он, — лучше всех нас знает, как употреблять блага мира сего». Вскоре Олимпиада посвящена была в сан диаконисы и совсем оставив суетный мир, до смерти служила единому Богу.
Горе тем, которые стараются отклонить нас от пути спасения! Святая Олимпиада имела столько мужества, что могла устоять против ласк и угроз. Но не всякий человек имеет сердце сей святой девицы; не всякий может отринуть искушение. Тогда Бог взыщет на душе соблазнителя.
Преподобный Макарий, обитая в тесном вертепе у Желтых вод, молился Богу и благодетельствовал ближним: не только единоверных себе христиан, но и приходящих по какому-нибудь случаю татар успокаивал и довольствовал пищей и питьем — за что имя его известно было повсюду.
В то время Улу-Махмет, царь Казанский, устремился с воинством на Нижний Новгород, и все, что ни встречалось ему, опустошал огнем и мечом. Наконец разъяренные татары напали на пустыню преподобного Макария и находившихся там иноков и бельцев — иных изрубили, иных увели в плен, а обитель сожгли. Четыреста мужей, кроме жен и детей, обремененные оковами, были уведены варварами в страну дальнюю, в рабство народу дикому. Между ними находился и святой Макарий.
Когда вместе с прочими пленниками представили его перед гордым Улу-Махметом, сей вождь, увидев достопочтенный и кроткий взор его, украшенную сединами главу, сверх того узнав о его благочестии и добродетелях, умилился в душе своей и с гневом сказал воинам: «Почто оскорбили столь доброго и святого мужа, который не стоял против вас с оружием? Почто разорили обитель его? Или не знаете вы, что за сих кротких людей гневается Бог, Единый над всеми царствами и народами?» Умягченный Самим Богом, вождь татарский дал свободу святому Макарию и прочим пленникам из одного с ним места, возвратил всем имущество и отпустил в Русь, с тем только условием, чтобы ушли далее от Желтых вод, которые по праву завоевания, как говорил он, принадлежали татарам. Впрочем, по просьбе праведника, позволил ему там остаться на столько времени, сколько потребно для погребения избиенной братии.
Зрелище, столь же прекрасное, сколько прежде того было плачевное! Идет старец, как отец, радующийся о детях своих, как пастырь, обретший овча погибшее; за ним — множество людей, которые один пред другим стараются облобызать воскрилия риз его... В древние и нынешние времена шел ли в таком торжестве какой-нибудь царь, победитель народов?
Святой Александр, уроженец Команский, был человек сколько благочестивый, столько и просвещенный. Обладая в высшей степени сими преимуществами, он мог бы иметь богатства и приобрести славу, но избрал, напротив того, самовольную нищету: жег угли, привозя на торжище, продавал их и тем снискивал для себя кусок хлеба. Всегда с замаранным лицом и худой одеждой, он не имел другого имени, как Александр угольник. Но Господь, на смиренных глядя и вознося их, удивил на нем милость Свою следующим образом.
В городе Комане умер бывший перед тем епископ. Граждане послали от себя поверенных в Неокесарию к чудотворцу Григорию, умоляя его, чтобы тот пришел к ним для избрания и посвящения епископа. Святой Григорий исполнил их желание немедленно. На установленном для сего соборе начали рассуждать, кого избрать своим пастырем и учителем: иные представляли благородных, иные богатых, иные красноречивых, иные благообразных; но святой Григорий в сем случае не был скор: в уповании на Бога, что Он Сам покажет человека, достойного получить сан святительский, напоминал собору, как избрал Бог Давида, да пасет Израиля; ибо, когда Тессей привел своего старшего сына Елиава к святому Самуилу пророку и он вопросил Господа: «Сей ли пред Господом помазанник Его?» Тогда Господь сказал Самуилу: «Не зри на лице его, ниже, на возраст величества его» (1 Цар XVI, 6, 7). «Должно и нам, — говорил святой Григорий, — избрать пастыря граду сему, не на лицо взирая; ибо наружность не есть достоинство, но истинное величие человека — есть сердце его».
Сей совет праведного мужа некоторым из граждан показался неприятен. Они начали роптать и, усмехаясь между собою, говорили: «Если не должно уважать наружность, то пусть будет избран и посвящен в епископы угольник Александр». Услышав имя человека, по их мнению ничего не значащего, все засмеялись, а святой Григорий немедленно спросил, кто такой Александр, и велел представить его на собор. Как скоро вошел он в собрание, все на него обратились и начали снова смеяться: ибо от угля он был весь черен, в разодранной, измаранной одежде — настоящий эфиоп. При всем том всеобщий смех не смутил его: ничему не внимая, он стоял перед святителем благопристойно. Тогда-то святой Григорий познал Духом живущую в нем благодать Божию и, восстав с места своего, отвел в особливый покой. Там наедине вопросил Александра, кто он, и заклинал именем Божиим сказать о себе истину. Александр, хотя и желал остаться в неизвестности, однако не смел солгать пред столь великим святителем и открыл все: кто был и для чего принял образ нищеты и уничижения. Беседуя с ним, святой Григорий открыл в нем великое знание не только в любомудрии света, но и в Божественном Писании. Наконец, повелел служителям своим увести его в дом свой, там омыть, облечь в приличные одежды и опять представить на собор.
Между тем святой Григорий сидел на своем месте, упражняясь в богодухновенной беседе. Вдруг был введен Александр в одежде светлой, лицом благообразный. Увидя его, все изумились; святой Григорий начал предлагать ему вопросы из Священного Писания, на которые Александр отвечал благоразумно, удовлетворительно. Тогда все познали заблуждение свое о столь мудром муже и устыдились тех насмешек и оскорблений, которые только перед сим ему сделали; тогда-то увидели они исполнение словес Господних: яко человек зрит на лице, Бог же зрит на сердце (1 Цар XVI, 7). Наконец все, сколько ни было граждан на соборе, с единодушием и радостью избрали угольника Александра своим пастырем и учителем. И не обманулись они! Ибо сей святитель был богобоязлив, благотворителен, кроток, великодушен, в трудах неутомим; а когда говорил поучение к народу, течаше, аки река, от устен его благодать Духа Святого, всех сердца в умиление приводящая.
Некоторый египетский князь, удивляясь пустынному безмолвию преподобного Пимена, просил у него позволения посетить его. Старец опечалился и сказал сам себе: «Если вельможи начнут посещать меня, то и весь народ будет ходить ко мне; а это нарушит пустынную жизнь и, может быть, ввергнет меня в сеть гордыни». Размыслив таким образом, святой Пимен отвечал решительно: «Умоляю князя, чтобы не приходил ко мне; ибо скорее изгонит меня от пределов своих, нежели увидит». Князь опечалился и сказал: «Видно, грехи мои причиною, что Бог не сподобил меня видеть человека Божия». Но, желая каким бы то ни было образом получить столь великое счастье, он взял под стражу и посадил в темницу сына сестры его, в надежде, что святой Пимен будет ходатайствовать о юноше. «Если угодник Божий придет ко мне, — сказал он, — то молодого человека освобожу; если же нет, предам его казни». Несчастная мать, услышав сей отзыв, без памяти побежала к брату своему и с рыданием объявила ему о бедственной участи своего сына и об условии, с которым князь освобождает его от смерти; но праведник даже не отверз ей дверей, не дал никакого ответа. Наконец, растерзанная горестью, мать начала поносить и укорять его: «Немилосердный, злонравный человек! — вопияла она. — Ужели не трогает тебя слезное рыдание единоутробной сестры? Ужели не трогает тебя неминуемая смерть племянника?» На все укоризны старец через ученика своего сказал ей только сие: «Пимен чад не имеет и потому не болезнует». С горьким ответом сестра возвратилась, рыдая и проклиная брата своего.
Наконец князь сказал: «По крайней мере, пусть хотя напишет ко мне что-нибудь». И старец написал к нему следующее: «Да повелит власть твоя лучше рассмотреть преступление юноши; и если оно достойно смерти, пусть умрет он, чтобы через казнь временную избег вечных мук; если же преступление ниже смерти, то, наказав его по закону, отпусти».
Князь, прочитав письмо, удивился великодушию и разуму богобоязливого и правосудного пустынника. Не получив счастья видеть его, он радовался тому, что, по крайней мере, получил письмо от руки его, и отпустил юношу.
Лжечувствительные люди нынешнего света почтут, может быть, преподобного Пимена жестокосердым. Но какая нужда до их суждений — они суетны! Праведник сказал, что преступление, достойное смерти, должно наказать смертью, чтоб преступник избег чрез то вечной смерти; а преступление, нестоящее смерти, также должно наказать по закону для исправления преступника и в пример другим. Решившись на просьбу, он поступил бы против правосудия.
В Египте был некий старец, совершенный пустынножитель, которого весь народ почитал совершенным в вере и благочестии. Все называли его своим богомольцем; все приходили к нему просить благословения. Когда слава о сем иноке более и более распространялась и из разных стран привлекала к нему посетителей, в то самое время пришел в Египет преподобный Пимен и там основал для себя пустынную обитель. Вдруг большая часть людей обратилась к нему, и келия святого Пимена всегда наполнена была народом. Старец разгневался на пришельца, начал завидовать и все поступки его толковать в худую сторону. Святой Пимен вскоре узнал сие. «Братия мои! — сказал он ученикам своим, — что делать нам с сими легкомысленными и досадными людьми, которые, оставив столь святого мужа, приходят к нам, ничего не значащим? Чем уврачуем гнев великого отца? Пойдем, будем умолять его; может быть, умилостивим». Что сказал, то и сделал человек Божий. Они пришли к удрученному горестью старцу и постучались в двери его. «Кто там?» — спросил ученик пустынника. «Скажи отцу твоему, — отвечал угодник Божий, — что Пимен пришел с братиею принять от него благословение». Услышав столь несносное имя, старец воспылал гневом. «Скажите Пимену, — с досадой воскликнул он, — что у меня нет времени видеть его с братиею». — «Не отойдем отсюда, — отвечали на сие в один голос Пимен и братия, — не отойдем от келии, пока не сподобимся принять благословение у святого мужа...». Палимые зноем, остались они у дверей келии. Наконец старец, видя смирение и терпение пришельцев, умилился, отверз им двери, принял с лобзанием братним и беседовал с любовью. «Поистине не только справедливо все то, сказал пустынник своим посетителям, что я до сего времени слышал о вас, но я вижу в вас добрых дел стократ более...» И с того времени сей старец был другом и собеседником преподобного Пимена.
Христиане! Если приметите, что на вас кто-нибудь гневается, всемерно старайтесь угождать ему и все ваши поступки устройте так, будто ничего не знаете о его к вам недоброжелательстве: тогда враг, без всякого напоминания с вашей стороны, узнает свою несправедливость и полюбит вас. Если же за вражду будете воздавать ему также враждою, то сей недоброжелатель вскоре сделается вашим врагом.
Некоторый инок, слыша о добродетелях преподобного Пимена, пришел к нему из дальних стран, чтобы воспользоваться поучением его. Праведник принял его ласково, и началась духовная беседа. Посетитель начал рассуждать от Божественного Писания о вещах таинственных, о служении на небе Ангелов. Он говорил много и долго, а святой Пимен, потупя взор свой, молчал и не дал ему ни одного ответа. Таким образом пришелец распростился с ним и, выйдя из келии, сказал ученику святого Пимена: «Ах! Я напрасно прошел столь дальний и трудный путь: я хотел чему-нибудь научиться и не услышал ни одного слова». Ученик объявил о сем преподобному Пимену. «Он говорил о таких вещах, которые превышают разум человека, — сказал праведник, — чему тут могу я научить? Если бы он начал рассуждать о слабостях человеческих, я бы с удовольствием отвечал ему». Ученик опять вышел из келии и все пересказал пришельцу.
Тогда-то высокоумствующий инок узнал ошибку свою. Он вторично вошел к старцу и спросил у него: «Отче! Что должен делать я? Страсти всего меня взяли в плен свой!» Святой Пимен взглянул на него веселым взором. «Теперь за добрым и полезным делом пришел ты, любезный о Христе брат, — сказал он, — теперь отверзу уста мои». Опять началась духовная беседа и продолжалась до вечера.
Старец, воспользовавшись мудрым поучением Пимена, был вне себя от радости и возвратился в пустыню свою, благодаря Бога, что он удостоил его увидеть столь великого нравоучителя,
На что и нам рассуждать о вещах таинственных, превышающих разум человека? «Не испытуй, но веруй», — сказал Сам Господь. Итак, в дружеских беседах будем лучше рассуждать о добродетелях, которых наиболее требует звание наше.
Старец: «Отче! Я смущаюсь и хочу уйти отсюда».
Св. Пимен: «Для чего так?»
Старец: «Слышу постыдные слова об одном из живущих здесь братий — и соблазняюсь».
Св. Пимен: «Ты слышал неправду».
Старец: «Но мне сказывал верный человек».
Св. Пимен: «Верный? Нет, если бы он был таков, то не объявил бы тебе того, что видел; не верь ему, пока сам не увидишь; ибо и Бог, слыша вопль содомский, не поверил, доколе Сам не увидел Своими очами: „Вопль, — сказал Господь, — содомский и гоморрский умножился, и грехи их велики зело: сошед убо да вижду, аще по воплю их есть“».
Старец: «Ах! Я и сам видел его прегрешение — сам, своими очами».
Св. Пимен (подняв с пола сучок): «Что это?»
Старец: «Это сучок».
Св. Пимен (воззрев на потолок и указав на бревно): «А это что?»
Старец: «Это бревно».
Св. Пимен: «Положи же в сердце твоем, что твои грехи — это бревно, а грех брата твоего — этот сучок».
Старец: «Я сделал тяжкий грех и хочу три года быть в покаянии. Сего времени довольно ли для того, чтобы очистить грехи мои?»
Св. Пимен: «Много».
Старец: «Так благослови, отче, на покаяние один год».
Св. Пимен: «Много».
Старец: «Итак, довольно сорока дней для покаяния?»
Св. Пимен: «Много. Я думаю так: если человек покается от всего сердца и положит твердое намерение, чтобы на грех не возвращаться, то Бог приимет и трехдневное покаяние».
Вопрос: «Как можно предохранить себя от вражеских наветов?»
Ответ: «Когда коноб, снизу поджигаемый, кипит, тогда муха или другое насекомое, не смеет прикоснуться к нему; когда же простынет, то и мухи и все насекомые садятся на него. Равным образом и к человеку, на духовные дела ум свой устремившему, не смеет приступить враг рода человеческого. Кто же живет в небрежении и лености, того низлагает он без всякого труда».
Мы подобны тому, кто по левую сторону имеет огонь, а по правую сторону воду; если загорится от огня, берет воду и потушает огонь: огонь — злые помыслы, а вода — молитва.
Вопрос: «Молчать или говорить лучше?»
Ответ: «Кто говорит во славу Божию — делает хорошо, и кто молчит во славу Божию — делает хорошо».
Некогда святой Пимен назвал юного брата Агафона отцом. Бывшие тут иноки сказали: «Как можно назвать отцом того, кто столь молод?» — «Молчаливые уста, — отвечал праведник, — сделали его старцем».
Есть люди, которые, никогда не говоря, говорят беспрестанно; и есть люди, которые, говоря с утра до вечера, всегда молчат. Под первыми разумею тех, которые молчат языком, но в сердце своем осуждают ближнего. Под вторыми разумею тех, язык которых говорит беспрестанно, но сердце ни о ком не помыслит худого.
Дымом отгоняют пчел и берут сладость трудов их; равным образом порочные страсти отгоняют от души страх Божий.
Когда хочет кто строить дом, то собирает разные к тому потребности: так и человек должен взять от всех добродетелей по некоторой части, чтобы соорудить в себе дом духовный.
Преподобный Моисей, из разбойника сделавшийся возлюбленным рабом Божиим, так по благочестию своему был славен, что не только молодые, но и состарившиеся в постничестве иноки приходили к нему учиться совершенству пустынной жизни и подвигам иночества. Вот один из примеров его трудничества.
Избрав самый жестокий образ жизни, сей мужественный подвижник ночью оставлял свое ложе, обходил всех своих собратий и, если находил при их хижинах водоносы, приносил им воду: ибо от некоторых пустынь река была далеко, а многие из старцев были дряхлы и не могли подъять столь чрезмерного труда, чтобы к себе носить воду.
Таким образом святой Моисей молился Богу, трудами снискивал себе пищу и помогал другим.
Христиане! Помогайте ближним своим, по крайней мере, столько, сколько позволяют обстоятельства вашей жизни.
Угодник Божий Александр, достойно занимая престол патриаршеский, должен был бороться не только с арианами, которые, как волки, устремлялись на стадо Христово, но и с еллинскими мудрецами.
Однажды некоторые из них отважились напомнить царю, что он, оставив древнюю отеческую веру и приняв новую, какую-то неизвестную, через то ускорит падение царства. Они поступили еще далее: просили царя, чтобы позволил им иметь прение с его святителем Александром, которая вера лучше: древняя или новая? И царь дал на то свое позволение.
Святитель Христов Александр, хотя и не упражнялся в еллинском любомудрии, но, уповая на благодать Духа Святого, не отрекся от состязания. Собрались философы и все те, которые ненавидели веру евангельскую. Святой Александр, видя несметное множество противников, уговорил их, чтобы избрали между собою мудрейшего и красноречивейшего, с которым он и будет состязаться; ибо невозможно, говорил он, отвечать вдруг на тысячи голосов. После чего представлен был мудрец, славнейший по всей Греции; все прочие приготовились слушать их и, в случае нужды, помогать философу языческому.
Святейший патриарх начал — и чем же?... Следующими словами: «Именем Господа моего Иисуса Христа повелеваю тебе безмолвствовать...» Мгновенно у мудреца отнялся язык, так что не мог выговорить ни единого слова. Увидев сие, собрание философов поражено было ужасом и стыдом: одни из них бежали, другие уверовали во Христа; онемевший мудрец припал к ногам святителя и знаками утверждал святость веры евангельской, за что молитвами угодника Божия был исцелен и крестился в числе прочих. Все христиане прославили имя Господне. Сим кончился спор христиан и язычников.
«Аще речете горе: двигнися, и двигнется», — сказал Господь. Христианину все возможно, только бы не вмешивалась в его веру и капля сомнения: иначе Бог отвергнет молитву нашу, ибо это будет молитва неверующего.
Когда из-за одного подозрения, будто христиане зажгли дворец римского императора Диоклетиана, жившего тогда в Никомидии, восстало на них столь ужасное гонение, что не только рассекали их на части, сжигали в пламени, топили в море, но и тела умерших христиан исторгали из могил, чтобы с ними поступить так же, как с живыми, — тогда святитель их, Анфим, жил в неизвестной веси — Семане и, не имея возможности лично беседовать с заключенными в темницах христианами, через письма укреплял их в подвигах веры. Не от смерти убегал угодник Божий, но страшился, чтоб, приняв прежде всех венец мученический, не оставить без пастыря малое стадо свое; ибо тогда многие из страха перед наказанием принесли бы жертву идолам. Итак, небесному Промыслу угодно было, чтобы пастырь тайно боролся с хищными волками за духовную паству.
Наконец убежище его было открыто. Мучитель обрадовался и послал немедленно воинов, чтобы взять его и, как ужаснейшего преступника, представить на суд царский. Воины достигли веси. Встретившись с угодником Божиим, у него самого спрашивают: «Где Анфим, учитель христианский?» — «Я отдам его в ваши руки, — отвечает он, — только отдохните у меня несколько минут от пути». Потом, взяв старейшину их за руку, он всех повел в келию свою и предложил пищу и питье. «Богу угодно было, — думал праведник, — открыть мое убежище; вижу, что угодно Его святейшему Промыслу, чтобы я, проводив мое стадо в место злачное, в место покойное, и сам последовал за ним... Пришло время мое... Благодарю Тебя, Боже Вседержителю!» По окончании умеренного стола, вдруг встает он и говорит: «Теперь делайте то, зачем пришли сюда; я тот, кого ищете: я — Анфим; возьмите меня и ведите к пославшему вас».
Услышав сие, воины изумились; устыдившись, они не могли воззреть на седую главу старца. Так дружеский прием и неустрашимость подействовали на них! Они душевно сокрушались и посоветовали архипастырю где-нибудь укрыться, принимая на себя ответственность, что нигде не могли найти его. «Нет! — отвечал угодник Божий. — Великий пред Богом грех обмануть всякого человека, тем более ужаснейший грех обмануть царя своего. Исполняя волю его, вы невинны: виновен царь, делая поручения беззаконные». Сказав сие, праведник пошел с ними в предлежащий путь.
Чем же занимался он, идя на смерть? Проповедовал им слово Божие, поучал вере в Господа нашего Иисуса Христа, — и семя учения его пало на добрую землю, прозябло и принесло плод. Ибо, достигнув реки, святой Анфим сотворил о них молитву и крестил их во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Вот пример великодушия, неустрашимости, любви к истине и усердия христианского! Не довольно было для святого мужа отдать себя на мучение и казнь: он угостил врагов своих, наставил их свято исполнять долг свой и ни в чем не обманывать власть, сущую от Бога. Шествуя на смерть, он еще усыновил их Господу Богу своему.
Святая мученица Василиса, будучи девяти лет от рождения своего, столь неустрашимо предстала на суд, что сами мучители, сколь неистовы ни были, пришли в изумление. Сначала поступали с нею как с младенцем, сердце которого, на все удобопреклонное, без труда сдается на лестные обещания; но увидев ее мужество и решимость умереть за веру Христову, сбросили личину кротости и из агнцев сделались тиграми. Однако ни пытка, ни огонь, ни лютые звери, впрочем кротчайшие сих мучителей, не могли поколебать в сердце ее любви к Жениху небесному. Покровительствуемая небом, она прошла сквозь весь ужас мучений и осталась жива и невредима.
Военачальник, ее мучитель, ужаснулся и был долгое время как бы в исступлении ума. Потом воскликнул: «Кто устоит против Господа!» — и повергся к ногам святой девицы. «Помилуй меня, раба Бога и Царя небесного, — продолжал он, — и прости мне свирепства, которые, в слепоте моей, я истощил на тебя; упроси Бога твоего, чтобы за тебя не погубил меня; отныне верую в Него». Агница Христова велегласно прославила Бога, озарившего лучом истины душу мучителя, вскоре принявшего святое крещение.
Так действует небесный Промысл, избирая человека орудием своей благости, своего могущества!
Богатый вельможа заказал молодому золотых дел мастеру сделать крест и усыпать драгоценными камнями, чтобы приложить его в церковь Божию. Отвесив, сколько должно, золота, он отпустил мастера от себя.
Юноша был благочестив. Занимаясь работой, он размышлял: «Сколь великое средство спастись имеет сей богатый человек! Сколь великую получит он благодать от Бога, дав Ему столько золота! Для чего же и мне, — подумав, продолжал он, — не прибавить своего золота в этот крест, чтобы с ним вместе принять мзду на небе?»
Что вздумал, то и сделал: приложил в крест свои последние десять златниц и, кончив работу, принес к вельможе, чтобы свесить золото и потом вставлять камни.
Как удивился вельможа, увидев, что крест против данного золота тянет более. «Что значит это? — с гневом сказал он. — Конечно, ты, утаив от меня часть золота, положил примеси и ошибся в весе? Признайся, неопытный обманщик!» — «Сердцеведец Бог свидетель, отвечал молодой человек, что ни зерна не взял я твоего золота, но еще приложил своего, чтоб и мне вместе с тобою сделать много добра; я надеюсь, что и у меня Христос примет сие маловажное приношение, как принял две лепты от вдовицы». — «Но точно ли с сим намерением ты сделал сие?» — возразил удивленный вельможа. — «Клянусь небом и землею!» — сказал юноша.
Тогда богобоязливый вельможа обнял молодого человека и сказал ему: «Когда было у тебя столь доброе намерение, чтоб иметь со мною часть на небеси, то от сего часа имей со мною часть и на земле: я усыновляю тебя и делаю наследником всего моего имения. Вместе прославим Бога, дающего награду и здесь и в будущей жизни тем, которые с верою приносят Ему дары свои».
После сего вельможа и юноша жили неразлучно, как отец и сын. Так награждает Бог всех тех, которые с усердием приносят Ему дары свои!
В Колоссаях Фригийских, близ Иераполя, был храм во имя Архистратига Михаила, сооруженный над источником, чудотворная сила которого отовсюду призывала многочисленный народ; ибо все пьющие и моющиеся в струях его получали исцеление от болезней, а неверные, испытав на себе могущество небес, принимали святое крещение. Ожесточенные язычники от ярости скрежетали зубами. Но, к вящему их огорчению, некто богобоязненный Архипп жил при сей церкви и при сем источнике. Посвятив сердце и ум единому Богу, он имел попечение не только о своем, но и об общем спасении: наставлял на путь истинный неверных и крестил их в струях живоносного источника.
Кого бы не могли примирить с небом евангельское красноречие уст его и сила вод, посвященных воеводе небесных сил? Но поклонники идолов изыскивали все средства истребить чудотворный источник, и после нескольких тщетных покушений наконец дьявол вложил в сердца их следующий совет.
Недалеко от святого места текли две реки, Ликопапер и Куфос, и, достигнув горы, соединялись в одно русло. А так как местоположение сих рек было несколько выше церковного, то злочестивым нетрудно было потопить храм и залить источник. Собравшись в великом числе, они начали копать ров — от одного весьма огромного, вросшего глубоко в землю камня, который лежал близ алтаря церковного. Между тем святой Архипп неусыпно молился Богу, да не допустит врагов Своих поругаться над святынею. Уже в их злонамеренном труде минул десятый день; от трех стадий суши остался весьма узкий перешеек, который быстрота вод могла промыть в несколько часов. Еллины стояли на высоком месте, чтобы видеть истребление храма и источника.
В третьем часу ночи вдруг восшумели воды и устремились на храм... Святой Архипп пал на колена и воскликнул: «Воздвигоша реки, Господи, воздвигоша реки гласы своя: возмут реки сотрения своя от гласов вод многих. Дивны высоты морския: дивен в высоких Господь. Дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дний» (Пс 92, ст. 3-6). В сие мгновение праведник услышал глас, повелевавший ему выйти из храма: он повиновался и узрел Архистратига в образе человеческом, но в славе небесной. Старец пал от страха на землю. «Восстань и узришь силу Божию в водах сих», — сказал Михаил. Мгновенно святой муж увидел столп огненный от земли до неба. Как скоро воды приблизились к храму, Архистратиг оградил их крестным знамением — и воды, вознесшись на высоту, остановились. Михаил обратился к камню, лежавшему близ алтаря, и ударил крестообразно жезлом своим. Вдруг загрохотал гром, земля потряслась, камень расселся, и открылась бездна. «Войдите в тесноту сию», — воскликнул Архистратиг: и воды с шумом устремились в расщелину камня. Еллины, смотря на чудо, окаменели от ужаса; а воевода бесплотных сил вознесся на небо.
Христиане, радуясь победе над врагами веры, установили праздновать день сей. Место, где совершилось чудо, нарекли Хони, то есть погружение; ибо воды погрязли в камень, а реки Ликопалер и Куфос с того времени в сию расщелину имеют свое течение.
Некогда на острове Кипре было столь долговременное бездождие, что все травы и плоды иссохли, и всей стране угрожал ужасный голод. Епископ собрал народ и принес торжественное моление Господу Богу, чтобы он даровал благорастворение воздуху. Посреди самого пения, он услышал глас небесный: «Иди к таким-то вратам града и кого прежде всех увидишь входящего, того и проси, чтоб помолился. Он будет услышан на небеси».
Епископ после утреннего славословия вышел с причтом церковным и сел у врат градских. Вдруг входит какой-то старец, родом эфиоп, неся на плечах бремя дров, чтобы продать их в городе. Епископ, восстав с места, удержал его. Старец, сложив с себя ношу и поклонившись до земли святителю, просил у него благословения; но епископ сам поклонился ему и сказал: «Старче! Прошу тебя именем Божиим, помолись Господу, чтобы даровал милость людям Своим и оросил дождем лицо земли». Удивленный дровосек не знал, что отвечать епископу; но, слыша то же от всего причта, сказал: «Я грешник; как молиться мне за людей?» Но святитель настаивал, и лишь только старец, принуждаемый к тому именем Господним, преклонил колена и воздел руки к небу, вдруг стали находить облака и зашумел дождь.
По окончании молитвы, епископ сказал старцу: «Ради любви к ближним и для общей пользы, скажи нам, как препровождаешь жизнь свою, чтобы и мы, взяв тебя в пример, могли жить так же». — «Прости меня, Господи! — отвечал смиренный старец. — Я грешный человек; родился на то, чтобы жить в суетах: каждый день выхожу ночью из города и, нарубив ношу дров, продаю — сим только трудом снискиваю себе насущный хлеб. Не имею сродников, не имею дома и сплю у церкви. Когда случится холод или дождь, день или два не ем. Время, оставшееся от трудов моих, препровождаю в молитвах».
Епископ и весь причт церковный, получив пользу для души своей, прославили Бога. «Ты доказал на себе истину Писания, — сказали они старцу, — которое говорит: аз путишелец есм на земли». Потом епископ взял его к себе и, дав спокойную келию, содержал, пока не отошел он в жизнь вечную.
Сей старец да послужит для нас уроком, чтобы не судить о добродетелях человека по его положению или наружности.
Когда греческому императору Феодосию Второму исполнилось двадцать лет, то святая Пульхерия, как старшая сестра и соправительница, почла нужным избрать ему супругу, достойную царского сана. Но так как богатство и знатность рода не считала она достоинствами, то и не могла долгое время через супружество составить счастья царю, своему брату.
Наконец, непредвиденный случай удовлетворил желание сердца ее. В Царьград приехала девица, по имени Афинаида, дочь Афинского философа Леонтия, прекрасная, разумная и кроткая. Причина ее приезда в столицу была довольно примечательна: отец Афинаиды, умирая, разделил все наследство сыновьям, ничего не отказав своей дочери, кроме нескольких златниц; и когда родственники спрашивали его: зачем без всего оставляет дочь свою? Он сказал только: «Довольно для нее красоты и разума», — и с сим словом скончался. Афинаидины братья были столь жестокосерды, что ни в чем не хотели нарушить «духовную» отца своего. Растерзанная горестью, девица уважала память родителя, но не могла простить столь непонятного равнодушия братьям; она решилась искать правосудия у престола и принесла жалобу святой Пульхерии. Царевна, увидев красоту Афинаиды, ее разум и невинность сердца, вознамерилась сию сирую девицу, лишенную части в своем достоянии, сделать участницей трона, и поскольку Афинаида была язычница, то она просветила ее крещением, сама была матерью при купели и вскоре сочетала с царем, своим братом.
Как заблуждаются люди в важнейшем случае жизни — при выборе супруги! Один ищет богатств, другой — красоты, третий — благородства. Но сколь редкие имеют в виду разум и сердце! Возьмем в пример святую Пульхерию и не будем суетны в выборе подруги, которая должна решить счастье или несчастие наше на всю жизнь!
Феодосий Второй был царь благочестивый, добродушный и кроткий, но довольно нерадивый. Он имел дурное обыкновение подписывать дела не читая и даже иногда не спрашивая, какого содержания подносимый ему доклад. От этого происходило, что близкие к царю вельможи делали все, что хотели: грабеж в казне государственной, возвышение недостойных, страдание невинных, ссылки, казни — все сие было делом обыкновенным. Злодейства наносили вред государству и стыд государю; но Феодосий ни о чем не думал. Святая Пульхерия сокрушалась сердцем, видя, что царь, ее брат и воспитанник, предан столь глубокому сну. Не однажды покушалась она напомнить ему о долге самодержца, но советы не вдруг могут иметь свое действие. Пульхерия вознамерилась вразумить его самим опытом, сколь пагубна беспечность и доверчивость царская, и поднесла ему бумагу, в которой всеподданнейше просила, чтобы супругу свою Евдокию он отдал ей в рабство. Царь, не спросив о содержании доклада, подписывает его и возвращает сестре своей.
После сего она приглашает к себе Евдокию, принимает как сестру и царицу и, занимаясь разговорами о разных предметах, удерживает у себя весь день. Вечером за Евдокией приходят и зовут ее к царю; Пульхерия не отпустила ее. Приходят в другой раз — Пульхерия с улыбкою сказала: «Царь не имеет права над своею супругою, ибо отдал ее мне в услужение и сие подписал своею царскою рукою». Отозвавшись таким образом, она сама идет к Феодосию и, показывая ему грамоту за его подписанием, с кротостью выговаривает: «Видишь ли теперь, сколь пагубно не читая подписывать доклады, которые подносят тебе? Я не хочу думать, чтобы так поступал ты от беспечности и нерадения. Нет; ты столь равнодушен, что и других почитаешь неспособными обманывать тебя и делать зло. Как бы то ни было, опомнись, государь, и будь осторожнее... Ты — отец отечества!»
Феодосий, будучи поражен столь чувствительным примером своей беспечности, устыдился и с того времени начал рассматривать все, что предлагали ему.
По разорении Иерусалима, римляне распространились по всему царству Иудейскому; так как они были язычники, то, естественно, должны были умножаться в Иерусалиме капища идольские. Более прочих императоров римских занимался устройством капищ Елий Адриан. Презирая иудеев и ненавидя христиан, он решился изгладить из памяти человеческой все места, которые те и другие почитали святыми. Иерусалим во имя его был назван Елией; в Вифлееме, где родился Спаситель мира, поставлен кумир Адониса; а на Голгофе, которую оросила кровь Сына Божия, сооружен языческий храм в честь богини Венеры. Сие оскорбление святым местам продолжалось до Константина Великого, который, стараясь распространить и утвердить веру евангельскую, принял святое намерение очистить от идолопоклонства страну богошественную. Мать его, равноапостольная Елена, сама прибыла в отечество пророков, разорила капища, и столько была обрадована небом, что обрела Крест и Гроб Господень. На сем-то месте она воздвигла храм Воскресения Господня, который освящен был, уже после ее смерти, Великим Константином.
Сей праздник назван Обновлением храма Воскресения Господня потому, что на том месте был мысленный храм, который Иисус Христос, по словам Евангелия, создал в три дня, и который, будучи осквернен жертвами идольскими, в сие время обновлен Константином и Еленой.
Да обновляется сердце наше, яко нерукотворенный храм Бога живого, столь часто оскверняемый грехами! Да обновляется, отлагая ветхого человека и облекаясь в нового!
Когда святая равноапостольная царица Елена разрушила храм, в честь порока на лобном месте сооруженный, и, раскопав основание оного, обрела три креста, тогда все были в недоумении, на котором из них распят был Спаситель мира и на которых — разбойники, одесную и ошуюю Его повешенные. В сие время случилось нести мертвеца на погребение. Патриарх Макарий остановил шествие и повелел каждый крест, один после другого, прикладывать к бездыханному телу. Два креста не имели действия; но как скоро животворящее древо Господне было поднесено, — мертвец восстал из гроба.
Святая царица в небесном восторге поверглась на колена пред Крестом Спасителя и стократ облобызала его. То же сделал весь государственный синклит. Но так как, по причине бесчисленного стечения и тесноты народа, большая часть христиан не могли не только коснуться, но и видеть столь драгоценного предмета, и все громогласно просили, чтобы хотя издали воззреть на оный, то святейший патриарх, взойдя на некоторое возвышение, воздвиг или поднял вверх Древо, произрастившее нам жизнь, и показал народу, который воскликнул: «Господи, помилуй!»
С того времени установлен праздник Воздвижения животворящего Креста Господня; и с сим действием сообразуясь, Греко-Российская Церковь священный обряд продолжает и поныне.
Один десятилетний юноша за литургией услышал от старца, проповедующего слово Божие, что милостыню, которую даем нищему, даем не ему, но Самому Христу. Молодой человек усомнился в истине учения старческого и, возвращаясь домой, думал: «Я знаю, что Христос на небесах, одесную Отца; как же может Он принимать, например, ломоть хлеба, который даю нищему?» Размышляя таким образом, он увидел нищего в разодранной одежде, просящего что-нибудь ради Христа подать ему; а над главою его увидел обличие Христа Спасителя. Юноша испугался... Вдруг из ближайшего дома кто-то вынес бедному старцу хлеб, и как скоро протянул руку, чтобы подать оный, Спаситель простер десницу, чтобы принять его, и после того подавшего милостыню назнаменовал благословением. Тогда-то безрассудный юноша поверил слову Божию и с того времени сделался первым в Царьграде благодетелем нищих.
«Не испытуй, но веруй», — сказал Спаситель; каждое Евангельское слово столь свято, что скорее прейдет небо и земля, нежели изгладится едина черта от небесного учения.
Войти с помощью соц. сетей: