Важная наука — не согрешать языком

Преподобный Памва, который впоследствии столь основательно знал Священное Писание, в начале своего иночествования не знал грамоты и потому ходил к одному из братий, чтобы под его руководством выучить наизусть псалмы Давидовы. Но, услышав в одно время стих «Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим» (Пс 38, 2), вдруг оставил своего наставника и перестал ходить к нему. Когда же через шесть месяцев после того учитель, увидев его, спросил, почему он так так долго у него не был, святой Памва отвечал: «Я еще не научился самым делом исполнять слова Давидовы: „Рех: сохраню пути моя еже не согрешати ми языком моим“». Только через девятнадцать лет сей старец едва осмелился сказать, что научился самым делом исполнять то, чему сей стих научает.

Так преподобный Памва, воздерживая свой язык, еже не согрешати им, не только во всю жизнь свою не осудил ближнего, не произнес праздного слова, но и вообще в разговорах был весьма осторожен и рассудителен в ответах. А когда спрашивали его о чем-либо из Священного Писания или о другом важном деле, никогда своего мнения вдруг не объявлял, но прежде в безмолвии рассуждал сам с собою и часто говорил: «Не обретаю, что отвечать на сей вопрос». Редко через три дня, чаще через три недели, а иногда через три месяца он принимал решение. По этой причине ответ его был всегда истинен и полезен, как даруемый его разуму от благодати Божией. Все слушали старца и благодарили Бога, глаголющего через него.

Нет лучше молчания к месту. С ним человек, храня заповедь Божию о любви к ближнему, не делает язык свой огнем, лепотою неправды, злом неудержимым. Не обличая сим образом своего сердца в злобе, он не подвергает и разум свой осуждению в невежестве. Жалки и смешны те люди, которые не могут понять или не успеют сообразить дела, а языку своему дают полную власть сделать приговор.

Воспитание и жизнь преподобной Макрины

Преподобная Макрина, сестра Василия Великого, родилась в одном из тех знаменитых и просвещенных домов, которые не щадят ни трудов, ни издержек на воспитание и образование своих детей. Добродетельная Емилия, мать ее, отнюдь не хотела уступить другим в образовании ума и сердца своей дочери; но, что важнее всего, она не была из числа тех матерей, которые извиняются своими недосугами и поручают детей в чужие руки, иногда вовсе не умеющие приняться за сей тонкий и нежный цвет. Сия осторожность родителей была почти общим обыкновением первых и святейших веков Церкви.

Как только младенческий язык Макрины начал образовывать несколько стройные звуки, то первым ее выражением был Тот, Кто дарует нам бытие и жизнь. Емилия неизреченно восхищалась, слушая, как дочь ее слабым голосом и шепелеватым языком произносит сладчайшее имя Иисуса Христа, Которому она сочеталась при святом крещении. Почитая себя первою хранительницею сих священных обетов, она обыкновенно брала ее на свои колени и между родительскими ласками, рассказывала сообразнейшие с детским возрастом истории из Ветхого Завета и происшествия евангельские. Таким образом юная Макрина научалась христианскому закону от одной своей родительницы, без пособия наставников.

Благочестивая Емилия сама учила ее грамоте, сама преподавала ей первые уроки нравственности; но, не следуя общему обыкновению, избрала другой путь. Греки почти всегда начинали учить детей с басней и некоторых поэтических сочинений; но Емилия увидела, что в них находится много таких мыслей и изображений, которые оскорбительны для чистого девического слуха, и предпочла избрать для нее учебной книгою песни Давида и премудрость Соломона. Избирая из сих священных сокровищ лучшие стихи, в которых содержатся или молитвы, или славословие Бога, или похвала какой либо добродетели, она приказывала читать их и по большей части учить наизусть. Одаренная умом отроковица, будучи семи лет, уже знала из Ветхого и Нового Завета все места, как в разное время дня, в разных обстоятельствах жизни благодарить Бога и предаваться святой Его воле, и на вопросы своих родственников отвечала всегда удовлетворительно о своих обязанностях к Богу, к себе самой, к разным лицам и в разных состояниях.

Емилия учила юную Макрину и пению. Но сим нежным голосом не были исполняемы любострастные песни Анакреона и Сафо. «Свете тихий святыя славы» и сему подобные песнопения приводили ее слушателей в сладкое восхищение. Не только известная страсть, господствующая в песенных сочинениях, но и резкая шутка или слишком острый оборот делали их недостойными ее голоса и слуха. Емилия правильно рассуждала, что первые понятия и слова дитяти должны быть посвящаемы Богу, поскольку Ему единому принадлежат начатки всех плодов. Благоразумная мать определяла ее жизнь в свете, но предостерегала от суетности света; она хотела, чтобы дочь ее с разумом острым и основательным соединяла просвещенную набожность. Для сего удаляла от нее только то, что не соответствовало сему намерению.

Часто матери водят сами своих детей в театр и в другие увеселительные места, которые отвращают их от трудолюбия, и между тем сии же матери выражают желание приучить их к трудолюбию. Емилия поняла несообразность такового плана в воспитании и не хотела мешать яда в здоровую пищу. Ходить в храм Божий — была единственная прогулка Макрины, утренняя и вечерняя. Там слушала она поучения духовных пастырей, которыми четвертый христианский век был столько украшен и прославлен, и, чему научилась, обязана была повторять дома пред своею матерью.

Таким образом, не приучая юной Макрины к излишеству светских манер и не вдыхая в нее охоты к пустым удовольствиям, Емилия обучала ее всему, что прилично знать девице, которая должна жить в свете и стать хозяйкой. Женское рукоделие и наблюдение по дому были ее занятием, а чтение Священного Писания или отеческих сочинений служило ей отдохновением. В сих упражнениях Макрине минуло двенадцать лет.

Тогда многие из знаменитых каппадокийских граждан начали искать руки ее для своих сыновей, и благоразумные родители наконец избрали одного юношу, превосходившего других не только родом, но и разумом и благонравием, с которым святая Макрина и была обручена. Но судьбы Божии установили иначе. Когда родители с обеих сторон питались надеждою вскоре устроить счастье своих детей, жених ее умер. Святая девица, оплакав его, помыслила, что Бог требует от нее не супружеских добродетелей, и положила в сердце своем не выходить за другого. После сего, сколько родители и сродники ни напоминали ей о браке, она обыкновенно отвечала: «Несправедливо девице, обрученной единому мужу, отдавать свое сердце другому; ибо по закону природы должно быть супружество едино, как едино рождение и смерть едина. Вы говорите, что мой жених умер; но я, в надежде воскресения, верую, что он жив Богу. Грех и стыд супруге, в отсутствии своего супруга, не сохранить ему верности».

Не думая более о жизни в свете, святая Макрина облегчала домашние заботы своей матери, пособляла воспитывать младших сестер и братьев, сама наставляла их в науках, благоповедении и добронравии. Святой Василий, впоследствии нареченный Великим, возвратившись из своего путешествия, где собирал духовные сокровища, как юный мудрец, обнаруживал некоторую гордость о своем разуме: святая сестра кроткими и боговдохновенными разговорами внушала ему совершенное смиренномудрие. Другого ее брата Григория советы рабы Христовой соделали достойнейшим архипастырем Нисской Церкви. Брат Навклир всем мирским удовольствиям предпочел служение престарелым пустынножителям. Младший Петр, возросший единственно на ее руках, также был святителем, не меньшим в угодниках Божиих. Сама Емилия по кончине супруга, вняв совету Макрины, оставила все суеты мира и вместе с нею удалилась в девичий монастырь.

Там мать и дочь, уневестившись Христу, приняли на себя иноческий образ и жили вместе со своими рабынями, которые из одной любви захотели последовать за ними и разделить с ними благочестивое уединение. Все у них было общее: одна келия, одна трапеза, одни одежды. Все единодушно работали Господу в молитвах, постничестве, смирении и любви; святая же Макрина была им предшественницею в сих добродетелях. Следующее чудесное происшествие покажет нам, сколько она была целомудренна и приятна Богу. Однажды сделался у нее на груди столь опасный веред, что Емилия начала бояться, чтобы болезнь не разлилась по всему телу и не коснулась сердца, и потому убеждала Макрину показать веред врачу и просить помощи; но святая девица никак не могла согласиться, чтобы обнажить перед мужскими очами свои перси, и лучше хотела страдать, нежели допустить прикосновение к ним рук мужчины. В один из сих болезненных вечеров, просидев по своему обыкновению у ложа матери до тех пор, пока она не заснула, Макрина пошла в молитвенную храмину и, заключившись там, пребыла всю ночь на молитве; преклоняя долу колена и лицо и окропляя слезами землю, она от единого Бога просила исцеления. Потом взяв персть, окропленную ее слезами, приложила к болящему месту — и в ту же минуту почувствовала облегчение, а наутро болезнь ее прошла совершенно. Емилия, при первом пробуждении, опять напомнила ей о необходимости отдаться в руки врача; но святая Макрина, не желая себе и той славы, что Господь столь чудесно посетил ее в болезни, ласкаясь к матери, отвечала: «О, любезная родительница! Довольно будет для моего исцеления одной твоей руки: прикоснись только к болящему месту и положи на нем крестное знамение». Нежная мать исполнила ее просьбу, и тогда же к удивлению своему узнала, что Небесный Врач душ и телес уже исцелил ее.

Отправить