Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Преподобный Арсений Великий ничего так не желал, как уединения, и без крайней нужды не показывался даже пустынножителям, почему авва Марк однажды спросил у него: «Отче! Почему от нас удаляешься?» — «Богу известно, что люблю вас, — отвечал Арсений; — но не могу обращение с людьми предпочесть обращению с Богом: ибо горних сил тысяча тысяч обитают на небеси, но все имеют одну волю и единодушно славят Бога, а на земле человеческие воли бесчисленны и помышления различны. Как же могу оставить Бога и жить с людьми?»
Установив такой образ жития, Арсений Великий по большей части оставался безмолвен, когда кто-нибудь из братии или из мирян его посещали. Следующее происшествие покажет, как он поступал иногда с посетителями, как в мире о нем думали, и сколько уединение и безмолвие прославили его у Бога. Некоторый брат пришел издалека в скит единственно для того, чтобы увидеть Арсения, и упросил одного из церковнослужителей, чтобы представил его к сему великому старцу. Когда они постучались у дверей его келии, Арсений впустил их и сел безмолвно, потупив глаза в землю. Пришельцы также сидели и молчали. Прошло какое-то время, и ни один из трех не отверз уст своих. Наконец, церковнослужитель, отозвавшись недосугом, пошел вон; странник, посовестившись остаться один с безмолвным Арсением, также поклонился ему и вышел. Сожалея, что решился на столь дальний путь и потерял столько времени, а не мог услышать ни одного слова от Арсения, странник попросил церковнослужителя проводить его к преподобному Моисею. Какая разность в принятии и обхождении! Моисей встретил их с радостью, упокоил, угостил; подавал им наставления, сам требовал от них совета и, явив всевозможную любовь, напутствовал их благословением. Идя дорогою, церковнослужитель сказал страннику: «Ты видел ныне обоих, Арсения и Моисея; скажи же, который из них показался тебе лучшим?» — «Без сомнения, тот, который принял нас с братскою любовью», — отвечал странник. Сей разговор между ними услышал один старец и, восхотев узнать: безмолвие ли Арсения или собеседничество Моисея более угодно Богу, начал молиться и просить небесного откровения. Через некоторое время он узрел в видении два корабля, плавающие по реке; в одном из них был Арсений, и Дух Божий в глубоком безмолвии управлял кораблем; в другом находился Моисей, и Ангелы Божии, управляя кораблем, в уста его влагали мед. Сие откровение старец объявил прочим мудрым старцам, и все они рассудили, что безмолвствующий Арсений совершеннее, нежели Моисей, всех приемлющий; ибо с Арсением Сам Бог, а с Моисеем Ангелы Божии пребывают.
Одна богатая девица, родом египтянка, оставшись сиротою, какое-то время жила богоугодно, но потом, познакомившись с развратными обоего пола людьми, несчастная впала в пороки, как голубица, запутавшаяся в сетях. Скитские отцы, которые знали добродетельных ее родителей, душевно сожалея о погибающей отроковице, положили твердое намерение спасти ее и поручили преподобному Иоанну Колову, наставнику Великого Арсения, идти к бедной девице и преклонить ее к покаянию, а сами, возложив на себя пост, начали молиться, да Господь поможет Иоанну.
Великий старец при первом взгляде на отроковицу тяжко вздохнул и, преклонив голову, горько заплакал. Сей внезапный поступок, как стрела огненная, пронзил ее сердце. Ужаснувшись сама себя, она спросила: «Авва! Есть ли грешникам покаяние?» — «Есть! есть! — воскликнул Иоанн. — Спаситель готов принять тебя в отеческие объятия; и я ручаюсь в том, что днесь же — только искренно обратись к Богу — возрадуются о тебе Ангелы, как о невесте Христовой». Выслушав сие, отроковица оказала: «Буди воля Господня! Возьми меня, авва, с собою и отведи туда, где знаешь место, удобное к покаянию». Иоанн назначил безмолвнейшую из женских обителей, и девица тогда же оставила дом свой, не сделав никакого распоряжения о своем имуществе. Старец шел впереди; отроковица следовала за ним издалека. Когда они достигли пустыни, уже наступила ночь. Иоанн сделал из песку возглавие и сказал ей: «Почий здесь и спи, покрываемая самой благодатью Божьею». Он оградил ее крестным знамением и ушел на близслучившееся возвышение, где, совершив свои обыкновенные молитвы, возлег на землю и крепко заснул.
Пробудившись в полночь, Иоанн узрел блистание свыше и, возведши очи, увидел светлый, радужный путь, простирающийся от небес к спящей отроковице. Смотря на нее пристально, он узрел Ангелов Божиих, возносящих сим путем душу ее к небу. Иоанн смотрел дотоле, пока дивное видение не скрылось от очей его. Восстав, он пошел к ней — и обрел ее умершею. Старец повергся лицом на землю пред Богом, ибо его объял страх и трепет. Тогда был к нему глас свыше: «Покаяние ее, единым часом содеянное, приятнее Богу, чем покаяние тех, которые каются целые десятилетия, но такой горячности к Богу не являют». Иоанн пробыл в молитве до света утреннего и похоронил тело отроковицы. Вся египетская пустыня и самый мир прославили милосердие Божие и заслуги Господа нашего Иисуса Христа.
Однажды преподобный Епифаний, бывший после архиепископом Кипрским, странствуя по пустыне, встретился с толпой сарацинских разбойников. Варвары, вообще ненавидя иноков, начали над ним ругаться, а один из них (одним глазом слепой) даже обнажил меч; но едва взмахнул им, как вдруг открылось у него не видевшее око. Варвар поверг на землю меч и в изумлении показывал своим товарищам исцелившийся глаз. Видя внезапное чудо, разбойники переменили свои ругательства на благоговение. «Будь нашим хранителем, — сказали они, — ходи с нами и защищай нас от случающихся бедствий». Сколько Епифаний ни отказывался, они, при всем к нему уважении, увели его с собою насильно. Человек Божий, блуждая с ними три месяца, употребил сие время во славу Божию и беспрестанно напоминал им о будущих наградах и наказаниях, так что наскучил сарацинам своими речами. Не в силах более терпеть его властных советов, они опять начали умолять его, чтобы оставил их и возвратился на свое место. Варвары проводили его туда, откуда взяли, и не прежде его оставили, как соорудив ему, без всяких его просьб, келию и дав клятву впредь жить добропорядочно. А получивший исцеление ока уверовал во Христа и, оставшись при Епифании, сделался учеником его. Нареченный Иоанном, сей свирепый варвар после был первым проповедником чудотворений Епифаниевых и писателем его жизни. А что исправились в житии своем и прочие, сие подтверждается тем, что они неоднократно приходили к святому Епифанию для благословения и, когда умножились его ученики, построили ему небольшой монастырь.
Когда святой мученик Александр приведен был на место усекновения, то исполнитель неправедного приговора, Целестин сквозь слезы сказал ему: «Страдалец Христов! Помолись Богу твоему, да не поставит мне в грех смерть твою; я исполняю повеление начальства». Святой Александр отвечал на это: «Ты делаешь сие не от твоего произволения; поэтому весь грех будет на душе повелевшего, а ты исполняй, что тебе предписывает твоя должность. Я спешу к моему Господу». Тогда Целестин завязал ему глаза чистым убрусцем; но едва поднял меч свой, как узрел святых Ангелов, внезапно приступивших к мученику, дабы принять душу его; он ужаснулся и стоял неподвижно. Страдалец, долго не получая удара, сказал: «Твори, брате, еже имаши творити». — «Раб Божий! — отвечал воин. — Я вижу чудных мужей, стоящих близ тебя». Тогда святой Александр воззвал к небу: «Господи Иисусе Христе, даждь мне в сей час скончатися». Ангелы несколько отступили. Целестин, приблизившись, исполнил ужасную обязанность, и святая душа мученика, в гласе хваления Божия, на руках ангельских вознеслась на небо.
Римские легионы при императорах составляемы были из разноплеменных народов, и если нужно было дополнять оные, то посылались нарочно воинские чиновники с указами, где кому набирать воинов. Таковое повеление некто Нумериан привез на остров Хийский. Едва узнали о сем жители, все молодые язычники скрылись или разбежались; одни христиане спокойно ожидали своей участи, и те, которые записаны были в воинство, без прекословия и роптания последовали за Нумерианом через пространство морей.
В сем числе был и святой Исидор, уроженец Александрийский. Невзирая на то, что военная жизнь всегда шумна и окружена соблазнами, сей богобоязненный юноша насколько был крепок и мужествен, столь же усердно облекся в оружие и, не оставляя поста, молитв и добрых дел, равно не оставлял своих обязанностей по службе. Не щадить последней капли своей крови за царя и отечество — был обет христолюбивого юноши, и пролить оную Исидор считал за единственную славу воина.
Но сия геройская кровь должна была пролиться за другого Подвигоположника. Едва святой Исидор начал отличаться усердием и ревностью по службе военной, объявили указ императора Деция, чтобы воины, как стражи и защитники отечества, непременно поклонялись богам, хранителям римского могущества. Святой Исидор, как ревностнейший из христиан, немедленно был оклеветан пред Нумерианом. Когда брали его под стражу, то чиновник, для сего отправленный, с укоризною сказал ему: «Безумно делаешь ты, что для какого-то Христа пренебрегаешь служением царю и отечеству». Святой Исидор ответствовал на это: «Я хотел воздавать Божия Богови и кесарева кесареви; но когда воля правительства требует службы одному кесарю, то для меня гораздо лучше служить одному Богу. Я дал клятву служить в воинстве не иначе, как защищая отечество земное и небесное. Теперь вижу, что моя кровь не нужна царю земному; пусть же она прольется за Царя небесного». С сими чувствованиями святой Исидор предстал суду, ответствовал с дерзновением воина Христова и спокойно пошел на место казни.
Преподобный Пахомий, через Ангела приняв повеление Божие основать Тавенисиотскую обитель для имеющих впредь собраться пустынников, начал с братом своим Иоанном строить келии; но вскоре возникло между ними некоторое разногласие. Пахомий хотел занять под свой монастырь много больше пространства, а Иоанн, любя безмолвие, желал заключиться в тесной ограде и после дружеских с той и другой стороны пререканий сказал Пахомию: «Перестань величаться и расширять себя; таковые поступки непотребны в очах Бога». Пахомий, почувствовав всю горечь сей укоризны (впрочем, не столь благоразумной, если вспомнить повеление свыше), прогневался на Иоанна, однако, по своей кротости и из почтения к старшему брату, не стал возражать: он только оставил его, неся негодование в сердце. Но в следующую ночь почувствовал и в сем поступке столько неправды, что затворился в своей келии и начал плакать, в молитве исповедуясь Богу: «Горе мне, что я, вопреки Твоих заповедей, о, Агнче, прямо стригущего Тебя безгласный, возымел гнев на моего брата, возвестившего мне истину. Еще есть в сердце моем лжемудрие плоти! Столько времени обучаясь жить духовно, еще терзаюсь досадою! Помилуй меня, Господи, да не погибну до конца. Если благодать Твоя не утвердит меня, враг обрящет в сердце моем несколько приятных ему деяний и поработит воле своей меня, преступника Твоих законов. Горе мне! Хочу научить тех, которых Ты, Господь и Бог мой, обещал через меня призвать в иноческое житие, а сам не могу научиться побеждать свои страсти». Вопия таким образом к Богу, блаженный Пахомий пребыл в молитве до другого дня; слезами и потом он облил землю, на которой стоял.
Святой мученик Феодот пришел на место казни, повергся на колена перед народом и сопровождавшими его сродниками и излил к Богу следующую молитву: «Господи Иисусе Христе! Благодарю Тебя, что удостоил раба Твоего быть гражданином небесным и участником Твоего Царствия, даровав мне силу победить змия и стереть главу его. Но умоляю Тебя, сотвори верным чадам Твоей Церкви облегчение от належащей скорби, да скончается на мне гонение, воздвигаемое на святую веру от нечестивых. Дай мир царству благодати». Потом, обратившись к рыдающим своим братьям, продолжал: «Не плачьте, о мне, братия мои, но паче прославьте Господа, укрепившего меня на сей священный подвиг; совершив оный, я буду иметь на небе дерзновение молить о вас Бога». Сказав сие, святой мученик Феодот преклонил под меч главу свою.
Когда святой мученик Фалалей мужественно вытерпел все мучения, какие могла вымыслить злость человеческая, и мучитель Феодор был в недоумении, какою бы казнью утомить мужество страдальца, тогда один из стоявших тут жрецов, по имени Урвикий, дал совет, чтобы предать его на съедение зверям. Феодор согласился и тогда же приказал начальнику зверинца сделать нужное для сего распоряжение, а святому Фалалею, отсылая его на смертное позорище, сказал: «Или принеси жертву хваления богам, или плоть твою пожрут звери». Но мученик отвечал: «Пророчески объявляю тебе: не умру, но жив буду и повем дела Господня» (Пс 117, 17), — и пошел спокойно.
Немедленно выпущена была лютая медведица; но, к общему изумлению, она легла у ног его и начала лизать оные. Скрежеща зубами от досады, Феодор приказал выпустить льва и львицу; но и они стали перед мучеником, как смиренные агнцы. Тогда весь народ воззвал велегласно: «Велик Бог христианский!» и, схватив Урвикия, поверг его посреди сих зверей, которые мгновенно и растерзали его. Устрашенный Феодор безмолвно удалился в дом свой, чтобы не подвергнуться той же участи.
Войти с помощью соц. сетей: