Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Дочь некоторого чиновника в Вавилоне одержима была нечистым духом так, что изгнать его не могли никакие старания. К счастью, однажды к отцу ее пришел знакомый инок и, узнав о страдании девицы, сказал: «Должно испытать последнее средство — призвать на помощь молитвы известных мне благочестивых пустынников; только, если будешь о том просить их, они по своему смирению откажутся от столь славного дела. Разве поступим следующим образом: когда придут они на рынок, притворись, будто желаешь купить их рукоделия; как скоро вступят в дом твой, попроси у них благословения дочери твоей. Я уверен, что возложение рук их на главу девицы исцелит ее». После сего отец болящей с иноком вышли на площадь, увидели одного из учеников старческих, продающего корзины, купили и, по уговору, для расплаты повели его в дом. Но едва пустынник переступил порог, беснующаяся вскочила с места и ударила его по ланите. Инок, по заповеди Господней, подставил другую. Вдруг нечистый дух почувствовал мучение и возопил: «О, непостижимая сила! Заповедь Христова изгоняет меня!» Тотчас же девица исцелела. Все прославили Бога и уверились, что заповедь смирения низвергает гордость диавольскую.
Если какая-нибудь порочная страсть начнет терзать наше сердце, расстраивать ум, вооружимся заповедями Христа Спасителя. Тогда непременно будем победителями.
Преподобная Евпраксия, узнав из откровения свыше, что час ее смерти наступает, так испугалась и ослабела, что пала на землю, как бездыханная. Чада веры, Христу спогребающиеся! Не обвиняйте праведницу в малодушии, но познайте причину такой великой горести.
Когда подвижница Господня опомнилась, то излила слезную молитву в следующих словах: «Зачем, Царю и Боже мой, возгнушался меня, сироты и грешницы? Се время, в которое бы мне наипаче должно трудиться для ближних и противоборствовать врагам, на душу воюющим. Ты же смерть ниспосылаешь мне. Умилосердись о мне, Господи, и оставь для жизни моей хотя один год, чтобы могла я покаяться в моих согрешениях и совершить служение, для которого Промысел Твой призвал меня в сие малое, но возлюбленное Тобою общество! Ах! Я не имею добрых дел и не могу получить награды, уготованной праведникам».
Вот почему ужасалась смерти святая Евпраксия, дочь знаменитых родителей, воспитанница императора Феодосия Великого, которая, будучи десяти лет, восприяла на себя образ ангельский и более двадцати лет, в пример святой обители, подвизалась в молитвах, постничестве и послушании. Христиане! Мы не знаем, когда придет час смертный, но всякому известно, что мимо нас не пройдет он. Сего-то часа хотелось бы нам не видеть! Для чего же? Верно, еще родители не получили от нас утешения в старости? Еще дети не воспитаны в страхе Господнем? Еще несколько бедных, по праву, данному им Спасителем, не получили от нас помощи? Еще отечество не получило от нас никакой пользы? О! До этого, как до дела постороннего, нам и нужды нет; а что касается грехов, их мы и вспомнить не хотим. Мы не желаем смерти потому только, что хотим жить, и жить хотим для того, чтобы вкус свой притупить в бесчисленных удовольствиях света и собрать на главу свою обильнейшую жатву гнева Божия. Но если бы каждый из нас желал отдалить смерть свою с чувствованиями преподобной Евпраксии, тогда бы и семейства, общественные сословия и сами государства были во сто крат благополучнее.
Три брата: Георгий, Ефрем и Моисей, уроженцы угорские, в древних российских летописях сияют — первый, как герой верности своему государю, а два других, как светильники веры и всех добродетелей. Все они были придворные бояре благоверного князя и страстотерпца Бориса.
В то время, когда убийцы, посланные Святополком, напали на князя Бориса при реке Альте, верный Георгийповергся на него всем телом, чтобы прикрыть от наносимых ему ударов. Он был первой жертвой злодеяния Святополкова, первый устремил на себя ярость убийц и первый лишен главы, которую отсекли для снятия с шеи золотой гривны, пожалованной ему князем Борисом.
Старший из братьев, Ефрем, услышав об убиении Георгия, немедленно отправился на место несчастного происшествия, чтобы взять тело его, но нашел только главу, которую хранил у себя до самой смерти. Он оставил боярский сан и дом, ушел в Торжок и, избрав близ оного прекрасное местоположение на берегу реки Тверцы, построил храм во имя своих государей Бориса и Глеба, собрал иноков, основал обитель и был архимандритом ее. Георгий пожертвовал жизнью за благотворения своего государя, а преподобный Ефрем посвятил дни свои единственно на то, чтобы несчастьям и добродетелям его воздать вечную память.
Моисей, младший брат, во время убиения князя Бориса и всех с ним находившихся, один избавился от смерти и, прибежав в Киев, скрылся у Предиславы, сестры Ярославовой; но Болеслав, по взятии Киева, в числе пленных отослал в Польшу и Моисея. Руководимый Богом, Моисей, по прошествии некоторого времени, ушел из Польши, опять водворился в пещеру великого учителя веры, святого Антония, безмолвствовал там десять лет и там же блаженно преставился.
Брат некоторой обители учинил прегрешение. Настоятель объявил о том живущему в окрестности, славному по добродетелям, пустыннику, который и осудил его на изгнание. Несчастный вышел из обители и, сидя в пещере, горько плакал. По случаю кто-то из братии шли к преподобному Пимену и, увидев рыдающего инока, сжалились и начали звать его к великому старцу; но грешник усугубив слезы, сказал им: «Я должен здесь умереть». Братия уведомили о сем святого Пимена, который, благословив их сострадание, отпустил с тем, чтобы они именем его пригласили к нему удрученного горестью брата. Брат пришел; преподобный Пимен обнял его и, обходясь с ним весьма ласково, просил укрепиться пищею. Потом одного из учеников своих послал к пустыннику сказать: «Уже несколько лет слыша о твоих великих делах, желаю с тобой видеться; но, видно, по общей моей и твоей лености, мы по сие время друг у друга не бывали. Теперь Сам Бог послал к тому случай; итак, возьми на себя труд, приди — и увидимся». Пустынник, хотя никогда не выходил из своей келии, но, подумав, что Пимен не послал бы за ним, если бы Сам Господь ему не внушил того, немедленно отправился в путь. Когда они сделали друг другу радостное приветствие и сели, тогда авва Пимен сказал: «В одном месте жили два человека, и случилось обоим иметь у себя по мертвецу; но один из них, оставив своего мертвеца, пошел оплакивать чужого». Пустынник, услышав сие, был поражен притчей святого Пимена и, воспомянув свой поступок против согрешившего инока, сказал: «Пимен всегда выше и выше! А я всегда ниже и ниже!»
Один христианин жаловался преподобному Пимену, что дурные помыслы возмущают и подвергают великой опасности душу, желающую спастись. Старец взял его за руку и, поставив на открытом воздухе, велел, распахнув пазуху, удержать ветер. «Я не могу сделать этого», — сказал христианин. «Если не можешь сделать сего, — возразил святой Пимен, — то не можешь воспрепятствовать и тому, чтобы не возмущали тебя помыслы; но обязанность наша — противиться оным».
Однажды авва Исаак, увидев, что преподобный Пимен возливает на ноги свои воду, сказал: «Другие ведут себя строже и удручают тело свое». — «Мы научены умерщвлять не тело свое, но страсти», — отвечал святой старец.
Один старец спросил у преподобного Пимена, должно ли ему приказывать братьям, которые с ним живут. «Нет! — отвечал Пимен, — лучше делай сам; если они захотят с тобою жить, сами увидят, что и им должно делать!» — «Но они сами желают, — возразил старец, — чтоб я, как старший, приказывал им». — «Не советую, — сказал Пимен, — будь для них примером, а не законодателем! Тогда все будет исполняемо в точности, и сколь бы труд велик ни был, не будет даже тени роптания».
Богом возлюбленные супруги Иоаким и Анна провождали жизнь святую и добродетельную; изобилуя богатством вещественным, они более прославились богатством духовным; кроткие, целомудренные, благочестивые, они на каждый праздник отделяли из своего стяжания две части: одну — Богу на церковные потребности, другую — нищим. Но сим супругам Бог долго не давал чада, не давал для того, чтобы явить на них Свою милость, от века неслыханную: ибо в глубокой старости, после пятидесятилетнего бесплодства, они произвели на свет «радость и спасение» всему человечеству.
В великий праздник, когда сыны Израилевы приносили дары Богу, сетующий о бесчадии своем Иоаким также пришел в храм Иерусалимский; но первосвященник Иссахар не хотел принять от него жертвоприношения и с укоризною сказал: «Ты не стоишь того, чтобы принять от тебя дар Богу; будучи бесчаден, конечно, не имеешь ты благословения Божия за какие-нибудь тайные грехи». Сию укоризну усугубил другой евреянин, с досадой сказав Иоакиму: «Зачем прежде меня приступаешь к Богу? Разве не знаешь о своем неплодстве?» Тогда-то Иоаким ужаснулся своего бесчадства; посрамленный и униженный, в лютой скорби пошел он от храма Господня. «Увы! — сказал он, — всем праздник великий, а мне время сетования!» — и не хотел возвратиться в дом свой, но удалился в пустыню к пастырям стад своих и там оплакивал свое поношение в людях. «Боже отцов моих! — неусыпно молился скорбящий праведник. — Ты праотцу Аврааму, уже состарившемуся, даровал сына; сподоби и меня благословения Твоего, даруй плод моему супружеству хотя в старости, да нарекуся отец, да не буду яко отверженный от Тебя, Господа моего». Святой Иоаким с молитвою соединил сорокадневный пост.
Между тем праведная Анна, услышав о столь чувствительном оскорблении супруга и об удалении его в пустыню, не могла утешиться. «Горе мне, несчастнейшей на свете! — вопияла она, — Богом я отвержена, от людей укоряема, супругом оставлена! О чем прежде начну плакать? О вдовстве ли моем? О бесчадии или о бесславии в женах израильских?» Сколько Юдифь, верная рабыня, ни утешала ее, но тщетно: праведная Анна рыдала и день, и ночь.
Однажды, истерзанная печалью, она пришла в сад и, севши под тенью лавра, вздохнула из глубины сердца; потом, возведя к небу наполненные слезами очи, увидела на дереве птичье гнездо, в котором лежали едва оперенные птенцы: тут болезнь ее сердца перешла меру. «Все в природе рождает и воспитывает! — воскликнула она, — я одна лишена радости сердечной. Птицы небесные! Вас благословляет Господь, ибо вы утешаетесь детьми своими. Звери дубравные! Вас благословляет Господь, ибо вы кормите детей своих. Земля, общая мать наша! И ты Богом благословенна, ибо на лоне твоем растут древа и цветы, и на них рождаются плоды. Я одна бесчадна на земле! О, Ты, Который разверз утробу матери пророка Твоего Самуила, Адонаи, Господь! Умилосердись надо мною, да благословляя благоутробие Твое, посвящу Тебе рожденное дитя». В сие мгновение вдруг является пред нею Ангел Божий. «Анна! Анна! — вещает он, — услышана молитва твоя; воздыхания твои проникли сквозь облака; слезы твои канули пред Господом. Се зачнешь и родишь дочь Богоблагодатную, о которой возрадуются все племена земные; ибо ею дастся спасение всему миру». Праведница преклонила колена. «Жив Господь Бог! — воскликнула она, — имеющее родиться да будет Ему в жертву благоприятную». Исполнившись неизреченной радости, святая Анна немедленно пошла в Иерусалим воздать благодарение Богу за дар, внезапно обетованный.
В то же самое время благовеститель небесный обрадовал и праведного Иоакима. Возвестив ему рождение дочери, он сказал: «Иди в Иерусалим к церкви Господней; там у златых врат увидишь супругу свою». Удивленный и обрадованный старец спешит во святой град, встречает Анну, по словам ангельским, и объявляет ей благовестие свыше. Праведница рассказывает то же. Оба прославили Бога и, поклонившись Ему в храме, возвратились в дом свой.
Вскоре оправдались слова Господни: Анна зачала в девятый день декабря, а в восьмой день сентября родила Пречистую и Преблагословенную Деву Марию, Ходатаицу нашего спасения.
Сия страдалица, дочь благородного и богатого человека, именем Филофрона, за исповедание Христовой веры представлена была на суд в числе сорока девяти других христиан, которые под разными мучениями испустили дух свой.
Но святая Евфимия, как юная и прекрасная девица, казалась драгоценнейшей добычей для мучителя: посему, отдалив ее от прочих страдальцев, тиран употреблял всевозможные средства, чтобы уговорить ее к нечестию; ласками, обещаниями, пожертвованием своего сердца уловлял он сердце девическое; но все было безуспешно! Тогда Приск (так именовался мучитель) приказал приготовить орудия казни; но усеянное серпами колесо останавливала десница Всемогущего; раскаленную печь окропили Ангелы росою прохладною; змеи и все ядовитые гады не имели для нее смертоносных жал; лютые звери претворялись в кротких агнцев. Неверные были в недоумении; но окаменело сердце их и не чувствовало, что тут присутствовал Сам Бог; неизреченные чудеса называли они чародейством.
Наконец святая великомученица излила теплую молитву к Богу: «Господь всех сил! Ты удивил на мне Твое непобедимое всемогущество; Ты обличил немощь идолов и безумие мучителя; приими и мою жертву — сердце смиренно и дух сокрушен, как принял кровь прежде бывших мучеников; упокой меня в скиниях святых Твоих». Праведница умолкла, взирая на небо. Тогда один зверь сделал легкую рану на ноге ее; истекла кровь; раздался голос с неба, призывающий ее к Жениху Небесному, и мгновенно святая душа оставила чистое тело.
У некоторого старца, Силуана, был ученик Марк, искусный в рукописании книг и за послушание весьма любимый своим наставником, на что другие двенадцать учеников смотрели с большим неудовольствием и, наконец, везде начали жаловаться на пристрастие Силуана. Некоторые из пустынников поверили им и, однажды придя к преподобному Силуану, начали обвинять его в чрезвычайной приверженности к Марку и в холодности к прочим. Старец, выслушав их, вышел вон и, подходя к каждой келии, стучался: «Такой-то брат (называя по имени), выйди! Мне есть до тебя дело». Но ни один из них не выходил, ни один не откликался на голос Силуана. Когда же он достиг келии Марка и, толкнув в двери, сказал: «Марк!» — в то же мгновение Марк выскочил, и старец послал его на службу. Тогда Силуан сказал братии: «Видите сами, каковы все двенадцать учеников! Бог знает: или они дома и не хотят слушать меня? Или ушли, куда вздумалось?» Потом вошел с ними в келию Марка и, взглянув на его тетради, нашел, что он, услышав голос наставника, не хотел дописать даже буквы w и, бросив перо, к нему выбежал. Видя сие, удивленные старцы сказали: «Авва! Люби Марка еще более; Сам Бог, без сомнения, любит его».
В царствование римского императора Адриана была некоторая вдовица, родом итальянка, именем София, то есть премудрость. Она имела у себя трех дочерей: Веру, Надежду и Любовь, тезоименитых трем богословским добродетелям. В самом деле, что христианская мудрость произвести может, как не веру во Христа, надежду на Христа и любовь ко Христу?
Тогда гонение на христиан свирепствовало ужаснейшим образом; тираны не щадили ни рода, ни пола, ни возраста; по малейшему подозрению в Христовой вере, схватывали каждого, и жребий узников решался всегда одинаково: должно было или поклониться идолам, или умереть в лютых мучениях. После сего удивительно ли, что неверные столь зверски поступили с юными отроковицами Верой, Надеждой и Любовью? Когда отреклись они принести жертву Артемиде, мучитель хотел поколебать твердость матери свирепством над ее дочерьми. Но тщетно! Все они, одна после другой, предали дух свой в руки Божии.
Сначала Вера, имевшая от рождения двенадцать лет, как старшая сестра, должна была вытерпеть все казни, но, укрепляемая благодатью, не испустила ни единого болезненного вздоха. «Помолись обо мне, дражайшая родительница, — только говорила она, — да совершу подвиг и удостоюсь видеть лицо Господне; а вы, любезные сестры, до конца пострадайте за Того, Кому уневестились». Потом, облобызавшись с ними, святая Вера преклонила под меч главу свою.
После нее вышла на священный подвиг десятилетняя Надежда. Тиран начал увещевать ее, чтобы отреклась от Распятого; но она отвечала: «Неужели я не сестра той, которую ты умертвил? Не от одной ли с нею утробы родилась? Не одним ли крещением просветилась? Не одно ли Священное Писание научило нас верить, надеяться и любить Христа Спасителя? Как же можно мне другое мыслить и другого желать, нежели сестра моя Вера?» Потом, обняв бездыханное тело Веры и облобызав матерь и Любовь, приняла ту же кончину.
Наконец, предстала юная Любовь, имевшая от роду девять лет, и претерпела те же мучения, ту же казнь и с такой же неустрашимостью: ибо кто может поколебать любовь к Жениху Небесному, краснейшему всех сынов человеческих? Сия любовь крепка, яко смерть; вода многа не может угасити любве, и реки не потопят ее (Песн VIII, 7).
Так страдали и умерли святые девицы, в вечную славу своего имени и в посрамление тиранов! Матерь их, взирая на муки, воссылала усерднейшие молитвы к Богу, дабы укрепить их терпение. Ни единой слезы не выронила она, ибо верила в те небесные награды, которые Бог обещает пострадавшим за Него. Мучитель не хотел умертвить ее — не по милосердию своему, не из уважения к ее несчастному сиротству, но по жестокости нового рода: он хотел, чтобы мать страдала всю жизнь свою, вспоминая погибель, как называл нечестивый, дочерей своих.
Святая София заключила тела их в одну гробницу и погребла за несколько поприщ от города. Нежная мать три дня молилась над священным их прахом и уснула смертью святых. Верные погребли ее вместе с чадами, а Церковь вместе с ними включила ее в лик мучениц, ибо хотя не плотью, но сердцем она вытерпела за Христа весь ужас мучений.
Божественная премудрость! Облистай свыше наш разум, да не заблудится, да не падет он под мраком тех туч, которые застилают свет горний от мира сего. А вы, боголюбезные дочери ее, будьте всюду нашими спутницами. Святейшая вера! Вещай нам ежечасно, что сия жизнь есть только преддверие настоящей, блаженной жизни, которая начинается за гробом, есть поприще подвигов, неусыпность или нерадение в которых будет иметь последствием наши награды или наказание в вечности. Несомненная надежда! Будь твердым для нас якорем в житейском море, воздвигаемом бурею напастей; не дай нам погрязнуть в унынии или отчаянии. А ты, любовь нелицемерная, душа Серафимов! Обними твоим пламенем все наше сердце, да соделавшись жилищем единого Христа, за нас пострадавшего, будет оно неприступно для развратов и сует, которые воздвигает на него князь тьмы.
Святитель Христов Алексий, митрополит Всероссийский, изнемогая от старости и чувствуя приближение кончины, призвал к себе преподобного Сергия и, сняв с персей своих драгоценную панагию, хотел на него возложить. Смиренный старец весь смутился от столь неожиданного поступка и едва мог сказать: «От юности моея не бых златоносец, ей старости же наипаче хощу в нищете пребыти». «Знаю, возлюбленный о Христе брат! — отвечал архиерей Божий, — но будь известен, какое о тебе имею намерение, и окажи послушание. Я содержал Российское первосвятительство, сколько угодно было Богу, Который мне даровал оное; ныне же, видя себя близким к кончине, желаю при жизни моей обрести мужа, могущего после меня пасти стадо Христово, и в тебе вижу достойного преемника». Услышав сие, преподобный Сергий восчувствовал чрезвычайную горесть. «Прости, владыка святой, мое непокорство! — отвечал он, — я никогда не возьму на себя бремени, превышающего силы мои; и я ли, грешный, осмелюсь коснуться сана архипастырского?» Сколько блаженный Алексий ни представлял ему убеждений из Священного Писания, но смиреннолюбец остался непреклонен и просил святителя впредь о сем даже не напоминать ему, а иначе он убежит и скроется в неизвестных и непроходимых местах.
Блаженный Алексий в сей духовной борьбе, наконец, должен был уступить преподобному; он опасался, чтобы столь великий светильник веры на самом деле не удалился от сообщества человеческого, и, благословив его, отпустил с миром.
Когда преподобный Сергий, Радонежский чудотворец, уже достиг глубокой старости и славился не только по всей России, но и в Греции примерною жизнью и Господним к нему благоволением, тогда преподобный Кирилл, после нареченный Белоезерским, будучи еще в средних летах, отправлял в Симоновом монастыре должность братского повара. Но добродетельные всегда уважают добродетельных, как бы ни велика была разность в их состоянии; а от преподобного Сергия не могла утаиться святость преподобного Кирилла. Радонежский чудотворец, приходя иногда в Симонов монастырь для посещения архимандрита Феодора, своего родственника, каждый раз прежде заходил в поварню к блаженному Кириллу и по несколько часов беседовал с ним наедине о пользе душевной. После того навещал архимандрита и прочих благочестивых старцев; но чаще сам архимандрит с братией, узнав о его прибытии, приходили в поварню. Там, приняв друг от друга благословение, они начинали между собою разговаривать, а святой Кирилл подходил к очагу и принимался за свою работу.
В тесной келии близ реки Иордан жил боголюбезный старец Кириак. Однажды пришел к нему издалека один брат, по имени Феофан, чтобы принять уроки строжайшего иночества. Но когда мудрый Кириак начал поучать его чистоте и смирению, то пришлец, восхищенный боговдохновенными речами старца, сказал ему: «Отче! Не расстался бы с тобою до смерти; но, как единомышленник несториан, я должен возвратиться к моей братии». Услышав имя Нестория, Кириак затрепетал и, сокрушаясь о погибели гостя, начал умолять его, дабы он присоединился к Апостольской Церкви. «Един путь к нашему спасению, — говорил он, — есть тот, чтобы мыслить и веровать, как мыслили и веровали святые отцы». Но старец отвечал: «И все ереси также утверждают, что человек может спастись только с их вероисповеданием. Что же после сего делать мне, окаянному? Все называют учение свое боговдохновенным, а мой разум так слаб, что не может постигнуть истины и различить ее от заблуждения. Человек воистину Божий! Помолись Господу, дабы Он каким-либо откровением свыше просветил мои душевные очи». Святой Кириак неизреченно возрадовался о приближающемся спасении инока. «Останься в моей келии, — сказал он, — и веруй от всего сердца, что всеблагий Бог откроет тебе истину». Потом удалился от него и в уединении начал за своего брата молиться Богу.
В девятом часу следующего дня несторианин внезапно увидел перед собою боголепного, но взором грозного юношу, который повелел ему идти за ним. Вдруг несторианин очутился в преддверии темного и смрадного места, где посреди тусклого, один только мрак несколько озаряющего, пламени увидел он Нестория, Диоскора, Ария и прочих еретиков, испускающих стенание и скрежет нестерпимой муки. «Се обиталище тех, — указывая на тартар, сказал таинственный юноша, — которые нечестиво умствуют, а также тех, которые следуют их учению! Итак, если сие место тебе нравится, держись раскола Нестория или других злочестивцев; если же сей казни ужасаешься, приступи к святой Апостольской Церкви, в которой пребывает иорданский пустынножитель. Я говорю тебе истину, не забудь ее: если человек имеет все добродетели, но мыслит нечестиво, низвержен будет в сие место». После того юноша стал невидим.
Несторианин едва пришел сам в себя, и когда возвратился святой Кириак, рассказал ему все, что происходило. Немедленно присоединился он к православной Церкви и, прожив несколько лет у своего наставника, скончался в мире.
В царствование греческого императора Льва Премудрого, в первый день октября, в славной Влахернской церкви, сооруженной в Царьграде в честь Приснодевы, совершалось всенощное бдение. Храм наполнен был народом, между которым находился и святой Андрей, Христа ради юродивый. В четвертом часу ночи прозорливый старец внезапно возвел очи свои к небу и увидел, что храм как бы не имел сводов, увидел небесную Царицу, Матерь Божию. Сияя паче солнца, Она стояла на воздухе, окруженная пророками, апостолами, святителями, мучениками и всеми небесными силами, и, покрывая христоименитых людей чистым своим омофором, молилась за них к Сыну своему и Богу. Святой Андрей спросил у стоявшего тут же ученика своего, блаженного Епифания: «Видишь ли, брате, Ходатаицу мира?» — «Вижу, святой отче! — отвечал он. И ужасаюся». С того времени установлен праздник Покрова Пресвятой Богородицы, дабы христиане, вспоминая чудо сие, знали, к кому должно прибегать в несчастии и кому приносить жертву благодарности, освободившись от оного.
Войти с помощью соц. сетей: