Из жаркой пустыни американского Запада вы попадаете в полу­темный трейлер, где находится пункт управления беспилотным летательным аппаратом «Предейтор», и немедленно переноситесь в далекую зону военных действий. Мерцают экраны, шумят вентиляторы. Как в кабине пилотов самолета, в комнате есть два кресла — для пилота, который командует боевым вылетом, и для оператора средств обнаружения, который наблюдает за обстановкой. Пилот отслеживает находящихся рядом «друзей» и «врагов» и ведет общение с внешним миром при помощи радио, чатов, телефонов и прочих приспособлений. Оператор средств обнаружения командует камерой «Предейтора», выискивая и изучая цели. Третий человек — координатор боевой задачи сидит позади пилота и оператора средства обнаружения. Он находится в контакте с наземными войсками в зоне боевых действий, а также с аналитиками разведывательной службы и другими людьми в цепочке командования.

Чтобы начать миссию, бригада запуска и обслуживания, которая находится очень далеко, на театре военных действий, готовит беспилотный летательный аппарат (БПЛА) размером с самолет местных авиалиний и посылает его по маршруту. Потом они передают управление самолетом по глобальной сети удаленным командам. Пока воздушный аппарат добирается до поля боя на автопилоте, операторы готовятся к выполнению боевой задачи. «Предейтор» — достаточно медленное воздушное судно, поэтому путь может занять несколько часов. Работа большей части удаленной команды в это время напоминает обычную офисную работу — вход в систему, введение паролей, настройка экранов и меню.

Несмотря на прозаичность всех этих настроек и проверок многочисленных систем, они служат для связи членов команды с аппаратом, а также для наблюдения и действий непосредственно в боевой обстановке. После того как члены команды настроят свои рабочие места и приборы, выберут рабочую раскладку своих мониторов и установят личные настройки, у них появляется ощущение погружения и присутствия. «Кто в чате? — спрашивают они. — Что происходит в поле? Что происходит в сети?»

Часто рабочие смены никак не привязаны к началу или концу миссии, поэтому новой команде приходится присутствовать при последних нескольких минутах предыдущей смены, чтобы войти в курс дела. В особенно напряженные периоды смена команды может быть отложена. «Концепция поменялась значительно», — говорил пилот истребителя F-16, ставший пилотом БПЛА «Предейтор». На своей прежней работе он привык перед боевым вылетом забираться в самолет на земле. А теперь: «Я захожу в кабину пилотов, а там уже находится экипаж, выполняющий задачу».

«Предейтор» имеет тенденцию к сбоям в работе компьютера и зависанию в критические периоды. Через непростой опыт команда учится не нажимать определенные комбинации клавиш, не вводить команды слишком быстро, не путать кнопки с соседними.

Самые элементарные вещи выполняются в несколько шагов. Например, нужно более двадцати нажатий клавиш, чтобы просто включить автопилот аппарата. «Мы, пилоты, предполагаем, — говорит один оператор, — [что] инженеры считали нас слишком глупыми, думали, что мы будем вести себя как идиоты, все время колотить по клавишам и творить черт знает что, поэтому они постарались сделать любой процесс двухшаговым».

Руководства написаны длинно и непонятно. Некоторые важные характеристики скрыты в системном коде и нигде не задокументированы. Среди операторов из уст в уста передаются традиционные истории о том, как они искали обходные решения, чтобы заставить систему работать. Немаловажной частью навыков оператора является умение вынудить систему сделать то, для чего она не была разработана.

Что представляет собой «полет» для пилотов «Предейтора»? После передачи управления автопилоту сразу после взлета большую часть вылета аппарат ведет автоматика. Пилот осуществляет наблюдение за воздушным судном, пока оно автоматически проходит через промежуточные пункты маршрута, заданные с помощью системы GPS. Тем не менее у пилота остается возможность управлять аппаратом вручную с помощью джойстика, используя дистанционную связь. При этом из-за отсутствия физических привязок — силы тяжести, ощущения поворота, даже гула двигателей, вибрации и запахов — ручное управление представляет собой непростую задачу.

Трудности дистанционного полета усложняются конструкцией БПЛА «Предейтор». Одна из самых основных систем управления летательного аппарата — от тренировочной «Сессны» до истребителя — это возможность «триммировать» его, то есть задать стабильное положение с помощью определенных параметров угла тангажа и скорости воздушного потока. Правильно триммированный аппарат требует от пилота только небольших касаний рычагов управления. Но у «Предей­тора» чудовищный, громоздкий, многошаговый интерфейс, рукоятка управления (джойстик) и кнопки, чтобы триммировать управление и стабилизировать аппарат.

Еще хуже расположение кнопок на самой рукоятке управления: на самолетах военно-воздушных сил США кнопка сброса бомб для удобства расположена сверху и слева от рукоятки управления. На «Предейторе» нажатие кнопки, расположенной в этом месте, отключает систему стабилизации, из-за чего аппарат может легко выйти из-под контроля.

Дистанционное ручное управление также осложняется задержкой сигнала в 1,8 секунды, которая требуется, чтобы передать команду на воздушное судно и получить ответ. Можно логически предположить, что эта задержка проистекает из необходимости отправлять команды через полмира по спутниковой связи. Но только задержка сигнала в полсекунды обус­ловлена пределом скорости света. Остальное время тратится компрессорами видеосигналов, роутерами и другим оборудованием для обработки данных. Система связи была разработана для улучшения качества изображения, а не скорости ответа.

Пилоты могут отдать аппарату команду лететь и придерживаться определенного маршрута, они даже могут использовать рукоятку управления, чтобы внести изменения в работу автопилота (это похоже на электродистанционную технику, с помощью которой управляется большинство современных авиа­лайнеров). Более поздние версии имеют особенности, напоминающие устройство с указательным интерфейсом, которое позволяет пилоту определить точку, обвести ее кружком, и само­лет автоматически облетает эту точку. Это полезно, когда нужно быстро задать параметры курса во время наблюдательных вылетов.

Однако же автопилот БПЛА «Предейтор» может только отдать аппарату команду накрениться не более чем на 14 градусов, что ограничивает скорость разворота. Иногда пилоты берут управление на себя, чтобы отдать команды о крене в 20 или 30 градусов для более резких маневров. Проблема с такими углами крена и причина, по которой автопилот не дает соответствующую команду, связана не столько с самим аппаратом, сколько с сервомеханизмами, которые направляют бортовую спутниковую антенну в космос. При больших углах крена «Предейтор» потеряет сигнал (по той же самой причине иногда теряется сигнал спутникового телевидения на борту современного авиалайнера, когда он поворачивает). Если пилоты отдают команду о крене на слишком большой угол, они должны знать, что их «птичка» может на несколько секунд оказаться вне сети, тогда они лишатся графической обратной связи и полномочий управления, пока автопилот не включится и не восстановит связь, то есть это рискованный маневр.

Пилоты БПЛА «Предейтор» во время публичных выступлений и в своих воспоминаниях склонны подчеркивать, что их навыки ручного управления летательным аппаратом по-прежнему необходимы в особых ситуациях, таких как обход областей плохой погоды, препятствий или другого воздушного судна. Но в военно-воздушных силах есть люди, которые называют их джойстики просто «моральной поддержкой» и полагают, что управлять «Предейтором» вручную через спутниковый канал «глупо». Как сказал бывший начальник штаба военно-воздушных сил генерал Майкл Райан: «У нас не должно быть пилотов, которые управляют при помощи джойстиков беспилотными летательными аппаратами». Скорее, по его словам, пилоты должны использовать автопилот и навигацию по промежуточным пунктам, контролируя аппарат на более абстрактном уровне.

Напротив, получение изображений и видеозаписей — это «вопрос жизни и смерти», но он находится непосредственно в ведении операторов средств обнаружения, а не пилотов. Те обнаруживают, что развивают в себе новые навыки, не связанные с авиацией. Они калибруют камеры и инфракрасные детекторы в соответствии с актуальной температурой, условиями окружающей среды и временем суток. Они работают вместе с пилотами, чтобы вывести летательный аппарат на лучшую позицию, чтобы все разглядеть, а затем выставляют фокус, диафрагму и направляют камеру так, чтобы создать «статистически достоверный кадр», из которого можно извлечь значимую информацию. Операторы средств обнаружения называют эту работу «выращиванием» качественных «видеозаписей», они относятся к этим записям «как к живым существам, которым время от времени нужно уделять внимание» и гордятся качеством своего видео.

Система формирования изображений имеет некоторые автоматические функции, позволяющие выполнить эту настройку, но зачастую операторам удается сделать это лучше, чем компьютерам, благодаря пониманию тонкостей контекста. Например, они могут различить работающий и остановленный двигатели, отличить людей от домашнего скота или приспособиться ко времени суток или пустынной жаре. Операторы средств обнаружения могут соотносить все эти данные и изображения с информацией, получаемой по радио или в чате. Пропускная способность спутниковой линии связи ограничена, и операторы вынуждены жертвовать некоторыми видами информации и отдавать приоритет другим, в критические периоды они предпочитают видеосигналы изображениям высокого качества.

Паря над землей и разглядывая свою цель с высоты, операторы средств обнаружения БПЛА «Предейтор» начинают «чувствовать себя так, как будто сами являются приборами обнаружения», имея в виду маленький купол с камерами, лазерами и сервомеханизмами, который находится под носом летательного аппарата. Сидя в своем трейлере, пилоты и операторы средств обнаружения выворачивают шеи и двигаются так, будто пытаются рассмотреть объект на экране сверху или заглянуть за него. Иногда во время напряженных моментов они начинают переговариваться шепотом, хотя даже их самый громкий крик невозможно услышать там, где находится аппарат. Инструкторы думают, что такое ощущение присутствия позволяет операторам средств обнаружения сосредоточивать внимание на месте действия, испытывать больший интерес к тому, что они видят, быстро обнаруживать движение и реагировать на аномалии.

Летчики-истребители, которые действительно летают над полем боя, признают, что не испытывают такого реального ощущения присутствия, как операторы средств обнаружения. Из-за сочетания различных факторов — от размера экрана до наличия других людей — приборы обнаружения на их реактивных самолетах не дают такого эффекта присутствия.

Война как структурированная и финансируемая государством последовательность боевых действий и смертей способствует возникновению почетных профессий, призванных управлять ее рисками и ограничивать этические дилеммы. Сущность этих профессий и значение приобретаемого опыта меняются, если человеческое тело больше не присутствует на поле битвы, что вызывает горячую полемику среди общественности. В этой главе — своего рода биографии дрона — объяснено, как появился «Предейтор» и как он управляется сегодня, а также представлены удаленные операторы, глубоко вовлеченные в события, свидетелями которых они являются, и ощущающие на себе их влияние. Как и при дистанционных исследованиях морских глубин, их восприятие зависит от социальных отношений в той же степени, что и от самой машины. Подобно происходящему в гражданской авиации, летательный аппарат и его пилоты развиваются сообща и при этом ведут собственную борьбу за стабильность и признание.

Дистанционно управляемые летательные аппараты военно-воздушных сил США «Предейтор» и «Рипер» стали публичным воплощением «войны дронов». «Предейтор» давно вышел из стадии эксперимента и к 2010 году принял участие более чем в миллионе боевых вылетов, а к 2013-му успел поучаствовать еще в миллионе операций. Военно-воздушные силы вложили в «Предейтор» большое количество средств, закупив сотни аппаратов для создания более 60 групп боевого воздушного патрулирования (хотя более 70 единиц техники были потеряны в авариях). В 2012 году военно-воздушные силы подготовили больше операторов для БПЛА, чем пилотов для истребителей и бомбардировщиков вместе взятых.

Каждая группа боевого воздушного патрулирования, способная нести продолжительное 24-часовое дежурство над целью, состоит из четырех аппаратов. Несмотря на то что группа называется беспилотной, для обеспечения ее работы требуется более 150 человек. По состоянию на 2009 год в управлении летательными аппаратами типа «Предейтор» участвует почти 4% всего персонала военно-воздушных сил и более 9% пилотов. Производство БПЛА «Предейтор» А закончилось в 2011 году, но «Предейтор В», так же называемый «Рипер», — более тяжелая вооруженная модель, у которой в два раза больше запас по скорости и дальности полета и в десять раз больше грузоподъемность — по-прежнему сходит с лент конвейеров.

Особая форма БПЛА «Предейтор» с булавовидным носом там, где у обычных самолетов находится кабина пилотов, тонкими, длинными консолями крыла и направленным вниз скошенным хвостом, скрывающим толкающий воздушный винт, стала символом противоречивой эпохи роботов. Он может патрулировать в течение длительных периодов над отдаленными полями сражений — практически бесшумный и невидимый, — с пристальным вниманием вглядываться в обстановку с помощью инфракрасных камер, а потом выпускать точно нацеленные небольшие бомбы или ракеты. Эта техника, в зависимости от того, у кого вы о ней спросите, или находится на передовом рубеже военного искусства будущего, или воплощает в себе все самое плохое в американской технической мощи, предвещая эпоху диктата автономных роботов. На какую сторону в этих спорах вы бы ни встали, «Предейтор» все равно окажется в центре внимания.

Но, несмотря на изобилие репортажей в прессе, споры и обсуждения, нам относительно мало известно о том, чем действительно занимаются операторы «Предейтора» и как техника влияет на их восприятие войны. «Предейтор» часто сравнивают с пилотируемыми истребителями и бомбардировщиками, но он не является самолетом, имитирующим их, а его пилоты не подражают обычным пилотам. В процессе необычной извилистой эволюции «Предейтор» превратился в совершенно новый тип летательных аппаратов, выполняющий новые задания и управляемый специалистами нового типа. Большая часть этих изменений произошла с помощью тех, кто пользовался БПЛА, — тех, кто управлял им с земли, тех, кто сражался на поле битвы с его поддержкой, и командиров, которые отправляли его в боевые вылеты.

В результате всех этих изменений пилоты БПЛА «Предей­тор» ощущают себя присутствующими на поле битвы, хотя и опосредованным образом, с помощью техники. «Мировосприятие Nintendo — это совершенно отдельное мировосприятие, — как заметил один из операторов, отвечая на критические высказывания по поводу боевых действий, «как в видео­игре», которые являются «обманчиво стерильными». — Эта штука реальна. Я по-настоящему лишаю людей жизни. Я стреляю из реального оружия. И я должен нести ответственность за свои действия в реальности».

Задача «Предейтора» не равна той, которую может выполнить одно воздушное судно, один пилот или автономный дрон. Скорее, этот аппарат принадлежит к глобальной системе со множеством связанных между собой пользователей и заказчиков, находящихся в совершенно разных местах. Для некоторых аппарат представляет собой революцию в военном деле, для других — это просто новое военное орудие в арсенале, для третьих — переход через этическую черту, открыва­ющий возможность убивать на расстоянии. Но чем «Предейтор» не является, так это автономной системой, которая сама принимает решения и обходится без контроля людей.

Беспилотные летательные аппараты на протяжении нескольких десятилетий являлись частью вооруженных сил США. В каждую эпоху развития авиации были мечтатели, которые видели в таких аппаратах неизбежный путь к прогрессу. Но и в начале XXI века БПЛА остаются, по словам историка Томаса Эрхарда, «периферийными системами, заключенными в кажущийся бесконечным бесславный заколдованный круг». Чтобы понять, что такое «Предейтор», мы должны осмыслить, что это за заколдованный круг и как можно из него вырваться.

Беспилотные аппараты берут свое начало в эпоху зарождения авиации, и американская армия экспериментировала с ними, начиная с 1920–1930-х годов. В 1936 году лейтенант-коммандер Делмар Фарни, возглавляющий тайное управление в военно-воздушных силах США, ввел в обращение термин «дрон» («пчела-трутень»), чтобы отличать американские аппараты от подобных же британских, называвшихся «Квин Би» (Queen Bee — «пчелиная матка»). Во время Второй мировой войны многочисленные эксперименты по созданию беспилотных аппаратов и ракет заканчивались как великолепными изобретениями, так и бесславными провалами.

Разработанные немецкими фашистами «Фау-1» — «самолеты-снаряды» — вступили в бой сразу после дня высадки союзных войск в Европе в июне 1944 года. Почти 10 000 таких беспилотных самолетов было выпущено по Лондону в последующие месяцы, почти 23% из них поразили свои цели, убив более 6000 человек. Если говорить современными терминами, «Фау-1» имели слабый «интеллект», но были снабжены автопилотами и обратной связью, что позволяло им лететь в горизонтальном полете по прямой на постоянной высоте. По иронии судьбы эти автоматы были слишком точны в пилотировании — их прямые, как стрела, траектории делали их легкими мишенями для новых радаров и электронных компьютеров. Тем не менее они получили название «крылатые бомбы-роботы».

Несомненно, те, на кого сваливались «Фау-1», чувствовали себя мишенью зла, направленного чужим интеллектом. Ощущение было правильным, хотя интеллект относился не к самим автоматам, а к способностям построивших их фашистских инженеров и их лидеров, атаковавших гражданское население. Более дорогая и крупная баллистическая ракета «Фау-2» также была оружием-роботом. Она положила начало техническому соперничеству между ракетами и беспилотными летательными аппаратами, которое длилось многие десятилетия, формируя облик технологий.

После Второй мировой войны вооруженные силы США занялись созданием управляемых ракет. Доклад 1945 года «Новые горизонты», который известен в военно-воздушных силах как документ, заложивший план развития технологий на следующие 50 лет, имел целый раздел, посвященный «непилотируемым приспособлениям». К концу следующего года вооруженные силы США имели в работе почти 50 проектов по управляемым ракетам. Среди них была сейчас уже забытая реактивная радиоуправляемая крылатая ракета «Регулюс» со стартовым ракетным и маршевым реактивным двигателями и ядерной боеголовкой, которая имела практически тот же размер и вес, что и самолет-истребитель. Другие, в том числе «Матадор» и «Навахо», оказались дорогостоящими провалами. Попытки переделать пилотируемые бомбардировщики в непилотируемые платформы также принесли мало успеха.

Термин 1950-х годов «управляемая ракета» напоминает нам о том, что, какая бы тенденция в военной робототехнике ни привела к появлению БПЛА «Предейтор», мы уже давно живем в мире, где та или иная форма автоматического наведения встраивается в оружие. Благодаря системам наведения ракеты являлись такими же роботизированными автоматами, как и любая другая машина той эпохи. Хотя ракеты летели по заранее определенным траекториям, у них была возможность получать информацию об окружающей обстановке и вводить ее в контур управления, не говоря уже о навигации по звездам, необходимой для точной доводки систем наведения на цель во время короткого промежутка, когда боевая ракета летит сквозь космическое пространство.

Как мы уже видели в других областях, менее сложное ноу-хау доцифровой эпохи делало непилотируемые аппараты более автоматизированными и автономными, чем современные БПЛА. «Предейтор» контролируется людьми в большей степени, чем его предшественники.

Беспилотные летательные аппараты заняли технологическую нишу между пилотируемыми аппаратами и управляемыми ракетами (особенно ядерными межконтинентальными баллистическими ракетами). Все соперники были платформами со своими задачами, соревнующимися за авторитет в глазах общественности, и имели конкретных сторонников и противников. Появление спутников разведки стало еще одним поводом для соперничества.

Когда Советский Союз сбил самолет-шпион U-2 Фрэнсиса Гэри Пауэрса в 1960 году, американцы в ответ не занялись разработкой беспилотного аппарата. Инцидент привел к созданию более быстрых пилотируемых аппаратов, летающих на большей высоте (например, экзотический сверхзвуковой самолет-шпион SR-71, достигавший скорости более 3 махов), и концентрации на развитии спутниковой разведки. Предпочтение было отдано этим двум более зрелым технологиям. Баснословно дорогой сверхзвуковой БПЛА, запускаемый с SR-71, был разработан в 1960-е годы, использовался в операциях четыре раза и был снят с вооружения из-за аварий, высокой стоимости и в силу того, что эффективнее оказалось получать изображения со спутников. И сегодня спутники, конечно, являются роботизированными аппаратами, сочетающими в себе автоматизацию и управление людьми с Земли.

В конце ХХ века непилотируемые аппараты нашли свою нишу как возвращаемые беспилотные мишени, используемые на учениях для тренировки пилотов истребителей в стрельбе. Эти аппараты были либо довольно маленькими и специальной конструкции, либо представляли собой обычные пилотируемые аппараты, где пилотов вытеснили компьютеры и система управления полетом. Например, дрон «Райан Файрби» (изготовленный той же компанией, что и «Дух Сент-Луиса» Чарльза Линдберга) мог придерживаться заранее заданного маршрута, возвращаться в определенную точку и приземляться на парашюте. К 1971 году более четырех тысяч дронов «Файрби» совершили свои вылеты, и накопленный обширный опыт привел к появлению новых боевых применений.

Аппараты, созданные на основе «Файрби», участвовали в военных действиях во Вьетнаме, где изготовленная для разведывательной деятельности версия под названием «Лайтнинг Баг» запускалась с самолетов С-130. Большинство из них служили ложными целями или передатчиками радиопомех, но некоторые могли записывать данные, особенно связанные с излучением радиолокационных станций обнаружения воздушных целей. Большинство аппаратов летали по заранее запрограммированным маршрутам, хотя некоторые могли дистанционно управляться пилотами с борта самолета, откуда был произведен запуск, и транслировать данные в реальном времени. С 1964 по 1974 год ВВС США совершили более 3000 вылетов против Китая, Вьетнама и Северной Кореи, потеряв 578 летательных аппаратов. Некоторые из них летали даже в Ираке в 2003 году. Несмотря на статистику, эти воздушные суда оставались негибкими, легко терялись и зависели от специального самолета поддержки, необходимого для запуска и управления.

Одно объяснение прекращению внедрения беспилотных аппаратов было связано с пилотами, которые сопротивлялись ему, опасаясь лишиться работы — и славы — в пользу каких-то заводных автоматов. Но по факту ученые находили не много свидетельств наличия этого «синдрома белых шарфов» — традиционного противостояния пилотов, не желающих расставаться со своим героическим имиджем. На самом деле в военно-воздушных силах, где доминировали пилоты и можно было ожидать более жесткого сопротивления, статистика отражает активные и многократные попытки пилотов развивать и задействовать беспилотные аппараты. И все же летчики любили свои самолеты и держались за них, в то время как беспилотной авиа­ции не хватало ярых защитников, и ее развитию способствовало лишь «смутное впечатление общей технической новизны и обещание с ее помощью сохранять человеческие жизни».

Но дроны сталкивались и с другими препятствиями. Обычно они выигрывали в цене по сравнению с пилотируемыми аппаратами, но при этом оставались проблемы обеспечения схожих функциональных возможностей. Их боевые задачи часто были плохо определены. Ограничения, связанные с договорами, особенно с Договором о ликвидации ракет средней и малой дальности, имеющим своей целью ограничить ядерное вооружение, не учитывали тонких технических отличий и относились к крылатым ракетам, под которыми в широком смысле подразу­мевались и беспилотные аппараты, что сужало область их законного использования.

Технические ограничения также сыграли свою роль. До появления GPS в 1980-х годах трудности управления беспилотным аппаратом казались почти непреодолимыми; ракеты и самолеты полагались на инерциальные измерительные системы, которые были слишком тяжелы для маленьких аппаратов. Линии передачи данных также были тяжелы, ограничены в своих возможностях и ненадежны, как и бортовые компьютеры.

Возможно, еще важнее то, что беспилотные аппараты всегда были вынуждены соревноваться с хорошо разработанными и лучше финансируемыми системами — особенно с самолетами и спутниками, — у которых была поддержка в лице авторитетных организаций, а кроме того, свой персонал. Практически любое техническое изменение, которое давало преимущества беспилотным аппаратам — компьютеризация, навигация, контролируемое электроникой оружие, — также давало преимущества более авторитетным, лучше разработанным и привычным пилотируемым системам.

Из-за сложностей, связанных с техническими недоработками и соперничеством с другими видами техники, беспилотные аппараты всегда оставались на вторых ролях.

На фоне борьбы против этих дорогостоящих провалов, технических ограничений и узкой области применения и появился «Предейтор». Говоря словами Эрхарда, «более непредвиденную программу разработки системы вооружения трудно себе представить». Далекий от революционных прорывов или очевидной линейной эволюции «Предейтор» развивался как бог на душу положит. Сегодня необычная биография этого летательного аппарата во многом формирует сущность и квалификацию его операторов.

Проект был начат в 1980-х годах как специальная программа Агентства по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам с целью создать разведывательный аппарат с большой продолжительностью полета, который также сможет выполнять функции крылатой ракеты. Его прототип под названием «Эмбер» был построен маленькой американской компанией Leading Systems Incorporated (LSI) под руководством ее основателя — харизматичного израильского конструктора Абрахама Карема. Первый полет БПЛА «Эмбер» прошел в конце 1980-х. Он был снабжен маленьким поршневым двигателем, разработанным для снегоходов и любительских самолетов. В 1988 году «Эмбер» провел в воздухе более 38 часов — рекорд для беспилотного аппарата.

Столкнувшись с низкой эффективностью, дублированием разработок и неудачами в беспилотных программах, в 1987 году конгресс потребовал их объединения. Агентство по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам передало программу «Эмбер» военно-морским силам, которые в кратчайшие сроки прекратили ее. Компания LSI обанкротилась и в 1991 году была куплена General Atomics — подрядчиком имевшим очень мало опыта в авиации. На работу были приняты Карем и большинство его инженеров. Под руководством Карема General Atomics продолжила работу над новым аппаратом LSI под названием ГНЭТ-750, который разрабатывался, в отличие от БПЛА «Эмбер», на экспорт.

Сегодня Карема и его команду чествуют в прессе за изобретение дрона. На самом деле они изобрели планер воздушного судна, который был легче, прочнее и выдерживал бо́льшую продолжительность полета по сравнению с конкурентами. «Я просто хотел, чтобы БПЛА отвечали тем же стандартам безопасности, надежности и производительности, что и пилотируемые аппараты», — сказал Карем в одном из интервью. Но Карем и его команда были конструкторами самолетов; они не предполагали, что их аппарат станет звеном в более крупной системе взаимодействия людей и машин. Значимость «Предейтора» заключается не только в том, что он надежен, но и в его интеграции в глобальные информационные сети.

В 1993 году General Atomics продала несколько БПЛА ГНЭТ-750 Турции. Когда началась эскалация балканского конфликта, ЦРУ потребовалась длительная разведка принадлежащих сербам целей. Вскоре ГНЭТ-750 летал над Боснией. Пилоты этих аппаратов были набраны из разных служб, но в основном из пилотов военных вертолетов. Они управляли БПЛА из Албании, но могли передавать видеозаписи в США через спутник. Аппараты не могли летать на Балканах в зимнее время, поэтому их без лишнего шума упаковали и увезли домой дожидаться хорошей погоды. Миссия закончилась после постоянных проб­лем с обледенением и потери двух аппаратов из-за наземного огня и аварий.

Вооруженным силам США не хватало средств «тактической разведки» — возможности изучить передвижения наземных соединений вблизи, поэтому ГНЭТ-750 привлек внимание генерала Джона Джампера, командующего военно-воздушными силами США в Европе. Первая война в Ираке в 1991 году, когда у армии США были проблемы с обнаружением и уничтожением ракетных пусковых установок «Скад», подчеркнула необходимость отслеживать движущиеся цели. С БПЛА ГНЭТ Джампер мог получать видеозаписи в реальном времени, что помогало контролировать передвижение войск противника, вести поиски и спасательные операции, а также следить за гуманитарными миссиями (одна из них была связана с обеспечением безопасности маршрута папы Иоанна Павла II во время его визита в Боснию в 1997 году). Несмотря на проблемы и аварии, ГНЭТ стал известен благодаря тому, что «не спускал глаз» с цели, и это качество стало называться «постоянная разведка».

General Atomics увеличила и усовершенствовала ГНЭТ-750, добавив спутниковую линию связи, так что теперь он мог управляться с большого расстояния. В 1994 году они также сменили его название с несолидного ГНЭТ (аббревиатуру можно прочитать как «мошка», «гнус») на зловещее «Предейтор» («Хищник»). Ирония состояла в том, что аппарат не располагал оружием. В связи с тем, что первоначально он должен был находиться в пределах прямой видимости наземных станций (примерно в 193 км от них), была добавлена новая спутниковая линия, увеличивающая дальность до любого места в границах зоны обслуживания спутникового транспондера (радиус которой равен приблизительно 644 км).

БПЛА «Предейтор» приобрел свой всемирно известный шаро­образный нос для размещения спутниковой антенны. Также ему потребовались камеры прибора обнаружения и другие датчики, подвешенные снизу от носа в круглом отсеке. Преимуществом этого аппарата стало использование распространившейся повсеместно навигационной системы GPS, и она наконец позволила добиться точного позиционирования, отсутствие которого мешало более ранним беспилотным аппаратам. (Действительно, «Предейтор» был первым управляемым беспилотным аппаратом, оборудованным GPS.) Более того, в отличие от своих предшественников, «Предейтор» совершал взлет и посадку на обычных взлетно-посадочных полосах, ему не требовался специально оборудованный самолет.

«Предейтор» показал себя с лучшей стороны во время испытаний и тренировок и впервые совершил боевые вылеты из Венгрии, действуя над Косово в 1995 году. Медленному аппарату требовалось восемь часов только для того, чтобы добраться до объекта разведки. Но, когда видеозаписи почти в режиме реального времени, переданные по спутниковой связи операторами из Венгрии, начали пересекать Атлантику и потоком полились в офисы Пентагона, члены команды «Предейтора» были поражены телефонными звонками от генералов и адмиралов, которые просто «подсели» на видеотрансляцию. Команда начала называть такие случаи «порно от "Предейтора"».

В 1996 году привлеченный новой возможностью вглядываться сверху в расположение противника, министр обороны Уильям Перри официально передал программу «Предейтор» военно-воздушным силам, в результате чего началась медленная, утомительная работа по превращению исследовательской программы в официальный проект вооруженных сил. Столкнувшись с недостатками процедур и документации, в 1998 году ВВС передали эту задачу внутренней группе, названной «Большое сафари».

Обычно такое секретное оборудование потихоньку совершенствуется, используя имеющиеся на рынке детали и соединяя их в новые системы для выполнения уникальных задач. При этом строится небольшое количество экземпляров той или иной модели. «Большое сафари» была знаменита своими нововведениями, а не бюрократическим умением создавать документы.

Группа попыталась упорядочить программу; зачастую это происходило ценой конфликтов с инженерами General Atomics, которые считали себя новаторами-изобретателями, а не людьми, несущими ответственность перед армейской бюро­кратией. Компания разработала «Предейтор», по большей части используя внутреннее финансирование, так что специалисты не имели особого желания передавать данные правительственным структурам для стандартизации. Хотя некоторые из инженеров были пилотами, они чаще всего принадлежали к миру частной авиации и летали на маленьких самолетах по выходным, а не к вооруженным силам, где самолету необходимо тесное взаимодействие с более масштабными системами.

Инженеры General Atomics постоянно конфликтовали с пилотами ВВС и менеджерами программы, которые подчеркивали важность документации, предсказуемости и единообразия. «Им [General Atomics] потребовалось время, чтобы осознать факт, — писал руководитель группы «Большое сафари» Уильям Гримс, — что они не могут в полевых условиях вносить односторонние изменения и никому о них не сообщать».

В конце концов, в 2000 году появилась «базовая» версия «Предейтора», которая, как предполагалось, была готова к внедрению в операции военно-воздушных сил США для постоянной разведки. В систему были включены более мощный двигатель и радиосвязь для переговоров с дружественными воздушными судами во вражеском воздушном пространстве.

Многочисленные уловки Карема и его команды, необходимые для того, чтобы сделать «Эмбера», ГНЭТ и «Предейтора» недорогими, простыми и легкими, вылились в неожиданное последствие — аппаратом было сложно управлять. Длинные тонкие крылья затрудняли посадку при порывах ветра и были чувствительны к обмерзанию. Системы летательного аппарата не воспринимали количество топлива на борту, а только снимали информацию с неточного топливного расходомера. Не было никакого датчика-переключателя, указывающего на то, действительно ли аппарат находится в воздухе или стоит на земле, что приводило к путанице в тех случаях, когда взлет отменялся. Многие другие проблемы из-за чрезмерного упрощения не один год преследовали систему.

Эти проблемы возникли, скорее, не из-за неаккуратного проектирования, а из-за развивающихся индивидуальных особенностей машины. Карем и его инженеры были заинтересованы прежде всего в создании автономного аппарата. Как инженеры-исследователи и инженеры-конструкторы, воодушевленные возможностью создать нечто новаторское, они сфокусировали внимание на маленьком весе, длительности полета и надежности, а не на том, чтобы предоставить пользователям удобства или приспособиться к большим сетям взаимодействий.

Подчеркивая автономность, инженеры приуменьшали значение наземных станций управления. «Зачем разрабатывать удобный интерфейс, — полагали они, — для аппарата, который, как предполагается, будет работать сам по себе?» На самом деле они считали, что чем меньше человек вмешивается, тем надежнее аппарат. И опять же им казалось более элегантной и легко разрешимой задачей сконструировать автономную систему, а не ту, которая должна работать внутри управляемых человеком систем.

Наземные станции, которые практически без изменений перешли от БПЛА «Эмбер» к «Предейтору», испытывали трудности оттого, что, в сущности, были опытными прототипами. Пользовательский интерфейс «Предейтора» был разработан инженерами для инженеров. Например, бо́льшая часть критически важных полетных данных появлялась на экране только в виде цифр, а не в виде круговой или ленточной шкалы, которыми привыкли пользоваться пилоты. Хотя у пилота была традиционная рукоятка управления, главными инструментами взаимодействия являлись клавиатура и мышь или трекбол, управляющие сложной системой меню до пятого слоя вложенности. Нажмите неверную клавишу в неподходящий момент, и программное обеспечение «подвиснет» или отключится двигатель.

Группа «Большое сафари» быстро и достаточно дешево разработала прототип, пригодный для поставки в вооруженные силы, но БПЛА «Предейтор» потребовались годы, чтобы быть должным образом интегрированным в комплектование военно-воздушных сил и их логистические системы. Громоздкое и неэффективное руководство по летной эксплуатации «Предейтора» составляло более 1500 страниц, и в нем тем не менее недоставало критически важной информации. Стандартные процедуры проверки, разработанные пилотами буквально «на коленке», занимали 198 карточек.

Чтобы совершать вылеты на «Предейторе», военно-воздушным силам требовались пилоты. В 1995 году они воссоздали временно бездействующее соединение — 11-ю разведывательную эскадрилью (которая управляла дронами во время вьетнамской войны и в 1970-е годы) — именно для этой цели. Оно было укомплектовано имеющими звания летчиками (звания на авиационном жаргоне означали квалификацию экипажа: и пилотов, и других специалистов, таких как штурманы). По иронии судьбы 11-я эскадрилья размещалась на авиабазе военно-воздушных сил США «Неллис» в Неваде, которая была эквивалентом знаменитого военно-морского училища Top Gun.

По контрасту с этими элитными пилотами новый набор 11-й эскадрильи состоял в основном из пилотов самолетов-заправщиков и транспортных самолетов, которые волей-неволей «вызвались» летать на «Предейторе». Они, оторванные от своего обычного окружения, чувствовали себя изгнанниками в пустыне. Многие из них понятия не имели о БПЛА, пока не получили свои новые назначения. У них не было доступа к руководствам, спецификациям или инструкциям по управлению от General Atomics. Они обнаружили, что их тренируют пилоты военных вертолетов, которые узнали, как управлять системой.

Отсутствие официальной документации и порядка процедур придавало всему этому делу хаотичный характер и не способствовало повышению боевого духа. У входа на свою базу неподалеку от Лас-Вегаса экипажи 11-й эскадрильи повесили плакат «Колония прокаженных».

Невооруженное тактическое наблюдение и разведывательные миссии и без того имели низкий статус в ВВС США, и беспилотные полеты на «Предейторе» только опустили их еще ниже на лестнице социального престижа. «Предейтор» по-прежнему казался чем-то вроде игрушки. Большинство пилотов хотели только отбыть время на базе и вернуться к своим самолетам. Военно-воздушным силам приходилось заманивать их летать на «Предейторе», обещая «лакомые» назначения в следующий раз, но даже при этом многие летчики ставили крест на своей карьере и увольнялись из ВВС, чтобы только избежать «беспилотных» полетов. Немногие из тех, кто летал на «Предейторе», вернулись на свои пилотируемые аппараты.

Кадровые проблемы возрастали из-за напряжения по поводу распределения ролей и конфликтующих моделей восприятия этих полетов. Придерживались ли пилоты «Предейтора» великой традиции военно-воздушных сил, полагаясь на умения, храбрость и способность командовать? Или они следили за системами, пялясь на экраны компьютеров, нажимая на кнопки и наблюдая за отсчетом километров из удобных кресел?

Это были не просто философские вопросы; они наносили реальные удары по карьере и платежным ведомостям. Формулирование требований к подготовке и норм приема на работу было отложено на годы из-за разногласий по поводу того, должны ли пилоты «Предейтора» считаться «летным экипажем» или «операторами летательного аппарата». В субкультуре военно-воздушных сил летным экипажем считались пилоты, которые получали летную денежную надбавку и дополнительную оплату за время выполнения боевой задачи, тогда как «операторы летательных аппаратов» таких надбавок не получали. Разница между «настоящими» солдатами, действующими на переднем крае, и тысячами специалистов обеспечения в военной социальной структуре была значительной. «Предейтор» подточил это разграничение, создав «удаленных солдат».

Военные пилоты воспринимали компьютеризацию и технические изменения как нечто само собой разумеющееся. В действительности их работа едва ли отличалась стабильностью с тех пор, как во время Первой мировой войны появился восхваляемый образ летчика-аса, созданный пропагандистской машиной. В 30-е и 40-е годы ХХ века появились автопилоты, компьютеризированные бомбовые прицелы и радионавигации. Реактивные самолеты 1950-х принесли с собой целый ряд электронных штуковин типа демпфера рыскания, системы повышения устойчивости и даже наземного контроля истребителей-перехватчиков. Все это распределило задачи пилотов между другими людьми и машинами. В 1970-е усовершенствованный радар F-15 и цифровые компьютеры изменили роль пилота: из человека, который управляет самолетом с помощью рукоятки, он превратился в того, кто обрабатывает информацию. Стало ясно, что если вдруг пилот F-15 визуально обнаружит вражеский самолет, значит, он находится уже слишком близко к нему и ему грозит реальная опасность.

Во время первой войны в Персидском заливе в 1991 году пилоты истребителя-невидимки F-117 стали героями благодаря своим бомбардировкам хорошо защищенного Багдада. Но во время заходов на цель пилоты F-117 полагались на автоматику, пока их компьютеры вели самолеты по точным траекториям, уклоняясь от вражеских радаров. Пилоты отслеживали тайминг и курс полета, не отрывали глаз от экранов и наводили виртуальный курсор на электронное изображение, чтобы нацелить лазер. С точки зрения познавательного процесса эти задачи очень напоминали то, что должны были позднее делать пилоты «Предейтора», с единственным крайне важным отличием — пилоты F-117 оставались в самолете.

В первое время за штурвал «Предейтора» можно было попасть тремя путями. Чаще всего пилотов набирали из летчиков-курсантов. Некоторые из них имели опыт полетов на других аппаратах, а другие сразу попадали на «Предейтор». Пилотов могли набирать из прочих членов летного экипажа, например штурманов, офицеров по РЭБ (радиоэлектронной борьбе) или офицеров системы вооружения (напротив, наземные войска и морская пехота использовали военнослужащих солдатского и сержантского состава для управления своими версиями «Предейтора», который был немного более автоматизированным, но практически идентичным аппаратом). Пилоты, не имеющие званий, должны были иметь рейтинги гражданских коммерческих пилотов от Федерального управления гражданской авиации. В основном это было нужно для того, чтобы они могли работать внутри Соединенных Штатов, в непосредственной близости от гражданского воздушного пространства.

Естественно, эти три способа набора персонала поставляли в кресла операторов людей с очень разными навыками и мироощущением. Имеющий звания персонал по большей части был знаком с авиационной культурой и процедурами и (в зависимости от их уровня пилотажной подготовки) с традиционными навыками управления с помощью рукоятки и педалей. К тому же они могли противиться назначению на непилотируемую систему и жаждать вернуться в «нормальную» кабину пилотов.

Один типичный пилот, назовем его Джон, летал на F-16, но был отстранен от полетов по состоянию здоровья. Полеты на «Предейторе» были его единственной возможностью оставаться пилотом, поэтому он ухватился за нее. Когда Джону задавали вопрос о том, что в тренировках было самым сложным, он отвечал без экивоков (как и многие пилоты коммерческих авиалиний): «Человеко-машинный интерфейс… это было почти что как учиться летать заново».

На этом этапе многие пилоты «Предейтора» не испытывали энтузиазма по поводу своей работы и все еще надеялись вернуться на прежние машины. Удаленные полеты просто не давали тех острых ощущений, равно как и социального престижа, которые пилот получает, взмывая над полем битвы.

Некоторые из самых успешных командиров эскадрильи «Предейторов» были не пилотами, а кадровыми офицерами. Перейдя на беспилотные летательные аппараты, они смогли занять командные посты, чего никогда не достигли бы в своей традиционной роли. Более современные, специально подготовленные пилоты «Предейтора» могли не иметь достаточно навыков в авиации, но, возможно, лучше всего адаптировались к необычному опыту дистанционного управления, так как им не с чем было его сравнивать.

Нестабильность в персональном составе экипажей отражала изменчивые характеристики самого летательного аппарата. «Предейтор» задумывался как разведывательная система — военно-воздушные силы говорили о «разведке, наблюдении и рекогносцировке». Предполагалось, что он будет функционировать как самолет-шпион, делающий фотографии с воздуха. И в самом деле, механизмы для обработки данных «Предейтора» в полезный для разведки вид базировались на тех, которые применялись на самолете-шпионе U-2: делать фотографии и радиолокационные изображения и передавать их на базу для анализа.

Но у «Предейтора» было одно значительное отличие от традиционных разведывательных летательных аппаратов. Более старые платформы фокусировались на том, что можно увидеть на неподвижном изображении: строения, строительные площадки, сосредоточение сил. Напротив, «Предейтор» делал видеозаписи, которые охватывали определенный временной интервал и позволяли увидеть то, что невозможно было увидеть на фотографиях: движение объектов и поведение людей.

Случалось, экипажи «Предейтора» преследовали грузовики, двигающиеся по заполненным машинами улицам, и ничего не подозревающие водители приводили их к складам оружия или к конспиративным квартирам. Бывало, они следили за домами, отмечая поведение входящих и выходящих людей. А порой они наблюдали за войсками во время боя в реальном времени и поддерживали их.

Традиционные социальные структуры, предназначенные для обработки разведывательных фотографий, не могли справиться с необходимостью интерпретации материала в реальном времени и сохранении менее важных данных для того, чтобы проанализировать их позже. Один из первых пилотов «Предей­тора» был потрясен, увидев, как аналитики разведывательной службы печатают с видеозаписи глянцевые фотокарточки размером 8 на 10, что являлось стандартной практикой в воздушной разведке. Для него смыслом этих данных было движение.

Вначале «Предейтор» не был сертифицирован Министерством обороны для прямой связи с сетями засекреченной связи. Поэтому операторы отгородили себе отдельную «клетку для управления полетами» — в действительности это была просто палатка, стоявшая за пределами трейлера управления «Предейтором». Там они принимали видеозаписи, оцифровывали их и выкладывали в защищенную сеть, чтобы передать аналитикам разведывательной службы (со значительной потерей качества видео).

При дислокации на Балканах не только видеозаписи, но и вся система была отделена от глобальных сетей «воздушным зазором». Координаты целей передавались в пункт управления на дискете или через «сеть доносчиков» — людей, переходящих из одного места в другое и зачитывающих цифры. Принимающая сторона — те, кто смотрел видео, — наблюдала разрозненные данные и почти не имела возможности передать обратную информацию или придать нужное направление аппарату или его сенсорам. И в то же время сами пилоты и операторы средств обнаружения мало понимали, что именно они делают в рамках общей картины действий.

Чтобы связаться с находившимся на передовой линии летательным аппаратом, экипажам «Предейтора» той ранней модификации приходилось инициировать серию голосовых переговоров, сообщая координаты или описывая мишени на словах. Генерал Джампер иронически называл это «диалогом глухих».

Операторам «Предейтора» пришлось преодолеть эти и другие пережитки ранних версий аппарата, и они превратили его в нечто совершенно новое. Изменения мало касались управления самим аппаратом, а были скорее связаны с его интеграцией в глобальную военную систему.

Первой переменой стало появление дополнительного оборудования на планере БПЛА. Генерал Джампер, вернувшись с Балкан, был назначен главой боевого авиационного командования ВВС. Впечатленный потенциалом увиденного, он начал настаивать на усовершенствованиях.

Первоначально в приборе обнаружения было три камеры, которые могли найти и изучить цель (по словам одного из операторов, они практически могли «заглядывать в вырезы блузок»), но от экипажа требовалось много усилий, чтобы удерживать изображение неподвижным. После некоторых махинаций они могли извлечь из изображения координаты, но разброс составлял до 0,8 км. После нескольких часов «полета», заключавшегося в удержании перекрестия прицела камеры на цели, операторов средств обнаружения начинало «трясти», и им требовался перерыв.

Как мы уже видели на примере «Ясона», одно из малозаметных преимуществ беспилотных аппаратов — это то, что они могут изменяться и модифицироваться быстро и с небольшими затратами по сравнению с управляемыми человеком системами, поскольку нет особой нужды в связанных с безопасностью людей проверках. По приказу Джампера, с 1999 года «Большое сафари» и General Atomics начали ставить на «Предейторы» новый, самый современный прибор обнаружения со значительно улучшенной оптикой. Это было сделано буквально за недели. Новый прибор мог использовать навигационные данные аппарата для того, чтобы фиксировать наведение камеры на определенные координаты на поверхности, даже когда БПЛА двигался или поворачивал. Компьютерный режим сопровождения позволял зафиксировать изображение, удержать его в центре экрана прибора слежения и передать точные координаты другим аппаратам. Операторы средств обнаружения теперь могли стоять более длинные вахты, развивая навыки настройки чувствительных и подвижных камер, чтобы добиться идеального изображения в разных условиях.

В новом приборе обнаружения также было два лазера. Один из них мог освещать цель, чтобы определить расстояние до нее, что удваивало точность географических координат, которые система могла извлечь из изображения. Кроме того, он был способен сопровождать снаряд: например, бомбу, сбрасываемую с другого аппарата. Второй лазер служил для связи с дружественными наземными соединениями, «искря» на важной цели. Наземные войска, оснащенные инфракрасными очками, могли точно определить объект внимания «Предей­тора». Дальнейшие нововведения позволили операторам «Предейтора» передавать видеозаписи непосредственно на самолет или на переносные дисплеи наземных войск и связываться с ними по радио.

С наступлением нового века биография дрона переплелась с деятельностью Усамы бен Ладена и новыми войнами, в которых Америка участвовала в XXI веке. В 1998 году сторонники бен Ладена атаковали посольства США в Африке, но, после того как ряд американских крылатых ракет не смог достичь целей возмездия, ЦРУ начало интересоваться отслеживанием передвижения бен Ладена на случай возможных попыток в будущем.

«Предейтор» казался идеальным орудием для того, чтобы скрытно наблюдать за тренировочными лагерями бен Ладена в Афганистане. Но большие антенны и боевые единицы для анализа изображений, которые сопровождали аппарат в Венгрии, привлекли бы нежелательное внимание в этом регионе. Тогда ЦРУ и военно-воздушные силы решили «разделить» элементы управления «Предейтором».

Маленькая группа, состоящая из агентов ЦРУ, ВВС и персонала подрядчика, начала работу с аппаратом в Узбекистане. Они производили взлет БПЛА в этой местности, потом отправляли его по маршруту, а затем переключали связь «Предейтора» на спутниковый канал, который контролировала другая наземная станция ВВС США в Рамштайне, в Германии. Находясь там, экипажи могли управлять аппаратом и наводить его прибор обнаружения, иметь доступ к секретным сетям и обмениваться видео и голосовыми сообщениями непосредственно со штаб-квартирой ЦРУ в Вирджинии.

«Предейтор» начал полеты над Афганистаном летом 2000 года. Во время седьмого вылета 27 сентября экипаж засек высокого человека в белых одеждах, окруженного людьми пониже, которые вели себя как охранники или аколиты. Это в самом деле был бен Ладен (более поздние анализы видеозаписей показали, что в действительности «Предейтор» впервые заметил его на месяц раньше). Несмотря на то что бен Ладен объявил войну Соединенным Штатам и на прежние попытки американских военных ликвидировать его, никаких действий предпринято не было.

Также в 2000 году Джон Джампер возглавил Бое­вое авиационное командование ВВС США. Раздраженный тем, что «Предейтор» никак не мог повлиять на события, которые наблюдал в Косово, Джампер распорядился о внесении в аппарат еще одного дополнения, которое полностью изменило его характеристики. По этому приказу «Большое сафари» начало вооружать «Предейтор».

В качестве оружия инженеры выбрали ракеты «Хеллфайр», первоначально разработанные для стрельбы по танкам с верто­летов, потому что они были достаточно маленькими, чтобы подвешиваться под крылья «Предейтора» и не слишком нарушать его летные характеристики. Эти 45-килограммовые сверхзвуковые ракеты (сами по себе беспилотные, наводимые на цель человеком аппараты) могли поразить цель с большой точностью, следуя по лазерному целеуказателю, и взорвать относительно небольшую (4,5 кг), но смертельно опасную боеголовку. Ракеты «Хеллфайр» впервые были опробованы на «Предейторе» в феврале 2001 года, и доработка продолжалась в течение всего года.

Тот факт, что «Предейтор» теперь мог убивать людей в отдаленных местах, до событий 11 сентября вызывал этические и юридические опасения в армии и ЦРУ. В какой-то момент инженеры даже приделали красный удаленный переключатель на контрольную панель «Предейтора», чтобы только ответственный сотрудник ЦРУ (а не пилот ВВС), обладающий особыми законными полномочиями, мог нажать на спусковой крючок (он так ни разу и не использовался). Летом 2001 года Совет национальной безопасности принял решение не гоняться за бен Ладеном на вооруженном «Предейторе».

Более того, проведение такой боевой операции из Германии без сообщения о ней руководству страны могло привести к политическим и юридическим осложнениям. Чтобы преодолеть это ограничение, инженеры «Большого сафари» увеличили расстояние между наземными станциями управления «Предейтором» и его спутниковой линией связи, проложив трансатлантический волоконно-оптический кабель. Теперь с помощью разделяемого удаленного управления операторы могли работать исключительно в пределах Соединенных Штатов, сняв по крайней мере некоторые из сопряженных с политикой вопросов. Окончательная конфигурация «Предейтора» стала результатом сочетания технических возможностей и социальных взаимосвязей.

Лазеры, ракеты и разделяемое удаленное управление только начинали образовывать единое целое, позволившее «Предейтору» выйти из своего странного отрочества, когда Соединенные Штаты подверглись нападению 11 сентября 2001 года.

БПЛА «Предейтор» сразу поспешили на Ближний Восток. К 15 сентября обслуживающее подразделение ЦРУ уже снова находилось в Узбекистане, близ афганской границы. Вооруженный «Предейтор» впервые вошел в воздушное пространство Афганистана 18 сентября. Седьмого октября во время первого американского ночного вылета против «Талибана» аппарат впервые выпустил ракету в бою, его целью были здания, в которых, как считалось, находился лидер «Талибана» Мухаммад Омар (мулла Омар). Тем не менее из-за неразберихи между ЦРУ и ВВС по поводу того, как контролировать глобально распределенное оружие, операция сорвалась, мулла бежал.

Так или иначе видеозаписи «Предейтора» вновь подтверждали свою привлекательность: теперь среди их завзятых почи­тателей оказался сам президент США Джордж Буш. Вскоре во время сражений в Афганистане, а потом и в Ираке «Предейтор» доказал свою способность вести поддержку американских наземных подразделений. С этого момента непрерывная эволюция системы должна была происходить не в рамках экспериментального проекта, а внутри армейского подразделения в ходе войны и внутри группы специалистов, работающих с «Предейтором» и испытывающих стресс от постоянно возрастающей интенсивности операций и требований к данным видовой разведки.

Лазеры, ракеты и разделяемое удаленное управление превратили «Предейтор» из «блуждающего глаза» в глобальное оружие, и это оказало значительное влияние на членов его экипажей. Они больше не были просто операторами, наблюдающими, как аппарат бездумно летит по заранее запрограммированной траектории. Теперь они могли убивать людей и разрушать объекты, и это сделало их «войсками». Этот термин означал повышение в статусе внутри армии военного времени, серьезно относящейся к битвам. Но эти изменения также осложнили их этический и профессиональный статус. Они не только вели управление из темных трейлеров с кондиционированным воздухом, они занимались этим, находясь в другой части планеты, что ставило вопрос: действительно ли они проявляют героизм на поле битвы?

Неуверенные в себе члены экипажей радовались росту профессионализма, которым сопровождался переход от наблюдения к убийствам. Тем не менее, чтобы преуспеть, им нужно было найти себе новое место в рамках социальной и командной структуры армии, заставить свои машины делать вещи, для которых они не разрабатывались, и установить более прочные связи со своими товарищами. После дислокации на засекреченных авиабазах на территории Соединенных Штатов экипажи «Предейтора» получили доступ ко всему богатству данных и диапазону частот. Умение «летать» на полуавтоматическом аппарате оказалось не таким важным, как навыки работы с информационными сетями, восприятия информации и интерпретации видеозаписей.

Чтобы узнать, как люди в действительности работают при разделяемом удаленном управлении, Тим Каллен, аспирант моей исследовательской группы в Массачусетском технологическом институте, провел антропологическое изучение операторов БПЛА «Предейтор» и «Рипер», их социальных сетей, организационной культуры и эволюции восприятия ими своей работы. В целом он провел 180 интервью общей продолжительностью около 160 часов и переговорил с 50 пилотами, 26 операторами средств обнаружения, 16 инженерами и примерно 50 представителями других профессий, в том числе специалистами по анализу видовой информации, администраторами программы и руководителями. Каллен также наблюдал тренировочные вылеты, полеты на летном симуляторе «Предей­тора» и сборку аппаратов на предприятии-изготовителе. Он сам является офицером ВВС и пилотом F-16 (с боевым опытом в Боснии), поэтому ему удалось погрузиться в субкультуру «Предейтора» и сравнить ее с субкультурой, существующей вокруг пилотируемых аппаратов.

Целью исследования было увидеть работу операторов «Предейтора» так, как они сами видят ее, и описать этот аппарат и системы, частью которых он является, в действии. Результаты заставили нас пересмотреть общественные стереотипы об отстраненных индивидах, которые манипулируют абстрактными символами на экранах.

Каллен выяснил, что операторы пытаются превратиться из «скрытых автоматов, жмущих на кнопки в темной комнате» в «компоненты зарекомендовавшей себя вооруженной системы, имеющие соответствующие полномочия и умеющие приспосаб­ливаться к новой обстановке». Они выработали социальные взаимоотношения с большим количеством людей, находящихся далеко от наземных станций управления «Предейтором». Они преодолели строгие ограничения системы, которую получили в распоряжение (и которая была разработана в другое время и для других задач), чтобы научиться новым способам дистанционного управления во время войны. Эти отношения дают им ощущение присутствия на поле битвы, которое не может обеспечить никакая видеокамера даже самого высокого разрешения.

Работа Каллена возвращает нас на пункт управления «Предейтором». По иронии судьбы, несмотря на свою репутацию высокотехнологичного аппарата, «Предейтор» остается ночным кошмаром для любого, кто с ним связан. Он воплощает все старые противоречия, связанные с характеристиками самого аппарата и тех, кто им управляет. Два пилота ведут его из грузового контейнера или какого-либо строения. Их пульты управления выглядят скорее не как самое современное военное оборудование, а как стойка с аппаратурой, собранной не окончившим колледж инженером за ночь до сдачи своего семестрового проекта.

Чтобы «летать», два главных оператора «Предейтора» должны наблюдать за данными на 16 различных мониторах, использовать четыре сенсорных дисплея, набирать команды на четырех отдельных клавиатурах, крутить два трекбола, наклонять два джойстика и двигать восемь рычагов. Главная рукоятка управления и рычаг дросселя закреплены высоко на консоли, поэтому пилоты устают, когда приходится долго держать их. Кабины пилотируемых аппаратов на самом деле с течением времени стали проще и просторнее, в то время как на пульт управления «Предейтором» добавляли экран за экраном, панель за панелью. Он выглядит как пришедшее из 1990-х смешение компьютеров, ленточных шкал и выпадающих меню.

Когда пилоты «Предейтора» отдают аппарату команду, проходит почти двухсекундная задержка сигнала, прежде чем они смогут увидеть результат ее выполнения. Помещения экипажа не слишком комфортны, отчего во время длинных миссий усталость нарастает еще быстрее. В результате одного исследования 2011 года был даже сделан вывод, что плохой интерфейс «Предейтора» вызывает у экипажа большее эмоциональное выгорание, чем стресс от присутствия на поле боя.

Очень легко забраковать кабину экипажа «Предейтора», расценив ее как результат плохого проектирования, пренебрежения эргономичностью и неадекватных подрядчиков. Но в действительности она представляет собой плод исключительного процесса нововведений, в ходе которых пользователи и операторы взяли аппарат, изначально спроектированный для абсолютно иных задач, и внедрили его в глобальную систему, чтобы дистанционно управлять ведением войны.

В кабине «Предейтора» пилоты сидят бок о бок с оператором средств обнаружения, который одновременно является кем-то большим и кем-то меньшим, нежели второй пилот. Операторы средств обнаружения — это военнослужащие рядового и сержантского состава с более низкими званиями по сравнению с пилотами-офицерами, но, согласно исследованию Каллена, именно они чаще всего отзывались о своей работе как о самой лучшей во всех военно-воздушных силах. После минимальной тренировки они начинают управлять дорогостоящим оборудованием и бросать в бой высокотехнологичное оружие.

У летчиков военно-воздушных сил была не слишком приятная история, связанная с ролью второго пилота. К мистическим умениям пилотов-истребителей относится в том числе их способность летать в одиночку, полностью контролируя летательный аппарат. За долгие годы лишь у немногих пилотов ВВС за спиной сидел человек, который управлял радарами и приборами (как в самолетах F-4 «Фантом» эпохи вьетнамской войны). Это всегда была должность с более низким статусом, второго пилота еще называли «парнем сзади». Когда в 1970-е годы появились истребители F-15, «парень сзади» исчез, и работа по управлению радаром была включена в список задач пилота. По иронии судьбы более поздняя версия F-15 — F-15E, появившаяся в конце 1980-х, — восстановила в правах человека на заднем сиденье, чьи задачи напоминали то, чем занимаются операторы средств обнаружения «Предейтора». Но в то же время второй пилот F-15E — офицер, а оператор средств обна­ружения «Предейтора» является рядовым или сержантом, который иногда занимает свое место всего через несколько месяцев после окончания средней школы, что приводит к совершенно иной модели отношений типа «начальник — подчиненный» с пилотом.

В одноместном истребителе инфракрасный прибор обнаружения в контейнере целеобнаружения управляется несколькими кнопками на правом джойстике и передает изображения на маленький экран. Пилоты-истребители, приписанные к «Предейтору», иногда задавались вопросом, как военно-воздушные силы могут тратить ценные ресурсы, тренируя человека «для выполнения работы, которую они бесчисленное количество раз делали двумя пальцами». Тем не менее рядовые операторы средств обнаружения «Предейтора» испытывали высокую степень погружения в ситуацию, и сдвиг их навыков в область обработки изображений благоприятствовал развитию их компетентности. «На каждого недовольного пилота ["Предейтора"], зависшего тут на два года, пока он не вернется в воздух, — сообщал популярный доклад 2001 года, — приходится десяток операторов средств обнаружения, наслаждающихся жизнью».

Один пилот F-16, ставший пилотом «Предейтора», так описывает новые навыки, требующиеся для разделяемого удаленного управления: «Вокруг меня повсюду были телевизионные экраны — шесть штук, если быть точным… у нас были телефоны». Ему пришлось научиться записывать приказы об атаке, одновременно управляя аппаратом и разговаривая по телефону. «Когда я сидел в своем F-16, я мог посмотреть сквозь фонарь кабины и увидеть, что происходит, — вспоминал он. — В "Рипере" мне приходилось брать координаты и передавать их в аппарат [целеобнаружения], и тогда я разворачивал воздушное судно с помощью этих координат».

При разделяемом удаленном управлении сам аппарат находится на театре военных действий. «Команда приземления и обслуживания» примерно из 50 человек осуществляет его техническое обслуживание, и местный пилот на наземной станции выводит аппарат по рулежной дорожке и проводит взлет, используя рукоятку управления, через местную радиосвязь. Вскоре после взлета, однако, БПЛА переходит на автопилот и начинает лететь по заранее запрограммированному ряду промежуточных точек маршрута. Тогда местные экипажи осуществляют координацию с помощью текстовых сообщений или телефонного звонка и передают управление через спутниковую линию удаленным операторам в Соединенных Штатах (первоначально они располагались на авиабазе ВВС США в Индиан-Спрингс, штат Невада, которую в 2005 году переименовали в авиабазу «Крич», а позже — и в других местах).

В таком удаленном «соединении управления полетом» задействовано около пятидесяти человек, в том числе десять пилотов и десять операторов средств обнаружения. Ответственный за координацию действий разведки находится в соседнем трейлере, изучая подсоединенные дисплеи и помогая экипажу понять свое место и назначение в контексте всей операции.

Из пункта разделяемого удаленного управления видеозаписи «Предейтора» могут быть распространены по всей сети, иногда они даже возвращаются, обогнув весь мир, туда, откуда начали путь. Несмотря на высокотехнологичные линии связи, еще почти сто человек по-прежнему обрабатывают, изучают и распределяют информацию. В дополнение к этому группы аналитиков, например на авиабазе ВВС «Лэнгли» в Вирджинии, каталогизируют и анализируют «реки» данных и видеозаписей, которые теперь поступают круглосуточно. В то время как разделяемое удаленное управление, конечно, позволяет экономить на рабочей силе и стоимости операции по сравнению с необходимостью разворачивать все это хозяйство в поле, нетрудно понять, почему военно-воздушные силы вскоре отказались от термина «беспилотный» по отношению к «Предейтору», предпочитая называть его дистанционно управляемым аппаратом.

Разделяемое удаленное управление также изменило работу экипажей. Команды «Предейтора», которые находятся в зоне военных действий, когда-то были в авангарде технологий в военном деле, а теперь стали операторами, выполняющими относительно рутинные, повторяющиеся задачи (хотя им по-прежнему поручали локальные операции, такие как наблюдение за собственными базами в целях поддержания безопасности). Опытные экипажи, которые дислоцируются на авиа­базе «Крич» (или в Миссури, или в Гуаме, или в Южной Корее, или еще в некоторых местах), могут участвовать в миссиях в Ираке, Афганистане или в любом другом месте посредством простой манипуляции с сетевым адресом.

Более того, удаленные экипажи изменились, поскольку им требовалось небольшое количество традиционных навыков пилотирования. К 2004 году людям, которые управляли аппаратом через систему разделяемого удаленного управления, больше не нужно было учиться тому, как поднимать его в воздух или приземлять. Эти две задачи, основные для навыков и самоопределения пилота, занимали почти треть курса подготовки, поэтому их исчезновение понизило требования к тренировкам и помогло ВВС заполнить кресла операторов «Предей­тора» (теперь подготовка удаленного пилота стоила в десять раз дешевле подготовки обычного летчика). Но исчезновение этих классических навыков ручного управления еще больше отдалило экипажи «Предейтора» от традиционного понимания профессии пилота.

В условиях войны уменьшились сдерживающие факторы, мешающие пилотам менять свою систему. Когда началась война в Ираке, они принялись внедрять технические новшества и возиться со станциями наземного управления. С 2003 по 2006 год станции наземного управления быстро росли и развивались. Поскольку патентом на «Предейтор» обладала конкретная компания, операторы по-прежнему не могли проникнуть внутрь программного обеспечения General Atomics, поэтому большинство изменений касалось добавления нового — программного обеспечения с открытым кодом, новых дисплеев, оборудования, которое крепилось к каркасу болтами, — а не изменений в основном коде, созданном производителем. К 2005 году станции управления «Предейтором» получили шесть дополнительных жидкокристаллических дисплеев, помимо тех, которые поставлялись компанией.

Среди нового оборудования были ноутбуки и компьютеры, снабженные виртуальными грифельными досками и окнами доступа в секретные военные сети. Например, FalconView — часть программного обеспечения с открытым кодом, созданного пилотами-истребителями для планирования и осуществления своих миссий. Эта программа широко использовалась в военно-воздушных силах. Экипажи «Предейтора» первоначально добавили один дисплей FalconView для вывода информации, аналогичной той, которую видел на своем мониторе ответственный за координацию действий разведки, сидевший в другом помещении. В конце концов появилось два персонализированных дисплея FalconView, каждый со своей собственной клавиатурой и трекболом. Один предназначался для пилота, другой — для оператора средств обнаружения, так чтобы они могли видеть свои задачи. Экипажи «Предейтора» разработали собственные дополняющие FalconView программы, посредством которых могли накладывать видеозаписи «Предейтора» или навигационные трассы на карты или спутниковые снимки.

Другим ключевым пользовательским изменением, которое привело к появлению нескольких дополнительных экранов, была «мирка», или чат mIRC, — еще одно программное обес­печение с открытым кодом, которое позволяет обмениваться простыми текстовыми сообщениями на компьютере с операционной системой Windows внутри военной сети. Чат mIRC стал пользоваться популярностью в американских вооруженных силах, так как они постепенно переходили на «сетецентричные» операции, что коснулось даже наземных войск на поле боя. Чат показал себя как полезный канал связи экипажей «Предей­тора» с аналитиками разведывательной службы и другими специалистами, находящимися в сети, при разделяемом удаленном управлении.

Формат быстрой прокрутки текстовых сообщений в чате хорошо сочетается с некоторыми аспектами управления «Предейтором»: он не требует постоянного внимания, как голосовая связь по телефону, а также сохраняет запись всех взаимодействий. Комнаты чата приобрели такую значимость, что во время вылетов экипажи «Предейтора» обычно следят за 8–12 отдельными разговорами одновременно, а иногда их число доходит до двадцати. Эти чаты связывают экипаж со специалистами по анализу видовой информации, командирами и даже юристами и генералами на земле и в воздухе.

По словам Дэвида Дептула, генерала ВВС, который видел бОльшую часть эволюции «Предейтора», режим разделяемого удаленного управления «позволяет БПЛА фактически иметь при себе собственную команду, аналитический центр и юридическое сопровождение в качестве неотъемлемой части своей полезной нагрузки». Если экипажи заняты другими задачами, они могут не обращать внимания на чат, а потом вернуться к нему. Как часто говорят экипажи, «пилот "Предейтора"» никогда не бывает один».

Но в чате возникают свойственные сетевому общению проб­лемы, которые знакомы нам всем. Сообщения в диалоге чата соотносятся с именами пользователей, а не с реальными именами, и из-за этой анонимности, по словам одного оператора, «люди становятся насмешливыми, оскорбляющими друг друга засранцами». Также чат медлителен и имеет некоторую задержку во времени. «Если я вижу, как парень выходит из дома с АК-47 и знаю, что он является важной целью, — делится своими наблюдениями оператор, — у меня уйдет слишком много времени, чтобы напечатать в mIRC: "Эй, чуваки, это точно АК-47, давайте сюда JTAC [Joint Terminal Attack Contrоller — передовой авиационный наводчик] и застрелим его до того, как он уедет"». Также, когда происходит много событий, окна чата прокручиваются слишком быстро, и экипажи не успевают отслеживать и воспринимать информацию.

Невзирая на эти ограничения, чат способствовал обострению ощущения присутствия у экипажей «Предейтора», хотя и не без некоторых необычных последствий. Относительно анонимные сообщения часто стирают различия в чинах, обеспечивая определенную нивелировку социального уровня разговора. Но это заставляет экипажи внимательнее вчитываться в сообщения.

Комментарии от неизвестных пользователей могут появиться в критические моменты: к примеру, когда готовился пуск ракеты, пользователи видели сообщения «одобряем», или «стреляйте сейчас», или «ОТМЕНА, ОТМЕНА», или даже «дети». Может показаться, что каждый человек в чате имеет право повлиять на окончательное решение. В разгар боя экипажам «Предейтора» приходится интерпретировать не только изображения и поведение людей в перекрестье прицела, но и сигналы, поступающие из чата.

Разделяемое удаленное управление ввело операторов «Предейтора» в огромные сети, но само по себе не разрешило проб­лему их изоляции. На самом деле оно могло столь сильно отдалить их от места событий, что они утратили всякое чувство реальности происходящего в силу того, что не живут на театре военных действий, не спят бок о бок со своими товарищами, разделяя каждодневные опасности. Тем не менее новые способы связи действительно принесли с собой социальные и организационные изменения, которые позволяют находящимся вдали от войны экипажам по-новому ощутить свое присутствие в зоне боевых действий.

Большинство членов экипажей «Предейтора» не были в Ираке или Афганистане, и даже те, кто был, имели очень мало опыта пребывания вне периметра авиабазы. Тем не менее они наблюдали за происходящим там. «Когда все поняли, как и для чего использовать "Предейтор"/"Рипер", им захотелось применять их везде, — вспоминал один пилот. — Они хотят, чтобы мы подглядывали за своими. Хотят, чтобы мы пялились на их собственную базу передового развертывания в целях безопасности. Хотят, чтобы мы двадцать четыре часа в сутки наблюдали за горной тропой, чтобы увидеть, не пройдет ли кто по ней. Хотят, чтобы мы обратили свое внимание на рынок, чтобы удостовериться, что там нет никакой подозрительной активности. Чтобы мы разглядывали дорогу, по которой поедем завтра, и искали на ней признаки самодельных взрывных устройств».

Это новое положение, смесь видимого (хотя и иллюзорного) всеведения и вуайеризма, заставило экипажи обзавестись новыми навыками во время наблюдения за боевиками и гражданским населением. Выяснилось, что сигареты ярко светятся на инфракрасной камере, обозначая определенного вида скоп­ления со значительным свечением. Так что считать угрозой? Что расценивать как отклонение от нормы? Все это — социальные суждения, оценки и предположения о поведении и намерениях, которым экипажи не учились и которые не под силу ни одной современной автоматической системе.

Чтобы составить эти суждения, операторам удаленного управления требовалось больше информации о ситуации на земле, чем может дать летательный аппарат, им необходим был крайне важный контекст того, что они видели на своих мониторах. Им приходилось добывать сведения у людей в своих сетях, в том числе у наземных войск, которых они поддерживали, виртуально сражаясь с ними бок о бок. Хотя тем, кто находился в непосредственной близости от поля боя, было о чем побеспокоиться; им просто хотелось понять, что происходит вокруг них.

Проведя несколько лет на войне в Ираке, пилот, которого мы назовем полковник Смит, принял командование эскадрильей «Предейторов». Он летал на А-10 «Тандерболт» — неуклюжем реактивном самолете ВВС, специализирующемся на атаках наземных целей. Смит счел эскадрилью «Предейторов» «депрессивным местом» с низким моральным духом в среде операторов. За последние два года темп операций увеличился вдвое, и люди были утомлены. Большую проблему составляло то, что экипажи часто не знали многого о своих боевых задачах. Наземные войска просто не говорили им, что именно они делают и, в частности, почему необходимо за чем-либо наблюдать. От экипажей «Предейтора» требовалось пролететь определенное расстояние, патрулировать в определенном месте и следить за зданием или человеком. Потом на них могли пару часов не обращать внимания. Члены экипажей начинали чувствовать себя как «активируемые чатом сенсоры» и теряли мотивацию в отрыве от «большого замысла». Смит решил, что им нужно постоянно «биться за понимание контекста».

Смит поехал в Ирак, чтобы переговорить с армейским начальством. Он пытался убедить их, что экипажи «Предейтора» лучше всех знают, как правильно пользоваться их системой. Из-за своего присутствия в сетях США, говорил он, они имеют доступ к огромному количеству информации, которой не хватает наземным войскам, и могут поделиться ею с помощью радиосвязи, имеющейся на их аппаратах. Смит утверждал, что чем больше его экипажи будут знать о том, что происходит внизу, тем выше будет качество поддержки, которую они смогут обеспечить. Он призывал командующих наземными вой­сками доверять экипажам «Предейтора» и предоставлять им нужную информацию.

Смит наладил личные взаимоотношения с командирами, которых его команда должна была поддерживать. После его поездки, вернувшись из Ирака, те самые военные посетили эскадрилью «Предейторов», чтобы познакомиться с удаленными операторами и понаблюдать за их работой. Они начали предоставлять больше информации и более детально описывать то, что ищут. Когда доверие к экспертным знаниям экипажей «Предейтора» в сети возросло, их моральный дух также вырос.

Переход к более активным и профессиональным экипажам ускорился с появлением «Предейтора B», или «Рипера», который начали производить примерно в 2004 году. Количество этих моделей составило почти половину действующих единиц «Предейтора» к 2015 году. «Рипер» был увеличенной и улучшенной версией «Предейтора». Он мог летать вдвое выше, дальше и быстрее и переносить большее количество разнообразного оружия, хотя по-прежнему летал под контролем тех же самых наземных станций управления со всеми их недостатками.

И вновь технические изменения привели к профессиональным. Эскадрильи «Рипера» были укомплектованы в основном летчиками-истребителями, которые считали свои действия более «тактическими», нежели задачи операторов «Предейтора», управлявших, скорее, транспортными летательными аппаратами. Пилоты «Рипера» старались «мыслить тактически», что означало более тесные взаимоотношения с полевыми войсками. Они пытались говорить о своей работе на другом языке: они не «управляли прибором обнаружения», а «наводили контейнер целеобнаружения», они «не проводили сбор информации, наблюдение и разведку», а летали на «нетрадиционные» разведывательные боевые вылеты, совсем как экипажи истребителей и бомбардировщиков.

Экипажи «Предейтора» поддерживали близкие взаимоотношения с передовыми авиационными наводчиками — подразделением ВВС, внедренным в армейские соединения и призванным направлять огонь боевых орудий «Предейтора» или других летательных аппаратов. Войска больше не воспринимали аппарат как бестелесное око в небе, служащее безликой разведывательной бюрократии, но считали его частью системы полевой поддержки.

В совокупности с изображениями голосовая связь с передовыми авиационными наводчиками в боевой обстановке также давала экипажам «Предейтора» ощущение присутствия. Во время боя они слышали стрельбу и напряжение в голосе наводчика, когда войска стремились в укрытие. Авиационные наводчики могли говорить вполголоса, если прятались, и экипажи «Рипера» ловили себя на том, что начинают перешептываться друг с другом. Экипажи «Предейтора» часто отмечали, что их взаимодействие с наземными войсками, особенно с передовыми авиационными наводчиками, приносило наибольшее удовлетворение в процессе работы.

Тем не менее у этого ощущения присутствия есть ограничения, подчеркивающие его искусственную природу. Начнем с того, что, возможно, является самым очевидным, — присутствие обеспечивается через американский объектив. Видеозаписи, комнаты чатов и голосовая связь, которые связывают операции «Предейтора» с полем боя, дают одностороннюю картину мира. Выявить намерения, отличительные черты и иногда даже возраст и пол людей, принадлежащих к местному населению, — задача довольно непростая, и именно этим объясняются жертвы среди гражданского населения из-за действий «Предейтора».

В частности, один трагический эпизод случился, когда экипажи «Предейтера» поспешили с выводом о том, что колонна автомобилей, следующая куда-то рано утром, перевозит боевиков. На самом деле это была семья, отправившаяся на свадьбу. В результате ошибочной атаки американских вооруженных сил погибло 23 гражданских лица и 16 были ранены. Ошибка произошла не из-за ограниченного разрешения экрана, который не позволил отличить ружья от лопат, а из-за путаницы и общего желания операторов увидеть то, что им хотелось видеть, — то, что, по их мнению, происходило.

«Иногда технологии могут дать вам ложное чувство уверенности, — заключил майор ВВС США Джеймс О. Посс, который возглавлял расследование этого инцидента в военно-воздушных силах. — Уверенности в том, что вы все видите, все слышите и все знаете». Вскоре после этого ВВС запретили экипажам «Предейтора» использовать термин «мужчина призывного возраста», поскольку в нем содержалось допущение, что все взрослые мужчины являются врагами.

Иногда даже поступки и намерения своих военных трудно правильно интерпретировать. Однажды группа боевиков выбежала из горящего здания, и один из них, скорчившись, упал на тротуар. Американские солдаты наземных войск отреагировали на этот инцидент. Операторы «Предейтора» видели, как один из них подошел к боевику, отступил назад, поднял автомат и застрелил его. Команда «Предейтора» подала жалобу на нарушение солдатом законов войны. Эта жалоба стала причиной для начала расследования, которое установило, что на боевике был «пояс шахида» и он собирался его взорвать, когда солдат застрелил его. «Не понимая, что ваше поле зрения ограничено двумя измерениями и 20 градусами, — осознал один из пилотов, — вы думаете, что ориентируетесь в ситуации, тогда как на самом деле не слышите команд».

Подобные ошибки, включающие и полное пренебрежение к человеческой жизни, конечно, совершают и те солдаты, которые физически находятся на поле боя. Точное число таких ошибок трудно определить, но те, кто изучал жертвы среди гражданского населения при удаленном управлении, считают, что они сопоставимы с количеством жертв при применении любого другого оружия. Но в случае «Предейтора» ошибки записываются на видео, что способствует нагнетанию страха перед нападением роботов.

Многое говорили и писали о физической удаленности пилотов «Предейтора» от поля битвы. Они каждый день идут на работу, ведут войну, а потом возвращаются домой, к своим ежедневным и семейным обязанностям. На самом деле это явление не ново. Собственно говоря, экипажи самолетов подолгу находятся вдали от поля боя и обитают в более комфортной обстановке, чем их собратья, воюющие на земле. Единственная разница здесь, конечно, состоит в том, что экипажи «Предейтора» не рискуют своими жизнями, не пролетают над полем боя, отчасти подвергаясь опасности внезапно оказаться на вражеской земле.

Но операторы «Предейтора» также отличаются от традиционных летных экипажей тем, что работают посменно постоянно, годами напролет. Темп и интенсивность такой работы оказывают собственные психологические и социальные эффекты. «Эта работа занимает 365 дней в году, — отмечает один из пилотов «Предейтора». — Ты можешь сидеть в баре эскадрильи в пятницу вечером, но есть чуваки, которые в это время работают». Сама природа оперативных действий и их темпы предполагают, что «вся эскадрилья никогда не собирается вместе… И тебе определенно не светит потусоваться с парнями».

Исследование стресса и выгорания среди операторов «Предейтора» выявило, что их проблемы связаны с безжалостно высокой скоростью операций, утомляющей сложностью пользовательского интерфейса и неуверенностью в возможностях карьерного роста. Эти факторы являются более стрессовыми, чем тот факт, что экипажи «Предейтора» становятся свидетелями и исполнителями дистанционных убийств.

Тем не менее очень мало операторов «Предейтора» и специалистов по анализу видовой информации разговаривают с журналистами и делятся собственным опытом ведения войны, основанным на напряженном созерцании событий через камеру. «Я знала имена нескольких молодых солдат, которых видела умирающими от потери крови на обочине дороги, — писала специалистка по анализу видовой информации Хизер Лайнбоу в The Guardian в 2013 году. — Возможно, я так и не побывала на земле Афганистана, но я наблюдала эпизоды этого конфликта на экране во всех деталях на протяжении многих дней подряд. Я знаю, что испытывают люди, глядя на то, как кто-нибудь умирает». Хизер также рассказывала, что ее постоянно мучили сомнения в том, правильно ли она выполнила идентификацию, следствием которой стала смерть других людей.

Брендон Брайант, оператор средств обнаружения «Предейтора» с 2007 по 2012 год, рассказывал журналу GQ, что, когда приятели поддразнивали его, называя «диванным солдатом», он отбивался, «прекращая шутки рассказами о сценах, которые развертывались на его мониторах». Он описывал чувства беспомощности, оторванности и бессилия и посттравматический стресс, от которого он страдал после выполнения своих обязанностей. Приятелей, которые посмеивались над его опытом на страничке в Facebook, он спрашивал: «А кто из вас когда-нибудь убивал группу людей, смотрел, как их тела собирают, хоронят, а потом убивал и похоронную команду?»

В результате исследования ВВС, проведенного в 2013 году, обнаружилось, что у членов экипажей БПЛА встречаются те же психические расстройства и в том же объеме — посттравматический стресс, депрессия, тревожный невроз, — что и у летных экипажей на поле боя. Эта схожесть сама по себе удивительна — ведь людей, которые рискуют жизнью в зоне боевых действий, сравнивают с людьми, живущими дома со своими семьями. Исследование Главного контрольно-финансового управления США, проведенное в апреле 2014 года, выявило кадровые проблемы, низкий боевой дух, плохие условия работы, неясные перспективы карьерного роста и нехватку персонала среди пилотов БПЛА, что объяснялось «предрассудками», связанными с беспилотными летательными аппаратами. По словам пилотов, одной из главных причин стресса является недостаточная ясность относительно того, когда они смогут вернуться к своей работе на пилотируемых аппаратах, а также глобальная неопределенность, сопряженная с «боевым дежурством» на базах в пределах Соединенных Штатов. Многие говорили, что предпочли бы отправиться на поле боя на полгода, четко зная, когда закончится это назначение, чем быть приписанными к станции наземного контроля на три года или больше, заступая на вахты шесть дней в неделю. Как сообщало Главное контрольно- финансовое управление, пилоты БПЛА увольняются из военно-воздушных сил в три раза чаще, чем те, кто летает на пилотируемых аппаратах.

ВВС отреагировали на это, указав, что пилоты БПЛА, по правде говоря, не являются лучшими. «Давайте будем честными, — заявил представитель военно-воздушных сил программе ABC News, — люди этого поколения не выросли с мечтой летать на беспилотнике». Это оскорбление со стороны высшего чина ВВС на фоне общепризнанной важности «Предей­тора» и его экипажей отражает неуверенность армии в статусе этого нового, технически опосредованного способа ведения войны.

Они сбили наш «Предейтор», местом меньше для меня.

Они сбили наш «Предейтор», я так радуюсь, друзья!

Но одно меня корежит и покоя не дает:

ВВС построят новый и пришлют его на фронт!

Они сбили наш «Предейтор» — интересно, каково

Оператору остаться без «девайса» своего?

Так жестоко, ребятишки, беспилотника сбивать,

Будто деточкам тюленей палкой головы ломать!

Они сбили наш «Предейтор» — каково вам, каково?

Dos Gringos. Эпитафия «Предейтору»

Живое выступление в клубе The Sand Trap

Авторы этой эпитафии — двое пилотов-истребителей, известных своим грубоватым творчеством. Насмешливые слова песни показывают, насколько статус «Предейтора» далек от определенности внутри военно-воздушных сил, и подтверждают, что перспектива стать оператором беспилотника вызывает беспокойство («местом меньше для меня»). Возможно, в песне описан один из тех случаев, когда БПЛА теряли радиосвязь и американским самолетам приходилось сбивать их, чтобы они не нанесли ущерб другим аппаратам. Рассказывали даже о таких пилотах, которые летали с нарисованным на борту своего самолета изображением «Предейтора» как символом воздушной победы, пока командиры не заставляли их убрать эти картинки.

«После того как я перестал смеяться, — рассказывал один пилот F-16 о том, как его попросили сопровождать «Предейтор» в воздухе, — я отказался и продолжил заниматься более важными делами». Его речь изобиловала типичными выражениями, принижающими операторов БПЛА: по его словам, аппараты «становятся модными среди очкастых компьютерных офицеров, сидящих в укрепленных центрах управления». Многие пилоты указывают на то, что воздушная обстановка в Ираке и Афганистане была благоприятной, там не было угрозы нападения вражеских военно-воздушных сил, и утверждают, что БПЛА будут неэффективны в ситуации с наличием противовоздушной обороны, вражеских летательных аппаратов и артиллерии ПВО: «Другими словами, на настоящей войне».

В 2011 году Дэйв Блэр, офицер ВВС, получающий степень доктора философии в области международных отношений, указал на основное противоречие в культуре военно-воздушных сил США в статье, которую напечатали в журнале, посвященном ВВС: «Когда пилотируемый летательный аппарат с двумя запасными двигателями пролетает над зоной боевых действий и при этом никакой реальной угрозы для него не существует, почему мы считаем, что такой сценарий означает "участие в бою", а когда "Предейтор" в ярости выпускает "Хеллфайр" по цели, то это — "боевое обеспечение"?» — спрашивал Блэр.

Блэр вспомнил свой состоявшийся в одном баре спор с пилотом F-22, самого совершенного истребителя военно-воздушных сил, кабина которого напоминает пункт управления «Предейтором». Пилот сказал: «Вести войну посредством видео­телеконференции не очень благородно». Блэр отметил, что «то же самое можно сказать о пуске ракеты на дальность за пределами прямой видимости из истребителя под защитой стелс-технологий [что, собственно, и есть работа пилота F-22]».

В печати Блэр назвал «противоречивые организационные посылы» причиной низкого боевого духа и кадровых проблем в экипажах «Предейтора». Он призвал военно-воздушные силы признать, что экипажи «Предейтора» оказывают значительное влияние на ход боя, хотя и не рискуют своей жизнью, и награждение их боевыми медалями может стать средством повысить их ответственность.

Ответ последовал немедленно, громогласный и приправленный атакой на личность самого Блэра. Его статью называли «в лучшем случае нелепой, а в худшем — оскорбительной». «Есть ли у него самого боевой опыт? — вопрошал один комментатор. — Может, он бы все понял, оказавшись на линии огня?» На самом деле Блэр действительно служил и в качестве пилота вооруженного транспортного самолета воздушной артиллерийской поддержки С-130 «Ганшип», и в качестве пилота «Предейтора» в Ираке и в Афганистане, то есть воевал, как он сам говорил, «и физически, и в телевойне». Критики по-прежнему указывали на особую значимость непосредственного опыта: «Нежничать с их [БПЛА] диспетчерами так, как будто они побывали в бою, просто несправедливо. Нужно испытать это на своей шкуре». «Никоим образом пилот БПЛА, [сидящий] в ящике, — возражал другой оппонент, — не рискует так, как летчик, управляющий пилотируемым аппаратом над вражеской территорией».

Столь же жаркий обмен мнениями, несомненно, бесконечное число раз происходил в ангарах, центрах управления и барах и принудил военно-воздушные силы пересмотреть свое понимание «летного мастерства». Какой должна быть связь между понятиями «летать на самолете» и «выполнять команды»? Каким образом элемент риска определяет профессионализм военного и даже делает легитимным убийство на поле боя? Чем рискуют летчики, которые управляют пилотируемым аппаратом, высоко летящим над полем битвы в необороняемом воздушном пространстве, если не считать маловероятной возможности аварии из-за механической поломки? И, вероятно, самый жесткий вопрос: что офицеры ставят выше — свою преданность профессии авиатора или важность победы в масштабных военных операциях?

В 2009 году военно-воздушные силы создали новую профессиональную классификацию для пилотов БПЛА, получившую название 18Х, с новой формой специализированной подготовки, которая, как предполагалось, со временем поможет пополнить людьми львиную долю экипажей. Остается только гадать, станет ли это новое разграничение законным в военной иерархии, организованной вокруг пилотируемых аппаратов.

В феврале 2013 года, как бы в ответ на предложение Блэра, уходящий со своего поста министр обороны Леон Панетта объявил о новой награде — медали «За отличие в боевых операциях», для получения которой не требовалось проявлять героизм в реальных условиях и рисковать в бою. Она была учреждена специально для тех, кто управляет дронами или ведет войну в киберпространстве и не имеет права получать другие награды. Новая медаль была призвана отмечать «особые достижения, оказавшие непосредственное влияние на исход боевых или других военных операций и не предполагавшие физического участия в них». В иерархии наград она должна была располагаться над «Бронзовой звездой», присуждающейся за героизм на поле боя, и ниже летного креста «За заслуги».

Такая иерархия вызвала гнев ветеранов, которые назвали медаль «За отличие в боевых операциях» «медалью Nintendo». «Как может награда за непосредственное участие в бою, — возмущались ветераны, — оказаться ниже по положению, чем награда какого-то удаленного оператора?» «Они вносят вклад в успех боевой операции, — отвечал Панетта, — несмотря на то, что физически находятся далеко от места действия». Награжденные орденом «Пурпурное сердце» также присоединились к осуждающим, заявив, что «ставить то, что в целом является наградой за довольно хорошую службу, выше награды за героизм — это унизительно и оскорбительно для любого американского строевого солдата, летчика, моряка или морского пехотинца, рискующего своей жизнью и переносящего ежедневные тяготы в боях во враждебной обстановке». В ответ на эти возражения преемник Панетты Чак Хэйгел приказал упразднить медаль практически сразу же, как принял пост. Через несколько недель эта награда прекратила свое существование.

В 1862 году члены экипажа нового бронированного военного корабля США «Монитор», глядя на свой новый, зловещий стальной плавучий дом, интересовались: «Не окажется ли он настолько безопасен, что лишит нас славы?» Новая техника со своей очевидной способностью защитить от артиллерийского огня противника изменила само определение героизма. Герман Мелвилл во время посещения «Монитора» интересовался, не стали ли теперь «воины всего лишь ремесленниками» или фабричными рабочими. Пилоты «Предейтора» получили в наследство те же заботы, осовремененные в мире глобальных информационных сетей, когнитивных систем и наукоемкого труда.

Кабина пилотов «Предейтора» — нечто большее, чем место, откуда пилоты управляют самолетом. Это узловая точка, которая собирает воедино людей и информацию, необходимые для сражения в современной войне, начиная от конструкторов летательных аппаратов, программистов, пилотов, операторов средств обнаружения, солдат наземных войск и аналитиков, работающих с данными. Все это делается в контексте удаленной войны с меняющимися целями, которые диктуются хрупким политическим консенсусом. Президентская власть, надзорные органы конгресса, агенты разведки и общественность — все это части информационной сети «Предейтора». Ведение войны всегда было связано с социальным опытом, и даже враги и гражданское население, с которым они смешивались, играли свою роль. Работа экипажа «Предейтора» — классифицировать эти конфликтующие друг с другом представления, социальные программы и профессиональные особенности, чтобы достичь своих целей, которые зачастую бывают неясными. Через мерцающие экраны они попадают в совершенно иной мир.

Тем не менее, как выразился пилот «Предейтора» во время одной из конференций военно-воздушных сил на тему «операторов будущего», «пилоты и операторы БПЛА проходят через кризис самоопределения». С одной стороны, над ними смеются и обзывают их «диванными солдатами», которые не способны рискнуть своей жизнью в героическом бою. С другой — они пребывают в состоянии стресса, поскольку их работа пользуется высоким спросом и позволяет им, оставаясь вдали, окунуться в ужасы нового, неизвестного доселе вида войны. Как и экипаж «Монитора», они задаются вопросом: не лишатся ли они славы, если будут ограждены от опасности?

В гражданской жизни вопросы опасности и славы стоят не столь остро, как на войне. Но профессиональное уважение, социальный статус и меняющиеся задачи играют роль и на современном рабочем месте. Сталкиваясь с новой техникой, мы все становимся операторами «Предейтора».