Глава десятая
Соль и мед вересковых пустошей
Послушайте повесть
Минувших времен
О доблестном принце
По имени Джон.
Судил он и правил
С дубового трона,
Не ведая правил,
Не зная закона…
Из английской баллады
За окном пейзаж изменился. Почти неуловимо, но все-таки стал другим. Вместо мягких пасторальных лугов и полей Англии – более четкие, более суровые краски. И временами, насколько хватало глаз, лилово-фиолетовые поля цветущего шотландского вереска.
– Кажется, будет гроза, – проговорила Маруся.
Сине-лиловое небо на горизонте стало почти черным.
– Может быть… – отозвался Марк. – Ты не замерзла?
– Ничуть! Интересно, что нас там ждет?
– Если она все еще в университете. Столько воды утекло с тех пор…
– Будем надеяться на лучшее…
Маруся обхватила себя обеими руками. Они ехали в поезде и через три часа уже должны были прибыть в Шотландию. В Эдинбург…
– Когда приедем, сразу зайдем в кафе.
– Уже проголодалась? – улыбнулся Марк. – А кто съел перед самым поездом баранью ногу, картофельное пюре, шоколадный пудинг и еще выпил большую чашку кофе?
– Когда я сильно нервничаю, у меня всегда такой аппетит, – вздохнула Маруся.
– Нервничать не надо, – серьезно сказал Марк. – Ни к чему. Я звонил Дэвиду, это мой бывший одноклассник. Он нас встретит.
Выглянуло солнце, и луч осветил Марусино лицо. Она прищурилась и тряхнула головой. Прядь волос упала на глаза, и Марк отвел ее за ухо.
– Так-то лучше…
Эдинбург был полной противоположностью Лондону. Более величественный и вместе с тем уютный. Меньше транспорта, меньше людей, город прорезают холмы, воздух очень свежий. И дома древние, про такие говорят – дышат историей.
Они приехали в Эдинбургский университет.
– С каждый шагом мне все страшнее и страшнее, – призналась Маруся.
Марк ничего не ответил.
Бывший одноклассник Дэвид оказался приятным приветливым парнем. Сухощавый блондин в мягком джемпере и серых брюках. Он пожал руку Марку и с улыбкой кивнул Марусе.
– Я коллега Марка, – представилась она. – Мария.
Дэвид улыбнулся еще шире.
– Добрый день, Мария!
– Добрый.
– Хелен Макгроу я не нашел. Но есть Элизабет Макгроу. По-видимому, родственница. Вам лучше поговорить с ней самим. Я провожу.
Дэвид шел быстрым размашистым шагом, и Маруся едва поспевала за ним. Они миновали зеленую лужайку и вошли в старинное здание.
– Сейчас занятий нет, как вы догадываетесь. Лето. Но вам повезло. У Элизабет – дела, она занимается отбором на подготовительное отделение. Она не очень поняла вашу просьбу, так что объясняйтесь сами. Я лишь посредник, а быть испорченным телефоном не хочу.
Дэвид распахнул дверь и пригласил их в помещение, которое было конференц-залом.
– Подождите здесь. Сейчас она придет.
– Твой одноклассник здесь давно? – спросила Маруся, усаживаясь на стул.
– Дэвид-то? Семь лет в общей сложности. Пять – в Лондоне. А последние два – в Шотландии.
Распахнулась дверь, и в зал вошла женщина лет тридцати. Высокая, худощавая. Темные брюки и темно-серая блузка, которую смягчал яркий шейный платок. У нее были широко расставленные глаза и узкий рот. И светло-рыжие волосы, собранные сзади в узел.
Она с любопытством смотрела на Марусю и Марка.
– Они. Хотели. Вас. Видеть, – сказал Давид, разделяя слова.
– Здравствуйте, я Марк. Это – Мария. У нас есть дело, касающееся Хелен Макгроу. Она ваша родственница?
– Бабушка… Ей уже за девяносто. Но я не понимаю, какое дело? – недоуменно проговорила женщина.
– Элизабет, позвольте пригласить вас в близлежащий паб и все объяснить.
Элизабет оказалась очень мила и совсем не чопорна, несмотря на первое впечатление. В пабе играла громкая музыка, и в высоких бокалах дымился эль.
– Это что еще? – почти кричал Дэвид. – Нужно пить настоящее шотландское виски! Правильно я говорю, Элизабет?
Та в знак согласия наклонила голову.
– Ребята, вы все классные! – надрывался Дэвид. – Я… вы…
Марк пихнул его в бок.
Беседа протекала в светских рамках. Они говорили о чем угодно, кроме дела, которое привело их в Эдинбург. Маруся боялась, что Элизабет напомнит об этом, а рассказывать о том, что их беспокоит, в присутствии Дэвида не очень-то хотелось. И пусть бывший одноклассник Марка был хорошим парнем, но это все же лишние уши… Но Элизабет их компания, судя по всему, нравилась, она никуда не спешила, она охотно рассказывала об Эдинбурге, о своем преподавании, о погоде в Шотландии…
Дэвид порывался вставлять свои замечания о лондонцах и шотландцах, все как-то перевести в политическую плоскость. Марк его мягко, но настойчиво одергивал…
Наконец Дэвид взглянул на часы и охнул:
– Извините, мне ведь сейчас нужно быть в другом месте. Давняя договоренность. – В его голосе явно слышалось сожаление. – Марк, – он наклонился к другу, – пожалуйста, возьми телефон у Элизабет. Прошу тебя…
– Иди уж! – усмехнулся Марк. – Ловелас шотландский…
– Маркуша, умоляю… – Дэвид взлохматил пятерней волосы. – Жду…
Он поцеловал Элизабет руку, при этом женщина мило вспыхнула и смущенно улыбнулась.
После ухода Дэвида воцарилась тишина.
– Элизабет, – твердо сказал Марк, – нам необходимо увидеться с вашей бабушкой, и чем быстрее, тем лучше.
– Вы ее знаете?
– Не мы, а бабушка этой леди, – указал он на Марусю. – Это было давно, вас, скорее всего, еще на свете не было.
– Бабушка очень слаба, она почти никуда не ходит. Надо предупредить ее о визите заранее. Сейчас пять часов вечера… Если вы завтра с утра…
– Элизабет, мы не можем ждать. Дело действительно важное. – То ли Марк говорил убедительно, то ли Элизабет поняла, что приехавшие русские не стали бы беспокоить ее родственницу зря, но она, сдвинув брови, задумалась.
– Хорошо. Попробую ей позвонить, уговорить, чтобы приняла вас.
Она достала мобильный и набрала номер. Долго никто не отвечал.
– Наверное, бабушка спит…
– Мы можем подождать, позвоните чуть позже. Если у вас, конечно, нет никаких других дел, Элизабет, – спохватился Марк.
По лицу Элизабет было видно, что она колебалась. Наконец она приняла какое-то решение, и морщина на лбу разгладилась.
– Ладно, давайте поедем без предупреждения. Была не была, как говорят у вас в России, – улыбнулась она. – Правда, незваный гость хуже татарина, – сказала она по-русски и по слогам.
– Откуда вы знаете русские поговорки? – удивился Марк.
– Один русский научил. Мы сейчас прогуляемся немного пешком. Эдинбург по сравнению с Лондоном город маленький. – В голосе Элизабет звучало не сожаление, а теплота и нежность.
Они шли по историческому городскому центру, потом свернули на боковую улочку.
– Здесь квартира моей бабушки, у нее есть еще поместье, но это не в Эдинбурге… И еще… Моя бабушка может говорить самые невероятные вещи. Верить или нет, дело ваше… – и легкая лукавая улыбка скользнула по губам Элизабет.
Поднялись на второй этаж, и, вставив ключ в замок, Элизабет открыла дверь.
– Проходите в гостиную, – пригласила она. – Я сейчас…
Элизабет скрылась в другой комнате, и в тишине был слышен стук каблучков. Ждать пришлось недолго.
– Это кто? – Дверь распахнулась, и в комнату вошла пожилая дама. У нее были острые черты лица, рыжеватые волосы, тяжелый подбородок и пронзительные зеленые глаза.
При виде Маруси она сказала, вытянув руку:
– Я где-то вас видела.
– Меня? – удивилась Маруся.
– Да, вас. Вот только где, не припомню.
– Я никогда не была в Эдинбурге.
– Разве это важно? Можно встретиться где угодно. В других городах или… в других веках.
Маруся обернулась к Элизабет и увидела в ее глазах смешинку.
– Хелен обладает даром ясновидения.
– Дорогая, все это долго объяснять, давай лучше познакомимся. Я – Хелен.
Марк и Маруся представились, Хелен скомандовала:
– Элизабет, чай, печенье, виски…
– Мы уже немного посидели… – вставил Марк.
– И что? Слабаками вы не выглядите.
Марусе показалось, что Элизабет изо всех сил старается выглядеть серьезной.
– Отказ не принимается, – твердым тоном сказала Хелен.
Она стояла и смотрела на них, опираясь на руку внучки. Затем опустилась в кресло, а Элизабет вышла.
– Сейчас вы все мне расскажете. Чувствую, что дело нетривиальное. Мне сегодня приснился странный сон. Вода и пароход, и музыка… Сразу подумала, что нужно ждать гостей. И вот как по заказу.
Вернулась Элизабет с подносом.
– Спасибо, дорогая. Присаживайся.
– Хелен, мне пора. Я позвоню вечером.
– Да-да, конечно… Надеюсь, ты уже дала отставку этому Кеннету? Мне он сразу не понравился.
– Хелен, я с ним не встречаюсь уже полгода. Кеннет – дело прошлое.
– Рада слышать. У него жуткая внешность: непонятная борода и слишком тонкий голос. Мужчины с таким голосом не внушают доверия.
Элизабет улыбнулась и, кивнув Марусе с Марком, ушла.
– Одну минуту, – вдруг встрепенулся Марк, – я сейчас.
Он выскочил вслед за Элизабет.
– Русские – странные люди, – проговорила Хелен, как бы не обращаясь ни к кому. – Но чем-то они похожи на нас, шотландцев. Пей кофе, милая, Элизабет его хорошо готовит. По особому рецепту. У них работал в университете один профессор из Бразилии, научил ее варить кофе как следует. Хотя мне больше нравится костариканский рецепт…
Марк действительно вернулся через минуту.
– Вы тоже, молодой человек, выпейте кофе. Он проясняет мозги. Хотя у вас с мозгами все в порядке. Я вижу.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулся Марк.
– Милые дети, когда доживаешь до моего возраста, нет смысла говорить комплименты, приучаешься говорить лишь правду. А это большая разница.
Хелен сама налила себе в стакан виски и выпила залпом.
– Слушаю вас…
Когда Марк закончил рассказывать, Хелен испытующе уставилась на него. А потом перевела взгляд на Марусю.
– Теперь я поняла, почему ваше лицо показалось мне знакомым.
– Почему?
– Потому что я виделась с вашей бабушкой, а не только переписывалась.
– Моя бабушка была в Шотландии? – недоверчиво переспросила Маруся.
– Была.
– Но она мне ничего не рассказала…
– Конечно, ведь это проходит по разряду государственных тайн, отсюда и ваше незнание. Но время все стирает. Похоже, и сегодня для вас будут сюрпризы.
– Но как? Зачем? Почему?
– Всему свое время, милая, куда спешить? Кажется, у нас много времени впереди. Хотите поужинать?
– Мы только что плотно поели.
– Хорошо, поужинаем позже. Разговор будет непростым и нелегким. Все о них. О Кеннеди, об упрямцах, которые вздумали перевернуть мир… Готовьтесь услышать то, чего вы никогда больше не услышите.
Хелен помолчала, вздохнула и начала рассказ:
– Считается, что Кеннеди – ирландцы, но на самом деле это не так. Род Кеннеди происходит из шотландской аристократии, но это скрыто от большинства. Гораздо охотней для Америки звучит сказка в стиле «американской мечты» – приехал бедный ирландец в Америку в поисках своей лучшей доли и внезапно разбогател. Эта легенда впоследствии помогла в завоевании симпатий. Сказать же, что Кеннеди – это аристократический род, который ведет свое происхождение с глубокой древности, значит раскрыть многие тайны. А это никому не нужно. Наверное, вы знаете, что Шотландия славится своими кланами, благородными фамилиями. Вот и клан Кеннеди готовился к схватке за мир. Они были советниками шотландских королей, епископами, людьми, находившимися на вершине власти… Кеннеди были не теми, за кого он себя выдавал. Конечно, вы знаете легенду о короле Артуре, мудром и справедливом правителе. И по этой легенде король не умер и вновь появится в мир, когда придет время. Король Артур спит, но придет время, и он проснется… Разве это не напоминает христианский миф об Иисусе Христе? О грядущем Мессии? Сходство этих историй очевидно. У кельтов есть миф об отрезанной голове: считается, что если отрезать голову – душа отделяется от тела. А это означает, что обезглавленный человек больше никогда не воскреснет. Вы не задумывались, кому и зачем понадобилась голова президента Кеннеди? Думаю, вы читали «Код да Винчи» Дэна Брауна. Там есть упоминание о часовне Рослин – часовне шотландских тамплиеров и хранителей древних традиций. В этой часовне сохранилось изображение кельтского персонажа – «зеленого человека» с чашей в руках, и в чаше всего одна голова. Без туловища. Это к слову о кельтских поверьях, связанных с головой, – символом плодородия и изобилия.
Хелен замолчала.
– Надеюсь, вы не думаете, что я сумасшедшая старуха, которая несет бред? – спросила она с некоторым лукавством.
– Нет, – сказал Марк.
И Маруся отрицательно качнула головой.
– Родовые земли Кеннеди – это и есть земля короля Артура. Они происходят из Голуэя. В знаменитой поэме «Персифаль» рыцари Грааля защищают ворота Галуа, то есть Галуэя. С древних времен Кеннеди были рядом с королями. Грааль родился здесь, на нашей шотландской земле. Позже это стало чашей в христианстве.
И снова пауза. За окном вечерело.
– Кстати, на гербе Кеннеди – символ дельфина. Изображения дельфинов часто можно увидеть на личных гербах престолонаследников Франции – поэтому их называли «дофинами». И Кеннеди были престолонаследниками. И если бы не смерть Джона, со временем в Америке могла бы установиться новая династия королей. Династия Кеннеди. Они бы правили по два срока. Сначала Джон. Потом Роберт. Потом новый Кеннеди. Потом сын Джона…
Голос Хелен становился все глуше и глуше…
– Они мнили себя спасителями. Дельфин не только «дофин», но еще и скрытый Спаситель. Тот, чей символ – рыбы – уступает тем, чей тотем дельфин. Дельфин указывает путь в море, спасает людей…
Внезапно голос ее совсем сел.
– А потом наступил кошмар. Как вы думаете, почему много лет выпускался сериал «Кошмар на улице Вязов»? Джона убили на пересечении улиц, одна из которых так и была названа – улица Вязов. Элм-стрит… Мрак опустился на мир после его смерти…
Дальше Хелен пробормотала что-то неразборчивое, опустила голову на грудь и замолчала вовсе.
Маруся переглянулась с Марком. Они сидели, боясь пошевельнуться. Наконец Марк встал.
– Кажется, она уснула. Наверное, нам лучше уйти…
Но Хелен встрепенулась.
– Нет, нет… Я не сплю… – и вновь опустила голову на грудь, так и не сказав больше ни слова.
Они подождали еще какое-то время, а потом все же тихо покинули ее квартиру.
* * *
После беседы с Хелен они молча шли по улице, размышляя каждый о своем. Справа и слева тянулись древние эдинбургские дома.
Маруся так устала, что плохо помнила, как добрались до отеля и как она легла в постель. В голове мелькали огни, золотистые всполохи, звучал голос Марка – то насмешливо-громкий, то нежный и тихий. И какая-то музыка. Незаметно Маруся провалилась в сон. А проснулась от того, что Марк сидел рядом и смотрел на нее. Заметив, что она проснулась, он провел рукой по ее волосам.
– Ты хочешь спать?
– Нет.
– Тогда пошли, встретим рассвет.
Они вышли из гостиницы, Маруся споткнулась и взяла Марка за руку. И они шли так всю дорогу.
Марк привел ее на какой-то холм. Солнце лежало в темной пелене, потом край неба стал светлеть, и вот упругий красный шарик вытолкнулся вперед и стал подниматься вверх. Как завороженная Маруся смотрела на него. Потом небо зарозовелось, и солнце стало бледнеть, приобретая ровный золотистый свет.
– Как красиво! – выдохнула она.
Эдинбург расстилался перед ними: серые крыши домов, ровные прямоугольники зелени, древний замок с крепкими стенами. Отблеск солнца воспламенял город, и в его сумрачной серости проступали красные, белые, терракотовые пятна.
– А как ты относишься к словам Хелен, что Кеннеди – древний шотландский род, а Джон – воплощение короля Артура? – спросила Маруся.
– Ну нам же сказала Элизабет, что ее бабушка может говорить невероятные вещи. А наше дело – верить им или нет. Здесь много странностей, загадок…
– Да…
– Ты веришь, что существует «проклятие Кеннеди»? – тихо спросил Марк.
– Не знаю. Но многие из клана Кеннеди плохо кончили. И никто не смог больше стать президентом. У Эдварда Кеннеди, младшего брата Джона, как и у Роберта, были для этого все данные. Но трагический случай перечеркнул их. Нелепая автокатастрофа. Сам он спасся, а его спутница – нет. И Эдварда обвиняли в том, что он бросил умирать свою помощницу в автомобиле, упавшем в воду. Не оказал помощи. Так или иначе, на его репутацию легло несмываемое пятно. А Джон Кеннеди-младший, сын президента, и вовсе погиб в авиакатастрофе вместе с женой и свояченицей, не дожив и до сорока лет.
Наступила тишина. Как будто бы трагический дух клана Кеннеди витал рядом. Маруся тряхнула головой, отгоняя наваждение.
– Что будем делать дальше? – тихо спросила она.
– По-моему, мы заслужили небольшой отдых. И теперь наш путь лежит в Лондон. Расслабимся там.
– А потом, может быть, заедем в Бретань? К Кате?
– А потом куда-нибудь еще… – Марк обнял ее. – Русечка…
– Что?
– Тебе со мной хорошо, правда?
В ответ она улыбнулась и, поднявшись на цыпочки, поцеловала Марка в щеку.
– Ты даже не представляешь, как хорошо!
Вдруг что-то остро кольнуло в сердце. Почему-то подумалось, что это дело так просто не отпустит ее. Но волевым усилием Маруся прогнала слабое шевеление тревоги.
Пригород Лондона. Наши дни
Он лег отдохнуть, но спать ему пришлось недолго. Отец поднял его через час.
– У нас мало времени.
– Я успею дочитать дневник Освальда?
Отец посмотрел на часы.
– У тебя есть полчаса.
– Хорошо.
Он сидел в комнате, окна которой выходили в сад.
– Будешь здесь или пойдешь в сад? – поинтересовался отец.
– Нет. Здесь…
– Через полчаса я зайду. Отдам пока необходимые распоряжения.
Он кивнул, взял в руки листы и продолжил чтение, жадно вчитываясь в каждую строчку.
Даллас. 22 ноября 1963 г.
«Справа раздался шорох, но я даже не повернул головы. Да поможет мне Бог!
– Все в порядке, Ли? – раздался знакомый голос.
– Да.
– Ну и хорошо. Мы с тобой герои, правда?
Но я стиснул зубы и был весь внимание.
Я молчал. Рев толпы становился все сильнее. Сейчас, вот…
Раздалось три выстрела, от напряжения страшно заныл затылок. Но странно – я даже не понял, стрелял я или нет. Наконец я повернул голову вправо. И встретил насмешливый взгляд Алекса.
– Ну вот все и закончилось, Ли! Ты можешь идти домой. Ты свободен. И ты… настоящий герой!
– Правда? – пробормотал я, не ощущая ни радости, ни удовлетворения. Хотелось только одного – домой и спать, спать, спать. А потом проснуться и пойти на прогулку с Мариной и дочкой, и купить им по мороженому, как недавно. Да. Мне страшно захотелось домой…
– Значит, я могу идти?
– Да. А винтовку оставь здесь. С собой не бери, понял?
Я молчал…
– А что там все-таки было?
– Там… – и снова этот странно-насмешливый взгляд. – Убит фанатик, пытавшийся стрелять в президента. Это мы его ликвидировали. Мы – герои. Но о нас – не надо. Пусть позже все лавры достанутся тебе одному. О’кей?
– О’кей, – машинально говорю я. Начинает дико болеть голова, мне хочется поскорее уйти домой. Я окидываю взглядом склад – все на своих местах, все как прежде. Но будет ли все как прежде? Я не успеваю ответить или поразмышлять над этим вопросом, как мне повторяют: «Уходи!»
Я поворачиваюсь к Алексу спиной.
Я спускаюсь на второй этаж и беру в автомате кока-колу. Мне хочется пить, а еще почему-то мне расхотелось покидать склад и выходить на улицу. Мне почему-то кажется, что там меня поджидает что-то ужасное… Но ведь все позади?
Вдруг в здание врывается полицейский вместе с начальником склада Трули. Он орет на него: почему заблокировали лифт? Он наставляет на меня пистолет, а я улыбаюсь. Знал бы он, от чего я только что спас президента Кеннеди! Они бегут мимо меня наверх, а я думаю: успели ли те двое скрыться? Или нет? Я выхожу на улицу, и в глаза мне бьет солнце. Я прищуриваюсь. Боже, помоги мне добраться домой, и поскорее. Никогда я не испытывал такого жгучего желания оказаться в кругу семьи. Никогда. Улица полна народу, в воздухе чувствуется волнение… Я сажусь в автобус и встречаюсь глазами со своей бывшей квартирной хозяйкой мисс Бледсоу. Старая ведьма смотрит на меня осуждающе. Ну и пусть! Я отворачиваюсь от нее, и в это время водитель сообщает, что стреляли в президента Кеннеди. У меня вырвался не то смешок, не то кашель, и мне кажется, что все уставились на меня. А что все-таки происходит? Внутри меня возникает страх – пока еще очень робко, но он с каждой секундой поднимает голову. Мне надо домой!
Я схожу на ближайшей остановке и ловлю такси. Кто-то говорит: «Он убит, ты слышишь, наш Джон убит! Кеннеди больше нет. Я просто не могу в это поверить». Я качнулся.
– Разве это не инсценировка? – прошептал я одними губами, как будто бы кто-то мог меня видеть или слышать.
Я не могу больше ждать… Я чуть было не уступаю такси пожилой женщине, но она отходит, я сажусь в машину и называю адрес, но не своего дома, а улицы поблизости. Я не хочу привлекать внимание к моему дому. Мне кажется, что за мной уже следят, а я по-прежнему не понимаю, что случилось.
Я захожу в дом и жду условленного сигнала. Мимо меня проезжает машина, она сигналит два раза. Это сигнал, что все нормально, но мне нужно срочно уходить, и я спешно покидаю жилище. По заранее условленной договоренности я должен встретиться с человеком и получить от него инструкции, что делать. Дальше… Наш план провален? Впервые за последнее время моя голова работает четко и ясно. ЧЕРТ! ЧТО В КОНЦЕ КОНЦОВ ПРОИСХОДИТ?
Я иду по улице и натыкаюсь взглядом на Него. Я смотрю на своего двойника непонимающе: зачем он здесь? Что он здесь делает? Мысли проскакивают с быстротой молнии. Я должен получить инструкции от Него? То есть от самого себя? Да, там работают явные шутники! Я встречаюсь с Ним глазами, но больше ничего не успеваю понять, потому что останавливается полицейская машина, и мне хочется крикнуть – это я, я должен переговорить с тем человеком, сидящим в машине! Некая сила толкает меня вперед. Но я не успеваю ступить на асфальт, как Он, мой двойник, выхватывает пистолет и стреляет в полицейского. Эти звуки отдаются в моем мозгу. Бежать! Бежать! Бежать! Я застываю на месте, словно парализованный. Я заскакиваю в магазин, а потом – на улицу и в кинотеатр. В моей голове все смешалось, я не знаю, придет ли сюда кто-нибудь, как мы договаривались, и мне становится страшно. Все пошло не так, как мы думали и планировали.
В темном зале немноголюдно, я сел рядом с беременной женщиной. Я вспомнил Марину и как я ждал нашего ребенка. Марина! Знает ли она, что сейчас со мной? Что будет с ней? Почему так получилось? Разве они не ликвидировали снайпера? Как же так?
Я чувствую, как кто-то подсаживается ко мне. Это тот самый человек-без-лица. Он что-то говорит, но я не понимаю, я словно погружаюсь в дремоту. Его голос шуршит, шелестит… Моя голова становится тяжелой… Я проваливаюсь куда-то. Внутри меня – темнота. Я ничего не помню и с трудом вспоминаю, кто я.
Зажигается свет, и ко мне направляются полицейские. Как они меня выследили? Как? Я ничего не понимаю! Мне хочется крикнуть: «Это не я, меня просто обманули!» Вместо этого я говорю: «Теперь все кончено». Я очень устал. Я вспоминаю про пистолет и хочу его выхватить, чтобы застрелиться. Но мне не дают этого сделать, я не успеваю… «Беги, кролик Оззи, беги!» – говорю я сам себе, вот только бежать мне, похоже, уже некуда! Тупая боль и усталость – вот и все, что владеет мной.
Как же меня здорово подставили! Похоже, у меня совсем нет мозгов, раз я так влип! Все время меня дергали за ниточку, уверяя, что я работаю на благо страны, против негодяев и предателей, а теперь я сам оказался негодяем и предателем. Я должен был спасти президента, а на самом деле теперь получается, что я его убил! Будь все они прокляты! Неужели теперь меня убьют? Мне страшно… Я кричу, что я не буду сопротивляться. Я не хочу умирать! Я хочу жить, видеть своих детей, любить Марину. Мной владеет лишь один животный ужас, я буду сопротивляться до последнего, если надо, я расскажу все. Мне терять уже нечего, я выложу все карты. И про ЦРУ, и про ФБР, и про попытки КГБ завербовать меня, я не дурак, я все понимаю…
Пусть они разбираются с ними со всеми, кто подвел меня, подвел президента, подвел нацию. Кеннеди хотел изменить Америку, чтобы такие люди, как моя мать, не мучились и не сидели в нищете, воспитывая в одиночку троих детей. Я хотел помочь изменить мир… А теперь мне хочется выть от досады… Я все разрушил своими руками. Бай-бай, президент Кеннеди, бай-бай, Америка!
И еще я с ужасом понимаю, что ничего не помню. НИ-ЧЕ-ГО! Ни имен, ни фамилий… Только какие-то обрывки.
Но я не собираюсь так просто сдаваться. Я нужен Марине и своим детям. Я должен стать хладнокровным и собранным, мне нужно взвешивать каждое свое слово, чтобы не навредить себе. И еще мне понадобится адвокат. Хороший адвокат, который вытащит меня из этой передряги. Я скажу Марине, и она позаботится об этом. Она, несмотря ни на что, любит меня, и у нее есть голова на плечах.
О чем меня спрашивают? Кажется, об убитом полицейском. Но я не могу пока ничего сказать, иначе меня просто убьют. Мне нужен адвокат, и тогда я заговорю, и это будет бомба, которая взорвет Америку. Пусть разбираются с этими продажными тварями, пробравшимися в ЦРУ и ФБР. А я устал, я хочу просто выбраться из этой ловушки и уехать отсюда далеко-далеко. Вместе со своими детьми и Мариной…
Когда меня допрашивали, я придерживался одной линии – я не мог пока ничего говорить, я обязан был молчать. Пока не придет мое время, а оно наступит очень скоро. Напрасно эти твари думают меня сломать или запугать! У них ничего не получится. И я все вспомню, обязательно вспомню!
Допрашивали меня как-то странно – без стенографистки. Кажется, она положена в этих случаях или я ошибаюсь?
– Вы причастны к убийству президента Кеннеди?
– Нет.
– Вы убили полицейского Типпита?
– Нет, я его не убивал. Я не буду об этом говорить.
– Что вы делали на складе школьных учебников?
– Я пришел на работу.
– Почему вы ушли оттуда?
– Я понял, что сегодня работы уже не будет.
– Вы сотрудничали с коммунистами?
– Нет. Но я считаю, чтобы за коммунизмом будущее. Это справедливый строй, при котором не будет угнетения человека человеком.
– Вы здесь не для того, чтобы пропагандировать коммунизм. Вернемся к убийству президента.
– Я не буду говорить на эту тему.
– Зачем вы взяли с собой винтовку на склад?
– Я не брал ее.
Как ни странно, с каждым ответом во мне прибавлялась уверенность, что все еще можно поправить.
Потом появился этот хорек Хости, этот фэбээровец, я наорал на него. Мне хотелось выплеснуть ему в лицо все, что я о них думаю, об этих поганых фэбээровцах, которые изводили меня и не давали жить. Но кто-то внутри меня шепнул: «Подожди, еще не время!» И я успокоился. Да, возможность рассказать все у меня появится после. Нужно только набраться терпения. И все вспомнить. Раз я узнал Хости, значит, я могу вспомнить и других…
Но держать себя в руках было все труднее, меня то и дело пытались вывести из себя. Провели дознание, где меня «опознали», но я-то понимал, как «они» ловко действуют и что я всего лишь пешка в их многоходовке. Наконец мне предъявили обвинение в убийстве полицейского.
Я требую адвоката, черт возьми, мне нужен адвокат! Я хочу и буду защищаться, я открою ту правду, которую скрывают от Америки, американского народа и всего мира! Я то нервничаю, то безукоризненно спокоен. А кто бы сохранил ледяное хладнокровие на моем месте? Хотел бы я знать – кто?
Теперь они идут дальше и предъявляют мне обвинение в убийстве мистера Кеннеди. Меня снова допрашивают, но я все отрицаю, я говорю, что мне и моей семье нравился Кеннеди. Но мои слова падают как в бездонную пропасть. Никто не хочет меня слышать.
Мне разрешают свидание с Мариной. Мы разговариваем через стеклянную перегородку по телефону. Рядом с Мариной моя мать, но я не хочу ее видеть и не хочу с ней разговаривать. Мне нужна только Марина.
Как странно, что я не могу взять ее за руку или обнять и поцеловать. Я знаю, что все, абсолютно все будет направлено против меня – любое слово, любой жест, и даю понять Марине, что нужно соблюдать осторожность и не стоит говорить о важных вещах. Она меня понимает. Моя Марина. А потом она плачет, и я с трудом сдерживаюсь, мне хочется ударить кулаком и снести к чертовой матери все эти перегородки. И заключить ее в объятия. И поцеловать. И забрать туда, где нас никто не найдет – ни ЦРУ, ни ФБР, ни вездесущее КГБ. Никто и никогда.
У меня удивительно ясная голова, почему же в последнее время я ходил словно в тумане? А сейчас – нет. Марина что-то говорит, но я ее не слышу. Кажется, она говорит, что любит меня. После ее ухода я начинаю усиленно моргать, я вот-вот расплачусь. Приходит брат Роберт, я предупреждаю его, что наш разговор записывается.
Дальше все начинает расплываться в моем мозгу, как мутное пятно. Мне показывают фотографию, где я с винтовкой, но я не помню, когда и кто меня сфотографировал. Или у меня опять провалы в памяти? Я все отрицаю, я ведь правда ни в чем не виноват.
Меня должны перевести из полицейского управления в тюрьму. Я снова спокоен. Я жду суда, на котором все узнают правду. Мне нечего стыдиться и нечего скрывать. Мне остается только ждать… Ждать и вспоминать… И в один прекрасный момент я вспомню все! Обязательно!
Я иду рядом с полицейским, прикованный к нему наручниками. Журналисты. Вспышки камер. Я щурюсь. Вокруг незнакомые лица. Но вот неожиданно на меня надвигается Руби. Откуда он? Я хочу крикнуть, но острая боль буквально разносит меня на куски. И темнота. И кто-то склоняется надо мной? Кто? Полицейский? Руби? Марина?
Я четко слышу голос:
– Вы убили президента Кеннеди?
Я только отрицательно качаю головой.
Бай-бай, Кеннеди, бай-бай, Америка. Марина…
Я снова качаю головой, и мне хочется кричать.
Неужели это конец?
Мари… на…
Ма…
Отец снова появился незаметно. А ведь, казалось, он должен был слышать шум въехавшей в комнату коляски.
– Дочитал?
– Да. Значит, Освальд не убивал Кеннеди?
Отец покачал головой.
– Его подставили, – голос отца звучал хрипло. – Чтобы все свалить на него. Раздуть новый виток антисоветской истерии. Мы прокололись здесь. И по-крупному…
– Как это?
Отец помолчал и проговорил со вздохом:
– Промашка Алекса. Невольная, но промашка… Сейчас все эти материалы в опасности. Произошел провал агентуры, и теперь станут нас убирать. Одна из тех, кто работал когда-то по этому направлению, женщина под кодовым именем «Татьяна», уже убита. Она позвонила одному из наших, а он уже был на крючке. Конспирация сохранялась много лет, но все-таки нас вычислили. За нами охотились в течение длительного времени….Так благодаря этой смерти мы и поняли, что всему конец. – Отец замолчал. – Еще одной ошибкой Алекса было то, что он вообще полез на эти выборы… Нет чтобы тихо-мирно дожить свои дни, Алекс захотел участвовать в политике и продвинуть своего сына. Мозгов бы у него хватило, но… – отец тяжело вздохнул. – Нельзя нам было светиться и вылезать на поверхность. Всегда есть ниточки, за которые можно потянуть и распутать весь клубок. Да, Алекс сделал пластическую операцию, сменил все документы, но прошлое есть прошлое, и так просто от него не избавишься. А от прошлого разведчика тем более. Его и уговаривали, и предупреждали…
– Недавно его сын попал в автокатастрофу, но это же… Пап, это не вы подстроили?
– Давай не будем об этом. Там и местных конкурентов хватает. Нарвался на старых хозяев, вот и получил по полной.
– И что теперь? – спросил он.
– Я хочу, чтобы ты взял все материалы по группе и спрятал их в надежном месте. Подумай над этим… Сейчас лучшая сохранность будет в России.
– Почему, пап?
Но ответа не последовало.
Игорь Мятлев понимал, что есть вопросы, на которые может ответить только его отец. И хотел их задать. Он не знал, выяснит ли он то, что хотел. Но и не спросить не мог.
– Пап! А почему все-таки Кеннеди убили?
Отец снова замолчал. Он уже подумал, что ответа не будет, когда Мятлев-старший сказал, делая паузы между предложениями:
– Смерть Кеннеди была предопределена. Если посмотреть на историю, то окажется, что смерть людей, за которыми стоят определенные проекты, означает и свертывание этих проектов. По этой причине убили Столыпина, царя Александра Третьего, после которого пришел к власти никчемный Николай Второй. Убили Ленина, и пришел Сталин, убили Рузвельта, хотя это доказать трудновато… Кеннеди – это был проект… Налей мне водки, сын. Я знаю, что нельзя, но, как говорится, если очень хочется, то можно… В гостиной в шкафчике слева, будь добр, принеси.
Он принес бутылку водки, стакан.
– Плесни полстаканчика.
Отец выпил водку залпом и продолжил:
– На чем я остановился? Ах да, смерть Кеннеди означала свертывание проекта другой, или альтернативной истории. Ты когда-нибудь задумывался, что время не линейно и даже не циклично? Время пускает корни в зазеркалье, и значит, там, в другой реальности существует другая история. Та, которая могла бы стать, но не получилась… По каким-то причинам. Если бы Кеннеди не умер – история пошла бы по другому пути. Не было бы свертывания космических программ, не было бы сумасшедшей гонки вооружений. Кеннеди хотел примирения с нами, Советами, хотел реального мира, а не войны. И он хотел сотрудничества в области космических программ. А получилось, что все ушло. Испарилось. Вместе с ним. Вот так-то, парень! Много говорят о «проклятье Кеннеди», но и здесь все не так просто. Считается, что Кеннеди, то есть их родоначальник Патрик, взялся как бы ниоткуда. Бедный ирландец, выскочивший как черт из табакерки. Перебравшийся в Америку в поисках лучшей доли, как и тысячи других. Как бы не так! – Взгляд отца был мутным, расфокусированным, но он продолжал твердым голосом: – Факт-пустышка. – Он хмыкнул. – Но эта истина тщательно скрывается ото всех. И к такому выводу пришла одна девушка, молодая специалистка по английской литературе, которую мы привлекли к работе с документами. Она же была переводчицей Освальда в Москве. Очень умная и толковая девушка. И нам она сильно помогла разобраться в истории клана Кеннеди и причинах его устранения. Со стороны это может показаться невероятным, но на самом деле в этом что-то есть. Та правда, которая никогда не выйдет наружу, а будет спрятанной глубоко под толщей лжи.
– Так кто же убил Кеннеди?
Брови отца взлетели вверх.
– О, любимый прикол американцев! Кодовая фраза: «Кто убил президента Кеннеди?» Как ни странно, в этих документах есть ответ на главный вопрос. Конкретные фамилии заказчиков и исполнителей. Нами была проделана огромная работа. Если говорить о технической стороне дела, то стреляли с травяного холма. Трое, которых по странной иронии задержали в полиции, но вскоре отпустили… На вид – почти бродяги. А если говорить о реальных именах – то они тоже есть. В убийство президента было втянуто немало людей. Часть из них была связана с нефтяным лобби и с Гувером, часть… – Возникла пауза. – Лучше бы тебе этого и не знать. Работали в Москве, работали в Америке. Твой отчет тоже был составной частью этой работы. Нити из прошлого ведут в настоящее. Кое-кто из тех времен властвует до сих пор, имеет своих ставленников во власти. Обнародование этого материала во многом бы изменил политический ландшафт Америки. И не только Америки…
Отец замолчал.
– Давай до завтра. Ты где остановился?
– А разве я не могу переночевать у тебя?
– Это небезопасно. Я отдаю тебе все материалы по группе. И попрошу тебя остановиться в отеле, куда тебя отвезет Соня. Она же и позаботится о том, чтобы ты благополучно туда добрался.
– Пап!.. Но как может домработница позаботиться о моей безопасности?
В ответ был краткий смешок.
– Соня – наш проверенный кадр. «Товарищ Соня». Ты даже и не сомневайся в ней.
Он кивнул.
– Ну что, пора! Палку мне… Помоги подняться.
Он помог отцу. Тот встал, опираясь на палку.
– Ну вот и все…
Они стояли и в молчании смотрели друг на друга.
Через несколько минут появилась Соня. Она уже переоделась и была не в сари, а в светлом брючном костюме. И тащила большой чемодан на колесиках.
– Там все! – кивнул отец. – Документы, микрофиши, пленки…
– Я понял. – В горле встал комок.
Соня уже открывала дверь.
– Пока, Игорек! Подойди ко мне.
Он подошел, обнял отца и поразился тому, какой он хрупкий, худой, кажется, дунь – и улетит. По щекам отца текли слезы.
– Береги себя, мой мальчик.
Он ушел, а когда обернулся, то увидел в дверном проеме фигуру отца. Тот стоял и смотрел ему вслед. Когда Игорь Мятлев обернулся, отец поднял руку в знак прощания.
Наши дни. Лондон
В Лондоне Маруся не была ни разу. Но знала, что нельзя считаться бывалым путешественником, не побывав в Соединенном Королевстве Великобритании. Лондон был Меккой, пробным тестом, боевым крещением туриста.
Маруся всегда мечтала о Лондоне, она думала о нем, представляла, как приедет вместе с Костей… И как они будут бродить по романтическим местам Лондона – Риджентс-парку, мосту Тауэр, старинным улочкам, заглянут в Музей Виктории и Альберта, посидят в каком-нибудь пабе… Она тряхнула головой, вспоминать о Косте больше не хотелось.
Гостиница находилась в шумном районе, и Маруся немного растерялась от гвалта.
Они с Марком поселились в соседних номерах. И сейчас сидели в Марусином.
– И что теперь? – спросила Маруся.
– Ты хочешь лечь спать?
– Я хочу выйти и прогуляться по вечернему Лондону. Ты не против присоединиться ко мне?
– Вряд ли я отпустил бы тебя одну. Я уже был в Лондоне несколько раз. Первый раз город мне не понравился, во второй – я проникся к нему симпатией. А в третий – влюбился.
Они решили пока не касаться расследования и хотя бы на пару часов отвлечься. Марусе это далось с трудом, а вот Марк… Похоже, ему доставляло удовольствие показывать Марусе достопримечательности Лондона. Он обнимал ее за плечи и поворачивал в разные стороны.
– Вот там Биг-Бен. Грандиозно, да? Это парламент, там мост Тауэр, а если мы пройдем вперед, то выйдем к театру «Глобус»…
В Темзе отражался тусклый свет от фонарей. Он дрожал в воде, рассыпался и искрился, как бенгальские огни. Маруся с Марком перегнулись через парапет и какое-то время молча смотрели в воду.
– Красиво! – тихо сказала Маруся.
– Руська!
Она подняла на Марка глаза.
– Что?
– Да так, ничего! – Он махнул рукой.
– Сказал «а», говори и «б».
Это была одна из любимых присказок шефа. Оба невольно улыбнулись.
– Ты все еще переживаешь из-за… этого своего?
Маруся мгновенно замкнулась.
– Я не хочу ничего об этом говорить, Марк! Считай, что это – запретная тема.
– Понимаю, но мне обидно. Что ты из-за этого козла…
– Он не козел! Это я… – слезы подступили к горлу, горячие, обжигающие. Ну зачем он напомнил о Косте? О том времени, когда все было ясным, ярким и звонким. Она могла проснуться и, включив музыку, петь, или спрыгнуть с кровати и выделывать немыслимые па. Она была счастлива от одной только мысли, что Он – есть, что Он позвонит, и они встретятся. Или она будет об этом мечтать. И неизвестно, что слаще – реальное свидание или воображаемое, когда все детали и подробности обрастают нежным флером, словами-поцелуйчиками, объятиями, прикосновениями, от которых пересыхает в горле… А когда он брал ее руку и клал на свою грудь – у нее все таяло внутри, расплавлялось сладким жаром…
– Черт! – Она тряхнула головой. – Черт! Черт! – И стукнула кулаком по парапету. – Марк, зачем ты об этом напомнил? Тебе захотелось посмотреть на мою реакцию?
Маруся пошла от него быстрым шагом, потом – побежала.
Марк перехватил ее.
– Пусти!
– Нет!
– Да!
– Нет! Не пущу!
Они стояли и кричали друг на друга. Наконец она обмякла и заплакала, уткнувшись ему в грудь.
– Ну, пореви… – в голосе Марка слышалась нежность. – Поплачь.
– Ты считаешь, это хорошо, да?
– Тебе нужно успокоиться. На тебя столько всего свалилось… Возьми платок.
– Спасибо, Марк! Ты мне как старший брат, которого у меня никогда не было.
– Я стараюсь… – он погладил ее по голове.
– Я – дура, – с тоской сказала Маруся. – И я это прекрасно знаю. Костя – неподходящий для меня человек. И на что я только надеялась? Мне нужно было понять это раньше, с самого начала.
– Люди – не боги. И с самого начала редко кто понимает, как правильно поступить. Людям свойственно ошибаться. Пока некоторые вещи не поймешь на своей шкуре, ни в чем не разберешься. Зачем себя винить? Крайне непродуктивная вещь. Лучше идти вперед и не оглядываться. А о прошлом – забыть. Кстати, это советую не я, а психологи…
– Ну да, ну да. Нужно взять себя в руки и идти дальше. Хреновая тактика. Где эти руки? И что делать, если они все время хотят других рук?
Маруся посмотрела на Марка и тут же пожалела о сказанном. Даже в тусклом свете фонарей было видно, как окаменело его лицо.
– Если тебе хочется пострадать, пожалуйста, – произнес он холодно. – Я даже не знал, что твоя тяга к разрушающему мазохизму так велика. Не буду мешать.
Он резко отстранился и отошел на пару шагов.
– Марк! Ты не представляешь, как мне временами бывает тяжело! Я стараюсь, иногда удается забывать обо всем. А бывает, как нахлынет…
– Ты сама этого хочешь! Это мое личное мнение, но можешь записать это крупными буквами у себя на лбу.
– Не нуждаюсь в твоих советах!
– Ну и отлично. А зачем жалуешься? Тебе не кажется это странным?
Как же она забыла, что Марк никогда себе не изменяет и ждет момента, чтобы ужалить посильнее? Он не был бы Марком, если бы вел себя по-другому.
– Ты в своем репертуаре. Спасибо, что не даешь мне расслабиться. А то я что-то совсем расчувствовалась.
– Я хочу помочь тебе, неужели это не видно? Странно, что мои действия ты интерпретируешь по-другому.
– Такая помощь мне не нужна, – сделала Маруся акцент на слове «такая».
– Я все понял: буду молчать и ни во что не лезть. Страдай дальше сама и в одиночестве.
Они возвращались в гостиницу молча, наконец Маруся не выдержала:
– Прости меня.
– Это мне нравится больше, – сухо сказал Марк. Но по тону было ясно, что он все еще сердится.
– Марк! – Она остановилась, взяла его за руку. – Я, правда, прошу меня извинить.
– Ладно, извинения принимаются. – Он шутливо приобнял Марусю за плечи, но, почувствовав, как она напряглась, отстранился.
– Я же шутя.
Маруся ничего не ответила.
– Как ты думаешь, что будет дальше?
– Без понятия. Не нужно заниматься бесполезными гаданиями, наслаждайся прогулкой.
– Не получается, – призналась Маруся.
– В конце концов нас же учили абстрагироваться от проблемы и расслабляться.
– Учили… – эхом отозвалась она. – Но сейчас это получается плохо.
– А ты попробуй, я помогу. Иногда я утром принимаю позы из йоги, и хороший заряд бодрости на весь день обеспечен.
– Ты занимаешься йогой?
– Угу. И еще тхэквондо.
– Как же ты дошел до жизни такой?
– Хороший вопрос. Просто однажды я шел с девушкой…
При этих словах Маруся почувствовала легкий укол ревности. Здесь она ошибиться не могла. Она ревнует Марка? Это открытие так удивило Марусю, что она даже остановилась, и Марк чуть не налетел на нее.
Она всегда воспринимала Марка слишком отвлеченно. Прекрасно знала, что он был заправским донжуаном, остроумцем. Любимцем шефа, человеком, который всегда распутает самые сложные дела и вообще выйдет с честью из любого положения. Невозмутимый, холеный, уверенный в себе, безукоризненно элегантный и застегнутый на все пуговицы. Маруся привыкла к его насмешливому тону, вечным подтруниваниям и целой веренице женщин и девушек, которые тянулись за ним шлейфом. Обычно он оставлял их за пределами офиса, и его личная жизнь никак не пересекалась с работой, но все же иногда случалось, что подружки просачивались и на работу. Это выражалось в звонках шефу, где они, всхлипывая, объясняли, что Марк поступил с ними не совсем по-мужски. Правда, до шефа это доходило редко. Секретарша Ирина стояла на страже покоя Владлена Сергеевича и отсекала такие звонки еще на дальних подступах. Но если все же какими-то неведомыми путями они доходили до босса, тот с удивлением крутил головой.
– Даже не знал, сколько дурочек у нас обитает. Всегда считал, что женщина двадцать первого века – существо самодостаточное. А здесь клюква какая-то. Чистый детский сад. Ты что, Марк, обещал жениться или сбежал в первую брачную ночь? – Обычно шеф говорил это в их уютной кухне во время перерыва, чтобы подчеркнуть статус – милые семейные разборки, вот по какому разряду это проходило.
– Я? – При этом брови Марка картинно-театрально взлетали вверх, словно он вообще слышал о чем-то подобном в первый раз. – Конечно, нет! Как вам такая мысль вообще могла прийти в голову? Я? Жениться? Что за бред! – В этом месте Марк обычно издавал звук, похожий на смешок или фырканье добродушного тюленя.
– Да-да, я, конечно, знаю, – продолжал шеф, вертя круглой головой – Ты и брак – понятия несочетаемые. Но что же ты мог сказать этой курице, что она так крепко в тебя вцепилась и еще намекает на некие обязательства? – В этом месте Марк глубоко задумывался, словно вспоминал все свои огрехи. – Может быть, ты уже намекнул ей, что она будет хозяйкой в твоей квартире?
– Ничуть. Если честно, я не помню даже, как ее зовут. – При этом в ответ обычно раздавался взрыв хохота.
– С девушкой… – повторила Маруся.
– Да, шел с девушкой, и вдруг появилась стайка гопников, и я почувствовал, как моя спутница подобралась. Подобрался и я. И это было для меня невыносимо противно, что вот я, умный самостоятельный молодой человек, должен испытывать почти животный страх от того, что какая-то группа подонков может внезапно подойти к нам и пристать к моей девушке. Я шел, чувствовал легкую испарину на лбу и молился, чтобы все обошлось… Опасность миновала, но свое состояние я запомнил и решил сделать все, чтобы его больше не испытывать. Так я стал заниматься борьбой. Это был лучший выход из положения. Иначе я бы больше не смог спокойно гулять с девушками, – улыбнулся Марк.
– А она? – вырвалось у Маруси.
– Кто?
– Та девушка? Что с ней сталось?
– Девушка… влюбилась в другого.
– Ясно.
– Вот и наша гостиница.
– Ты уже устал?
– Нет, готов гулять хоть всю ночь, но завтра нам рано вставать, и голова должна быть свежей, а физическая кондиция – выспавшейся и крепкой.
– Марк, – сказала Маруся. – Я вспомнила про Мятлева, помнишь, я тебе рассказывала о своем визите к нему. Специалист по американской истории. Входит в предвыборный штаб Королькова. Думаю, что интересно обратиться к нему и спросить про связь Кеннеди с Шотландией. Может быть, он тоже что-нибудь скажет…
– Ты хочешь позвонить ему сейчас?
– Почему бы и нет? Но у меня телефон разрядился. Ты мне свой не дашь? Номер у меня в блокноте записан.
– Пожалуйста. Звони.