Глава 27
Ей казалось, будто она знает о Джесси практически все. Теперь, после полуторачасового участия в коронерском дознании, Сюзанна узнала о Джессике Мэри Картер следующее: рост пять футов и два с половиной дюйма, аппендикс и миндалевидные железы удалены более десяти лет назад, на пояснице родимое пятно, на указательном пальце левой руки по меньшей мере три перелома, причем последний относительно свежий. Что касается остальных повреждений, о которых Сюзанна предпочла бы не знать, то на теле имеются кровоподтеки, явно не связанные с обстоятельствами, приведшими к летальному исходу. У Сюзанны возникло такое чувство, будто речь, собственно, идет не о Джесси, а о некоем абстрактном теле, о состоянии его кожных покровов и костной ткани, с подробной каталогизацией причиненных травм. И Сюзанну смущало прежде всего даже не отсутствие у нее информации о наличии у Джесси застарелых травм, а скорее то, что исчезла сама сущность Джесси.
В здании суда друзья и родственники Джесси, которым хватило духу принять участие в дознании (одним – потому что они не могли примириться с самим фактом ее смерти, другим – потому что в глубине души они радовались возможности поучаствовать в самом громком событии после пожара в магазине для животных 1996 года за всю историю Дир-Хэмптона), вполголоса перешептывались или, преисполненные осознания важности происходящего, молча рыдали в платочек. Сюзанна беспокойно ерзала на месте, пытаясь увидеть с высоты галереи для публики дверь в зал. Она подозревала, что он здесь и сидит сейчас на скамье рядом с прокуренными сестрами Кэт Картер. Однако покинуть зал заседаний, чтобы проверить, она не могла, поскольку это могло быть расценено как неуважение к суду.
Когда она приехала, в суде его еще точно не было; не было его и двадцать минут назад, когда она выходила в дамскую комнату. И тем не менее, как единственный свидетель происшествия, он в любом случае должен был давать показания.
Ему так или иначе придется появиться в суде.
Сюзанна пригладила волосы, каждой клеточкой тела ощущая, как свернувшиеся клубком еще сутки назад волнение и страх заставляют болезненно сжиматься мышцы живота. Чтобы успокоиться, она уже дважды открывала сумочку и смотрела на лежавшие там сокровища. Среди них: этикетка от подаренного анонимом растения; отправленная на адрес родителей в конверте без имени отправителя бумажная бабочка, которую Бен, бывший в отроческие годы юным натуралистом, идентифицировал как Inachis io. Сюзанна написала название на внутренней стороне. А вчера, когда она отправилась в магазин закончить дела, то обнаружила огромное павлинье перо, прикрепленное к дверной раме. И теперь оно нелепо торчало из-под клапана ее сумки. И никаких сообщений. Но Сюзанна знала, что все эти вещи определенно так или иначе связаны с ним. И в них имеется некий скрытый смысл.
Если честно, Сюзанна даже не рассматривала возможности, что эти странные подношения могут быть от Нила.
Наконец коронер закончил с изложением результатов вскрытия, затем наклонился к Кэт Картер и поинтересовался, не желает ли она что-нибудь уточнить. Кэт, зажатая между преподобным Ленни и неизвестной женщиной средних лет, покачала головой. Тогда коронер вернулся к лежавшему перед ним списку свидетелей.
Она была следующей на очереди. Сюзанна посмотрела на очкастого репортера в углу, непрерывно строчившего в блокноте. Она уже успела поделиться с преподобным Ленни своими опасениями. Ведь если она расскажет коронеру все, что знает, абсолютно все, то Джесси распишут в газетах как обыкновенную жертву домашнего насилия. Но Джесси решительно не желала, чтобы в ней видели жертву. На что преподобный Ленни ответил, что Сюзанна не одинока и у Кэт имеются аналогичные опасения.
– Понимаешь, Сюзанна, тут главное – видеть суть дела, – заявил он. – Сейчас прежде всего следует думать о судьбе Эммы. И хотя обвинительное заключение во время здешних слушаний не выносится, можно не сомневаться в том, что все сказанное в дальнейшем будет учтено уголовным судом. И мне кажется, Джесси согласилась бы на вмешательство в свою частную жизнь ради… спокойствия своей дочери. – Преподобный Ленни весьма аккуратно подобрал нужное слово.
Что, несомненно, облегчило принятие решения. Сюзанна услышала свое имя и встала. Под чутким руководством коронера она в сдержанных выражениях поведала о травмах Джесси, с которыми та приходила на работу в магазин, о трагической цепи событий, что привели к роковому для нее вечеру, о ее широкой натуре и общительном характере, невольно ставших причиной столь страшной развязки. Сюзанна не могла заставить себя посмотреть на Кэт Картер, поскольку ей казалось, будто она совершает предательство, но, закончив, Сюзанна встретилась с Кэт глазами, и та кивнула. В знак признательности.
Он так и не появился.
Сюзанна села на место, чувствуя себя выжатой как лимон.
– Ты в порядке? – повернувшись к ней, прошептал преподобный Ленни.
Она покачала головой, с трудом удержавшись от того, чтобы не бросить взгляд в сторону тяжелой двери в зал заседаний, которая грозила в любую минуту открыться. А затем, наверное в сотый раз, пригладила свои слишком короткие волосы.
Еще три человека давали свидетельские показания: лечащий врач Джесси, заявивший, что, по его мнению, Джесси не страдала от депрессии, но собиралась покинуть своего партнера; преподобный Ленни, который, как близкий друг семьи, поведал о своих попытках, так сказать, выправить ситуацию и о твердом намерении Джесси разобраться самой; и наконец, двоюродная сестра, которой Сюзанна раньше не видела. Последняя бурно разрыдалась, направив указующий перст на мать Джейсона Бердена: та знала, что происходит, и должна была его остановить, остановить этого поганого ублюдка. Коронер предложил сделать перерыв, чтобы девушка могла взять себя в руки. Сюзанна слушала вполуха: ее больше волновали голоса снаружи и то, имеет ли она законное право снова выйти из зала.
– А теперь переходим к показаниям единственного свидетеля, – объявил коронер, – мистера Алехандро де Маренаса, аргентинца по национальности, который ранее проживал в общежитии больницы Дир-Хэмптона, где работал в родильном отделении – (у Сюзанны оборвалось сердце), – и который предоставил показания в письменном виде. Сейчас я передам бумагу секретарю суда, она зачитает ее вслух.
Секретарь суда, пухленькая женщина с крашеными канареечными волосами, встала с места и принялась читать текст невыразительным голосом жительницы юго-востока Англии.
Значит, в письменном виде. Сюзанна резко подалась вперед, словно от удара под дых. Она не слышала ни единого слова из показаний Алехандро, поскольку в ее ушах отчетливо звучали те слова, что он, весь в слезах, жарко шептал ей на ухо в ночь гибели Джесси, перемежая их поцелуями, те слова, поток которых она остановила, запечатав его рот своими губами.
Сюзанна уставилась на секретаря суда, на месте которой должен был стоять Алехандро. Она с трудом сдержалась, чтобы не завопить от внезапно накатившего на нее приступа гнева.
Она не могла спокойно сидеть. Она ерзала на месте, терзаемая беспокойством и отчаянием, а когда секретарь суда закончила читать, поспешно проскользнула вдоль скамьи и выскочила в коридор, где уже сидели на скамье две тетки Джесси, ее двоюродная сестра и школьная подруга.
– Убийца проклятый! – прикуривая сигарету, бросила одна из них. – И как только его мамаше не стыдно показываться людям на глаза?
– Линн говорит, что парни его реально уроют, если он посмеет вернуться в Дир. Ее старший припрятал в машине бейсбольную биту, на случай если вдруг его встретит.
– Он по-прежнему за решеткой. И вряд ли его выпустят.
– Сильвия не виновата, – сказала другая. – Ты же знаешь, она совершенно раздавлена.
– Но продолжает его навещать, разве нет? Каждую неделю.
Одна из теток похлопала девушку по руке:
– Любая мать на ее месте делала бы то же самое. Родная кровь как-никак. Что бы он там ни натворил. – Женщина повернулась к Сюзанне. – Ты в порядке, милочка? Небось тяжело все это слушать, да?
Сюзанна, стоявшая прислонившись к стене, словно онемела. Ну конечно, он не пришел. Да и с какой стати после всего, что она ему наговорила?! Быть может, пока она тщетно высматривала его, он уже складывал чемоданы. Вот плата за ее высокомерную уверенность! Сюзанна на секунду замерла, ее лицо некрасиво сморщилось, она схватилась за голову, словно пытаясь удержать ее на месте. Она почувствовала у себя на плече незнакомую женскую руку, вдохнула кислый сигаретный запах.
– Не стоит так убиваться, милочка. Она сейчас на небесах, среди ангелов. Мы как раз говорили, что она с ангелами. Нет смысла переживать.
Сюзанна что-то пробормотала и выбежала на улицу. Она не желала знать, как именно классифицируют смерть Джесси: как несчастный случай, непредумышленное убийство или открытый вердикт. Джесси ушла. И это единственный непреложный факт.
И Сюзанне оставалось только молиться, чтобы Алехандро не ушел тоже.
Произошла задержка нескольких рейсов вследствие совершенно разных причин: неполадок с двигателем, проблем с безопасностью и плохими погодными условиями. Аэропорт Хитроу был буквально забит снующими туда-сюда пассажирами, которые тащили по блестящему линолеуму, поскрипывающему под тяжестью множества ног в обуви на мягкой подошве, чемоданы на колесиках или непослушные тележки с багажом. Усталые путешественники лежали, растянувшись и собственнически заняв все сиденье, младенцы истошно орали, а непослушные дети так и норовили затеряться в ярко освещенных кафе, еще больше терзая и без того истрепанные нервы родителей.
Хорхе де Маринас, слегка отяжелевший от выпитого в аэропорту кофе, посмотрел на табло, встал и поднял чемодан. Похлопал по карману пиджака, проверив, на месте ли паспорт и билет, затем махнул рукой в сторону выхода на посадку, где с билетами в руке уже послушно выстроились в очередь его соотечественники-аргентинцы.
– Ты уверен, что поступаешь правильно? – спросил он сына. – Не хочу, чтобы ты делал это из-за меня. Или из-за матери. Ты должен в первую очередь думать о себе. И понять, чего же ты хочешь.
Алехандро перехватил взгляд отца, устремленный на табло.
– Все нормально, па, – произнес он.
Корпус общежития медсестер в больнице Дир-Хэмптона оказался больше, чем запомнилось Сюзанне. Там имелось два входа, знакомые по первому посещению, и просторная зеленая лужайка с пышно разросшимися кустами, на которые она тогда, похоже, не обратила внимания. При дневном свете все выглядело иначе, территория больницы была усеяна людьми, устлана осенними листьями и мало напоминала место, куда она постоянно возвращалась в своих мечтах.
Хотя, с другой стороны, в тот вечер она вообще не думала об окружающей обстановке. Сюзанна топталась на месте, отчаянно пытаясь определить нужную ей дверь, и злилась на себя за отсутствие зрительной памяти и неспособность вспомнить, где находится квартира Алехандро. Он жил на первом этаже, Сюзанна точно знала, поэтому она прошла по траве и принялась заглядывать в окна, пытаясь что-то разглядеть сквозь однотипные тюлевые занавески.
Третья квартира, в которую она заглянула, была похожа на ту, что занимал он. Сюзанна увидела угловой диван, белые стены, складной столик. Но безликость квартиры и плохой обзор не позволяли определить, живет ли здесь кто-либо в данный момент.
– Какого черта тут понавешали тюлевых занавесок?! – пробормотала Сюзанна.
– Чтобы прохожие не заглядывали в окна, – услышала она голос у себя за спиной.
Сюзанна покраснела. Рядом стояли две медсестры, одна – рыженькая, явно ирландка, другая – темноволосая, уроженка Вест-Индии.
– Вы не поверите, сколько найдется любителей подглядывать за медсестрами, – сказала темненькая.
– Я не подглядываю…
– Вы что, заблудились?
– Нет, просто ищу кое-кого. Мужчину. – Сюзанна заметила в глазах медсестер неприкрытое удивление. Похоже, они собирались отпустить в ее адрес неприличную шутку. – Особенного мужчину. Он здесь работает.
– Но это женское общежитие.
– И все же у вас тут есть один мужчина. Акушер. Алехандро де Маренас. Аргентинец.
Медсестры переглянулись:
– Ах… он!
Сюзанна почувствовала, что ее явно оценивают, словно знакомство с Алехандро выставляет ее в новом свете.
– Да, это его квартира, совершенно верно. Но я сомневаюсь, что он тут.
– Вы уверены?
– Иностранцы здесь не задерживаются, – сказала темнокожая женщина. – Им дают самые дерьмовые дежурства.
– И им здесь очень одиноко. – Ирландка посмотрела на Сюзанну, лицо ее было непроницаемым. – Хотя я сомневаюсь, что ему здесь было так уж одиноко.
Сюзанна яростно заморгала, категорически запретив себе показывать свою слабость.
– А здесь есть кто-нибудь, кто мог бы быть в курсе? Насчет того, уехал он или нет?
– Попробуйте узнать в администрации, – сказала ирландка.
– Или в отделе кадров. Четвертый этаж главного корпуса.
– Спасибо. – Сюзанна на секунду возненавидела девиц с этими их многозначительными взглядами. – Большое вам спасибо.
Сотрудница отдела кадров держалась любезно, но настороженно, словно ей было не впервой отвечать на расспросы, куда уехали сотрудники ее заведения.
– У нас было несколько случаев, когда медсестры-иностранки залезали в долги, – объяснила кадровичка. – Иногда те, кто приезжает из стран третьего мира, слишком увлекаются европейским стилем жизни.
– Он не должен мне денег, – сказала Сюзанна. – И насколько я знаю, вообще никому не должен. Мне просто нужно, очень нужно знать, где он сейчас.
– Боюсь, мы не имеем права предоставлять персональные данные наших сотрудников.
– У меня есть его персональные данные. Мне просто необходимо узнать, работает ли он здесь в данный момент или нет.
– Но тогда это вопрос найма больничного персонала.
Сюзанна попыталась выровнять дыхание:
– Послушайте, он должен был сегодня давать показания в суде. Это касается гибели местной девушки в моем магазине. И мне хотелось бы узнать, почему он не явился.
– Тогда вам, наверное, лучше обратиться в полицию.
– Он мой друг.
– А как же иначе.
– Послушайте, – сказала Сюзанна. – Ради бога! Если вам хочется, чтобы я перед вами унижалась, то, пожалуйста, я…
– Никто не просит вас унижаться…
– Я люблю его, понятно? Я не сказала ему, когда можно было, а теперь, боюсь, уже слишком поздно, поэтому мне просто необходимо признаться, пока он не уехал. Потому что в Аргентине мне его не найти. Ни за что. Я вообще не представляю, где искать эту страну на карте. – (Женщина теперь смотрела на нее во все глаза.) – Если честно, я даже не в курсе, граничит ли она с Патагонией, или с Пуэрто-Рико, или типа того. Я только знаю, что там куча коров и напитков, по вкусу напоминающих вымоченные в воде прутья, а еще большущих злобных рыб, и, если он уедет, все пропало, у меня не останется надежды найти его. Сомневаюсь, будто мне хватит смелости попытаться. Пожалуйста! Пожалуйста, только скажите мне, здесь ли он.
Женщина бросила на Сюзанну пристальный взгляд, затем достала из набитого бумагами ящика папку. И, остановившись на безопасном расстоянии от Сюзанны, принялась изучать лежавшие там бумаги.
– Закон запрещает нам раскрывать персональные данные сотрудников. Я только одно могу сообщить: в нашей больнице он уже не работает.
– Что значит «уже не работает»?!
– Именно то, что я вам сказала.
– А не могли бы вы сообщить мне, где он сейчас находится? Ведь он больше не считается вашим служащим.
– Отличная попытка! – воскликнула кадровичка. – Послушайте, попробуйте навести справки в его агентстве. В свое время он устроился к нам на работу через специализированное агентство, и они организовали его переезд в Англию. – Она написала номер телефона на бумажке и протянула Сюзанне.
– Спасибо, – сказала Сюзанна.
Номер телефона был лондонским. А значит, не лишено вероятности, что он нашел там другую работу.
– И это рядом с Уругваем.
– Простите, не поняла?
– Аргентина. Граничит с Бразилией и Уругваем. – Женщина улыбнулась себе под нос и вернулась к своим папкам.
Артуро тоже его не видел. Он расспросил троих своих помощников, они выразительно покачали головами и продолжили ловко перекидываться кусками сыра стилтон, банками с айвовой пастилой и соусом песто, заодно оценив Сюзанну в приступе благородства в восемь целых три десятых балла. Артуро не видел его уже больше недели. Так же как и миссис Крик, Лилиана, преподобный Ленни, женщина, торгующая антиквариатом, хозяин местной кофейни и официанты в кафе при гараже, где он когда-то покупал газету.
– Рост около шести футов? Очень загорелый? Темноволосый? – на всякий случай спросила Сюзанна у медсестры, которую встретила у газетного киоска.
– Флаг вам в руки, но лучше бы ему не попадаться мне на глаза, – фыркнула медсестра.
Когда стало темнеть, Сюзанна решила вернуться домой.
– Ты успела собраться? – Виви усадила дочь на диван и протянула чашечку чая. – Люси звонила. Сказала, приедет завтра в полдень. Может, посидишь немного с Розмари до отъезда? Понимаешь, для нее это очень важно.
Тем временем Сюзанна спрашивала себя: а что, если прямиком отправиться в Хитроу? Правда, в Хитроу ей вряд ли назовут имя из списка пассажиров. Наверняка там соблюдают меры безопасности.
– Конечно, – ответила она.
– Кстати, ты вроде говорила, будто не смогла дозвониться по этому номеру? – заметила Виви. – Они потом перезвонили. Агентство по подбору среднего медицинского персонала – так они сказали. Ты им звонила? Я решила, что они ошиблись.
Сюзанна вскочила как ошпаренная и выхватила из рук Виви листок.
– Нет, все верно, – сказала она.
– Агентство по подбору медсестер?
– Спасибо! – воскликнула Сюзанна. – Спасибо, спасибо тебе! – Сюзанна кинулась к телефонному столику, не замечая озадаченного взгляда матери.
– Сомневаюсь, что когда-нибудь сумею понять нашу девочку, – сказала Виви.
Она чистила на кухне картошку для пастушьего пирога.
– А что она натворила на сей раз?
Розмари сидела, уставившись в старую книгу по садоводству. Она успела благополучно забыть название растения, которое искала, и теперь просто разглядывала картинки.
– Я считала, она уезжает в Австралию. А теперь, оказывается, она подумывает о том, чтобы стать медсестрой.
– Что? – пробормотала Розмари, отхлебнув вина.
– Медсестрой.
– Да не хочет она стать медсестрой!
– Я тоже так считала. Но прямо сейчас она почему-то звонит в агентство по подбору среднего медицинского персонала. И разговор, похоже, серьезный. – Виви налила Розмари еще вина. – Я удивляюсь. У нее все так быстро меняется. Я за ней просто не поспеваю.
– Она будет чертовски плохой медсестрой, – заметила Розмари. – Просто отвратительной. И после первого же подкладного судна, которое ей придется вынести, сбежит оттуда, как крыса с тонущего корабля.
Мужчина из агентства оказался весьма любезен. Даже очень любезен. Да, Алехандро де Маренас попросил удалить его из базы данных еще две недели назад. А поскольку он полностью заплатил комиссионные, то не обязан был поддерживать связь с агентством. Вероятно, он вернулся к себе в Аргентину. В среднем акушерки дольше чем на год в Англии не задерживаются. За исключением приехавших из совсем бедных стран, но, насколько он помнит, мистер де Маренас неплохо обеспечен.
– Если хотите, я могу записать ваш номер, – предложил Сюзанне собеседник. – Если он снова с нами свяжется, я передам ему информацию. Вы из Национальной службы здоровья, да?
– Нет, – ответила Сюзанна, уставившись на павлинье перо в руке. Оно приносит несчастье. Она только сейчас об этом вспомнила. Нельзя держать дома павлиньи перья, потому что они приносят несчастье. – Спасибо, не надо.
Она повесила трубку и, уронив голову на телефонный аппарат, разрыдалась.
Времени было почти девять тридцать, и поток пешеходов на улицах Дир-Хэмптона после утреннего часа пик постепенно иссяк: магазины уже успели открыться, а мамаши, провожавшие своих чад в школу, – вернуться домой.
Сюзанна в последний раз пришла в свой магазин. Окна на месте, рамы свежепокрашены, на витрине слева от двери объявление о тотальной распродаже на следующей неделе в связи с закрытием магазина. «Все за полцены и ниже» было написано жирными черными буквами. А вот витрину справа от двери Сюзанна оставила для другого.
Она посмотрела на часы. Отлично. Люси будет здесь через два с половиной часа. Сюзанна пригласила только самых близких: Артуро с Лилианой, преподобного Ленни, миссис Крик – одним словом, только тех, кто ежедневно общался с Джесси и для кого задумка Сюзанны будет хоть что-то значить, так как пополнит копилку их памяти.
Она стояла возле окна, задрапированного легкой газовой занавеской, которую Сюзанна повесила сегодня утром, – не слишком приятное напоминание о затянутых тюлем окнах в общежитии для медсестер – и смотрела на маленькую компанию, топтавшуюся на углу. Сюзанну мучили сомнения, правильно ли она выбрала время, но преподобный Ленни, единственный, кто был посвящен в планы Сюзанны, заверил ее, что время самое подходящее. Преподобный Ленни не единожды бывал на предварительных дознаниях. И он знал, что после ухода близкого человека остаются образы, слова, которые необходимо блокировать, закрашивать, так сказать, светлыми воспоминаниями.
– Вы готовы? – одними губами произнесла Сюзанна, а когда он кивнул, подошла к витрине, подняла газовую занавеску и присоединилась к остальным, с волнением смотревшим на инсталляцию, которая открылась их глазам.
Витрина, где ковром лежали розовые герберы, была убрана мексиканскими праздничными гирляндами, которые Джесси собиралась купить для дома по специальной скидочной цене для работников магазина, и китайскими фонариками, некогда украшавшими полки. Композицию составляли проволочные крылья – в них Джесси как-то на спор проходила весь день, – украшенный стразами кошелек, который в свое время Джесси не могла себе позволить, хотя он ей страшно нравился, и круглая коробка шоколадных конфет в розовой обертке. Рядом – несколько журналов, включая «Вог» и «Хелло!», и домашняя работа Джесси из вечерней школы, где на полях красной ручкой было нацарапано: «Очень многообещающе». А еще CD-диск с сальсой, который Джесси непрерывно крутила, пока Сюзанна не взмолилась о пощаде, и рисунок Эммы, некогда висевший над кассой. В центре стояли две фотографии: на одной, сделанной преподобным Ленни, Сюзанна и Джесси радостно смеялись, а на заднем плане виднелся сияющий Артуро, на второй – Джесси была снята вместе с Эммой: они сидели за столиком на улице возле магазина в одинаковых розовых солнцезащитных очках. Между фотографиями лежал кусок кремового пергамента, на котором Сюзанна розовыми чернилами написала изящным курсивом:
У Джесси Картер была улыбка, такая же солнечная, как погожий августовский день, и вульгарный смех, совсем как у Сида Джеймса. Она любила мороженое «Марс», ярко-розовый цвет, этот магазин и свою семью, хотя, возможно, несколько в другом порядке. Она любила свою дочь Эмму больше всего на свете, а для человека, столь переполненного любовью, это что-нибудь да значит.
У нее не хватило времени выполнить все, что она собиралась, но она изменила мой магазин, а затем изменила меня. И я уверена, в нашем городе она так или иначе изменила каждого человека, с которым ее сталкивала жизнь.
Витрина, яркая и нарядная, сияла огнями, резко контрастируя с голым кирпичом и деревом вокруг. А ближе к стеклу стояли две кофейные чашки. Одна из них – символически пустая.
Никто не проронил ни слова. Через несколько тягостных минут Сюзанна не на шутку забеспокоилась и посмотрела на преподобного Ленни:
– Такие экспозиции были идеей Джесси. Вот я и подумала, что ей бы понравилось.
Сюзанна с трудом заставила себя нарушить тишину. Но собравшиеся упорно молчали. Сюзанне стало дурно, словно она превратилась в себя прежнюю, когда все ее попытки проявить индивидуальность были обречены на провал. И вот она опять напортачила. Почувствовав внезапный приступ паники, Сюзанна усилием воли постаралась его подавить.
– Я отнюдь не собиралась раскрыть ее характер, рассказать о ней все. Мне хотелось устроить нечто вроде чествования. Нечто более веселое, чем… – Сюзанна осеклась, в очередной раз почувствовав свою несостоятельность.
А затем, ощутив чью-то руку у себя на плече, она опустила глаза и увидела изящные наманикюренные пальцы Лилианы. Тщательно накрашенное лицо Лилианы неожиданно смягчилось под влиянием то ли экспозиции в витрине, то ли чего-то еще.
– Сюзанна, это замечательно, – улыбнулась она. – Ты отлично поработала.
Сюзанна растерянно заморгала.
– Да, получилось ничуть не хуже, чем у нее. – Миссис Крик даже наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. – Правда, вам следовало положить туда пакет леденцов в форме сердечек. Она их вечно сосала.
– Джесси была бы довольна, – заметил преподобный Ленни; он обнял Кэт Картер и что-то шепнул ей.
– Очень мило, – едва слышно произнесла Кэт Картер. – Очень мило.
– Я сделала несколько фото для коробки памяти Эммы, – сообщила Сюзанна. – Пока… отсюда не убрали вещи. Когда магазин закроется. Но до тех пор все останется как было.
– Вам надо было пригласить кого-нибудь из газеты, – заметила миссис Крик. – Чтобы они поместили фотографию на первой полосе.
– Нет! – решительно замотала головой Кэт. – Никаких фото в газете!
– Какой хороший снимок! – воскликнул преподобный Ленни. – Мне всегда нравились эти солнцезащитные очки. Они кажутся почти съедобными.
Сюзанна поняла, что Артуро, стоявший поодаль, беззвучно плачет. Он повернулся спиной к остальным в напрасной попытке скрыть свое горе. К нему подошла Лилиана и нежно обняла, прошептав на ухо слова утешения.
– Эй, большой человек! – окликнул его преподобный Ленни. – Ну давай же…
– Дело не только в Джесси. – Лилиана снисходительно улыбнулась Сюзанне. – Тут все вместе. Артуро реально будет не хватать вашего магазина.
– Нам всем будет не хватать этого магазина, – вздохнул преподобный Ленни. – Он придавал… некую уверенность.
– Мне просто нравилось это странное чувство, которое возникало, когда я входил сюда. – Артуро печально высморкался. – И название мне нравилось. «Эмпориум». – Он произнес слово медленно, словно смакуя каждый слог.
– Вы можете назвать так свой магазин деликатесов, – сказала миссис Крик, явно обидившись, что ее не поняли.
– У нас было множество причин любить ваш магазин, – осторожно произнесла Лилиана.
– Если честно, то настоящей хозяйкой здесь была не я, а скорее Джесси, – призналась Сюзанна.
– Может, это немного сентиментально, – вмешался в разговор преподобный Ленни, – но мне хочется верить, что на Небесах есть такой же магазин и Джесси теперь там.
– И впрямь сентиментально, – сказала Кэт.
– Обслуживает посетителей и болтает, – грустно улыбнулась Сюзанна.
– О да, – кивнул преподобный Ленни. – Определенно болтает.
Картер шутливо пихнула святого отца локтем в бок и улыбнулась со сдержанной гордостью:
– Она начала говорить уже в девять месяцев. В одно прекрасное утро открыла рот и больше не закрывала.
Сюзанна собралась было что-то сказать, но неожиданно услышала за спиной знакомый голос:
– А можно добавить кое-что от себя?
Сюзанна вдруг задохнулась от одного факта его близости. Когда она видела его в последний раз, он чуть ли не на физическом уровне излучал обиду и разочарование; казалось, сам воздух вокруг был заряжен злостью. Сейчас его движения были мягкими и раскованными, а глаза, пылавшие тогда благородным гневом, смотрели спокойно и ласково.
Он пристально глядел на Сюзанну, ожидая ее ответа.
Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Она молча кивнула.
Он прошел мимо них в магазин, снял с полки серебряный чайник для мате и поставил в витрину.
– Полагаю, нам следует вспоминать о ней с улыбкой, – проронил он. – Она стала моим первым другом в этой стране. Она умела радоваться. И по-моему, она хотела бы, чтобы воспоминания о ней были исключительно радостными.
Сюзанна не могла отвести от него глаз. Она была не в силах поверить, что он здесь, рядом.
– Послушайте, что говорит этот человек! – с жаром произнес преподобный Ленни.
Все разом замолчали, возникла неловкая пауза. Лилиана, на своих высоких каблуках, переминалась с ноги на ногу, а миссис Крик невнятно бурчала себе под нос. Сюзанна услышала, как преподобный Ленни о чем-то спросил Алехандро и, получив ответ, как ни странно, посмотрел прямо на Сюзанну, отчего та смущенно покраснела.
– Нам пора идти, – раздался голос Кэт Картер.
Сюзанна, словно очнувшись от дурмана, поняла, что еще не услышала мнения самого важного для нее человека. Она повернулась, нашла глазами детскую белокурую головку и присела на корточки.
– Все в порядке? – тихо спросила она, однако девочка упорно молчала. – Экспозиция останется в витрине недели на две, не меньше. Но я могу все изменить, если тебе кажется, будто чего-то не хватает. Или если тебе что-то не нравится. Я вполне успею это сделать до отъезда.
Эмма уставилась в витрину, затем перевела взгляд на Сюзанну. Глаза Эммы были абсолютно сухими.
– А можно мне кое-что написать и положить туда? – Ее детский голосок звучал пугающе бесстрастно. У Сюзанны защемило сердце. Она едва заметно кивнула. Эмма посмотрела на бабушку, затем на Сюзанну и добавила: – Я хочу сделать это прямо сейчас.
– Ладно, пойдем поищем фломастер и бумагу.
Сюзанна протянула Эмме руку, и девчушка доверчиво вложила туда крошечную ладошку. Провожаемые взглядами стоявшей в переулке маленькой компании, они вошли в магазин.
– Это твоя работа, да?
В магазине было пусто. Сюзанна только что закончила прикреплять к подставке послание Эммы, последние строки которого звучали настолько пронзительно, что слезы наворачивались на глаза. Но Сюзанна решила ничего не исправлять. Ведь самое главное – это искренность и правдивость. Особенно если речь идет о смерти. Сюзанна выпрямилась и отошла от витрины.
– Да, – ответил он.
Вот так. Немногословно, но многозначительно.
– Павлинье перо приносит несчастье. Не мешало бы тебе знать.
– Перо – это просто перо, и ничего больше. – Он бросил взгляд на радужное перо, торчащее из-под клапана ее сумки. – А кроме того, оно красивое. – Его слова будто продолжали висеть между ними, пока он неторопливо обходил магазин.
– Ну а как насчет остального? Бабочка? Растение? – Она не могла отвести от него глаз, ее лицо светилось от счастья.
– Бабочка павлиний глаз. И растение тоже.
– Ничего не понимаю, – пожала плечами Сюзанна. – Я имею в виду бабочку. Мы нашли только латинское название.
– Тогда тебе крупно повезло, что я не выловил для тебя окуня-павлина.
Они замолчали, и Сюзанна невольно задала себе вопрос: как могло такое случиться, что после долгих лет пребывания в оцепенении у нее вдруг возникли столь резкие перепады эмоций – от крайнего отчаяния к безудержной эйфории и чему-то такому, возможно не столь ярко окрашенному, но тревожащему?
Тем временем у витрины остановилась компания девушек. Они читали послание Эммы, обмениваясь жалостливыми возгласами.
– Очень красиво, ты молодец. – Он кивнул на инсталляцию.
– Она сделала бы это гораздо лучше. – Сюзанне так много надо было ему сказать, но все слова вдруг показались неуместными и выспренными. Теперь, когда Алехандро снова был рядом, она внезапно попала в затруднительное положение, словно лихорадка предыдущих дней высосала из нее остатки сил. – Я думала, ты уже давным-давно в Аргентине. Ты не пришел давать показания.
– Я действительно собирался уехать. Но… решил подождать. – Он небрежно прислонился к двери, чтобы никто не вошел.
Алехандро буквально пожирал ее глазами. Этот горящий взгляд и его слова, смысл которых дошел до нее только сейчас, заставили Сюзанну покраснеть. И чтобы хоть как-то скрыть смущение, она принялась подметать пол, нервно сжимая ручку швабры.
– Послушай, ты, наверное, в курсе, что я ушла от Нила, но ты должен знать, что это вовсе не из-за тебя. Не то чтобы ты ничего для меня не значил… ничего не значил… – Сюзанна вдруг поняла, что похожа на заезженную пластинку. – Я ушла от него, чтобы ни от кого не зависеть. И не то чтобы мне не польстили твои слова. Они мне действительно польстили. Истинная правда. Но за последние дни столько всего случилось – такого, о чем ты даже не знаешь. Это связано с моей семьей. И только сейчас я начала разбираться с проблемами. С тем, кто я есть, с тем, как мне жить дальше. Я просто хочу сказать тебе, что ты очень важная часть моей жизни и так будет всегда. Более того, ты даже не представляешь, как много для меня значишь. Но по-моему, мне пора чуть-чуть подрасти. В личностном плане. Встать на ноги. – Сюзанна положила швабру. – Понимаешь?
– Сюзанна, от себя не убежишь! – воскликнул Алехандро.
Сюзанну потрясла его горячность. И куда только девалась его привычная сдержанность?! Сдержанность, что постоянно подпитывалась ее, Сюзанны, опасениями.
– А почему ты улыбаешься?
– Может, потому, что я счастлив?
Сюзанна устало вздохнула:
– Ну как ты не можешь понять? Я пытаюсь стать взрослой. Наверное, впервые в жизни.
Он задумчиво склонил голову набок, словно только что услышал шутку для посвященных.
– А почему ты так коротко подстриглась? Наложила на себя епитимью, да?
Сюзанна не верила своим ушам:
– Что?! Да кем ты себя возомнил?
Но он в ответ только еще шире улыбнулся.
Столкнувшись со странной реакцией Алехандро, Сюзанна, находившаяся на грани нервного срыва, дала наконец волю накопившимся эмоциям:
– О чем ты говоришь?! Подумать только! Ты что, спятил? – (Он рассмеялся.) – Боже мой, ты наглый… наглый тип!
– Хотя, должен признаться, тебе идет. – Он поднял руку, собираясь погладить ее по голове. – Ты по-прежнему прекрасна.
– Но это просто смешно! – Сюзанна ловко увернулась от протянутой руки Алехандро. – Ты просто смешон! Ума не приложу, что с тобой случилось! Алехандро, ты ничегошеньки не понимаешь. Тебе вообще не представить, через что мне пришлось пройти. Я пыталась договориться по-хорошему. Пыталась деликатно дать тебе понять. Но раз уж ты настолько упертый и не желаешь прислушаться к внутреннему голосу, то с какой стати мне щадить твои чувства?!
– Это я-то не прислушиваюсь к внутреннему голосу?! – Теперь Алехандро уже открыто смеялся, и этот нехарактерный для него смех еще больше разъярил Сюзанну.
Практически не отдавая себе отчета в своих действиях, она начала молотить его кулаками и выпихивать из магазина. Да-да, лучше не видеть и не слышать его, ибо только так можно сохранить душевный покой.
– Сюзанна Пикок, что ты творишь?! – спросил Алехандро уже на пороге магазина.
– Убирайся! Отправляйся назад в свою чертову Аргентину! Только оставь меня в покое! Ты мне не нужен, понятно? Вообще не нужен. Меньше, чем кто бы то ни было.
– Я тебе…
– Просто уйди.
– Я тебе действительно нужен.
Сюзанна захлопнула за ним дверь. Ее прерывистое, свистящее дыхание грозило в любую секунду обернуться истерикой. Теперь, когда он вернулся, она оказалась не готова к этой новой реальности. Она хотела, чтобы он снова стал таким, как прежде. Хотела, чтобы события развивались чуть менее стремительно. Ведь на то, чтобы разобраться в своих чувствах, ей требовалось время. Все стало слишком зыбким, жизненные устои рушились прямо на глазах, и она, словно утлая лодка в бурном море, медленно, но верно шла ко дну.
– Я не такая, как ты. И не могу быть такой, как ты. И мне непросто избавиться от своих демонов. – Сюзанна прислонилась к двери, чувствуя, как звуки ее голоса просачиваются сквозь дверь.
– А я без тебя не уеду! – Он орал во все горло, не обращая внимания на прохожих. – Не дождешься, Сюзанна Пикок! Я не уеду!
Стены магазина неумолимо надвигались на Сюзанну. Она бессильно опустилась на пол, чувствуя в голове эхо его голоса.
– Сюзанна, я буду являться тебе по ночам! Я стану наваждением, куда более чудовищным, чем призраки твоего прошлого! Ведь это не твои призраки! Это призраки, терзающие твоих родителей, и Джейсона, и бедняжку Эмму! Но они приходят вовсе не по твою душу! За ней приду я! – Он сделал паузу. – Ты меня слышишь? Я приду за тобой!
Сюзанна с трудом поднялась и подошла к витрине. Он стоял у двери, обращаясь к ней с пылом заправского проповедника, причем, судя по его уверенному виду, он ничуть не сомневался в исходе дела. Сюзанна увидела за его спиной озадаченные лица Артуро и Лилианы, наблюдавших за происходящим с порога «Уникального бутика».
– Сюзанна, ты меня слышишь?! Я буду являться тебе по ночам!
Его голос гулко разносился по булыжной мостовой, отдаваясь от отделанных кремнием стен и каменного фонтана. Сюзанна стояла, прислонившись лбом к деревянной раме, и чувствовала, как постепенно тает желание сопротивляться, сменяясь совсем иным чувством.
– Ты глупый человек! – Она вытерла мокрые глаза и увидела, что Алехандро ее заметил. Тогда она повторила чуть громче, чтобы он мог ее слышать: – Ужасно глупый. И вообще, мне кажется, будто ты бредишь! Ты сумасшедший. Да-да, сумасшедший!
– Тогда впусти меня, – сказал он и пожал плечами.
И этот чисто латиноамериканский жест, столь нехарактерный для Алехандро, окончательно доконал Сюзанну. И она открыла дверь.
Он посмотрел прямо на Сюзанну, этот иностранец, приехавший черт знает откуда, такой незнакомый и одновременно такой близкий ей человек. Неожиданно на его губах снова появилась нехарактерная для него широкая улыбка, улыбка, говорившая о внутренней свободе и радости бытия, улыбка, таившая в себе обещание счастья. Улыбка, невольно заставившая Сюзанну улыбнуться в ответ.
– Ну что, теперь поняла? – спокойно спросил он.
Она кивнула, рассмеялась и сразу почувствовала, как беспокойно пенятся и нетерпеливо рвутся наружу эмоции. И жители маленького городка – те, кто их знал, и те, кто вообще не знал, – потом еще долго обсуждали, как они стояли в дверях магазина, держась за руки, на глазах у редких прохожих, бывших в свое время покупателями этого магазина: очень смуглый мужчина и женщина с короткими черными волосами – женщина, которой, учитывая все обстоятельства, следовало быть чуть менее оживленной и, возможно, более сдержанной. Она хохотала, запрокинув голову, точная копия своей матери.
И вот наконец Сюзанна в последний раз закрыла дверь магазина и огляделась вокруг. Он сидел на ступеньке и вертел в руках бумажную бабочку, терпеливо дожидаясь, когда она, наверное, в сотый раз проверит, все ли на месте.
– А знаешь, я ведь собиралась в Австралию. Примерно через час. У меня даже билет есть и все остальное.
Он обнял ее ноги, осторожно, но жестом полноправного собственника.
– Аргентина ближе.
– Ал, я не хочу торопить события. – (Он только усмехнулся, не отрывая глаз от бабочки.) – Нет, я серьезно. Даже если я и перееду в Аргентину, одному Богу известно, останемся ли мы вместе. Ведь я только что ушла от мужа. И теперь мне хочется на время уехать туда, где мое прошлое не имеет значения.
– Прошлое всегда имеет значение.
– Но не для тебя. И не для нас.
Она опустилась на ступеньку рядом с Алехандро и рассказала о своей матери, которая бросила ее.
– Наверное, я должна ее ненавидеть, – сказала Сюзанна, наслаждаясь теплом его рук. – Но у меня нет к ней ненависти. Я лишь чувствую облегчение, что она умерла не из-за меня.
– У тебя ведь есть любящая мать.
– О, я знаю. И Афина Форстер. – Сюзанна взглянула на фотографию, которую дала ей Виви. – Да, я очень похожа на нее, но нас с ней ничего не связывает. Я не могу оплакивать того, кто ушел от меня, даже не оглянувшись на прощание.
Улыбка Алехандро потухла. Он вспомнил о той новорожденной девочке в родильном отделении в Буэнос-Айресе, которую поспешно унесла та блондинка, демонстративно игнорировавшая чужую боль.
– Возможно, она не хотела тебя оставлять, – прошептал он. – Ты ведь не знаешь всей правды.
– Ах, оставь! Того, что я знаю, более чем достаточно. – Как ни странно, у Сюзанны в душе не было ни обиды, ни злости. – Я представляла ее роковой и вместе с тем обреченной женщиной. И быть может, слишком увлеклась идеей, будто я точно такая же. Но теперь я скорее склонна считать, что Афина Форстер была просто глупой, испорченной девчонкой. Девчонкой, не годящейся на роль матери.
Алехандро поднялся и протянул Сюзанне руку.
– Сюзанна Пикок, настало время стать счастливой, – торжественно провозгласил он и мрачно добавил: – Со мной или без меня.
– Угадай, что я тебе сейчас скажу? – улыбнулась Сюзанна. – Твои подарки пришли не совсем по адресу. Потому что нет больше Сюзанны Пикок. Меня зовут Сюзанна Фэрли-Халм.