Проблема старения состоит не в том, что ты живешь прошлым, а скорее в том, что мучительные воспоминания мало-помалу накапливаются и затягивают тебя в свою трясину. Виви разбирала бюро в гостиной, чтобы вставить в альбом пожелтевшие от времени фотографии. Она рассчитывала справиться до прихода мужчин, но время летело незаметно, и вот часы уже показывали половину шестого. Виви внезапно обнаружила, что сидит без движения на маленьком диванчике, разглядывая свои изображения на старых снимках, которые она не доставала уже много-много лет: вот она, нарядно одетая, застенчиво позирует под руку с Дугласом на различных светских мероприятиях, вот гордо держит на руках своих новорожденных детей; правда, с годами она выглядела все менее уверенной в себе, а ее улыбка становилась все более натянутой. Хотя, возможно, она чрезмерно строга к себе. Или слишком сентиментальна. Возможно, она проецирует на себя тогдашнюю те эмоции, что захлестнули ее сейчас.

Сюзанна была спокойным ребенком. Теперь, вспоминая детские годы дочери и свои мучения из-за полного отсутствия материнского опыта, Виви сама удивлялась, как им удавалось настолько хорошо ладить. Да, в детстве Сюзанна не доставляла особых хлопот, чего нельзя было сказать о ее отрочестве, когда неуклюжие, длинные конечности вдруг, словно по мановению волшебной палочки, приобрели элегантную грациозность, а эти почти славянские скулы подчеркнули прежде неприметные черты лица, неожиданно ставшего для Дугласа напоминанием о давно забытых днях, и тем самым нарушили мир и покой в его душе. После чего Сюзанна, будто почувствовав некие невидимые вибрации атмосферы, слетела с катушек.

Здравый смысл подсказывал Виви, что она здесь ни при чем. Вряд ли кто-то другой мог бы подарить Сюзанне, с ее противоречивой натурой, столько бескорыстной любви и понимания. Но материнство и здравый смысл – вещи несовместимые. Даже сейчас, когда Сюзанна, казалось бы, остепенилась, ведь Нил поистине чудесный муж, Виви терзало чувство вины из-за того, что она так или иначе не смогла сделать дочь счастливой. «У нее нет ни малейших оснований чувствовать себя несчастной, – говорил Дуглас. – Мы предоставили ей самые широкие возможности».

«Да, но иногда все не так просто, как кажется», – заявляла Виви, не решаясь углубляться в психологию семейных отношений. Дуглас не любил поддерживать подобные разговоры и по-своему был прав. У Сюзанны действительно имелось практически все. Как, впрочем, и у остальных. Тот факт, что двое родных детей Виви казались вполне довольными жизнью, ничуть не снимал с нее бремени ответственности; скорее, наоборот, оно становилось еще тяжелее. Виви уже много лет задавала себе вопрос: а что, если она все-таки относилась к детям по-разному и неосознанно давала Сюзанне понять, что она идет в семье вторым сортом?

А кому, как не Виви, было не знать, насколько соблазнительным может быть столь простое объяснение возникших проблем.

Правда, Дуглас считал, что это чушь собачья. Его взгляд на отношения между людьми был достаточно примитивным. Если ты относишься к другим по-человечески, то и к тебе будут относиться так же. Если ты любишь своих детей, то и они тебя тоже любят. Если ты помогаешь им по мере сил, то и они стараются сделать так, чтобы ты ими гордился.

Или, как в случае Сюзанны, ты любишь их, а они прикладывают максимум усилий, чтобы стать несчастными.

Не уверена, что у меня хватит сил и дальше выносить эту пытку, думала Виви, глядя полными слез глазами на фото, где одиннадцатилетняя Сюзанна обнимала Виви за преждевременно расплывшуюся талию. Нет, нельзя сидеть сложа руки. И я возненавижу себя, если хотя бы не попытаюсь хоть что-нибудь предпринять.

А что бы сделала на моем месте Афина? Виви уже давным-давно перестала задавать себе этот вопрос. Афина была настолько загадочной личностью, что при ее жизни никто не знал, чего от нее можно ожидать. И теперь, спустя тридцать с лишним лет, Афина казалась настолько призрачной, а память о ней – настолько будоражащей и в то же время эфемерной, что ее вообще невозможно было представить в роли матери. И смогла бы Афина понять сложный характер своей дочери, являвшийся, честно говоря, отражением ее собственного? Или же наоборот: не причинила ли Афина непоправимого ущерба Сюзанне, то появляясь в жизни дочери, то надолго исчезая? Ведь трагическая неспособность Афины сыграть роль матери стала еще одним наглядным свидетельством роковой изменчивости ее натуры.

Тебе здорово повезло, мысленно обратилась Виви к Афине, вспомнив о том, как отмахнулся Дуглас, когда она, Виви, пыталась поднять вопрос о Розмари с ее грязным бельем. Что ж, оставаться призраком куда проще. Тогда твой образ постепенно окутывается романтическим флером и становится лишь ярче, а не тускнеет, как у некоторых, под действием суровой реальности. И на этой грустной ноте Виви посмотрела на часы и усилием воли поднялась со стула, попутно отругав себя за то, что пытается найти себе столь странное оправдание и завидует упокоившейся с миром.

Алехандро появился в четверть десятого. Он приходил теперь практически каждый день, но всегда в разное время, в зависимости от расписания дежурств. Говорил мало. И даже не читал газету. А просто сидел в углу, прихлебывая кофе и время от времени улыбаясь жизнерадостной болтовне Джесси.

Джесси, умевшая, наверное, и мертвого разговорить, поставила перед собой задачу узнать все о человеке, которого окрестила Гаучо-Гинеколог, и задавала ему вопросы, порой вгонявшие Сюзанну в краску. Он что, всегда хотел стать акушером? Нет, только после того, как понял, что не попадет в национальную футбольную команду. Ему нравится помогать роженицам? Да. А женщины не против мужчины-акушерки? Как правило, нет. А если роженицы стесняются, то он благородно удаляется. Хотя пациенты обычно не стесняются человека в форменной одежде медика. А у него есть девушка? Нет. При этих словах Сюзанна поспешно отвернулась, проклиная себя за то, что явно зарделась.

Алехандро, казалось, не возражал против вопросов, которыми засыпала его Джесси, хотя обычно уходил от прямого ответа. И, как успела заметить Сюзанна, всегда садился поближе к прилавку, тем самым демонстрируя, что ему вполне комфортно в обществе хозяйки магазина и ее помощницы. А вот Сюзанна, наоборот, старалась держаться от Алехандро подальше. Поскольку у нее возникло такое чувство, будто этот человек уже в некотором роде собственность Джесси. И она, Сюзанна, пытаясь проявить дружелюбие, только усугубляет неловкость ситуации.

– Сколько новорожденных вы сегодня уже успели принять?

– Только одного.

– Сложности были?

– Кажется, нет. Если не считать того, что новоиспеченный папаша упал в обморок.

– Фантастика. А вы что сделали?

Алехандро потупился:

– Ну, он выбрал не самое удачное время. Поэтому мы были вынуждены убрать его с дороги.

– Вам пришлось тащить его волоком?

– Руки у нас были заняты. Мы отпихнули его в сторону ногами, – смутился Алехандро.

Джесси обожала подобные истории. А вот Сюзанне, с ее щепетильностью, приходилось включать музыку на полную громкость или подыскивать себе срочное дело в подвале. Уж больно неформальными становились все эти разговоры. И тем не менее Сюзанна нередко ловила себя на том, что исподтишка разглядывает Алехандро. В Лондоне его жгучая красота вряд ли привлекла бы внимание Сюзанны. Откровенно говоря, там она наверняка приняла бы его за представителя безликой массы низкооплачиваемых эмигрантов. Однако в захолустном городишке, населенном исключительно бледнолицыми представителями, и тем более в этом тесном магазинчике Алехандро стал для Сюзанны глотком свежего воздуха, экзотическим растением, напоминавшим об огромном мире вокруг.

– Боже, неужели отец пропустил момент появления ребенка на свет?!

– Не совсем. Но по-моему, он был изрядно смущен. – Алехандро улыбнулся своим мыслям. – Очнувшись, он попытался меня стукнуть, а затем назвал мамашей.

Алехандро рассказал им еще одну историю: о мужчине, который, пока его жена корчилась и кричала от боли, преспокойно сидел на ее кровати и читал газету. Алехандро сгибался под тяжестью навалившейся на него женщины, промокал капельки пота у нее на лбу, утирал ее слезы, а супруг роженицы даже не потрудился оторвать глаз от газеты. К тому моменту, как ребенок появился на свет, Алехандро, по его словам, уже реально хотелось хорошенько вмазать этому горе-папаше. Однако жена, со своей стороны, казалось, вовсе не держала обиды на мужа. И когда новорожденного наконец положили ей на руки, супруг встал, окинул их обоих спокойным взглядом, поцеловал жену в мокрый от пота лоб и вышел из палаты. Алехандро, вне себя от ярости, поинтересовался у роженицы, не смущает ли ее столь вялая реакция мужа. Нисколько, ответила женщина. И, увидев плохо скрытое изумление на лице акушера, все подробно объяснила. Оказывается, ее муж до смерти боится больниц. И они пришли к соглашению. Муж обещал просто посидеть в палате, а жена сказала, что, если он будет рядом, она непременно справится. А так как он ее очень любил, то смог пересилить себя и побороть свой страх.

– Итак, мораль этой истории… – начала Джесси.

– Никогда не судите мужчину по его газете, – заявил преподобный Ленни, оторвавшись от кроссворда.

Джесси до смерти хотелось сделать в витрине нечто вроде презентации, посвященной Алехандро, и услышать от него рассказ о некоем чуде рождения («Это типа в тему, ведь магазин тоже новый и вообще»), но расколоть Алехандро ей так и не удалось. По его мнению, произнес Алехандро своим тихим, приятным голосом, он пока не имеет права считаться постоянным посетителем магазина. Было в его тоне нечто непререкаемое, и Джесси в результате пришлось пойти на попятную. И несмотря на всю ее неотразимость – Сюзанне казалось, что Джесси могла флиртовать с кем угодно, даже с деревяшкой, – Алехандро удалось устоять, тем самым развенчав миф о болтливости латиноамериканцев. Он никогда не хвастался и не бросал женщинам призывных взглядов. У него, похоже, даже не было врожденного чувства ритма.

– Наверное, он гей, – сказала Джесси, когда Алехандро, вежливо попрощавшись, ушел на работу.

– Нет, – ответила Сюзанна, которая отнюдь не была уверена, не выдает ли она желаемое за действительное.

Джесси ушибла руку. Сюзанна, честно говоря, поначалу ничего не заметила, в отличие от Артуро, который, по обыкновению, зашел выпить свой утренний эспрессо.

– Ты что, поранилась? – Артуро оторвал руку девушки от прилавка, очень бережно и с тем же почтением, с каким он относился к еде, и, повернув к свету, обнаружил огромный фиолетово-коричневый кровоподтек, тянувшийся через три пальца.

– Прищемила дверью машины. – Джесси с улыбкой спрятала руку за спину. – Нет, ну надо же быть такой растяпой!

В магазине неожиданно воцарилось неловкое молчание. Кровоподтек выглядел ужасающе, синевато-багровое свидетельство болезненной травмы. Сюзанна посмотрела на Артуро и, заметив, что Джесси упорно прячет глаза, устыдилась своей невнимательности. Она хотела предложить Джесси довериться ей и теперь ломала голову над тем, как бы потактичнее завести разговор, однако вскоре поняла, что Джесси может обидеться, причем не только за вторжение в личную жизнь, но и за покровительственное отношение.

– Мазь «Арника», – наконец нашлась Сюзанна. – Она отлично заживляет кровоподтеки.

– Ой, ради бога, не беспокойтесь! Я уже помазала. У нас дома этой «Арники» навалом.

– А ты уверена, что у тебя нет перелома? – спросил Артуро. – Сдается мне, что пальцы слегка припухли.

– Нет. Я могу ими пошевелить. Вот смотрите. – Джесси помахала пальцами и поспешно отвернулась. – Ну и кому тогда мы посвятим первую выставку в витрине? Я реально хотела сделать ее об Алехандро, но, думаю, история о младенце, от которого отказались родители, получится уж больно душещипательной.

– Это ведь не он, да? – уже позже, когда все ушли, спросила Сюзанна.

– Вы о ком? – с невинным видом поинтересовалась Джесси, которая, не откладывая дела в долгий ящик, уже занялась витриной.

В качестве героя дня Джесси выбрала преподобного Ленни, который с радостью согласился, но только при условии, если она упомянет, что в данный момент у него имеется на продажу почти двести массажеров для спины на батарейках. («Они что-то не слишком похожи на массажеры для спины», – взяв один из них в руки, с сомнением произнесла Джесси. «Я священник! – вознегодовал преподобный Ленни. – А чем еще, по-твоему, это может быть?»)

– О твоем парне. Он повредил тебе пальцы.

Некая недоговоренность оставалась между ними весь день, и Сюзанна чувствовала настоятельную потребность расставить наконец все точки над «i», хочет того Джесси или нет.

– Я прищемила их дверью машины, – упорствовала Джесси.

– Ты хочешь сказать, он прищемил тебе пальцы дверью машины, – после короткой паузы произнесла Сюзанна.

Джесси, стоявшая в витрине, поднялась с колен и осторожно попятилась, чтобы ничего не нарушить. Поднесла руку к глазам, посмотрев на нее так, будто видела впервые, и прошептала:

– Это действительно очень трудно объяснить.

– А ты попробуй.

– Ему хочется, чтобы я сидела дома с Эммой. Все началось, когда я пошла в вечернюю школу. Он исходит на дерьмо просто потому, что чувствует себя неуверенно.

– Тогда почему ты от него не уйдешь?

– Уйти?! – Джесси была искренне удивлена, можно сказать, обижена. – Сюзанна, он вовсе не из тех мужиков, что занимаются рукоприкладством. – (Сюзанна выразительно подняла брови.) – Послушайте, я хорошо знаю его, и он был явно не в себе. Он боится, что я могу получить образование. Боится, что тогда я просто возьму и свалю. А теперь вдобавок и ваш магазин. Это для него уже что-то совсем новенькое. Ну а я только порчу все дело… Вы же знаете, я ужасная болтушка. И не всегда думаю о том, как ему все это видится со стороны… – Джесси задумчиво обозрела свою незаконченную композицию. – Когда он поймет, что ничего не меняется, то снова станет прежним. Сюзанна, не забывайте, что я знаю его как облупленного. Мы уже десять лет вместе. Но сейчас Джейсона словно подменили.

– Что, с моей точки зрения, его нисколечко не оправдывает.

– А я и не ищу для него оправданий. Я объясняю. А это две большие разницы. Послушайте, он отлично понимает, что поступает плохо. И не стоит делать из меня жертву. Мы просто деремся, а когда мы деремся, то ходов не пишем. И я плачу ему той же монетой. Вы ведь знаете, за мной не заржавеет.

Повисла длинная пауза, и атмосфера в магазине словно сгустилась. Сюзанна молчала из страха наговорить лишнего, но даже ее молчание можно было принять за осуждение.

Джесси прислонилась спиной к одному из столиков и посмотрела Сюзанне прямо в глаза:

– Ладно, а теперь выкладывайте, с чего это вдруг вы стали за меня переживать.

– Но как это скажется на Эмме? Какой жизненный урок она получит? – едва слышно проговорила Сюзанна.

– Неужто вы считаете, будто я кому-нибудь позволю поднять руку на Эмму? Неужто вы считаете, будто я останусь в доме Джейсона, если хоть на секунду поверю, что он способен ударить Эмму?

– Я имела в виду совсем другое.

– Тогда что?

– А то… Ну, я не знаю… Мне просто становится не по себе от любого проявления насилия, – пробормотала Сюзанна.

– Насилия? Или страсти?

– Что?

Сюзанна увидела, как лицо Джесси помрачнело. Наверное, впервые за все время их знакомства.

– Сюзанна, страсть – это не для вас. Ведь вы любите, чтобы все было аккуратно упаковано и завернуто. Наглухо застегнуто. Ну и отлично! Каждый решает сам. Но мы с Джейсоном честны в том, что касается наших чувств. Если мы кого любим, то действительно любим. А если и ссоримся, то уже не по-детски. Для нас не существует полутонов. И я вам вот что скажу. Да, у меня повреждена рука. Ничего, до свадьбы заживет. Но я ни за какие коврижки не променяю свою жизнь на холодное, вежливое, стерильное сосуществование параллельно друг другу. На секс раз в неделю. Черт, раз в месяц! На перебранки вполголоса, чтобы не разбудить детей. И чему хорошему все это может научить?!

– Но совершенно не обязательно смешивать… – начала Сюзанна и осеклась.

Сюзанна понимала, что может в пух и прах разбить аргументы Джесси, несмотря на весь ее молодой задор, и тем не менее Джесси невольно задела Сюзанну за живое, на время лишив ее дара речи. В описании семейных отношений, которые для Джесси были страшнее домашнего насилия, страшнее травмированной руки, Сюзанна без труда узнала черты их с Нилом супружества.

И когда после полудня в магазине появилась Виви, Сюзанна почувствовала даже некоторое облегчение, поскольку их отношения с Джесси при внешней корректности утратили былую непринужденность, словно такой откровенный разговор оказался несколько преждевременным и нанес сокрушительный удар по их неокрепшей дружбе. Артуро выпил свой кофе непривычно быстро и, нервно поблагодарив, поспешно удалился. Двое других покупателей, как ни в чем не бывало беседовавшие в углу, на время заполнили громкими голосами напряженную тишину. Но теперь, когда они ушли, Сюзанна еще острее ощутила, что Джесси как будто напрочь утратила способность без умолку болтать и тщательно взвешивает каждую фразу. В результате Сюзанна, которой, чтобы разрядить напряженную обстановку, впервые пришлось самой занимать покупателей, встретила Виви в дверях с непривычной теплотой, и Виви, раскрасневшаяся от удовольствия, ответила Сюзанне жаркими объятиями.

– Значит, это он и есть! – застыв на пороге, несколько раз воскликнула Виви. – Ну разве ты у нас не умница?

– Да ладно. Было бы о чем говорить! Всего-навсего несколько столов со стульями.

– Боже, какие прелестные цвета! Сколько чудесных вещиц! – Виви принялась изучать товар на полках. – Все такое изысканное. И так мило расставлено. Мне давно хотелось к тебе зайти, но ты ведь не любишь, когда тебе дышат в спину. Я пару раз проходила мимо, но ты выглядела такой занятой… «Эмпориум Сюзанны Пикок». – Виви задумчиво прочла надпись на этикетке. – Ох, Сюзанна, я так тобой горжусь!

Теплые чувства Сюзанны, похоже, начали потихоньку испаряться. Виви никогда не умела контролировать свои эмоции. Именно поэтому объект ее избыточного энтузиазма не мог воспринимать это с должной благодарностью.

– Как насчет чашечки кофе? – Сюзанна, стараясь скрыть свои чувства, показала на доску с меню.

– С удовольствием. Ты сама его готовишь?

Сюзанна с трудом поборола желание иронично поднять брови.

– Ну да. Конечно.

Виви осторожно уселась на синий стул и принялась рассматривать подушки на скамье.

– Значит, ты все же использовала ту ткань с чердака, которую я тебе отдала.

– Ах, ты об этом! Ну да.

– Здесь она смотрится просто великолепно. Тебе не кажется, что рисунок выглядит почти современным? В жизни не скажешь, что этой материи больше тридцати лет. Мне ее когда-то подарил бывший ухажер. Ничего, что я заняла этот стул? Я никому не мешаю? – Виви, очень похожая сейчас на экзальтированную незамужнюю тетушку, обеими руками прижимала к животу сумочку.

– Мама, тут магазин. И ты вправе сидеть где угодно. Ой, Джесси, это Виви, моя мама. Мама, это Джесси.

– Очень приятно. Я приготовлю вам кофе, – отозвалась Джесси, стоявшая за кофемашиной. – Вы какой любите?

– А что вы посоветуете?

Боже правый! – подумала Сюзанна.

– Ну, если вы предпочитаете не слишком крепкий, то вам подойдет латте. А еще мы готовим мокко, с шоколадом.

– Тогда, наверное, мокко. Пожалуй, побалую себя.

– Сюзанна, нам надо пополнить запасы шоколадной крошки. Не хотите, чтобы я сходила за ней?

– Все в порядке. – Сюзанну неприятно задел официальный тон Джесси. – Я сама принесу.

– Нет проблем. Я мигом.

– Не стоит. Я отлично справлюсь. – Сюзанна явно взяла неверный тон, слишком начальственный.

– Это просто потрясающе! Ты здесь преобразила буквально все. У тебя такая яркая индивидуальность! – Виви покрутила головой. – И мне нравятся запахи кофе и… Что тут еще? О, мыло. И духи. Разве это не прекрасно? Я посоветую своим подругам покупать мыло только здесь.

В обычной ситуации, отметила Сюзанна, Джесси наверняка уже уселась бы рядом с Виви и засыпала бы ее вопросами. Но Джесси, спрятав ушибленные пальцы под длинным рукавом, сосредоточенно колдовала над кофемашиной.

Виви взяла Сюзанну за руку:

– У меня нет слов, чтобы передать, в каком я восторге. У тебя такое богатое воображение! Отличная работа, дорогая! По-моему, это замечательно, что ты решила все от и до сделать сама.

– Еще рано о чем-то судить. У нас пока нет прибыли, да и вообще…

– О, за этим дело не станет. Не сомневаюсь. Тут так… оригинально.

Джесси со сдержанной улыбкой принесла кофе и, извинившись, сказала, что ей надо распаковать новую бижутерию.

– Вы не против, Сюзанна?

– Конечно нет.

– Кофе бесподобный. Спасибо, Джесси. Определенно лучший кофе во всем Дире.

– Ну, это совсем не трудно, – пошутила Сюзанна в надежде заставить Джесси улыбнуться, поскольку терпеть напряженную обстановку стало просто невыносимо.

Хотя, возможно, так мне и надо, решила Сюзанна. Не судите, и не судимы будете. Ведь Джесси не сделала ничего плохого. А просто честно изложила свою позицию.

Сюзанна повернулась к Виви, лицо ее оживилось.

– Мама, угадай, что мы задумали. Мы решили взять на себя роль Купидона. Идея Джесси. Тайно соединить два одиноких сердца.

Виви сделала очередной глоток кофе:

– Звучит интригующе, дорогая.

– Кстати, Джесс. Совсем забыла тебе сказать. Посмотри, что я купила. Чтобы ты отдала это… ну, сама знаешь кому. – Сюзанна порылась под прилавком и достала коробочку шоколада в золотой обертке. – По-моему, блестящая идея. Мне кажется, ты непременно должна осуществить свой план. Передай шоколад вечером, перед тем как она уйдет. Или прямо с утра. – (В глазах Джесси застыл немой вопрос, но только на секунду, а затем между ней и Сюзанной снова восстановилось молчаливое понимание.) – Ну что скажешь?

– Замечательно! – Лицо Джесси озарила знакомая широкая улыбка. – Лилиане понравится.

Сюзанна сразу расслабилась. В магазине словно раздался вздох облегчения и даже стало чуть-чуть светлее.

– А давайте-ка все вместе попьем кофе, – предложила Сюзанна. – Джесс, я сама приготовлю. И еще немного печенья Артуро. Тебе капучино?

– Нет. Я пока не хочу. – Джесси снова положила коробку под прилавок. – Пожалуй, лучше убрать шоколад от греха подальше. Здесь его никто не найдет. Миссис Пикок, а почему вы молчите?

– Ой, я не миссис Пикок, – мягко поправила девушку Виви. – Это фамилия Сюзанны по мужу.

– Да? А как ваша фамилия?

– Фэрли-Халм.

Джесси удивленно повернулась к Сюзанне:

– Значит, вы из Фэрли-Халмов?

– Да, так оно и есть, – кивнула Виви. – Она старшая из наших троих детей.

– Из поместья Дируорд? Сюзанна, вы никогда не говорили!

Сюзанна вдруг почувствовала, будто ее загнали в ловушку.

– А зачем? – несколько нервно спросила она. – Я не живу в поместье. И, строго говоря, я миссис Пикок.

– Да, но…

– Это всего-навсего фамилия.

Радость оттого, что отношения с Джесси снова наладились, мгновенно испарилась. У Сюзанны внезапно возникло странное ощущение, будто семья в очередной раз грубо вторглась в ее жизненное пространство.

Джесси удивленно перевела взгляд с Виви на Сюзанну и снова уставилась на прилавок.

– И тем не менее теперь мне все ясно. Мне нравится картина, – сказала она Виви.

– Картина?

– Портрет. Сюзанна собиралась повесить его здесь. Но потом решила, что в магазине ему не место. Я слышала о вашей галерее семейных портретов. Вы по-прежнему пускаете туда летом посетителей? – Джесси бросила взгляд на портрет, видневшийся между ножками прилавка.

Виви смущенно покраснела:

– Ох нет, дорогая. На портрете не я. Это… Афина.

– Виви мне не родная мать, – вмешалась Сюзанна. – Моя мать умерла при родах.

Джесси замолчала, словно ожидая дальнейших разъяснений. Однако Виви как завороженная смотрела на портрет, а Сюзанна, казалось, думала о чем-то своем.

– Да, теперь я вижу. Волосы другие. И остальное… – начала Джесси и осеклась, заметив, что ее никто не слушает.

Наконец Виви оторвала глаза от портрета, встала со стула и осторожно поставила пустую чашку на прилавок перед Джесси.

– Да… Ну, мне, пожалуй, пора. Я обещала отвезти Розмари в Клэр к старинной подруге. Розмари наверняка уже заждалась меня. – Она покрепче затянула на шее шелковый шарф. – Я, вообще-то, собиралась лишь на минуту заскочить, чтобы поздороваться.

– Было очень приятно познакомиться, миссис Фэрли-Халм. Заходите почаще. Вам непременно стоит попробовать наш кофе с ароматизированными добавками.

Виви потянулась за кошельком, но Джесси замахала на нее руками:

– Что за глупости! Вы ведь член семьи.

– Вы… вы… очень добры. – Виви взяла сумочку и направилась к двери. Но остановилась и повернулась к Сюзанне. – Послушай, дорогая. Я вот тут подумала… Почему бы вам с Нилом на этой неделе не прийти к нам на ужин? Ничего торжественного. Самый обычный ужин. Будет очень приятно снова повидаться с вами.

Сюзанна сосредоточенно поправляла журналы на стойке:

– Нил возвращается домой очень поздно.

– Тогда приходи одна. Ты же знаешь, мы тебе всегда рады. В последнее время у Розмари… возникли некоторые проблемы. А ты умеешь поднять ей настроение.

– Прости, мама. Но я очень занята.

– Тогда просто посидим вдвоем. Хорошо?

Сюзанне не хотелось обижать Виви, однако разговоры о фамилиях, а возможно, и о портрете выбили ее из колеи.

– Послушай, мама, я ведь тебе уже говорила. После работы мне надо заниматься бухгалтерией, да и вообще, у меня куча других дел. У меня на себя-то времени практически не остается. Давай как-нибудь в другой раз, а?

Виви скрыла свое разочарование за дрожащей улыбкой. Положила ладонь на дверную ручку и убрала подальше от уха трезвонящий мобильник.

– Да-да, конечно. Джесси, была очень рада познакомиться. Удачи вам с магазином.

Сюзанна снова с головой зарылась в журналах, отказываясь встречаться с Джесси глазами. Виви вышла на улицу, громко бормоча себе под нос:

– Да, выглядит просто грандиозно…

– Джесс, будь добра, сделай мне одолжение. – Сюзанна наконец подняла глаза на Джесси, которая, стоя за прилавком, продолжала сверлить ее взглядом. – Не стоит об этом говорить. Я имею в виду покупателей. Что я из семьи Фэрли-Халм. Ужасно не хочется… чтобы обо мне судачили.

Лицо Джесси абсолютно ничего не выражало.

– Вы босс, – сказала она.

– Ни за что не догадаешься, куда я собираюсь! – выпалил Нил.

Сюзанна, сидевшая в ванне, вдруг почувствовала себя голой, хотя густая пена почти полностью закрывала тело. Самое большое неудобство переезда из лондонской квартиры состояло именно в том, что им приходилось делить одну ванную комнату на двоих. Сюзанна с трудом подавила желание попросить Нила закрыть дверь с той стороны.

– И куда же?

– На охоту. С твоим братом. – Нил поднял руки, изобразив воображаемое ружье.

– Сейчас же не сезон.

– Не сейчас. А в первую неделю нового сезона. Бен позвонил мне сегодня утром. Сказал, у них есть свободное место. Обещал одолжить ружье и экипировку.

– Но ты ведь не умеешь стрелять.

– Сью, он прекрасно знает, что я новичок в этом деле.

Сюзанна хмуро посмотрела на свои торчавшие из воды ноги:

– Просто, по-моему, это немножко не твое.

Нил ослабил узел галстука и, состроив гримасу своему отражению в зеркале, принялся изучать старый порез после бритья.

– По правде говоря, я уже жду не дождусь. После того как мы перестали ходить в спортзал, мне ужасно не хватает возможности встряхнуться. И немного физической активности точно не повредит.

– Ну, охоту вряд ли можно приравнять к спринтерскому бегу.

– И тем не менее это свежий воздух. И ходьба по пересеченной местности.

– И обильный ланч. В окружении жирных банкиров, набивающих себе брюхо. Не самый удачный способ сохранить форму.

Нил намотал галстук на руку и присел на унитаз рядом с ванной:

– В чем проблема? Тебя ведь по выходным вообще не бывает дома. Ты вечно торчишь в своем магазине.

– Но я ведь тебя предупреждала, что эта работа требует усилий.

– Да я в принципе и не жалуюсь, а просто говорю, что вправе распоряжаться своими выходными, раз уж ты все равно работаешь.

– Прекрасно.

– Тогда в чем проблема?

– Никаких проблем, – пожала плечами Сюзанна. – Как я уже сказала, по-моему, это не твое.

– Раньше, может, так оно и было. Но сейчас мы живем в деревне.

– Что отнюдь не означает, будто мы должны облачиться в твид и болтать исключительно о ружьях и силках для фазанов. Если честно, Нил, нет ничего хуже горожанина, изображающего из себя сквайра.

– Но если кто-то предлагает мне попробовать что-то новенькое, причем задаром, надо быть дураком, чтобы отказаться. Да ладно тебе, Сью, в последнее время у нас с тобой было не слишком много развлечений. Я тебе вот что скажу. Почему бы тебе не оставить кого-нибудь присмотреть за магазином и не пойти со мной? У тебя впереди еще куча времени, чтобы все организовать. Ты можешь быть загонщиком, или как там это у вас называется? – Нил встал и резко взмахнул рукой. – Ты будешь классно смотреться с длинной палкой в руке, и, чем черт не шутит, может, это сотворит с нами чудеса… – многозначительно ухмыльнулся он.

– Угу. Именно так я и представляю себе ад. Спасибо большое, но, пожалуй, я смогу придумать себе более интересное занятие, чем убивать крошечных пернатых созданий.

– Прошу прощения, Линда Маккартни. Пожалуй, мне стоит отпустить жареного цыпленка на свободу, да? – (Сюзанна знаком велела подать полотенце и, поспешно прикрывшись, чтобы Нил, не дай бог, не увидел ее обнаженного тела, вышла из ванны.) – Послушай, разве не ты вечно пилила меня за то, что я зануда и слишком предсказуемый? Тогда почему ты наезжаешь на меня, когда я хочу попробовать что-нибудь новенькое?

– Просто я ненавижу людей, которые строят из себя тех, кем не являются.

Нил остановился перед ней, наклонив голову, чтобы не стукнуться о балки потолка:

– Сью, мне надоело постоянно за себя извиняться. За то, что я – это я. За любое треклятое решение, которое принимаю. Ведь рано или поздно тебе придется принять, что мы теперь живем здесь. И здесь наш дом. И если твой брат приглашает меня на охоту, или на прогулку, или на стрижку овец, это отнюдь не означает, будто я выдаю себя за кого-то другого. Нет, я просто пытаюсь принять сложившиеся обстоятельства. И по мере сил получать удовольствие от жизни. Даже если ты твердо вознамерилась видеть во всем только плохое, черт побери!

– С чем тебя и поздравляю, фермер Джайлс, – парировала Сюзанна, не найдя более остроумного ответа.

В разговоре возникла мучительная пауза.

– А знаешь что? – наконец произнес Нил. – Если уж быть до конца откровенным, то, по-моему, твоя затея с магазином вовсе не идет нам на пользу. Я, конечно, рад, что магазин доставляет тебе удовольствие, да и вообще не стану ничего говорить, поскольку знаю, как много он для тебя значит, но в последнее время у меня возникают нехорошие предчувствия. Боюсь, вся эта история может плохо для нас закончиться. – Нил взъерошил волосы и посмотрел Сюзанне прямо в глаза. – И самое смешное, я уже начинаю сомневаться, а в магазине ли, собственно, дело.

Сюзанна выдержала взгляд мужа, который смотрел на нее, казалось, целую вечность. А затем, протиснувшись мимо него, пробежала по узкому коридору в спальню, где включила фен на полную мощность и долго сушила волосы, крепко зажмурившись, чтобы сдержать слезы.

Дуглас нашел Виви на кухне. Виви совершенно забыла, что обещала испечь парочку тортов для субботней ярмарки в Женском институте, в результате чего ей, как это ни жаль, пришлось расстаться с сонным уютом мягкого дивана и телевизора напротив. Тем более что планы на утро, имеющие отношение к Розмари, не оставляли ей другого времени для стряпни.

– Ты вся в муке.

Дуглас только что вернулся из бара, куда ходил пропустить стаканчик с одним из местных оптовых торговцев зерном. Он наклонился поцеловать жену в щеку, и на Виви пахнуло запахом пива и трубочного табака.

– Да. По-моему, мука мне просто мстит. Так как понимает, что я терпеть не могу печь. – Виви ножом разровняла смесь в форме для выпекания.

– Ума не приложу, почему бы не купить кондитерские изделия в супермаркете. Куда меньше возни.

– Дамы в возрасте предпочитают домашнее. И если я принесу готовую выпечку, то мне потом перемоют все кости… – Она махнула рукой на микроволновку. – Твой ужин здесь. Я не знала, когда ты вернешься.

– Прости. Надо было позвонить. Если честно, то я совсем не хочу есть. Сыт по горло чипсами, арахисом и прочей ерундой. – Дуглас достал из верхнего шкафчика стакан, тяжело опустился на стул и налил себе виски. – Но думаю, Бен точно не откажется от добавки.

– Он уехал в город.

– В Ипсуич?

– Полагаю, в Бери. Взял мою машину. Нет, ему определенно скоро понадобится новая.

– Ну, он наверняка надеется, что рано или поздно я отдам ему свой «рейнджровер».

Из коридора донеслось злобное шипение. Это терьер в очередной раз попробовал напасть на старую кошку Розмари. Они услышали, как он, обиженно царапая когтями каменный пол, убегает в другую комнату. На кухне снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем венских часов, преподнесенных ее родителями им на свадьбу, – один из немногочисленных свадебных подарков, поскольку свадьба отнюдь не была пышной.

– Кстати, я видела сегодня Сюзанну, – продолжая ровнять смесь для торта, заметила Виви. – Держалась холодно. Но магазин очень красивый.

– Я знаю.

– Что? – вскинула голову Виви.

Дуглас сделал большой глоток виски:

– Совсем забыл тебе сказать. Я заходил к ней на прошлой неделе.

Виви собиралась было поставить форму в духовку, но остановилась на полдороге:

– Она мне не говорила.

– Да. Кажется, во вторник… Я подумал, что наша дурацкая ссора слишком затянулась.

Дуглас держал стакан обеими руками. Руки у него были обветренными, с красными костяшками, хотя погода стояла на редкость теплая.

Виви повернулась к плите, сунула форму в духовку и осторожно закрыла дверцу.

– Так ты с ней помирился? – Виви изо всех сил старалась не показывать своего недовольства, однако в душе буквально кипела от ярости, что ее в очередной раз отодвинули на задний план.

Конечно, это было чистой воды ребячество, но она не знала, что именно задело ее сильнее: то, что, невзирая на ее отчаянные попытки навести мосты, ни отец, ни дочь даже не потрудились поставить Виви в известность, или то, что Дуглас посетил магазин раньше ее.

– Дуглас?

Муж упрямо молчал, и Виви, еще больше разозлившись, задалась вопросом, как долго Дуглас смотрел на тот портрет.

– Нет, – наконец сказал он. – Не совсем.

Он протяжно вздохнул – печальный, унылый звук – и поднял на нее усталые глаза. Виви знала: в глубине души муж ждет, что она сейчас обнимет его, успокоит, заверит, что дочь рано или поздно одумается. Что он поступил правильно. И вообще, все будет хорошо. Но впервые за их совместную жизнь Виви решительно не хотела этого делать.