Глава 15
10 декабря 2010 года

Я просыпаюсь в холодном поту, сердце колотится как сумасшедшее. В комнате темно, и, подавив приступ паники, я поворачиваюсь к Эду в поисках утешения. Но рядом никого. На всякий случай ощупываю смятую простыню на его половине кровати, словно желая окончательно убедиться в отсутствии мужа.

Тогда где же он?

Обмирая от ужаса, я рассматриваю различные варианты. Эд редко куда-то надолго уезжал, а значит, по идее, сейчас должен быть здесь. Возможно, он уже встал, но какой нормальный человек встает посреди ночи?

Ох нет, только не это! Я сканирую глазами, точно прожектором, темную комнату, пытаясь обнаружить хоть какие-то детали, опровергающие мою теорию. Нет, тут явно не больничная палата, и я не вернулась в 2013 год, для того чтобы обнаружить, что Эд умер. Похоже, я все еще в прошлом. Осталось только понять, какое сегодня число.

В комнате холодно, но я решительно откидываю пуховое одеяло. Поднимаю с пола халат, набрасываю на дрожащее тело. Открываю дверь спальни, шлепаю в коридор. Рассохшиеся половицы скрипят под ногами, оранжевые отблески уличного фонаря, проникающие сквозь стеклянную панель входной двери, освещают путь. Я осторожно просовываю голову в дверь гостиной. Сперва я ничего не вижу. Жалюзи опущены, в комнате кромешная тьма. Но когда мои глаза понемножку привыкают к темноте, я различаю очертания дивана.

Эд лежит на боку под тонким одеялом и тихонько посапывает. Я включаю свет в коридоре, чтобы можно было, не разбудив Эда, получше его разглядеть, и сажусь на стул напротив дивана. Эд беспокойно ворочается во сне и натягивает на лицо одеяло, я вижу только его глаза. Несколько минут я смотрю на Эда, прислушиваясь к ровному дыханию, и меня не перестает мучить вопрос: почему он спит здесь, а не рядом со мной, на своем законном месте? Неужели мы поссорились? В общем-то, мы ссорились не слишком часто, но каждый раз это было ужасно. И у меня нет ни малейшего желания возвращаться в один из таких дней. Да и зачем?

Тогда я встаю и иду на кухню. Часы на плите показывают 4:05. Понимая, что больше не усну, я включаю чайник. Пока чайник потихоньку закипает, я обвожу глазами кухню и, к огромному удивлению, понимаю, что это та самая квартира, где мы жили, когда погиб Эд, и где я живу сейчас. Она совершенно не похожа на ту, в которой я проснулась последний раз. Даже странно, как я могла этого сразу не заметить.

На стене висит календарь. Ага, декабрь 2010 года. Боже мой, это всего-навсего за три года до смерти Эда! Время летит с такой неумолимой быстротой, что сегодня, возможно, наш последний день вместе. При этой мысли у меня начинает кружиться голова.

Я пристально разглядываю календарь: «Обед с девочками», «Эд на работе, готовится к Рождеству», «Мама и папа». Почерк явно мой. Тем временем мои глаза останавливаются на дате 10 декабря. Я вижу только одно слово – «результаты», и никаких восклицательных знаков, никаких пояснений. И тут до меня доходит. Должно быть, сегодня 10 декабря. Должно быть, именно поэтому я и здесь. В этот день мы должны были узнать результаты лечения бесплодия.

Это означает, что весь год наша жизнь проходила исключительно под знаком восстановления моей репродуктивной функции. Как и договаривались, мы с Эдом посетили нашего лечащего врача. Он задал нам кучу вопросов интимного свойства и направил на обследование. Но результаты абсолютно ничего не показали. Врачи не нашли ни единой причины, почему я не могу забеременеть. И тем не менее дела обстояли именно так.

Тогда нам предоставили возможность искусственного оплодотворения. Одну-единственную, потому что после этого нам пришлось бы оплачивать все из своего кармана. И хотя я запретила себе возлагать на лечение слишком большие надежды, я не сомневалась, что это сработает. Почему бы и нет?

Процедура оказалась тяжелее, чем я думала.

– Полагаю, нам стоит попробовать внутриматочную искусственную инсеминацию, – сказал нам специалист.

Итак, нас внесли в лист ожидания, а через несколько месяцев мы получили вызов. Подошла наша очередь.

С самого начала у меня возникло такое ощущение, будто все это происходит с кем-то другим. Начиная от сдачи образцов спермы Эда для моей инсеминации и кончая гормональными препаратами, спазмами внизу живота и неизвестностью. Все это казалось мне чем-то нереальным, по крайней мере в первый раз.

И вот нате вам, я вернулась в прошлое именно в тот день, когда мы узнали, стоило ли нам так мучиться.

Несмотря на то что мне известен конечный результат, у меня невольно возникают вопросы. А что, если на сей раз все будет по-другому? И не потому ли я сейчас здесь? Эта мысль буквально сбивает с ног.

Чайник уже вовсю свистит. Трясущейся рукой я беру с полки кружку, кладу в нее чайный пакетик, заливаю кипятком. Дальнейшие действия я произвожу на автопилоте: помешиваю ложкой чай, достаю из холодильника молоко, щедро добавляю в кружку, ставлю молоко обратно. И, уже закрывая холодильник, чувствую у себя за спиной чье-то присутствие. Оглядываюсь и вижу Эда – всклокоченного, с мутным взглядом.

– Боже мой, Эд! Так недолго и инфаркт получить!

– Прости. – Он сонно трет глаза. – А почему ты встала ни свет ни заря?

– Что-то не спалось. Впрочем, могу задать тебе тот же вопрос.

– Я просто… Ну, видишь ли, наш диван не слишком удобный…

В разговоре повисает томительная пауза, которую я не могу заполнить, поскольку абсолютно не представляю, с какого такого перепуга Эд спит на диване. Поэтому я терпеливо жду, что он скажет дальше.

– Извини. Я тебе наговорил всякого прошлым вечером, но я не нарочно. Я просто… – Он растерянно трет рукой лицо. – Я просто потерял самообладание.

Он разводит руками, словно приглашая меня прижаться к нему. И я ни минуты не колеблюсь. Ведь мне, собственно, наплевать, что он наговорил прошлым вечером и что я ответила ему. Теперь это не имеет абсолютно никакого значения.

– Ничего. Все в порядке.

Эд отстраняется и вопросительно смотрит на меня:

– Значит, я могу вернуться обратно в постель?

Я отвечаю не сразу. Пусть немного помучается.

– Ладно. Так и быть.

– Прекрасно, – улыбается он.

– Хотя, честно говоря, сна ни в одном глазу. – Я сажусь за стол и делаю глоток чая. – Я, пожалуй, посижу здесь.

Эд растерянно мнется, вид у него обиженный.

– Тогда я останусь с тобой. – Он снова включает чайник, наливает себе чашку чая и присаживается за стол. – Итак, ты готова к сегодняшнему дню?

– Да. Полагаю, что так. А ты?

– Зо, я знаю, ты возлагаешь большие надежды, но есть одна вещь, которую я вчера действительно говорил вполне серьезно. Если на этот раз ничего не получится, не стоит падать духом. Доктор ведь сказал нам, что нет никакой гарантии – это лишь наша первая попытка.

– Я понимаю. Посмотрим, что получится.

– Ладно, поживем – увидим, – успокаивающе говорит Эд.

Я сижу, уставившись в кружку с чаем. И чувствую взгляд Эда, но не осмеливаюсь поднять на него глаза, боюсь разрыдаться. Вместо этого я решительно встаю и потуже затягиваю пояс халата:

– Пожалуй, пойду приму ванну.

– А я еще немножко посплю.

– О’кей. – Мне теперь точно не до сна, в голове непрерывно вертятся все эти «а что, если?» – и ванна, надеюсь, поможет немного прочистить мозги.

Час спустя я сижу на диване, завернувшись в полотенце, и смотрю немигающим взглядом на черный прямоугольник окна. Еще только 5:30, на улице темно и непривычно тихо; слышно только, как где-то вдали грохочут поезда да шуршит колесами проезжающая по лужам машина. Мой ежедневник лежит на столе, я листаю страницы и останавливаюсь на сегодняшней дате. «Результаты!!! 15:00. Уиттингтон». Я подчеркнула слово «результаты» и поставила несколько восклицательных знаков. Волнение, надежда – от всего этого можно свихнуться.

Я закрываю ежедневник. Впереди длинный день. И мне нужно чем-то его заполнить.

Тихо-тихо, чтобы не разбудить Эда, я влезаю в свои любимые обтягивающие джинсы, сверху надеваю несколько теплых фуфаек, сую ноги в сапоги, подпоясываю шарфом толстую парку, беру перчатки, напяливаю вязаную шапку с помпоном, кладу в сумку ключи и осторожно открываю входную дверь. Холодный воздух буквально с порога обжигает лицо, но я дышу полной грудью и смотрю, как тают в воздухе облачка замерзшего пара. Захлопнув дверь, я засовываю руки в карманы. Земля заледенела, под подошвами скрипит подмерзший бетон, и, чтобы хоть немного согреться, я энергично шагаю, прислушиваясь к ритму своих шагов. Я не ставлю перед собой никакой определенной цели – мне просто нужно выбраться из дому и подышать свежим воздухом. Почувствовать себя живой.

Я иду по знакомым улицам, сворачивая наугад, и не узнаю окружающие меня дома. Вспотев под толстым слоем одежды, я снимаю перчатки, чтобы рукам не было так жарко.

На улице еще темно, но небо за домами уже розовеет, начинается новый день. Я прохожу мимо кафе с запотевшими окнами и, внезапно поняв, что умираю с голоду, расстегиваю куртку, снимаю шапку, ныряю внутрь. Это типичная дешевая забегаловка, душная, со спертым воздухом, и тем не менее гул голосов, скворчание бекона на противне, жирный запах яичницы – именно то, что мне сейчас нужно. Никто не обращает на меня внимания, я заказываю яичницу на тосте, кружку чая и сажусь за столик. И незаметно разглядываю посетителей: ранних пташек вроде меня, рабочих, идущих на смену или со смены, людей, возвращающихся домой после гулянки.

Мне приносят яичницу, я жадно съедаю все подчистую. И пока жду, когда остынет чай, позволяю своим мыслям немного поблуждать.

Я думаю о Беки, о ее чудесных ребятишках. Грейси сейчас, в 2013-м, уже шесть, Алфи – четыре, и он вылитый отец. Я безумно люблю этих детей, но каждая встреча с ними становится болезненным напоминанием о том, чего лишила меня злая судьба. Поэтому я стараюсь держать дистанцию.

И тут мне на память впервые за все это время приходит один давнишний разговор. Тогда на экране моего мобильника высветился номер Беки, и я для разнообразия решила ответить. Но услышала голос не сестры, а трехлетней малышки Грейси.

– По-о-о-жалуйста-а-а, тетя Зои, приходи к нам поиграть со мной! Я так по тебе скучаю! Я приготовила для тебя всех своих кукол.

У меня в горле встал ком, я с трудом могла говорить. Беки обвела меня вокруг пальца, я была на нее жутко зла, но сердиться на племянницу, естественно, не могла.

– Грейси, я скоро приду к вам, обещаю, – пролепетала я.

– Ты всегда только обещаешь! Приходи прямо сейчас. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

– Прости, милая, но прямо сейчас не могу. Но очень скоро, обещаю. А теперь можно мне поговорить с твоей мамой?

– Хорошо. Пока, тетя Зои. Я люблю тебя!

– Пока.

Длинная пауза, и трубку взяла Беки:

– Прости, но я решила, что если ты не хочешь разговаривать со мной, то, может, хоть с Грейси поговоришь. Ты не была у нас уже тысячу лет. У тебя все в порядке?

Я не сердилась на сестру, ведь она абсолютно права. Я ими явно пренебрегала.

– Угу, все замечательно. Просто я… – Тут я замялась, опасаясь сказать лишнее.

Кому приятно слушать мои бесконечные жалобы и причитания?! Всем это совершенно неинтересно; это наша личная драма – моя и Эда.

Но Беки видела меня насквозь.

– Зои, ты ведь знаешь, что все будет хорошо, да? Доктора в наши дни творят чудеса. Вот увидишь. И вообще, если ты не сможешь стать мамой, значит реально наступил конец света!

Я проглотила ком в горле и попыталась что-то ответить, но мне показалось, будто у меня слиплись голосовые связки.

– Ты что, плачешь? Я тебя умоляю! Не хочу, чтобы ты из-за меня плакала. Мы ужасно соскучились. Мы сможем в ближайшее время увидеться?

– Да. Да, конечно. Я тоже по вас соскучилась. Бекс, просто для меня это слишком тяжело… вот и все. – Не хотелось вдаваться в подробности.

– Я понимаю. Честное слово. Послушай, Алфи, похоже, обкакался. Мне нужно срочно переодеть его, пока я не задохнулась от этой вонищи. Но я скоро тебя увижу. Обещаешь?

– Непременно увидишь.

После этого разговора я мысленно поклялась выполнить обещание. Но тогда это было сильнее меня. Я слишком отдалилась от сестры, и сейчас, в 2013-м, все стало еще хуже. Более того, я отдалилась и от родителей, и от Джейн. Они все пытались мне помочь, поговорить со мной по душам, но я полностью замкнулась в своей раковине, перестала отвечать на звонки, перестала их навещать.

Внезапно мне становится очень стыдно. На этот раз, если представится такой шанс, я не повторю прошлых ошибок.

Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что за окном уже утро. Неба отсюда не разглядеть, но я вижу белесый свет над домами и по-зимнему закутанных пешеходов. Выходит, пора домой. Оставляю на столе пятерку, надеваю куртку. Я плохо представляю, где нахожусь, но знаю, что рано или поздно мне попадется станция метро. Достав из сумки телефон, я посылаю сообщение Эду.

Потом выключаю телефон и иду вперед.

На обратном пути я неожиданно для себя принимаю решение. Пожалуй, я не пойду домой, ведь в любом случае Эд уже наверняка ушел на работу, а сидеть в одиночестве совершенно не хочется. Поэтому я посылаю ему новое сообщение, чтобы он знал, где я, и отправляюсь повидаться с Джейн. Пока я не слишком хорошо понимаю, как могу изменить последствия сегодняшнего дня, так как многие вещи от меня не зависят. Но для начала мне непременно нужно повидать свою лучшую подругу, которую совсем забросила.

Вот почему я, нетерпеливо притопывая ногой, стою у дверей Джейн в ожидании, когда она впустит меня в дом.

Наконец в интеркоме слышится голос Джейн, несколько искаженный, потом громкий гудок – и вот я, открыв дверь, уже поднимаюсь по лестнице. Дверь в квартиру распахнута настежь, я прохожу прямиком на кухню и застаю Джейн склонившейся над кофемашиной, которая издает странные чавкающие звуки. Джейн, услышав мои шаги, поворачивает ко мне раскрасневшееся лицо.

– Чертова штука опять не фурычит! – Джейн изо всех сил шлепает на прилавок деталь от кофемашины.

– Сомневаюсь, что это тебе поможет.

– Ну, хуже точно не будет, – ухмыляется Джейн.

Она направляется ко мне, раскинув руки для теплого, дружеского объятия. Я обнимаю ее в ответ, секунду-другую мы стоим, тесно прижавшись друг к другу. Затем Джейн отстраняется, но продолжает крепко держать меня за плечо.

– Итак, незнакомка, куда пропала?

– Прости, я вела себя как последняя дрянь, – виновато склонив голову, отвечаю я. – И мне нет оправдания.

– Не глупи. Я совсем другое имела в виду. Тем более что у тебя, насколько мне известно, сейчас не самый лучший период в жизни. Наверное, я чересчур сентиментальна, но я ужасно по тебе скучала.

– Я тоже по тебе скучала, – глотая слезы, говорю я.

– Ну ладно. – Джейн снова поворачивается к сломанной кофемашине. – Кофе в меню сегодня не будет. А как насчет чая?

– Отличная идея, – отвечаю я.

Пока Джейн роется в буфете в поисках чайных пакетиков, я достаю из холодильника молоко, снимаю со специальной подставки кружки. Все здесь так хорошо знакомо, что я чувствую себя почти как дома.

Приготовив чай, мы переходим в гостиную, где я удобно устраиваюсь на диване. Случайно бросив взгляд на часы над телевизором, обнаруживаю, что сейчас еще только 8:30. Выходит, я уже бог знает сколько времени на ногах.

– А почему ты сегодня не на работе? – спрашиваю я.

– Я предупредила, что задержусь.

– Неужели из-за меня?

– Конечно. – Джейн пожимает плечами. – Насколько я поняла, тебе нужна моя помощь, а такого не было чуть ли не миллион лет.

– Боже мой, я чувствую себя ужасно!

– Не стоит. Я не стала бы ничего делать, если бы сама не хотела. Да и вообще, я трачу на них столько времени, что они еще мне должны. – Джейн осторожно прихлебывает чай. – Итак, что происходит?

Я вздыхаю. Даже не знаю, с чего начать.

А я хотела бы сказать следующее: Эд мертв, но по необъяснимой прихоти судьбы мне суждено прожить заново некоторые дни своей жизни, и я отчаянно пытаюсь во второй раз вести себя по-другому, питая призрачную надежду, что в таком случае, быть может, Эд останется жив. Я никогда не прощу себя за то, что бросила наш брак на алтарь продолжения рода. У меня начинает сосать под ложечкой всякий раз, когда я думаю, что никогда не стану мамой. Мне становится дурно при мысли о том, что, несмотря на все мои старания, я не сумею предотвратить смерть Эда.

Но разве я могу рассказать об этом Джейн?!

Поэтому я говорю ей, что в результате лечения от бесплодия я чувствую себя чем-то вроде подопытного кролика, что мои гормоны пошли вразнос и меня мучают приливы, что я плачу из-за любой ерунды и во всем обвиняю Эда, что мне кажется, будто моя жизнь теперь подчинена лишь тому, чтобы дать жизнь другому существу, что я все время держала это в себе, и теперь еще немного – и я просто взорвусь.

Я заканчиваю свою исповедь с мокрым от слез лицом, но с чувством невероятного облегчения. У меня словно камень упал с души. Джейн смотрит на меня вытаращенными от ужаса глазами:

– Твою мать, какой кошмарный ужас!

Это так похоже на нее, что я начинаю истерически смеяться. Я все хохочу и хохочу, не в силах остановиться. И снова плачу, но уже от смеха, а не от жалости к себе. Джейн присоединяется ко мне, и пару минут мы ржем как ненормальные, но затем мало-помалу успокаиваемся.

– Я… – Ик! – Извини, это просто… – начинаю я.

– Ладно, проехали. – Джейн уже успела взять себя в руки. – Извини, я не нарочно выругалась. Хотя, Зо, по-другому не скажешь. Ведь это реально какой-то чертов кошмар!

– Так оно и есть, – киваю я. – Но в том-то и беда, что я не понимаю, как мне быть дальше.

– А хрен его знает, – пожимает плечами Джейн.

– Господи!

Мне хотелось бы, чтобы нашелся человек, способный разложить все по полочкам и ответить на больные вопросы. Правильно ли я поступаю, пытаясь скорректировать прошлое, или все это пустая трата времени? Спасет ли наш брак мое решение прямо сейчас бросить лечение, или же, наоборот, отказ от попыток зачать ребенка после всего того, что нам ради этого пришлось пройти, приведет к окончательному разрыву? И какое решение мне все-таки принять?

– Я по-прежнему очень хочу ребенка. Просто ужасно. И хочу подарить Эду ребенка, о котором он мечтает. Но боюсь, что если, пройдя через все круги ада, я так и не стану матерью, то наш брак полетит ко всем чертям. – Меня душат рыдания, но я не даю воли слезам.

– Зо, тебе не стоит бояться, что это разрушит ваш брак. Возможно, все еще образуется.

– Джейн, он уже почти разрушен. Я просто хочу по возможности его спасти.

– Ох, моя дорогая, я все понимаю. – Джейн обнимает меня за плечи. – И хотя тебе от этого легче не станет, должна сказать, что ты не первая и не последняя. Браки часто трещат по швам. И если ты видишь кругом родителей с детьми, это отнюдь не означает, что дети им с неба свалились. Послушай, у меня на работе есть женщина, так она много лет делала ЭКО. И мы все знали, когда у нее очередной цикл процедур, так как она замыкалась в себе, становилась печальной, плаксивой, поэтому мы предпочитали лишний раз ее не трогать. Это продолжалось довольно долго, мы не переставали удивляться, к чему такое упорство. Но она не сдалась, и вот теперь у нее близнецы. Я вовсе не утверждаю, что у тебя на это уйдут годы, нет, я только хочу сказать, что у всех свои проблемы. Наверное, тебе стоит найти людей, прошедших через такие же мытарства, чтобы поговорить с ними о наболевшем. Это может помочь.

Я начинаю нервно грызть ногти:

– Возможно. Но не уверена, что рассказы о чужих напастях меня приободрят. Единственное, чего я хочу, – это начать хоть что-то делать и попытаться переломить ситуацию. Одним словом, не сидеть сложа руки.

– Например?

– В том-то и проблема. Я не знаю.

Джейн погружается в глубокую задумчивость.

– А ты не пробовала акупунктуру, или, ну я не знаю, рефлексотерапию, или типа того?

Я смотрю на нее с изумлением:

– Ты это серьезно? Неужели самая циничная женщина на свете предлагает мне воспользоваться альтернативной медициной?

Она смущенно пожимает плечами:

– Даже если я и считаю что-то кучей старого говна, это отнюдь не означает, что так оно и есть. Да и вообще, что я могу знать?

Я раздумываю над ее словами. В прошлый раз я ничего подобного не пробовала. Но в прошлый раз я и не забеременела. Быть может, Джейн права, хоть сама и не верит в такие методы. Быть может, стоит попытаться.

– Хорошая идея. Наверное, ты права.

– Зо, давай посмотрим правде в глаза. Хуже, чем есть, уж точно не будет. Я хочу сказать, посмотри на себя! – Джейн показывает на меня, полную развалину, сидящую у нее на диване.

Я вяло улыбаюсь:

– Знаю. И спасибо тебе, Джейн. Небольшая встряска – именно то, что нужно.

– Всегда к твоим услугам. Правда. Я всегда рядом.

Я благодарна ей за дружбу. И с чего я взяла, что смогу легко обойтись без Джейн?!

– Ладно, довольно обо мне. – Вздохнув, я перевожу разговор на другое. – А как твои дела на любовном фронте? Как… – Я напрочь забыла, с кем она на данный момент встречается, если вообще с кем-то встречается.

– Джо больше нет, – ухмыляется Джейн. – Не могу позволить себе тратить время на мужика, который постоянно торчит в тренажерном зале и с бо́льшим удовольствием отправится на пробежку, чем в пивную. Пресс у него, конечно, классный, но он такой зануда!

Я улыбаюсь. Как здорово, что мы сменили тему!

– А кто-нибудь еще интересный есть на примете?

Джейн уже довольно давно подсела на знакомства по Интернету. Похоже, я попала в точку.

– Ну-у-у, есть у меня одна идея. – На губах Джейн играет хитрая улыбка.

– Интересно, и что у вас на уме, молодая леди?

– Послушай. Мне не везет с выбором партнеров на сайтах, вот я и подумала: может, мне улыбнется удача, если ты выберешь за меня.

– Я?!

– Ну если ты, конечно, не против.

– Ладно. Уговорила. Я с удовольствием. Только имей в виду, у меня может получиться еще хуже, чем у тебя.

– Мне нравится ход твоих мыслей, подруга.

Джейн питала слабость к роскошным мужикам, которые, как правило, оказывались или занудами, или эгоцентриками, или некредитоспособными, или все сразу. Так что я в любом случае справлюсь с задачей выбора парня лучше, чем моя непутевая подруга. И более того, мне сейчас гораздо приятнее думать о других, нежели о себе, с этой моей странной второй жизнью.

Джейн приносит из кухни ноутбук и плюхается возле меня на диван. Открывает сайт знакомств и нажимает на просмотр новых сообщений. Мы читаем их вместе, хихикая и закатывая глаза. Затем Джейн передает мне компьютер, чтобы я взглянула на список мужчин. Я с изумлением читаю их профили.

И фото мужика в окружении чучел животных. Фу!

Да уж, ценный кадр!

Ха-ха-ха!

– Что? Дай посмотреть! – Джейн пытается увидеть, что там на экране, но я поспешно отодвигаю ноутбук:

– Нет, выбираю я. Наберись терпения.

– Ты слишком долго возишься.

– Ты хочешь, чтобы я нашла тебе мужчину твоей мечты или нет?

– Да, но только побыстрее.

Я хихикаю и продолжаю читать. И через пару минут останавливаюсь:

– Нашла. Это человек прямо-таки создан для тебя.

Джейн смотрит на фото и морщит нос:

– Фу, он… какой-то слишком тощий.

– Он не тощий, просто сложен не так, как все эти скудоумные качки. И вообще, сперва тебе стоит изучить его профиль. А уж потом будешь решать, подходит он тебе или нет. Ты ведь сама попросила меня подобрать тебе подходящего парня, так что дерзай.

Театрально вздыхая, Джейн берет ноутбук и читает профиль Джейми:

– «Тридцать восемь лет, живет в Лондоне». Он худой и в очках. Но на вид вполне милый и, похоже, остроумный. – Закончив читать, Джейн говорит: – Ладно, приглашу его на свидание. Но я не обязана сразу в него влюбляться.

– Дай парню шанс. – Я выхватываю у нее ноутбук, набираю сообщение, нажимаю на «отправить». – Ну вот, дело сделано. Обратной дороги нет.

– Хорошо-хорошо, приставала чертова. Лучше бы я тебе этого не предлагала.

– Давай поспорим, что он тебе так понравится, что ты согласишься на второе свидание!

– По рукам, – отвечает Джейн, и мы обмениваемся крепким рукопожатием.

Надеюсь, я узнаю, как все прошло.

И уже попрощавшись и готовясь идти домой, чтобы увидеть Эда и услышать музыку в ответ на звонок в клинику по лечению бесплодия, я неожиданно понимаю, что впервые за долгое время реально счастлива. Было ужасно приятно болтать с Джейн на разные темы, причем не только о детях. И теперь я снова чувствую себя нормальной. Как здорово, что я снова сблизилась со старой подругой!

И я мысленно говорю себе, что надо чаще встречаться.

Мы с Эдом молча сидим в автобусе, который следует до клиники. Эд держит меня за руку. Я, один сплошной комок нервов, гляжу невидящими глазами в окно. Свинцовое небо с каждой минутой все больше темнеет, предвещая снег. Надеюсь, это не станет для нас плохим знаком.

В автобусе стоит тихий гул голосов, люди живут своей обычной жизнью. И я завидую их нормальности. Хотя некоторые из них наверняка с радостью поменялись бы со мной местами, если бы это дало им шанс вновь увидеть своих незабвенных. Я стискиваю ладонь Эда, и он отвечает мне нежным рукопожатием.

Я не знаю, будут ли результаты, которые мы получим сегодня, такими же, как в прошлый раз, или другими. В прошлый раз нам сообщили, что лечение не помогло, и мы были буквально убиты горем.

И хотя разум подсказывает мне, что сегодня ничего не изменится, сердце нашептывает нечто совсем другое: быть может, всего лишь быть может, мне удалось что-то изменить. Быть может, на этот раз я узнаю, что беременна.

Меня затрясло, и я чуть было не слетела с места, когда автобус внезапно резко затормозил.

– Вот дерьмо! – Эд хватается за поручень. – Ладно, нам все равно выходить.

Он встает и тянет меня за собой к выходу, оттуда – прямо на холод, а затем – в тепло больничных коридоров.

Пять минут спустя мы уже сидим на жестких пластиковых стульях и ждем врача-консультанта. К этому моменту – короткому приему у врача в безликом кирпичном здании в центре Лондона – мы шли долгими днями, неделями и месяцами, наполненными болью и страданиями. Все должно решиться через несколько секунд. В этом кабинете должна решиться наша судьба, наше будущее.

И во второй раз мне ничуть не легче.

Я буквально цепляюсь за Эда, а он поворачивается ко мне с вымученной улыбкой. Эд волнуется не меньше меня, и от жалости мое сердце болезненно сжимается.

– Эд, ты как, в порядке?

– Да, только очень страшно.

– Мне тоже.

Мы снова уходим в свои мысли. Часы на стене равнодушно отсчитывают секунды, тягостное молчание становится невыносимым.

И вот решающий миг настает.

Деревянная дверь распахивается, и я вижу знакомое – по крайней мере, для меня, но не для Эда – лицо.

– Эдвард и Зои Уильямс? – Врач с теплой улыбкой предлагает нам пройти в кабинет.

Я иду на неверных ногах туда, где впоследствии, рыдая навзрыд и истошно крича, проведу много напряженных часов за обсуждением возможных вариантов; я и теперь с трудом сдерживаю слезы. Стены теплого желтого цвета, комнатные растения в горшках, перед деревянным письменным столом – обтянутые искусственной кожей удобные кресла – все это резко контрастирует со стерильной обстановкой самой клиники, и, когда я впервые сюда попала, мое сердце наполнилось надеждой. Ну разве здесь может произойти хоть что-то плохое?

Дрожа как овечий хвост, я сажусь в кресло и поворачиваюсь лицом к врачу, мистеру Шеррингему. Он сидит за столом, разложив перед собой бумаги, и вертит между пальцев шариковую ручку. Мистер Шеррингем снова улыбается, и я отвечаю ему вымученной, неестественной улыбкой. Лицо Эда остается бесстрастным. Тем временем мистер Шеррингем начинает перелистывать лежащие перед ним бумаги.

– Здравствуйте, я мистер Шеррингем. – Он откашливается и поочередно жмет нам с Эдом руки. Теперь уже нас обоих бьет крупная дрожь. Мистер Шеррингем снова смотрит в бумаги, затем переводит взгляд с меня на Эда. – Ладно, не буду больше мучить вас неизвестностью, ведь я прекрасно понимаю, как вы волнуетесь. Я получил ваши результаты, и, боюсь, мне нечем вас порадовать. Вы не беременны.

Мистер Шеррингем делает паузу, и на меня обрушивается тишина, которая давит так сильно, что моя голова вот-вот взорвется. Ужасно хочется кричать, но мешает ком в горле. Я осторожно кладу руку на живот.

Ничего не изменилось. Тогда почему сегодня мне еще горше?

Довольно, я так больше не могу. Вся душевная боль последних нескольких лет неистовым потоком хлынула наружу; тут и смерть мужа, и наши бесконечные ссоры, и потеря друзей, родных, себя самой, и нескончаемый кошмар лечения бесплодия. Я захлебываюсь слезами, не в силах остановиться.

Эд, опустившись передо мной на колени, обнимает меня, и на миг я забываю о том, что мы не одни. Он тоже плачет, наши слезы, смешиваясь, падают мне на джинсы. Врач сидит молча, чтобы дать нам возможность принять эту печальную новость.

Спустя какое-то время он деликатным покашливанием возвращает нас в реальность, и Эд осторожно отстраняется. Мои слезы уже иссякли, но дыхание по-прежнему прерывистое, неконтролируемые всхлипы периодически сотрясают грудь. Мы с Эдом внимательно смотрим на доктора Шеррингема.

– Я понимаю, как вам сейчас тяжело. – У него очень мягкий, сочувственный голос, отчего нам становится еще тяжелее. – Но это еще не конец пути. У нас масса возможностей. И достаточно времени.

Он явно желает нам добра, но я внезапно прихожу в ярость. Потому что знаю: времени недостаточно. По крайней мере, для нас.

– Нет, это конец пути. Мы прекращаем попытки зачать ребенка искусственным путем, так как иначе моя жизнь пойдет под откос. Наша жизнь пойдет под откос. Я… – начинаю я и останавливаюсь, меня опять душат слезы.

Мистер Шеррингем протягивает мне коробку с бумажными платками, я с благодарностью беру один и прижимаю к распухшим глазам, не решаясь посмотреть на Эда.

– Извините. Я рассчитывала на более обнадеживающие новости. – Я вытираю нос, сжимая мокрый платок в кулаке.

– Понимаю. Я тоже. Мы все рассчитывали. К сожалению, на этот раз у нас не получилось. Но обещаю сделать все возможное и невозможное, чтобы вы смогли родить ребенка, которого так страстно жаждете.

– И… почему так случилось? – спрашиваю я.

– Трудно сказать наверняка, – пожимает плечами мистер Шеррингем. – Мы ведь знали, когда начинали лечение, что шансы на успех достаточно малы. Вам, конечно, от этого не легче, но нельзя исключить, что такое не повторится в следующий раз, а потом еще и еще. Мы просто будем решать проблемы по мере поступления, чтобы найти для вас оптимальное решение. Именно затем я и здесь. – Он замолкает, а потом продолжает, но уже менее уверенно: – Вы в курсе, что теперь любое лечение, которое вы выберете, будет платным?

Я беспомощно смотрю на Эда, он сдержанно кивает:

– Мы оплатим все необходимые расходы.

И я думаю о многих тысячах фунтов, что мы истратили в последующие годы, какие это вызвало сложности, и мне хочется крикнуть: «Нет, давай не будем пускать деньги на ветер и просто забудем об этом!» Но я лишь согласно киваю.

– Хорошо, тогда, может, поговорим о том, что будет дальше? – спрашивает мистер Шеррингем.

– Да, пожалуйста. – Эд смотрит на меня, я опять покорно киваю, но думаю о другом, пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли.

Выходит, ничего не изменилось. И тем не менее, возможно, именно сейчас настал тот самый момент, когда я могу что-то сделать. Возможно, это мой шанс избежать многих лет бесконечных страданий и тем самым спасти наш брак. А что, если – как я могу думать об этом после всего того, что нам довелось пережить? – я скажу свое веское слово и откажусь от участия в дальнейших экспериментах? Изменит ли это хоть что-нибудь?

Я не знаю.

У меня начинает кружиться голова, я тупо смотрю на секундную стрелку часов за спиной у мистера Шеррингема, она неумолимо движется вперед. Эд с мистером Шеррингемом обсуждают имеющиеся варианты, я их не слушаю. Сейчас я могу думать лишь о том, что мое время истекает. Возможно, это мой последний шанс.

– Нет! – выкрикиваю я, сама себе удивляясь.

Эд с мистером Шеррингемом на полуслове обрывают разговор, в кабинете повисает гнетущая тишина. Мне страшно взглянуть им в глаза, поэтому я упорно продолжаю смотреть на монотонно тикающие часы.

– Что ты хочешь сказать этим своим «нет»? – Голос Эда звучит пронзительно, гораздо резче, чем обычно.

– Я… – А собственно что? – Я просто хочу сказать, что не уверена, смогу ли я снова сделать это.

– Ты о чем? – Эд говорит чуть более мягким тоном, я вижу его глаза, уже не пронзительно-синие, а будто выцветшие от переживаний.

– Эд, я не уверена, что смогу выдержать бесконечное повторение процедур. Это выше моих сил. Слишком болезненно и, скорее всего, бессмысленно. По-моему, нам следует остановиться.

Он уставился на меня, на секунду онемев от удивления:

– Но, Зо, ты ведь обещала! Ты хотела этого больше всего на свете. Мы оба этого хотим, причем очень давно. Ты не можешь все бросить после первой попытки. – Эд умоляюще смотрит на мистера Шеррингема, словно призывая того помочь.

– Зои, Эд прав. То, что у вас с ходу не получилось, еще ни о чем не говорит. И отнюдь не значит, что у вас никогда не будет детей. Нам только надо чуть поднапрячься. Разумеется, решать вам. Я советую вам все хорошенько обдумать, а затем мы встретимся снова. Ну как вам мое предложение?

– Благодарю. По-моему, весьма разумно. Зои? – Голос Эда звучит холодно, мне становится не по себе.

Теперь я вообще не знаю, что делать. Я попыталась прекратить мучения, попыталась изменить наше прошлое. Но как я могла им все объяснить, не признавшись в том, что, насколько мне известно, у нас ничего не получится и бесконечные медицинские процедуры лишь разрушат наш брак? Нет, я решительно не могу.

Комната плывет перед глазами, я поспешно жмурюсь, чтобы остановить бешеное вращение. Наклоняюсь вперед, зажимаю руками уши. А затем все вокруг чернеет.

Я собираюсь открыть глаза, чтобы увидеть обставленный темной мебелью кабинет и самого хозяина кабинета, мистера Шеррингема, который, так же как и Эд, наверняка ждет моего ответа. Но мне не хочется его давать.

Наконец, собравшись с духом, я открываю глаза.

То, что я вижу, застает меня врасплох. Я лежу на жесткой кушетке, уставившись в белый потолок. Собственно, потолок как потолок. С трещиной, тянущейся от маленькой люстры до двери в комнату. Трещину явно пытались закрасить, но она отчетливо видна под слоем эмульсионной краски. Я перевожу глаза на дверь, затем на пол и поворачиваю голову, чтобы лучше рассмотреть комнату.

И не узнаю ее. Нахмурившись, я медленно поворачиваю голову в другую сторону – и от удивления едва не падаю с кушетки. У окна с опущенными жалюзи спиной ко мне за письменным столом сидит незнакомая женщина и что-то пишет на листе бумаги. Она, похоже, не успела заметить, что я проснулась, и я, пользуясь возможностью, стараюсь ее рассмотреть. Кудрявые белокурые волосы едва заметно развеваются, когда женщина наклоняется над столом. На ней накрахмаленный белый халат, очки сдвинуты на макушку. Из-под халата виднеются плотные черные колготки, на ногах – черные туфли на низком каблуке. Интересно, кто она такая? Раньше я ее точно не видела, и у меня мелькает мысль, что я теперь не проживаю заново свое прошлое, а вернулась в самое что ни на есть настоящее. Однако я тотчас же выбрасываю это из головы. Нет, не может быть. Ведь я абсолютно уверена, что в настоящее время лежу в больнице, а здесь однозначно не больница.

Тогда где, черт возьми, я нахожусь?!

Я беспокойно ворочаюсь, собираясь сесть. Что-то колет меня в живот, чуть повыше пупка, и я вздрагиваю. Услышав мой судорожный вздох, женщина оборачивается, спускает очки на нос и улыбается.

– Ну, как вы там? – ласково спрашивает она.

– Э-э-э, нормально. – У меня пересохло в горле, голос кажется хриплым, речь – невнятной.

Женщина снова улыбается, демонстрируя чуть кривоватые зубы.

– Вы уснули, поэтому я решила пока сделать для вас кое-какие записи. – Она показывает на лист бумаги с колонками слов, написанных черной ручкой.

Правда, отсюда ничего толком не разобрать.

– Я вытащу иголки через… – она смотрит на свое запястье, – пять-шесть минут. Вы точно хорошо себя чувствуете?

Я киваю. Неожиданно меня осеняет. Мне делают акупунктуру.

Женщина поворачивается к столу, а я откидываюсь назад и снова смотрю на трещину в потолке, пытаясь собраться с мыслями.

Все здесь вызывает массу вопросов. Это явно нечто новенькое, в моей прошлой жизни такого точно не было: мне никогда не делали акупунктуру. Неужели я послушалась совета Джейн и рискнула попробовать? Очень возможно. А значит, что-то действительно изменилось! У меня екнуло сердце.

Я не могу объяснить, почему я здесь, а не в кабинете врача-консультанта, но сейчас это не имеет значения, поскольку однозначно доказывает, что я все делаю правильно и, корректируя прошлое, влияю на ход событий.

Откуда следует, что я могу спасти Эда.

– Ладно, а теперь начнем вынимать иголки. – Незнакомая женщина – жаль, я не знаю ее имени – подходит к изножью кушетки, я чувствую укол в лодыжку. Женщина склоняется надо мной – укол в живот, потом еще три или четыре. И каждый раз я напрягаюсь в ожидании боли, но не знаю, в каком месте она возникнет. Незнакомка улыбается и шепотом извиняется.

– Отлично, вот и все. – Она собирает иголки и накрывает меня одеялом. – Как вы себя чувствуете? – В ожидании ответа она задумчиво складывает руки под подбородком.

Я рассеянно разглядываю ее аккуратные ногти, одновременно пытаясь разобраться в своих ощущениях.

– Вроде бы нормально.

Она коротко кивает:

– Возможно, сегодня вы будете чувствовать себя несколько странно. Постарайтесь пить побольше воды и не слишком напрягаться. – Она берет со стола лист бумаги, бегло просматривает записи, затем кладет на место. – А теперь медленно поднимайтесь и присаживайтесь ко мне. – Она показывает на стул возле себя.

Я осторожно отрываю спину от кушетки, ощущая прилив крови к голове и тупую боль в животе, в том месте, где были иголки, спускаю ноги на пол и сажусь на предложенный мне стул. Пока женщина перебирает бумаги, я обвожу глазами стены, увешанные пыльными сертификатами. На одном из них читаю имя: Элизабет Пенфолд. И это имя абсолютно ничего мне не говорит.

Услышав, что хозяйка кабинета обращается ко мне, я поворачиваюсь к ней. Очки у нее сползли на кончик носа, и она водружает их на место резким движением руки.

– Ладно. Начнем с того, что для первого раза все прошло хорошо. – Элизабет Пенфолд улыбается, и я нервно улыбаюсь в ответ. – Насколько я понимаю, ваши фаллопиевы трубы полностью заблокированы. Надеюсь, наши сегодняшние процедуры помогут их немного продуть, но вам придется регулярно посещать меня, чтобы достичь качественного сдвига. Ну что скажете?

– Звучит многообещающе.

Мы договариваемся о следующей встрече. Я записываю дату в своем ежедневнике, мысленно задаваясь вопросом, удастся ли мне продолжить лечение. Мы прощаемся, и я ухожу.

Уже на улице я смотрю на экран телефона, чтобы узнать, какое сегодня число. 19 декабря 2010 года. Выходит, со времени консультации в клинике прошло восемь дней.

Вернувшись домой, я открываю входную дверь, и Эд, словно щенок в ожидании любимого хозяина, мгновенно появляется на пороге гостиной.

– Ну как все прошло? – Он отчаянно хочет услышать хорошие новости, и это буквально разбивает мне сердце.

Я швыряю сумку на пол, стягиваю пальто, вешаю его на крючок.

– Отлично. Все прошло отлично.

Эд топчется рядом в ожидании дальнейших объяснений. Я вздыхаю и смотрю ему прямо в глаза:

– Эд, честное слово, все было отлично. Она сказала, что мне следует пройти еще несколько сеансов, а сейчас я чувствую себя гораздо более расслабленной. И умираю хочу кофе.

Вот и вся информация, и я подозреваю, что Эд несколько разочарован. Он следует за мной на кухню и молча следит за тем, как я насыпаю в кофемолку кофейные зерна. Я нажимаю на кнопку, кухню наполняет громкий треск. Затем я насыпаю молотый кофе в кофеварку, вдыхая чудесный аромат.

Я чувствую спиной, что Эд стоит сзади. Резко повернувшись, я вопросительно смотрю на него. Он хмурится, в его глазах застыла затаенная боль.

– Так это то, что надо? – В его голосе слышатся осуждающие нотки.

– Ты о чем? – Я в полной растерянности.

– Ой, да ладно тебе, Зои! Ты все прекрасно знаешь. Ты обещала попытаться еще раз. Ведь, насколько тебе известно, это очень важно для меня. Я вовсе не хочу, чтобы ты еще больше страдала, и все же это не дает тебе права сбрасывать меня со счетов. Я просто хочу узнать, имеет ли смысл продолжать. И есть ли хоть капля надежды.

Я рассеянно верчу в руках кружку. Конечно, я еще не до конца понимаю, что происходит, но уже начинаю потихоньку догадываться. Перед тем как решиться на повторное ЭКО, я наверняка согласилась на акупунктуру. Что вроде было неплохо, хотя явно не улучшило наши отношения. Даже сейчас, стоя на кухне, я чувствую возникшую между нами пропасть. Эд, похоже, верит, что лечение от бесплодия поможет перекинуть через нее мост, но лично у меня такой уверенности нет. Конечно, надежда умирает последней, однако, судя по всему, ничего особо не изменилось по сравнению с тем, что было раньше, когда мы решились на повторное ЭКО. Неужели мы настолько отдалились друг от друга, что исправить это уже невозможно?

Я делаю глубокий вдох и подхожу к Эду:

– Прости, дорогой. – Я обнимаю его за талию, и он обмякает под моими руками. – Это выше моих сил. Давай посмотрим, как все пойдет, но не будем возлагать слишком больших надежд, да? – Я вижу, что у него на скулах ходят желваки, а в глазах стоят слезы.

– Извини, – шепчет он. – Я не хотел на тебя давить. Просто я дико устал от всего этого… – Голос Эда дрожит, он судорожно ловит ртом воздух. – Я хочу, чтобы все осталось позади и у нас появился ребенок. Ведь это чертовски несправедливо, что мы не можем получить того, чего заслуживаем!

Он еще крепче обнимает меня в ответ, мы стоим, не в силах разомкнуть объятия, между тем кухня потихоньку наполняется паром от выкипающего чайника.

В тот вечер мы ложимся спать позже обычного, отчасти потому, что не смогли наговориться, а отчасти совсем по другой причине. Меня волновало, что будет, когда я усну. Ведь в нарушение заведенного порядка, к которому я успела привыкнуть, я уже во второй раз просыпаюсь в тот день, в котором еще не бывала.

И тем не менее один положительный сдвиг был сегодня достигнут: мы с Эдом научились спокойно обсуждать наши проблемы и рассуждать о том, что будем делать, если у нас ничего не получится. Огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было раньше. Раньше мы были похожи на роботов и жили, одержимые идеей ЭКО, становясь своего рода машинами для производства детей.

Однако сегодня вечером нам удалось реально поговорить по душам.

Поэтому, когда я наконец в изнеможении валюсь на постель, меня успокаивает мысль о том, что все, возможно, начинает меняться. Возможно, на сей раз я сделала достаточно. Что ж, остается только надеяться.