Глава 13
16 декабря 2007 года
Иногда в мире происходят совершенно удивительные вещи. Восемь месяцев назад, когда мы с Беки в родительском доме пили чай, периодически совершая набеги на жестянку с печеньем, случилось нечто такое, чего я никак не могла ожидать. Моя младшая сестренка призналась, что беременна.
– Ты что?! – едва не подавившись имбирным печеньем, взвизгнула я, когда она сообщила мне новость.
Беки вытаращила на меня глаза и пожала плечами:
– Беременная. Повторяю еще раз для непонятливых: меня обрюхатили, мне сделали ребеночка, я залетела…
– Я в курсе, что это значит! Просто… – начала я и остановилась в растерянности.
Эта новость меня ошеломила. Беки было всего двадцать восемь, и она встречалась со своим бойфрендом Грегом месяцев пять, не больше. И вот нате вам, она уже готовится стать матерью!
Томительная пауза в разговоре явно затянулась. И я наконец решила ее заполнить:
– А как… Я хочу сказать: а мама?..
– Нет, мама еще не знает, поэтому ничего ей не говори. Ты первый человек, кому я сказала. За исключением Грега, естественно. Мне нужно было с тобой поделиться.
С минуту я осмысливала услышанное.
– Значит, ребенка вы не планировали?
– Не совсем так, – со смущенным видом отвечает Беки. – Мы тогда здорово надрались, ну, в общем, ты понимаешь…
– Ох, Беки!
– Знаю. Но ничего страшного. Мы с Грегом все обсудили и определенно хотим оставить ребенка. Одним словом, нам ведь не по шестнадцать лет, и нас точно не назовешь неоперившимися юнцами. Более того, у обоих хорошая работа, и мы реально любим друг друга. Мы просто хотели сперва посмотреть мир, но раз уж так вышло, ничего не поделаешь. Значит, судьба такая.
Спорить было бесполезно. Беки приняла решение и была абсолютно довольна. Поэтому я встала и изо всех сил обняла сестру.
И вот я возвращаюсь в тот день, когда впервые увидела свою племянницу. По сравнению с последним днем, который мне пришлось прожить еще раз, это как подарок судьбы.
Девочка родилась два дня назад, и Беки уже дома, в квартире, которую снимает с Грегом. Они решили назвать малышку Грейси. Я вхожу в комнату, и, когда вижу Беки, мне кажется, будто я получила удар под дых. Беки возлежит на диване, устало откинувшись на подушки. От нее словно исходит сияние, какого я еще никогда не видела. Я замечаю маленький сверток у нее на груди, и у меня екает сердце. Грейси, одетая в полосатую кофточку, крепко спит, прижавшись мордашкой к груди Беки и выставив на всеобщее обозрение попку в подгузнике.
Увидев меня, Беки улыбается.
– Привет. – Она говорит почти шепотом. В комнате царит полумрак, в углу беззвучно работает телевизор. – Она только что задремала, боюсь ее разбудить.
Я киваю и, прокравшись к дивану, целую Беки в лоб – единственное место, до которого могу дотянуться, не потревожив Грейси.
– Итак… – неуверенно начинаю я и пожимаю плечами.
– Знаю. Я теперь мамочка. Обалдеть!
– Да уж. И как все прошло?
Грейси беспокойно шевелится, и Беки поспешно меняет положение, чтобы поудобнее устроить дочурку.
– Кошмарный ужас, – улыбается Беки, и я понимаю, что она не шутит. – Хуже, чем я себе представляла. Но это того стоило. – Она смотрит на дочь с такой всепоглощающей любовью, что я невольно чувствую укол зависти.
Интересно, каково это – любить так самозабвенно, не задаваясь лишними вопросами?
Потом мы молча смотрим телевизор, где какие-то люди продают на аукционе домашние вещи, и пытаемся прочесть по губам, о чем они говорят. И всякий раз, как раздается какой-нибудь звук чуть громче обычного, Беки напрягается, а затем со вздохом облегчения расслабляется.
– Я все утро пыталась ее укачать, – объясняет Беки. – И теперь хочу спокойствия, желательно подольше.
На что я понимающе киваю, хотя, если честно, я вообще ничего не понимаю. Однако очень скоро это становится неактуально, потому что Грейси начинает беспокойно ворочаться.
– Блин, она проснется и сразу захочет есть, – объясняет Беки, пытаясь принять сидячее положение, так как Грейси открывает глаза и с любопытством смотрит на окружающий мир.
Несколько секунд я недоумеваю, из-за чего, собственно, такая паника, если Грейси вообще не издает ни звука. А затем слышится пронзительный крик, крошечное личико малышки сморщивается, становясь все краснее.
Потом плач неожиданно прекращается. Я сижу, пытаясь преодолеть звон в ушах, и гадаю, каким чудом Беки удалось так быстро утихомирить малышку. И тут замечаю, что Грейси, пристроившись к груди моей сестры, сосет с довольным чмоканьем. Я поспешно отворачиваюсь. Все, что естественно, то прекрасно, и тем не менее мне неловко наблюдать за этим. Я стараюсь смотреть на лицо Беки, на висящую на стене картину, на экран телевизора, который все еще работает.
– Ох, тишина, – вздыхает Беки. – Самый сладостный звук.
Беки кормит малышку и одновременно делится со мной жуткими подробностями того, как проходили роды. Рассказывает о боли, об истошных криках, о стимуляции, об эпидуральной анестезии – одним словом, обо всем, и я со священным ужасом слушаю сестру. Моя младшая сестренка уже успела пройти через все то, чего мне пока не довелось испытать. Более того, как это ни удивительно, она достаточно быстро оправилась и готова через парочку лет пережить это снова. Но сейчас я просто слушаю, позволяя ей излить душу, и стараюсь не обращать внимания на ноющую боль в сердце из-за того, что моя младшая сестра уже успела родить ребенка, а я пока нет.
Когда Грейси наконец насыщается, ее веки потихоньку тяжелеют, и она снова оказывается в блаженных объятиях сна.
– Похоже, у младенцев весьма тяжелая жизнь, – говорю я.
– Ужасно тяжелая, – соглашается Беки и вопросительно смотрит на меня. – Хочешь ее подержать?
Я медлю. Мне хочется взять малышку на руки, но безумно страшно. А что, если я ее раздавлю? Что, если это напомнит о последних годах моей семейной жизни, с бесконечными ссорами и невысказанными обидами? Боюсь, что я этого не выдержу.
Но с другой стороны, держать на руках младенца ужасно приятно. Да и вообще, я не могу сказать «нет».
– Да, – шепчу я, и Беки, немного привстав, вручает мне свое сокровище.
Голова Грейси оказывается на моем согнутом локте, она сонно чмокает губами и мгновенно засыпает, удобно примостившись ко мне.
Мои руки чувствуют тепло крошечного тельца. Я смотрю на сморщенное личико Грейси – ее глазки закрыты, грудь ритмично поднимается и опускается с каждым вдохом и выдохом – и мысленно возвращаюсь в свое настоящее. Ведь Грейси сейчас уже около шести лет, и я уже несколько недель не видела ее. И теперь, когда она, грудным младенцем, снова лежит у меня на руках, я испытываю острый прилив любви, смешанный с раскаянием. Последние несколько лет я настолько зациклилась на своих напастях, что напрочь забыла о некогда важных для меня вещах. Да, я по-прежнему вижусь с сестрой и ее детьми, но недостаточно часто. И только сейчас понимаю, как жестоко заблуждалась, полагая, будто встречи эти станут болезненным напоминанием о моей бездетности. А ведь они могли дать мне какое-никакое, но утешение.
Через полчаса за окном начинает темнеть, пора собираться домой.
– Я, пожалуй, пойду, – говорю я, и Беки забирает у меня малышку.
– Хорошо, – шепчет она, пока Грейси снова приспосабливается к маминым рукам.
Мне страшно не хочется уходить. Я готова остаться здесь и сколь угодно долго держать на руках Грейси. Чтобы защитить ее от недружелюбного мира, оградить от потенциальных опасностей. Но прямо сейчас мне необходимо побыть одной и разобраться в своих чувствах.
Подняв с пола сумку, я осторожно целую в голову сестру, затем – племянницу.
– Я люблю тебя, – едва слышно говорю я.
Беки с сонной улыбкой гладит Грейси по голове, и я понимаю, что они обе сейчас уснут. Я осторожно выхожу из гостиной и направляюсь к выходу. На улице меня буквально сбивает с ног ледяной ветер, и я, поспешно захлопнув за собой дверь, сую озябшие руки в рукава пальто. Жаль, что не догадалась надеть шарф. Когда я шла к Беки, немощное декабрьское солнце хоть немного, но пригревало, а сейчас солнце скрылось, воздух сделался морозным, стало по-зимнему холодно. Я застегиваю дрожащими пальцами пуговицы и, повесив сумку на плечо, иду куда глаза глядят. Возвращаться домой пока не хочется, поэтому я выбираю основное направление и шагаю вперед, машинально переставляя ноги. Теперь у меня есть время предаться воспоминаниям.
Тот день, когда я впервые увидела Грейси, стал поворотным в моей жизни. Когда я держала на руках ее крошечное тельце и смотрела, как она сладко спит, то впервые поняла, что очень хочу родить – родить от Эда.
Правда, в этот раз я уже сказала Эду, что попробую зачать ребенка, поэтому сегодня все будет по-другому. Или, по крайней мере, должно быть. Хотя после утреннего разговора, что состоялся у нас с Эдом перед моим визитом к сестре, уже ни в чем нельзя быть уверенной.
– Ты точно не хочешь со мной пойти?
– Нет, иди одна, побудешь с сестрой наедине. – Эд казался каким-то рассеянным, и я не могла понять почему.
– Ты уверен?
– Абсолютно уверен. – Эд упорно прятал от меня глаза, его голос был резким, колючим.
– Эд, что случилось?
– И ты еще спрашиваешь? – (Я, естественно, растерялась. Честно говоря, я понятия не имела, что случилось, но явно ничего хорошего.) – Зои, просто ступай и навести Беки, хорошо? Сомневаюсь, что смогу выдержать твое общество после всего дерьма, в которое ты периодически макала меня последние несколько недель.
– Какого такого дерьма? – Я должна была знать.
Лицо Эда исказилось от ярости.
– Какого дерьма? А разве не ты обещала мне попробовать зачать ребенка, но затем почему-то передумала и последние шесть месяцев вообще категорически отказывалась обсуждать эту тему? Ты что, забыла о наших постоянных ссорах и жутком стрессе? Тогда, будь добра, напряги память и вспомни, потому что сейчас я просто не в состоянии находиться с тобой в одной комнате…
Он захлопнул за собой входную дверь, оставив меня страдать в одиночестве. Я, естественно, ничего этого не помнила. Невероятно, но после всех достижений я опять оказалась в отправной точке. Хуже того, поскольку в последний раз я не пыталась понапрасну обнадеживать Эда. Что со мной не так? Нет, я определенно должна все исправить.
У меня кружится голова, чтобы не упасть, приходится прислониться к стене. К горлу подступает желчь, я наклоняюсь, чувствуя, что меня сейчас вытошнит.
– Милочка, вы в порядке? – Оглянувшись, я замечаю пожилого мужчину, который с обеспокоенным видом держит меня под локоть. – Вы такая бледная. Вам что, дурно?
Я выпрямляюсь, тошнота отступает.
– Да-да, все хорошо, спасибо, – говорю я, вытирая рот рукой. – Мне просто стало немного… Но сейчас все нормально, спасибо.
– Ладно, берегите себя, – говорит он.
– Непременно, – через силу улыбаюсь я.
Успокоенный, мужчина идет прочь, постукивая палкой по тротуару.
Ну а я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что не имею ни малейшего представления, где нахожусь и сколько времени вот так брожу. На город, с его домами, спустилась тьма, оставив лишь белесую полоску света на небе цвета асфальта. Вытащив из кармана мобильник, я смотрю на экран. 16:50. Прошло не больше получаса, но я каким-то образом умудрилась основательно заблудиться.
Я верчу головой в поисках опознавательных знаков или указателей. Надо же, центр Лондона – и вообще ничего! Тогда я вглядываюсь в витрины магазинов. Они все незнакомые. Конечно, я не слишком часто навещаю Беки, но это просто смешно. Стараясь не паниковать, я продолжаю идти – в надежде увидеть хоть какой-нибудь ориентир, способный подсказать мне, куда я попала. И вот, точно оазис в пустыне, знакомый красный круг с синей чертой. Метро. Я со всех ног бегу туда, спускаюсь по грязным ступенькам, сажусь в поезд – и прямо домой.
Домой я возвращаюсь поздно. В коридоре горит свет, тихо бубнит телевизор. Пока я закрываю за собой дверь, на пороге гостиной появляется Эд.
– Привет, ну как там Беки?
Его волосы взъерошены, глаза красные, словно он недавно проснулся. И он кажется невероятно красивым.
– Замечательно. Грейси – прелесть.
Эд кивает и делает шаг мне навстречу:
– Послушай, извини меня за сегодняшнюю сцену. Я вовсе не то имел в виду. Просто был страшно зол.
– Нет, Эд, именно то.
– Но…
– Оставь, все в порядке. Ты имеешь на это полное право. – Я делаю паузу, чтобы перевести дух. – Послушай, я не знаю, почему себя так безобразно вела. Как самая настоящая стерва…
– Зо, ты говоришь так, будто ты при этом на самом деле не присутствовала.
– Возможно, и не присутствовала. Эд, не знаю, что со мной было, но, когда я сегодня увидела Грейси, мне все сразу стало гораздо понятней.
– Каким образом?
– Когда я держала ее, то все время представляла: каково это держать собственного ребенка? И поняла, что хочу это выяснить. Чтобы потом не было мучительно больно. Я думаю, сейчас действительно самое время. – (Эд смотрит на меня, удивленно прищурившись.) – Что? Что тебя удивляет?
– Зои, ты сама-то веришь в то, о чем говоришь? Ты не шутишь? Может, на тебя так подействовала Грейси? Потому что, честно говоря, во второй раз я этого просто не переживу.
– Уверена, Эд. На все сто процентов. Клянусь. И я тебя больше не подведу.
Эд смотрит на меня долгим взглядом и раскрывает объятия:
– В таком случае ты сделала меня счастливейшим человеком на земле. Зои, спасибо тебе.
Его слезы капают мне на плечо, но я делаю вид, что не замечаю. Я, наверное, должна быть счастлива, что мы все-таки решились на это, и в глубине души я и вправду очень взволнована: ведь на сей раз все может пойти по-другому. Однако меня терзает мысль, что после сегодняшнего дня я в очередной раз спутаю карты, которые сдала нам судьба, и, несмотря на мои усилия, ничего не изменится. Что я лишь снова причиню ему боль.
Уже ночью, почти погрузившись в сон, я просыпаюсь, словно от толчка. Мне снилось, что у меня ребенок. Я держу его на руках, и он плачет, и Эд кричит: «Он не твой, ты должна его вернуть. Я его забираю» – и я рыдаю, и Эд вырывает у меня ребенка и убегает, и я остаюсь ни с чем – и без ребенка, и без Эда, и без надежды. Окончательно проснувшись, я пытаюсь отдышаться, сердце, кажется, вот-вот оборвется, меня знобит. А потом я долго – возможно, несколько часов – ворочаюсь с боку на бок, отчаянно желая уснуть, с тем чтобы, проснувшись, проверить, все ли я сделала правильно. И наконец забываюсь тяжелым сном без сновидений.
