Измученная болью, я плелась к подножию холма. При виде половинки луны захотелось повыть от горя, но ведь Рисса и без того отчитала меня за несдержанность… Я уныло брела, чувствуя каждый комок земли подушечками лап, и тихонько про себя поскуливала. Вдруг позади раздался мягкий звук шагов.

– Я с тобой, – серьезно заявил Аззуен.

Вдвоем с Аззуеном мы дошли до подножия холма и сели, луна светила нам сквозь ветви деревьев.

– А если Веррна увидит, что тебя нет?

– Ей не до того, – усмехнулся Аззуен. – Злится, что ее оставили со щенками, и не следит, кто на сколько шагов отошел. Хорошо быть мелким волчонком: взрослым до тебя нет дела, тебе все равно не дожить до весны…

– Неправда! – воскликнула я. Неужели его так мало заботит собственное будущее и место в стае? – Тебя же не бросили, когда ты переплывал реку!

– Да, взрослые следят, чтоб мы не погибли, но все равно думают, что нам с Реелом не пережить зиму.

– Уж ты-то переживешь, я позабочусь! – выпалила я и испугалась: вдруг он подумает, что я считаю его слабым?

Аззуен помолчал, обдумывая мои слова, однако заговорил о другом:

– А почему ты пошла к людям? После всего, что Рисса с Тревеггом рассказали нам о заповеди… Нас тоже к ним тянуло, ну и что? Тебя ведь могли вышвырнуть из стаи! Или еще хуже… – Он не пытался обвинять или поучать, просто любопытствовал.

– Вначале меня тянуло не больше, чем других. А потом вдруг раз – и я не могла остановиться. Как Индру, про которого говорила Рисса. Понимаешь, не могла! Это плохо, да ничего не поделаешь. Не будь я уверена, что Рисса с Веррной меня удержат, – пошла бы даже сейчас.

Аззуен поглядел на меня. Я заметила, что мордочка его за последнее время округлилась. Хоть он и считает себя мелким волчонком, он все же взрослеет и становится сильнее.

– В следующий раз, когда тебя потянет к людям, скажи мне. Я на тебя сяду и прижму к земле.

Я засмеялась, боль в груди немного ослабла.

Внезапно я чуть не выскочила из шкуры от испуга – над головой зашуршали крылья и прямо передо мной приземлился Тлитоо.

– Глупее волчонка я не видал, – заявил он мне, принимаясь чистить перья. – Если тебя вышибут из стаи, щеночек, верховные волки тебе ничем не помогут, так что учись себя сдерживать. У меня тоже при появлении людей жжется метка на крыле, и ничего – научился не замечать. Мало ли что ты чувствуешь, не обращать же внимание на все подряд. – Он вытащил из крыла травинку и швырнул в меня.

– А почему ты здесь, да еще ночью? – буркнула я. Вороны обычно не любят темноты. – Чего тебе не сидится с семьей?

– Я уже вырос, чтоб летать, где хочу и когда хочу, не то что малютки-щеночки. Должен же кто-то присматривать, чтобы ты не скулила по ночам. – Тлитоо уставился на меня в темноте, часто мигая. – А то вдруг верховолки рассердятся.

Повадились мне сегодня выговаривать за поведение…

– Если верховным волкам есть до меня дело, то где они сами? – огрызнулась я. Вот уж кого бы увидеть! Спросить, кто мой отец, и правда ли во мне кровь чужака, и какая во мне угроза стае, и вообще что я за существо…

Тлитоо издал низкий клекот и встопорщил перья на ногах.

– Верховолки приходят, когда хотят, щеночек! У них есть дела поважнее, чем успокаивать глупых обиженных волчат.

– Думай, что говоришь, вороненок! – Аззуен встал рядом со мной. Вступился!..

Тлитоо склонил голову набок.

– Друзья – это хорошо. Особенно если их не терять. В одиночестве тебе лучше не оставаться.

– У тебя все? – раздраженно бросила я. Надоели его загадочные намеки на верховных волков.

– Послушай! – Внезапная серьезность Тлитоо меня ошеломила, Аззуен прижался ко мне – на этот раз не успокоиться, а успокоить. – Нельзя, чтоб тебя выгнали из стаи, пока ты не можешь себя прокормить. Не показывай, что чем-то отличаешься. Не выделяйся. Сумеешь? Подумай.

Я смотрела на вороненка, прижавшись к Аззуену, и не знала, что отвечать. Голос Тлитоо чуть смягчился.

– Ты ведь знала, что не похожа на других. Думаешь, почему верховолки сохранили тебе жизнь? – Он бережно провел клювом по моей макушке, тихонько заурчав. – Мне тоже не нравится таинственность злюковолков, но ведь я из-за этого не рву себе перья на голове! Тебе сейчас хватает и других забот.

Его неожиданная доброта меня удивила, я раскрыла было пасть, чтобы поблагодарить, – как вдруг он развернулся и щелкнул меня по носу хвостом.

Он встопорщил крылья, словно собрался напасть, и тут Аззуен вдруг прыгнул.

Тлитоо отскочил в сторону.

– Ха! – довольно каркнул он. – Здорово, когда щенок не похож на унылую гусеницу!

Вороненок замолчал и свесил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Аззуен, едва сдерживая смех, переводил взгляд с него на меня.

– Таких странных воронов я не встречал! Что он делает здесь среди ночи? – Аззуен склонился ко мне и шепнул: – По-моему, Каала, ему нельзя доверять.

Признательность к волчонку затопила меня теплой волной. Выражением мордочки он вновь напомнил мне маленького старичка – суждено ли проявиться его задаткам, суждено ли ему вырасти? Аззуен и Реел – слабейшие щенки в стае, и если оба выживут, кому-то из них придется вечно быть низкохвостом. Если я хоть на что-то способна – я не позволю, чтобы им стал Аззуен.

Вопросы Тлитоо, правда, оставались более насущными. Я сузила глаза и посмотрела на него.

– Слушай… – начала я.

– Вам пора спешить, щеночки! – внезапно каркнул Тлитоо и на мгновение задержал на мне взгляд. – Не торчите тут, как больной клюв!

С клокочущим хохотом Тлитоо исчез в темноте, и в тот же миг я услышала позади треск кустов – с холма спускались наши; со стороны человеческого лагеря вслед им неслись громкие вопли. Иллин, пробегая, глянула на меня блестящими от возбуждения глазами, из ее пасти торчал огромный кусок мяса – мяса, обожженного огнем!

– Такое мясо на обочине не найдешь, – пробормотал Аззуен.

– Они заходили в лагерь, к самим людям! – Меня охватила зависть: задали мне трепку только за то, что я шагнула в сторону лагеря, а сами в него вошли! От запаха обожженного мяса рот наполнился слюной, однако времени на трапезу явно не было.

– Бежим! – с ухмылкой, смягчавшей резкость команды, прорычала Рисса сквозь зажатый в зубах ломоть мяса. Уже не заботясь, слышно нас или нет, мы устремились к деревьям – и дальше через лес к своей территории; я могла поклясться, что в ясной прохладной ночи рядом со мной и Аззуеном летела тень молодой волчицы.

Люди нас не преследовали. Ни их медленный неровный бег, ни их слух и обоняние не сравнить с нашими – оторвавшись от них так, чтобы их летающие палки не могли нас достать, мы больше не волновались. И все же продолжали бежать. В лесу пахло волками Скалистой Вершины, позади нас слышались гневные людские крики. Я не могла не посмеяться над погоней: мы летели как ветер.

Марра, Борлла и Уннан, гордо вздернув хвостики, сжимали в зубах куски утащенной еды; я бежала рядом без всякой ноши, будто я такая же слабая, как недоростки Реел и Аззуен. Уннан выпустил из пасти мелкий кусочек мяса – я проглотила его на ходу, не замедлив шага, и ухмыльнулась Марре, которая за мной наблюдала. Она закатила глаза и устремилась вперед еще быстрее, стараясь поравняться с Риссой.

– Задавака! – рассмеялась я, чуть задыхаясь от усилия.

Наконец мы перешли на более легкий бег и теперь двигались друг за другом в льющемся лунном свете. Ближе к нашей территории запах Скалистых волков сделался слабее, бежать стало спокойнее. По хриплому дыханию Аззуена и Реела было слышно, что они не прочь замедлить шаг.

Я думала, Рисса вновь поведет нас туда, где мы переплывали реку, но она свернула на широкую тропинку, протоптанную оленями к водопою, а потом еще час вела нас по берегу, намного выше прежнего места. Я не понимала, зачем обходить так далеко. Если пересечь реку здесь, то на той стороне нужно будет долго возвращаться к равнине Высокой Травы… Однако при виде ольхи, поваленной поперек течения, все стало ясно, и я с удивлением следила, как Рисса переходит через реку по стволу. Веррна помогла перебраться Реелу, за ними двинулись Уннан и Борлла.

– Зачем было заставлять нас плыть, если здесь переправа? – спросила я Марру.

Вместо нее ответила Иллин, стоявшая рядом и следившая за тем, чтобы Аззуен благополучно добрался до берега:

– Волк, которому предстоит охотиться, должен уметь плавать. К тому же до Ольховой Переправы далеко: на переход надо тратить силы. Рисса явно не рассчитывала, что волчатам будет трудно переплыть, хотя им все равно ничего не грозило: мы с Веррной успели бы подхватить любого. Но сейчас нельзя одновременно тащить мясо и следить за щенками. И без того в последний раз, добираясь вплавь, Минн упустил по течению целый окорок. Так что на обратном пути от людского лагеря мы теперь ходим через Ольховую Переправу.

– Волки так часто воруют добычу у людей? – изумленно спросила Марра.

Иллин усмехнулась:

– Настолько часто, чтоб знать пути через реку и уметь переправиться в любой миг. Нам пора.

Она взяла в зубы свой кусок мяса и легко перебежала по дереву на другой берег, где уже ждали остальные.

Я все равно ничего не понимала.

– Аззуен с Реелом могли утонуть! – обернулась я к Марре. После всего, что Рисса говорила про заботу о щенках, подвергать нас такой опасности… Я помотала головой и взглянула вслед Иллин.

– Нас опять проверяли, – предположила Марра, проследив за моим взглядом; у ее ног лежало вкусно пахнущее оленье ребро. Я подняла голову, чтобы вобрать в себя расплывчатый свет солнца: небо уже озарялось первыми рассветными лучами. – Никто не хотел гибели Реела или Аззуена, взрослые лишь проверяли, кто из нас сильнее. И кто утащит лучший кусок. Ты бы видела Иллин: она выждала, пока люди отвернутся, подскочила к костру и украла мясо прямо с огня! Потому нам и пришлось удирать что есть сил. Рисса ей, конечно, попеняла для виду, но явно была довольна.

«Довольна, когда Иллин ворует ценный кус мяса, – подумала я, – и когда Борлла помогает Реелу перебраться через реку. А мне грозит наказание: как же, ведь меня тянет к людям слишком сильно…» Я вздохнула, переведя взгляд на Борллу, и вдруг увидела, что мясо у нее в зубах тоже обожжено огнем!

– А Борлла что, заходила в людской лагерь? – возмущенно выпалила я.

– Куда там! – Марра вытянула длинную гибкую спину. – Иллин обронила лишний кусок, Борлла в него и вцепилась. Теперь делает вид, будто утащить жженое мясо без нее не додумались бы.

– Чего ждете, лентяи? – донесся до нас голос Риссы.

Я поспешила вслед за Маррой – она, подхватив оленье ребро, уже двинулась к остальным.

Рисса, остановившись сразу за переправой, окинула взглядом добычу.

– Можете немного поесть, волки Быстрой Реки, – разрешила она, обнюхав мясо и отложив куски для Рууко и стаи. – Вы заслужили.

Рот у меня наполнился слюной. Я заметила, что все обожженное мясо она оставила нам.

– Рууко все равно его не ест, – пояснила она явно недовольной Веррне. – Говорит, что еда с огня – не еда.

Все рванулись к мясу, меня же грубо оттолкнула Веррна.

– Обойдешься! Тебя и так слишком тянет к людям.

Я возмущенно взвыла и попыталась прорваться к остальным, но Рисса с Иллин оттеснили и меня, и Реела с Аззуеном. Те, поджав хвосты, подчинились, а я лишь больше обозлилась: разве я недоросток, как они? Почему меня не пускают? Я шагнула к мясу и, встретив яростно-неприязненный взгляд Веррны, едва не зарычала на нее – как вдруг вспомнила слова Тлитоо: мне нельзя выделяться!.. Пришлось подавить злость и послушно наблюдать, как остальные пожирают пахнущее огнем мясо. Наконец, когда остался последний кусок, Рисса велела двигаться дальше.

И тут же застыла на месте; шерсть ее вздыбилась, раздался низкий горловой рык. Положив на землю мясо, волчица прочно расставила лапы; Веррна, уже замкнувшая нашу вереницу, вновь метнулась вперед и встала рядом с Риссой.

– Стая Скалистой Вершины! – прорычала она. – По нашу сторону реки!

Два крупных волка, самец и самка, выступили из леса на тропу. Я не могла отвести взгляд от самца: его морда казалась одним сплошным шрамом – куда там шрамам Веррны! Левая сторона пасти наполовину отодрана, над левым глазом болтается лоскут кожи… Пахло от него чем-то прокислым и гнилостным, похожим на болезнь; с таким запахом впору падать от слабости, а он выглядел мощным и властным – явный вожак. Оба волка были крупнее и мускулистее самого Рууко, наших трех волчиц они явно не боялись.

– Торелл, Сеела, – кивнула им Рисса, не двинувшись с места и даже не шевельнув хвостом. Веррна и Иллин – держа хвост чуть ниже, чем у Риссы, но так же неподвижно – встали к ней вплотную. Хотя голос Риссы звучал мягко, едва сдерживаемая ярость сгущалась вокруг нее, как туман. – Вы уже не впервые нарушаете границы Быстрой Реки.

– Рисса, Веррна. – Самец, названный Тореллом, едва кивнул им головой; ни Иллин, ни мы не удостоились и взглядом. – Не спешите с обвинениями. Нынче ночью вы были на нашей территории.

– На общей территории, Торелл. Проход к людскому лагерю открыт для всех; нам нужно было показать щенкам, что такое люди. Волки всех стай считают это законным.

– Только не я. – Голос Торелла звучал так же мягко, как у Риссы. – Решение принимали без моего согласия. На этот раз я смирюсь, хотя вы не только побывали на моей территории, но и взяли с нее добычу.

– Тебе ничего другого не остается, – фыркнула Веррна. – Нас больше.

Торелл и ухом не повел.

– С вами щенки нынешнего года?

– Все из доживших до первой луны, – гордо бросила Рисса.

– А сколько уцелело из твоих? – осведомилась Иллин, поднимая хвост чуть выше. – Я помню, в прошлом году выжили только двое, и оба ушли из Долины.

– Замолчи, – приказала Рисса.

Сеела, изжелта-бурая волчица ростом почти с Торелла, скривилась.

– Может, хоть нынешних щенков выучишь быть повежливее? Впрочем, кому-то из них явно не пережить зиму. – Она смерила взглядом Аззуена и Реела.

– Не твоя забота, – отозвалась Рисса. – Волчата, это Сеела и Торелл, вожаки стаи Скалистой Вершины. Можете их не приветствовать.

– Как будто кто-то собирался, – пробормотал себе под нос Аззуен.

– Ступайте прочь с земель Быстрой Реки. – Рисса чуть посторонилась. – Мы пропустим вас без боя.

– На этот раз мы уйдем, но запомни, Рисса: наша территория под угрозой. Люди забирают добычу. Мы не собираемся гибнуть только потому, что людей угораздило поселиться на нашей стороне. – Сеела обвела нас глазами. – Земли Быстрой Реки самые богатые в Долине. Добычи здесь хватит и для нас.

Рисса вновь зарычала, к ней присоединились Веррна и Иллин – так, что земля задрожала под нашими лапами.

– Ступайте прочь! – рявкнула Веррна.

Торелл глянул в глаза Сееле, едва заметно кивнул и двинулся вперед. Сходить с узкой тропинки им было опасно: если мы нападем, по зарослям они так просто не уйдут, – поэтому Скалистые протискивались вплотную к нам.

Торелл, проходя, оценивающе оглядывал всех щенков. Увидев меня, он остановился.

– Как так? – прошипел он. – Знак проклятия и запах чужака?

– Отойди, – бросила мне Иллин, становясь рядом. Но я будто присохла к земле.

– Сказано тебе – дела Быстрой Реки тебя не касаются, – огрызнулась Рисса.

– Не заставляйте нас повторять, – рявкнула Веррна. – Сами уйдете или проводить?

Торелл сощурил глаза.

– Мы уйдем. – Он задержал на мне взгляд, и лишь когда Веррна с Риссой двинулись вперед, Скалистые волки ступили на ольховое бревно. Легко перебежав на свой берег, они оглянулись на нас через реку.

– Вперед, щенки, – велела Рисса. – Сегодня они больше к нам не сунутся.

Она подхватила свой кусок жженого мяса, ее вздыбленная шерсть наконец улеглась. Мы двинулись домой, уже более спешным шагом. Я не могла успокоиться: взгляд Торелла и ненависть в его голосе довели меня до озноба. Многовато впечатлений для одной ночи… Однако я больше волновалась, как бы кто-нибудь не доложил Рууко о моей вылазке к людям, поэтому решила пока выбросить из головы и Торелла, и Скалистых волков.

Усталые после ночных приключений, к полю Высокой Травы мы добрались, когда солнце уже встало над восточными горами. Остальные ждали нас на поляне у кромки леса, лениво грызя остатки кобыльей туши. Рисса не замедлила рассказать Рууко о столкновении с волками Скалистой Вершины; внимательно выслушав, вожак лизнул волчицу в морду и что-то тихо проговорил – известие, судя по всему, его не сильно озаботило: такие стычки были обыденны, как дождь, а нынешняя даже не переросла в схватку. Лишнему мясу Рууко обрадовался, и если налет на человеческий лагерь он не одобрил, то по крайней мере не ворчал. И старался не замечать запаха обожженного мяса, исходившего от Иллин и других, кому повезло его попробовать. Последний кусок жареного мяса Рисса отдала Тревеггу – тот пробормотал благодарность и сожрал кус в один присест.

По счастью, Рисса не сказала Рууко о моей попытке двинуться к людям и даже запретила остальным об этом упоминать. Однако каждый раз, когда Борлла или Уннан оказывались рядом с Рууко, у меня подводило брюхо от страха: если вожак считал моего отца чужаком и искал причин от меня избавиться, то моя тяга к людям даст ему нужный повод. Правда, никто пока не обмолвился ни словом.

Рисса рассказала вожаку, что Борлла помогла Реелу перебраться через реку и отличилась при добывании мяса.

– Молодец, волчица, – одобрительно отозвался Рууко. – Ты еще принесешь пользу стае Быстрой Реки!

Впервые он назвал кого-то из нас не щенком или волчонком, зависящим от заботы взрослых, а самостоятельным членом стаи – Борлла чуть из шкуры не выпрыгнула от гордости. Рууко похвалил и Уннана, и даже Марру – за нее-то я была рада, но не могла не позавидовать. Больше всех похвал досталось, конечно, Борлле – и за то, что стащила мясо, и за помощь на переправе. Иллин, Тревегг и даже хмурая Веррна превознесли ее чуть не до небес.

Борлла, поймав мой взгляд, вдруг подскочила ко мне, дохнула в морду отчетливым, желанным запахом жареного мяса – и тут же отвернулась, победно задрав хвост. Я предпочла отойти в сторону, хотя во мне клокотала ярость.

Внезапно захлопали крылья, послышался раздраженный вопль Борллы. Я обернулась: отчаянно визжа, она изо всех сил пыталась достать летающего над ней Тлитоо, а на ее макушке красовалась огромная клякса белого птичьего помета, стекающего на морду и глаза. Вороненок то и дело пикировал на Борллу и тут же отскакивал с хохочущим карканьем, не даваясь ей в лапы.

Иллин покатилась со смеху, тут же прыснул Минн, вскоре хохотала вся стая.

– Тебе не хватает проворства, Борлла! – заявила Рисса, пытаясь прочихаться: от смеха она ткнулась носом в пыль. Тревегг хохотал так, что упал на спину и теперь сучил лапами в воздухе; Рууко, не удержавшись, прыгнул на него, оба покатились по поляне.

Иллин опрокинула Борллу на спину, а когда та зарычала, Иллин только пуще расхохоталась.

– Будешь знать, как гордиться, щенок! – фыркнула она, отпуская Борллу, и в тот же миг обе бросились в стороны – свежая струя помета ударила туда, где они только что стояли.

Морду Борллы перекосило от ярости, но нападать на Риссу или других взрослых ей было не по зубам. Тлитоо, явно исчерпав боевые запасы, улетел к ближайшей скале, а Борлла потащилась к деревьям, прижав уши и ссутулившись.

Отсмеявшись, я с легким сердцем ушла помогать другим прятать добычу рядом с кусками кобыльей туши. Зажав в зубах маленький ломтик конины, я подумала, что уж коль мне не досталось жареного мяса, то пусть хоть такой клочок его заменит. Однако шлепок Веррны тут же отбросил меня в сторону.

– Еда не для тебя, щенок, ты ее не заслужила.

Я взвыла, но Рисса в ответ на мой зов только отвернулась. Теперь настал мой черед отползти в сторону, тихонько подвывая про себя.

Рууко уже разрешил стае отдыхать до вечерней прохлады, и пока взрослые устраивались в тени, Рисса подняла голову.

– Щенки, если не хотите спать – можете побродить по округе, только не отходите далеко.

Я двинулась прочь от остальных, раздумывая о своем ненадежном месте в стае. Мои заслуги никак не беднее, чем у Борллы или Уннана, – ведь я притащила на поляну не меньше конины, чем остальные, и переплыла реку не хуже других. Правда, не сдержала порыва двинуться к людям…

Я не заметила, как дошла до равнины Высокой Травы. За мной трусил Аззуен. У кромки леса появилась Борлла, успевшая счистить с головы почти весь помет, – теперь, опасаясь выходить на равнину, она усиленно обнюхивала воздух и оглядывалась в поисках Тлитоо. Вслед за ней осторожно вылезли Уннан и Реел. Марра уткнулась мордой в колючий ягодный куст и принялась жевать глянцевитые листья; я, учуяв пустую сусличью нору, раскидывала лапой рыхлую землю в надежде откопать что-нибудь интересное. Вдруг донесся голос Борллы, преувеличенно громкий.

– Им не хватит сил охотиться, когда придет срок! – отчеканила она Уннану. Рууко, разбуженный ее криком, поднял голову.

Я разозлилась: она явно пытается настроить Рууко против нас, объявить нас никудышными охотниками!

– Могла бы выставляться не так откровенно, – проворчал Аззуен.

– Реку-то едва переплыли! – продолжала Борлла. – Куда им на охоту!

Ей, между прочим, положено поддерживать слабых, а не унижать их надуманными придирками. Даже Реел при ее словах поморщился.

Рууко окинул долгим взглядом Борллу и нас с Аззуеном – и вновь растянулся на траве, закрыв глаза.

Выступление Борллы, впрочем, натолкнуло меня на мысль. Неподалеку паслись кони – ветер доносил сюда их запах. Я двинулась вперед, определяя направление, и вскоре увидела мощные силуэты лошадей, поедающих сухую траву на равнине.

– Еще посмотрим, кто из нас охотник! – пробормотала я себе под нос.

– Что ты задумала? – встревожился Аззуен.

Сев на землю, я разглядывала коней. Не пройдет и нескольких лун, как нам придется выходить на охоту вместе со стаей. Если я буду первой из щенков, кто нападет на живую дичь, все претензии Борллы обратятся в ничто. И тогда никто не вспомнит про моего отца, будь он даже чужак. А если мне повезет взять добычу!.. Сердце учащенно забилось, я глянула через плечо на Аззуена и направилась к табуну, то и дело замирая. Аззуен неохотно пошел за мной. Марра поглядела на нас и, оторвавшись от ягодного куста, двинулась следом.

– Нам не разрешают отходить далеко… – неуверенно протянула она, косясь в сторону коней. Не то чтобы ее это сильно заботило – так она давала понять, что считает меня безрассудной.

– Знаю, – бросила я. – Просто хочу посмотреть поближе. А ты разве нет?

– Конечно, хочу, – улыбнулась она. – Только меня тянет к опасностям куда меньше твоего.

Я фыркнула. Уж Марра-то всегда была азартнее… Я сделала еще несколько шагов и перешла на быструю рысь, Аззуен с Маррой не отставали.

На полпути к табуну я услышала сзади шум: Борлла, Уннан и Реел неслись нам вслед. Мы трое, готовые к драке, развернулись, но трое щенков проскочили мимо и устремились вперед – явно собираясь напасть на лошадей раньше нас и приписать себе заслуги. Опять Рууко с Риссой будут нахваливать Борллу, не замечая меня…

Намерившись не дать Борлле и Уннану добежать до коней первыми, я пустилась за ними. Легко обогнав Реела, я догнала Уннана и Борллу, которые остановились в добрых десяти прыжках от табуна. Марра держалась рядом, Аззуен изо всех сил старался не отставать, хоть и задыхался от усилий.

Я склонилась к грязно-белому уху Борллы:

– Не задирай нос, ты ведь боишься подойти. И боишься охотиться. Кони – не оброненное мясо, их с земли не подхватишь!

Борлла, не ответив, смерила меня взглядом, затем посмотрела на табун и повела носом вверх и вбок. Аззуен за моей спиной хихикнул. Борлла шагнула было к лошадям – и тут же остановилась, когда Реел заскулил и прижался к ней плечом, просительно глядя на нее и что-то шепча. Взгляд Борллы смягчился, она легко коснулась его носом. При виде их тесной дружбы меня в который раз кольнула ревность.

– Ясно, – бросила я. Мне бы на этом остановиться, но я хотела доказать Уннану и Борлле – а больше всего вожаку, – что я полноценный член стаи. Холода не за горами, и прежде чем наша шерсть превратится в зимнюю, нам всяко придется выяснить, где чье место в семье. – Пойдем, – кивнула я Аззуену и Марре.

Едва держась на трясущихся лапах, я шагнула к коням. Вблизи они казались огромнее и уж точно намного опаснее, чем дохлая кобыла, убитая медведицей. Они пахли добычей – потом и теплой плотью, от их дыхания исходил запах жеваной травы и земли. Я обернулась: Аззуен с Маррой беспокойно смотрели мне вслед. Мне было страшно, я взглянула на них просительно – и они пошли за мной, не хуже других понимая, что нынешняя вылазка может надолго, если не навсегда, определить наше положение среди волков.

Борлла и Уннан, как я и ожидала, тоже двинулись к табуну, не теряя надежды первыми захватить добычу. Реел, чуть помедлив, последовал за ними. Мне стало его жаль: сам по себе он вполне достойный волчонок, не то что задиры Уннан и Борлла. Однако раздумывать времени не оставалось: Борлла с Уннаном уже нагоняли меня, и я перешла на бег, чтобы успеть к табуну раньше.

И тут мы оказались в толпе сильных животных, в запахе их тел и отдающего травой помета, посреди их неожиданно теплого дыхания, участившегося с нашим появлением. Где-то вдали глухо рявкнул Рууко, но мне было не до его речей – я носилась между конскими ногами, чувствуя разгорающийся охотничий азарт.

– Они добыча, просто тупая добыча! – упоенная новыми ощущениями, крикнула я Аззуену. – Не пристало волкам их бояться!

Я рассмеялась, сердце застучало сильнее, возбуждение погнало кровь по жилам; ноздри расширились, вбирая каждую частицу запахов, уши ловили малейший звук. Так вот что такое охота! Ни ловля мышей, ни беготня за кроликами не отзывались прежде таким восторгом! Одуревшие кони застыли на месте как каменные – добыча, неуклюжая и тупая добыча, готовая принять смерть от умнейших на свете охотников – волков!

Я вспомнила, что надо выбирать самых слабых и неповоротливых, – но не могла сосредоточиться, все затмевали звук и запах добычи. Голова кружилась, в брюхе что-то подпрыгивало, я едва дышала – что за безумие охватило и меня, и остальных? Мы неистово носились друг за другом под конскими ногами, меня захлестывал азарт – словно я веду охоту и вот-вот вгрызусь зубами в податливое конское брюхо.

Внезапно поведение табуна изменилось. Ближайший к Реелу конь, опустив голову, дохнул на него с громким фырканьем, топнул копытами и взвился на задние ноги. Лошадь рядом с ним гневно заржала и чуть не схватила зубами Марру, которая с испуганным визгом отскочила в сторону. Кони вокруг нас, один за другим, взвивались стоймя и с размаху топали копытами оземь, целясь нам в головы. Оглянувшись вокруг, я попыталась найти проход, но со всех сторон мелькали грозные копыта, мне оставалось лишь в страхе прижаться к земле. Я никогда прежде не видела, чтобы животные носились так быстро.

– Бегите! – крикнул Тревегг. – Бегите, затопчут!

Сквозь плотную толпу лошадей я разглядела волков, несущихся к нам на помощь. Голос Тревегга рассеял мою панику, я сумела встать на едва держащие меня лапы и тут же наклонилась к Аззуену, от страха приникшему к траве.

– Вставай! – крикнула я. – Уходи из-под ног!

От Аззуена пахло страхом и смятением, вокруг нас били по земле копыта и клубилась пыль. Первая волна ужаса схлынула, все мои чувства обострились, я попыталась забыть о страхе.

– Уворачивайтесь от копыт! Взрослые уже здесь! – прокричала я. – Не стойте на месте!

В памяти всплыл давний урок Риссы: «Если добыча больше вас ростом, не пытайтесь ее свалить, только упадете сами. Думайте головой, иначе не быть вам настоящими охотниками. Бегайте вокруг, налетайте и отскакивайте. Берите умом, а не силой».

Застывшая на месте Борлла не сводила глаз с лошади, пытаясь отгородить собой Реела, – порыв отважный, но глупый! Добраться до них я уже не успевала… Марра металась из стороны в сторону, изгибаясь между конями, Аззуен замер рядом со мной, со страхом глядя на табун. Уннан прижался к земле в прыжке от нас. Я отбросила Аззуена в сторону от целящихся в него копыт, он опять застыл, и мне пришлось оттолкнуть его снова. Взрослые уже добежали до табуна, громким рыком пытаясь напугать коней. Веррна кинулась на лошадь, нависшую над Уннаном, и та потеряла равновесие – даже в панике я подивилась волчьей храбрости. Рууко и Рисса уже собирали волков вокруг нас, чтобы отгородить щенков от коней. Задыхающаяся Марра нырнула в круг и, попав в относительную безопасность, теперь со страхом оглядывала коней. В очередной раз увернувшись от копыт, я оказалась рядом с вжавшимся в землю Уннаном и толкнула его к взрослым, где его сгребла Иллин и бросила внутрь круга. Подхватив Аззуена за загривок, я отшвырнула его к волкам, и тут надо мной качнулась конская голова, чуть не отбросив меня на спину. Я увернулась, прыгнула, вновь увернулась. Борлла тоже стояла за пределами волчьего круга, все еще рыча на коней, что толпились над сжавшимся скулящим Реелом.

– Не стой! – снова крикнула я. – Отпрыгивай!

Глянув на меня, она перевела глаза на огромную лошадь. Я пригнулась, оттолкнула Борллу прочь и перекатилась по земле, уходя от огромного копыта, целившегося мне в голову. Сквозь облако пыли донесся волчий вой – дикий вопль ужаса и боли.

И тут конское безумие схлынуло так же быстро, как началось. Пока Иллин с Веррной отгоняли коней на другой конец поля, Рисса перебегала от щенка к щенку, чтобы убедиться, что мы невредимы. Я вжалась в землю, замерев, когда Рисса склонилась надо мной и лизнула в темя, и тут же с восторгом кинулась к ней, чтобы лизнуть в ответ. Затем Рисса наклонилась к Аззуену, едва стоявшему на дрожащих лапах, к Уннану, у которого был разодран левый глаз, и к Марре, глядевшей на удаляющийся табун. Вдруг Рисса опустила хвост и беспокойно заскулила при виде бледного тела, от которого как-то странно пахло Реелом. Скуление перешло в вой, Рууко с Тревеггом подошли ближе, чтобы потрогать щенка. Тот, не отзываясь, лежал неподвижно, голову его покрывала кровь, тело выглядело странно плоским.

– Реел, вставай же, – нетерпеливо тявкнула Борлла, подталкивая его носом.

Рисса осторожно отодвинула Борллу и, сев на землю, испустила долгий жалобный вой, к которому присоединились Рууко, Тревегг и Минн. Отгонявшие коней Иллин и Веррна замерли на обратном пути – и подхватили печальную песнь. Я не заметила, как из моего горла тоже полился вой.

Не веря глазам, я глядела на маленькое, испачканное землей тельце, лежащее на затоптанной траве. Сердце у меня отяжелело, в груди что-то сдавилось, брюхо свело – я думала, что отрыгну даже тот мелкий клочок кобыльего мяса, что мне удалось проглотить. Только что мы бежали к табуну вместе с Реелом, а теперь он стал лишь кучкой костей и меха… Иллин с Веррной наконец добрались до нас, и вся стая замерла вокруг Реела. От жаркого послеполуденного солнца меня затошнило еще больше.

Я не знаю, сколько мы так стояли в надежде, что Реел вернется к жизни. Тщетно. Я не особенно любила Реела и часто его не замечала, но он был щенком того же помета, членом стаи. И на его месте могла быть я сама – ведь я первая побежала к табуну. Мне вдруг захотелось лечь посреди равнины и зарыться в землю.

Рисса вновь испустила вой, более низкий и долгий, – и стая присоединилась к ней в прощальной песне Реелу. Все, кроме Борллы: она просто стояла и, не веря, смотрела на безжизненное тело.

Бросив последний взгляд на Реела, Рисса повела стаю прочь с равнины Высокой Травы. Борлла не двинулась с места.

– Как вы можете его оставить? Его съедят длиннозубы и гиены!

– Такова наша жизнь, волчонок, – ответил Тревегг, бросив на нее сочувственный взгляд. – Реел вернулся к Равновесию, чтобы стать частью земли, как предстоит всем нам. Им будет питаться трава, которая накормит дичь, а дичь накормит стаю. Таков наш путь.

– Я не уйду, – упрямо заявила Борлла. Никто из нас прежде не смел противиться взрослым.

– Ступай. Ты волчица Быстрой Реки, ты должна быть со стаей. – Тревегг подтолкнул ее осторожнее, чем обычно, и заставил идти с остальными.

Мы возвращались к кромке леса, Уннан с Борллой то и дело отставали, оглядываясь на тело Реела, и тогда Тревегг или Веррна возвращались, чтобы их поторопить.

В конце концов Веррна схватила Борллу за загривок и потащила волоком. Та сначала сопротивлялась, потом ее пыл иссяк и она бессильно повисла в зубах у Веррны, волочась лапами по земле и тихо поскуливая. Мы успели пройти всего несколько шагов, как вдруг Уннан, подбежав ко мне, сбил меня на землю и встал лапами мне на грудь.

– Ты его убила! – злобно выпалил он. – Та лошадь целилась копытом в тебя! Ты должна лежать там вместо Реела!

У меня не было сил сопротивляться. Уннан сказал только то, что я сама твердила в уме всю дорогу. Я скинула его с себя и, прихрамывая, двинулась дальше – мне не хотелось ввязываться в драку. Он не отступил и, схватив меня зубами за шею, принялся душить, и тогда я его ударила.

Заслышав визг Уннана, Рууко велел всем остановиться, и стая собралась вокруг нас. Веррна опустила Борллу на землю.

– Что за обвинения, Уннан? – требовательно спросил вожак.

– Мы пошли к лошадям из-за нее! – взвизгнул Уннан. – Мы спали, а она нас заставила! Это она виновата, что Реел погиб!

Сердце куда-то ухнуло, дыхание сбилось. Рууко ждал ответа, а я не могла вымолвить ни слова.

– Пойти к табуну придумала Каала, – ответила за меня Марра, – но нас никто не заставлял, мы сами захотели.

Аззуен согласно кивнул:

– Никто тебя, Уннан, не принуждал. Мог бы и остаться, тебя не звали. – Он повернулся к вожакам: – Зато Каала спасла меня и Уннана: мы растерялись, а она нет.

Я взглянула на него с благодарностью.

– Что скажешь, Каала? – спросил Рууко.

Мне стало трудно дышать, будто деревья и кусты окружили меня плотной стеной. Я виновато вжалась брюхом в твердую землю, придумывая отговорки: то ли сказать, что меня подстрекали Уннан с Борллой, то ли свалить все на коней… Но тут я поймала взгляд сначала Аззуена, а потом Марры. Они ведь за меня вступились, и после этого мне струсить?..

– Правда, я сама решила подойти к лошадям. Откуда мне было знать, что они… что они скачут так быстро… Я не хотела никому зла.

– Хорошо хоть, ты не пытаешься отвертеться. Лжецам не место в моей стае. Почему ты повела щенков к табуну?

Я порадовалась, что не стала сваливать вину на других. Лежа на земле, я еще плотнее прижала уши к темени.

– Хотела посмотреть, какой из меня охотник. – Прозвучало непонятно. – Хотела быть первой, кто сумеет захватить добычу.

– Гордыня – гибель для волка, – изрек Рууко. – По собственной глупости ты сунулась к добыче без должного уважения, не умея толком охотиться.

У меня перехватило горло, от напряжения заболели глаза. Я ждала приговора. С самого моего рождения вожак искал предлога от меня отделаться и теперь наверняка выгонит меня прочь.

Он оглядел стаю. Рисса подошла к нему, за ней остальные взрослые. Волки, окружив вожака кольцом, жались к нему, то и дело переходили с места на место, тихо переговаривались.

– Да, Каала была первой, за кем потянулись остальные, но ведь щенки любопытны, – говорила Рисса, прижимаясь мордой к шее Рууко. – Они всегда лезут охотиться раньше, чем вырастут. Чтобы стать волком, надо узнать вкус добычи. Не вина Каалы, что коней сегодня кто-то взбудоражил. Зато ей хватило ума и смелости помочь другим, когда кони пустились вскачь. Если бы не она, погибли бы трое-четверо.

– Чтобы юный щенок кидался защищать собратьев – я прежде такого не видел, – вторил ей Тревегг, – а ведь я застал восемь пометов волчат.

Иллин, прежде чем заговорить, припала брюхом к земле: однолеткам не часто позволено высказываться.

– В ее возрасте я бы на такое не решилась, а я была крупнее Каалы.

К моему удивлению, Веррна тоже пробормотала что-то одобрительное, хотя никогда прежде не принимала мою сторону.

– Из-за нее погиб щенок! – запротестовал Минн, но тут же, поймав взгляд Риссы, поджал уши.

Рууко по очереди легко взял в пасть морду каждого, дернул ухом и, задумчиво нахмурив брови, отошел в сторону. Я вспомнила, что умею дышать, и шумно втянула в себя воздух. Плотное общение стаи напомнило тот день, когда волки обсуждали, на кого охотиться. Решение принимает вожак, однако если никто его не поддержит, его власть ослабнет. Я почти слышала мысли Рууко, выбирающего между своим желанием и мнением стаи.

К вожаку подошел Тревегг.

– Стая – не один волк, Рууко, – тихо проговорил он. – Все хотят, чтобы Каала осталась, ты это знаешь. Если ты пойдешь против стаи, волки могут выбрать нового вожака. – Старый волк покосился на изрезанную шрамами морду Веррны.

Рууко оттеснил Тревегга в сторону.

– Не считай меня идиотом. Гневить целую стаю из-за одного щенка? Сильная волчица останется сильной волчицей, даже если я не держу ее в любимчиках. – Рууко, повернувшись к стае, встретил прямой и ясный взгляд Риссы. Обращенные к ней слова звучали для всех. – Вы правы. Если бы не Каала, мы недосчитались бы и других щенков. Волки с таким характером ценны для стаи.

Я не верила своим ушам. Встань он на две лапы и возьми наперевес острую палку – и то я удивилась бы меньше.

Вожак вновь оглядел стаю.

– Пусть это станет вам уроком. А к Каале будем присматриваться. – От его взгляда у меня внутри все похолодело. – Если она не научится выдержке, еще раз обсудим, нужна ли она в стае.

Уннана даже затрясло от злобы.

– Но ведь она хотела пойти к лю…

Веррна тяжелой лапой влепила ему затрещину, а обернувшаяся Рисса смерила его яростным взглядом.

– Ни слова, щенок! – прошипела Веррна. – Раз вожак велел – подчиняйся!

Уннан, хоть и не скрывал досады, предпочел смолчать.

Все произошло так быстро, что я не сразу пришла в себя. Опомнившись, я подползла к Рууко поблагодарить. Он, должно быть, почуял мое изумление и усмехнулся, когда я лизнула его в морду.

– Что тебя так удивляет, кроха?

Не отвечать было нельзя, а придумать я ничего не успела. Оставалось сказать правду.

– Мне казалось, ты хочешь меня прогнать! – выпалила я.

– Ты считаешь меня глупцом, который ради самоутверждения пойдет против стаи?

На это мне ответить было нечего, я просто молча смотрела на вожака.

– Я за тобой наблюдаю, ведь я не забыл, что в тебе таится угроза. Постарайся больше не ошибаться, – произнес Рууко так тихо, что услышала одна я, и обернулся к волкам: – У кромки леса нам оставаться незачем. Возвращаемся на прежнее место, к лежачему дереву.

Он сосредоточенно потрусил по тропе впереди всех. Борлла на этот раз шла самостоятельно, каждые несколько шагов останавливаясь взглянуть на место, где погиб Реел. Я не могла заставить себя оглянуться. Опустив голову и пытаясь не думать о своей вине, о смерти Реела и о непрочности моего положения в стае, я двигалась вслед за семьей к прогалине у лежачего дерева.

Терять детенышей для волков так же естественно, как чуять добычу или охотиться лунными ночами. Даже удивительно, что мы до сих пор обходились без потерь. И все же я чувствовала себя виновной в смерти Реела: если бы не желание самоутвердиться, я не потащила бы остальных к табуну – и Реел остался бы жить, его безжизненное тельце не всплывало бы у меня в памяти с такой отчетливостью. А тут еще Борлла…

Смерть брата она переживала сильнее других, сделалась мрачной и молчаливой, почти ничего не ела уже пол-луны, с самой смерти Реела. Все это время лил дождь, поляна стала противной и скользкой, все ходили раздраженными. Веррна укусила меня пару раз, когда я попалась ей на пути, и даже Иллин рычала на щенков, если мы оказывались слишком близко. Однако Борллу никто не трогал.

Она, судя по всему, не верила, что Реела больше нет, и, когда ей случалось улизнуть от взрослых, уходила на поля Высокой Травы искать брата. Рууко с Риссой, вместо того чтобы гневаться на частые отлучки, каждый раз посылали за ней Тревегга, Веррну или Минна. Порой ее приходилось насильно тащить в зубах – а она, и без того крупная, уже подросла и не была легкой ношей.

– Его больше нет, кроха! – мягко повторял Тревегг после того, как в третий раз вернул Борллу в стаю. Это было правдой. Мы с Аззуеном пошли за ней в первый же день: тела на месте не оказалось, оставшийся на траве запах Реела сливался с запахом гиены. Никаких сомнений – падальщики утащили его к себе, опасаясь, что мы вернемся и заберем то, что они считают своей добычей. У меня в голове не укладывалось, что мы так легко можем стать чьей-то едой, а Борлла и вовсе отказывалась в это верить.

Я боялась, что она меня возненавидит, но в ее взгляде застыли лишь недоумение и скорбь. Уж лучше бы злилась… Я подолгу наблюдала, как она сидит под дождем и терпеливо выжидает случая улизнуть. Ощущение вины давило на меня тяжелее, чем промокшая шкура; оленье мясо, откопанное Веррной в давнем тайнике, не лезло в глотку.

Даже под теплым дождем меня пробрала дрожь, и я положила голову на сложенные лапы.

– Хватит горевать, кроха, – проронил подошедший Тревегг. – Ничего не поделаешь: сильные выживают, слабые гибнут. Нам всем жаль Реела, однако унынием еды не добудешь. Если б Рисса лежала днями напролет, изнывая от жалости к себе, то стая не выходила бы на охоту, – а волк, который не охотится, перестает быть волком.

– Я знаю, – кивнула я, сморгнув капли дождя, которые почему-то набегали на глаза снизу, как будто просачивались с земли. – Знаю, что Реел и без того мог не выжить. И все равно чувствую себя ужасно.

– Правильно, – отозвался старый волк, отгрызая засохшую грязь с плеча. – Ты настоящая волчица. Тем не менее подумай: если б вы не пошли к табуну – дожил бы Реел до весны? Может, и дожил бы. А вот уцелели бы Уннан с Аззуеном, не сообрази ты вовремя, как их спасти? Вряд ли… Когда щенок гибнет в первый год жизни – это в порядке вещей: волки должны быть сильными. В стае Мышеедов каждый год выживают всего один-два волчонка, потому что из-за слабости они не могут охотиться на крупную дичь. А волки Скалистой Вершины и вовсе не подпускают к еде самых мелких щенков, не давая им шанса уцелеть. Зато у Риссы помет всегда остается в живых почти полностью, об этом знает вся Долина. И если Древние отнимают у нас одного волчонка, мы должны быть благодарны за то, что выживают остальные.

– А где они, остальные? Те, что из прошлогоднего помета или старше? – проговорил подбежавший Аззуен. Он целыми днями не спускал с меня глаз, опасаясь подходить: я как-то нарычала на него, когда он впервые сунулся с утешениями.

– Большинство уходит из Долины: здесь маловато места для стольких стай, да и законы приемлемы не для всех, – объяснил Тревегг, отряхивая с себя дождевые капли. – Так что думай, кроха: остаться с нами или последовать за Реелом. Никто другой за тебя этого не решит.

Старый волк лизнул меня в макушку и пошел поговорить с Борллой; завидев его, она отвернула морду и, тяжело поднявшись на ослабших лапах, потрусила в лес. Разом ссутулившийся Тревегг поглядел ей вслед, затем мотнул головой и побрел к Уннану.

Внезапно позади меня раздался всплеск, кто-то зарычал – оказывается, Иллин спихнула Минна в илистую лужу, и теперь оба покатились в грязь, кусаясь сильнее обычного. Рисса, встряв между ними, раскидала драчунов в стороны, рыча и не сводя яростного взгляда с однолеток.

– Ненавижу летние грозы! Зимой куда лучше: и лапы в снегу не скользят, и буйные головы холодом остужаются. – Она обернулась к нам: – Щенки! Вы уже взрослые, пора выходить на разведку самостоятельно. Не убегайте далеко – не больше чем на полчаса пути. Вернетесь к лежачему дереву, как только мы позовем.

Я удивилась: после истории с табуном нам не давали и шагу ступить без надзора.

– Не рано ли, Рисса? – Тревегг мягко прижался к ней лбом. – Обычно ты ждешь еще пол-луны, прежде чем отпустить щенков куда глаза глядят!

– Мне надо, чтоб на поляне было спокойно, иначе мы не отдохнем перед охотой. – Рисса прищурила глаза и поглядела в сторону Веррны и Рууко, которые тихо переговаривались. – Ступайте, щенки. Или ложитесь спать, или уходите с поляны.

– Мы ведь не шумели! – Марра звонко шлепнулась в грязь рядом со мной и Аззуеном и, усевшись поудобнее, принялась вылизывать переднюю лапу. – Хотя почему бы не прогуляться, может, добудем какой-нибудь мелкой еды…

Аззуен насторожил уши. Недавняя охота была неудачной, последние дни мы жили впроголодь. Хотя взрослые и приносили нам еду из старых тайников, ее не хватало.

– Тогда пошли! – решил Аззуен.

Я засмеялась и, впервые после смерти Реела почувствовав облегчение, пошла в лес вместе с Аззуеном и Маррой.

Мышей обнаружил Аззуен. В получасе бега от нашей прогалины мы наткнулись на травянистый клочок земли с разбросанными тут и там камнями. Норы затопило дождем, и мыши вылезли на открытое место. Через час мы уже приноровились их ловить, однако мыши смекнули, что оставаться на месте небезопасно, и улизнули в дальнюю нору – нам так и не удалось отыскать их по запаху. Довольные собой, но все же слегка голодные (мышами досыта не наешься), мы улеглись поспать.

Тогда-то и нашла меня давняя волчица из сна.

Я часто о ней вспоминала после той вылазки к людям, когда она пришла со мной поговорить, и все же я не видела способов разузнать о ней больше. Не спрашивать же Тревегга с Риссой: они, чего доброго, подумают, что я спятила – не могут же волки появляться ниоткуда! – и решат выгнать меня из стаи… Временами я искала волчицу в тени или за деревьями, но пришла она во сне.

Аззуен и Марра, усталые после охоты на мышей, крепко спали, а меня томило беспокойство. Едва мне начинало сниться, как я бегу вместе со стаей или охочусь с Маррой и Аззуеном, – тут же передо мной возникала молодая волчица, зовущая за собой. В сонном оцепенении я лишь скребла лапами по влажной земле, в конце концов она громко тявкнула, чтобы меня разбудить.

Я проснулась. Вскочила так резко, что подняла Аззуена и Марру. В лесу мелькнул хвост, повеяло знакомым едким запахом с привкусом можжевельника. Стряхнув с себя сон вместе с каплями дождя, я устремилась вслед за запахом. Марра, заворчав, вновь уснула, Аззуен двинулся за мной.

– Мы куда? – сонно спросил он.

Я не ответила. Идти или не идти – пусть решает сам.

Мы углублялись в лес, запах становился все отчетливее и вел в самую чащу, куда нам не разрешено ступать без взрослых. Мало того что Рисса велела оставаться в получасе бега от поляны, так нам еще и нельзя подходить к границам, чтобы не попасться на глаза соседней стае! Вскоре мы с Аззуеном учуяли граничный запах, которым Рууко с Риссой специально пометили территорию. Я остановилась было, но порыв ветра обдал меня едко-можжевеловым запахом, больно хлестнул дождем – и тут же стих, стоило мне переступить помеченную вожаками границу. Аззуен тоже на миг запнулся и все-таки пошел следом, с сомнением покачивая головой. Уже через несколько шагов мы наткнулись на человеческую тропу, где запах волчицы смешивался с запахом людей и костра.

Я в нерешительности остановилась и поглядела вокруг. Звук текучей воды, влажные листья, илистый запах говорили о близости реки. Однако мы оказались гораздо ниже по течению – не там, где переплывали на другой берег, и даже не там, где возвращались по Ольховой Переправе, а намного ближе к человеческому жилью. Почему-то я почувствовала себя виноватой. Если пройти по лесу чуть дальше и перепрыгнуть прямо через реку… Аззуен испуганно поскуливал, хотя я и без него знала, что каждый следующий шаг грозит нам нарушением главного закона.

– Пойдем обратно, – решила я.

И тут же от реки донесся крик. Не волчий вой попавшего в беду собрата, а чей-то призыв на подмогу – кричавший не был добычей, это я слышала точно. Меня потянуло дальше, и вместо того чтобы задрать хвост и уйти, я шагнула к реке, хоть и понимала, что Рууко за мной следит пуще прежнего и гибель Реела еще слишком памятна.

Аззуен наверняка думал о том же.

– Каала, нам туда нельзя, – шепнул он настойчиво. – Что бы там ни было, оно нас не касается.

Я знала, что он прав, и уже стала отступать по следу человечьего запаха, прочь от испуганных криков, как вдруг буйный порыв едко-можжевелового ветра толкнул меня вперед, мимо деревьев, назад к реке. Аззуен, удивленно взвизгнув, двинулся следом.

Лес обрывался резким опасным откосом, сходившим к воде.

– Вот почему мы тут не переправляемся, – пробормотала я себе под нос.

И вдруг я заметила человеческое существо, уцепившееся за скалу посреди бурлящей реки, – детеныш, совсем как виденные нами в лагере. Существо держалось из последних сил в буйном потоке, поднявшемся после долгих дождей, и кричало каждый раз, когда голова, уже уходящая под воду, показывалась на поверхности.

Крик так походил на горестный волчий зов, на предсмертный клич моих сестер и братьев, что я не устояла. После всех неприятностей из-за тяги к людям я поклялась себе забыть об их существовании; каждое воспоминание о них отзывалось болью в груди, где виднелась белая отметина. Я зареклась навлекать на себя гнев Рууко. И все же не могла не откликнуться на беспомощный, полный отчаяния призыв. Взглянув на человеческое дитя, которое едва цеплялось за жизнь, я стала пробираться вниз по крутому склону.

Аззуен, пытаясь меня остановить, вцепился зубами мне в бок, но я, оторвавшись, ринулась вниз по обрыву, на последних шагах оскользнулась, съехала по глине до самого берега и неуклюже свалилась в воду, ушибив бедро. Река здесь оказалась глубокой, пришлось сразу плыть. Человеческое существо, явно ослабшее, уже еле виднелось из-за волн; его черные глаза встретились с моими, и только я подплыла – оно судорожно вцепилось в мой мех и обвило передними лапами шею, так что меня захлестнуло водой. Едва я вынырнула, оно вновь повисло на мне, потянув ко дну. Я уже начала сомневаться, сумею ли дотащить такую тяжесть до берега, но дитя цеплялось за меня отчаянно – не высвободиться. К счастью, оно все же поняло, что делать, и стало бить по воде задними лапами, помогая мне оставаться на плаву. Его длинная черная шерсть свесилась мне на глаза и нос, и я схватила ее пастью, разворачивая детеныша в нужную сторону. Человечья шерсть на вкус оказалась не такой, как теплая волчья: она скорее походила на клочки шерсти, которые волк оставляет на кустах или деревьях. Собрав все силы, я стала грести к дальнему берегу. Доплыв, я вытащила детеныша на узкую полоску песка. Соскользнув на землю и начав дышать, существо вновь закричало, но лишь только я приблизила морду, умолкло.

С той стороны реки послышался всплеск: Аззуен прыгнул в реку и поплыл ко мне. Я едва успела удивиться, как легко он держится в воде – ведь всего пол-луны назад он едва добрался до берега, – затем вновь повернулась к человеческому существу.

Девочка. Полувзрослая. Из тех, кто возился и играл, как щенки, в человеческом лагере. Она поглядела на меня со страхом: многие звери убивают и едят человечьих детей, откуда ей было знать, что волки не такие. Я слегка прижала уши, чтобы не выглядеть угрожающе, – и страх ушел из ее глаз, она протянула передние лапы.

Руки. Иллин говорила, это называется «руки».

– Каала! – крикнул Аззуен, беспокойно нюхая воздух. – Надо уходить! Она подняла столько шума, сейчас кто-нибудь явится!

Да, подумала я. Медведь или скалистый лев не упустят случая ее забрать. Или кто-нибудь из падальщиков, кому лень охотиться за добычей. Нельзя, чтобы она стала добычей, и нельзя не уходить – меня ведь могут выгнать из стаи. Я снова посмотрела на девочку: большие черные глаза, мягкая смуглая кожа… Тронув носом ее щеку, я повернулась и потрусила к реке. Она попробовала встать, однако упала в грязь и заплакала. Тонкий человечий мех ее не согреет, а вода, несмотря на лето, была холодной; берег здесь такой же крутой, как на нашей стороне, и дождь все не перестает, – а девочка дрожит от озноба. Даже если на нее не нападут, она замерзнет и умрет, и тогда достанется падальщикам. Ее глаза смотрели так доверчиво… Во мне что-то перевернулось, и полумесяц на груди вновь наполнился теплом – на этот раз приятным.

Чтобы не передумать, я поскорее отвернулась от реки и, подойдя к девочке, попробовала взять ее зубами за плечо – осторожно, чтобы не прокусить кожу. От прикосновения зубов она в страхе взвизгнула и начала отбиваться, мне пришлось разжать челюсти. Я задумалась. Как ее тащить, чтобы не напугать и не поранить? Загривка у людей нет, а если за волосы – ей будет больно… Тут я вспомнила, как она прижималась ко мне, пока я плыла, и как человеческие дети цеплялись за шею взрослых, свисая с них на ходу.

Я опустилась на землю и прижалась к девочке. Поколебавшись, она неуверенно обхватила передними лапами мою шею, а задними – спину. Я попыталась встать, но свалилась под ее весом. В воде ее тащить было легче…

Аззуен смотрел на меня озадаченно.

– Во имя луны, что ты делаешь?..

– Помоги ее нести! – Аззуен, когда напуган или растерян, бывает сущим низкохвостом, а мне сейчас некогда препираться.

– Как? – спросил он.

– Не знаю, – в отчаянии бросила я. – Придумай.

Девочка успела с меня соскользнуть, хотя еще обвивала руками шею. Аззуен постоял в раздумье и затем опустился на землю рядом со мной. Теперь она лежала поперек наших спин, а ее лапы касались земли сбоку от Аззуена.

– Получится?

– Ну, если нет другого способа…

Возразить было трудно. Нас с Аззуеном пошатывало – и от страха, и от тяжести человеческого тела. Знай я в тот день, во что я ввязываюсь, я бы не звала Аззуена на подмогу, – но тогда, на скользком берегу, мне слишком нужна была его помощь.

Наверняка еще никто из волков не таскал ношу таким способом. Однако нужда обостряет способность соображать, а перенести девочку надо было скорее и как можно незаметнее. Она вцепилась в меня передними лапами – длинными и изогнутыми, неожиданно сильными, ее теплое дыхание грело мне шею, спиной я чувствовала биение ее сердца. Мы с Аззуеном взобрались на крутой берег и пустились бежать – бок о бок, медленно и неуклюже. Аззуен даже рассмеялся:

– Должно быть, забавно выглядим!

Мы нарушили еще один закон стаи: по чужой территории нельзя идти вместе. За рекой начинались владения волков Скалистой Вершины, и нам полагалось разбежаться по разным тропам, чтобы нас не могли сосчитать. Теперь, конечно, думать об этом было поздно.

Мы хорошо помнили дорогу к человеческой поляне, хоть и шли сейчас с другой стороны. Запах людей усилился – до лагеря оставалось недолго.

Девочку вдруг затрясло. Я остановилась, не обращая внимания на беспокойное повизгивание Аззуена, и опустила ее на землю. Посеревшее лицо, бледные губы… Я лизнула ее кожу – холодная и влажная. Улегшись рядом, я приникла к девочке всем телом. Вдвоем мы согрели бы ее быстрее, но Аззуена звать не хотелось. Это я ее нашла! Она моя! Аззуен бросил бы ее в реке или оставил падальщикам…

Сердце девочки вновь забилось увереннее. Она обхватила меня длинными лапами и прижала к себе, наполняя теплым запахом – запахом обожженного на костре мяса, цветов и пряных листьев. Теперь, вдохнув неповторимый аромат ее тела, я узнала бы девочку так же отчетливо, как любого волка своей стаи.

С неба еще лило, шерсть у меня промокла, попробуй тут кого-то согреть… Я вновь попыталась взвалить детеныша к себе на спину – на этот раз без помощи Аззуена, который потихоньку отступал в сторону дома. Однако моих сил явно не хватало: задние лапы девочки тяжело тащились позади, я падала через каждые два шага. И тут она стала помогать, как прежде на реке: опершись мне на спину, она встала на лапы, и мы потихоньку заковыляли к человеческому жилью. Аззуен, помедлив, двинулся за нами.

– Можешь идти домой, если надо, – заявила я. Почему-то мне не хотелось, чтобы он оставался.

– Должен же кто-то вытаскивать тебя из передряг! – сказал он почти недрогнувшим голосом.

Над головой раздался шелест, запахло мокрым вороном, я подозрительно взглянула вверх и влево – так и есть: в ветвях дерева прятался Тлитоо.

– Только такой помощи мне и не хватало, – выдохнула я.

Тлитоо оставил попытки затаиться в листве, каркнул и полетел к людскому жилью.

– Передряги! Передряги! – прокричал он через крыло, прежде чем раствориться в тумане.

Мы с Аззуеном подошли к человеческому лагерю, и я огляделась в поисках места, где можно оставить девочку. Вот бы забрать ее с собой! Хотя в стае меня начали понемногу признавать, глядели все же настороженно, а если привести с собой человеческое дитя, не будет одиноко… Но законы Широкой Долины неумолимы. Мне даже не полагалось вытаскивать девочку из реки: если Рууко узнает – он не станет ждать лучшего повода от меня избавиться.

Раздался голос Тлитоо:

– Оставь ее здесь, сначала надо пережить зиму. – Он помолчал, склонив голову к плечу, и вдруг резко каркнул.

Аззуен, тянувшийся позади, подбежал и встал рядом.

– Верховные волки где-то рядом! – воскликнул он.

Заботы о девочке поглотили меня так, что я даже не почувствовала запаха верховных волков. Я узнала его, хотя не встречалась с владыками с того дня, когда они спасли мне жизнь. Сердце забилось сильнее. Что с нами сделают, если застанут рядом с людьми? Я вновь прониклась благодарностью к Аззуену – и за то, что предупредил о верховных волках, и за то, что не сбежал. Я собралась с последними силами и подтащила девочку к самому краю лагеря. Как мне ни хотелось войти и посмотреть на жизнь людей, я понимала: для одного дня нарушенных законов и без того много, незачем нарываться на вражду с верховными волками.

Я усадила девочку на землю и положила лапу ей на грудь. Она, с трудом поднявшись на ноги, погладила меня в ответ. Я тявкнула и легонько подтолкнула ее к лагерю.

– Спасибо, волчица, – произнесла девочка и, едва держась на ногах, заковыляла к теплу костра.

Аззуен взглянул на нее, потом на меня.

– Она заговорила! И я ее понял! Я думал, их язык нам чужой!

Я опустила голову. Бывают существа, чей язык мы не понимаем вовсе. Как хорошо, что люди не такие!..

– Они не так уж от нас отличаются. Они не чужаки.

– Меньше болтайте, пора убегать, – посоветовал Тлитоо, стряхивая дождинки с крыльев.

– На этот раз он прав, – кивнул Аззуен. – Пойдем.

– Опа!.. – Тлитоо покрутил головой. – Поздно!

Послышался треск веток и хлюпанье грязи – появившись из-за кустов крушины, Яндру с Франдрой заступили нам дорогу.

– Что ты делаешь рядом с людьми? – гневно начала Франдра. – Хочешь остаться без стаи? Я сохранила тебе жизнь, а ты разбрасываешься ею как вздумаешь?

Я хотела ответить, но у меня получился лишь испуганный выдох.

– Мы спасли человеческое дитя, – выговорил Аззуен.

Франдра зарычала.

– Что вы сделали – мне известно. Как и все, что происходит в моих землях. – Она обернулась ко мне. – Тебя спасли ради будущего. А ты, – она глянула на Аззуена, – должен удерживать ее от сомнительных выходок, а не потакать им.

Презрительный тон Франдры меня взбесил, страх сменился давно затаенной ненавистью – такой же, какая давным-давно помогла мне одолеть троих щенков в драке. Иллин и Тлитоо советовали никогда не поддаваться злобе, но ненавидеть – это лучше, чем бояться.

– Если ты знаешь все, что происходит в твоих землях, – медленно проговорила я, сдерживаясь изо всех сил, – тогда почему ты позволила Рууко убить моих сестер и брата? Почему молчала, когда они прогнали мою мать?

«Почему ты не сказала мне о людях?» – вертелось у меня на языке.

Аззуен смотрел на меня с ужасом, Тлитоо потянул за хвост так, что я чуть не свалилась. Мне было все равно, пусть верховные волки окажутся хоть потомками Древних. Когда человеческая девочка прижалась ко мне, я впервые после ухода матери почувствовала себя не одинокой, и разлука с людским детенышем теперь отзывалась болью, словно глубоко прокушенная рана. Верховные волки лишили меня всего, при виде их тоска по матери вспыхнула с новой силой. Никому в стае не выпало такой доли! Верховные волки знали, кто я и почему меня так тянет к людям, и я была намерена добиться ответа.

Франдра оскалилась.

– Не угрожай мне, волчица! – прорычала она, делая шаг вперед.

В воздухе захлопали влажные крылья – и в тот же миг Тлитоо сел ей на темя. Франдра мотнула головой – ворон перепрыгнул ей на хвост, а когда она обернулась схватить его зубами, подлетел дернуть за ухо и тут же отскочил на дерево.

Я удивилась: голос Тлитоо слегка дрожал. Франдра, забыв обо мне, шагнула к ворону и зарычала, тот с хриплым карканьем порхнул прочь. Я услышала рядом сдавленный звук – и, обернувшись, увидела смеющегося Яндру.

– Не пытайся воевать с воронами, спутница, их не победить, – проговорил он, шутливо ткнувшись мордой ей в ребра. – А щенок… Что поделать, спутница? Тебе просто досадно, что все идет не так, как ты задумала.

Мне показалось, что Франдра набросится на волка, но она склонила голову и засмеялась, ее гнев тут же испарился. Я же продолжала клокотать от злобы, хотя ярость Франдры меня напугала и я пришла в себя. Угрожать я ей больше не буду. По крайней мере пока не вырасту.

– Может, и так, но от этого не легче. И со стаей этих двоих я ничего не сделаю. – Франдра кивнула на нас с Аззуеном. – Твой путь нелегок, Каала Мелкие Зубки. Не поддавайся желанию быть с людьми. Ты должна войти в стаю и получить от Рууко знак роммы. Без него за тобой не пойдет ни один волк, и никакая другая стая тебя не примет. Ты ведь об этом знаешь?

– Да, – торопливо вставил Аззуен. Наверное, он боялся, что если я раскрою рот, то скажу что-нибудь неподобающее. – Мы уже выдержали первое испытание – дошли от логова до поляны. Дальше будут первая охота и зимний переход вместе со стаей. А потом Рууко удостоит нас знака, и мы войдем в стаю Быстрой Реки. Я не знаю, что нам грозит, если мы не получим ромму. И не знаю, что это за знак.

– Это запаховая метка, которую оставляет вожак стаи, – объяснил Яндру. – Либо ты носишь ромму, либо стая тебя не принимает и ты должен жить в одиночку. Или основать собственную стаю; впрочем, без роммы это вдвойне трудно.

– Ты должна войти в стаю, волчица, – проговорила Франдра. – Поэтому не встревай ни в какие глупости. И не подходи к людям. Совсем.

Яндру склонил ко мне косматую голову:

– Уследить за всем происходящим не под силу даже нам. Мы делаем что можем, но этого бывает мало. Ты должна заслужить место в стае – держись подальше от людей и не показывай, что отличаешься от собратьев. Если ты все исполнишь и получишь ромму, мы поможем тебе найти мать, когда ты вырастешь. Обещаю.

Я проглотила комок в горле. Неизвестно, стоило ли ему доверять, однако знал он явно больше, чем я.

– Следующие несколько лун мы будем отсутствовать, – бросила Франдра, явно не намеренная дожидаться моего ответа. – Постарайся без нас не наделать глупостей.

С этими словами волчица повернулась и исчезла в лесу вместе с Яндру.

Я посмотрела им вслед. Теперь к моей злости примешивались недоумение и досада: нынешнее появление верховных волков расстроило меня даже больше, чем первое. Я шагнула было за ними – ведь мне надо знать, несу ли я опасность стае и не из тех ли я полукровок, которые, по словам Тревегга, сходят с ума…

– Каала, нам надо домой, – напомнил Аззуен.

– Они все равно не скажут большего, волчица, – добавил Тлитоо и предложил: – Хочешь, я полечу за ними и послушаю – может, они будут говорить про тебя?

Он погладил клювом шерсть на моей лапе.

Я вздохнула. Тлитоо с Аззуеном правы, и все же мне хотелось пойти за верховными волками. Однако я втянула Аззуена в нынешнее приключение и теперь должна вернуть его домой. И верховные волки тоже правы: мне надо пережить зиму…

– Да, – устало проговорила я. – Пора возвращаться.

Как только мы появились на поляне, Веррна подняла морду:

– Запах людей!.. Где вас носило?

Рууко с Риссой, услышав вопрос Веррны, подошли ближе. Я чуть не застонала. Разговор с верховными волками настолько вывел меня из равновесия, что я не сообразила как-то скрыть человеческий запах. А изобретать отговорки сил уже не было.

– Мы поскользнулись в грязи и угодили в реку, – уверенно ответил Аззуен. – А когда выплыли – оказались у людского лагеря. И потом выбирались обратно.

Я пораженно покосилась на Аззуена: как быстро он сообразил! И с какой невинной мордой!

Рууко внимательно поглядел на нас и, кажется, не очень поверил.

– Не уходите так далеко от стаи, – проговорил он наконец. – И не забывайте, что во время дождей река опасна.

Вожак смерил меня подозрительным взглядом: от меня пахло человеком больше, чем от Аззуена. Хорошо, что дождь и грязь хоть немного смягчили отчетливый запах девочки.

– Молодец, здорово придумал! – похвалила я Аззуена, когда мы остались одни.

Он радостно встопорщил уши и улыбнулся всей пастью:

– Нам просто повезло.

– Ты вовремя сообразил. – Я ткнулась носом в его щеку.

Марра влетела на поляну, и Аззуен побежал здороваться. Со своего места я увидела, как Рууко тихо заговорил с Риссой.

Пока Аззуен шептал что-то Марре, я грызла зубами клок девочкиного меха, который умудрилась удержать во рту. От него пахло чем-то родным – наверное, семьей.