Глава 4
Дни становились все жарче и длиннее. Мы, щенки, набирались сил, уже не падали так часто от усталости и понемногу привыкали к укладу волков: днем спать, а еде, играм и учебе отводить прохладные сумерки и лунные ночи. Мы узнавали, что луна с каждой ночью меняется, подчиняясь многодневному ритму, и по ней можно отсчитывать время. Тревегг сказал, что мы будем годны для охоты, когда луна еще пять раз станет круглой и яркой. Пока же мы для тренировки охотились на мышей, что неосторожно вылезали на поляну, и играли с Тлитоо и другими воронятами из семьи Гладкого Крыла. Луна делалась ярким диском уже дважды, и каждый раз я вспоминала наш переход через равнину и вновь содрогалась от ужаса.
На поляне я впервые попробовала мясо, когда Рисса прекратила кормить нас молоком и волки стали носить нам пищу в желудке. В первый раз, когда Тревегг склонился к нам, мы не поняли, откуда идет запах; затем Аззуен, сощурив внимательные глаза, ткнулся носом в его морду, и старый волк, натужившись, отрыгнул немного мяса на землю перед нами. С тех пор мы уже знали, что стоит лишь попросить – и любой из волков накормит нас мясом, свежим и мягким.
Вместе с силами у нас прибывало любопытства, мы жаждали исследовать тот мир, что простирался вокруг поляны с лежачим деревом. Сколько мы ни докучали взрослым просьбами взять нас поохотиться или обойти территорию, нам перепадали в лучшем случае получасовые прогулки. Наконец, через три луны после перехода к лежачему дереву наша мечта сбылась.
Однажды с рассветом на прогалину прилетели Гладкое Крыло и Песнь Дождя. Вороны – существа дневные, и хотя мы обычно охотимся ночью, нам бывает интересно к ним присоединиться. Рууко в тот миг сосредоточенно оглядывал поляну и потому раздраженно стряхнул с себя Гладкое Крыло, когда тот уселся ему на голову.
– Неблагодарный! – высокомерно заявил ворон. – Если тебе не нужны мои новости, улечу к стае Мышеедов, они только обрадуются.
Рууко зевнул.
– Мышееды в состоянии загнать самое большее оленя-подростка, с ними тебе грозит тощий год.
– Ну почему, я могу питаться и волчатами, – парировал Гладкое Крыло и внезапно спикировал на нас с Аззуеном. Мы были готовы: Аззуен метнулся влево, я – вправо; ворон от неожиданности чуть не врезался в землю.
– Для волчат Быстрой Реки ты слишком неуклюж, – заметила Рисса. – Что за новости ты принес, Гладкое Крыло?
Ворон пригладил перья.
– Только из уважения к тебе, Рисса, – проговорил он, недовольно поглядывая на Рууко. – На равнине Высокой Травы лежит кобыла: только что убита и совсем свежа, на нее претендует лишь мелкая медведица.
Рисса приоткрыла пасть, показав зубы.
– Не облегчить ли медведице труд, не помочь ли с поеданием мяса? А как ей, неповоротливой, удалось добыть лошадь?
– Лошадь к тому времени охромела и была загнана до полусмерти, – ответила Песнь Дождя. – Однако медведица делает вид, что она одна на всей равнине способна убивать коней. Медведица слаба и медлительна, смелым волкам будет под силу отобрать у нее тушу.
– Я думал, мы не питаемся добычей, отобранной у других! – удивился Аззуен.
– Мясо есть мясо, волчонок, – обернулся к нему Минн. – Если глупая медведица убивает для нас лошадь, почему мы должны отказываться? Медведи таскают нашу добычу не задумываясь, только дай волю.
– Медведица – жадина: забрала всю тушу и рычит, чуть подлетишь, – прокаркал Гладкое Крыло. – Но добрые волки ведь поделятся с друзьями?
– Если приведете нас к кобыле, пока медведица ее не съест, поделимся, – снова сверкнула острыми зубами Рисса. – Укажешь ли нам путь, Гладкое Крыло?
– Для щенков далековато… – Ворон задумчиво посмотрел на нас. – Волчата растут медленно, под силу ли им добраться до Высокой Травы?
Я насторожила уши. Неужели нам позволят посмотреть на настоящую добычу? Я услышала, как быстро застучало сердце Аззуена и как прерывисто задышала Марра.
– Мои щенки сильны, – спокойно проговорила Рисса, будто не замечая насмешки. – Они из стаи Быстрой Реки.
Я невольно подобралась, чтобы выглядеть повыше: мысль о долгом путешествии навевала беспокойство, но не показывать же всем, что я напугана! Мы уже не маленькие, почти по бедро взрослому волку… При виде Аззуена, взвизгнувшего от радости, Уннан закатил глаза и подмигнул Борлле, хотя не заметил, что сам неудержимо виляет хвостом в предвкушении нового похода.
Минну и Иллин весть об охоте тоже пришлась по душе. Иллин в шутку куснула брата за морду, а когда тот повалил ее на землю, прыгнула через мшистый валун и приземлилась в лужу, обдав Минна грязной водой. Потом она с ухмылкой откинулась на спину, ожидая его нападения, и когда Минн прыгнул, Иллин гибким движением перевернулась, сбила его с ног и тут же взобралась на верхушку валуна, стряхивая грязные капли прямо ему в морду.
Пока однолетки играли, Рисса подготавливала стаю к охоте, переходя от одного волка к другому и напоминая всем о единстве. Тревегг уже говорил нам, что охота успешна, когда стая действует как единый организм и каждый волк чует намерение другого: если на тебя гонят добычу, то загоняющий должен быть уверен, что ты готов ее принять. Поэтому вожак напоминает каждому, что главная цель – успех охоты и благополучие стаи. Такой ритуал происходит перед путешествиями и принятием значимых для стаи решений, но важнее всего он становится перед охотой.
Рисса положила голову на плечо Тревеггу, потом обнюхала темную морду Веррны – суровой, хладнокровной волчицы, считавшейся второй по главенству после вожаков. Лишь Веррне, сильной и бесстрашной, доверяли планировать все битвы стаи; ее темно-серая морда в боевых шрамах и чернеющие к кончикам уши всегда казались неподвижными, она реже других играла с щенками. Я не знала, как к ней относиться. Веррна поспешно ответила на приветствие Риссы и присела в стороне, наблюдая за остальными. Рисса усмехнулась и, перебежав к Рууко, положила передние лапы ему на хребет. Я думала, вожак рассердится, но он улыбнулся во всю пасть и перекатился на спину, затеяв шутливую борьбу с Риссой, словно оба еще не вышли из щенячьего возраста. Минн и Иллин подобрались к остальным, низко припадая брюхом к земле, чтобы взрослые приняли их в игру. К ним присоединились Борлла с Уннаном и даже Аззуен с Маррой. Мне оставалось только сидеть в стороне и наблюдать издалека за общей возней.
Рууко вдруг чихнул, взметнув облачко пыли, и встал; волки тут же прекратили игру. Рисса, присев на задние лапы и вскинув голову, испустила протяжный вой, к нему присоединился вожак. Один за другим волки подавали голос, и вскоре слитный вой заполнил всю поляну: разные по тону голоса сплетались в один мощный звук – охотничий клич стаи Быстрой Реки.
– Вступайте, малыши, – обернулась к нам Рисса. – Вы ведь тоже идете охотиться!
Наши слабые щенячьи голоса влились в ту же песнь. Кровь быстрее заструилась по жилам, сердца застучали как одно, дыхание вошло в общий для всех ритм. Я видела, как взгляд волков становился острее и неистовее, мои собственные глаза словно застыли, зрение сделалось резче, голову заполнил звенящий вой – и мир изменился: запахи поляны превратились в единый запах стаи, звуки стали Риссиным кличем, меня потянуло вслед за волками. Тревегг подтолкнул нас, и мы двинулись за остальными в гущу леса.
Окрепнув за эти несколько недель, я стала ростом с Марру, крупнее Аззуена и Реела; игры с воронами прибавили мне силы и выносливости. Вместо того чтобы тянуться в хвосте, я летела вперед наравне с Уннаном и Борллой. Лес расступался; сосны и ели, тесно росшие рядом с прогалиной, сменились редкими березами. Утренняя прохлада освежала, путь был легким и приятным, манящие ароматы зрелого лета кружили голову – так и тянуло остановиться у каждого нового куста или цветка. И все же отвлекаться было нельзя: стая шла вперед, отставших отправили бы с позором обратно на поляну.
Внезапно в ноздри ударил густой пронзительный запах, перекрывший все остальное, – я резко остановилась, чуть не шлепнувшись носом на землю. Другие щенки тоже застыли на месте; в следующий миг Борлла и Уннан полезли в кусты, откуда исходил дурманящий аромат, за ними потянулись остальные, Аззуен позади всех. Услышав шум, я оглянулась: Аззуена, крайне изумленного, кто-то за хвост оттащил назад, и тут же Веррна, недовольно морща покрытую шрамами морду, нырнула обратно в кусты и вытащила за загривок Марру. Раздался грозный окрик Рууко, мы кинулись прочь из зарослей.
– Щенки! – рокотал вожак. – Не отставать от стаи! Не замедлять охоту! Выходите сейчас же, или будем считать вас травоедами!
– Нечего подпускать щенков к полыни, – с отвращением прорычала Веррна.
– Кто последний – того съедим! – крикнула Иллин.
Реел, вылезавший из кустов, ринулся меня обгонять. Мне бы нипочем не остаться последней, не оттесни меня Борлла с Уннаном глубже в полынь, где я сначала выпутывалась из толстых стеблей и пахучих листьев, а потом, сбитая с толку дурманящим ароматом, дважды совалась не в ту сторону, пока наконец не поймала запах стаи и не вылезла из зарослей, чихая и отряхиваясь, прямо перед мордами волков, дожидавшихся одну меня. Борлла с Уннаном нагло ухмылялись.
– Кто отбивается от стаи – тому еда не нужна, – гневно бросил Рууко. – Не отставай.
Меня ожгло обидой: я ведь такого не заслужила! Других щенков Рууко никогда так не отчитывал!
Не удостоив меня лишним взглядом, он повел стаю дальше.
«Не отставать… – подумала я. – Еще как не отстану!»
Лапы налились силой и уверенностью, я перепрыгнула через удивленного Аззуена и устремилась вперед – казалось, ноги без устали донесут меня, куда захочу. Обгоняя остальных, я услышала ободряющее фырканье Иллин. Из всех щенков лишь Марра шла со мной наравне: длинные сильные ноги и легкий костяк делали ее стремительной, хотя она была не крупнее Борллы и Уннана. Ей ничего не стоило бы меня обогнать: я уже слегка запыхалась, а Марра дышала свободно и ровно.
– Покажем этим низкохвостам, да? – улыбнулась я и, припустив еще резвее, обогнала Борллу и поравнялась с Веррной. Взрослым, конечно, под силу и не такие скорости, но мы, щенки, никогда прежде не бегали так быстро. Лесные запахи лезли в ноздри, тонкая летняя пыль вздымалась под лапами. Я вдруг споткнулась и перелетела через голову; Марра обежала вокруг меня, пока я поднималась. Я и не видела, что Аззуен изо всех сил пытался держаться с нами рядом, хотя уже похрипывал на бегу. Подождать бы его – но путь доставлял столько радости, так манил вперед!
Непривычная земля за пределами поляны, неизвестные запахи и звуки, стремительный бег – новые ощущения переполняли, я даже не заметила аромат мяса и едкий запах незнакомого существа у самой опушки. Рисса, пригнув голову, остановила нас, Марра с разбегу на меня налетела.
– Быстрые ноги – это хорошо, – сказала Рисса, тихонько посмеиваясь, – и все же не теряйте голову, вас могло вынести куда не надо.
Лес резко обрывался, крутой склон вел к полю. Посреди высокой травы, уже принимавшей золотистый оттенок, тут и там виднелись луговые цветы. Рисса указала мордой на равнину, где огромный коричневый зверь вгрызался в лошадиную тушу: оттуда-то и исходил едкий запах, смешанный с манящим ароматом мяса. На другой стороне поля паслись лошади, настороженно поглядывая по сторонам.
– Как они могут спокойно стоять, когда пожирают их сестру? – спросила Марра. Она даже не запыхалась после бега, зато Аззуен, подошедший к нам с запозданием, тяжело дышал и поглядывал на меня с укором.
– Лошади не волки, – пренебрежительно ответил Минн. – Просто добыча. Они не умеют горевать, как мы. Большой табун – не то что волчья семья, кони не так близки между собой. Смерть сородичей для них не потеря.
– Все не так просто, Минн, – задумчиво возразил старый Тревегг. – Откуда нам знать их чувства? Мне приходилось видеть, как мать два дня стояла над погибшим жеребенком, не давая нам подойти к мясу. Или как лосенок отказывался от еды после гибели матери и умер рядом с ее телом. Чтобы выжить, мы убиваем, но не надо презирать своих жертв. Будь благодарен Луне за всех, кого она дает нам в пищу, а для этого научись их уважать. Любое существо – часть Равновесия.
Минн понимающе склонил голову, но тут же его глаза вновь обратились к равнине, и он нетерпеливо зарычал.
– Тихо! – разом прошипели Рууко с Риссой.
– Научись себя сдерживать, Минн, иначе тебе никогда не возглавить охоту, – ворчливо добавила Рисса, и Минн виновато сжался.
– Щенки, – приказал Рууко, – остаетесь здесь. Не выходите, пока я не скажу, не то я каждому отгрызу уши, засуну ему под хвост и залеплю сосновой смолой. Минн, Иллин – не высовывайтесь без нужды. Хоть вы и считаете себя взрослыми волками, не отходите от Веррны и делайте, как она скажет.
– Не так уж велика та медведица, – заикнулся было Минн, но Рууко смерил его взглядом, и Минн снова опустил голову, покорно пробормотав: – Следую за тобой, вожак.
Иллин сузила глаза, разглядывая медведицу. Та казалась мне огромной: когда она, на миг оторвавшись от туши, распрямилась оглядеть равнину, то стало видно, что она ростом не ниже четырех волков. Мне не верилось, что Рууко с Риссой всерьез намерены на нее напасть.
Рисса шла первой – припадая к земле, кралась вдоль кромки леса.
– Веррна, – прошептала она второй волчице, – бери Минна и Иллин, обходи эту косолапую недотепу сзади и по моей команде нападай. Не забудь, в стае сейчас одним волком меньше.
«В стае недостает моей матери», – поняла я, и меня захлестнула волна горести. Остальные волчата принимали семью как должное, у них были мать и отец. И хотя Рисса ничем не отличала меня от своих щенков, для Рууко я всегда оставалась нежеланной, у меня не было никого по-настоящему родного. Интересно, когда можно отправиться на поиски матери? И как ее найти, если я даже не знаю, с чего начать? С трудом удержавшись от жалобного воя, я стала смотреть на медведицу и волков, уже почти ее окруживших. Первая в жизни охота, а матери рядом нет…
Я полагала, моего огорчения никто не заметит, однако Аззуен лизнул меня в щеку, а когда я обернулась, глянул на меня участливо.
– Иллин сказала, что твоя мать бегала быстрее всех, – проговорил он смущенно. – Наверное, потому ты такая легконогая.
Веррна с молодыми волками прошла вдоль кромки леса и возникла в тридцати прыжках справа от медведицы, обежав ее так осторожно, что та, издалека взглянув на силуэты, не почувствовала угрозы и вернулась к трапезе. Веррна, остановившись сзади и чуть справа от нее, что-то сказала Иллин, и та припала к земле за вересковым кустом. Веррна с Минном двинулись дальше и обогнули медведицу, Минн залег позади нее. Веррна, пробежав вперед по дуге, остановилась на пригорке слева от жертвы, – и медведица оказалась окружена с трех сторон. Рисса и остальные замкнули круг, теперь жертва была в ловушке.
– Думаешь, шестерых волков хватит? – озабоченно спросил Риссу Тревегг. – Я не так скор, как прежде…
– Ты, старый волк, сильнее и мудрее нас всех, – ответила Рисса, лизнув его в щеку. – Скольких медведей ты победил? Лучше тебя никто не знает, как с ними драться. Твои внучатые племянник и племянница выросли быстроногими и выносливыми, стая сейчас сильна. И кроме того, – она усмехнулась, обнажив зубы, – Минн прав: не так уж велика та медведица!
Над нами раздался нетерпеливый окрик, заставивший нас подпрыгнуть.
– Чего сидите? Ждете, пока солнце не прожжет равнину до дыр? – прокаркал Гладкое Крыло. Мы и не услышали, как он подлетел сзади и уселся в ветвях ближайшего дерева. – Пока вы тут перетявкиваетесь, от кобылы ничего не останется!
Волки тявкают.
Мясо все убывает.
Голоден ворон!
С громким кликом он вспорхнул с дерева, с ним Тлитоо и добрая половина вороновой стаи.
– А ведь задумывали внезапное нападение, – вздохнул Рууко, когда медведица подняла морду к гомонящей толпе воронов.
– Ну, все равно незачем тянуть до восхода луны, – ответила Рисса и издала низкий горловой звук, похожий на стон. С другой стороны поля ей ответил резкий голос Веррны, и через мгновение Минн кинулся на медведицу сзади, Иллин налетела справа, Веррна сорвалась с пригорка и тоже рванулась к жертве.
Медведица встала во весь рост, и я разглядела огромные, с волчью голову, лапы и страшные оскаленные зубы. Завидев трех волков, несущихся к ней по высокой траве, она обернулась и заревела грозно и яростно – не нужно было знать язык, чтобы понять: она не намерена отдавать еду каким-то ничтожным хилым волкам. Иллин, Минн и Веррна носились вокруг, держась подальше от смертоносных лап, и вдруг прыгнули на нее все разом; медведица обернулась, чтобы отразить нападение, и в это время Рисса, Рууко и не менее стремительный, несмотря на опасения, Тревегг помчались с холма и налетели на медведицу сзади, рыча бешено и яростно.
Аззуен рядом со мной взвизгнул от страха. Медведица была злобной и свирепой – мне с трудом верилось, что нападение обойдется без потерь. Однако волки бесстрашно носились вокруг жертвы, то налетая, то отскакивая в стороны; вороны кружили над ними, карканьем ободряя стаю. Я вдруг поняла, что волчья игра с птицами, которую я раньше считала тратой сил, помогает не терять охотничьи навыки: грациозные увертывания Иллин и прыжки Минна – лишь продолжение игр с Гладким Крылом и его семьей. И еще я поняла, почему в стае не место слабым: если хоть один волк окажется негоден к битве, медведица легче разделается с остальными.
За дракой наблюдали не только мы: тушу не упускали из виду лисы и гиены, которые надеялись поживиться остатками медвежьего пира; одинокого орла, парящего над полем, то и дело прогоняли криками вороны. Медведица, упорно оттесняемая стаей, все норовила вернуться к туше, но шесть беспощадных волков – слишком сильные соперники для молодой самки, не более опытной, чем Минн с Иллин. Наконец, злобно рыча, она заковыляла прочь, к дальнему краю поля, и скрылась за небольшим бугром. Пока Веррна с молодыми волками отгоняли ее дальше, Рисса с Тревеггом и Рууко стерегли добычу.
Наконец Веррна с однолетками, победительно вздернув уши и хвосты, вернулись к остальным и, яростно рыча на жадных лис и гиен, подбежали к туше. Стая затанцевала вокруг Рууко и Риссы, празднуя успех охоты. Вожак, припав на брюхо, оторвал первый кус конины, и пир начался: волки принялись насыщаться долгожданным мясом, обступив тушу со всех сторон.
– Щенки, сюда! – крикнула Рисса, и мы скатились с холма на поле.
Веррна предостерегающе зарычала.
– Следите, что делается за спиной! – хрипло проговорила она, указывая мордой, уже окровавленной, в сторону падальщиков. – Кобылу трупоедам не получить, зато от щенка они не откажутся. Ждите пока, пусть взрослые поедят.
Бдительно поглядывая на лис, гиен и орла, волки вгрызались в кобылью тушу: медведица успела съесть не так много, стае перепало мяса вдоволь. Рот наполнился слюной, брюхо свело, ожидание казалось вечностью. Семья Гладкого Крыла клевала мясо, не боясь волчьих челюстей и острых зубов, тут же рвущих конину, но мы, щенки, опасались соваться ближе к взрослым. Наконец Рисса снова позвала нас:
– Чего ждете, щенки? Подходите! Вы уже не младенцы, чтоб мы носили вам пищу в желудке!
Мы подобрались ближе к добыче, при каждом шаге замирая и на всякий случай поглядывая на Рууко и Риссу, вгрызающихся в кобылье брюхо. Просительно поскуливая, мы всем видом показывали, что претендуем на мясо только с позволения старших. Иллин с Минном, рвущие куски от груди лошади, при нашем приближении зарычали, Рисса издала ответный рык.
– Пустите щенков к мясу! Вам уже хватит!
Минн и Иллин, самые младшие из взрослых, нехотя отступили, мы робко заняли их место. Мне сделалось обидно оттого, что Иллин на меня зарычала, но запах добычи вмиг прогнал все мысли: вгрызшись зубами в тушу, я уже не могла остановиться – вкус мяса затмевал все, доводил почти до безумия. В стремлении заполучить побольше еды я кусалась, рычала и отталкивала других щенков. Кровь гулко билась в жилах, сердце готово было разорваться. Я вдруг поняла, почему на нас рычала Иллин: Уннана, который попытался меня оттолкнуть, я цапнула за морду, он откатился назад; случайно задевшая меня Марра отступила подальше, заслышав мой рык. Я огрызнулась даже на Гладкое Крыло, и он больно клюнул меня в темя – я взвизгнула, но не подняла морду от мяса.
Я все еще рвала от туши куски конины, когда Минн заворчал, словно предупреждая, и шлепком отбросил меня от туши, Иллин с Веррной оттеснили Борллу и Уннана. Мы скулили и пытались вернуться к мясу – тщетно: взрослые отогнали нас подальше, туда, где уже сидели Аззуен, Марра и Реел. Нам оставалось лишь смотреть, как стая пожирает добычу. Я смутно вспомнила, что щенки пытались пробиться к мясу и всем от меня перепало трепки. Мне стало неловко, и все же я подумала, что раз они не хотели драться за еду, то могли бы подождать, пока я наемся. Я легла на землю, продолжая глядеть на взрослых. Борлла и Реел сидели неподалеку, к ним привалился сонный Уннан. Я устало двинулась к Аззуену, чтобы уткнуться головой в его пушистую спину, – но он отполз подальше и лег рядом с Маррой.
Ко мне подошла Иллин, которую Веррна отогнала от туши.
– Быть сильной – это хорошо, сестренка, только нельзя обижать собратьев. – Она оглядела Борллу с Уннаном и пренебрежительно фыркнула. – Волчица, достойная вести стаю, должна уметь себя отстоять, но надо заботиться о других и применять силу осторожно. Не давай волю злобе и жадности.
Я отнеслась бы к ее словам с большей серьезностью, если б не помнила разъяренного рычания, которым она отгоняла меня от кобылы, и не видела сейчас, как она подбежала к добыче и отогнала от нее Минна, заняв его место. Однако я поняла, что она хотела сказать. Я уже заметила, как от меня отодвинулась Марра и как Аззуен, прежде такой добрый, отказался спать рядом со мной. Даже Тлитоо просто реял надо мной в воздухе, не пытаясь заговорить, а когда я подняла голову, кинул в меня камешком.
– Жадный щенок! – каркнул он и улетел прочь.
Меня охватил стыд. Как я могла!.. Ведь не так давно я была самой слабой в стае! Я не хочу, чтобы меня считали грубиянкой, как Уннана и Борллу! Впредь надо сдерживаться, иначе останусь одна… Мне захотелось тут же подойти к Аззуену и Марре, но от съеденного мяса я отяжелела, глаза слипались, мысли путались…
Меня пробудил легкий ветерок, я подняла голову. Стоял жаркий полдень, когда ни бегать, ни охотиться невозможно; взрослые волки, окружив нас кольцом, спали. В воздухе реял густой запах мяса, рот мгновенно наполнился слюной. Я огляделась: возле самой кобылы, охраняя ее от падальщиков, спали Веррна и Рисса; по остаткам туши скакали вороны. Наверняка они поднимут тревогу, если на тушу покусится кто-то чужой. Интересно, позволят ли мне подойти ближе… Я осторожно поползла к кобыле и, проскользнув между Риссой и Веррной, уже взялась было зубами за соблазнительное сухожилие, когда Рисса подняла голову и зарычала, едва проснувшись. Через миг, узнав меня, волчица оттолкнула меня прочь.
– Тебе хватит, – улыбнулась она. – Иначе лопнешь, и нам придется собирать клочки по всей равнине.
Рисса вновь положила голову на лапы и закрыла глаза, а я пошла к остальным щенкам. Наскучило ждать, пока стая проснется, и я хотела разбудить Аззуена – но не знала, прошла ли его обида. Играть не тянуло: день стоял знойный, да еще полумесяц у меня на груди болел и ныл так, как никогда прежде.
Из-за боли я и оказалась первой, кто увидел тех странных существ. Их было двое, они смотрели на нас с другого края равнины, где кончалась трава и начинались деревья. Ветер дул в их сторону, никто из нас не почуял запаха. Они стояли на двух лапах, как выпрямившаяся медведица нынешним утром, только та была выше и намного массивнее. В передних лапах, свисающих по бокам, существа держали палки. Я не поняла, что на них за шерсть: то ли редкая, то ли короткая… Ветер переменился и принес запах, – их влажная, как у коней, кожа пахла чем-то густым и едким, можжевеловый аромат почему-то казался знакомым.
Вздрогнув, я тявкнула, чтобы разбудить стаю. Проснувшиеся волки взглядывали на меня раздраженно, однако, почуяв запах и увидев существ, они с рычанием окружили тушу; вороны тут же с карканьем взмыли в воздух. Странные существа подняли палки, направив их на нас, и я увидела, что концы палок острые и походят на гигантские шипы. Существа чуть приблизились; до них оставалось не меньше сорока прыжков, но я не знала, быстро ли они бегают. Длиннозуб покроет такое расстояние за один вдох.
Рууко издал низкий рык и раскрыл пасть, показав все сорок два острых зуба; шерсть его угрожающе вздыбилась, он словно стал вдвое больше. Рядом с ним яростно скалились все волки Быстрой Реки. Когда два длиннолапых существа, помедлив, опустили палки и постепенно отступили в лес, стая еще несколько мгновений стояла, рыча и не отходя от своей добычи.
– Веррна, они ушли? – спросил Рууко. Все знали, что у Веррны в стае самый острый слух.
– Они идут к реке, вожак. – Веррна насторожила уши с темными кончиками. – Пока нам ничто не грозит.
Боль в груди, где полумесяц, немного ослабла, и я вдруг поняла, что при приближении существ она усиливалась.
Рууко вздохнул чуть спокойнее, волки снова легли на землю, на этот раз не отходя от добычи. Рисса осталась стоять в нескольких прыжках от нас, глядя вслед ушедшим существам – напряженная, с вздыбленной шерстью и поднятым хвостом.
– Спутница… – произнес Рууко, когда заметил, что она не присоединилась к остальным.
Рисса отозвалась не сразу.
– Мне это не нравится, – наконец произнесла она. – Совсем не нравится. Когда взойдет луна, переправимся через реку. Щенкам пора узнать, что такое люди.
Глава 5
Стая замерла в молчании. Стало слышно, как поодаль вороны ссорятся за кусок мяса, как шуршит в кустах мелкая дичь и даже как прыгают блохи по шкуре старого Тревегга.
– Люди? – переспросил Рууко, не сводя глаз с Риссы. – Когда волчатам едва четыре луны от роду? Прежде ты была осторожнее!..
Волчица угрожающе шагнула к вожаку.
– Осторожность и велит мне показать людей сейчас, пока не поздно, – огрызнулась она. – Когда ты вел щенков через Великую Равнину лишь для того, чтоб потешить свою гордость, тебе никто не мешал. Теперь мой черед принимать решения.
Рууко отступил, и его изумление показалось бы мне забавным, не будь я так ошеломлена: увидев гневную Риссу, я поняла, что считать Рууко единственным вожаком стаи Быстрой Реки – непростительная глупость. Гладкое Крыло и Песнь Дождя на минуту отвлеклись от туши и, склонив головы набок, прислушались к перепалке.
– Люди, – тихо произнес Аззуен, словно пробуя слово на вкус, и задумчиво наморщил лоб. – Они не похожи на других существ. Кто они – добыча или враги?..
– С каких пор люди суются на равнину Высокой Травы среди лета? – продолжала Рисса. – Их место под горой или у саламандрового озера. А сейчас они уже не помнят, что такое границы, бродят где попало когда захотят. Ты и вправду хочешь, чтобы щенки нарвались на них неожиданно, ничего не зная?.. Еще одна луна – и волчата двинутся на вылазки. Им нельзя оставаться в неведении!
Рууко зарычал, словно хотел отыграться за недавний испуг; Рисса в ответ сощурила глаза и оскалилась. За последнее время она набрала вес и уже не выглядела похудевшей, как во время выкармливания щенков, ее белоснежная шерсть стала густой и блестящей. Мощная в плечах и не уступающая спутнику в силе, Рисса стояла напротив Рууко, и было ясно, что она не отступится. Остальные волки, окружившие их, явно заволновались: размолвки вожаков могут ослабить стаю, к таким ссорам относятся настороженно. Тревегг подошел к Рууко и что-то сказал ему на ухо. Минн тревожно взвизгнул, у меня свело брюхо от страха: что будет, если вожаки и правда вступят в бой? Аззуена била дрожь, Марра прерывисто дышала, только Иллин и Веррна глядели спокойно и заинтересованно. Глаза Иллин то и дело перебегали с Риссы на Рууко и обратно, я чуть не въяве слышала ее мысли – она жадно впитывала все касающееся главенства в стае. Веррна тихо зарычала, глядя на битву спокойным оценивающим взглядом: любой промах Рууко или Риссы может открыть сильному волку дорогу в вожаки. Мне почему-то не хотелось, чтобы стаю возглавила Веррна.
– Я думаю о стае, Рисса. – Рууко не отступил, но и не пытался оттеснять волчицу туда, где ей останется лишь нападать. Голос его звучал серьезно. – Волки Скалистой Вершины сильны, а к людям нужно идти через земли Скалистых. Нам нельзя терять щенков: зимой нужны будут все, кто способен охотиться. Добыча сейчас не та, что прежде.
Я разозлилась. При переходе через равнину Рууко не волновало, выживем ли мы с Аззуеном: он тогда сказал Веррне, что в любой стае выживают не все щенки и что двое самых слабых – не потеря. А теперь делает вид, будто изо всех сил о нас заботится! Я, конечно, признавала Рууко вожаком, но любить его мне было не за что. Я с трудом подавила недовольный рык.
Рисса все же приняла слова Рууко всерьез.
– Да, спутник, добычи сейчас меньше: ее забирают люди. Нам грозит зимний переход, людей мы неминуемо встретим – и потому щенки должны о них узнать.
– Мне это не нравится, – повторил Рууко, уже не пытаясь вздыбить шерсть. – До зимы людей можно просто не замечать.
– Не замечать? Как когда-то Хиилн? – бросила Рисса.
Вожак вздрогнул. В стае временами шептались о Хиилне – волке, оставившем стаю еще до нашего рождения.
– Проще не заметить длиннозуба, настигающего добычу, – продолжала волчица. – Ты не хуже меня знаешь, что встреч с человеком не избежать. Дождемся восхода луны: люди ночью слепы, как птенцы, нас никто не увидит.
Рууко ослабил плечи и кивнул.
– Мы с Тревеггом и Минном останемся стеречь мясо, с вами пойдут Иллин и Веррна.
Иллин и Веррна – сильные и отважные бойцы: может, вожак и впрямь о нас заботится? Хотя, наверное, скорее о Риссе…
Волчица мягко ткнулась мордой в шею Рууко; стая вздохнула свободнее. Вороны, якобы увлеченные трапезой, одобрительно закивали головами, как вдруг Гладкое Крыло тревожно каркнул.
Я снова почувствовала странное покалывание в груди – и поняла, что люди возвращаются. Я не успела ничего сказать: Веррна вздернула уши торчком.
– Люди идут обратно. Их много. – В ее груди что-то заклокотало. – Идут отнять нашу добычу!
Мы разом обернулись к Рууко.
– Сколько их? – спросил он Веррну.
– Семеро взрослых самцов, – подал голос Гладкое Крыло, со вздохом расправляя крылья. – Лучше давайте уносить мясо, пока тут еще что-то осталось, кроме окровавленной травы.
– Может, пойдете с нами к людям? – улыбнулась Рисса.
– Днем – не отказались бы, но днем вы их боитесь, – ответила Песнь Дождя. – Нам-то они не страшны, летаем когда захотим.
– Люди швыряют в нас чем попало, – доверительно доложил Тлитоо, садясь на землю между мной и Аззуеном. – Зато на краю их поляны валяется хорошая еда: тащи что хочешь, лишь бы не заметили. Я вас туда отведу, даже если стая не пойдет. Я знаю дорогу.
– Может, нападем, Рууко? – Твердый энергичный взгляд Веррны впился в вожака.
Я надеялась, что Рууко решится на бой и не оставит волчат в стороне. К медведице нас не пустили – и правильно: любого щенка она убьет одним взмахом лапы. Но люди! Они слабые, мелкие, куда им до медведей…
– Сколько от них шума! – прошептала Марра. Треск и топот разносились по всей равнине Высокой Травы, хотя люди были еще далеко. – Люди такие дураки? Или им все равно? Нам не позволяют так шуметь…
– Они, наверное, уверены в себе – и не без причины, – сказал Аззуен, устремив вдаль блестящие глаза. – Ведь в прошлый раз они нас не боялись, просто осторожничали. Да, люди не такие, как мы.
– Они наши враги, идиот, – процедил Уннан. – Этого не понимают только тупицы вроде тебя.
Аззуен даже ухом не повел.
– Нет, в них есть что-то другое. Разве ты не чувствуешь?
Уннан закатил глаза и отвернулся, зато Марра задумчиво кивнула. Мне хотелось рассказать им, как наливается огнем полумесяц на груди при появлении людей, – умница Аззуен сумел бы меня понять, но я побоялась, что услышат другие. Жжение в груди все росло; мне грезилось, как я в прыжке настигаю кого-то из людей, сбиваю его с ног, к нашему с Аззуеном торжеству, однако сохраняю человеку жизнь и делаюсь его другом – и потом мы бежим бок о бок, оставляя позади луга и рощи… Странная мысль. Ни с добычей, ни с врагом не станешь дружить, на них можно только нападать.
Я помотала головой и вновь обернулась к Рууко.
– Уходим, – объявил он. – Забираем мясо, сколько можем унести, и уходим в лес.
Иллин, Веррна и Тревегг тут же начали рвать тушу на куски. Мне все не верилось, что Рууко решил спасаться бегством…
Минн, пробегая, вцепился в меня зубами, я взвизгнула.
– Луной тебя по лбу, чего ждешь? – рявкнул он. Почему я раньше не замечала, как похожа его узкая морда на ласочью физиономию Уннана? И характерами они схожи. – Делай, что велено!
Все еще сбитая с толку, я двинулась к остаткам кобылы. Иллин успела оторвать от туши переднюю ногу, вместе с лопаткой и несколькими ребрами, и теперь волокла ее к лесу. Мы с Аззуеном кинулись ей помогать; Тревегг уже подгонял остальных щенков, тащивших мелкие куски добычи, вверх по склону и к деревьям.
– Скорее, скорее! – то и дело раздавался его голос. – Люди нынче быстроноги!
– Почему мы не нападаем? – спросила я Иллин, вцепляясь в кобылью лопатку. Аззуен подхватил узкую часть ноги, и Тлитоо, вспрыгнувший между нами на кусок туши, принялся склевывать мясо, стараясь не свалиться на ходу.
– Потому что Рууко боится людей, – ответила Иллин, останавливаясь перевести дух. Она оглянулась через плечо, не услышит ли кто, и понизила голос. – Его брата Хиилна изгнали из стаи за то, что слишком тесно водился с людьми. Хиилн должен был стать вожаком, и Рисса предназначалась в спутницы ему, а не Рууко. И теперь Рууко сомневается в себе и подозревает, что он не самый главный и лучший в стае – ведь даже его имя значит «второй сын». Отец дал им имена, когда Рууко с Хиилном было всего четыре недели от роду.
Рисса пронеслась мимо с куском туши в зубах, одобрительно фыркнув при виде огромной ноги, которую мы тащили.
– Идем скорее, – велела Иллин, вцепляясь зубами в лопатку с ребрами так, что Тлитоо потерял равновесие и чуть не свалился на землю. Снова усевшись на кобыльи ребра, он с укором посмотрел на Иллин.
– Неуклюжая, хуже хромого тура!
Ухмыльнувшись ему, я ухватила зубами кобылью ногу, и мы с Аззуеном и Иллин потащили ее к деревьям, за которыми уже спряталась остальная стая. Огромный кусок замедлял движение, мы снова остановились передохнуть. Тлитоо досадливо смерил нас взглядом и улетел к остаткам кобылы. Иллин посмотрела ему вслед.
– Мы должны избегать людей, – продолжила она. – Таков волчий закон, только Рууко уж слишком усердствует. Людей нельзя ранить или убивать, пока они не напали первыми. С ними не позволено общаться. Воровать у них еду и отбивать их от нашей добычи – можно, если не причинять им вреда. И только если позволит вожак. Никто не обязан умирать голодной смертью лишь оттого, что волкам запрещено драться с людьми. Будь я вожаком – я бы дралась.
– Ты не вожак, Иллин. По крайней мере пока. – От слов Тревегга Иллин вздрогнула, однако старый волк улыбался. – Вожак обязан следить, чтобы волки не сближались с людьми, ты это знаешь. А теперь давай прятать мясо, пока его не учуяли даже никчемные людские носы.
– Хорошо, старый волк, – отозвалась Иллин смиренным голосом, даже не попытавшись опустить уши.
Тревегг, видя такое неубедительное послушание, усмехнулся.
– Подаешь дурной пример щенкам? Не спеши, однолетка, тебе еще есть чему поучиться у нас, стариков. – И Тревегг, подхватив всю лошадиную ногу вместе с лопаткой и ребрами, в одиночку потащил ее в лес – мы лишь восторженно глядели вслед. Иллин, будто не заметив упреков Тревегга, как ни в чем не бывало потрусила за ним.
Мы не смотрели, как люди утаскивают нашу добычу: мы засели в кустах, словно пугливые кролики. Люди гомонили как стая воронов, будто им нет дела до того, что их слышат все медведи и длиннозубы Широкой Долины. Мясо мы спрятали у кромки леса – по словам Риссы, на этом месте собирается стая, когда охотится на равнине Высокой Травы.
Потом Рисса собрала щенков. Тревегг сел рядом с ней, тяжело дыша от жары, остальные волки тоже устроились рядом, выбрав самые мягкие и прохладные клочки земли. Лишь Рууко стоял в стороне, глядя туда, где еще гомонили люди, уносящие нашу добычу. Рисса, дождавшись, пока все глаза обратятся на нее, заговорила:
– Широкая Долина отличается от прочих мест, и мы сами не похожи на прочих волков. Мы избраны для исполнения великой задачи, и потому от нас требуется соблюдение правил. Слушайте же внимательно.
Хотя Рисса, упомянув о правилах, не посмотрела в мою сторону, я почувствовала на себе взгляды остальных – все еще помнили слова вожака и верховных волков о том, что я родилась в нарушение законов Широкой Долины. Аззуен прижался ко мне, хотя мне не было страшно: может, наконец расскажут, чем я отличаюсь от других и почему Рууко так меня возненавидел… Я подалась вперед, намереваясь не пропустить ни слова.
– Сегодня вы увидите людей, которые живут на нашей равнине, – продолжала Рисса. – Они опаснее медведей или хищных птиц, вам нельзя иметь с ними дело. Когда рядом нет вожака, при появлении людей сразу уходите, даже если только что добыли лучшую на свете дичь. С позволения вожака можно воровать людскую еду или соперничать с человеком за добычу.
При этих словах Иллин заворчала, все еще недовольная тем, что Рууко решил не драться с людьми за кобылью тушу.
– Волк, который вздумает подойти к людям не из-за добычи, – твердо произнес вожак, – будет изгнан не только из стаи, но и из Широкой Долины.
Я огляделась. С лесной поляны не было видно ни гор, ни холмов, ограждающих равнинный простор. Я не представляла, как можно кого-то прогнать за его пределы…
– Главное, – вступила Рисса, – людей нельзя убивать, кроме как защищая себя или семью. За беспричинное убийство человека верховные волки уничтожат и вас самих, и всю стаю – всех, в ком течет ваша кровь.
Новость нас поразила – щенки сразу прекратили ерзать и оглядывать поляну, взгляды устремились на Риссу.
– Вам пора узнать, что такое заповедь Широкой Долины, – сказала она и обернулась к Рууко, словно ожидая отпора. Он с вызовом встретил ее взгляд.
– Когда ведешь к людям бестолковых щенков, еще не доросших до ума, – огрызнулся он, – то отчего бы не рассказать им и легенды!
Он выбрал поодаль клочок влажной земли у гнилого бревна и лег, повернувшись к нам спиной.
– Прекрасно, – кивнула Рисса, словно не замечая его гнева. – Тогда слушайте. Было время, когда волки воевали с людьми, и волчьему роду едва не пришел конец. Помните, что вам рассказывали о Древних?
– Древние – это Солнце, Луна, Земля и праматерь Небо, – немедленно отозвался Аззуен, в точности повторив слова Тревегга, сказанные много лун назад. – Они создали всех существ и Равновесие. Больше Тревегг ничего не говорил…
– Верно. – Рисса улыбнулась, заслышав недовольные нотки в голосе Аззуена, который всегда стремился все знать. – Когда понадобится, вам расскажут больше. Сейчас знайте лишь, что волчьи предки обещали Древним сохранять мир и покой в Широкой Долине – такова была заповедь. И мы должны сдержать обещание, ведь от нас зависит судьба всего волчьего рода.
Ее голос зазвучал на низких нотах, в мерном ритме легенд, передававшихся волками из рода в род.
– Обещание было дано в давние времена, когда волк только стал волком, а человек еще не был человеком. Однажды на северном краю великой пустоши встретились волк по имени Индру и человек – оба вели свои изголодавшиеся стаи на поиски еды.
– В то время люди не сильно отличались от других существ, – добавил Тревегг, с удовлетворенным вздохом ложась на землю. – Чуть умнее одних, чуть глупее других, чуть более умелые в искусстве выживать, но в общем не лучше прочих. Тогда они еще не расплодились так сильно и не ходили полулысыми, а были покрыты шерстью, как подобает приличным существам.
Борлла фыркнула, и Тревегг усмехнулся в ответ, прежде чем продолжить:
– Но даже тогда они стояли на задних лапах и у них уже были орудия, хоть и не такие многочисленные, как сейчас.
– Что такое орудия? – встрял Аззуен раньше меня.
– Видел, как вороны освобождают прутья от коры и достают ими личинок, которые живут внутри дерева? – обернулся к нему Тревегг. – Прутик – это орудие, и люди умеют с ними управляться лучше любых существ. Таков дар Древних человеческому роду, подобный нашему дару стремительности и охотничьей смекалки.
– Орудия, правда, отличались от нынешних, – вставила Иллин. – У людских предков, которых встретил Индру, были всего лишь палка для копания и камень с режущим краем. Человеку еще не пришло в голову заострить палку или насадить на нее камень, чтобы убивать животных.
До Иллин вдруг дошло, что она перебила рассказ взрослых, однако Рисса ободряюще кивнула, и Иллин продолжила:
– Люди тогда были падальщиками и питались чужой добычей, лишь изредка охотясь на мелкую дичь.
– Просто падальщики? – встрял Уннан. – А что тогда их бояться?
– Потише, щенок! – раздался от бревна голос Рууко. Аззуен и Марра даже вздрогнули от неожиданности. Я-то думала, что Рууко спокойно спит, а он вслушивается в каждое слово! Вожак смерил взглядом Уннана, отчего тот поджал уши, и вновь отвернулся.
– Падальщиками они были тогда, не сейчас, – отрезал Тревегг, недовольно взглянув на Уннана. – С тех пор многое изменилось.
При виде растерянного Уннана я довольно заворчала и устроилась поудобнее.
– То были трудные времена, – продолжила Рисса, словно Иллин ее и не перебивала, – добычи едва хватало на всех. Человеческие предки уже не могли бороться за выживание, да и стая Индру выбивалась из сил, хоть ей приходилось легче, чем людям. Индру был не намерен упускать добычу – ведь для любого волка те слабые существа выглядели лишь добычей.
Я вспомнила, как впервые увидела людей на равнине Высокой Травы, как разрывалась между желанием их растерзать и стремлением подружиться… И чуть ли не вживую ощутила себя рядом с Индру в тот миг, когда он столкнулся с человечьей стаей.
– Он понял, что люди не добыча, – прошептала я неожиданно для себя и тут же виновато прижала уши, пока меня не отругали.
Рисса, чуть оскалив зубы, вздохнула.
– Он понял, что люди не добыча, – повторила она мягко. – Человеческий взгляд показался ему знакомым, слишком похожим на волчий.
Рууко, тихо зарычав, приподнял голову от бревна.
– Вопреки разуму и здравому смыслу, – продолжила Рисса, – Индру велел стае не трогать людей. И даже позвал прямостоящих существ поиграть в волчьи игры, а когда поднявшееся солнце затопило жаром всю Долину, волки и люди легли отдыхать вместе, бок о бок. Проснулись они уже другими. Индру понял, что человек не так уж отличается от волка и обрекать на гибель людей – слабых, отощавших до полусмерти существ – все равно что набивать себе брюхо мясом и оставлять голодными собственных щенков. Ему хотелось остаться с людьми и охотиться вместе; он решил научить их тому, что поможет им выжить. Говорят, если волк и человек ложатся спать рядом, во сне их души переплетаются так, что даже наяву, живя врозь, каждый сохраняет частицу души другого.
– В легенде этого нет! – заявил Рууко, появляясь из-за бревна; мы даже подпрыгнули от неожиданности. – Обычно рассказывают иначе.
– Я слышала так в детстве, – возразила Рисса. – Не все, во что ты не веришь, обязательно обман!
Рууко, тихо заворчав, прошел обратно к гнилому бревну, беспокойно покрутился на месте, а потом, вместо того чтобы лечь, снова вернулся к нам и сел рядом с Риссой – настороженный, словно готовый к прыжку. Волчица недовольно зарычала, но продолжила рассказ:
– Волки научили людей охотиться вместе, так что человеческая стая уже не зависела от чужой добычи. И показали, как устраивать места сбора, где можно отдыхать и обсуждать новые вылазки.
– Прежде эти знания принадлежали только волкам, – прервал Риссу вожак, – старому Индру стоило дважды подумать, прежде чем разглашать их людским предкам. Каждый род существ владеет своей тайной, дарованной Древними, и открывать ее другим нельзя: научившись слишком многому, можно превысить пределы сил и сбить Равновесие. Индру сделался слеп от любви к человеку и в нарушение закона Древних продолжал учить людей тому, что им не следовало знать. И вскоре люди изменились.
Вожак отвернулся и молча прошел к своему бревну. Увидев, что он не собирается продолжать, Рисса заговорила снова:
– Люди стали другими. Охотясь всей стаей, они добывали больше еды и делались сильнее. Сходясь в местах сбора, они поняли, что планировать охоту всем вместе – много лучше, чем в одиночку. Они узнавали новые способы выслеживать дичь и учились лучше укрываться от непогоды. Однажды зябкой ночью, чтобы больше не дрожать от холода и не бояться нападения зверей, они подчинили себе огонь.
Мне уже приходилось видеть целые пространства, выжженные огнем посреди лесной чащи, – в голове не укладывалось, что огонь можно покорить, я даже не представляла, кому такое под силу. Голос Риссы прервал мои раздумья, я встряхнулась и подползла чуть ближе.
– Когда люди овладели огнем, им уже не нужна была густая шерсть – и она опала, как листва с деревьев. Человек изобрел новые орудия, какие и не снились его предкам, и придумал лучшие способы убивать и драться. Люди стали заносчивы и решили, что они выше других существ – ведь никто, кроме них, не умел зажигать огонь и делать орудия из камня и дерева.
Шумно забили по воздуху крылья. На землю перед Риссой и Тревеггом опустился Гладкое Крыло; при виде его окровавленного клюва я вспомнила о мясе, лежащем неподалеку, и в брюхе у меня заурчало.
Гордыню унять —
Волчью и человечью —
Может лишь ворон!
Гладкое Крыло дернул Риссу за ухо и захлопал крыльями перед самой мордой Тревегга. Тот с ухмылкой цапнул зубами воздух, и ворон вспорхнул, чтобы усесться на ветку у нас над головой, где его ждала Песнь Дождя. Интересно, долго ли они подслушивают… И зачем воронам наши легенды…
Рисса, подозрительно на них покосившись, вновь заговорила:
– Человек решил, что прочие существа должны ему служить. Волки не подчинились – и тогда произошла битва людей и волков. Люди убивали всех непокорных и даже подожгли лес, в котором жили.
Меня передернуло. Тревегг рассказывал, что несколько лет назад огонь уничтожил две наших лучших поляны, – неужели такое можно делать намеренно?
– Лесной пожар заметили Древние, – кивнул Тревегг. – Узнав, что люди выучились у волков, и увидев их дела, Древние поняли, что человеческий род таит угрозу Равновесию – ведь люди не остановятся, пока не уничтожат все вокруг. Древние не могли такого допустить, и потому праматерь Небо объявила всем волкам и людям, что настал час их смерти.
– Индру, услышав эту весть, испустил горестный вой, – продолжила Рисса. – Взобравшись на высокую скалу, он воззвал к Древним, прося их сохранить жизнь волчьему и человечьему роду. Вначале его никто не слушал.
Рисса подняла голову на Гладкое Крыло и Песнь Дождя, сидевших на дереве. Птицы встрепенулись, Гладкое Крыло заговорил:
– И тогда Тлитоокилакин – царь воронов, следивший за жизнью волков и людей, – взлетел к самому Солнцу и стукнул его клювом. Солнце взглянуло вниз на Индру и позвало Луну, Землю и праматерь Небо выслушать его просьбу, а Тлитоокилакин спустился обратно к Индру – ведь из-за волчьего легкомыслия воронам мог грозить голод.
Тревегг мгновение помолчал, принюхиваясь к потоку ветра, затем продолжил рассказ:
– Покорно опустив уши и робко поджав хвост, стоял Индру перед Древними, обращаясь к ним со словами, для которых требовалась вся волчья смелость. «Не наказывайте людей и волков, о владыки! – молил Индру. – В происшедшем виновны лишь я и моя стая, но не убивайте нас. Нам еще есть чему научиться, мы столь многого не знаем!» Тогда праматерь Небо послала теплый ветер, огладивший спину Индру. «Всем существам есть срок жить и срок умирать, – тихо промолвила она. – Нынче тебе настало время для следующего шага. Так всегда было и всегда будет». Индру в отчаянии взглянул на Небо, не зная, что делать дальше. И тогда царь воронов клюнул его в хвост. «Наше время еще не настало, – вновь заговорил Индру. – Мы только начали узнавать чудесный мир, в котором живем!» Земля при этих словах довольно заворочалась, пошатнув скалу, где стоял Индру. Тогда волк сел на задние лапы и вознес к Древним песнь – такую прекрасную и скорбную, что даже праматерь Небо затрепетала, а Луна и Земля замерли неподвижно, впервые за всю жизнь. Древние глядели на Индру с любопытством: никогда прежде земное существо не обращалось к ним так спокойно и смело, отстаивая себя и свой род. Живя издревле и деля вечность лишь друг с другом, Древние устали быть одни, подобно волку без стаи. Песнь Индру дала им надежду – может, земные существа скрасят их одиночество? И Древние говорили друг с другом, пока Индру и Тлитоокилакин ждали на высокой скале под стылым ветром. Индру показалось, что прошла вечность, когда наконец праматерь Небо ответила. «Мы выполним твою просьбу, – услышал Индру ее слова, и сердце его забилось вновь. – Однако дай нам обещание – и пусть его сохранят твои дети и потомки твоих детей». «Я дам любое обещание», – произнес Индру. Праматерь Небо зарокотала от удовольствия: иного ответа она не ожидала. «Люди считают себя лучше других, – молвила она, – и дерзость сделает их безумными. Пожары станут обширнее, люди будут драться и убивать, истребляя все вокруг. Если оставить их без присмотра, они разрушат само Равновесие. Тогда у нас не будет выбора, кроме как уничтожить не только волков и людей, но и весь мир».
Тревегг замолчал и окинул нас взглядом:
– Помните, что я рассказывал о Равновесии, когда вы были малышами? Равновесие не дает миру распасться, каждое существо или растение, каждое дуновение ветра составляют его часть. Праматерь Небо боялась, что при нарушенном Равновесии погибнут и сами Древние. Откликаясь на просьбу Индру, она подвергала мир опасности. Но ей было одиноко, и она хотела, чтобы волки остались жить.
Старый волк снова вытянулся на земле, закрыл глаза, словно так он мог лучше разглядеть Индру на вершине скалы, и продолжил:
– «Мы нашлем на людей ливень и засуху, им будут грозить смертью все горы и скалы, – произнесла тогда праматерь Небо. – Люди лишатся сил и утратят самонадеянность. Занятые борьбой со стихиями, они не смогут нам досаждать. А ты, волк, должен обещать нам, что вы будете сторониться людей и что волчий род никогда не придет на помощь человечьему». Индру с готовностью отдал бы Древним собственный нос и все зубы в придачу, только бы не давать такого обещания. Отвернуться от людей – хуже этого не было ничего, разве что обречь на смерть родную стаю. Индру отвел глаза от Неба и Солнца и замолчал. «Иного пути нет», – гулко пророкотала Земля под его лапами. «Если не отречешься от людей, – тяжело ударил в голову луч Солнца, – они выучатся всему, что ты знаешь. Тогда даже Древним не побороть их силу, волки и люди будут биться насмерть». Луна крикнула от дальнего края Земли: «Такова цена, ты должен ее заплатить!» И лишь когда Тлитоокилакин клюнул Индру в голову так сильно, что волк взвыл от боли, услышали Древние его ответ. Индру склонил голову и произнес обещание – никогда не знаться с людьми.
На неуловимый миг глаза Тревегга встретились с моими.
– Многие годы, – проговорил он, отводя взгляд, – волки держат обещание, данное Древним. Но как бы мы ни старались, мы не можем вечно избегать людей.
– Тогда никто не знал, как это трудно, – тихо произнесла Рисса. – Ни волки, ни Древние не понимали, как сильна связь между людским и волчьим родом. То ли оттого, что души волков переплелись с человеческими, – она с вызовом посмотрела на Рууко, – то ли от долгого общения с людьми дети Индру не могли оторваться от человека. Вновь и вновь два рода сходились вместе, и каждый раз праматерь Небо гневалась все больше и пыталась их разлучить. В иные времена, через много лет после Индру, юная волчица – ненамного старше вас, щенки, – стала охотиться с людьми и научила этому всю стаю. С годами это привело к великой вражде, и тогда появилась заповедь Широкой Долины.
– Древние предупреждали: если нарушить обещание, волков и людей ждет смерть, – подхватил Тревегг. – И когда Лидда, юная волчица, стала охотиться с людьми, праматерь Небо наслала трехлетнюю зиму, чтобы уничтожить оба рода. Надвигалась гибель, исчезала надежда. И тогда появились огромные волки – они принесли весть, что посланы нас оберегать. То были первые из верховных волков; говорят, они той же природы, что и Древние, и спустились с неба по солнечному лучу.
– Верховные волки пришли, чтобы дать нам возможность выжить, – снова вступила Рисса. – Они следят, чтобы не нарушалось обещание Индру. Зная, что им не дано остаться на Земле вечно, они выбрали таких волков, которые вместо них станут охранителями волчьего рода и будут следить за тем, чтобы волки не сближались с людьми. По всему миру они искали тех, кому под силу такая задача; потом их собрали в Широкую Долину и определили, кому можно иметь детенышей, и оставили в Долине только тех волков, которые поклялись Древним соблюдать заповедь.
– Поклялись в том, что мы будем сторониться людей, – уточнил Тревегг.
– Поклялись, что никогда не убьем человека без причины, – добавила Иллин.
– И в том, что сохраним чистоту крови и не будем спариваться с волками, живущими за пределами Долины, – подытожила Рисса. – Эти три закона передаются в Долине от волка к волку, и любой, кто их нарушит, будет убит или изгнан, а его стая погибнет. Верховные волки говорят с нами от имени Древних, охраняя волков и следя за соблюдением законов. Но когда они вернутся на небо, мы займем их место – и мы должны оказаться достойны, иначе погибнет весь волчий род.
Глава 6
Первым заговорил Уннан.
– А почему нельзя спариваться с чужими волками? – нагло спросил он, глядя на меня в упор. – Полукровки опасны для стаи, да?
Тревегг недовольно нахмурился, однако ответил:
– Полукровок тянет либо дружить с людьми, либо их убивать – в обоих случаях нарушается заповедь и мы не исполняем обещания. А бывает, полукровки сходят с ума, тогда они и вовсе непредсказуемы.
– Значит, полукровка в стае грозит нам бедой? – невинным голосом осведомилась Борлла, и я еле удержалась, чтоб не отгрызть ей ухо. Марра, якобы углядев блоху, тут же вцепилась зубами Борлле в ногу, та зарычала и бросилась на Марру… Мы уже готовы были кинуться в драку, когда Тревегг схватил Борллу за загривок и оттащил в сторону.
– Хватит! – рыкнул он. – Спариваться с чужими – не всегда преступление: верховные волки порой впускают в Долину чужаков, иначе испортится кровь и наш род иссякнет.
– Начнут рождаться двуносые щенки с тремя ушами, – поддакнула Иллин, словно бы в шутку отвесив Уннану оплеуху, свалившую его на бок.
– С разрешения верховных волков полукровки могут оставаться в стае, – добавила Рисса. – Так было с Каалой.
– А верховные что, никогда не ошибаются? – не отступала Борлла. – Может, она все-таки опасна?
– Не тебе судить, щенок, – отрезал Тревегг.
Рууко снова поднял голову и поглядел на меня, когда Рисса подошла и лизнула меня в макушку.
– Это не обсуждается, – произнесла она, – такова была воля верховных волков. Не забудьте то, что узнали о людях и заповеди. А теперь отдыхайте, нам скоро в путь.
И стая как ни в чем не бывало стала располагаться на дневной отдых, чтобы переждать жару и быть готовой к ночным походам. Аззуен и Марра улеглись ко мне поближе, я была им благодарна. И все же сердце билось сильнее обычного: оказывается, дело не только в ненависти Рууко! Я могу принести беду всем живущим в Долине! Я отчаянно хотела знать больше о людях и о том, почему они так важны, и уже собралась было поспрашивать Иллин или Тревегга, пока другие щенки спят, – однако незаметно для себя уснула, убаюканная полуденным зноем.
Через два часа после восхода луны нас разбудила Рисса. Я с наслаждением потянулась в прохладном вечернем воздухе, чувствуя себя более уверенно, чем прежде. Я – щенок из стаи Быстрой Реки, и никакие слова Борллы и Уннана этого не изменят. Прощание со стаей было скорым, выть и скулить старались потише: люди, судя по ослабшему запаху, уже прекратили охоту и ушли из леса, но осторожность не повредит. Рисса сказала, что наш вой их раздражает и слышен даже издали.
Мы ушли с поляны, не останавливаясь пересекли Высокую Траву и скрылись в лесу по другую сторону равнины, стараясь не отставать от взрослых, – мы помнили предупреждение Рууко.
– С тропы, которую укажет Рисса, не отходить. Кто ослушается старших, того в одиночку отошлют обратно: не умеете подчиняться – сидите на месте, – произнес он строго, и мы все обещали не нарушать приказаний.
Леса на той стороне Высокой Травы полнились ароматом незнакомых деревьев и кустов, поверх которого ясно слышался человеческий запах – хотя люди прошли здесь много часов назад, едкий дурманящий аромат хорошо сохранился. Свет яркой, почти полной луны очерчивал контуры деревьев и бросал на землю гибкие четкие тени, мы без труда отслеживали сломанные ольховые ветки и растоптанные комья земли, которые люди беспечно оставляли за собой. Сейчас мы видели лучше, чем днем, хотя зрение нам почти не требовалось: человеческий запах был таким сильным, что вел бы нас даже безлунной ночью.
Река дала о себе знать издалека: она звучала как шум могучего ветра, рвущегося сквозь тысячу многолистных деревьев. Здесь пахло не просто водой – пахло сырой почвой, и подгнившими корнями, и плотным влажным лесом, и мелкой упитанной дичью – мышами и ящерицами. Когда мы приблизились, у меня перехватило дух от волнения: что за край ждет нас на том берегу? Что нового таит он для нас?
Река оказалась шире и стремительнее, чем я ожидала. С нашей стороны к ней вел пологий склон; противоположный берег нависал крутым обрывом. Волчата робко столпились у самой кромки реки.
– Это всего лишь вода, малыши. – Рисса бдительно оглядела берег и опустила голову к воде.
Пока она лакала, я вспомнила, что тоже хочу пить; вода была приятной, от нее пахло листьями, рыбой и дальними краями.
– Интересно, где она кончается, – проговорила Марра, следя глазами за течением.
– Мне больше интересно, как перебраться на ту сторону, – задумчиво произнес Аззуен, глядя через реку. Уннан при этих словах хихикнул, и Аззуен чуть поджал хвост.
– Вперед, малыши, – весело тряхнула головой Рисса, входя в поток. – Пора привыкать к текучей воде: если преследуешь добычу, а она прыгает в реку – надо уметь ее догонять. Не дело, когда еда спокойно уплывает!
Широко улыбнувшись, Рисса двинулась вперед. Чуть ли не половину пути волчица спокойно шла вброд, плыть ей пришлось лишь на самой стремнине. Нам, щенкам, так просто не отделаться… Легко выбравшись на дальний берег, Рисса встряхнулась и посмотрела на нас. Веррна вошла в воду вслед за ней и остановилась там, где река становилась глубокой.
Вода двигалась, словно поток ветра. Я любила плавать и часто плескалась в мелком озерке рядом с нашей поляной, но рек я прежде не видела. Я ступила одной лапой в воду, собираясь с силами.
Что-то ударило меня сзади, и я с громким плеском шлепнулась в реку. Меня захлестнуло водой, в рот набилась глина – я выскочила обратно на берег, отплевываясь, стряхивая воду со шкуры и прочищая глаза. Борлла, стоя на берегу, злобно ухмылялась, и я, забыв о предупреждении Рууко, прыгнула на нее и повалила в грязь: она ведь чуть меня не утопила! И уж точно выставила на посмешище! Я этого так не оставлю!
– Щенки! – раздался громовой окрик Веррны, пробирающейся обратно к берегу. Я успела увидеть, как Иллин, опустив морду, отгородила от нас Уннана и Аззуена, уже готовых ринуться в драку. – Как вы себя ведете? Их взяли в серьезный поход, а они норовят безобразничать, чуть только взрослые отвернутся! Отослать вас обратно к Рууко?
Я нехотя отпустила Борллу. Ее глазки злобно блестели, она явно жаждала драки – что ж, придется ей подождать другого раза: ни я, ни она не собирались упускать случая посмотреть на людей. Мы склонили головы перед Веррной и припали брюхом к земле. Борлла двинула меня лапой в ребра, я еле устояла, чтоб не цапнуть ее за шею. Веррна придирчиво оглядела нас и, убедившись, что драка прекращена, снова вошла в реку. Стремительное течение отвлекало ее не больше, чем легкий ветерок: волчица неподвижно стояла в реке, плотно облепленная намокшей шерстью, ее глаза поблескивали в лунном свете.
– Долго еще будете собираться? Всю ночь? – рыкнула она. – Пока надумаете замочить лапы, луна уйдет за холмы!
Рисса беспокойно мерила шагами противоположный берег.
– А ну вперед! – рявкнула Иллин, видя нашу нерешительность. – Река медленная, чего ждете? После дождей покатится так, что не догонишь!
Я глубоко вдохнула и ступила в воду, Борлла оттеснила меня плечом.
– Вот же бывают волки, которые всего боятся! – заявила она. – Я не из таких!
Уверенно войдя в реку, она двинулась вброд, затем поплыла. За ней последовал Уннан, задержавшийся лишь для того, чтобы плеснуть водой в морду Аззуену. Плыли они некрасиво – лапы загребали воду судорожными движениями, головы на вытянутой шее торчали над поверхностью реки. Однако в силе им не откажешь, продвигались они быстро.
– Я, наверное, не смогу, – почти неслышно прошептал Аззуен, жавшийся к Иллин. Я хотела подойти, но увидела, что Борлла и Уннан уже почти подплыли к середине реки, где стояла Веррна.
Марра подтолкнула меня носом.
– Вперед, хватит ждать! – тявкнула она и прыгнула в реку.
– Давай за нами! – крикнула я Аззуену и бросилась ей вслед, уже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на оставшихся. Я не могла равняться с Маррой, и все же плыть оказалось легче, чем я ожидала. Мы были явно слабее Риссы, и нас круче сносило течением, поэтому Рисса перебежала по берегу к тому месту, куда мы подплыли.
– Молодцы, – удовлетворенно сказала она и обернулась посмотреть через реку. Лишь тогда я взглянула назад, где у берега, едва войдя в воду, топтались Аззуен и Реел, подталкиваемые Иллин. Ее окрики доносились даже до нас.
– Вас что, в зубах нести? – издевательски скалилась она. – И что скажет Рууко, когда узнает, какие вы смелые?
«Ну давай же, Аззуен!» – мысленно подгоняла я щенка. Если все увидят, что он боится, его никогда не примут в стаю.
Наконец они с Реелом нехотя вошли в реку. Аззуен поплыл неловко и медленно; на середине пути между стремниной и нашим берегом он выбился из сил и начал уходить под воду. Я окликнула его:
– Плыви, не сдавайся! Уж если тупица Уннан одолел реку, ты тоже доплывешь!
Видимо, мой голос придал Аззуену сил: он добрался до берега, вылез из воды и встряхнулся. Я радовалась, что мои слова ему помогли, и немножко стыдилась того, что не стала его ждать.
– Я знала, что у тебя все получится!
– Ага. Теперь бы еще обратно переплыть… – Он ткнулся носом мне в щеку.
Я повернулась к Борлле, которая наверняка не упустит случая высмеять наши нежности, – но та не сводила глаз с реки, где Реел боролся с течением. Он, по-видимому, толком не понял, как надо плавать: на середине реки он прекратил двигать лапами и стал тонуть. Рисса тревожно тявкнула, Иллин с Веррной двинулись было на помощь Реелу, однако его уже снесло течением слишком далеко в сторону.
Борлла, прыгнув в воду, энергично подплыла к Реелу, ухватила за загривок и удерживала его голову над водой, пока Иллин не доплыла до них и не вытащила Реела на безопасную глубину. Рисса, убедившись, что он цел, вылизала его с морды до хвоста, словно хотела отмыть от былой опасности. Борлла, вылезшая на берег, лежала в грязи, пытаясь отдышаться; Реел, робко подойдя к ней, благодарно лизнул ее в морду. Я ожидала, что она станет издеваться над его слабостью, однако вместо насмешек она тихо положила морду ему на шею. Меня захлестнула ревность: я-то ведь и не подумала утешить Аззуена! Обернувшись, я встретила его пристальный взгляд, но не успела ничего сказать – Рисса заговорила с Борллой:
– Ты поступила правильно, как подобает члену стаи. А тебе надо становиться сильнее, – добавила она, повернувшись к Реелу. Волчица еще раз коснулась носом его макушки и стряхнула со шкуры последние капли воды. – Ну что, щенки, самое опасное позади. Теперь за мной, и не шуметь! Пока не дойдем до человеческого жилья, останавливаться не будем.
Двигаясь врассыпную, чтобы ни один встречный волк не понял, сколько нас на самом деле, мы скользнули в лесную чащу, следуя за крепнущим запахом людей.
Лес расступился у подножия невысокого сухого холма, покрытого высокой летней травой и колючими кустами. Запах людей перекрывал все прочие. Рисса подозвала нас поближе и предупредила:
– За холмом вы увидите поляну, где собираются люди. Не вздумайте к ним подходить, не отрывайтесь от взрослых.
Мое сердце возбужденно забилось. Молча и осторожно, как взрослые при выслеживании медведицы, мы взбирались на верхушку холма. Людей мы не видели, нас достигали одни запахи и звуки. Рисса вновь остановилась, мы ждали рядом. Иллин и Веррна следили за нами – и за всем, что могло нам угрожать. Аззуен, сидя рядом со мной, тихонько задрожал; я лизнула его в нос и осторожно взяла его мордочку в зубы, как делала Рисса раньше, когда мы были малышами и чего-нибудь пугались. Его сердце забилось спокойнее. Марра, такая смелая на реке, теперь тоже подползла ко мне ближе и тихонько заскулила; я коснулась и ее морды, она вздохнула с облегчением. Борлла, с вызовом поглядев на меня, наклонилась ухватить зубами мордочку Реела.
По кивку Риссы мы припали к земле и поползли вперед, скрытые высокой травой. Рисса говорила, будто люди не видят в темноте, и все же под защитой травы и кустов я чувствовала себя спокойнее. Аззуен и Марра тихонько повизгивали от возбуждения и страха, пока гневный взгляд Риссы и ощутимые укусы Иллин не заставили их умолкнуть. Наконец мы добрались до вершины холма и взглянули вниз, на человеческое жилье.
Двуногих существ было много, будто сразу несколько стай. Как медведи перед нападением, они неуклюже двигались на задних лапах по большой поляне – размером с шесть наших прогалин. Длинные тела, гладкие, как у ящериц или змей, местами покрывала лоснящаяся шерсть, на плечах и бедрах у многих висели шкуры убитой добычи. От людей пахло солью, мясом и мягкой влажной землей, но все перекрывал тот едкий запах, по которому мы нашли их издалека. «Огонь!» – внезапно поняла я. То был запах огня и дыма, смешанный с запахом нагретых камней: каждый огонь на поляне пылал внутри круга, выложенного из крупных каменных осколков. Запах казался странным, хотя я никак не могла уловить почему.
Люди держались группами, словно мелкими стаями, взрослые и детеныши вместе. Детеныши резвились на поляне, скуля и повизгивая: младшие, не крупнее четырехнедельного щенка, ползали по земле совсем как волчата, так что хвост у меня невольно завилял; старшие самцы, размером со взрослого волка, выглядели мощнее самок, и их покрывала более густая шерсть. Внезапно мне сделалось одиноко – как в тот день, когда я осталась без матери.
– Не диво, что люди забирают всю добычу в Долине! – Голос Веррны от удивления звучал хрипло. – Их никогда столько не было, стая не росла сверх меры!
– Люди еще хуже, чем стая Скалистой Вершины! – согласилась Рисса. – Мало им охоты на нашей территории – скоро они начнут занимать и наши поляны, даже не задумавшись о волчьих жизнях.
Я поразилась. Любой волк, ступая на чужую территорию, знает, что рискует, и потому отваживается на такое лишь в крайних случаях и ведет себя осторожно, каждый миг ожидая нападения.
– Если стая растет, им надо от кого-то избавляться, как делаем мы, – презрительно скривила губы Борлла. – Они похожи на стадо добычи, а не на людей.
– Люди – охотники, не забывай, – бросила Рисса. – Охотники, не чтущие ни законов, ни границ. Когда я родилась, соблюдать заповедь было проще: мы держались подальше от них, а они – от нас. Теперь они бродят где придется, поэтому вы должны знать, что такое люди.
И мы смотрели. Человеческая самка устраивалась на отдых рядом с самцом, тот обхватил ее руками. Другая самка прошла через поляну, детеныш у нее на руках уткнулся ей в шею лицом. Я готова была заскулить от отчаяния: я чувствовала, что запрет общаться с людьми несправедлив! Однако после слов Тревегга о полукровках я не рискнула ничего спрашивать.
– А почему нельзя побыть с ними хоть немного? – задумчиво произнес Аззуен. Он уже давно наблюдал за мной. – Понятно, что мы не должны оставаться и помогать, но почему нельзя даже подойти?
Я едва удержалась, чтобы не кинуться к нему от радости, и наградила его благодарным взглядом. Рисса посмотрела на Аззуена.
– Если побыть с ними даже недолго, мы не сможем остановиться: нас потянет помогать и делиться знаниями, как Индру. По крайней мере так я слышала, когда была щенком. – Рисса отвела взгляд и помолчала, словно раздумывая, говорить ли дальше. – Кроме того, есть что-то в душе волков и людей, что препятствует нам жить вместе. Людей обычно пугает вольный и дикий волчий нрав, который они не могут подчинить. Оставаясь с ними надолго, мы вынуждены будем смирять себя, иначе мы их раздражаем или сами начинаем злиться – и тогда можем напасть на человека. А за такое верховные волки уничтожают всю стаю. Потому наши предки и обещали, что волки Широкой Долины будут избегать людей. Конечно, кроме тех случаев, – она блеснула глазами, – когда у них можно утащить что-нибудь вкусное!
Аззуен серьезно посмотрел на Риссу.
– Тогда почему Древние не истребили волков, когда молодая волчица из легенды стала охотиться с людьми? Ведь волки нарушили обещание Индру! Если видеться с человеком так опасно, почему Древние оставили нас в живых?
– Радуйся хотя бы этому! – проворчала Веррна, смерив взглядом Аззуена. – Не тебе, щенок, сомневаться в легендах!
– Даже когда мы держимся от них подальше, лучше не становится! – Аззуен неожиданно вскочил. – Люди захватывают чужую добычу и нарушают границы! И еще Гладкое Крыло говорил, что они оттесняют добычу прочь из Долины!
– Сядь, щенок! – рявкнула Рисса. – Замолчи и не высовывайся!
Аззуен тяжело плюхнулся на землю, удивленный яростью Риссы. Он раскрыл было пасть, чтоб возразить, но волчица зарычала.
– Тебе сказали не обсуждать легенды! Сиди смирно – или ступай назад и плыви через реку один!
Пристыженный, Аззуен опустился на брюхо; я коснулась носом его морды, чувствуя себя виноватой, – все-таки первый вопрос он задал из-за меня.
Я вновь посмотрела на людей. Маленькая девочка свернулась у ног самца и самки – видимо, родителей. От нее пахло свежевыпавшим дождем.
– Тебе захочется туда, к ним, – тихо проговорила Иллин, наблюдавшая за двумя молодыми самцами, которые шутливо боролись, словно волки-однолетки. – Захочется их коснуться, побыть рядом, поиграть как с волками своей стаи. Но твой волчий долг – этого не допустить. Долг перед стаей и заповедью выше других желаний.
Рисса согласно кивнула.
– Они нас не учуют? – спросил Реел, отодвигаясь назад.
– Для них носы – что для туров крылья: бесполезная вещь, – ухмыльнулась Веррна. – Будешь пускать ветры прямо у него за спиной – и то не учует.
– Ну, не совсем так, – посмеиваясь против воли, заметила Рисса, – хотя и вправду их носы слабее наших и услышать наш запах на расстоянии они не могут.
Интересно, как они выживают, если не могут почуять запах врагов или добычи? Мой нос даже сейчас расслаивал и распознавал запахи их поляны, и я по-прежнему не понимала, почему запах огня и дыма мне кажется странным. И вдруг меня осенило: мясо и огонь! Запах обожженного мяса! Непривычный, противоестественный и все же неодолимо притягательный; я влеклась к нему так же, как к самим людям, он пробуждал голод – не только желание мяса, но и желание чего-то еще, непонятное и странное.
– Как же они живут? – спросила я, чтобы сбросить с себя наваждение. – Как охотятся, если не чуют запахов?
– Так же, как и мы, – ответила Рисса. – На свету люди хорошо видят, а охотятся стаей. И убивают не зубами или когтями, а орудиями – острой палкой, похожей на длинный шип, которую бросают при помощи второй палки, чтобы убить дичь издалека. Они умелые охотники, – добавила она с легкой завистью.
Мы замолчали, глядя на людей. Теперь я понимала, почему нам так жестко запрещено с ними знаться: между нами ощущалось странное родство, они казались ближе к волкам, чем даже вороны. Людские звуки и движения были похожи на волчий язык, их детеныши ползали и играли совсем как волчата. Выделялся высокий мускулистый самец – от него пахло силой, и голенастые поджарые юнцы старались завоевать его одобрение. Непонятно, как он умудрялся сохранять порядок в такой большой стае, но его поведение завораживало.
Внезапно повеяло теплом: рядом со мной возникла волчица – явно не из нашей стаи, хотя ее запах показался мне знакомым. Удивительно, как она подошла, не поприветствовав Риссу и не обнюхавшись с остальными взрослыми… Молодая, как Иллин, волчица с тоской смотрела на людей. Не хотелось ее отвлекать, но она выглядела такой печальной, что я не удержалась и ткнула ее носом.
Странная волчица обернулась, и я, увидев белый полумесяц на груди, ее узнала: та самая волчица с Великой Равнины! Значит, я не выдумала ее от изнеможения и отчаяния, она настоящая! И даже вполне обычная: невысокая, светло-бурая, худощавая… Вот чей запах привел меня тогда к стае, вот кто спас нас с Аззуеном! Я вдруг поняла, что едкий отголосок в ее запахе – тот же, что исходил от человеческого лагеря: запах обожженного огнем мяса. Странная волчица пахла людьми!
– Ты подросла, малышка Мелкие Зубки, – сказала она, касаясь носом полумесяца у меня на груди. – Ты уже не щенок. Как поживает стая Быстрой Реки?
Человеческий запах волчицы не давал мне покоя.
– Ты из стаи людей?
– Не совсем. – Она с тоской посмотрела на поляну и перевела взгляд на Риссу и щенков. Я не понимала, почему остальные не подходят к ней ни с приветствиями, ни с угрозами.
– Тогда из какой ты стаи?
– Я из волков Быстрой Реки, кроха, откуда ж еще? У нас с тобой одна стая.
Совсем ничего не понятно. Говорили, что кто-то из прошлогодних щенков, братья и сестры Иллин и Минна, ушли искать себе пару и должны вернуться к зиме. Такие не стали бы тянуть с приветствием и сразу подошли бы к Риссе… Я не полезла с вопросами: если окажется, что волчицу изгнали, вряд ли она захочет рассказывать подробности. Но тогда почему Рисса ее подпустила?.. Я так озадаченно разглядывала волчицу, что она засмеялась:
– Тебе велели смотреть на людей, а не на меня, кроха! Из всех волков Широкой Долины тебе нужно знать о них больше всех.
– Почему?
– Ты, Дочь Луны, должна завершить начатый мной путь.
Звучный дальний вой заставил нас вздрогнуть, волчица навострила уши.
– Мне пора. Позаботься о моей стае. – Она вновь посмотрела на людей. – Обо всех, кто в моей стае.
Еще раз тронув носом полумесяц у меня на груди, она скрылась в лесу. Тут же повеяло холодом, я поежилась.
Полумесяц на груди еще пульсировал теплом от прикосновения, не давали покоя слова про заботу о стае – я поднялась и хотела было бежать вслед волчице, чтобы спросить. И тут меня внезапно потянуло к человеческому лагерю, безумно и неудержимо. Не в силах сопротивляться, я шагнула вниз по склону холма.
– Ляг сейчас же! – прорычала Веррна.
Лапы у меня подрагивали, голова кружилась; грудь налилась жаром и пылала, как огонь в человеческом лагере, – будто кто-то обвил сердце прочной лозой и теперь тянул меня к людям. Поляна вдруг увиделась ясно и четко, людские слова из нелепой мешанины звуков превратились в осмысленную речь, такую же, как волчья. Мне захотелось, чтобы меня тоже обвили человечьи руки – как того ребенка, что прижимался к матери; захотелось почувствовать вкус обожженного мяса и тепло огня, согревающего шкуру. Внутренний зов, слышимый издавна, усилился вдесятеро, я не могла ему противостоять.
Я сделала еще шаг, потом еще и уже двинулась вниз по склону, как вдруг Веррна, прыгнув, грудью сбила меня с ног и вмяла в землю. Я громко заскулила.
– Тихо, бестолочь! – прошипела волчица. – Хочешь, чтобы весь лес знал, что мы тут?
И все же я пыталась выбраться туда, к людям, и била лапами под тяжестью массивного тела Веррны. Боль в груди – ослабшая было, когда я двинулась к поляне, – вновь росла, желание быть с людьми пересилило страх, я отбивалась как могла. В конце концов Веррна ударила меня в плечо, и наваждение, оставленное человеческим запахом, отступило. Я вспомнила, что я волчица и принадлежу стае Быстрой Реки, и позволила Веррне втащить меня обратно на вершину холма, где ждала разгневанная Рисса. Аззуен и Марра смотрели на меня широко раскрытыми глазами, и даже Уннан с Борллой были слишком удивлены, чтобы произнести хоть слово.
– О чем, во имя Луны, ты думаешь? – обрушилась на меня Рисса. – Как ты смеешь приближаться к людям после всего, что тебе говорили?
Я не нашлась с ответом. Не рассказывать же ей о волчице, которая то ли настоящая, то ли нет: Рисса сочтет меня помешанной или, чего доброго, решит, что из-за тяги к людям меня надо изгнать из стаи. От одной мысли о людях вновь закружилась голова.
– Отвечай! Иначе пойдешь через реку и равнину в одиночку, сейчас же! – Никто из щенков еще не доводил Риссу до такой ярости. – Как ты смела меня ослушаться?
– Прости, пожалуйста, – прошептала я. – Меня потянуло к людям.
Веррна с Риссой обменялись беспокойным взглядом, Борлла что-то пробормотала про полукровок. Аззуен сокрушенно смотрел на меня, явно хотел подойти и не осмеливался. Я была благодарна ему за заботу, но его унылое сострадание меня раздражало. На Иллин я даже не взглянула, боясь увидеть в ее глазах разочарование.
– Что ты говоришь? – не отступала Рисса. – Как потянуло?
– Будто огнем обожгло, – прошептала я, – и показалось, что если не пойти к людям, то жжение не остановится. Прости.
О странной волчице я говорить не стала. Не смогла.
– Кровь – она и есть кровь, – смерила меня взглядом Веррна. – Всего четыре луны от роду, а уже сказывается.
– Ты слишком строга, Веррна, – укорила ее Рисса. – Малышка просто излишне впечатлительна. Щенки, пытающиеся подойти к людям при первой встрече, не редкость, это ничего не значит.
Однако она озабоченно потрогала носом белый полумесяц у меня на груди.
– Ничего не значит – пока, – стояла на своем Веррна. – Ты скажешь Рууко?
– Нет. – Рисса, подняв голову, твердо встретила взгляд Веррны. – И ты тоже.
Веррна замерла на мгновение, затем опустила уши.
– Будь по-твоему…
Борлла важно подошла к Риссе.
– Меня, может, тоже к ним тянуло, но я ведь не пошла! – процедила она презрительно.
Уннан согласно кивнул:
– Никто не двинулся с места, только Каала.
– Замолчите! – приказала Рисса. – И больше не вспоминайте. Слышите? Каала, будешь ждать у подножия холма. А мы попробуем вернуть хоть что-то из того, что люди у нас стащили.
– Рууко не одобрит, – покачала головой Веррна.
– Не все в стае решает Рууко, – отрезала Рисса. – Запрещено биться с людьми, когда они отбирают нашу добычу, зато можно утаскивать то, что они оставляют без присмотра на краю лагеря. Можешь остаться здесь со щенками, – добавила Рисса, окинув Веррну небрежным взглядом.
Веррна собралась было возразить, но что-то в лице Риссы ее остановило.
– Хорошо, – послушно согласилась она. – Щенки, а ну шевелите лапами!
Волчица отогнала Аззуена и Реела в сторону, я медлила.
– Ступай, – скомандовала мне Рисса. – Ты собой не владеешь, тебе туда нельзя.
Если уж Веррна решила не спорить с Риссой, то мне и подавно не стоило. Пытаясь не замечать жгучую боль в груди, я повернулась прочь от волков моей стаи – и от людей, к которым меня так влекло.