За окном иномарки представительского класса мелькали бледные петербургские особняки, город казался размытым, нереальным под мелким зимним дождём. Наташа сейчас тоже чувствовала себя не реальной женщиной, домохозяйкой, а героиней художественного фильма. Нет, не фильма. Сериала, пожалуй. И уже отнюдь не «Ворониных».

Они с Ваучером вольготно устроились на широком заднем сиденье, обтянутом лайковой чёрной кожей. Точнее, это Ваучер вольготно устроился: лёжа на спине, раскинулся наподобие морской звезды. Голова запрокинута назад, глаза блаженно прикрыты, задняя лапа временами непроизвольно подёргивается от наслаждения. Хотелось сфотографировать это полностью размякшее существо и отправить снимок в качестве благодарности немецким инженерам, создавшим трёхуровневую систему подогрева сидений.

Но Наташе было не до пустых развлечений с фотокамерой. Она нервно грызла ногти, сжавшись в комок. В мягкий живот, раздувшийся от двух свердловских слоек, которые она в панике проглотила за завтраком, врезался ремень. По случаю первого заседания Законодательного собрания шестого созыва Наташа нарядилась в новый костюм: белый топ; бирюзовый жакет с рукавами три четверти, перехваченный белым поясом; чёрная юбка до середины колена. Всё довольно дорогое (пачка купюр в малахитовой шкатулке, пополнившаяся после избирательной кампании, стремительно истончалась) и жутко неудобное по сравнению с домашней футболкой и трениками.

Десять дней после ошеломительной победы Ваучера на выборах прошли в лихорадке: срочная закупка достойной одежды (Евграф категорически потребовал обновить личный гардероб, заявив, что партия больше не будет оплачивать её платья), утомительные ссоры с воспитательницами детского сада (Надя не стеснялась заявлять им «отвали» по любому поводу), бесконечные съёмки для телевидения (кот-депутат из раздела «забавные милашки», болтающегося в конце федеральных выпусков, взлетел в первые новости, его верстали сразу после военных сводок) и ежедневные мучения в фитнес-центре «Огурчик» (жалкие попытки экстренно сбросить вес к первому заседанию полностью провалились).

Наташа думала, что нужно будет много раз таскаться в Мариинский дворец для оформления депутатских документов, однако всё, что ей пришлось сделать – отдать свою трудовую книжку и родословную Ваучера курьеру. Евграф посоветовал ей «не мешать людям» и доверить бумажные дела его сотрудникам. Так что сегодня она впервые должна была увидеть свой кабинет, познакомиться с коллегами и заодно проверить, продаются ли в ЗАКСовской столовой свердловские слойки.

На девятидюймовом экранчике, вмонтированном в подголовник переднего сиденья, шла очередная серия «Хорошей жены». После того разговора с Каролиной Наташа крепко подсела на этот сериал. Блистательная Алисия Флоррик полностью затмила простенькую Веру Воронину. И сейчас Наташа всем сердцем желала, чтобы рядом с ней на чёрном кожаном сиденье оказалась именно Алисия. Уж они нашли бы общие темы! Обсудили бы, как сложно выходить на работу после многих лет закисания дома. А с Верой, кроме как о вредной свекрови, и поговорить-то не о чем.

Наташа сделала звук погромче. Самый драматичный момент – о Боже, неужели Алисия и Уилл всё-таки будут вместе? Он такой классный, Уилл Гарднер – решительный, немного напоминает Андрея… Политтехнолог, кстати, сразу после ночи выборов опять исчез. Но Наташа постоянно прокручивала в голове их короткое объятие в прозрачном кабинете. Она до сих пор ощущала его запах: морской бриз, смешанный с горьким апельсином. Это воспоминание помогало отвлекаться от грустных мыслей о Пете. Похоже, он всё-таки укатил с Каролиной на Мальдивы, поскольку перестал присылать даже короткие эсэмэски касательно ребёнка.

Голос водителя разрушил всю магию голубого экранчика:

– Приехали, Наталья Ильинична, желаю удачи вам с котиком в первый рабочий день.

– Спасибо, Володя, – поблагодарила Наташа, подхватывая разоспавшегося Ваучера на руки и выбираясь из салона. Про себя подумала: «Алисия Флоррик справилась, и я смогу».

Мариинский дворец производил торжественное впечатление. Строгость классического фасада лишь немного смягчалась теплотой жёлтого песчаника. Десятки колонн устремлялись в хмурое декабрьское небо, напоминая почётный караул, выстроившийся для охраны великой княжны. Казалось, вот-вот на этот широкий балкон с балюстрадой и большими вазами выйдет сама Мария Николаевна, кутаясь в невесомую шаль. Наверху алел герб Санкт-Петербурга, холодный ветер с Финского залива развевал государственные флаги. Наташа почувствовала себя самозванкой.

Положение стало совсем глупым, когда она начала ломиться в парадную дверь. Подошёл полицейский и вежливо попросил спуститься с пандуса. Во дворец все попадали через боковой вход. Парадный открывался только в исключительных случаях. И первое появление кота-депутата на рабочем месте явно не считалось чем-то из ряда вон выходящим.

Всенародно избранного Ваучера охрана дворца узнала сразу – по «бабочке» (бирюзовой, в цвет хозяйкиного жакетика). А вот Наташин паспорт разглядывали долго.

– Безушкова? Вроде у хозяйки кота другая фамилия была, я читал его биографию в бюллетене… – с сомнением протянул рослый страж с древнеримским профилем. – Какая-то алкогольная фамилия. Виски, Текила, Мохито… А-а, Бурбон! «Воспитывался Натальей Бурбон, беззаветно посвятившей ему всю свою жизнь и поставившей на себе жирный крест», – процитировал охранник строчку из официального релиза, сочинённого беспощадной Каролиной.

– Это я беззаветно воспитала это толстое создание, – тяжело вздохнула Наташа. – Между прочим, у меня руки сейчас отвалятся, вон как его разнесло на сухом корме. А Бурбон я была до замужества.

Прибежал молоденький сотрудник администрации дворца, рассыпался в извинениях, погрозил пальцем пожавшему плечами охраннику и наконец-то провёл Наташу в кабинет – по длинным коридорам, нескольким лестницам, сквозь пропахшие застарелым дымом курилки. После пятого поворота Наташа потеряла всякое представление об этажности и сторонах света. Без посторонней помощи добраться до выхода она бы уже не смогла.

– Добро пожаловать в Мариинский дворец! – молоденький администратор распахнул узкую фанерную дверь, ведущую в убогую монашескую келью – скорее высокую, чем широкую. В так называемом кабинете стояли облупившийся тёмный стол с зелёной советской лампой на нём, продавленный стул и буфет, забитый пыльными картонными папками. Поблёкший линолеум на полу, зелёная краска на стенах. Тонкие жалюзи прикрывали узкое окно. Наташа выглянула на улицу. Из окна открывался вид не на Исаакиевскую площадь, а на внутренний дворик, не слишком привлекательный в это время года, где копошились голуби.

Наверное, в этой комнатушке при Марии Николаевне хранилась ненужная посуда или, скажем, грязное постельное бельё. В углу сиротливо стояла кошачья туалетная кюветка и лежал тонкий, не первой свежести коврик с надписью «Welcome». Неужели у остальных народных избранников такие же кабинеты? Похоже, прелести депутатской жизни сильно преувеличивают, подумала Наташа. Более аскетичную обстановку сложно себе представить. Ладно хоть машину выделили хорошую.

– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, а через полчаса вас ждут на заседании, – скороговоркой выпалил администратор и растворился в тёмном коридоре.

Положив свой пуховик поросячьей расцветки на стул и безуспешно попытавшись включить настольную лампу, Наташа приняла мудрое решение начать поиски зала для заседаний уже сейчас. Ваучер брезгливо понюхал кюветку, коврик и занял привычное положение на руках у хозяйки.

Мимо открытой двери кабинета, печатая шаг, прошёл пожилой мужчина.

– Постойте! Подождите меня! Пожалуйста! – воскликнула Наташа и бросилась вслед седому незнакомцу, одетому в пиджак из толстой, грубой ткани. Мужчина обернулся. У него оказалось типичное лицо трудяги-рабочего – глубокие носогубные складки, густые нахмуренные брови, большая родинка на правой щеке. Должно быть, местный дворник или сантехник, решила про себя Наташа.

– Простите, что отвлекаю вас от работы, у вас наверняка много дел, – затараторила она, – но я тут пока плохо ориентируюсь, вы не покажете, где находится зал заседаний?

Густые брови сдвинулись ещё сильнее.

– А-а, вы же та самая дамочка с котом, – сказал незнакомец и протянул руку. – Это из-за вас мы потеряли три четверти своих избирателей. Будем знакомы, Стаханов Иван Степанович.

^– Ой, – покраснела Наташа, пожимая шершавую руку. Нужно было внимательнее смотреть выпуски новостей, а не выключать сразу после того, как показали их с котом! Конкурентов следовало знать в лицо. На дебатах они не встречались, от партии «Не простим!» всегда выступал Евграф. – Вы же лидер партии «Сила народная», да?

– Так точно, – взял под несуществующий козырёк Иван Степанович. – Могу паспорт показать, если не верите.

– Зачем же?! – замотала головой Наташа. – Ну что вы, Иван Степанович, это совершенно лишнее!

– А я всё-таки покажу, – заявил Стаханов, доставая «дубликат бесценного груза» из внутреннего кармана пиджака. – Никогда не упускаю случая похвастаться своим главным документом.

Чего уж там хвастаться-то, подумала Наташа, такой документ есть у каждого четырнадцатилетнего, и тут же поняла: нет, не такой. Наверное, подобных раритетов большинство нынешних четырнадцатилеток в глаза не видели. Иван Степанович являлся счастливым обладателем красной книжечки с серпом, молотом и гордой надписью «СССР» на обложке.

– Неужели вы до сих пор ходите со старым советским паспортом? – изумилась Наташа, листая потрёпанные странички. – Выдан в восемьдесят девятом… Неужели у вас его принимают?

– Всегда и везде, – рубанул воздух ладонью Иван Степанович. – Написано же: «срок действия – бессрочный». Я его получил в сорок пять лет, все сведения в нём верные, поэтому паспорт по-прежнему действителен, как и в восемьдесят девятом.

Шелест страниц привлёк внимание Ваучера, сидевшего на руках у Наташи – кот начал незаметно тянуться лапой к интересной красной книжечке.

– Послушайте, но разве это законно – ходить с паспортом другого государства? – озадачилась Наташа. После памятного заседания суда она стала интересоваться юридической стороной различных вопросов. – Вы же живете в России, а не в Советском Союзе.

– Знаете, гражданочка, я присягал на верность Советскому Союзу, и свою клятву держу! – по-офицерски выпрямил спину Стаханов. При этом он имел неосторожность приблизить паспорт к носу Ваучера. Кот немедленно этим воспользовался и зацепил-таки документ когтями. – Ах ты, каракатица! Ты что ж такое творишь?! – Стаханов торопливо спрятал реликвию обратно в карман. – Уж по крайней мере, мой паспорт – более подходящий документ для депутата, чем липовые справки вот этой вашей пушистой каракатицы. Ладно, гражданочка, пойдёмте на заседание, а то скоро начнётся.

– Уважаемые коллеги! Рад вновь приветствовать вас в Белом зале Мариинского дворца. Поздравляю своих товарищей по партии «Хозяева жизни», а также коллег из «Силы народной» и «Плевать на всех» с возвращением в стены родного Законодательного собрания. И давайте поприветствуем наших новичков, коллег из партии «Не простим!», с дебютом в городском парламенте.

В зале раздались жидкие аплодисменты. Большинство депутатов были поглощены просмотром нового видео с котёнком, уснувшим в кофейной чашечке, – ссылку только что разослал этот клоун Помидоркин. Все, кроме Евграфа Миловидного, трёх его однопартийцев и девицы с котом, уткнулись в свои смартфоны и планшеты. Миловидный, одетый в надоевшую серую кофту на молнии (А что это у него на голове, Господи помилуй, неужто кепка?), секунду помедлил, затем всё-таки встал и раскланялся. Фотографы защёлкали вспышками, затем вновь направили камеры на спикера.

Юрий Шаховской поправил очки в тонкой золотой оправе и продолжил:

– Коллеги, но прежде, чем мы перейдём к повестке, я бы хотел обратить ваше внимание на соблюдение дресс-кода в стенах столь уважаемого учреждения, как наше, – он бросил взгляд на серую кофту Евграфа. – Настоятельно прошу соблюдать деловой стиль одежды, – лицо Евграфа сделалось каменным, и Шаховской решил немного разрядить обстановку: – Берите пример с нашего пушистого парламентария Ваучера, он просто безупречен в своём галстуке-«бабочке». А теперь прошу всех желающих выступить со своими инициативами.

Председатель Законодательного собрания откинулся на спинку царского стула – белый каркас, бархатная обивка благородного бордового цвета. Как хорошо снова оказаться здесь: Шаховского только что вновь избрали спикером парламента, как и в предыдущем созыве.

Юрий Алексеевич любил своё рабочее место. Нет, разумеется, его просторный кабинет, обшитый панелями красного дерева, с тяжёлыми тёмно-зелёными шторами на окнах, с белым роялем «Стейнвей» посередине и репродукциями итальянских мастеров эпохи Возрождения на стенах был вне конкуренции. Шаховской долго, как Ломоносов мозаику, собирал этот комфортный интерьер – выискивал в антикварных магазинах подходящий стол с резными тумбами, подбирал настенные часы восемнадцатого века с изящными фигурными стрелками, оформлял особый «шахматный уголок», чтобы по вечерам неспешно переставлять на доске фигуры из слоновой кости и потягивать из широкого бокала золотистый арманьяк.

Но кафедра спикера парламента дарила ему совершенно уникальные ощущения – чувство безграничной власти над обществом. Он сидел выше всех, над ним были только стеклянный купол Белого зала и петербургское небо. А где-то там, внизу, полукругом располагались остальные депутаты. Четвёртого декабря он слегка занервничал – бархатное кресло председателя парламента под ним зашаталось. К счастью, господин Миловидный оказался вполне понимающим коллегой, отнюдь не наивным интернет-выскочкой, как можно было ожидать, – той ночью по телефону он не стал спорить, грозить международным судом за фальсификацию результатов выборов, а сразу согласился на предложенные ему пять кресел.

И сейчас сидит вон в своём кресле, не высовывается. Зато Помидоркин, как всегда, в первых рядах – бегом бежит к трибуне, перебирает коротенькими ножками. И опять в своей гавайской рубахе навыпуск. В декабре месяце! Горбатого могила исправит. Сколько раз про дресс-код твердили, а ему плевать на всех – всё равно одевается, как пьяный слесарь на отдыхе в двухзвёздочном отеле. Хуже Миловидного с его кофтой. Не парламент, а сброд какой-то.

Помидоркин вскарабкался на трибуну. Спикеру, сидящему позади, были видны капельки пота на красной лысине лидера партии «Плевать на всех». Шаховской брезгливо поморщился.

– Так, народ, ну у меня вот какое предложение, – с места в карьер начал Помидоркин, подтягивая сползающие с круглого живота штаны. – Нужно поддержать искусство. Ведь что мы видим? Выделяются какие-то сумасшедшие деньги Эрмитажу, Русскому музею, а простые художники, самородки, вынуждены голодать. Буквально голодать! Это не дело. Предлагаю обязать крупнейшие музеи устраивать выставки авторов-непрофессионалов минимум раз в месяц, а граждане пусть в обязательном порядке посещают эти выставки. Да, и нужно художникам-любителям выплачивать ежемесячные пособия в размере средней зарплаты до конца жизни, а все холсты и краски выдавать бесплатно. Ёлки-палки, у нас культурная столица или нет, я не понял?

Шаховской устало закатил глаза. Помидоркин в последнее время не на шутку увлёкся живописью. Точнее, обыкновенной мазнёй. В своём кабинете ещё в конце прошлого созыва он обустроил «мастерскую»: повсюду валялись тюбики с масляными красками, грязные кисточки, использованные палитры – а на стенах висели картины (если их вообще можно было назвать картинами) его собственного исполнения. На одной была нарисована старая, измождённая белка, бегущая в колесе над пламенем; на другой – дорога к райским вратам, проходящая через ад, из которого тянулись руки грешников; от третьей картины у Шаховского, выпускника школы с художественно-эстетическим уклоном, сводило скулы – на ней лицо Помидоркина было приделано к телу пухлого купидончика, рядом порхали младенчики с лицами его супруги и взрослых детей. Ни о каком таланте речи там вообще не шло. Ребёнок бы накалякал лучше.

Но на предварительном совещании по поправкам в бюджет «Хозяева жизни» заключили традиционный пакт с «Плевать на всех» и «Силой народной» – согласились взаимно поддержать инициативы друг друга. Шаховскому нужны были голоса сторонников Помидоркина и Стаханова. Поэтому сейчас, погасив внутренний протест, он покорно сказал в микрофон:

– Коллеги, голосуем за инициативу о господдержке начинающих художников. Сорок пять – «за», четыре – «против» и один воздержался. Принято большинством голосов.

Кто это «против»? Точно не «Сила народная», они как раз любят такие темы – с материальной поддержкой нищеты. (NB: потом нужно будет проследить, чтобы, по условиям госпрограммы, в ней мог принять участие один только Помидоркин! По-тихому ввести какое-нибудь правило насчет тематики представленных полотен (исключительно адские мотивы), или необходимого стажа работы на государственном поприще, или еще чего-нибудь подобного). Значит, это ребята из «Не простим!» бунтуют. Нужно с ними поговорить.

К трибуне подошёл однопартиец Шаховского и внёс инициативу от «Хозяев жизни» о налоговых льготах для предприятий по производству продуктов питания длительного хранения, проще говоря, консервов.

– Сейчас, в непростых условиях западных санкций, – унылым голосом зачитывал однопартиец бумажку, – отечественным предприятиям, как никогда, нужна государственная помощь. Налоговые льготы для заводов, производящих консервы, станут поворотной вехой в деле импортозамещения. Не стоит забывать также о том, что НАТО наращивает военное присутствие у наших границ, а значит, недалёк тот час, когда мы все окажемся в полной блокаде, и вот тогда без консервов будет не обойтись.

Шаховской, который по случайному совпадению был сыном престарелой владелицы комплекса предприятий по производству продуктов питания длительного хранения, поставил инициативу на голосование. И снова четыре – «против» и один воздержался. Инициативу «Хозяев жизни» приняли, конечно. Но это безобразие с какофонией мнений следовало немедленно прекращать.

Наташа немного расслабилась. Заседание парламента оказалось вовсе не таким страшным, как представлялось поначалу. Если честно, было даже скучновато. Понятно, почему окружающие депутаты роются в интернете, смотрят в наушниках фильмы и бродят по залу, не обращая внимания на выступающих. Потому, что иначе здесь можно просто уснуть! Чем, собственно, и занимался сейчас Ваучер, лёжа на белом столе.

Евграф, сидевший рядом с ней, словно воды в рот набрал, с другой стороны от Наташи кресло пустовало (её сосед отправился в холл поболтать по мобильному телефону), и заняться было совершенно нечем.

Так, надо сосредоточиться. Это вам не форум «Мамашки.ру», здесь принимаются законы, меняющие судьбы людей. А ну-ка, что там придумал её новый друг из «Силы народной»?

Иван Степанович вёл себя на трибуне, как Ленин – на броневике: одна рука заложена за пройму жилетки, другая простирается вперёд, словно он снимает селфи. Его голос гремел из чёрных динамиков на белоснежных стенах:

– Кризис на дворе, а мы с вами роскошествуем! Мне сегодня утром администратор дворца принёс «комплимент от завстоловой в честь переизбрания» – ананасы в шампанском! Я не шучу! Это уже крайняя степень буржуйства нездорового. В общем, так, товарищи. Людям сейчас приходится экономить, и я предлагаю перестать растрачивать городской бюджет на наши прихоти, – он рубанул воздух ладонью. – Никаких больше ананасов, и давайте все откажемся от депутатских автомобилей. Будем добираться на работу на общественном транспорте! Заодно пообщаемся с простыми людьми, узнаем их проблемы. Надо затянуть пояса.

Спикер – интеллигентный, похожий на Ричарда Гира из фильма «Красотка» мужчина лет пятидесяти в сером костюме и светло-серой рубашке с матовыми запонками (насколько Наташа могла разглядеть перед началом заседания, запонки были в форме скрипичного ключа) – поставил вопрос на голосование.

О нет, о нет, о нет! Только не забирайте единственную радость! Тьфу ты, приняли. Теперь и машины у них с Ваучером не будет. Лучше бы затянули пояса как-нибудь по-другому, например, отказались бы от оплачиваемого мобильного интернета, что ли. Наташа поправила свой белый пояс, который немилосердно давил на растолстевший живот. И вдруг её осенило. А что, если им с Ваучером тоже выступить с инициативой? Котик имеет полное право, а она – его помощница. Уж Алисия Флоррик не сидела бы молча, наподобие перепуганного каменного истукана, оказавшись в эпицентре законотворческого фонтана. Вон как она лихо выступает в суде!

Позабыв все предвыборные наставления Евграфа, строго-настрого запретившего ей высовываться, Наташа вскочила с места.

– Можно нам сказать? – словно новенькая ученица в начальной школе, робко обратилась она к спикеру. Камеры, как по команде, развернулись в её сторону.

Тот, изрядно удивлённый, поправил очки и кивнул:

– Слово предоставляется депутату от партии «Не простим!» Ваучеру Сибирскому Сапфиру.

Наташа, ощущая на себе тяжёлый взгляд Евграфа, который явно не хотел затевать скандал перед журналистами, поднялась на трибуну, держа перед собой Ваучера в качестве щита. Наверное, именно так чувствует себя снежинка, случайно попав четвёртого июля на барбекю-пати во Флориде. Наташа буквально таяла от смущения.

На неё выжидающе уставились сорок девять народных избранников, оторвавшихся от своих планшетов, и несколько десятков корреспондентов. Наташа сглотнула. Её идея не могла им не понравиться.

– Уважаемые депутаты и журналисты! – начала она дрожащим голоском, напоминающим писк Микки-Мауса. – Вот сейчас Иван Степанович говорил о том, чтобы затянуть пояса, и я подумала: нужно принять такой закон, чтобы люди начали меньше есть.

Кто-то из корреспондентов громко, на весь зал, рассмеялся. На него зашикали.

– Нет, я не в этом смысле, – заторопилась Наташа. – Мы с Ваучером считаем, что сейчас как раз самое подходящее время для того, чтобы немного посидеть на диете. И денег меньше на еду потратится, и фигура станет красивой. Поэтому нам кажется, что нужно поощрить тех, кто начнёт худеть, – Наташин голос окреп, она чувствовала, что наконец-то нашла верные слова. – Нужно ввести выплату от государства за каждый сброшенный килограмм. Пусть небольшую, но обязательно денежную премию. Иначе никак невозможно себя заставить похудеть, правда, – осмелела она, – я вот сама бьюсь уже который месяц и только набираю вес.

В зале начали перешёптываться.

– Если мы с вами примем такой закон, у людей появится хороший стимул привести себя в порядок, – подвела итог Наташа, обводя взглядом собравшихся и задержавшись на круглом Помидоркине в гавайской рубахе, – и в итоге мы получим целый город стройных и богатых людей!

Восторженные корреспонденты устроили овацию, депутаты, оглянувшись на журналистов, присоединились к аплодисментам. Ваучер открыл глаза и потянулся, растопырив лапы и выпустив когти.

– Что ж, голосуем, – сказал за Наташиной спиной спикер. – И… принято единогласно. Впервые в этом созыве. Поздравляю, господин Ваучер, вашу инициативу поддержали абсолютно все.

Окончательно проснувшийся кот мяукнул в микрофон, извещая всех и каждого, что он проголодался.