Ватсон сидел за столом в своей комнате и писал докладную записку в министерство снаряжения и Уинстону Черчиллю. Он озаглавил её «Некоторые медицинские наблюдения относительно условий внутри сухопутных кораблей» и «Совершенно секретно». Майор сомневался, что к его мнению прислушаются как следует, но высказаться стоило. Не из-за его собственного поведения и обморока, а из-за ужасающей атмосферы внутри «омнибуса», или «машины», как их называли, в которой храбрые молодые люди, входившие в экипажи, будут вынуждены сражаться. Было известно уже долгое время, что оксид углерода вызывает спутанность сознания и смерть; самому Ватсону пришлось засвидетельствовать множество смертей, от младенцев до взрослых, причиной которых были неисправные обогреватели или очаги в запертых помещениях. Должен был существовать лучший способ устранять СО и СО₂, которые двигатель извергал во внутренности сухопутного корабля.

Вдобавок к этому из-за жара, исходившего от «Даймлера», испарялся бензин во внутренних баках: в них невозможно было заливать горючее снаружи, так что пары поступали из-под завинчивавшихся крышек заправочных горловин прямиком в и без того нечистый воздух, вызывая жжение в глазах и горле. И был жар сам по себе: он прикинул, что температура могла достигать 120 градусов по Фаренгейту. В сочетании с кошмарным грохотом и смертельно опасной машинерией подвергать британских солдат такому было равнозначно пытке.

Ватсон не был инженером, но полагал, что должен существовать какой-то способ соорудить защитную оболочку для двигателя и трансмиссии и убедиться, что выхлопные газы будут покидать внутреннее пространство машины. И, быть может, создать звукопоглощающую систему. И баки для бензина, не превращающие весь транспорт в потенциальную огненную ловушку. Он даже вообразить себе не мог, как выбираться из узких аварийных люков и дверей в случае крайней необходимости. И, разумеется, внутри были артиллерийские снаряды, которые должны были начать взрываться.

Но командующие Западным фронтом хотели бы услышать не это. Их не заботили тонкости в отношении сухопутных кораблей. Они просто хотели, чтоб танки грозно выехали из утреннего тумана и дыма, вызвав среди немцев панику. И они желали получить сухопутные корабли до зимних дождей, полностью испытанными или нет. В конце концов, жизнь в траншеях на передовой была вовсе не пикником для миллионов людей. С чего вдруг тревожиться из-за удобства нескольких сотен танкистов?

Ватсон вздохнул. Он сомневался, что всё было так цинично, – по крайней мере, надеялся на обратное. Они отчаянно нуждались в способе сократить срок войны, спасти жизни, и с великой радостью ухватились за эту металлическую соломинку.

Кто-то постучался в дверь.

– Войдите!

Кэрдью высунул голову из-за двери, лицо у него было очень взволнованное:

– Можно к вам на минутку, майор?

– Да, разумеется, – сказал Ватсон, откладывая бумаги. – У меня всё равно есть несколько вопросов о «Женевьеве».

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Лучше не бывало… Ладно, это неправда, но порция чистого воздуха быстренько очистила мой мозг.

Кэрдью провёл рукой по волосам:

– Слава богу, что так. Что вы пишете?

– Повезло, что не завещание. Если бы не вы и миссис Грегсон… кстати говоря, что вообще она делала внутри танка?

Кэрдью рассмеялся:

– Кажется, она опробовала свои женские чары на командире. Вы с ней не виделись?

– Она меня избегает. Думаю, беспокоится, что я ей голову откушу.

– А вы откусите?

Ватсон рассмеялся:

– Подозреваю, даже цирковой лев мог бы оказаться в соревновании по откусыванию голов вторым после миссис Грегсон.

– А от этого вы откажетесь? – Кэрдью вытащил из-за спины бутылку бренди. Покопался в карманах пиджака – и два стакана.

Ватсон кивнул:

– Как доктор, я без колебаний прописываю себе глоток спиртного в медицинских целях.

– Вы поели?

– Домоправительница принесла немного супа.

Кэрдью принялся разливать бренди по стаканам на комоде у стены. Бросив взгляд через плечо, он спросил:

– Что, по-вашему, там произошло, майор? Что вызвало ваше…

Ватсон его перебил:

– Умопомешательство? Интересно, не правда ли, что с другими танками, которые мы сегодня испытывали, не случилось такого несчастья?

«Контрольные экземпляры» проработали целый час с полностью задраенными люками, и, хотя экипажи с радостью выбрались наружу, демонстрируя признаки лёгкого удушья от выхлопных газов, никто из них не сделался жертвой психического срыва.

– Любопытно, по-моему, – сказал Кэрдью.

– Я как раз пишу отчёт. У вас есть какие-нибудь теории?

– У меня? Я же простой инженер. Но, между нами говоря, перед испытанием я встретился с Туэйтсом…

Ватсон его перебил. Туэйтс был ни при чём.

– О, вы больше, чем простой инженер, по-моему. Вы влиятельная персона.

– На что вы намекаете? – опасливо спросил Кэрдью.

Ватсон отложил ручку и повернулся лицом к молодому человеку:

– Почему, решив замедлить введение танков в войну, вы не прибегли к механическому саботажу, а вместо этого избрали своей целью ни в чём не повинный экипаж?

Кэрдью уставился на майора, словно тот по-прежнему был во власти безумия:

– Майор Ватсон! Ну что вы, в самом деле!

– Я не уверен, что вы собирались убить людей в «Женевьеве», – не так ли?

Кэрдью отпил бренди и промолчал.

– Вы всё сделали как надо. За исключением одной вещи. То, что отсутствовало в «Женевьеве», было очень важным.

– И что же это? – спросил Кэрдью, поддавшись любопытству.

– Грязь.

– Грязь?

– А ещё смазка и сажа. В первый раз осмотрев «Женевьеву», я обнаружил, что на одной из выхлопных труб нет ни пятнышка. Остальные были, как я уже описал, грязными. Но эту вытерли как следует. Тряпкой, наверное, судя по разводам. Кто из тех, кого мы знаем, всё время носит с собой тряпку?

– И когда же был этот… первый раз? – растерянно спросил Кэрдью.

– Я незаметно провёл короткий осмотр до официального. На заре, с миссис Грегсон. Чаще это лучший вариант, когда на месте преступления ты один. Но позже, когда мы осматривали интерьер с вами, все трубы были отполированы дочиста. Полагаю, чтобы быть похожими друг на друга. Как рука, кстати?

Кэрдью посмотрел вниз, на повязку, наложенную миссис Грегсон.

– Выхлопные трубы «Женевьевы» прямо сейчас были чертовски горячими, верно? Но после моего маленького представления вы должны были снова их протереть, чтобы убедиться, что наркотик больше не активен, не воздействует на меня и – кто знает? Может, и на вас.

– Это чушь, майор. Что-то повредило вам мозг.

Ватсон покачал головой:

– Нет, это можете быть только вы, Кэрдью. Вы не хотите, чтобы ваши машины растратили впустую. Вы хотите подождать, пока их станут тысячи. Разве вы сами об этом не говорили?

– Да, но… выходит, в танке на вас ничто не повлияло? Вы не лишились чувств?

– Боюсь, этот маленький инцидент был инсценировкой. – Ватсон не смог удержаться от гордости в голосе. – Моя первая настоящая роль с того времени, которое я провёл в футбольном клубе «Блэкхит».

«Я думал, это была рождественская пантомима, Ватсон».

– Не считая нескольких случаев выдачи себя за другого для Холмса. Так или иначе, я прибегнул к этому трюку. Я даже миссис Грегсон обманул, а это непростое дело. Впрочем, думаю, моё быстрое выздоровление всколыхнуло её подозрения. Но я это сделал не ради признания публики. Чего я на самом деле хотел, так это увидеть, как вы – или кто-то – поведёте себя, если покажется, что яд всё ещё действует. И вы заново вытерли горячую выхлопную трубу при первой возможности. Сверх того обожгли руку.

Кэрдью покачал головой, полагая, что так должен был поступить невиновный. Но Ватсон заметил, как у него заблестел лоб. Взгляд инженера метнулся к бренди Ватсона. Майор не собирался его пить, поскольку подозревал, что это ускорит возвращение загадочных симптомов. Он должен был стать ещё одной жертвой «Женевьевы».

– Но у меня были подозрения и до этого. Ботинки с квадратным мыском очень заметны на военной базе. Земля возле ледника превратилась в грязное месиво из-за воды, но ближайший осмотр почвы поблизости позволил обнаружить несколько отпечатков квадратных мысков. Это вы заперли нас в леднике.

«Блестяще, Ватсон, блестяще».

Вместо ответа Кэрдью снова покачал головой.

– Какую смесь вы использовали? – спросил Ватсон. – В танке?

– Майор, боюсь, у вас точно проблемы с головой.

– Поначалу я решил, что это порошок «дьяволовой ноги», – продолжил Ватсон. – Впрочем, вы слишком молоды, чтобы помнить об этом приключении. О корне растения под названием «дьяволова нога». Это экстракт Physostigma venenosum или калабарских бобов, хотя сию деталь я не включил в изданный в «Стрэнде» рассказ, чтобы никто другой не поддался искушению использовать ужасный наркотик. Но, подумал я, его можно обнаружить лишь в Африке, и не в Южной Африке, а, в основном, вдоль берегов Убанги, которая образует границу между Французским и Бельгийским Конго…

– Я никогда не бывал в Африке! – запротестовал Кэрдью.

– Нет. Как и все прочие здесь, насколько мне известно, – по крайней мере, не в центральной части континента. Опыт Туэйтса был не в счёт; он совершил путешествие не через континент, но на корабле, который пришёл в Кейптаун и вышел оттуда же. И поскольку корнуоллский образец был уничтожен, единственным оставшимся в этой части света сделался тот, что хранится в лаборатории в Буде. Так что я стал размышлять над этим делом дальше. Итак, не дьяволова нога. Возможно, что-то европейское. Как вам пришло в голову использовать спорынью? Может, дело в здешних полях ржи, одичавших и заражённых ею? И вы отыскали способ, благодаря которому ядовитые испарения сработали, невзирая на множество других примесей в воздухе… Я отчасти впечатлён. Но вы человек науки, искатель решений, не так ли?

Кэрдью опять ничего не сказал, просто сделал большой глоток бренди.

– Вы знали в начале исполнения своего замысла, что спорынья вызывает сужение кровеносных сосудов? Оно поражает мозг и конечности, вызывая гангрену. Вот почему вам пришлось избавиться от трупов, верно? Доктор умер последним, и гангренозные симптомы у него были самыми выраженными. И бедный Хичкок. Поначалу я решил, что, сидя за пианино, он плакал от боли. Теперь я думаю, что он испытал кое-что более страшное для музыканта, – он не ощущал свои пальцы. Их кончики теряли чувствительность. Вот почему он стучал по клавишам. Гангрена приближалась, и я подозреваю, вы подтолкнули его на пути, использовав ещё немного своего дьявольского снадобья, в надежде что мы не станем его слишком тщательно обследовать.

– Чушь собачья.

– Возможно. Я точно не знаю, как всё было с Хичкоком. Но я заметил, что керосинка в его комнате была включена, – а я её выключил, когда уходил, и попросил принести ему побольше одеял. Её тоже протёрли начисто. Выходит, вы с её помощью заставили его вдохнуть яд? Не имеет значения. Пока мы говорим, вашу комнату и мастерскую обыскивают на предмет созданного вами мерзкого зелья.

– Я не… – Кэрдью сглотнул. – Я бы не стал. То, о чём вы говорите, чудовищно.

– Как и то, что поставлено на карту. Я взглянул на ситуацию вашими глазами. У нас с этой машиной только один шанс, и вы хотели убедиться, что он будет правильным. Что такое восемь мертвецов против миллионов? Восемь человек умирают каждую минуту где-то там из-за этой войны. И я уверен, у вас были и другие планы, позволяющие замедлить прогресс. Но я спрошу вас опять: убийство тех людей в танке было намеренным? И какие ещё схемы вы задействовали?

Кэрдью втянул щёки и начал жевать одну из них.

Дверь распахнулась, в проёме показался Суинтон, за ним – два военных полицейских.

– Ну что? – спросил Ватсон.

Суинтон, предусмотрительно надевший перчатки, продемонстрировал стеклянный сосуд размером с банку для варенья, до половины наполненный чёрной маслянистой жидкостью.

– Внутри панели за кроватью в его комнате. Ещё там был, похоже, закодированный рецепт приготовления. – Он посмотрел на Ватсона: – Что это такое?

– Подозреваю, суспензия, которая включает спорынью. Claviceps purpurea, возможно, или другую разновидность. Она заражает разнообразные злаки и, будучи употреблённой в пищу, вызывает эрготизм – ignis sacer, огонь святого Антония. Симптомы включают сильное жжение в конечностях, галлюцинации, гангрену и смерть.

– Кэрдью… – начал Суинтон дрожащим от гнева голосом.

– Один момент, полковник. – Ватсон снова обратил внимание на молодого инженера. – По-моему, мы вот-вот узнаем все детали.

– Не от меня, – прорычал молодой человек.

– Это ваш лучший шанс, – сказал Ватсон.

– Вы никогда не узнаете правды.

– О, я думаю, узнаем, – сказал Суинтон и шагнул в сторону, впуская в комнату военных полицейских.

– Не из моих уст.

Одним плавным движением Кэрдью схватил бренди, которым пренебрёг Ватсон, и осушил стакан до дна. Он постоял пару секунд, глядя на майора, потом коротко рассмеялся и кашлянул. – Яд необязательно… необязательно вдыхать в виде дыма, майор. Он… – Кэрдью шагнул назад: – …Работает и растворённым в жидкости. Что вы должны были узнать на собственном опыте.

Ватсон вскочил со стула и подбежал к инженеру, намереваясь вызвать у него рвоту, но Кэрдью прижал левую руку ко рту и попятился. Из кармана он вытащил пистолет, который конфисковал у Ватсона в танке.

– Не подходите, – пригрозил он сквозь пальцы. – Или я убью майора.

Ватсон поднял руки, показывая, что дальше не пойдёт.

– Послушайте, Кэрдью, танки отправят на фронт через несколько недель с вами или без вас. Теперь слишком поздно останавливаться. Черчилль, Хейг, прочие кабинетные царьки – им наплевать, что экипаж был убит или сошёл с ума. Они просто соберут новый. Мертвецы не имеют значения. Вы же умный малый. Не надо от всего отказываться. – Ватсон рискнул сделать один шаг вперёд. – Мы можем заявить о временном помешательстве. Столько часов работы с машинами, напряжение бессонных ночей, проклятые пары бензина… вызовите рвоту, немедленно. Токсин не может действовать так быстро. Господи боже, вы ведь не хотите умереть от безумия и гангрены.

Лицо Кэрдью расслабилось. Его левая рука упала, и он чётко проговорил:

– Знаете, вы совершенно правы.

Инженер приставил пистолет ко лбу и нажал на спусковой крючок.

Звук выстрела оказался почти таким же громким, как крик Ватсона.