Койл проснулся, вздрогнув и не вполне соображая, где находится. Понадобилось несколько секунд, чтобы кусочки последних нескольких дней соединились, и он отделил сны от реальности. Случился бомбардировочный налёт. Это было частью реальной жизни. С Фредом Саттоном, землевладельцем, его семьёй и ещё одним гостем «Сохи» он отправился наружу и смотрел на зарево над имением, слушал глухие удары, с которыми взрывались фугасы, и чуть менее интенсивный свист зажигательных снарядов. Того, кто всё это устроил, не было видно, поскольку он хорошо спрятался за облаками, но Саттон клялся, что слышал, как британские аэропланы – ночные охотники, как их называли, – чуть раньше взлетели с аэродрома в Тетфорде.

Койл выбрался из постели, омыл лицо и верхнюю часть тела холодной водой, которую налил в эмалированную миску, найденную в комоде. Когда события наконец-то встали по местам, он об этом пожалел. Без Гарри внутри у него было пусто. То рвение, которое он разжигал в себе, чтобы вернуться в Ирландию, исчезло без следа. Придётся подождать, пока он не разберётся, почему его лучшего друга застрелили на лондонской улице.

Он медленно оделся, думая о том, как лучше выследить убийц Гарри. В Лондоне были люди, на которых можно было надавить, чтобы узнать, кого для каких дел наняли. Они не захотят говорить. Обычно он не пытался их принудить. Это было нечто вроде неписаного кодекса. Но теперь всё в прошлом. Никаких правил. Никакой английской идеи о честной игре. Только один весьма взбешённый ирландец с большой пушкой.

Когда Койл спустился, на кухне обнаружился Саттон, который предложил ему сосиски и яичницу. Ирландец и не понимал, что голоден. Но от запаха у него потекли слюнки, и он попросил яичницу, сосиски, а ещё немного бекона и чёрный пудинг, если найдётся. Всё домашнее, заверил его Саттон.

– Куда упали бомбы? – спросил он землевладельца.

– На имение графа, как я слышал, – ответил тот.

Койл подумал про Ватсона, который был там, прямо под немецкими бомбами.

– Земли обширные, – сказал Саттон, заметив его озабоченность, – там много деревьев и очень мало домов. Сомневаюсь, что будут жертвы, если вы об этом тревожитесь.

– Ну я слышал, иногда этим цеппелинам везёт.

– Ага. Но чаще не везёт. Два яйца достаточно? И сколько сосисок?

– Две.

– Дам вам три, на всякий случай.

Потом Койл отправился к машине с сумкой и, как у него было заведено, быстро осмотрел автомобиль со всех сторон. Не понадобилось много времени, чтобы заметить под передней частью лужу воды. Он проверил шланги и зажимы, но с ними всё было в порядке. Лопнул радиатор.

Он вернулся в дом и объяснил свою дилемму Саттону. Землевладелец прервал собственный завтрак.

– Я мало что смыслю в машинах. Что вам требуется?

– Новый радиатор. А если не получится – тот, кто сможет починить внутренности старого.

На лице Саттона отразилось сомнение.

– Ну, будь это лошадь, Дингл бы что-то смог сделать у себя в кузнице. Но радиатор… нежная штуковина, да?

Койл кивнул:

– Молотом и наковальней его не исправить.

– Так я и думал. В Тетфорде есть мастерская. Я могу послать туда парнишку на нашем коне, Умнике. Насколько он большой?

Койл обрисовал размеры руками.

– Но он тяжёлый.

– Как и Умник. Я могу это устроить сегодня утром. Посмотрим, что скажут в Тетфорде.

Койлу не пришло в голову ничего другого, кроме как бросить машину. А это казалось предательством. Этот маленький мотор был хорош.

– Если они смогут отремонтировать радиатор сегодня, заплачу вдвое.

Саттон рассмеялся:

– Не говорите это ему. Задерёт цену в четыре раза. Нужна помощь, чтобы вытащить радиатор из машины?

– Нет, справлюсь сам. Мне придётся одолжить кое-какие инструменты. Гаечные ключи, отвёртки и всё такое.

– Позади дома есть сарай. Там найдёте почти всё.

– Спецовка есть?

– Ага.

– Запишите на мой счёт.

Саттон улыбнулся:

– Уже записал.

Койл забрал инструменты и защитную одежду из сарая и принялся вытаскивать радиатор. Он склонился над капотом «Воксхолла» и отстегнул зажимы, удерживавшие верхние и нижние шланги, а также открутил болты, которыми радиатор был привинчен к корпусу. Достал его и изучил ущерб, причинённый сотам охлаждающих каналов. Всего нашлось три дырки – две довольно маленькие, но третья катастрофическая. Требовался основательный ремонт.

Он опустил радиатор и выпрямился, почувствовав боль в спине. Вышел из-за паба, прошёл под аркой в посёлок. Потягиваясь и размахивая руками, чтобы размять мышцы спины, впервые рассмотрел окрестности. Паб находился на небольшом ухоженном лугу между двумя из четырёх дорог, что уходили в стороны от поросшего травой круга. По другую сторону располагалась часовня – судя по каменной кладке, восемнадцатого века, – несколько магазинчиков и здание общинного совета. За пабом, вверх по тропинке, находилась кузница – и всё. Остальные постройки были коттеджами, некоторые из дранки, все прочие – из розового камня, обросшего глицинией.

«Даже почтового отделения нет», – подумал ирландец, проследив за почтальоном, который приехал, припарковал свой велосипед и пустился обходить дом за домом, стуча в каждую дверь и беседуя с жильцами. Койл собрался было вернуться внутрь и помыть руки, как вдруг почувствовал знакомое покалывание на загривке. Машинально огляделся в поисках Гарри, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Но Гибсон был не в порядке.

«Идиот», – едва не закричал Койл на самого себя. Кто бы ни стоял за нападением на майора Ватсона, оно было совершено для того, чтобы он не смог попасть сюда, в эти края. А значит, люди, которые всё это устроили, были здесь, прямо перед носом у Койла. Убийцы Гарри – может, не те, кто нажал на спусковой крючок, но те, кто работал на того же самого хозяина, – находились, скорее всего, где-то поблизости.

Ирландец решительным шагом направился обратно в паб, чтобы сказать Саттону, что, даже если радиатор вернётся сегодня, он, возможно, ещё немного задержится, ибо весьма очарован посёлком.

После завтрака Ватсон забрал Хичкока из его подвального жилища и повёл в музыкальную комнату, где ждали пианино «Блютнер» и миссис Грегсон. Всю дорогу юноша крепко прижимал ладони к глазам, спасаясь от света. Ватсон подвёл его к табурету возле пианино, усадил и шагнул назад.

– Вы не могли бы задёрнуть шторы, миссис Грегсон?

Та шелестела занавесками, пока комната не погрузилась в серые сумерки.

– Теперь здесь темнее, – сообщил Ватсон.

Через несколько ударов сердца пациент убрал руки от лица. Учащённо заморгал, как будто свет по-прежнему был слишком ярким. Потом опустил крышку пианино, пряча клавиши. Он сидел перед инструментом, как всегда неподвижный, и смотрел прямо перед собой.

– Выспались? – спросил Ватсон у миссис Грегсон.

– Нет, а всё из-за вас, – сказала она с лукавой улыбкой. – Я уже давно не видела столь раннюю зарю. Да и вообще зарю как таковую. С тех самых пор, как…

– Как что?

Миссис Грегсон снова переключила внимание на Хичкока:

– Похоже, сегодня он не хочет играть, майор.

– Возможно. – Ватсон окинул взглядом комнату с её стопками нот и бюстами знаменитых композиторов, не говоря уже о виде, который открывался на сад. В воздухе витал запах ароматических палочек – какие-то восточные пряности. – Но эта среда, в некотором роде, приятнее для лейтенанта Хичкока, чем его подвал. Вы с ним побудете?

– Разумеется.

– И поговорите с ним? Вы удивитесь, скольким мужчинам не хватает звуков женского голоса.

– Даже моего, майор? – Она захлопала ресницами, словно артистка на сцене мюзик-холла.

– Даже вашего, миссис Грегсон. Надеюсь, это не займёт слишком много времени.

– Расскажете им, что мы сделали этим утром?

Сама мысль о подобном его шокировала.

– Нет. Это не их дело.

Снаружи Ватсон увидел, что Левасс ждёт его в одной из машин имения вместе с шофёром.

– Доброе утро, майор. Лейтенант Бут просил его извинить. Он задержится из-за бомбардировки, случившейся этой ночью. Весьма волнующе, не так ли?

– Можно и так выразиться, – кисло отозвался Ватсон, – если не учитывать четверых мертвецов.

Левасс поник:

– Да, разумеется. Простите. Я не подумал. Но вы же слышали, что он уничтожен? Бомбардировщик.

– Хорошо, – только и сказал Ватсон. Он не хотел слишком углубляться в размышления о людях, которых поглотил горящий газ в тысячах футах у него над головой. Ещё одно варварство войны, которая только их и порождала.

Левасс придержал дверь, и Ватсон забрался на заднее сиденье «Альбиона». Француз захлопнул дверь, обошёл машину и сел.

– Зона D, – сказал он шофёру.

Левасс откинулся на спинку сиденья и предложил Ватсону «Элегантес». Майор отказался, не желая, чтобы сигарета перебила ему вкус завтрака.

– Сэр… – начал Ватсон.

– Вас удивляет, что делает француз здесь, на британской земле? С её британскими секретами.

– Да, действительно.

– Этот проект ведётся совместно с моим министерством в Париже. Вы же знаете, что изобретения, похоже, приходят в голову группам людей, словно момент озарения наступает разом у двух, трёх, четверых, пятерых человек?

– Не уверен, что понимаю, о чём вы, – признался Ватсон.

– О, простите мой английский. Но существуют несколько людей, которые заявляют права на идею электрического света. Верно? И на телефон. И на двигатель внутреннего сгорания. Как будто Господь задумал, чтобы ниспосланную им новую идею приняли в нескольких местах. Вот это и случилось с нами. Цепь событий неизбежным образом привела к нашему оружию. Во Франции, в Англии и в Америке. Но пока что не в Германии. Насколько нам известно.

– Господь воистину на нашей стороне, – сказал Ватсон.

Левасс от души рассмеялся, не заметив сарказма.

– Я в этом уверен, майор Ватсон.

«Господь не выбирает стороны», – подумал Ватсон. Было весьма вероятно, что прямо сейчас Германия разрабатывала собственное секретное супероружие в обстановке, которая смахивала на Элведен.

Левасс постучал по стеклу кабины, и шофёр переключил скорость. Машина объехала сад, направилась по величественной подъездной дороге в сторону Элведен-холла, а потом свернула на свежую гравийную дорогу, которая шла напрямую к линии тополей.

Они миновали тополя, потом – более широкую полосу, где деревья росли беспорядочно, прежде чем дорога, теперь ставшая грунтовой, поднялась, и машина выехала на небольшую возвышенность, где Левасс велел шофёру остановиться.

Они смотрели на открытое пространство, которое раньше представляло собой пахотные земли площадью с дюжину полей для регби. Ватсон выпрямился, во второй раз за день изучая знакомые изломанные линии траншей, похожих на средневековые укрепления, с кольцами колючей проволоки. Вид был ничуть не приятнее, чем на заре, когда они с миссис Грегсон пришли сюда, и его затошнило. Послевкусие завтрака сменилось воображаемой вонью нужников и смерти.

– Да, майор. Добро пожаловать во Францию.

«Добро пожаловать обратно в ад», – подумал он. Ватсон вышел из машины, радуясь ветерку в лицо. Майор знал, что у него поднялось кровяное давление: он чувствовал, как горят щёки. Перед ним раскинулась воссозданная система траншей, которые изуродовали Бельгию и Францию; несколько траншей союзников, проволока, жуткая ничья земля, а за ней – траншеи противника с пулемётными гнёздами. Всё выглядело до жути пустынным, людей не было ни слышно, ни видно.

– Всё сделано по образцу Лоса, – сказал Левасс. – Ваши королевские инженеры руководили сапёрно-строительными подразделениями, которые соорудили это.

Но Ватсон не слушал. Он снова уставился на большой ромбовидный, аляповато раскрашенный объект из клёпаного металла на краю поля, лежащий под странным углом, – его передняя часть предположительно врезалась в ствол дуба, вывернув дерево из земли. В задней части машины были два искорёженных, разбитых колеса, как будто взятых с орудийного передка.

– Так это и есть сухопутный броненосец? – спросил майор.

Француз кивнул:

– Выходит, вы знакомы с творчеством Герберта Джорджа Уэллса? Он был почти таким же пророком, как Верн. Но мы их так не называем – было много вариантов. Сухопутные корабли. Машина Уилсона. Теперь мы зовём их танками.

– Танками? – Слово казалось коротким и незначительным для такого громадного стального чудища, которое прервало нормальное течение столь многих жизней, включая его собственную. Он думал, у величайшего секрета войны окажется более экзотическое или грозное наименование.

– Да. Термин «сухопутные корабли» подскажет умному шпиону, о чём может идти речь. «Танк» – нейтральное слово. Оно собьёт с толку любого, кто подслушает небрежную беседу. Видите, что написано на борту?

– СКЕВ «Женевьева», – прочитал Ватсон. – Что такое СКЕВ?

– Сухопутный корабль Её Величества. Одна из флотских идей Черчилля, от которых мы пока что не отказались. Теперь посмотрите, что написано чуть дальше.

Ватсон пригляделся:

– Это кириллица?

– Да. «ОСТОРОЖНО ПЕТРОГРАД». Большинство рабочих, которые их делали, думают, что это клёпаные мобильные баки для воды для русской армии.

Ватсон подумал, что мощные стальные бока с заклёпками действительно придают машине сходство с огромной цистерной.

– Эту модель называют «самкой». Она снабжена пулемётами, а у «самцов» будут шестифутовые корабельные орудия. Когда они все прибудут.

– «Все» – это сколько?

– Зависит от того, кого вы спросите, – ответил Левасс.

– Как долго разрабатывается этот проект?

– Танк? Кажется, восемнадцать месяцев.

Как уже было, когда Ватсон впервые увидел эту машину в лучах рассвета, он попытался вообразить, как этот монстр на самом деле ползёт по земле. Он видел подвижные гусеничные ленты, которые были созданы таким образом, чтобы вращаться по периметру боковых панелей, тем самым продвигая танк вперёд, но не очень-то мог себе такое представить.

– Что он делает тут, возле дерева? – спросил Ватсон.

– Там он в конечном итоге остановился. Потеряв управление.

– Из-за чего?

– Из-за того, – мрачно сказал Левасс, – что все внутри сошли с ума.

Впервые за много месяцев Ватсон сошёл по лестнице и оказался ниже уровня земли, по мере спуска ощущая знакомую прохладу раскопанной почвы. Левасс последовал за ним – медленно, сославшись на болезненность стоп из-за подагры. Достигнув дна, Ватсон инстинктивно напрягся в ожидании жидкой грязи, мельтешения крыс и запаха: всепроникающей вони разложения и пота.

Но здесь не было бойни, снарядов, газа, мужчин, живущих неделю за неделей в норах, точно слепые кроты. Эту землю никогда не сотрясал обстрел и не рыхлил пулемётный огонь, одинаково прошивающий насквозь мешки с песком и людей. Это походило на музейную реконструкцию римского гарнизона или деревни викингов – можно было понять, как всё выглядело, но не как пахло или ощущалось. Обстановка была слишком стерильная.

Ватсон подождал, пока Левасс к нему присоединится, и, после того как француз высыпал себе на язык немного пищевой соды и запил водой, они двинулись вперёд по гладкому, незапятнанному дощатому настилу.

– Это самый быстрый способ попасть к танку, – объяснил Левасс.

Ватсон знал, что это не так. Француз хотел похвастаться их траншеями.

– Как давно у вас подагра? – спросил он.

– Пять лет или больше. Теперь, когда я принимаю порошок, она меня почти не беспокоит. Только давление на внутреннюю часть стопы иногда напоминает о болезни. Пришлось отказаться от верховой езды. Вы же понимаете – стремена. Потому я и принял танк столь благожелательно – железная лошадь, без седла или стремян. Итак, майор, вам нравится наша маленькая игровая площадка?

Ватсон покачал головой, но не ответил, слишком занятый поиском несоответствий в диораме. Не было ни стрелковых ступеней, ни снайперских позиций, ни подкопов, углубляющихся в ничью землю. В настоящих траншеях и окопах всегда было множество ящиков и жестянок – какие с боеприпасами, какие с последней привезённой горячей едой или питьевой водой. Это было не путешествие по траншеям, а прогулка по парку.

Поднявшись по другой лесенке туда, где утреннее солнце снова ласково коснулось его лица, Ватсон понял, что почва была совсем не та. Он выпрямился и отряхнул пальто: грязь сошла с ткани, точно мельчайший порошок. Песок. В Бельгии, от Ипра до Плаг-стрит и далее, глинистая земля превратилась в вонючую, клейкую жижу, которая временами была в той же степени враждебна, что и немцы.

Ватсон бросил взгляд на восстановленную ничью землю, чувствуя себя ужасно беззащитным, хоть ему и было известно, что ни один немец не глядит в оптический прицел и не пускает слюни при мысли о том, что можно добавить себе очков, прикончив офицера. Он всё это оставил позади навсегда, но не питал иллюзий – ничья земля по-прежнему была там, куда более ужасная и взрытая, чем этот конструкт, лента тьмы, змеёй пробирающаяся через сердце Европы. Если машина могла прорваться сквозь эту пустынную полосу без того, чтобы платить сотнями жизней за каждый отвоёванный ярд, тогда ему всё-таки стоило бы разгадать эту загадку. Возможно, Черчилль был прав.

Ватсон подождал, пока Левасс выбрался из траншеи, потом подошёл туда, где танк врезался в дерево и остановился. В тени дуба стоял и курил «Уиллс» Кэрдью – молодой человек с оттопыренными ушами, который был слишком занят для ужина. Он был в коричневой рабочей робе, какую мог бы надеть грузчик мебели или владелец скобяной лавки, и в высоких ботинках с квадратными мысками. Он оттолкнулся от дерева и выбросил сигарету:

– И снова здравствуйте, доктор Ватсон.

– Майор, – исправил Левасс.

– Простите. – На губах Кэрдью, под неровно растущими усами, появилась улыбка.

При дневном свете Ватсон видел, что ему около тридцати или чуть больше, и лицо у него усталое, но открытое, свидетельствующее о надёжности и честности. «Хоть какое-то разнообразие», – подумал Ватсон. Все прочие выглядели лукавыми и изворотливыми, поскольку слишком старались не выдать великий секрет Черчилля. Кэрдью вытащил из кармана чистую тряпку и вытер ладони. – Обмолвился. Вы всегда будете для меня другом мистера Холмса.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы все признавали меня таковым, – сказал Ватсон, принимая предложенную руку. – Минувшим вечером вы назвались инженером этого чудища? – спросил он, кивком указывая в сторону машины.

– Только одного из них. Моя полная должность – ассистент консультанта… – Кэрдью осёкся и посмотрел на Левасса, испугавшись, что превысил пределы дозволенного.

– Майору Ватсону дали полный допуск.

– Ассистент инженера-консультанта отделения по снабжению танками. Мистер Триттон, мой начальник, попросил извиниться за то, что не может присутствовать. У «Фостера» в Линкольне какие-то проблемы с контролем качества. – Судя по выговору, решил Ватсон, Кэрдью родом из центральных районов Англии.

– Любите мотоциклы? – спросил Ватсон.

– Ещё как люблю, сэр, – сказал Кэрдью с некоторым удивлением, хотя на самом деле, чтобы сопоставить центральную Англию, инженерное дело и взросление с мотоциклами, не требовалось особых чудес дедукции. – Я поначалу работал с Би-Эс-Эй, делал двигатели на три с половиной лошадиные силы.

Он произнёс название с гордостью, хотя Ватсон понятия не имел, о чём речь. Для таких вещей ему требовалась миссис Грегсон.

– Но, когда они объединились с «Даймлером», я попал в подразделение, которое занималось двигателями. – Кэрдью бросил взгляд на танк. – Потому и оказался причастен к этому устройству. – Его лицо потемнело. – Хоть я и не думаю, что двигатель как-то связан с…

Ватсон вскинул руку:

– Прошу, давайте не будем спешить. Кто нашёл тела?

– Я первым вошёл в танк. – Он сглотнул. – Это было… ну это было чертовски кошмарно, если хотите от меня полной честности.

– Я уверен, что так и было. Вы не заметили ничего необычного?

Нервный смешок.

– Хотите сказать, помимо восьми людей, которые сошли с ума?

Ватсон ощутил вспышку раздражения от такого легкомыслия, но потом улыбнулся. Вопрос был дурацкий.

– В каких позах они находились? Лежали? Стояли?

Кэрдью изобразил, будто закрывает голову руками и раскачивается вперёд-назад.

– И звуки…

– Я хотел сказать, вы не заметили ничего необычного по сравнению с обычной тренировкой? Может, странный запах? Или шум? Там было жарче обычного?

Кэрдью задумался.

– Ничего такого не помню. Но это была не обычная тренировка.

– Что вы имеете в виду?

Встрял Левасс:

– У множества наших танков нет спонсонов, этих боковых орудийных башен. – Он указал на массивные выступы по бокам танка, задуманные для размещения его орудий. – Их привозят отдельно, и случаются… задержки. Так что мы сначала тренируем солдат на танках без спонсонов, которые стоят на плитах. Так они могут ознакомиться с механизмами. Потом мы приводим танки в движение, также без спонсонов. И наконец мы привинчиваем всё на место и позволяем им привыкнуть к дополнительному весу. Но это было первое испытание в боевых условиях с приделанными спонсонами и в полностью закрытом режиме.

– То есть?

Снова заговорил Кэрдью:

– Обычно мы работаем с открытыми люками, чтобы поступал свежий воздух. Внутри иногда начинает немного вонять. На этот раз мы отрабатывали пересечение траншей под огнём. Просто выстрелили несколько раз из винтовок «Ли-Энфилд», чтобы было правдоподобнее. Видите отметины? – Ватсон кивнул, когда инженер показал ему россыпь царапин и сколов краски на боку танка. – Это значит, что в первый раз в танке были задраены все люки. Теперь солдаты отказываются работать в машинах с приделанными спонсонами и закрытыми люками.

– За это, – бесстрастно заметил Левасс, – во французской армии их бы расстреляли.

– Это не прямой отказ, – сказал Кэрдью. – Но Бут и Суинтон знают, что они собираются во время каждого занятия оставлять щёлочку по меньшей мере в одном из окон. Чтобы поступал свежий воздух.

Ватсону показалось, что это скорее проявление здравого смысла, чем повод для встречи с расстрельным взводом.

– Других смертей пока что не было?

– Нет. Но мы не воспроизводили условия в точности. Полковник Суинтон покамест приостановил учения в полной боевой обстановке.

– Так, опишите мне всё, что произошло в тот день.

Кэрдью достал сигареты и предложил присутствующим. Левасс взял одну, но Ватсон отказался. Он не хотел притуплять ни одно из своих чувств.

Раскурив свою дешёвую папиросу, Кэрдью указал на небольшую деревянную платформу по другую сторону поля:

– Нас там было человек восемь наблюдателей, верно, полковник? – Левасс кивнул. – Полковник Суинтон, майор Туэйтс, я, мистер Триттон, лейтенант Стерн, командир звена Харингтон – оба из королевских ВВС, – мистер Дэниелс из Военного министерства, подполковник Броуг из военно-морской артиллерии. О, девять. Полковник Николсон из королевских инженеров тоже был там.

– Примечательно разнообразный круг заинтересованных лиц, – сказал Ватсон, – для того, что считают самым большим военным секретом.

Левасс буркнул что-то утвердительное.

– Помните, я сказал, что у великих изобретений много отцов? Ну так вот, в нашем случае есть много претензий на отцовство. Не только со стороны нас, французов. Эта машина побывала в ведомстве Адмиралтейства, комитета по сухопутным кораблям, Военного министерства, министерства снаряжения. Кроме того, у нас есть Триттон, Харингтон, Суинтон – все претендуют на конечный вариант танка. Если это устройство заработает…

– Когда заработает, – с обидой исправил Кэрдью.

– Когда оно изменит ход войны, у него появится много гордых отцов.

– А если не изменит? – спросил Ватсон.

Левасс пожал плечами в лучшем галльском стиле:

– Тогда это дитя окажется бедным, нелюбимым ублюдком.

Ватсон вполне мог в такое поверить. Но, если эта машина могла предотвратить повторение Соммы, ему было всё равно, кто заявит на неё права, и точно так же всё равно было тысячам «томми», которые не умрут.

– А что вам говорит чутьё? – спросил Ватсон. – По поводу эффективности этой машины?

– Она хороша, – сказал Левасс, – если её использовать соответствующим образом. А вы? Что скажете теперь, после того как увидели её?

– У меня мало веры в чудо-оружие, – признался Ватсон. – Синхронизатор едва не обеспечил немцам победу в воздушной войне, но мы в конце концов нашлись с ответом.

– Фокус в том, чтоб победить до того, как противник придумает, чем контратаковать. Потому и важен элемент неожиданности.

Ватсон не хотел тратить время на новые бесплодные догадки и потому спросил:

– Это единственный полигон?

Левасс кивнул:

– Да. А что?

– Тут всё неправильно.

– В каком смысле? – спросил Кэрдью. – Его строили королевские инженеры. Он основан на…

– Лосе. Я знаю, – сказал Ватсон. Все знали про Лос – там британцы впервые применили ядовитый газ. – Та битва состоялась почти год назад, и всё это время снаряды и дожди почти не прекращались. Ваше поле боя слишком чистое. Кто-то должен был это заметить. Любой, кто бывал на линии фронта, в курсе, что там всё гораздо сложней, чем здесь.

Левасс и Кэрдью обменялись пристыженными взглядами.

– В чём дело?

– Здесь нет никого, кто на самом деле, э-э, бывал на передовой, – сказал Кэрдью.

– Высшие чины, может, и не были, но… – Ватсон увидел, как их лица сделались робкими. – Погодите, никого в целом проекте? Черчилль ведь точно…

– Черчилль больше не занимается этим делом на постоянной основе, – сказал Кэрдью. – К добру или к худу.

Ватсон позволил себе недоверчивый вздох. Черчилль мог быть склонным к шантажу чудовищем, когда его это устраивало, но не было никаких сомнений в его отваге и опыте. Он побывал в самом пекле, водил патрули в ничью землю, захватывал немецких снайперов и разведчиков. Он бы в недвусмысленных выражениях объяснил, что «игровую площадку» необходимо огрубить.

– Я позже поговорю об этом с Суинтоном. – Ватсону в голову пришла мысль. – Погодите, Суинтон был официальным фронтовым корреспондентом – у него-то уж точно есть соответствующий опыт?

Левасс ответил на наивность Ватсона тоскливой улыбкой.

– Ходят слухи, майор, между нами говоря, что он сидел в палатке за линией фронта, выслушивал доклады офицеров и читал ежедневные донесения о боевых действиях.

– Туэйтс? Тактика сражения на поле боя. Он точно видел это раньше. – Ватсон указал на траншеи.

Левасс покачал головой.

– Сэндхёрст и книги. Он был в Южной Африке.

– Это совсем другая война. – Ватсон снял фуражку и потёр лоб. Солнце уже поднялось высоко, и в мундире ему сделалось жарко, не говоря уже о том, что он устал. Он проспал самое большее три часа. – Но это не имеет отношения к моему текущему заданию, – сказал Ватсон. – Я здесь, чтобы определить, как эта штука свела восемь человек с ума и убила всех, кроме одного. Верно?

– Да, майор, – сказал Кэрдью.

– Тогда не могли бы вы продемонстрировать мне подозреваемого?

– Разумеется.

– У меня есть один вопрос перед тем, как мы начнём, – сказал Ватсон.

– Какой же?

– Вы или кто-то, кого вы знаете, когда-нибудь бывали в Африке?

– Нет, – сказал Кэрдью. – Ну я-то уж точно не был.

Ватсон посмотрел на Левасса.

– Нет, я тоже не был. Туэйтс бывал, конечно. Почему вы спрашиваете?

– Туэйтс, да. – Он немного поразмыслил, прежде чем указать на танк. – Приступим?

Металл был горячим на ощупь, его странная окраска из розовых, чёрных и серых полос слегка липла к пальцам. Левасс заверил, что «камуфляжники» усердно трудятся над чем-то более пёстрым и менее броским, чем изначальные узоры Соломона. Но принципы работы железного сухопутного корабля майору объяснял, большей частью, Кэрдью.

Танк не был таким большим, как те машины, о которых Ватсон читал у Г. Дж. Уэллса, но всё же его массивный корпус сам по себе выглядел грозно. Майор мог себе представить, какой эффект произведёт это странное видение, выкатившись в рассветной дымке из-за заграждения и на ходу поливая огнём всё вокруг.

– Это «G-Женевьева», «самка», – сказал Кэрдью, похлопав танк по носу. – Весит чуточку меньше двадцати восьми тонн. У неё четыре «Виккерса» и один пулемёт «Гочкисс». У «самцов» шестифунтовые корабельные орудия, расположенные в спонсонах. – Он указал на выступы по бокам, похожие на башенки. – И весят они немного больше. Танк разработан так, чтобы с помощью этих гусениц пересекать восьмифутовые траншеи. В нём тридцать два фута длины, с учётом этого рулевого механизма. – Он указал на искалеченные, помятые колёса в задней части. – По поводу которого мы начинаем думать, что проблем от него больше, чем пользы.

– Какую скорость он развивает? – спросил Ватсон.

– Четыре мили в час. То есть пехота сможет не отставать от него.

– Четыре мили в час по ровной местности?

– Да.

– Тогда я подозреваю, что пехоте и впрямь будет нетрудно поспевать за машиной. Ей придётся ехать через море грязи и жидкой глины. Какова дальность перемещения?

– Мы думаем, около двадцати шести миль.

Ватсон постучал по борту костяшками пальцев:

– Какая толщина брони?

– Восемь миллиметров.

Майор удивлённо приподнял бровь.

– Немецкие SmK-пули прошибают десять.

SmK были созданы для того, чтобы пробивать листы котельного железа, которыми британские наблюдатели и снайперы защищали себя в траншеях.

– Но они есть только у снайперов, не так ли? – спросил Кэрдью.

Ватсон покачал головой от его наивности:

– Это ненадолго, раз уж они появились. – Как было известно Кэрдью, в этой войне лишь в одном можно было не сомневаться: каждое новое оружие порождало соответствующий контрудар. Потрясение от чего-то нового на фронте долго не длилось. – Мы можем забраться внутрь? – спросил Ватсон.

– Лучше снимите китель и вот это, – сказал Кэрдью, указывая на его ремень с тренчиком. – Там жарко и тесно.

Ватсон так и сделал, а Кэрдью снял куртку и повесил на ветку дерева. Левасс предложил подержать вещи Ватсона.

– Я был внутри, – объяснил он. – Там не на что смотреть.

Ватсон вытащил фонарь из кармана кителя, прежде чем передать его французу.

Кэрдью нырнул внутрь через отверстие в задней части спонсона, и изнутри раздался его гулкий голос:

– Входите, майор. Не ударьте голову.

– И всё прочее, – прибавил Левасс.

Ватсон вдохнул чистый утренний воздух и вошёл во тьму. Включил фонарик.

– Ну вот. Теперь можете осмотреться.

Воздух был зловонным, майор почувствовал на языке металлический привкус, но внутри оказалось не так темно, как он предполагал. Стены были выкрашены белой краской, и было открыто достаточное количество люков, чтобы внутреннюю часть танка залил неяркий свет. Первой мыслью Ватсона было, что он попал в какую-то кладовку: каждый дюйм вокруг него заполняли металлические ящики. Лишь после того, как глаза привыкли к освещению, он понял, что это боеприпасы для пулемётов. Был ещё штабель канистр с горючим. Он попытался двинуться с места и стукнулся локтем о стойку, на которой висели огнетушители.

– Внутри «самцов» ещё теснее из-за их шестифутовых снарядов, – сказал Кэрдью.

Чуть впереди от центра располагался огромный двигатель «Даймлер», ощетинившийся трубками и проводами. Все должны были маневрировать вдоль двух узких проходов по обе стороны от этого монстра. «Ожоги», – сказала миссис Грегсон. Ранения, с которыми ей приходилось иметь дело, большей частью были контактными ожогами. Теперь Ватсон знал, почему.

– Восемь человек в экипаже – это нормально? – спросил он, уже чувствуя напряжение в спине и шее от того, что приходилось сгибаться пополам.

– Да. Я знаю, кажется, что это слишком много. Требуются четыре человека, чтобы вести танк, – командир и водитель там, впереди, и два механика у коробки в задней части, чтобы контролировать скорость и направление каждой гусеничной ленты.

– Что это? – спросил Ватсон, указывая на коробку с наружной стенкой из мелкоячейстой сетки, которая висела высоко на стальной стене, рядом с пулемётными позициями.

– Клетка для голубей. В каждом танке два голубя для связи с командованием.

– Голуби? Как насчёт радио?

Кэрдью ухмыльнулся:

– Увидите. Когда она заводится, самого себя услышать не можешь. Что уж говорить о других людях, даже по радио.

Ватсон оглядел интерьер, пытаясь представить себе его с работающим двигателем. Осветил фонариком устройство, отслеживая четыре выхлопные трубы, уходившие через крышу.

– Не могло дым затянуть обратно? Вдруг он как-то связан со смертями?

– Сомневаюсь, – сказал Кэрдью. – То есть ничего приятного в выхлопных газах двигателя нет, но они не вызывают безумие.

Ватсон придвинулся ближе и изучил вертикальные выхлопные трубы, осветив фонариком каждую по очереди.

– Что-нибудь нашли? – спросил Кэрдью взволнованно, видя, что Ватсон медлит.

– Всего лишь убедился в том, что я не хотел бы проехать в этой штуке двадцать шесть миль. Или даже одну. Где именно вы обнаружили людей? В каких позах и на каких местах? – спросил Ватсон.

– Большинство лежали на полу, сжавшись в комок. Вот так. – Кэрдью накрыл голову руками.

– Съёжились, как на фронте говорят, – сказал Ватсон. Он видел людей, которые замирали в такой позе на много дней, не желая – или будучи не в силах – открыться и встретиться с окружающей действительностью. – И они были живы?

– Можно сказать и так.

– И сколько времени им понадобилось, чтобы умереть?

Лицо Кэрдью исказилось от боли, когда он вспомнил:

– Господи, это было ужасно. Я и не знал, что предсмертный хрип на самом деле бывает, пока не… Я хочу сказать, этот шум в горле…

– Я знаю, – мягко проговорил Ватсон. – Сколько времени?

– Кто-то умер через несколько минут, большинство – через час или два. Военврач продержался несколько часов. И остался Хичкок. Последний живой.

– А кто объявил их мёртвыми?

– Никто, – сказал Кэрдью и невесело рассмеялся. – Это было чертовски очевидно.

– Смерть всё-таки нужно официально записать. Как и её вероятную причину.

– Ну в этом вся проблема, не так ли? Мы не знаем причину, вероятную или какую-то ещё. И капитан Трентон, военврач, был на борту, следил за условиями и работой команды. Он умер. Так что вряд ли смог бы заполнить бланки.

Ватсон проигнорировал сарказм молодого человека. Он знал, что в глазах инженера выглядит старомодным апологетом бюрократии.

– А другие медики, которых сюда привезли?

– Ну, насколько я понял, они не смогли установить причину смерти…

– Выходит, свидетельства о смерти нет?

– Нет, – сказал Кэрдью. – Я уверен, семьям сообщат, что они умерли при исполнении…

– Боже мой, это уже давно надо было сделать, – сказал Ватсон и потёр переносицу, желая выбраться из этого вонючего карцера. Он понял, что жара, клаустрофобия и усталость сделали его раздражительным. Но семьи членов экипажа могли отправлять письма и собирать посылки тем, кто больше в них не нуждался. Они испытают шок, когда поймут, что писали трупам. Он должен был ради них разрешить эту загадку как можно скорее. – Простите. Это не ваша вина, я знаю. Я разберусь с формальностями.

Кэрдью понизил голос до шёпота, чтобы Левасс их не услышал:

– Послушайте, майор, вы должны понять, что всё это делается с головокружительной скоростью. Кое-кто сказал бы, она слишком велика. Изначальный план подразумевал тысячу танков, французских и британских, которые нанесли бы один сокрушительный удар. Потом сошлись на ста пятидесяти, только британских, что не понравилось Левассу, а теперь… в лучшем случае, четыре-пять десятков.

– И этого не хватит?

Кэрдью глубоко вздохнул, и его лицо напряглось, словно ему нелегко было признать правду:

– Они сработают, сэр, но только если их ввести в действие правильно. То есть с ошеломляющей неожиданностью. Будет только один шанс. Вы сами сказали про SmK-пули, сэр, и я удивлён, что человек столь… – Он кашлянул.

– Почтенного возраста?

– …далёкий от этой области знал о них. Правда в том, сэр, что нас, как я уже сказал, торопят.

– В чём это выражается?

В ответе инженера таился гнев:

– В качестве исполнения и материалов, проекте, мощности двигателей, толщине брони, обучении людей, их безопасности и…

– И в чём ещё?

– Они так сосредоточились на том, чтобы собрать полные танки и похвастаться ими перед гостями, что у нас нет запасных частей. Не знаю, насколько вы разбираетесь в инженерном деле, сэр, но я бы прикинул, что у пятидесяти процентов этих машин в какой-то момент возникнут механические проблемы. Им понадобятся запчасти. У нас нет ни одной.

– Мне жаль это слышать, – сказал Ватсон.

Так оно и было. Не из-за запчастей. Но из-за того, молодых людей бросали в самое пекло без надлежащей поддержки. Самое печальное заключалось в том, что для этой войны, как и для любой другой, происходящее вовсе не было в новинку.

– Давайте займёмся тем, что случилось внутри… как её имя?.. «Женевьевы». Танки никуда не отправятся и никого не застанут врасплох, если будут убивать свои экипажи каждый раз, когда опустятся крышки люков и защитные козырьки. – Кэрдью кивнул в знак согласия. – Итак, мне здесь понадобятся лампы, хорошие лампы. Сможете найти? И спецовка или какой-то другой защитный костюм.

– Да, сэр. Танкисты носят робы, так что у нас их предостаточно.

– Отлично. А я прихвачу своё увеличительное стекло. – Ватсон окинул взглядом опустевшее пространство и услышал, как здешние страдающие призраки взывают к нему резкими металлическими голосами. – Здесь произошло нечто ужасное, Кэрдью. И мы собираемся узнать, что именно.

Ватсон закончил осмотр внутренней части танка далеко за полдень. Когда он наконец-то выбрался наружу, лицо его покрывали пятна смазки, глаза покраснели от того, что пришлось щуриться, глядя сквозь лупу, в горле пересохло, а в желудке урчало из-за пропущенного обеда. Лейтенант Бут, офицер разведки, ждал его, стоя возле Кэрдью и Левасса.

Француз вручил Ватсону флягу с водой, и тот сделал три больших глотка.

– Итак, майор, – сказал Бут, – что вы скажете по поводу нашей «Женевьевы»?

Ватсон покачал головой, давая понять, что не готов отвечать на вопросы.

– Вы можете дать мне список членов экипажа? – спросил он Бута.

– Разумеется.

– У покойных было что-то общее? Прошлое? Может, они из одного города или посёлка?

– Нет, – сказал Бут. – Мы набираем людей отовсюду, из всех сословий. Нам нужно лишь одно – чтобы они обладали склонностью к механике.

– Но вы ведь можете достать мне личные дела погибших?

– Конечно. Я прикажу, чтобы их прислали в вашу комнату.

Ватсон повернулся к Кэрдью:

– В двигателе дыра от пули.

Инженер угрюмо кивнул:

– Да. Боюсь, ваш пациент выстрелил в него в упор, когда всё это случилось.

– Хичкок? Почему вы мне не сказали? Я же спросил, не произошло ли чего-нибудь необычного. Разве то, что человек выстрелил в собственный двигатель, не странно?

– Майор, – возразил Бут, – вся обстановка была весьма странной. И очень травмирующей. Пуля выглядела мелочью, когда всё случилось.

– Это повредило двигатель? – спросил Ватсон у Кэрдью.

– Придётся снять клапанную крышку и проверить клапанные пружины и толкатели. Но, полагаю, сильных повреждений нет.

– Значит, его можно отремонтировать относительно быстро?

Кэрдью пожал плечами:

– Думаю, за день или, самое большее, два.

– Вы не могли бы этим заняться, пожалуйста? И колёсами в задней части? – Он указал на искорёженный рулевой механизм.

– Мы можем позаимствовать привод у другого танка. Хотя, как показывает практика, они хуже чем бесполезны. Хороший водитель может управлять машиной с помощью одних лишь гусеничных лент.

– Тогда добудьте мне хорошего водителя, – ответил Ватсон.

– Что вы замыслили, майор? – поинтересовался Бут.

– Я собираюсь отремонтировать «Женевьеву», и потом мы поведём её обратно вон туда. – Он указал на поддельную ничью землю. – Все люки будут закрыты.

– Немногие на такое согласятся, майор, – заметил Левасс, усмехнувшись.

– Что ж, я стану для них примером, – сказал Ватсон, стягивая защитный комбинезон.

– Что вы имеете в виду? – спросил Бут.

Ватсон хлопнул ладонью по борту танка:

– Как только «Женевьеву» отремонтируют, я на ней прокачусь. – Он выдержал секундную паузу, чтобы до них дошло. – Кто-нибудь желает присоединиться?

Ватсон решил прогуляться обратно к дому в одиночестве, чтобы было время поразмыслить. На самом деле он надеялся, что голос внутри головы предоставит ему решение задачи, и он сможет выбраться из этого места с его жестокими машинами раз и навсегда. Но Холмс – или его мысленная иллюзия – хранил молчание, пока майор шёл по хрустящей гравийной дорожке между деревьями, и солнце грело ему шею.

– Ты, проклятый тупой болван!

Внезапно выпаленное оскорбление заставило Ватсона завертеться в поисках грубияна, но он никого не увидел.

– Покажись! – потребовал майор.

– …кого назвал болваном? Сам болван.

Второй голос. Грубее первого. Это было что-то вроде разговора.

– …сигаретку. Ты прижимистый мерзавец. – Хриплый смех.

Ватсон стоял как вкопанный, закрыв глаза, сосредоточившись на слухе и позволив всем прочим чувствам угаснуть, как фитилёк лампы. Понадобилось больше минуты, на протяжении которой он дышал неглубоко, и сердцебиение громко отдавалось в его ушах, чтобы расслышать их. Бестелесные голоса плыли мимо деревьев как дым, и появлялись справа от него. «Что ж, за дымом можно проследить, – подумал Ватсон, – воспользовавшись собственным носом». Он преисполнился решимости попробовать нечто в этом духе со слуховым восприятием.

Майор пустился в путь, сойдя с тропы, протолкался через густые заросли папоротника, крапивы и ежевики, нередко теряя предательские обрывки беседы и останавливаясь, чтобы снова взять след, точно гончая, ориентирующаяся по звуку, после чего он продвигался дальше, прямо на запад.

– Ты его жену видел? Ха.

– Упс!

Деревья здесь росли гуще. Солнечный свет едва пробивался сквозь кроны; Ватсон, задрожав от внезапной прохлады, пересёк овражек, сухой в это время года, и взобрался по песчаному склону, хватаясь за выглядывавшие наружу корни в качестве опоры.

– Футбольный матч?

– …побери, вероятно.

Теперь голоса были громче, чётче и раздавались где-то слева от Ватсона. Он пересёк опушку грабовой рощицы. Теперь ощущался запах сигаретного дыма. Впереди были люди.

– Хотел бы я пнуть его ботинком под зад. Вот честное слово. Он предложил мне вступить в это новое подразделение. Жалованье побольше. Особые условия. О да, очень особые условия.

– Так ты бы лучше оказался в траншеях, да? Наш Альф вернулся в прошлом году без одной ноги. Даже сейчас не хочет об этом рассказывать. Но ночные кошмары…

– Понимаешь, я просто хочу сказать, что нам бы следовало заниматься каким-нибудь делом.

Ватсон затаил дыхание, приближаясь. За плотно растущими стволами он видел ромбовидный объект, припаркованный на самом краю леса. Ещё один танк, хоть и без спонсонов. Голоса раздавались из него.

Потом он услышал ещё один голос, шёпот над ухом. На этот раз горячее дыхание подсказало майору, что у него за плечом действительно кто-то стоит.

– Ни звука, майор Ватсон. Если вы себе не враг, то немедленно следуйте за мной!

Брэдли Росс и Нора Пиллбоди сидели в её саду, и тени вокруг них становились длинней. Со стороны казалось, они пьют чай и ведут тихий, вежливый разговор. На самом деле оба планировали свой следующий шаг в развитие новообразованного содружества немецких шпионов.

– Бут приходил?

– Заглянул этим утром, – сказала мисс Пиллбоди. – Выглядел озабоченным. Мне кажется, у них там что-то случилось.

– Не связано ли это с нами? – спросил Росс.

Он по-новому смотрел на мисс Пиллбоди. До той ночи в лесу сама идея о сексуальной победе над этой женщиной была отрешённой, теоретической. А теперь он чувствовал неподдельное возбуждение при мысли о том, чтобы овладеть ею. Он видел, что «учительница» была хитроумной маской, слоем толстой краски, как в театре кабуки. Теперь он замечал трещины, едва заметные признаки её игры, на которые раньше не обращал внимания. И всё-таки он не мог вообразить, как она ещё недавно выдёргивала чеки из ручных гранат, чтобы взрывами оторвать трупам головы.

– Дело в нас? – снова спросил он.

– Сомневаюсь. В рейде цеппелина, возможно. Они беспокоятся, что мишенью был Элведен, не так ли? Я не думаю, что нашу маленькую пантомиму раскрыли.

– Скажите, мисс Пиллбоди, вы всегда носите с собой ручные гранаты Миллса?

Мисс Пиллбоди изящно отпила из чашки.

– Только не на уроки, нет, – невозмутимо проговорила она. – Иногда это отличный способ сбить с толку любых преследователей. Вам бы стоило попробовать. Лейтенант Бут сказал, что, если получится освободиться, он бы хотел завтра вместе со мной отправиться на пикник. Он недвусмысленно дал понять, что на этот раз предпочёл бы вас не видеть.

– Кружит вокруг жертвы, верно?

Мисс Пиллбоди вскинула бровь:

– О, я не думаю, что роли жертвы и хищника уже окончательно расписаны. А вы?

– В каком смысле?

– Мы занялись этим делом неправильно. Шнырять вокруг имения, пытаться захватить караульного слишком рискованно. И кто сказал, что, если нам удастся взять одного в плен, он будет знать, чем они там занимаются? Простой караульный?

Росс кивнул:

– Весомый довод.

– Но Бут точно в курсе, – продолжила она. – Как любой офицер разведки.

– Правда. – Тут он понял. И почти пожалел Бута. – Надеетесь разговорить его в постели?

Она сморщила нос от такой идеи:

– Вовсе нет. Когда Бут придёт сюда завтра, я хочу, чтобы вы его ждали.

– И?

– И мы будем следовать вашему изначальному плану. Вытащим из него правду под пыткой. – Она выждала, пока до него дойдёт. – Ещё чаю?

Клод Левасс увёл Ватсона прочь от отдававшихся эхом голосов и танка без спонсонов, который ему удалось обнаружить.

– Честное слово, майор, не следовало бы вам поддаваться любопытству. Я чуть раньше увидел, как вы сошли с тропы, и подумал: что же он замыслил? Эти люди вам ничего не скажут. Если вы слушали их речи, то и сами это понимаете.

– Но голоса, – возразил Ватсон. – Эти бестелесные голоса – они исходят из танка, но звучат по всему лесу, как эхо.

Левасс помог ему ещё раз перебраться через овражек.

– Я должен был объяснить. Танки без спонсонов, с открытыми боками, в которых мы тренируемся. У них есть очень странное акустическое свойство. Голоса проецируются, отбрасываются на сотни ярдов, словно это какой-нибудь трюк в варьете. Иногда экипажи устраивают в них перекур, и их голоса плывут среди деревьев. Между нами говоря, майор, так Суинтон и остальные узнали, что танкисты планируют приоткрывать люки во время учений, – даже шёпоты разносятся на сотни ярдов. Солдаты сами на себя донесли!

Ватсон кивнул:

– Теперь понятно.

– Что именно?

– Голоса, которые я слышал в охотничьем домике. Они как будто звучали за окном. Это было неприятно.

– Привыкнете. Почему вы меня не спросили? Вы же не думали, что это как-то связано с нашей здешней работой, верно? – Ватсон ничего не сказал, но почувствовал себя немного глупо. Его воображение слегка разыгралось. – Это просто побочный продукт, как говорят промышленники. Моя машина вон там.

Левасс указал на тропу, что змеилась справа от них.

– Я отослал шофёра, так что вам придётся рискнуть жизнью, пока я сам буду вести.

Во время короткой поездки к Холлу Левасс вёл машину умело и легко, и они повстречали майора Туэйтса, который ехал лёгким галопом по тропе для верховой езды, что шла среди деревьев. Левасс остановил машину, чтобы пропустить его, и майор коснулся козырька в знак благодарности.

– Куда это вы собрались? – прокричал француз ему вслед.

– В Тетфорд. По делам.

– Передайте ей моё почтение, – крикнул Левасс.

Туэйтс просто покачал головой и пришпорил скакуна.

– Он уходит в историю, – сказал Левасс.

– Это вы про Туэйтса? – Тот был моложе самого Левасса.

– Про коня. – Он повернулся к Ватсону. – Шестнадцать лет назад улицы Парижа принадлежали лошадям. Как и улицы Лондона. А теперь? Автомобили, автобусы, грузовики – повсюду моторы. Кавалеристская уже атака устарела из-за пулемёта. Вообще-то некоторые подразделения Королевской конной гвардии, полки Туэйтса, проходят переподготовку, и из них сделают пулемётные батальоны. Надпись на стене уже возникла. Танк довершит начатое. Дни кавалерии сочтены.

– Думаете, это хорошо?

– Времена меняются. Несколько поколений назад мои предки были пиратами – да-да, пиратами. Ну, если вежливее, то корсарами. Через пятьдесят лет мы стали уважаемыми дельцами. Нужно следовать за духом эпохи. Нельзя навеки остаться пиратами.

– А мне жаль, что так вышло, – сказал Ватсон. – С кавалерией.

– Правда?

Теперь была очередь Ватсона пожимать плечами:

– Я старик. Перемены мне не нравятся.

Левасс рассмеялся, запрокинув голову и демонстрируя зубы.

– Как по мне, майор Ватсон, не такой уж и старик! Как бишь люди говорят: старый конь борозды не испортит?

– Я вас не понимаю, – сказал Ватсон с искренним недоумением.

– Пока вы были в «Женевьеве», я вернулся за водой и поговорил с миссис Грегсон, просто чтобы узнать, как дела у Хичкока. Кажется, кое-кто от вас без ума.

– Хичкок?

Левасс нахмурился, не понимая, действительно ли Ватсон столь бестолков.

– Едва ли.

– Миссис Грегсон? Не в том смысле, на который вы намекаете, полковник, – твёрдо проговорил Ватсон. – Хотя мы через многое прошли вместе.

– Могу себе представить.

Ватсон не ответил, и последние несколько сотен ярдов они с Левассом проехали в молчании. Майор знал, что француза будет невозможно убедить в платонической природе их отношений.

Когда он выбирался из машины, они оба услышали, как кто-то достаточно умело играет на пианино. Ватсон навострил ухо, пытаясь узнать мелодию, но Левасс его опередил.

– Дебюсси, – сказал он с улыбкой. – Арабеска номер один. У кого-то из вас, англичан, хороший вкус.

– Я подозреваю, это Хичкок, – сказал Ватсон. – В каком состоянии вы его увидели?

– В кататонии. Миссис Грегсон ему читала. Кажется, это был Джером К. Джером.

– Если это он играет…

– Значит, она сотворила чудо. Я с вами, если позволите.

Они обнаружили Хичкока сидящим за пианино – он покачивался, играя с закрытыми глазами, сосредоточенно. Миссис Грегсон сидела возле одной из витых колонн с книгой в руке и читала при свече.

– Хорошо, что мне нравится Дебюсси, – сказала она. – Он играет эту вещь в двадцатый раз. «К Элизе» сыграл тридцать раз.

– Что произошло, миссис Грегсон? Что дало этому начало?

Она покачала головой:

– Я делала то, о чём вы просили. Я разговаривала с ним, и внезапно он начал играть – поначалу ужасно, но постепенно всё лучше и лучше, как будто вспоминал расположение клавиш.

– Отлично, – сказал Ватсон. Он подошёл к Хичкоку, наклонился и прошептал ему на ухо, но юноша как будто ничего не услышал.

– Это прорыв? – спросил Левасс.

– Надеюсь, – ответил Ватсон. – Он что-нибудь говорил?

– Нет.

– Ел?

– Немного хлеба и сыр.

– Думаю, стоит отвести его обратно в комнату. Он, наверное, устал.

– Я поговорю с вами завтра, майор, – сказал Левасс. – Когда мы узнаем, как идут ремонтные работы. Хорошего вечера, миссис Грегсон. – Он слегка поклонился.

Ватсон ещё немного послушал, потом постучал Хичкока по плечу:

– Лейтенант, мне кажется, на сегодня хватит. Вы сможете снова поиграть завтра.

Пауза, вздох, и «Арабеска» началась сначала.

– Лейтенант. Послушайте, я был внутри танка. Там, где всё случилось. Я собираюсь его отремонтировать. Потом запустить. Я хочу в точности выяснить, что случилось внутри «Женевьевы».

Пальцы замерли. Голова Хичкока резко повернулась, глаза распахнулись в ужасе. Его крик, наверное, слышали в самом Тетфорде. Потом он начал лупить по клавишам с маниакальным упорством, и его пальцы выбивали бессмысленное стаккато.

Миссис Грегсон подошла, чтобы помочь Ватсону, но он вскинул руку:

– Нет, подождите.

Энергия Хичкока постепенно истощалась, как у заводной игрушки: ритм замедлялся, пока его руки не упали по бокам, и он не уткнулся лбом в клавиши, породив последнюю нестройную коду.

Они сумели поднять его на ноги и проводить назад, во временную тюрьму. Оказавшись внутри, он сделал три шага до стула, сел, положил ладони на стол и издал долгий вздох, словно обрадованный тем, что наконец-то оказался дома. По его лицу бежали тихие слёзы.

Миссис Грегсон пообещала принести ему ужин и почитать вслух. В комнате, как обычно, было на несколько градусов прохладнее, чем снаружи, так что она включила керосинку на минимум, просто чтобы избавиться от прохлады, и они ушли, закрыв дверь снаружи на засов, хоть Ватсон и сомневался, что лейтенант Хичкок может создать какие-то серьёзные проблемы.

– Мне надо немного развеяться, – сказала миссис Грегсон. – Вы не прогуляетесь со мной разок во внутреннем саду, майор Ватсон?

– С радостью, миссис Грегсон.

На самом деле внутренних садов было два, они соединялись арками, второй – со стенами из кремня – был пристроен к изначальному, краснокирпичному, в девятнадцатом веке, когда имение выросло. Оба сада заполняли аккуратные овощные грядки, которые выглядели весьма ухоженными, чего нельзя было сказать о полузаброшенных классических садах, для которых не хватало рабочих рук (в связи с тем, что согласно ДОРА были изгнаны все слуги, включая престарелых садовников, как предположил Ватсон). Сами стены были украшены формированными фруктовыми деревьями и побегами декоративного клематиса.

Над стенами виднелись конюшни и кремневая церковь имения – непримечательная, за исключением того факта, что у неё имелись две башенки.

– Был ли день плодотворным? – спросил Ватсон.

– Не столь плодотворным, как ваш. – Она ткнула в него пальцем. – Не дразните меня, майор. Я только тем и занималась, что скучала, слушая Дебюсси. Вы действительно на этот раз что-то обнаружили в танке?

Он кивнул:

– Вообще-то дело в том, чего я не нашёл.

– Прошу прощения?

– Лишь теория на данный момент, но кое-чего в танке не хватало. Однако я разгадал одну загадку… даже две.

– О, наконец-то. И какие же?

– Не надейтесь на слишком многое. – Он рассказал о тренировочных танках без спонсонов и о том, как они усиливают человеческий голос.

– Занимательно.

– Да, хотя солдаты, похоже, не понимают, что благодаря этому их могут подслушивать.

– А другая загадка?

– Теснее связана с делом. Я знаю, откуда взялась отметина на лице Хичкока. Он её получил во время учений с боевой стрельбой, когда в танк стреляли в упор, до того, как с людьми внутри случилась катастрофа. Похоже, когда в одну из этих машин попадает пуля, с внутренней стены отлетает частица краски или кусочек материала шва. Они горячие, движутся быстро и обжигают кожу.

– Вы сказали об этом Суинтону или кому-то ещё?

– Пока нет. Но скажу. Однако я не думаю, что ожог щеки мог привести его в такое состояние.

– Вы и в самом деле хотите сделать то, о чём говорили? Запустить «Женевьеву»?

– Да.

– Разве это не безрассудство? Что, если вы кончите так же? – Она указала себе за спину.

– Есть такой риск. Я уже ставил на себе эксперименты.

– Хотите сказать, с переливанием крови?

Когда они вдвоём были в Бельгии, Ватсон вознамерился доказать, что партия крови не заражена ничем смертельным, и влил немного в собственные вены.

– Да. И ничего плохого со мной не случилось. По крайней мере не в связи с кровью.

– Это другое, – сказала она, следя за стайкой скворцов, метавшейся по небу.

– В каком смысле?

– Вы знали, что с тем образцом крови всё в порядке, не так ли?

Он утвердительно хмыкнул.

– Вы понятия не имеете, с чем столкнулись здесь. Или имеете?

– Нет, – признался майор.

– Итак, у меня предложение.

– Какое, миссис Грегсон?

– Если вы настаиваете на том, чтобы сделать это, я отправлюсь с вами.

Ватсон открыл рот, чтобы ответить, и увидел Суинтона, который шёл к ним через сад. Лицо у полковника было точно грозовая туча, и он что-то бормотал себе под нос. Ватсон отдал честь, и Суинтон ответил не очень-то бодро. Они разошлись на несколько ярдов, как вдруг полковник передумал и повернулся на пятках.

– Майор, – сказал он, – боюсь, у вас не будет времени, чтобы завершить расследование. Мы получили приказ установить спонсоны и тренировать людей настолько быстро, насколько это в человеческих силах. Их отправят во Францию первого сентября.

– Разве это не скоропалительно? – спросил Ватсон.

Суинтон гневно кивнул:

– Скоропалительно? Это просто неприличная спешка. Экспериментальные машины, в недостаточном количестве, едва обученные экипажи, запчастей нет… – Он сердито уставился на Ватсона, как будто тот был виноват в таком развитии событий. – Я чувствую в происходящем руку Черчилля.

На этом он продолжил свою почти комично быструю прогулку и возобновил одностороннюю беседу.

– Чего я не понимаю, – проговорил Ватсон, когда полковник скрылся из вида, – так это того, почему при подобной непопулярности Черчилля они дозволили мне явиться сюда в качестве его… посланника?

«Посланника поневоле», – едва не сказал он.

Вопрос был риторический, но миссис Грегсон ответила:

– Потому что Черчилль всё это затеял со своим комитетом по сухопутным кораблям. Так что он испытывает к проекту собственнические чувства. Можно сказать, отцовские. И ещё потому, что Черчилль по-прежнему контролирует некоторые кошельки, и потому, что Черчилль наверняка может положить конец всему, если пожелает. Не стоит соревноваться с Уинстоном в искусстве бесчестной игры.

– Я это понял, на свою беду. Вы так говорите, словно знаете, что у него на уме, – сказал Ватсон и остановился, чтобы осмотреть одну из яблонь. Она демонстрировала признаки запущенности и нуждалась в хорошей обрезке. – Но, если он знает о таких вещах, как смерти в «Женевьеве», значит… – Правда обрушилась на майора. Бывший первый лорд, будь он неладен, принялся за свои обычные фокусы. – У него есть шпион, не так ли? Черчилль обзавёлся другом в этих стенах.

– Нет, майор.

– Нет? – переспросил он, изумлённый уверенностью её тона.

– У Черчилля здесь нет друга. – Её улыбка, одновременно озорная и виноватая, сообщила майору то, что подтвердили слова: миссис Грегсон была глазами и ушами Черчилля в Элведене. – Но зато имеется подруга.