Глава 11
Петля затягивается
Поднимаясь по лестнице на второй этаж облгосадминистрации, Мягкова старалась отвлечь себя от мыслей о предстоящем разговоре с губернатором. В этом здании для нее все было неповторимым, запахи и звуки чем-то напоминали горячо любимый ею театр. Люди вели себя здесь как-то особенно: иначе держались и разговаривали, по-другому смотрели. Мягковой нравилось разглядывать здешнюю публику в дорогой одежде, снующую по этажам и коридорам. Одни приходили решить свои проблемы, а другие их решали; одни шли отдать, а другие приходили на работу, чтобы взять. Здесь все было честно и не было никакого кокетства: хочешь работать – дай заработать другим. Мягкова подумала, что облгосадминистрация – это просто огромная фирма по деланью бабла, в которой все что-то мутят, пилят, режут, а вершки честно отправляют наверх. Впрочем, по тому же принципу живет вся страна. Но лично Мягковой так жилось проще и понятней, а главное, удобней.
Навстречу Мягковой по лестнице спускался начальник отдела инвестиций, которого она часто встречала в приемной губернатора. За ним семенил студент с блокнотом, записывающий что-то прямо на ходу. Начальник отдела кивнул Мягковой и состроил мученическую гримасу, показывая, как его утомили практиканты. Кивнув ему в ответ, она улыбнулась, показывая, что прекрасно понимает, как ему сложно. Мягковой была смешна эта сцена еще и потому, что она прекрасно знала: высшее образование не имеет ничего общего с реальной жизнью. Институт – это лишь детская песочница с узким кругом участников и арбитрами, наблюдающими за ними. А жизнь – это как ринг, где идут бои без правил. И где-то в глубине души ей было жалко всех этих студентов, думающих, что оценки по математике или менеджменту важны.
Мягкова поднялась на второй этаж. Навстречу ей прошла молодая женщина с заплаканными глазами, чего не могли скрыть даже толстые линзы ее очков. Женщина была одета слишком просто: короткое драповое пальтишко с блестящими на локтях рукавами, вязаная спицами синяя шапочка и полосатый шарф. Не удержавшись, Мягкова ухмыльнулась: таким, как она, неудачницам здесь явно не место.
Наконец, Мягкова оказалась перед дверью с табличкой: «Никодеев Александр Сергеевич». Опустив ручку, она вошла в приемную. За столом сидела новая секретарша, которую Мягкова видела впервые. «Черт знает что, – подумала она. – Видно, губернатор меняет секретарш после первого секса. Чем они ему все не угодили?»
– Добрый день, – сказала секретарша, хлопая густо накрашенными ресницами. – Вы записаны на прием?
Мягкова остановилась. Это было одно из немногих мест, где она соблюдала правила.
– Записана, – кивнула она.
– Ваша фамилия?
– Мягкова.
– Александр Сергеевич ждет вас. – Секретарша встала из-за стола и просеменила мелкими шагами к двери в кабинет; заглянув туда, она обратилась к Мягковой: – Проходите, пожалуйста.
Мягкова вошла в кабинет. Она волновалась, как школьница, которую директор грозил отчислить за неуспеваемость.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте, Ангелина Эдуардовна. – Никодеев встал из-за стола и двинулся навстречу вошедшей. – Как вы?
– Спасибо, ничего. – Мягкова попыталась изобразить улыбку, но даже ее железные нервы были на пределе. – Как вы поживаете?
– Обо мне позже поговорим. – Неискренне усмехнувшись, Никодеев снял с Мягковой шубу и небрежно бросил ее на стул. – Сейчас меня больше дела интересуют. – Он мягко взял ее за локоть и повел к креслу. – Садитесь.
Поправив костюм, Мягкова опустилась в кресло.
– Что ж, докладывайте, что там у вас стряслось. – Никодеев устроился в соседнем кресле, положив ноги на журнальный столик. – Слышал, что у благотворительного фонда «Энджелс Харт» возникли какие-то сложности?
– Нет, Александр Сергеевич, у нашего фонда все хорошо. – Мягкова провела языком по накрашенным губам. – Я хочу доложить о беспорядках, творящихся в известном вам детском доме для слепых «Парус».
– Так. – Никодеев выпятил мясистые губы вперед. – В таком случае я весь внимание.
Этим утром Никодеев был особенно раздражительным. Его верхние веки так отекли, что, казалось, не могли моргать. Красные глаза говорили о том, что накануне он провел бессонную и не вполне здоровую ночь. Мягкова встречалась с губернатором не первый раз, поэтому успела подметить некоторые его особенности. Она знала, что сейчас его может раздражать даже ее голос, поэтому старалась говорить как можно тише и спокойней.
– В «Парусе» появился новый охранник, Лунев. Как и его предшественник, он не в меру любопытен. – Мягкова посмотрела на Никодеева, сложившего руки в замок. – Лунев обнаружил письмо Горелова, в котором тот говорил, что в детском доме якобы творятся страшные вещи…
– Вы отстранили Лунева? – спросил Никодеев, не меняя выражения лица. – Я имею в виду, совсем. Отстранили?
– В том-то и дело… – Мягкова вздохнула. – Нам неожиданно помешала его пособница Алена Колесникова, также работающая в этом детском доме. Если бы не она…
– И где они сейчас?
– О них позаботятся. – Мягкова деловито поправила волосы. – С ними проблем больше не будет.
– В первую очередь, это в ваших интересах. – Никодеев посмотрел на Мягкову взглядом палача, примеривающегося, как бы половчее срубить голову. – Что еще?
– В это сложное для «Паруса» время, когда прежняя заведующая, Шубская, мертва, а новой кандидатуры нет, двое сотрудников в бегах… – Мягкова откашлялась, – компания «Энджелс Харт», если позволите, возьмет управление и контроль над «Парусом» на себя.
Никодеев удивленно посмотрел на Мягкову.
– Ну надо же… – Несколько мгновений он обдумывал услышанное, пощипывая пальцами толстый подбородок. – По правде говоря, я уже хотел отказаться от сотрудничества с вами. – Никодеев многозначительно посмотрел на Мягкову. – Более того, я планировал отдать распоряжение прикрыть ваш бизнес вместе с вами.
Мягкова приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но Никодеев, сморщившись, выставил ладонь вперед, показывая, что не желает слушать ее оправданий.
– Ведь вы проявили себя как человек, который не в состоянии решать проблемы. – Выдержав паузу, Никодеев снова посмотрел на Мягкову. – Но теперь, к моей радости, я вижу, что вы энергичная, волевая и деловая женщина, на которую можно положиться. А в нашем жестком бизнесе это редкое качество. – Встав, губернатор положил руки в карманы брюк. – Можете подавать заявление и официально брать шефство над «Парусом».
– Спасибо! – Мягкова вскочила с кресла. – Александр Сергеевич, вы не пожалеете!
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что теперь вся ответственность за происходящее лежит лично на вас?
– Да, я понимаю это. – Мягкова непроизвольно сжала ручку сумки, которую держала в руках.
– Отлично. – Никодеев несколько раз кивнул головой. – А еще вам нужно избавиться от одной маленькой глупой девчонки. – Он задумчиво приложил палец к губам. – Не помню, как ее зовут.
– Настя, – подсказала Мягкова. – Вы хотите…
– Нет, – перебил Никодеев. – Убивать не надо. Мы разумные люди, бизнесмены. Не лишать же себя такой прибыли из-за эмоций! – Он усмехнулся, но тут же его лицо снова стало серьезным. – Пусть просто убежит. Ведь, если я не ошибаюсь, у нее здоровые глазки?
– Да, – кивнула Мягкова. – А значит, ей не место среди слепых детей.
– Вот-вот, а ее зрячие глазки могут кому-то пригодиться. – Никодеев расплылся в улыбке. – Я рад, что вы так хорошо меня понимаете. Одно удовольствие работать с красивой и умной женщиной.
– Спасибо, Александр Сергеевич.
– Больше не задерживаю вас. – Никодеев подал Мягковой шубу. – У вас слишком много дел, чтобы вы могли позволить себе терять драгоценные минуты… – Он холодно посмотрел на Мягкову и добавил: – Которые могут стоить вам жизни.
– До свиданья. – Мягкова торопливо направилась к выходу. – Еще раз спасибо.
Губернатор проводил глазами Мягкову и подошел к столу. Он опустился в кресло и закрыл глаза, положив голову на мягкую спинку.
От всего этого разговора Никодееву стало грустно. Он думал о том, что с самого юного возраста любил детей, но судьба за что-то обделила его, супруга так и не смогла родить ему ребенка. У каких только врачей не были – все зря. А ведь была у него шикарная деревенская зазноба, Наташа Сережкина. «Эх, не надо было бросать ее, – подумал Никодеев, вздохнув. – Не надо…»
И вспомнились ему Наташины голубые глаза и вечера на сеновале. Никодеев как сейчас помнил тот теплый, родной запах сена и навоза. Мечтая с закрытыми глазами, он втянул ноздрями спертый воздух кабинета. Недовольно поморщившись, он встал и распахнул окно. Морозная свежесть напомнила ему о деревенской баньке и купании в проруби после горячего веника, о самогоне и жареной рыбке.
– Эх! – вздохнул Никодеев, закрыв окно, и прошептал, глядя на проезжающие внизу машины: – За что ж ты так со мной, судьба?
Стоило Никодееву вспомнить Наташу, как все сравнения становились не в пользу его нынешней жены. Наташа была настоящая мечта, а не женщина. Умела и заботой окружить, и накормить сытно, и выслушать молча, и детишек бы ему, конечно, нарожала.
Никодеев вспомнил, какие Наташа пироги с ягодами пекла, как пела душевно. По утрам он приходил к Наташе, чтобы парного молока выпить и пообниматься немного. А в обед на речку ходили, рыбу ловили, грибы в лесу собирали. До чего время хорошее было, легкое и понятное. А сейчас что? От этого вопроса, на который Никодеев не знал ответа, на его душе становилось пусто.
Сколько раз Никодеев жалел о содеянном, сколько ночей не спал, но так и не простил себя. Единственное, чем он мог себя оправдать, так это тем, что у него не было другого пути. Ведь сначала он в институт должен был поступить, а потом карьеру делать. Не до любви было. Лишь много лет спустя, когда совсем жена опостылела, решил найти свою зазнобу юности. Навел справки. Но было поздно что-то менять. Наташа успела к тому времени замуж выйти, сменить фамилию, которую Никодеев теперь припоминал с трудом, и дочь вырастить. Так и не встретился Никодеев с Наташей.
Никодеев решил, что не поедет сегодня домой после работы, а отправится в баньку, попарится, с друзьями встретится – все легче на душе будет. Он достал из шкафа бутылку виски и плеснул на дно стакана. Сделав пару глотков, он снова сел за стол и открыл перед собой папку с бумагами. И хоть мысли в голову не шли, но впереди было много дел, и нужно было все успеть. Вздохнув, Никодеев поставил размашистую подпись.
* * *
Во главе овального блестящего стола под портретом президента восседал генерал Котов. Он был при полном параде: в генеральском кителе и с наградами, выбритый до блеска, с аккуратно приглаженными усами. Сегодня Котов созвал оперативное совещание с начальниками отделов областного УВД. От его торжественного вида офицеры, явившиеся на службу в привычном штатском, чувствовали себя неловко. Глядя на Котова, каждый боялся навлечь на себя генеральскую немилость, отчего выражения их лиц были виноватыми.
Среди присутствующих находился и начальник патрульно-постовой службы полковник Алексашин, люди которого тормозили машину с Андреем Луневым и Аленой Колесниковой. Он усердно перебирал какие-то бумаги, стараясь не встречаться взглядом с Котовым. Рядом с ним, потирая крепкий красный затылок, сидел Косарев, начальник ОБЭП, изо дня в день боровшийся с экономической преступностью, благодаря чему недавно смог подарить любовнице новенький «лексус», а жене купить долгожданную дачку. Он страдал от повышенного давления, но никак не мог отказать себе в чашке утреннего кофе. Сегодняшнее утро не было исключением, и теперь он безуспешно старался подсчитать свой пульс.
По правую руку от Косарева покашливал Дубкин, возглавлявший отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. На днях он отправил сына на учебу в элитную школу для мальчиков с религиозным уклоном. Обучение стоило очень дорого, но чего только не сделаешь ради блага ребенка. Этим утром Дубкин воспользовался подарком жены – новым одеколоном, от запаха которого он теперь изнемогал.
Его лучший приятель Мамонтов, сидевший напротив, возглавлял экспертно-криминалистическую лабораторию. Вчера они вместе отмечали день рождения начальника следственного отдела Рычкова, поэтому их с Дубкиным лица имели нездоровый красный цвет. Мятные жвачки не могли перебить крепкий запах перегара, сохранившийся после веселой ночи.
Котов окинул мрачным взглядом блюстителей закона, собравшихся за столом. В кабинете и без того было тихо, но теперь тишина стала абсолютной.
– Товарищи офицеры, я вас собрал сегодня, поскольку возникла острая необходимость изолировать от общества Лунева и его сообщницу Колесникову. – Котов несколько раз кашлянул в кулак. – И лучше всего – кардинальным образом. – Он многозначительно замолчал и пригладил усы. – Если, конечно, они окажут сопротивление при задержании или совершат попытку к бегству. А эти подонки, конечно, не сдадутся просто так! – Котов повысил тон. – Нам предстоит расправиться с мерзавцами, продававшими бедных слепых детей порнодельцам и черным медикам!
По мере того как Котов излагал суть дела, в кабинете нарастало гудение, как в улье. Присутствующие постепенно преисполнялись благородного гнева.
Котов дал им несколько минут на обсуждение, прищурив довольные глаза.
– Что ж, а теперь за работу, друзья. – Он встал. – Совещание окончено.
Вернувшись на рабочие места, участники совещания созвали своих сотрудников, чтобы довести до их сведения то, что тем предстояло сделать. Через полчаса кипящие от возмущения и ненависти оперативники получили фотографии и данные на Лунева и Колесникову. Теперь каждый был готов открыть огонь на поражение. Они были не святые, но мысль о том, что кто-то смеет наживаться на страданиях слепых сирот, приводила их в холодное бешенство.
Что касается Котова, то он покинул рабочее место с чувством выполненного долга. Он знал, что теперь Луневу и Колесниковой не уйти от возмездия и праведного гнева. Оставалось только ждать. По дороге домой Котов заехал в магазин игрушек и купил сыну новую машину с пультом дистанционного управления. Не забыл он и про жену. Ей Котов купил банный халат, такой же, как Мягковой, только красный. Он подумал, что раз одна его женщина носит такой халат с удовольствием, то и другой он понравится. Котов не обладал богатым воображением, поэтому старался делать только то, в чем был уверен.
Мягкова провела вечер в фитнес-центре. После интенсивных нагрузок на плечи и пресс они с подругами решили посидеть в баре, выпить витаминных коктейлей и поболтать. Мягкова любила такие вечера. Она много рассказывала о благотворительности и сострадании, а ее подруги восторгались тем, какая она необыкновенная для жестокого современного мира. Слушая их, Мягкова верила, что она не такая, как все, что у нее есть какое-то особое предназначение.
Возвращаясь домой, растроганная разговором с подругами, Мягкова думала о всяких хороших, приятных, добрых вещах. И твердо пообещала себе доукомплектовать компьютерный класс в «Парусе».
А маленькие обитатели этого дома вынашивали совсем другие мечты: о вкусном кусочке, ласковом слове, теплом одеяле. Богатым воображением они не отличались. Большинство даже не видело снов. Лишь ту же черноту, что окружала их и днем, и ночью. Этот мрак был непроглядным. В него не пробивалось ни одного лучика света.
