Когда зрители начали собираться в Симфони-холле, многие оглядывались, пытаясь понять, кто же явился на сегодняшнее выступление, уже вызвавшее такую шумиху в обществе. Многие пришли в куртках и свитерах, были тут и люди в вечерних нарядах: публика с Бэк-Бэй, университетские преподаватели, бруклинские евреи – кого тут только не было. Некоторые напускали на себя загадочный вид, другие же, как ни в чем не бывало, садились разгадывать кроссворды в газете, словно чтобы показать окружающим: Гарри Гудини просто прочтет очередную лекцию в модном заведении, и сегодня, третьего января, не станет же он заставлять слона исчезать и не будет высвобождаться из какой-то хитроумной ловушки – скука, да и только. Но сам Гудини считал это выступление одним из самых главных в своей жизни и хотел, чтобы люди того же сословия, что и Крэндоны, пришли послушать его. В первом ряду сидел мэр Бостона с супругой и детьми: Джеймс Керли, известный своим вспыльчивым характером, был заметен в любой толпе, хоть и не был особо близок к верхушке бостонской элиты. Рядом с ним расположилась Анна Ева Фей – одна из самых знаменитых медиумов эпохи водевиля и единственный экстрасенс, у которого сложились хорошие отношения с Гудини, поскольку она честно призналась ему, что мошенничает на сеансах. Сбоку от сцены разместились члены комиссии: журналисты, священники и фокусники, которых Гарри и мэр пригласили на это мероприятие лично. Но, к разочарованию Гудини, Крэндоны не почтили его своим визитом в этот вечер: знаменитая бостонская пара сочла этот «балаган» ниже своего достоинства, как они выразились. Однако, несмотря на их отсутствие, толпа с нетерпением ждала начала шоу. Несколько раз в зале раздавались аплодисменты – так зрители пытались поторопить Гудини с выходом.

В «Транскрипт» писали: «И вот появляется Гудини, мускулистый, курчавый, он кланяется, улыбается, и звук его шагов эхом разносится над сценой». Когда он вышел под свет софитов, толпа ждала обычного для него невероятного трюка. Но иллюзионист лишь помолчал немного, будто отыскать подходящие слова было куда сложнее, чем найти отмычки, которыми он пользовался во время трюков с побегами. Зрителям был незнаком этот Гудини, не начинавший шоу зрелищным трюком: никаких проглоченных иголок, никаких хитроумных ловушек, в которых его бы подвесили вверх ногами.

Гудини начал выступление, подчеркнув, что не собирается оскорблять чью-либо веру. Он четыре раза объехал весь земной шар и сталкивался с удивительнейшими религиозными воззрениями, но ни одно из них не показалось ему опасным. Так, он видел индуиста, подвешенного на крюке, и до сих пор помнил выражение блаженства на лице этого мученика. Он видел, как люди в Индии передвигаются по улице на четвереньках – они были представителями странной секты, запрещавшей прямохождение. Встречал он и мистика, сумевшего прорастить ногти себе сквозь ладонь, и не увидел ничего плохого в этом обычае. Все эти верования не несли общественности такую угрозу, как культ спиритизма.

На это выступление в Симфони-холле Гудини не заготовил речь. Он предупредил публику, что собирается говорить все, что приходит ему на ум, и предложил присутствующим задавать ему вопросы в любой момент. Вспомнил он и о том, что снимает свой вызов доктору Макдугаллу, с которым к этому моменту уже успел помириться. Гудини сказал, что гарвардский психолог – джентльмен, и он ценит доктора Макдугалла как коллегу. Аудитория взорвалась аплодисментами, радуясь новостям об их примирении. Гудини широко улыбнулся. Ему всегда аплодировали в этом городе.

– Может быть, некоторые из вас видели, как я выступал перед Оперным театром: меня подвесили за лодыжки и спустили с крыши здания в смирительной рубашке. Когда я вновь оказался на земле, весь Бостон вращался вокруг меня, – вспоминал Гудини. – Мой менеджер, Ларсон, стоял рядом и что-то говорил, но я не понимал ни слова. Мне казалось, что город вращается. Я сказал Ларсону: «Подождите, сейчас я приду в себя». Но город все вращался.

Гудини пытался сказать, что медиумы тоже вызывают нарушения восприятия, хотя и признался, что вот уже тридцать пять лет пытался найти экстрасенса, чьи способности были бы подлинными.

– Если таковой существует, пусть он даст о себе знать! – требовал он. Миллионы долларов были потрачены на исследование паранормальных явлений за все эти годы. И где же он, этот настоящий медиум? – Пусть он покажется!

Но никто в зале не объявил себя подлинным медиумом. Тогда Гудини заговорил о знаменитых медиумах прошлого. Приглушив свет, он начал демонстрацию снимков. На таких лекциях жутковатые фотографии с привидениями были обычным делом, но сегодня Гудини показывал публике не призраков, а предшественников миссис Крэндон. На одном из снимков были запечатлены черноволосые и голубоглазые сестры Фокс, обманувшие миллионы людей своей способностью вызывать в помещении громкий стук.

После этого Гудини имитировал другое паранормальное явление – записи на дощечках для спиритического сеанса, дававшие огромный простор для мошенничества. Гудини вызвал на сцену добровольца, чтобы показать, как «производится трюк с возникновением записей» – трюк, принесший мировую славу медиуму Генри Слэйду.

– Смотрите внимательно, леди и джентльмены, поскольку если все сработает, то нас ждет удивительнейшее зрелище.

Готовясь к началу сеанса, Гудини попросил добровольца опустить себе на голову чистую школьную доску. Теперь же он призвал «самого знаменитого духа в мире явить мне знак своего присутствия». После этого доску сняли с головы джентльмена и предъявили комиссии. На ней волшебным образом появились слова: «Моя последняя фотография. С любовью, Уолтер». И на доске лежал ужасный снимок, на котором был запечатлен умирающий Уолтер, зажатый между вагоном и локомотивом поезда. По залу пронесся вздох ужаса. Гудини объяснил, что речь идет «просто об очередном совпадении»: эта фотография попала к нему случайно, и, хотя она была подлинной, этот трюк показывал, «чего можно добиться обманом». Гарри коллекционировал жуткие снимки и в какой-то момент разыскал эту фотографию Уолтера, выполненную оказавшимся неподалеку фотографом. О существовании снимка не знали даже Крэндоны. Комиссия все еще приходила в себя от изумления, когда Гудини объявил:

– Думаю, сейчас нам стоит провести сеанс так, как это делает Марджери.

Сидя неподалеку от сцены, за Гудини пристально наблюдал человек многих талантов, но ни один из этих талантов не оправдывал его чванливость. Эрик Дингуолл – автор научного исследования, посвященного истории пояса целомудрия, эксперт в вопросах эктоплазмы и искусный фокусник – был добрым другом Гудини. Когда Дингуолл из-за постоянных материальных трудностей готов был выйти из Общества американских фокусников, поскольку больше не мог позволить себе оплачивать членские взносы, Гудини заплатил за него из собственного кармана. Но Дингуолл и Гудини были не только друзьями, но и коллегами. В Лондоне они вместе присутствовали на сеансах Евы К., и оба сочли ее проявления способностей ложными. Сейчас Дингуолл выступал в роли дознавателя Британского общества психических исследований и должен был изучить медиумические способности Марджери.

Поскольку большинство членов Общества не поддерживали теорию духов – идею об объективном существовании таких призраков, как Уолтер, – сэр Артур Конан Дойл вышел из этой организации. Он не доверял Дингуоллу, которого считал настроенным слишком уж скептически, как, впрочем, и всех исследователей паранормальных явлений в Англии. Тем не менее Гудини не знал, что Дингуолл думает о способностях Марджери: Гарри четыре раза пытался дозвониться до Эрика, но тщетно. Тогда Гудини написал Дингуоллу письмо, в котором признал, что чувствует себя уязвленным таким невниманием с его стороны, и просил Эрика прокомментировать тревожащие его слухи, что, мол, доктор Крэндон оплачивает все дорожные расходы Дингуолла.

– Теперь для разоблачения все готово, – объявил Гудини.

Для имитации темноты, царившей на сеансах, он просто завязал глаза двум добровольцам из собранной им комиссии. Они присоединились к нему на сцене, контролируя его ноги и руки. Добровольцы изображали участников сеанса, а сам Гудини – Марджери. К восторгу зрителей, Гудини, объявив, что сейчас Уолтер будет левитировать стол, подался вперед и поднял стол головой – Гарри предполагал, что именно так этот трюк выполняла медиум.

– Вот как она добивалась такого эффекта, – заявил он. – Если это не так, я потеряю пять тысяч долларов.

Поскольку глаза участников были завязаны, Гудини описал им яркие огоньки, повисшие перед ними в воздухе. Затем он попросил одного из добровольцев проверить, находится ли труба для духов на полу. Не отпуская иллюзиониста, член комиссии удостоверился в этом.

– Уолтер, подними рупор, – скомандовал Гудини. Ловко извернувшись, он подбросил рупор и поймал его головой, а добровольцам сказал, что труба парит в воздухе. – Куда его бросить? – спросил Гудини. – Направо. – Гудини мотнул головой – и рупор упал на сцену справа от него. Толпа ликовала.

После этого Гарри продемонстрировал трюк со звонком, объясняя, как Марджери выполняла свой самый убедительный с научной точки зрения фокус. Не оставляя места догадкам, Гудини показал, как он, не двигая ногами и руками, может склониться к столу и нажать на кнопку звонка лбом. После этого он запустил звонок, когда устройство подвесили на веревках довольно далеко от него. Он запускал звонок, где бы тот ни находился. Он запускал звонок, когда один из добровольцев, имитируя перемещения Макдугалла, пронес устройство по залу. Но Гудини не ожидал того, что произошло дальше.

– Дайте мне взглянуть на устройство! – потребовал кто-то в зале.

– Что? – переспросил Гарри.

– Дайте мне взглянуть на это устройство!

К негодованию Гудини, эти слова произнес его друг Эрик Дингуолл. Дознаватель Общества психических исследований подозревал, и небезосновательно, что Гудини использовал специально сконструированный для этого фокуса звонок, а вовсе не устройство, которым пользовался в рамках своих экспериментов Комсток. Пытаясь раскрыть трюк иллюзиониста, Дингуолл нарушал непреложное правило фокусников – и это при битком набитом зале Симфони-холла! Гудини пришел в ярость. Он всегда «был добр с Эриком Дингуоллом» и не осуждал его за коллекционирование порнографических снимков. Он предоставил Эрику всю информацию о Крэндонах, защищал его в редакции «В мире науки». И вот теперь тот пытается унизить Гудини перед зрительным залом – такого не случалось еще ни с одним фокусником. С тем же успехом Дингуолл мог бы сказать аудитории, что наручники, из которых удалось выбраться мастеру побега, подпилены.

– Что ж, Дингуолл, – ответил Гудини. – Вы бросаете мне вызов, понимая, что я ни от кого не храню какие бы то ни было секреты спиритуализма. Как вам не стыдно! Вы ведь знаете, что тут я демонстрирую приемы мошенничества спиритуалистов, все это фокусы, и вам достаточно было бы просто спросить у меня, как я это делаю.

Повернувшись к зрительному залу, Гудини объявил, что Дингуолл является здесь представителем Крэндонов и пытается испортить выступление своего коллеги-иллюзиониста. Аудитория, посчитавшая поведение Эрика недостойным, разразилась свистом и неодобрительным улюлюканьем.

– Дингуолл, вы ведете нечестную игру! – возмущенно крикнул Гудини.

Кто-то в зале потребовал, чтобы англичанин поднялся на сцену и высказал свои аргументы, но Эрик предпочел не вступать в схватку с Королем замков и цепей перед полным залом его поклонников.

– Прошу вас, обращайтесь со всеми вопросами к лектору! – рявкнул он, усаживаясь на место.

Гудини заявил, что хоть Дингуолл и разочаровал его как друг, но он все равно считает Эрика честным человеком: в отличие от Каррингтона и Берда, дознаватель Общества психических исследований разоблачит Марджери, если поймает ее на мошенничестве. Затем Гудини возобновил сеанс, прерванный Эриком. И звонок, который хотел осмотреть исследователь, больше не звонил.

После того как ситуация с Дингуоллом была улажена, ассистент Гудини вынес на сцену так называемый «черный ящик Марджери» – тот самый, который якобы «прикончил ее».

– Вот кабинка медиума, против которой она возражала, – заявил Гарри, показывая зрителям проемы для рук и другие особенности, делавшие ящик комфортным для медиума. И снова у Дингуолла возникли подозрения, что это не та же кабинка, которой пользовалась для экспериментов комиссия «В мире науки», но на этот раз он промолчал. Тем временем Гудини забрался в ящик и, вызвав новых добровольцев, попросил их держать его за руки.

– Конечно, держать за руки девушку куда приятнее, – саркастично ухмыльнулся он, демонстрируя «в точности то, что она делала».

Великий Гудини показал, как медиум могла встать и сорвать переднюю часть кабинки, уверяя зрителей, что на ее теле остались отметины от этого трюка.

– Вы могли бы увидеть синяки на ее плечах, оставшиеся от удара о дерево, – поклялся он. Но сам ящик не доставлял никаких неудобств медиуму. – Однажды вечером я уснул в этом ящике. Вот как просто там находиться.

Упомянул Гудини и о том, как Марджери пронесла в кабинку складную линейку. Мол, когда он поймал ее за руку, она отпустила в его адрес гнусное оскорбление, сказав, что его отец не был женат на его матери.

– И это называется воспитание! – хмыкнул Гудини, намекая зрителям на то, что его манера поведения и этические убеждения куда лучше, чем у респектабельных Крэндонов.

И наконец, Гудини вызвал добровольца из комиссии подняться на сцену. Но на этот раз никто не захотел играть роль участника сеанса. Один журналист пожаловался, что у него болит горло, все остальные просто отказались. Поэтому на роль участника сеанса пришлось брать зрителей из зала. Кивнув Анне Фей, Гудини приступил к сеансу.

– Ну что ж, духи, цып-цып-цып… Да, так я зову духов. Эй, духи, вы не прочь позвонить в колокольчик?

Доброволец подтвердил, что полностью контролирует Гудини, но в этот момент послышался звон колокольчика и игра тамбурина.

Зал взорвался аплодисментами: зрители видели то, чего не мог увидеть доброволец на сцене. Гудини высвободил ноги, так что «участник сеанса» на самом деле держался за его пустые башмаки, и поднял колокольчик, зажав его пальцами одной ноги, а пальцами другой ноги начал играть на тамбурине. «Ловкость Гудини и атмосфера спиритического сеанса заворожила зрителей, – писал журналист. – Люди получили свое шоу».

Гудини завершил выступление «открытым обсуждением». Только теперь выяснилось, что в зале присутствовали и несогласные с его мнением.

– Как вы можете объяснить голос Уолтера, звучавший, когда доктор Макдугалл зажимал медиуму рот? – спросила какая-то леди в зале.

– Я отвечу на этот вопрос вопросом. Присутствовали ли на сеансе Каррингтон или Берд? Если так, то говорили они.

После этого кто-то назвал сэра Артура лучшим лектором, рассказывавшем в этом городе о медиумах и духах:

– Одно скажу вам точно – вам никогда не собрать полный зал два раза подряд, как это удалось Конан Дойлу!

Гудини всегда воспринимал в штыки критику своих способностей как ученого и оратора и потому, выйдя из себя, позволил пару презрительных высказываний о литературных достижениях сэра Артура, в частности:

– Что ж, будь я плагиатором, как Конан Дойл, укравший все идеи у Эдгара Аллана По, то я собирал бы полные залы где угодно.

По завершении дискуссии Гудини спросил, нет ли у кого-то еще вопросов касательно Марджери.

– Что еще вы хотите увидеть? – поинтересовался он.

Ответ, раздавшийся откуда-то с задних рядов, передавал общее настроение в зале:

– Покажите еще фокусы.

На следующий день Джон Крэндон пришел в лавку, где его родители обычно покупали газеты, и обратился к продавцу с необычной просьбой. Мальчик хотел купить все экземпляры газет «Транскрипт» и «Геральд», чтобы мама не прочла о том, что Гудини наговорил о ней в Симфони-холле. Но на самом деле статьи, по крайней мере в «Геральде», были не такими уж резкими. Один из журналистов писал, мол, действительно существуют медиумы-мошенники, настоящие злодеи, в точности такие, какими их описывает Гудини. Но «разве не могут существовать люди, которые способны использовать доселе неведомые, неисследованные силы природы, которые эти проводники и сами не могут ни понять, ни объяснить? Есть многое и на земле, и на небесах, о чем мистер Гудини и помыслить не может, какой бы ни была его философия».