За десять лет до того, как Гудини сделал подобные трюки частью своего репертуара, Хиуорд Каррингтон в Лицейском театре на Бродвее продемонстрировал методы подделки медиумических способностей. В зрительном зале кроме прочей публики находилось двадцать три журналиста. «Мистер Каррингтон – очаровательнейший из всех лекторов, выступавших на Бродвее в этом сезоне, – воспевали его в «Трибьюн», – обаятельная улыбка, сияющие волосы, точно сотканные из лунного света, грациозная фигура, бархатный голос… Он стоял на сцене среди черепов и костей». Среди этих пугающих декораций исследователь превозносил смерть, имитируя впечатляющее «шоу ужасов» – с летающими тамбуринами, материализующимися астральными руками, проявляющимися на грифельной дощечке посланиями и фосфоресцирующими формами. После выступления тем вечером жена Каррингтона, игравшая на рояле Грига, когда приходило время подниматься и опускаться занавесу, сказала одному журналисту: «Мистер Каррингтон – очень противоречивый человек. Он один из наиболее здравомыслящих людей, кого я знаю, но при этом обожает черепа. Иногда я думаю, что ему легко заморочить кому-то голову, настолько просто ему удается вводить людей в заблуждение».

Хорошие манеры и внешность ее мужа могут быть обманчивы, намекнула Хелен Каррингтон, как обманчив облик афериста-медиума, набросившего на себя муслин и изображающего призрака. Не становясь ни на чью сторону, Каррингтон был одним из самых упрямых членов комиссии «В мире науки», и Гудини рассматривал его как своего конкурента. Каррингтону едва исполнилось сорок два года, да и выглядел он намного моложе – все благодаря занятиям йогой, как он утверждал. Но поскольку он начал заниматься исследованием паранормальных явлений еще в возрасте девятнадцати лет, у него было больше опыта охоты на привидений, чем у остальных членов комиссии. В газетах писали, что он представляет Американское общество психических исследований, поскольку одно время Каррингтон занимал там важную должность. Его наставником в этом Обществе был Джеймс Харви Гислоп, прославившийся своей новаторской деятельностью в качестве президента американского филиала Общества: он занимал эту должность двадцать лет, пока не перенес инсульт, из-за которого оказался парализован. После этого должность президента Общества получил доктор Макдугалл. Но Гислоп был человеком резким и уволил Каррингтона, когда узнал, что его штатный исследователь в рабочее время вместо выполнения своих непосредственных обязанностей пишет книги о тайнах Востока, вегетарианстве и очищении организма при помощи фруктовых соков. Кроме того, отношения Каррингтона с Американским обществом психических исследований окончательно испортились, когда он привез в Нью-Йорк Эвсапию Палладино.

Доктор Гислоп не одобрял шумихи, поднявшейся вокруг сеансов этого одиозного медиума, поскольку он считал Эвсапию аферисткой и истеричкой. В какой-то момент Палладино действительно поймали на мошенничестве: ее разоблачение стало возможным благодаря команде профессоров Колумбийского университета. Ученые использовали метод, придуманный друзьями Гудини – Джозефом Ринном и У. Дж. Дэвисом, пытавшимися вывести мошенников-медиумов на чистую воду. После этого случая недовольный Гислоп написал бывшему протеже письмо, суть которого сводилась к фразе: «Я же тебе говорил, Хиуорд». Каррингтон считал, что инцидент в Колумбийском университете несправедливо раздула пресса; однако была ли на самом деле Эвсапия подлинным медиумом или наглой аферисткой, больше ни за одного экстрасенса он не поручался.

Каррингтон был частым гостем на Лайм-стрит: он приезжал к Крэндонам шесть раз и в целом пробыл там сорок четыре дня весной и летом 1924 года. Во время одного из визитов его сопровождал фокусник Фред Китинг, вспомогательный член комиссии «В мире науки».

До первого сеанса на Лайм-стрит Каррингтон прочитал все записи о медиумизме Мины и счел их недостоверными: неужели кабинка духов с Марджери внутри действительно проехала по всей комнате для спиритических сеансов, движимая какой-то невидимой силой? Каррингтон подозревал, что, хотя доктор Крэндон и доктор Ричардсон заявляли о своей приверженности научному подходу, в этих записях они позволяли себе определенную долю преувеличения. Но во время первых сеансов, на которых присутствовали только члены комиссии, он стал свидетелем таких же феноменов. Пока Каррингтон держал Марджери за одну руку и обе лодыжки, кабинка тряслась, «как мышь, попавшая в зубы коту», как выразился Берд. На другом сеансе, пока Каррингтон и Берд контролировали экстрасенса, «кабинку носило по всему помещению, приподнимало, толкало, и в конце концов она полностью заблокировала дверь демонстрационной комнаты». Берда волокло по полу, но каким-то чудом ему удавалось удерживать и медиума, и ее мужа. Стоя за дверью, секретарь Макдугалла крикнул, что кабинку выбросило в коридор, и после этого левый шест сломала «огромная сила». Когда явление завершилось, участники сеанса включили свет, извлекли из-под обломков кабинки ошалевшего Берда и обнаружили там Марджери – спокойную и свежую, как цветочек.

«В демонстрационной комнате я никогда не слышал, чтобы она запыхалась», – писал Берд. Осмотр сломанной кабинки показал, что болты, удерживавшие шест, выдернули, а не выкрутили. Доктор Макдугалл, не поверивший своим глазам, предположил, что какой-то мужчина с молотком прокрался в комнату и выбил эти болты. Оскорбленный этим обвинением, Рой заявил, что злоумышленник, должно быть, был «черным карликом, прятавшимся в камине». Гипотеза Макдугалла стала частым поводом для шуток Марджери, после этого постоянно напоминавшей ассистенту за дверью, чтобы тот оставался настороже – вдруг появится ее сообщник в черном одеянии и с молотком? «Мужик с молотком» – это выражение использовали даже члены комиссии, заводя разговор о возможном пособнике Марджери в том случае, если она действительно была шарлатанкой.

Изюминкой сеансов миссис Крэндон было перемещение объектов без видимой причины. Все, что не было закреплено каким-то образом, могло двигаться по полу или летать во время сеанса под звуки призрачной музыки, усиливавшей эффект. В каком бы настроении ни пребывал Уолтер, злился он или читал сентиментальные стихи, от фонографа доносились его любимые песни. Эта привычка сопровождать сеанс музыкой установилась еще во время пребывания Крэндонов в Европе, хотя Уолтер предпочитал популярные песни, в отличие от традиционных песнопений на сеансах. И постоянная игра фонографа – вернее, тот факт, что устройство включалось самопроизвольно, – была еще одной загадкой, ставившей в тупик членов комиссии.

Иногда Уолтер восклицал: «Джон, а ну-ка прекрати!» Эти слова были верным знаком того, что астральные шалуны, мертвые сыновья Ричардсонов, опять игрались с «виктролой». Мальчишкам, похоже, нравилось замедлять или ускорять музыку, а то и вовсе прерывать ее. Каррингтон не мог объяснить, как такое возможно. Иногда он или Фред Китинг стоял рядом с фонографом с фонариком, проверяя, не подошел ли кто, но эффекты с изменением ритма музыки не прекращались – якобы этим управлял Уолтер. Остин Лескарбура, эксперт в вопросах электроприборов, разобрал устройство и заявил, что устранил проблему. На следующем сеансе зазвучал обычный джаз, но Уолтер сказал, что музыка дает ему необходимую энергию, и при этих его словах музыка опять ускорилась. Исследователи вызвали представителей фирмы-производителя этого фонографа. Те осмотрели аппарат и заявили, что устройство в полном порядке.

– Но едва ли гарантия распространяется на случаи воздействия эктоплазмой, – пошутила Мина.

Той же ночью мелодия саксофона, доносившаяся от фонографа, замедлилась настолько, что начала походить на вой демона, для доктора Крэндона же то была волшебная музыка.

Одним из членов комиссии был Дэниэл Комсток, когда-то преподававший физику в Массачусетском технологическом институте. Он недавно подключился к исследованию способностей Марджери и сразу попросил специалистов осмотреть фонограф в его лаборатории. Поковырявшись в «виктроле», инженеры-электрики из его лаборатории дали «полную гарантию качества». Невзирая на их заверения, устройство тем вечером отключилось, потом включилось, но тут же замедлилось, еще и начало перегреваться. После этого Комсток и его ассистент Уилл Конант тайно заменили мотор фонографа. Но уже на следующем сеансе звук замедлился на симфонии Венсана д’Энди «Сувенир» – любимой мелодии Уолтера. Комсток и Лескарбура попытались обнаружить источник перебоев с электричеством, поскольку музыка затихала, когда угасали астральные огоньки, и, напротив, ускорялась, когда они разгорались ярче. Как написал в отчете Каррингтон, «в результате обследования проводки в доме не было выявлено никаких неполадок, которыми можно было бы объяснить эти аномалии».

Не смог разгадать тайну и фокусник. Фред Китинг, популярный иллюзионист, признал, что у него нет никаких объяснений тому, как кабинка медиума могла проехать по комнате, а затем развалиться. Чтобы устроить такое, нужна прочная проволока – но где она? И где сообщники, которые тащили бы кабинку? Впечатлили его и астральные огни, пролетавшие по демонстрационной комнате, как кометы, когда Уолтер призывал их.

– Иллюзионист пришел посмеяться, – сказал доктор Крэндон, – а остался молиться.

Когда Марджери проявляла наилучшие свои способности (или наихудшие, смотря как к этому относиться), вообще могло случиться все что угодно. На сеансе одиннадцатого июня световые эффекты стали зрелищными, как на шоу ужасов. Разбив очередную кабинку медиума, «Душечка моя Психея – так называл жену доктор Крэндон – вышла из комнаты, чтобы поправить прическу и одежду». Секретарь Макдугалла увидел, как женщина, испугавшись, выбежала из гардеробной: она заметила какое-то свечение, тянувшееся от левой бретельки нижней рубашки к груди. Марджери попросила его позвать Каррингтона, но тот увидел уже что-то другое – светящееся, но постепенно меркнущее пятно на ее правом плече. Они сразу вернулись в комнату для сеансов и показали это странное пятно экспертам. Стоя в лунном свете у эркерного окна, Маржери сняла платье, и исследователи – Берд, Каррингтон, Китинг, Комсток и Макдугалл – по очереди осмотрели эти два пятна света, осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до кожи и нижней рубашки медиума. На пальцах у них не осталось никаких следов, а значит, это была не краска из сульфида цинка. И если Марджери мошенничала, зачем ей привлекать внимание Каррингтона к этим светящимся пятнам, которые могли бы служить доказательством ее обмана? Доктор Крэндон ошеломленно сел за стол для сеансов, глядя, как в комнате то тускнеет, то загорается свет. А потом произошло нечто, взбудоражившее исследователей еще сильнее, чем разрушение кабинки. Послышался шепот:

– Доброй ночи. – И призрак расхохотался.

– Казалось, он стоит прямо перед нами, – вспоминал потом Берд.

– О господи, это же Уолтер! – воскликнул Макдугалл.

В этот момент – было около двух часов ночи – свечение на коже Марджери погасло, осталась крошечная мерцающая точка размером не больше веснушки.

Эксперименты на Лайм-стрит почти всегда проходили ночью. «Мы ложились спать под утро и просыпались около полудня», – писал Мунну Берд. Поскольку в течение недели доктор Крэндон днем ходил на работу, Марджери оставалась с исследователями одна. Ей нравилось проводить время в их компании. После общения с занудливыми преподавателями Гарвардского университета приезд трех членов комиссии из Нью-Йорка – Берда, Китинга и Каррингтона – стал для нее глотком свежего воздуха. Китинг радовал ее фокусами, Берд – веселил, так как обладал чувством юмора, а Каррингтон – «Кэрри», как называл его Уолтер, – поразил обаянием.

Худощавый Каррингтон с явственным английским акцентом напоминал Китти Браун какого-то трагического персонажа викторианской новеллы. Он очаровал всех жен клуба «Абак», и за ужином каждая хотела сидеть рядом с ним. Общаясь с ним, Марджери и ее круг узнали о многих причудах своего гостя. Он не употреблял спиртное, питался в основном сырыми фруктами и орехами и неделями сидел на фруктовых соках, отказываясь от любой другой еды. Каррингтон утверждал, что медиуму нужно поддерживать здоровье своей нервной системы, и потому уговаривал Марджери пить меньше алкоголя. Она соглашалась, но тут же забывала о его словах.

Как и Берд, Каррингтон, в сущности, подружился с Крэндонами. Они оба хотели добиться истины и выяснить, подлинны ли способности Марджери. Члены комиссии, остававшиеся ночевать на Лайм-стрит, могли обыскать любую комнату, которую им только вздумается, и спокойно следили за повседневной жизнью медиума. Берд никогда не встречал экстрасенса, который был бы настолько открытым в вопросах исследования, приглашая ученых в свой дом – по сути, в свою жизнь. Видимо, миссис Крэндон нечего было скрывать.

– Поймайте ее, если сумеете, – сказал как-то доктор Крэндон.

Но, невзирая на долгие месяцы попыток, Уильяму Макдугаллу так и не удалось поймать медиума на мошенничестве. Впрочем, психолог в присутствии медиума не стеснялся высказывать версии о том, что предметы во время ее сеансов перемещались при помощи веревки, а разрушение ее кабинки произошло из-за проникновения в комнату постороннего, который молотком прицельно выбил болты из шеста в темноте. Одним из базовых принципов состязания «В мире науки» был тезис о том, что нельзя обвинять экстрасенса без весомых доказательств. Несмотря на это, доктор Макдугалл, не моргнув и глазом, высказывал все свои подозрения. Но разозлить Марджери оказалось не так-то просто. Она простила своего недоброжелателя за скандал в его кабинете и во время сеансов по-дружески подтрунивала над ним, остроумно отвечая на его обвинения.

Однажды вечером исследователи вдруг услышали какой-то странный звук – будто кто-то волок цепи по полу. Доктору Крэндону подумалось, что нечто подобное слышал, должно быть, Эбинейзер Скрудж из повести Диккенса, когда к нему явился дух Марли. Марджери дернулась, но Макдугалл счел ее движение попыткой ослабить хватку исследователя, о чем и заявил. Экстрасенс ответила, что ее должны контролировать, а не душить и она не станет оправдываться за то, как реагирует ее нервная система. Но, кроме этой мелкой перебранки, Крэндоны заметили, что Макдугалл уже высказывал меньше подозрений. После очередного удивительного феномена исследователь даже сказал Марджери: «Если это повторится, я покину этот дом совсем другим человеком». И явление повторилось. Итак, доктор Крэндон думал, не изменит ли доктор своего отношения к сеансам, как Скрудж изменил отношение к Рождеству, когда дух Марли переубедил его.