Глава 10. Скелеты в шкафу

Расследование, которое вела Василиса, никак не хотело продвигаться. За три дня, проведенные в Авдеево, она протопила печь, напекла пирогов, подоила козу, вымокла под ливнем, насобирала грибов и ягод и избежала печальной участи после негаданной встречи с кабаном, но к разгадке гибели Вахтанга не приблизилась ни на шаг.

Ее дни были похожи на обычный отпуск, проведенный в деревне, коих в ее жизни было немало, но для такого времяпровождения вполне годилось родное Константиновское, ехать к черту на кулички было совсем не обязательно. С большой натяжкой некоторую интригу создавала найденная в лесу монета, однако доказательств, что она имеет отношение к убийству, не было никаких.

«Хреновый из меня сыщик», – сердито думала Василиса, нежась ранним утром на мягкой перине. За три дня она вволю отоспалась, и хронический недосып от постоянных дежурств начал отступать, сменяясь с детства въевшейся в кровь привычкой к ранним пробуждениям.

Вот и сейчас часы показывали без малого шесть утра, а сна уже не было ни в одном глазу. Правда, и уснула она вчера чуть ли не в девять вечера, сморенная лесными приключениями, пережитым страхом и чувством острого стыда перед Ангелиной, которая так ловко поймала ее на лжи.

В деревне Вася всегда спала как младенец, крепко и без сновидений. Деревенские звуки, проникающие в распахнутое настежь окно, не будили, а, наоборот, дополнительно убаюкивали, даря ощущение той безопасности, которую испытываешь только в детстве.

Где-то вдалеке кричал петух, у колодца кто-то звякал ведрами, шелестела листва, чуть скрипели деревянные стены старого дома, стукнула щеколда на калитке, и по гравийной дорожке зашуршали тихие, приглушенные шаги. Во дворе Ангелининого дома бродил кто-то чужой.

Чувство безопасности как волной смыло. Василиса была не дома, и где-то здесь, в этой деревне, жил человек, раскроивший голову Вахтанга острым топором. Несмотря на отсутствие доказательств, Вася была в этом абсолютно уверена. Ее хваленая интуиция даже не говорила, а кричала об этом, а потому требовалось постоянно быть настороже.

Надев тапочки и накинув легкий халат, Вася на цыпочках выскочила из комнаты, отперла дверь в сенях и вышла на крыльцо. Там никого не было, лишь снова скрипнула щеколда на калитке, зато на лавочке у дома стояли корзина, полная белых грибов, и пластмассовое пятилитровое ведерко, доверху засыпанное спелой лесной земляникой, на которой белела сложенная вчетверо записка. «Это вам компенсация за вчерашнее происшествие», – размашистым округлым почерком было написано в ней. Помимо воли рот Василисы расплылся до ушей.

«Валера, – подумала она, вспомнив крепкую фигуру, плотно упакованную в летнюю «зеленку». – Запомнил, что я попой подавила все грибы и ягоды, решил сделать приятное. Интересно, с чего бы это?»

Несмотря на хорошую фигурку и симпатичную внешность, Василиса не была избалована мужским вниманием. За ней никто никогда не пытался ухаживать, и Вахтанг Багратишвили остался практически единственным ее романтическим приключением, не считая, конечно, однокурсника Мити, с которым она деловито лишилась невинности на первом же курсе и быстро рассталась без всяких сожалений с обеих сторон. Роман с Митей длился месяца два, и за это время надоел он Васе хуже горькой редьки, потому что все время норовил у нее списать и постоянно канючил, что не готов к очередному семинару.

Как бы то ни было, ей даже в голову не пришло, что поступок Валеры мог быть вызван мужским интересом к ней, Васе. Ее новый знакомый мог просто оказаться хорошим человеком, решившим восстановить ее «боевые» лесные потери, или ему было что-то от нее нужно, что автоматически переводило его из разряда хороших людей в подозрительные.

Так уж была устроена Василиса, что никогда ни о ком не думала плохо заранее. Она не была наивной дурочкой и прекрасно понимала, что среди людей часто попадаются плохие и злые, корыстные и подлые. Однако изначально каждого нового человека встречала приветливо и непредвзято и считала его хорошим до тех пор, пока он не совершал что-то плохое именно по отношению к ней. Валера пока ничего плохого не делал. Даже наоборот. От кабана спас, грибы собрал, ягоды принес. Так что, затащив тяжеленную корзину и ведерко в дом, она решила, что при первой же возможности поблагодарит его за подарок.

Возможность представилась тем же днем. Еще до завтрака Василиса под добродушное ворчание Ангелины почистила грибы и отправила сушить на печку, чтобы увезти свой трофей домой, нажарила целую сковороду белых с картошкой и сметаной, которую до обеда поставили томиться в печь, а после завтрака, дурея от аромата земляники, в первый раз вскипятила варенье в выданном Ангелиной специальном медном тазу.

У бабушки Маши тоже был такой таз. Каждое лето его до блеска натирали речным песком, и лет с десяти эта обязанность лежала на Васе. Тереть таз было увлекательно и даже весело. Солнце отражалось в его ярких боках, пускало зайчики по воде, брызгало во все стороны, устраивая праздничный солнечный фейерверк.

У Ангелины в кладовке оказалось два медных таза. В одном, поменьше, Вася и варила свое пахучее варенье, жмурясь от предвкушаемого удовольствия поедания пенок. А второй, тяжелый, большой, висел на гвозде, вбитом в деревянную стену, и выглядел потускневшим и печальным.

Деньги за выделенный на варенье сахар Ангелина брать отказалась, поэтому Вася в знак благодарности решила вычистить ей тяжеленный таз. Выключив конфорку и оставив варенье остывать, она надела шорты и майку, кряхтя от натуги, сняла таз со стены и поволокла его в сторону речки.

На деревенском пляже то ли по причине нежаркой погоды, то ли из-за того, что день был рабочий, никого не оказалось. Мелкий чистый песочек спускался к воде, вход в реку был пологий, левее установлены удобные широкие мостки, по которым можно было перебраться на другой берег. Оглядевшись по сторонам, Василиса скинула босоножки, расположилась у самого входа в воду и принялась усердно тереть бока таза мокрым песком.

Таз был огромным. Спустя полчаса Василиса устала и взмокла, а результаты ее усилий были видны только с одного медного бока.

«Хуже дурака только дурак с инициативой», – уныло подумала она, но привычка никогда не отступать от начатого заставила ее снова взяться за тяжелую работу. Через сорок минут она с удовлетворением рассматривала таз, блестевший на солнце как снаружи, так и изнутри. Руки горели от мокрого колючего песка, волосы прилипли к влажному, потному лбу, и Вася решила перед уходом искупаться.

Лето в этом году выдалось нежаркое, богатое на дожди и грозы. Несмотря на конец июня, вода в реке прогрелась не больше чем до восемнадцати градусов, но Васе всё было нипочем. Скинув шорты и майку, она, как была в белых трусиках и лифчике (купальник остался на веревке в ее комнате, потому что купаться она не планировала), аккуратно вошла в чистую, прохладную воду, обхватила себя руками за плечи, чтобы стало чуть теплее, быстро сделала несколько больших шагов и с визгом присела.

Из кустов послышался негромкий смех. Василиса обернулась, но никого не увидела и, решив, что ей почудилось, легла на воду и поплыла, уверенными гребками отталкиваясь от струящейся вокруг нее воды. Минуты за две доплыла до другого берега неширокой, но, как она убедилась, пытаясь достать ногой дна, глубокой речки, нырнула, разворачиваясь, и двинулась в обратный путь.

Вода была чистой. По крайней мере, вдоль берегов росли кувшинки, желтые и белые, которые, как знала Вася, водятся только в очень чистой воде. Подплыв поближе, она с наслаждением вытягивала из реки длинные скользкие стебли, которые, уходя на глубину, обволакивали ее ноги, будто приглашая в подводное царство, но срывать цветы не стала. Кувшинки не жили в несвободе и увядали, даже если их сразу же погружали в ведро с водой.

Вглядевшись в толщу воды, Вася заметила сонмы мальков, деловито снующих туда-сюда. По всем признакам здесь водились и раки, поэтому она решила как-нибудь вечером предпринять вылазку на речку, чтобы наловить раков и вволю отвести душу. Вареных раков она любила с детства.

Выходить из воды не хотелось, к ее температуре Вася уже привыкла и чувствовала себя достаточно комфортно, поэтому переплыла реку туда-обратно еще два раза, почувствовала, что мышцы наливаются приятной тяжестью, и только после этого выбралась обратно на песчаный бережок и наклонилась к своим одежкам и мобильнику, заботливо спрятанным под сияющим от счастья тазом.

– А вы хорошо плаваете.

От неожиданности Василиса подпрыгнула на месте и обернулась все к тем же кустам, из которых выходил Валера. Глаза его смеялись.

– Вас не учили, что подсматривать из кустов некрасиво? – задиристо спросила она, осознав, что стоит перед ним в нижнем белье, да еще начисто лишенном кружавчиков и прочих финтифлюшек, обязательных для уважающей себя женщины.

Белье Вася носила удобное, а потому простое – хлопчатобумажные трусики и гладкий бесшовный лифчик. Они хорошо стирались, были незаметны под врачебным костюмом и комбинировались с любой одеждой. На лето у Васи было два белых лифчика, а на зиму два черных. Съемные бретельки позволяли носить их с сарафанами и вечерними платьями. Трусы тоже были черные и белые. Синтетическую красоту, нещадно натирающую кожу колкими кружевами, она не признавала в принципе. И до сего момента ни разу в жизни не переживала по поводу того, что ее белье выглядит недостаточно соблазнительно. Вахтанг предпочитал, чтобы она ходила по дому голой, и на ее неэстетичные бельевые пристрастия внимания не обращал. А после и некому было.

– Я не подсматривал, – спокойно возразил Валера. – Я смотрел. Я же не прятался в кустах, а ловил рыбу, так что упрек ваш совершенно не обоснован.

Василиса действительно заметила в его руках удочку, путаясь в штанинах, нервно натянула шорты, которые тут же промокли некрасивыми неровными пятнами, и разнервничалась еще больше.

– Поверьте мне, Василиса, – он вдруг взял ее за руку. Этот жест не был ни навязчивым, ни развязным, только утешающим, – поверьте мне, не происходит ничего страшного. Штаны на мокрой попе у всех выглядят точно так же, как у вас, и я вас заверяю, что видывал в жизни гораздо более шокирующие картины. Не парьтесь.

– В жизни как в бане. Каждый сам решает, париться или нет, – засмеялась Василиса, почему-то враз переставшая стесняться. – Вы правы, париться из-за своего внешнего вида глупо и бессмысленно, так что не буду. Кстати, я же вас еще не поблагодарила.

– По-моему, всю дорогу из леса вы только и делали, что меня благодарили. Ей-богу, тот кабан не стоил столько благодарности.

– Я сейчас о грибах и землянике. Это было очень трогательно. И благородно. Так что действительно спасибо вам, Вальтер.

Он изумленно посмотрел на нее.

– О, вижу, вам уже известны особенности моей биографии.

– Немного, – призналась Василиса. – Я только знаю, что вы из семьи ссыльных немцев. А сейчас живете где-то в другом месте, несмотря на свой большой дом.

– Другое место – это Питер. На самом деле я там родился, а сюда приезжал каждое лето. Родители сплавляли к бабушке, на свежий воздух и парное молоко. А места эти я люблю, поэтому, когда появилась финансовая возможность, старый дом снес, поскольку он к тому моменту уже почти совсем развалился, и приезжаю время от времени, мозги прочистить. На самом деле мои бабушка с дедом тоже были из Питера, так уж жизнь сложилась, что бабушка обосновалась здесь. Дед-то к тому моменту уже умер.

– Ну надо же, как интересно! Дело в том, что мой дед тоже родился и вырос в Питере, а потом волею судьбы оказался в вологодской глубинке, а там уж и мама родилась, и я. Похожие у нас судьбы, правда?

– Не знаю, – он пожал плечами под пятнистой рубашкой «зеленки». – Я вашу судьбу не изучал. А про своего деда знаю только то, что по Питеру он тосковал до последних своих дней. Когда умирал, в бреду все говорил про Фонтанку, Неву, про то, как мосты разводят.

– И мой дед очень любил Питер, – Василиса вдруг оживилась. Подмеченное ею сходство семейных историй почему-то увлекло ее по-настоящему. – Тоже мечтал показать моей маме город, в котором вырос, но так уж сложилось, что она туда поехала уже после того, как дед умер. А ваш дед был кто? По специальности, я имею в виду.

– Ничего героического и романтического, – Вальтер усмехнулся. – Сапожником он был. В Ленинграде работал на знаменитой фабрике «Скороход», а в Джамбуле, это город в Казахстане, куда их сослали, разнорабочим был на кожевенной фабрике. А ваш?

– А мой дед был врач. Очень хороший врач. Настоящий. Он всю войну в полевом госпитале прослужил, оперировал замечательно, бабушка всегда говорила, что у него руки просто золотые были. У нас вообще, знаете, медицинская семья. Бабушка и мама – медсестры, а я тоже врач.

– Хорошая профессия, – Вальтер почтительно наклонил голову. – А я юрист, который, в силу обстоятельств, стал бизнесменом. Тоже ничего героического.

– Ой, не знаю, – Вася вздохнула, – по-моему, заниматься бизнесом в нашей стране могут только настоящие герои. Мы с Лидкой, это моя подруга, – сочла нужным пояснить она, – как-то обсуждали, что, может, пора уже перестать вламывать на две ставки и попробовать открыть какое-то собственное дело, но она мне сказала: «Ой, Истомина, как врачи мы с тобой еще что-то, может, из себя представляем, а бизнесвумен из нас точно не выйдет. Нечего и пытаться».

– Погодите, – Вальтер даже остановился на узкой дорожке, по которой они шли от реки. Он нес ее начищенный таз, причем подхватил его так непринужденно, словно это было само собой разумеющееся дело. – Погодите-ка. Ваша фамилия Истомина? И зовут вас Василиса?

– Ну да, я Василиса Истомина.

– А ваш дед был врачом и жил в Питере?

– Да. Василий Истомин. Меня в честь него назвали, – Вася никак не могла взять в толк, что его так удивило.

– В это трудно поверить, – Вальтер потер рукой лоб, – но у моего деда был друг Василий Истомин. Самый близкий и самый лучший друг. Мне об этом отец рассказывал. Не думаю, чтобы это было просто совпадение. А у вашего деда был друг Генрих Битнер?

– Не знаю, – честно призналась Василиса. – Видите ли, в нашей семье как-то не принято говорить о прошлом. То есть я, конечно, знаю, что деда сослали из Ленинграда в нашу деревню, что он был солидно старше бабушки, про его фронтовые заслуги знаю, а вот про друзей… Я часто про это думала, когда выросла. Мне кажется, бабушка очень сильно ревновала деда к его прошлому. К той части его жизни, которая прошла без нее. Поэтому и не рассказывала об этих годах. А может, и сама не знала. Мама говорила, что дед был человеком очень добрым и ее сильно любил, но закрытым. Она его называла «человек в футляре», хотя бабушка за такое определение очень сердилась.

– А вот я как раз очень хорошо знаю как семейную историю Битнеров, так и их друзей, – засмеялся Вальтер. – Для моего отца это как раз самые любимые истории. К примеру, я знаю, что ваш дед в молодости был очень влюблен в сестру моего деда. Ее звали Анной Битнер, она умерла в блокаду, и он поэтому очень долго не женился. А моего деда вместе с бабкой сослали в Казахстан, а там уже родился мой отец. Его назвали Адольф, Адя.

Адя. Это слово всколыхнуло в Васе давние детские воспоминания. Кукла Адя – белокурый пупс в коротких штанишках и кепочке, сидящий на сундуке в спальне бабушки. Откуда-то всплыло в ее трехлетнем сознании именно это имя, так расстроившее маму. Интересно, какие тайны скрывает ее семья и что общего между историей Истоминых и семьей этого человека, идущего рядом с ней. Одной рукой он прижимал к себе тяжелый таз, а другой взял Василису под локоть, и в том месте, где его пальцы касались ее оголенной кожи, она чувствовала жжение, как будто прикасалась локтем к раскаленной печной конфорке.

– Расскажи мне про вашу семью, – попросила Вася, – мне правда интересно. Мне кажется, что наше прошлое имеет много общих тайн. И я бы хотела их знать.

– Есть тайны прошлого, которые не надо доставать из сундуков, – серьезно сказал Вальтер. – Вы уверены, что готовы узнать все, что предпочитает скрывать ваша бабушка?

– Я не думаю, что она скрывает, я считаю, что она умалчивает, а это не одно и то же, – возразила Вася. – Если я спрошу, то она расскажет, я в этом уверена. Просто мне никогда не приходило в голову спрашивать. У нас в семье всегда тщательно оберегалось личное пространство друг друга. Как-то не принято было лезть в душу.

Незаметно для Василисы они дошли до забора, за которым стоял большой дом Вальтера. Увлеченная его рассказом, Вася даже не обратила внимания, что оказалась на чужой территории. Недалеко от входа стояла большая, увитая диким виноградом пергола, в которой они и расположились. Злополучный таз был водружен на стол.

Вальтер рассказывал о том, как жила семья Битнеров в Казахстане, как умер от туберкулеза Генрих, как Магда с Адольфом поехали в Питер, к Василию, но узнали о его ссылке и были вынуждены при помощи доброго человека Игната Волохова обосноваться в Авдеево.

– Волохов? – перебила его Василиса. – Как-то давно я застала конец разговора. Бабушка сказала такую фразу: «Конечно, сволочь редкостная этот Волохов, но надо признать, что если бы не он, то я бы Васю вообще не встретила».

– Не знаю, о том ли человеке шла речь, – Вальтер пожал своими могучими плечами, и Василиса впервые подумала, что он красив той настоящей мужской красотой, которая обычно так нравится женщинам. На вид ему было лет сорок. И выглядел он хорошо, как человек, который не имеет финансовых проблем, не предается излишествам, регулярно отдыхает и занимается спортом. – Не знаю, – повторил он. – В нашей семье о Волоховых всегда говорили хорошо и уважительно. Игнат нам очень помог, да и его родители тоже, уже здесь, в Авдеево. Сволочью он точно не был.

– А его родственники сейчас в Авдеево есть?

– Есть, дочь. Она учительницей всю жизнь проработала, а когда на пенсию вышла, то сюда вернулась, в родовой дом. Живет здесь, в библиотеке местной подрабатывает. Вы хотите с ней встретиться?

– Не знаю, – медленно произнесла Вася. – Я здесь, в Авдеево, узнаю про каких-то людей, которые имели отношение к моей семье и о которых я никогда в жизни не слышала. Такое чувство, что действительно в любой момент из шкафа выпадет скелет. В принципе, я ехала сюда именно за скелетом, но не думала, что он может оказаться моим семейным.

– А зачем вы сюда ехали? – невзначай полюбопытствовал Вальтер.

– Это долгая история. Вообще-то я признаю, что мое решение было спонтанным и дурацким, но почему-то в тот момент, когда я его принимала, оно казалось мне логичным и единственно верным. Вы, наверное, знаете, что в том лесу, в котором мы с вами вчера встретились, нашли труп человека?

Она не заметила, а скорее ощутила, что ее собеседник напрягся. Только что он сидел рядом с ней абсолютно расслабленный и с энтузиазмом рассказывал о своих и ее предках, а сейчас словно электрическое поле повисло между ними.

– Слышал, – сухо ответил он.

– В общем, этот убитый человек, его звали Вахтанг Багратишвили, он был… Ну, довольно давно мы были вместе, – почему-то говорить такие вещи Вальтеру Битнеру ей было так неудобно, что она покраснела и замямлила. – И так вышло, что именно я увидела его труп в лесу. То есть я тогда не знала, что это труп и что это он. Я в окно поезда увидела, что кто-то лежит в лесу, а уже потом выяснилось, что это был Вахтанг и что его убили.

Эта информация явно не нравилась Вальтеру. Василисе даже показалось, что он стал выше ростом и теперь не просто сидит рядом с ней в соседнем плетеном кресле с мягкими белыми подушками, а нависает над ней, подавляя ее волю.

– И зачем вы сюда приехали? – каким-то незнакомым, совсем чужим голосом спросил он.

– Попытаться понять, что он тут делал, – честно призналась Василиса. – Следствие уверено, что его убил кто-то из его многочисленных любовниц, подозревая в том числе и меня, а я просто убеждена, что следы преступления ведут сюда, в Авдеево.

– Вы собираетесь эти следы прятать или искать? – холодно полюбопытствовал Вальтер.

– Я не убийца, – щеки Василисы вспыхнули. – Я хочу понять, что произошло. Вот и все.

– Ну, на мисс Марпл вы не тянете по возрасту, – задумчиво произнес Вальтер, – поэтому будем считать, что вы эта, как ее, героиня романов Донцовой – Даша Васильева.

– А вы читаете дамские романы? – огрызнулась Вася.

– Речь не обо мне. А вам не приходило в голову, милая дама, что браться за расследование может быть опасно?

– Я не веду никакого расследования. Я просто захотела своими глазами увидеть это место и, если повезет, что-нибудь разузнать о прошлом Вахтанга.

– Если повезет остаться в живых, – голос Вальтера стал задумчивым. – Придется за вами присматривать, чтобы вы не вляпались в неприятности почище, чем история с кабаном.

– Я вполне могу за себя постоять, – сухо сообщила Василиса. – Как заявил мне следователь, у меня сильные врачебные руки, я выросла в деревне и легко управляюсь с топором.

– И на этом основании вы решили, что вас подозревают в убийстве? – уточнил Вальтер. – Н-да, по женской логике, вполне достаточно, чтобы отправиться навстречу приключениям.

– Теперь я еще больше убеждена в том, что приехала не зря, – Вася вдруг взяла себя руками за горло, он с изумлением уставился на нее. – Понимаете, есть какая-то связь. Между тем, что я увидела Вахтанга в окно, тем, что он приехал именно сюда, тем, что здесь живете вы и ваш дед был другом моего деда.

– Связь абсолютно точно есть, – согласился Вальтер. – Более того, она самая прямая. Дело в том, что у вашего деда был еще один друг. И звали его Анзор Багратишвили.

– Точно! – закричала Вася так громко, что он даже отшатнулся. – У деда был друг грузин, бабушка говорила. Он и в Константиновское к деду приезжал, и все время привозил ему лимоны. А дед угощал бабушку, она до этого никогда в жизни лимонов не видела. Я только никогда не слышала фамилии этого друга. А оказывается, он родственник Вахтанга.

– Скорее всего, дед, – задумчиво проговорил Вальтер.

– Послушайте, – теперь уже Вася схватила Вальтера за руку, – мы обязательно должны во всем этом разобраться! Жили-были три друга, и жизнь их внуков – вас, меня и Вахтанга – пересеклась в деревне Авдеево. Это не может быть простым совпадением. А может быть, – она испытующе посмотрела на него, – а может быть, Вахтанг ехал к вам?

– Может быть, – Вальтер пожал плечами. – Только меня здесь в это время не было, так что я никогда в жизни его не видел. Но вы правы, это ж-ж-ж неспроста. То есть вы предлагаете объединиться и вести расследование вместе?

– Для начала я предлагаю, чтобы вы рассказали мне все, что знаете, – требовательно произнесла Вася. – А то мы с вами находимся в неравных условиях. Вы про прошлое знаете все, а я ничего.

– Так я уже почти все рассказал, – Вальтер пожал плечами. – В 1964 году произошла частичная реабилитация российских немцев. Появился знаменитый указ от 29 августа, в котором утверждалось, что «огульные обвинения» немцев в пособничестве фашистским захватчикам «были неосновательными и явились проявлением произвола в условиях культа личности Сталина». Моему отцу был 21 год. Он сразу же уехал в Питер. Он очень хорошо рисовал и мечтал стать художником. Так что поступил в знаменитую Репинку, окончил ее и всю жизнь проработал в мастерской живописи Академии художеств.

Когда он поехал учиться, то попытался еще раз разыскать твоего деда, – незаметно он перешел на «ты». – По тому адресу, который хранила его мать, моя бабушка Магда, и по которому им в 1955 году никто не открыл, жила женщина по имени Вера. Она твоему деду много лет была гражданской женой и относилась к нему очень хорошо, поэтому в память о нем сдала отцу комнату. Ту самую, где жил твой дед.

У Василисы от информации голова шла кругом. Ее дед, которого боготворила бабушка, оставшаяся вдовой в тридцать пять лет и так и не вышедшая замуж снова, оказывается, не только любил некую Анну Битнер (Вася вспомнила мутную фотокарточку, которая хранилась в фибровом чемодане и на которой, видимо, и была изображена та самая Анна), но и жил с никому не известной дамой по имени Вера.

– А что было дальше? – хмуро спросила она.

– У Веры была дочь Ирина. На тот момент ей было 27 лет, она была старше моего отца, но так уж вышло, что через десять лет стала его женой. У них родился я.

– Ты как-то грустно про это говоришь, – отметила Вася, тоже переходя на «ты». – В вашей семье что-то случилось?

– Случилось, что отец влюбился. Мы с ним как-то говорили по душам, и он сказал, что никогда не думал, что из-за женщины жизнь может пойти под откос. Что он всегда был уверен, что роковая любовь – это чушь. Что когда Генрих как-то сказал, что Анна испортила Василию жизнь, потому что он до конца дней не мог ее забыть, хоть и женился на другой, то он не поверил, что такое возможно.

Мысль о том, что дед не мог забыть Анну, несмотря на то что в любви и согласии жил с бабушкой Машей, Василисе не понравилась, и она нахмурилась. Вальтер этого не заметил.

– Только один раз мы с ним это обсуждали, – продолжал он, – и отец сказал, что судьба есть, что она его настигла, что все, что предначертано нам в жизни, записано на неведомых скрижалях, которые хранятся на небесах, что он сам точно так же оказался покалечен любовью к женщине, которая не ответила на его чувства, как когда-то Василий Истомин, и что, по иронии судьбы, эту женщину звали Анна Истомина.

Вася непроизвольно ахнула и приложила ладони к горящим щекам.

– Анна Истомина – это моя мама, – тихо сказала она.