Книга: Зеленый Марс
Назад: Часть шестая Тарикат
Дальше: Часть восьмая Социальное конструирование

Часть седьмая
Как быть?

Несколько крупных зданий в Сабиси были облицованы полированным камнем, который подбирали по цветам, необычным для Марса: алебастр, нефрит, малахит, желтая яшма, бирюза, оникс, лазурит. Более мелкие постройки возводили из дерева. После ночных путешествий и дневного отдыха гости Сабиси с удовольствием прогуливались по вечерним улицам, окаймленным низкими домиками, или выбирались на бульвары, где росли платаны и канадские клены. Они стояли, не шелохнувшись, в садах камней или неторопливо брели по зеленым кварталам Сабиси. И все любовались кипарисами, обрамляющими каналы, – те иногда расширялись и превращались в пруды, где цвели лилии. Над водной гладью были раскинуты ажурные мосты, позволяющие смотреть на Сабиси с любого ракурса.
Город находился практически на экваторе, и зима ничего не значила: гибискусы и рододендроны цвели даже в афелии, а сосны и многочисленные виды бамбука тихо шелестели в теплом, свежем воздухе.
Японцы приветствовали гостей как старых и дорогих друзей. Иссеи Сабиси, одетые в медного цвета защитные костюмы, ходили босиком. У них были длинные волосы, собранные в хвост на затылке, а еще – много серег и ожерелий. Один из них, лысый и седобородый с лицом, глубоко изрезанным морщинами, повел гостей на экскурсию, чтобы они могли размяться после долгой поездки. Его звали Кэндзи, и он являлся первым японцем, ступившим на Марс, хотя об этом уже никто не помнил.
У городской стены они восхищенно посмотрели на огромные валуны, балансирующие на вершинах близлежащих холмов: их формы были одна причудливее другой.
– Вы когда-нибудь посещали борозду Медузы?
Кэндзи улыбнулся и покачал головой. Он сказал им, что камни ками на холмах полны комнат и складов и вместе с туннелями в насыпях мохола у них есть место, чтобы разместить много людей – примерно до двадцати тысяч человек. Его собеседники закивали. Такие сведения могли им пригодиться.
Кэндзи повел их обратно – в старую часть города, где гостям выделили комнаты в месте первого поселения. Эти помещения были поменьше и не так загромождены, как студенческие комнатушки. В них чувствовался налет возраста, они казались обжитыми, что делало их похожими на гнезда, а не на гостиничные номера. Иссеи до сих пор ночевали в некоторых из них.
Когда гости шли по коридору, они не смотрели друг на друга. Контраст между их историей и историей Сабиси шокировал каждого из них. Они глазели на мебель, взволнованные, смущенные и озадаченные…
А после вечерней трапезы, когда было выпито много саке, один из них произнес:
– Жаль, мы не смогли создать такое чудо!
Нанао заиграл на бамбуковой флейте.
– Для нас это было проще, – пояснил Кэндзи. – Мы родились в Японии. У нас имелся образец для подражания.
– Это не слишком похоже на ту Японию, которую я помню.
– Но Сабиси – не настоящая Япония.
Они взяли чашки, бутылки и взобрались по лестнице на крышу деревянной башенки, расположенной рядом с домом. Отсюда открывался волшебный вид на весь Сабиси. Зазубренный массив валунов отчетливо выделялся на темном фоне. Близился последний час сумерек, и кроме бледно-лилового клина на западе небо сияло насыщенным, полуночным бархатом, щедро усыпанным звездами. Гирлянды бумажных фонарей светились в роще канадских кленов и навевали воспоминания.
– Мы и есть настоящая Япония. То, что вы видите в Токио сегодня, это транснациональные корпорации. На Земле сейчас властвует другая Япония. Конечно, мы никогда не сможем вернуться к прежним временам. В любом случае, это была феодальная культура с некоторыми чертами, неприемлемыми для нас. Наш город вырос из той древней культуры, однако мы стараемся найти иной путь, который заново расчистит старую тропу. Мы хотим заново осмыслить древнюю японскую цивилизацию и осесть на Марсе.
– Касэй Ниппон.
– Да, но не только для Марса! Для Японии – тоже. Как модель для них, понимаете? Пример того, чем они могут стать в будущем.
Они пили рисовую водку под звездами. Нанао играл на флейте, а в парке под бумажными фонариками кто-то смеялся. Гости сидели, прислонившись друг к другу, и задумчиво молчали. Затем они немного поговорили об убежищах. Они были столь разными, но в них имелось и много общего…
– Конгресс – хорошая идея.
Гости оживились.
– Вот что нам нужно позарез! Ведь мы уже много лет собираемся вместе, чтобы праздновать фестиваль Джона, верно? Это замечательное и очень важное событие, и лишь так мы ощущаем единство, а потом можем вернуться к обычной жизни. А мир быстро меняется… Мы не можем притворяться кучкой заговорщиков. Нам необходимо договориться с остальными.
Сперва они обговорили детали: кто приедет на конгресс, какие вопросы будут обсуждаться.
– Кто напал на ваш купол?
– Службы безопасности из Берроуза, «Субараси» и «Армскора» организовали так называемое диверсионно-расследывательное подразделение. Они заставили Временное Правительство благословить операцию. Они, без сомнений, снова вторгнутся на юг. Мы и так ждали слишком долго.
– Они получили сведения… от меня?
Ответом было фырканье.
– Тебе не стоит переоценивать собственную значимость.
– В любом случае это не имеет значения. Все началось с восстановления лифта.
– И они строят второй на Земле, а значит…
– Надо действовать!
Но бутылочки саке шли по кругу и опустошались, и люди уже не были столь серьезны. Они болтали о прошедших годах, о том, что видели в необжитых районах, сплетничали об общих знакомых и рассказывали анекдоты. Нанао достал упаковку воздушных шаров. Они надули их, запустили в небо и смотрели, как те парят среди деревьев и домов. Потом они передавали по кругу баллончик с закисью азота, вдыхали его и смеялись. Звезды над их головами раскинулись, подобно мерцающей сети с мелкими ячейками. Один из них рассказывал истории о космосе, о поясе астероидов. Они пытались резать крышу ножами, чтобы нацарапать там свои имена, но не преуспели.
– Конгресс станет тем, что мы называем Нема Ваши. Закладкой фундамента.
Двое встали, опираясь друг о друга и покачиваясь, пока не нашли общий баланс. Наконец они подняли маленькие чашки в тосте.
– В следующем году на Олимпе!
– В следующем году на Олимпе! – ответили остальные и выпили.
Они начали прибывать в Дорсу Бревиа на сороковой М-год (Ls = 1800, прочие координаты были несущественны). Подпольщики приезжали в мини-марсоходах и прилетали в самолетах со всего юга. Группа Красных и арабы из караван-сарая проверяли прибывающих еще на подходе, в пустошах.
Множество Красных и богдановистов разместились в бункерах, расположенных вокруг Дорсы. Они были вооружены на случай возможных проблем. Однако разведчики из Сабиси считали, что о конференции не знали ни в Берроузе, ни в Элладе, ни в Шеффилде. Когда они объясняли свою точку зрения, Красные и богдановисты с облегчением вздыхали: теперь они знали, что лазутчики и впрямь проникли во Временное Правительство и даже внедрились в структуру транснациональной власти на Марсе. Это было очередное преимущество «полусвета»: они могли работать на всех уровнях.
Когда Надя с Артом и Ниргалом приехали в Дорсу Бревиа, их провели в гостевые зоны Закроса, самого южного сегмента туннеля. Надя бросила рюкзак в комнатке с деревянными стенами и полом и забрела в парк, а после направилась на север. Минуя сегменты, она встречала своих старых приятелей и незнакомцев – каждый пребывал в приподнятом радужном настроении.
Все эти люди, гуляющие в рощах и перелесках, принадлежали к разным группам подполья, но они так вдохновляли друг друга! Надя оглянулась на толпу, теснящуюся на пешеходных дорожках – там, наверное, собралось человек триста, – и рассмеялась.

 

Швейцарцы из Оверхэнс прибыли за день до предполагаемой даты начала конгресса. Говорили, что они разбили лагерь неподалеку Дорсы Бревиа и терпеливо ждали указанного срока. Они привезли с собой целый набор шаблонов протоколов для заседаний, и пока Надя и Арт слушали, как швейцарка описывала их планы, Рэндольф ткнул Надю локтем и прошептал:
– Мы создали монстра.
– Нет, – прошептала Надя в ответ, счастливо глядя на центральный парк.
Он раскинулся в третьем северном сегменте туннеля и назывался Лато. Солнечный свет лился из длинной бронзовой расселины в каменной крыше и заполнял гигантский цилиндрический зал каким-то фотонным дождем, которого Наде не хватало всю зиму. А еще она не уставала радоваться деревьям. Здесь росли сосны, кипарисы и бамбук. Зеленые рощи виднелись из-за черепичных крыш и напоминали зеленые воды.
– Нам нужна структура, или здесь воцарится хаос, как во время студенческих каникул. А швейцарцам – все нипочем! Правда, надо дать им конкретную задачу, они же очень своеобразные ребята…
Арт кивнул. Он что-то тараторил, и иногда его трудно было понять. Вдобавок он не шел, он скакал огромными прыжками в пять-шесть шагов и полагал, что Надя от него не отстает.
– Просто заставьте их выпить кавы с анархистами, – выпалил он и принялся нарезать круги вокруг парка.
Надя улыбнулась. Ночью, когда она шла с Майей через Гурнию к открытым кухням, расположенным на набережной канала, она увидела поразительное зрелище. Арт тащил Михаила и других ястребов-богдановистов к столу швейцарцев, где Юрген, Макс, Сибилла и Присцилла непринужденно болтали с подпольщиками. Швейцарцы с легкостью переключались с языка на язык, как будто являлись роботами-переводчиками, – тем не менее их жизнерадостный гортанный акцент слышался в каждом слове.
– Арт – оптимист, – заметила Надя и покачала головой.
– Арт – идиот, – буркнула Майя.
В убежище собрались представители пятидесяти подпольных групп. Конгресс должен был начаться следующим утром, поэтому была устроена шумная вечеринка. Дикие крики и песни разносились по всему Закросу и Фалазарну. Арабские завывания сливались с тирольскими йодлями, вариации «Вальсируя с Матильдой» сменялись «Марсельезой».

 

Надя встала спозаранку. Она нашла Арта в павильоне в парке Закроса. Арт переставлял стулья в круг в классическом богдановистском стиле. Надя почувствовала укол боли и сожаления, будто призрак Аркадия прошел прямо сквозь нее. Ему бы понравилась эта встреча, к подобным вещам он призывал столь часто.
Она подбежала к Арту.
– А ты – ранняя пташка!
– Я проснулся и вообще не мог заснуть! – заявил он и потер щетинистый подбородок. – Я нервничаю!
Она рассмеялась.
– Это займет несколько недель, Арт, ты же знаешь.
– Да, но самое главное начать!
К десяти часам все места были заняты. Павильон переполняли стоящие участники конгресса: стульев хватило не на всех. Надя пробралась к сектору Зиготы и с любопытством наблюдала за происходящим. Мужчин оказалось больше, чем женщин, да и подпольщики, рожденные на Марсе, тоже были здесь в большинстве.
Многие носили стандартные цельные скафандры, причем у Красных они были ржаво-рыжими. Остальные облачились в яркие церемониальные наряды: хламиды, платья, шаровары, костюмы и вышитые сорочки. Кое-где виднелись обнаженные торсы. На шеях и запястьях подпольщиков поблескивали ожерелья, бусы и браслеты, в ушах звенели крупные серьги. Богдановисты предпочитали аксессуары с кусочками фобосита: когда эти осколки разрезали на плоскости и отполировывали, они превращались в черные зеркала.
Швейцарцы стояли в центре, мрачные и суровые. Мужчины щеголяли в строгих банкирских тройках, а Сибилла и Присцилла – в темно-зеленых платьях. Сибилла призвала собрание к порядку. Затем она и остальные швейцарцы по очереди объяснили мельчайшие подробности разработанной ими программы. Они делали паузы, чтобы ответить на вопросы, и просили, чтобы участники прокомментировали их выступления.
Группа суфиев в белоснежных рубахах и штанах прошла по периметру павильона. Суфии, двигаясь со своей обычной танцевальной грацией, передавали всем бамбуковые чаши и кувшины с водой. После этого делегаты, возглавляющие каждую группу, вылили немного воды слева от себя и осушили содержимое чаш.
Полинезийцы, которые находились у входа в павильон, тоже не бездействовали. Они наполняли стаканы кавой, кофе или чаем, и Арт передавал их всем желающим. Надя улыбнулась, увидев его, бредущего сквозь толпу. Арт напоминал суфия, шествующего в замедленной съемке, и на ходу смаковал каву.
Швейцарская программа должна была состоять из серии семинаров по конкретным темам: павильоны и беседки Закроса, Гурнии, Лато и Мальты являлись отличными площадками для их проведения. Мероприятия тщательно протоколировались. Заключения и рекомендации семинаров должны были послужить основой для обсуждений на следующий день – как раз во время одного из двух общих собраний. Первое сосредотачивалось лишь на вопросах достижения независимости, второе – на конкретных стратегиях и методиках, словом, на целях и средствах, как отметил Арт, подойдя к Наде. Когда ознакомительная часть программы завершилась, все хотели приступить к работе и решили, что обойдутся без помпезной церемонии открытия конгресса.
Вернер напомнил собравшимся, что мероприятия начнутся через час, и отпустил участников восвояси. Люди принялись вставать со стульев, и в павильоне раздался гул голосов. Но прежде, чем толпа рассосалась, Хироко вышла вперед из сектора Зиготы и направилась к швейцарцам. На ней был бамбуково-зеленый свитер, простой и аскетичный. Высокая и стройная, она выглядела невзрачной и невесомой – однако все взгляды были прикованы именно к ней. Когда она воздела руки вверх, воцарилась тишина. Те, кто сидел, встали.
Надя затаила дыхание. «Мы должны остановиться прямо сейчас, – подумала она. – Зачем нам собрания, если здесь и сейчас мы обрели нашу общность, наше почтение к одному человеку».
– Мы – дети Земли, – вымолвила Хироко звучным голосом. – Но мы находимся в лавовом туннеле планеты Марс. Мы должны помнить, какая странная у нас сложилась судьба. В любом месте жизнь – загадка и драгоценное чудо, но тут, на Марсе, мы еще лучше чувствуем ее священную силу. Давайте же все вместе выполним нашу работу с почтением к ней.
Она широко развела руки, и ближайшие последователи Хироко, напевая, приблизились к ней и образовали круг. Остальные не замедлили присоединиться к ним, и вскоре пространство вокруг швейцарцев заполнила оживленная толпа, в которой уже не было незнакомых.

 

Семинары проводились в изящных строениях, разбросанных по паркам. Иногда участники сидели в полуоткрытых залах, граничивших прямо с сосновыми рощами. Швейцарцы уже выбрали руководителей семинаров, а остальные участники посещали те встречи, которые были им интересны, поэтому на некоторых было пять человек, а на других – пятьдесят.
Первый день Надя провела, бродя от семинара к семинару, поднимаясь вверх и спускаясь вниз по южным сегментам туннеля. Она обнаружила, что очень немногие поступили так же – только Арт, пожалуй, являлся исключением, хотя в результате ему удавалось услышать лишь пару предложений на каждом мероприятии.
Надю заинтриговал семинар, посвященный событиям 2061 года. Она с интересом, но без удивления заметила среди присутствующих Майю, Энн, Сакса, Спенсера и даже Койота, равно как и Джеки Бун с Ниргалом. Павильон был забит до отказа. Надя задумалась, ведь оставалось еще столько серьезных вопросов о шестьдесят первом. Что, в принципе, случилось? Что пошло не так? Почему?
Но, послушав десять минут, она почувствовала, как сжимается опустошенное сердце. Расстроенные подпольщики принялись искренне и горько обвинять друг друга. Живот у нее скрутило, как не скручивало уже давно, когда на нее нахлынули воспоминания о неудавшейся революции.
Надя озиралась по сторонам. Она старалась концентрироваться на лицах, чтобы отвлечься от призраков прошлого. Сакс, сидевший рядом со Спенсером, был похож на птицу. Он кивал, когда Спенсер заявил, что тот роковой год научил их необходимости полной оценки всех военных сил марсианской системы.
– Это главное предварительное условие для любого успешного действия, – вещал Спенсер.
Но клочок здравого смысла был заглушен кем-то, кто, кажется, искал предлог не предпринимать никаких действий. Вероятно, оппонентом Спенсера оказался кто-то из первопоселенцев, выступавший за немедленные массовые акции по защите марсианской экологии и вооруженные захваты городов.
Очень живо Надя вспомнила спор с Аркадием по этому вопросу и внезапно поняла, что она давно сыта по горло. Она направилась к импровизированной кафедре. Увидев ее, все замолчали.
– Я устала от дискуссий, которые проходят в военных терминах! – воскликнула она. – Нужно переосмыслить модель революции. Это не удалось Аркадию в шестьдесят первом, поэтому то роковое время и стало для всех кровавой мясорубкой. Послушайте меня, прошу вас! Успешная вооруженная революция на Марсе просто невозможна. Слишком уязвимы системы жизнеобеспечения.
– Но если поверхность пригодна для жизни, тогда системы жизнеобеспечения не так важны…
Надя покачала головой.
– Поверхность не пригодна для жизни и останется таковой еще в течение долгих лет. А если бы она была пригодна для людей, мы все равно должны были бы переосмыслить революцию. Послушайте, даже когда людские бунты и волнения заканчивались победой, они порождали столько разрушений и ненависти, что всегда следовала некая чудовищная обратная реакция. Если вы выбираете насилие, вы создаете врагов, которые будут противостоять вам вечно. Вашими лидерами станут абсолютно безжалостные типы, а когда война закончится, новая власть будет не лучше старой.
– Не в… Америке, – проговорил Сакс и понурился в попытках подобрать нужное слово.
– Я толком ничего не знаю насчет Америки, но в большинстве случаев все происходило именно так, как я сказала. Насилие порождало ненависть, и в конце концов наступала обратная реакция. Это неизбежно.
– Точно! – согласился Ниргал со своим обычным, полным решимости взглядом, не слишком отличающимся от гримас Сакса. – Но если люди нападают на убежища и уничтожают их, то у нас не остается выбора.
– Вопрос в том, кто их послал, – отчеканила Надя. – А еще надо понять, кто выполняет черную работу. Сомневаюсь, что они имеют что-то лично против нас. В данный момент они с такой же легкостью могут переметнуться и на нашу сторону, а не выступать против. Но сперва мы должны сфокусироваться на их командирах и хозяевах.
– О-без-глав-ливание, – сказал Сакс.
– Мне не нравится, как это звучит. Нужен другой термин.
– Обязательный выход на пенсию? – едко предложила Майя.
Аудитория засмеялась.
Надя бросила взгляд на старую подругу.
– Принудительная отставка, – заметил Арт, который застыл на пороге павильона.
– То есть переворот, – уточнила Майя. – Не сражаться с населением на поверхности, но просто сменить руководство и их телохранителей.
– Нельзя забывать и про армию, – настойчиво сказал Ниргал. – У нас нет никаких свидетельств того, что армия недовольна или, по крайней мере, равнодушна.
– Но будут ли они воевать без команд от руководства?
– Некоторые будут. Они же выполняют свою работу.
– Слишком многое поставлено на кон, – вымолвила Надя, обдумывая мысль. – Армии необходима идея патриотизма, или этнической принадлежности, или что-нибудь в этом духе – иначе они не будут стоять до последнего. Они знают, что их задача – защищать власть имущих. Внести в революцию элемент эгалитарной системы, и они будут считать, что это просто-напросто конфликт интересов.
– Вопрос выходного пособия, – хмыкнула Майя, и участники семинара расхохотались.
Но Арт серьезно спросил:
– Почему бы не изложить все в терминах? Если вы не хотите революции-войны, вам нужно заменить ее чем-то – так почему бы не экономикой? Назовем все практическими изменениями. Так поступают люди в «Праксисе», когда говорят о человеческом капитале или биоинфраструктуре, – они всегда моделируют ситуацию подобным образом. В некотором смысле такая идея может показаться вам нелепой, однако она имеет смысл для тех, у кого экономика – важнейшая из парадигм. В том числе и для транснационалов.
– Ага! – ухмыльнулся Ниргал. – Значит, мы уволим местное правительство, а их полицию повысим в процессе переподготовки?
– Верно.
Сакс покачал головой.
– Не можем достать их, – сказал он. – Нужна сила.
– Что-то должно измениться! Мир должен избежать еще одного шестьдесят первого года! – настаивала Надя. – Надо все переосмыслить. Вероятно, имеются другие исторические модели, о которых мы не упоминали. Какие-нибудь бархатные революции, например…
– В таком случае нам не обойтись без недовольного населения, – подал голос Койот, сидящий в заднем ряду. – Да и сама система должна начать распадаться на части. На Марсе нет подходящих условий. Люди здесь обеспечены и счастливы, что смогли закрепиться на Марсе.
– Но у Земли – проблемы, – подчеркнул Сакс. – Распадается на части.
– Хм, – пробормотал Койот, пересел к Саксу и принялся что-то с ним обсуждать.
Говорить с Саксом до сих пор было тяжело, но благодаря работе с Мишелем – уже возможно. Надя обрадовалась, увидев, что Койот советуется с ним как с равным.
Дискуссия тем временем вернулась на круги своя. Участники спорили о революционных теориях и пытались переосмыслить шестьдесят первый, но им мешали застарелые обиды и непонимание того, что на самом деле произошло в те кошмарные месяцы. А когда Мишель и некоторые бывшие заключенные Королёва заспорили, кто действительно убил охрану, атмосфера накалилась.
Сакс встал и помахал над головой планшетом.
– Нужны сначала факты, – прокаркал он, – потом диализ… анализ.
– Хорошая идея, – мгновенно ответил Арт. – Если ваша группа кратко изложит историю войны, чтобы представить ее на конгрессе, мы сможем извлечь пользу из вашего доклада и обсудить методологию революции на общих собраниях.
Сакс кивнул и сел. Небольшая группка людей покинула собрание, остальные успокоились и собрались вокруг Сакса и Спенсера. Надя заметила, что теперь в павильоне находились преимущественно ветераны войны. Кроме того, здесь были Джеки, Ниргал и несколько ребят, родившихся на Марсе.
Сама Надя читала кое-какие изыскания по поводу шестьдесят первого года, которые Сакс проделал в Берроузе. Сейчас она надеялась, что с личными свидетельствами других ветеранов они смогут прийти к пониманию изначальных причин войны – почти через полвека после ее окончания. (Но, как сказал Арт, когда они вместе обсуждали эту тему, – такая ситуация была типична.)
Вскоре они оба тоже покинули павильон. Арт шел, положив руку Наде на плечо. Несмотря на то что он столкнулся со многими подпольщиками, принадлежащими к различным фракциям, сейчас он выглядел на удивление притихшим. «Наверное, устал от впечатлений», – подумала Надя.
– Они сходятся лишь в некоторых вопросах, – признал он. – Но так всегда бывает… хотя бы вначале. Поглядим, что будет дальше.

 

Наступил второй день конгресса. После полудня Надя пришла на семинар, посвященный терраформированию. По мнению Нади, терраформирование являлось самым спорным вопросом, стоящим перед ними. Она не ошиблась. Павильон на границе парка Лато был набит битком, а перед тем как начать собрание, ведущий вывел участников в парк, разбитый возле канала.
Красные настаивали на том, что терраформирование было помехой их надеждам. Если марсианская поверхность станет пригодна для жизни, он превратится в земные владения, заявляли они. А учитывая перенаселенность и экологические проблемы на Земле, все надежды будут возлагаться именно на Марс. Нельзя было забывать и о строительстве второго лифта, и о возможном преодолении гравитационных колодцев. В такой ситуации надо ждать неминуемой массовой эмиграции, после чего вообще исчезнет любая возможность марсианской независимости, заключили они.
Подпольщиков, выступающих за терраформирование, называли Зелеными, хотя они и не составляли определенное движение. Они возражали Красным, поскольку считали, что с жизнеспособными условиями на поверхности Марса можно будет селиться где угодно, и тогда подполье тоже автоматически переместится наверх. Конечно, властям будет гораздо сложнее его контролировать или атаковать, а значит, подпольщики займут чрезвычайно выгодное положение.
Две противоположные точки зрения обсуждались в самых разных вариантах и комбинациях. Энн Клейборн и Сакс Расселл также присутствовали на семинаре. Они часто комментировали речи Красных и Зеленых, пока те не умолкли, подавленные авторитетом антагонистов. А затем все принялись наблюдать, как Энн и Сакс снова схлестнулись.
Надя безрадостно смотрела на медленно развивающееся столкновение и тревожилась за своих друзей. И она была не единственной, кого беспокоило это зрелище. Многие участники видели знаменитую запись спора Энн и Сакса в Андерхилле. Бесспорно, их история стала своеобразной легендой! То был великий миф первой сотни – миф тех времен, когда жизнь была проще и каждый упрямо стоял на своем.
Но в данный момент все усложнилось. Теперь, когда Энн и Сакс опять столкнулись лицом к лицу, уже не обращая внимания на участников, обстановка в павильоне наэлектризовалась. В воздухе витала смесь ностальгии, напряжения коллективного дежавю и явного желания, чтобы Энн и Сакс примирились для собственного блага… и для блага всех остальных.
«Впрочем, наверное, только я хочу, чтобы они пошли на мировую», – подумала. Надя.
Но они, похоже, жаждали продолжать спор. Тем не менее, вскоре Энн выдохлась и с трудом подбирала аргументы. Она вяло жестикулировала и была подавлена, безразлична, почти равнодушна. Неистовая Энн со знаменитой видеозаписи исчезла.
– Когда поверхность будет пригодна для жизни, – произнесла она, и Надя заметила это «когда», а не «если», – на Марс прилетят миллиарды людей. Пока мы вынуждены жить в убежищах, логистика будет вынуждать удерживать численность населения в пределах миллионов. Это как раз то количество, которое необходимо для успешной революции. – Она пожала плечами. – Устройте ее прямо сейчас, если хотите. Наши убежища спрятаны, их – нет. Нарушьте герметичность, и не будет ни одного выстрела в ответ, они умрут, а вы выиграете. Терраформирование уничтожит данное преимущество.
– Я не буду участвовать в очередном кошмаре, – выпалила Надя, не в силах сдержаться. – Ты знаешь, во что превратились города в шестьдесят первом.
Хироко, которая молча сидела на последнем ряду, встала со стула.
– Нация, построенная на геноциде, – совсем не то, к чему мы стремимся, – вымолвила она.
Энн снова пожала плечами.
– Ты хочешь бескровной революции! Увы, такое невозможно.
– Я говорю о шелковой революции, – ответила Хироко. – Революции аэрогеля. Составная часть ареофании. Вот что меня удовлетворит.
– Ладно, – пробормотала Энн.
Поистине, никто не мог поспорить с Хироко! Только Энн…
– Повторяю, лучшим вариантом является тот, при котором поверхность планеты не будет пригодна для жизни, – вдруг заартачилась она и заметно приободрилась. – Переворот, о котором ты твердишь… Что ж, если ты захватишь электростанции в главных городах Марса и скажешь: «Теперь мы всем управляем», – население согласится, но, вероятно, из необходимости. Представь, что сюда прибудут миллиарды людей, которые смогут обустроиться на Марсе, а затем ты со своими замашками уволишь большую их часть и объявишь себя главным боссом… Уверена, они сразу же скажут: «Главной над кем?» – и проигнорируют тебя.
– Это, – сказал Сакс, – предполагает… взять власть… пока поверхность необитаема. И продолжать процесс… независимо.
– Они захотят добраться до тебя, – продолжила Энн. – И, обещаю, они это сделают.
– Нет, если они ослабнут.
– Транснационалы находятся под жестким контролем, – добавила Энн. – Прими мои слова к сведению, Хироко.
Сакс пристально посмотрел на Энн. Он молчал и, вместо того чтобы, как обычно, разбить ее доводы, казалось, еще сильнее фокусировался на них. Обдумав ее тираду, Сакс принялся говорить – с длительными, почти бесконечными паузами, которые невозможно было объяснить проблемами с речью. Надя вглядывалась в его «обновленное» лицо, и ей мерещилось, что с Энн спорит кто-то другой, не Сакс, а его брат, инструктор по танцам или бывший косноязычный боксер со сломанным носом… И сейчас он терпеливо пытался подобрать правильные выражения, не слишком в этом преуспевая. Но эффект был оглушительным.
– Терраформирование… необратимо, – прокаркал Сакс. – Будет тактически трудно… технически трудно… начать… кончить. Равное этому усилие… сделать. А может, нет… И… окружающая среда может быть… оружием в нашем случае… по нашей вине… В любой момент.
– Каким образом? – синхронно воскликнули несколько участников, но Сакс ничего им не объяснил. Он не отводил от Энн пытливого взгляда, а та, в свою очередь, как-то странно посматривала на него, будто он вывел ее из себя.
– Если мы будем придерживаться курса на создание жизнеспособной поверхности, – произнесла она, – тогда Марс станет для транснациональных корпораций невиданным призом. Возможно, их спасением, если дела на Земле действительно настолько плохи. Они могут захватить власть и построить новый мир, а Землю послать к черту. Это если нам совсем не повезет. Ты видел, что случилось в шестьдесят первом. У них в распоряжении были гигантские армии, и они сохранили свою власть на Марсе.
Она замолчала. Сакс часто заморгал и кивнул.
У Нади просто разрывалось сердце. Они были такими бесстрастными, словно судьбы Марса и Земли вовсе их не заботили, а может, они уже отмели прочь свои эмоции и чувства, как никому не нужный старый хлам. Кто знает?.. Но все-таки в них таилась и тень сомнения, и это колебание весов отражалось в речи. Надя смотрела на них обоих. Вот она – Энн – будто сожженный солнцем пахарь с черно-белых даггеротипов, а Сакс – до сих пор обаятельный и чудом выживший после всех невзгод. Что за ирония судьбы! Они выглядели на шестьдесят, и взвинченная до предела Надя с трудом могла поверить, что им обоим перевалило за сто двадцать. Они такие нечеловечески древние и такие изменившиеся… изношенные, настрадавшиеся, изнуренные, растраченные… или, по крайней мере, привыкшие не придавать особого значения простому обмену репликами.
Они-то как раз понимали, как мало значат слова в этом мире. И они замолчали, пристально буравя друг друга глазами. Они оба зашли в тупик и были истощены гневом.
Но остальные с лихвой компенсировали их задумчивость – молодые горячие головы яростно кинулись в бой. Красные рассматривали терраформирование как часть имперского процесса. Энн в сравнении с ними придерживалась умеренных взглядов, а они набрасывались даже на Хироко.
– Не называйте это ареоформированием, – кричала на нее какая-то представительница Красных.
Хироко в замешательстве уставилась на высокую, молодую женщину, белокурую валькирию, которая вопила на грани бешенства.
– Вы болтаете чушь о терраформировании – вот и все! Называя это ареоформированием, вы бессовестно лжете.
– Мы терраформируем планету, – сказала ей Джеки, – а планета ареоформирует нас.
– Ложь!
Энн мрачно посмотрела на Джеки.
– Давным-давно твой дедушка сказал мне то же самое, – начала Энн, – и ты, вероятно, в курсе. Но я до сих пор жажду увидеть, где это ареоформирование.
– Оно происходит с каждым, кто рождается на Марсе, – убежденно ответила Джеки.
– Каким образом? Ты родилась на Марсе, чем ты отличаешься?
Джеки бросила на нее сердитый взгляд.
– Как и остальные местные, Марс – все, что я знаю, и я беспокоюсь о моей родной планете. Мы выросли, впитав в себя культуру, которая связана с древними и современными цивилизациями Терры. И теперь мы создаем марсианскую культуру.
Энн хмыкнула.
– Ну, и чем же ты отличаешься от нас самих? Ты напоминаешь мне Майю.
– Идите вы! – огрызнулась Джеки.
– Майя сказала бы точно так же. Значит, это и есть твое хваленое ареоформирование? Мы люди – и мы ими и останемся вне зависимости от того, что твердил Джон Бун. Он много чего болтал, но пока его пророчества не сбылись.
– Пока нет, – с нажимом произнесла Джеки. – Но процесс замедляется, когда он в руках людей, у которых за последние пятьдесят лет не возникло ни одной мало-мальски оригинальной идеи. – Молодые участники семинара рассмеялись, услышав это. – А сейчас у некоторых появилась отвратительная привычка бросаться неуместными личными оскорблениями в политических спорах, – добавила она и скрестила руки на груди.
Джеки замолчала, глядя на Энн. Та казалась спокойной и расслабленной, хотя ее глаза и метали молнии. Дискуссия напомнила Наде, какой силой обладала Джеки. Без сомнения, за ней стояли почти все, рожденные на Марсе.
– Если мы не изменились, – вымолвила Хироко, обратившись к Энн, – как ты объяснишь своих Красных и ареофанию?
Энн задумалась.
– Это исключения, – наконец ответила она.
Хироко склонила голову набок.
– В нас живет дух Марса. Ландшафт оказывает значительное влияние на психику. Ты изучаешь ландшафты, ты – Красная. Ты должна признать мою правоту.
– Это истина лишь для некоторых, – парировала Энн, – Большинство людей, очевидно, не чувствуют дух Марса. Города похожи друг на друга, как близнецы. По-моему, они взаимозаменяемы. Люди прилетают в какое-нибудь поселение на Марсе и начинают там жить… и в чем разница? Ее нет. Поэтому они заинтересованы в том, как разрушить землю за городской чертой, как они уже сделали на Терре.
– Их можно научить мыслить иначе.
– Вряд ли. Слишком поздно. В лучшем случае им можно приказать вести себя иначе. Но это не ареоформирование планетой, а банальная идеологическая обработка в лагерях перевоспитания!
– Убеждение, – возразила Хироко. – Пропаганда, убеждение примером и доказательствами. Я не имела в виду принуждение.
– Аэрогельная революция, – саркастически усмехнулась Энн. – Но аэрогель плохо воздействует на ракеты.
Несколько участников заговорили разом, и на минуту нить разговора была потеряна. Дискуссия моментально распалась на сотню мелких споров: люди уже не хотели сдерживаться, и каждый принялся отстаивать свое мнение. Надя поняла, что так может продолжаться час за часом, день за днем.
Энн и Сакс сели. Надя пробиралась сквозь толпу к выходу из павильона и около выхода столкнулась с унылым Артом.
– Не могу поверить, – пробормотал он.
– Поверь.
Конгресс продолжался. Ежедневно проводились семинары (удачные или не очень), плавно перетекающие в ужин, за которым следовала традиционная вечеринка. Надя заметила, что если старые эмигранты предпочитали после трапезы вернуться к обсуждениям, то молодые местные воспринимали конгресс как дневную работу, а ночи отдавали празднествам. Они часто собирались возле большого теплого пруда Фестос. Даже их предпочтения явно свидетельствовали о том, насколько они различны между собой, и Надя считала этот вопрос весьма любопытным.
Сама же Надя полюбила проводить вечера в патио Закроса. Она делала заметки по поводу тех или иных встреч, разговаривая с участниками, и обдумывала все, увиденное накануне. Ниргал присоединялся с ней, как и Арт (если он не пытался заставить спорщиков выпить кавы, а потом пойти веселиться к Фестосу).
На второй неделе у нее появилась привычка вечером прогуливаться по трубам-переходам. Добравшись аж до самой Фаласарны, она поворачивала обратно, а потом встречалась с Ниргалом и Артом в патио, расположенном на лавовом пригорке в Лато. Эти двое стали добрыми друзьями во время их долгой поездки домой от каньона Касэй, а в дни конгресса они буквально превратились в братьев. Теперь они обсуждали все, что только можно, сравнивали впечатления, делились теориями и излагали на суд Нади свои планы. В конце концов, они решили написать своего рода документ о конгрессе.
Они приняли Надю в свою компанию в качестве старшей сестры, а может, и бабушки. Однажды, когда они закончили трудиться над документом и, пошатываясь, побрели спать, Арт заговорил о «триумвирате». С нею в роли Помпея, без сомнений. Но Надя сделала все, чтобы повлиять на них с помощью собственного четкого анализа общей картины.
Она сказала, что разногласия среди групп подполья существовали всегда, и тут нет ничего удивительного. Тем не менее некоторые идеи являлись краеугольными. И, конечно же, все в основном вертелось вокруг вопроса терраформирования. А еще были те, кто выступал за и против революционного насилия. Сколько людей – столько и мнений: пока одни жили в подполье и сохраняли гонимую культуру, другие прятались еще «глубже» и пытались создать совершенно новое общество.
А для Нади становилось все более очевидным, что самые значительные различия существовали между эмигрантами с Земли и теми, кто родился на Марсе.
Так или иначе, но конгресс только обострил эти разногласия, и никто не знал, как примирить спорщиков.
На следующую ночь к ним заглянул пришедший выпить Мишель Дюваль. Когда Надя описала ему проблему, он достал искин и начал строить диаграммы, основанные на том, что он называл «семантический прямоугольник». Используя схему Мишеля, они сделали сотню разных набросков различных дихотомий. Они упорно старались найти проекцию, которая помогла бы им понять, какие союзы и противостояния действительно возможны при данном раскладе. Они придумали дюжину интересных шаблонов, но нельзя было сказать, что их посетило ослепительное озарение, хотя один особенно хаотичный семантический прямоугольник показался многообещающим, по крайней мере – Мишелю. Насилие и ненасилие, терраформирование и антитерраформирование составляли четыре начальных угла, и во вторичной комбинации вокруг четырехугольника Мишель расположил богдановистов, Красных, ареофанию Хироко, мусульман и других консерваторов.
Однако что эта комбинация означала на практике, пока было не ясно.

 

Надя стала посещать собрания, посвященные общим вопросам, относящимся к возможному марсианскому правительству. Они оказались так же неорганизованны, как и дискуссии о революционных методах, но менее эмоциональны и более основательны. Они проходили каждый день в амфитеатре, который минойцы вырезали в стене туннеля Малия. Участники, сидящие на полукруглых скамьях, видели заросли бамбука, сосновые рощи и терракотовые крыши на всем протяжении длины туннеля от Закроса до Фаласарны.
На собрания приходили несколько другие люди, чем на революционные дебаты. Сперва докладчик устраивал краткие дискуссии с несколькими участниками по поводу конкретной специфической проблемы, а уж потом начиналось общее собрание, где обсуждался очередной «свежий» доклад. Швейцарцы постарались на славу: здесь были затронуты всевозможные аспекты политики, экономики и культуры, так что обсуждения проходили бурно, но без взаимных оскорблений.
Влад и Марина посылали отчеты со своего семинара по финансам, при этом каждый из них оттачивал и расширял развивающийся концепт эко-экономики.
– Сегодня была захватывающая дискуссия, – сообщила Надя Ниргалу и Арту во время их ночного бдения в патио. – Многие критикуют оригинальную систему Влада и Марины, в том числе швейцарцы и ребята из Болоньи. Они, по сути, пришли к выводу, что система даров, которую мы впервые использовали в подполье, не самодостаточна, ее слишком трудно сбалансировать. Есть проблемы дефицита и накопительства, и когда мы начинаем устанавливать стандарты, это все равно что подарки, от которых нельзя отказаться, а это как раз противоречит системе. Вот о чем твердил Койот, который установил в подполье свою бартерную систему! Полагаю, мы движемся по направлению к более рациональной системе, в которой базовые потребности распределяются в регулируемой экономике перекиси водорода, и вещи оцениваются путем расчета их калорийности. Когда обеспечены базовые потребности, в игру вступает экономика подарков, использующая в качестве стандарта азот. Иными словами, имеются две плоскости – на одной находится нужда, на другой – подарок, или, как сказали суфии, животное и человеческое, выраженное в разных стандартах.
– Зеленое и белое, – пробормотал Ниргал.
– А суфии довольны двойственной системой? – спросил Арт.
Надя кивнула.
– Сегодня, когда Марина объяснила взаимоотношения данных плоскостей, Дуаль-Нун заявил, что Мевляна не мог бы изложить концепцию лучше.
– Хороший знак, – обрадовался Арт.
Иные семинары не были настолько конкретны, а потому оказались менее плодотворными.
Надя побывала на одном мероприятии, посвященном будущим биллям о правах. В павильоне царила весьма недоброжелательная атмосфера. Надя быстро сообразила, что тема семинара лишь слегка затрагивала ворох социокультурных проблем. Многие участники наверняка сочли, что смогут убедить оппонентов не только в своем собственном превосходстве, но и в доминировании своей культуры.
– Я всегда говорил вам это, еще со времен Буна! – восклицал Зейк. – Попытка навязать нам один набор ценностей, не что иное, как ататюркизм. Каждому должно быть позволено идти своим путем!
– Утверждение верно, но лишь до определенного момента, – парировала Ариадна. – А если некая группа настаивает на праве рабовладения?
Зейк пожал плечами.
– Такое недопустимо.
– Значит, вы согласны, что должен быть базовый билль о правах человека?
– Конечно, – холодно ответил Зейк.
– Любая социальная иерархия – своего рода рабство, – встрял Михаил от имени богдановистов. – Каждый должен быть абсолютно равен перед законом.
– Иерархия – естественное положение вещей, – возразил Зейк. – Ее нельзя избежать.
– Сказано арабом, – прокомментировала Ариадна. – Но здесь у нас не естественное положение вещей, а марсианское. И там, где иерархия ведет к подавлению, она должна быть упразднена.
– Иерархия благонамеренных, – буркнул Зейк.
– Или главенство равенства и свободы.
– Силой, если потребуется.
– Да!
– Насильственная свобода! – Зейк с отвращением махнул рукой.
Арт вкатил на подиум тележку с напитками.
– Может, нам стоит сконцентрироваться на реальных правах? – предложил он. – Изучить земные декларации прав человека и прикинуть, можно ли адаптировать их на Марсе.
Надя покинула павильон, чтобы посетить другие мероприятия. Использование земли, закон о собственности, уголовное право, вопрос наследования… Швейцарцы разбили вопрос о правительстве на поразительное количество подкатегорий. Анархисты чувствовали раздражение, и в первую очередь – Михаил (который уже сбежал с предыдущего семинара).
– Нам действительно нужно заниматься ерундой? – восклицал он. – Говорю вам, ничем из этого нельзя владеть!
Надя ожидала, что Койот будет среди тех, кто оспорит мнение Михаила, и затаила дыхание.
– Мы должны утвердить все это! – заявил Койот. – Даже если вы не хотите ничем владеть или хотите владеть минимумом, вы должны обосновать программы пункт за пунктом. Кроме того, минималисты стремятся к сохранению такой экономической и полицейской системы, которая даст им привилегии. Вот она – борьба за свободу личности для вас, анархистов, которые мечтают, чтобы копы охраняли их от собственных рабов! Нет! Если вам нужен минимум собственности во владении, то аргументируйте все от начала и до конца.
– А как же быть с законом о наследовании? – взвился Михаил.
– Почему бы и нет? Это критичный вопрос! Я утверждаю, что наследства не должно быть вообще, за исключением некоторых личных вещей, например. А все остальное должно вернуться Марсу как часть дара, верно?
– Все остальное? – переспросил Влад. – А из чего оно точно состоит? Никто не будет владеть землей, водой, воздухом, инфраструктурой, генными банками, базами данных… Что еще можно передавать по наследству?
Койот пожал плечами.
– Недвижимость? Банковский счет? А разве у нас не будет денег? И разве люди не станут копить их, если смогут?
– Тебе надо посетить финансовый семинар, – посоветовала ему Марина. – Мы надеемся дать деньгам эквивалент в виде перекиси водорода и оценивать вещи в энергетических единицах.
– Но деньги будут существовать, верно?
– Да, но мы думаем над обратными процентами на сберегательных счетах. К примеру, если вы не пустите в оборот то, что заработали, это выпустят в атмосферу в виде азота. Ты удивишься, насколько сложно оставаться в плюсе при данной системе.
– Но если я пущу все в оборот?
– Тогда я с тобой соглашусь. После твоей смерти это должно вернуться к Марсу и быть использовано для общего блага.
Сакс, запинаясь, возразил, что такое решение противоречит биоэтической теории, согласно которой все существа, включая не только людей, но и животных, имеют сильное побуждение обеспечивать свое потомство. Это побуждение можно наблюдать и в природе, и в человеческих культурах, оно объясняет одновременно и эгоистическое, и альтруистическое поведение.
– Попробуйте поменять био… логичный… биологический… основание культуры… законом… Получите проблемы.
– Вероятно, должно быть минимальное право наследования, – сказал Койот. – Достаточное, чтобы удовлетворить животный инстинкт, но не достаточное, чтобы кормить обеспеченную элиту.
Марина и Влад, как по команде, принялись вбивать новые формулы в свои искины. Но Михаил, сидевший рядом с Надей и листающий программу мероприятий, недовольно скривился.
– Это и есть часть конституционного процесса? – пробормотал он, уставившись на буклет. – Районные кодексы, производство энергии, утилизация отходов, транспортная система, борьба с вредителями, законы о собственности, система жалоб, криминальное законодательство, арбитражный суд… законы в области здравоохранения?
Надя вздохнула.
– Полагаю, что да. Вспомни, как много работал Аркадий с архитектурой.
– Школьные расписания? Нет, я слышал о микрополитике! Что за глупости!
– Нанополитика, – произнес Арт.
– Нет, пикополитика! Фемтополитика!
Надя встала, чтобы помочь Арту развозить напитки к другим павильонам, где проходили семинары.
Арт неустанно бегал от одной встречи к другой. Он предлагал участникам чай, кофе или даже каву, слушал докладчиков максимум пару минут и двигался дальше. В день проводилось от восьми до десяти встреч, и Арт каким-то образом успевал побывать на всех. А вечером, когда делегаты отдыхали, развлекаясь или прогуливаясь по туннелям, Арт углублялся в работу. Ниргал присоединялся к нему. Они внимательно просматривали записи семинаров на умеренно быстрой перемотке (при этом участники щебетали, словно птицы) и замедляли их только, чтобы делать заметки или обговорить некоторые моменты. Вставая посреди ночи, чтобы сходить в туалет, Надя брела мимо затемненной гостиной, где они оба корпели над очередной статьей. Иногда она видела их заснувшими в креслах. Их расслабленные, с приоткрытыми ртами лица мерцали в свете транслируемых с экранов дебатов о некомпетентности полиции.

 

Но утром Арт вставал одновременно со швейцарцами и вновь готовился к бою. Сперва Надя пыталась поспевать за ним, но обнаружила, что встречи за завтраком очень многообещающи. Правда, иногда участники сидели за столами, потягивая кофе и уплетая фрукты и маффины. В такие моменты она таращились друг на друга, словно зомби. «Ты кто? – словно говорил их замутненный взгляд. – Что я тут делаю? Где мы? Почему я проснулся не в своей постели?»
Но могло быть и совершенно по-другому: порой по утрам люди приходили сюда выспавшиеся и бодрые после душа. Они залпом выпивали кофе или каву и горели поделиться с другими своими новыми, конечно же, гениальными идеями и мыслями. И они были готовы сражаться, чтобы добиться прогресса. Если и остальные пребывали в таком же состоянии, вопросы решались на лету.
Одно из обсуждений собственности прошло именно так, и целый час казалось, что они решили все проблемы согласования человека и общества, личных возможностей и общественного блага, эгоизма и альтруизма… Но в конце встречи их заметки выглядели столь же смутными и противоречивыми, как и те, что были сделаны накануне.
– Надо опять смотреть запись собрания целиком, чтобы сделать нормальный отчет, – посетовал Арт, тщетно пытаясь набросать конспект.
Так что большинство утренних встреч были не очень-то и успешны, а постепенно и вовсе превратились в затяжные споры. Однажды утром Надя видела как Антар, молодой араб, с которым Джеки развлекалась в их поездке, говорил Владу:
– Вы лишь повторите социалистическую катастрофу!
Влад пожал плечами.
– Не спеши судить о том периоде. Социалистические страны находились под нападками капиталистических государств снаружи и коррупции – изнутри, ни одна система не может пережить подобный кошмар! Не стоит выплескивать ребенка вместе с водой – в таком случае мы потеряем множество справедливых и замечательных концепций. Земля находится в тисках системы, которая победила социализм, и это очевидно иррациональная и деструктивная иерархия. Как же нам быть с ней, чтобы нас не сокрушили? Мы должны везде искать ответы, включая и те системы, которые были побеждены нынешним порядком.
Арт толкал тележку с едой к соседнему павильону. Надя бросилась за ним.
– Боже мой, я бы хотел, чтобы тут был Форт, – причитал Арт. – Он должен быть здесь, правда…
На следующем собрании спорили о границах толерантности: о том, что не будет дозволено, какое бы религиозное значение этому ни придавалось.
– Скажите все мусульманам! – прокричал кто-то.
Юрген вылетел из павильона и с отвращением потряс головой. Цапнув с тележки ролл, он произнес с набитым ртом:
– Либеральная демократия утверждает, что толерантность необходима! Странно, стоит чуть отступить от либеральной демократии, как эти самые демократы становятся крайне нетолерантны.
– И как с проблемой справляются в Швейцарии? – спросил Арт.
Юрген пожал плечами.
– Кажется, никак.
– Боже, как бы я хотел, чтобы Форт был тут! – повторил Арт. – Я пытался связаться с ним некоторое время назад и рассказать о конгрессе… Я даже использовал швейцарскую правительственную линию, но мне никто не ответил!

 

Конгресс продолжался почти месяц. Недосыпание и, возможно, злоупотребление кавой все сильнее выматывали Арта и Ниргала. Наконец Надя начала гнать их ночами в постель. Она решительно подталкивала их к диванам и обещала сделать дайджест тех записей семинаров, которые они еще не пересмотрели.
Они спали в той же комнате, ворочаясь с боку на бок на узких диванчиках из бамбука и поролона, и что-то бормотали во сне. Однажды ночью Арт резко сел на диване.
– Я утратил суть вещей, – серьезно сказал он Наде спросонья. – Я вижу теперь только формы. А где же содержание?
– Становишься швейцарцем? Ложись спать.
Он опрокинулся назад.
– Было безумием думать, что вы, ребята, сумеете сработаться вместе, – добавил он и зевнул.
– Спи.
«Может, это и впрямь безумие», – подумала она, когда он засопел.
Она встала и направилась к двери. Голова шумела, она чувствовала, что не заснет, и пошла в парк. Воздух был еще теплым, на каменном своде небес виднелись длинные трещины.
Внезапно туннель напомнил Наде одну из комнат на «Аресе», правда, во много раз увеличенную, но выполненную в той же эстетике. Беседки и павильоны, темные, пушистые комочки рощ… Игра в строительство мира. Но сейчас на кону был настоящий мир. Поначалу участники конгресса легкомысленно отнеслись к его огромному потенциалу, а некоторые уроженцы Марса были слишком юны и неудержимы, чтобы прочувствовать это. Но для стариков ситуация стала иной. Они смогли подступиться к прежде неразрешимым проблемам и словно узрели узловатые кости, проступающие под усыхающей плотью. Остатки первой сотни, японцы из Сабиси, – тоже посетили конгресс. Они наблюдали и мучительно раздумывали над всем, что видели. Их отношение варьировалось от цинизма Майи до тревожного раздражения Марины.
В парке она заметила Койота. Хотя у него подкашивались ноги, он шел вперед рядом с молодой женщиной, которую держал за талию.
– О, любовь! – кричал он в длинный туннель и хохотал. – Нам с тобой предназначено судьбой осознать марсианский мир, печали полный, постараться не разбиться на осколки и построить мир своей мечты!
«Совершенно верно», – подумала Надя, улыбнувшись, и повернула обратно в гостевое жилище.

 

У них были веские причины для надежды. Хироко продолжала упорно добиваться одной цели. Она целый день посещала семинары, активно участвовала в обсуждениях и вселяла в людей уверенность, что их собрание – самое важное из всех, проходящих в данный момент. И Энн работала, хотя, как считала Надя, слишком критично относилась ко всему, мрачнее, чем когда-либо… Спенсер, Сакс, Майя, Мишель, Влад, Урсула и Марина тоже вносили в конгресс свой посильный вклад.
Теперь первая сотня казалась Наде более сплоченной в своих усилиях, чем после того, как они создали Андерхилл, – как будто то был последний их шанс все исправить, оправиться от полученных ран. Сделать что-то в память о погибших друзьях.
И они были не единственными. Постепенно многие из подпольщиков поняли, что могут добиться чего-то ощутимого, и взяли себя в руки. Они ходили на те же собрания, что и первая сотня, и вместе пытались найти компромиссы и получить результаты – сперва хотя бы на экране в виде наглядных рекомендаций. Они терпели присутствие тех, кто был больше заинтересован в эпатаже, и продолжали держаться выбранного курса.
Надя фокусировалась на явных признаках прогресса и работала, чтобы держать в курсе Арта и Ниргала, а также следила, чтобы они ели и отдыхали. Иногда в их жилище заглядывали разные люди, которые заявляли: «Нам сказали принести запись доклада большой тройке», – и тогда Надя кивала и улыбалась.
Некоторые участники особо ей запомнились, например женщина из Дорсы Бревиа по имени Шарлотта. Она являлась настоящим знатоком в своей области и придумала шаблон будущей конституции, сделанный со швейцарским педантизмом, где были чистые, еще не заполненные поля.
– Не унывайте, – сказала она им однажды, когда они сидели мрачные и нахохлившиеся. – Столкновение доктрин – это возможность. Американский конституционный конгресс был весьма успешен, а ведь начался он с очень сильных противоречий. Форма правительства, которую они создали, отражает недоверие этих групп друг к другу. Маленькие штаты боялись, что их подавят более крупные, но в Сенате все они считались равными, хотя в палате был численный перевес в пользу последних. Структура стала ответом на конкретную проблему, понимаете? То же самое и работа через посредников. Это узаконенное недоверие к власти. В швейцарской конституции найдется сотня подобных примеров. Так что мы можем отлично адаптировать земные схемы к марсианской действительности.
И они втроем – двое умных молодых мужчин и одна тупая старуха – продолжили работать. Надя подумала, как странно наблюдать, кто становится лидером в таких ситуациях. Это необязательно был кто-то самый умный или информированный, как Марина или Койот, хотя их способности, как и они сами, очень ценились другими. Лидерами оказывались те, к кому прислушивались. Привлекательные люди. И среди столь мощных умов и личностей такой магнетизм был редкостью – настоящим сокровищем. Могущественной силой…

 

Она пришла на собрание, посвященное обсуждению отношений между Землей и Марсом после достижения независимости. Койот восклицал:
– Пошлем их к черту! Они сами виноваты! Пусть исправляют то, что натворили, а если смогут, мы прилетим с визитом и будем соседями. Но даже если мы попробуем помочь им, они нас уничтожат.
Многие из Красных и первопоселенцев Марса сочувственно кивали, Касэй выделялся среди них. Он с некоторых пор отдалился. Он являлся вожаком группы первопоселенцев Марса, сепаратистского крыла Красных, члены которого не хотели иметь с Землей ничего общего. Они в открытую призывали к саботажу, экотажу, вооруженному мятежу – любым средствам, необходимым для достижения их целей. Наде было грустно видеть, что Касэй переметнулся на сторону столь несговорчивых жестких типов и даже возглавил их группу.
Майя встала, чтобы ответить Койоту.
– Хорошая теория, но нереальная, – заявила она. – Не уподобляйся Энн и ее Красным. Мы вынуждены будем иметь дело с Землей, поэтому лучше нам сейчас определиться, а не прятаться в кусты!
– Пока они в хаосе, мы – в опасности, – заметила Надя. – Мы должны делать все, что в наших силах и помочь остальным. Оказывать влияние, чтобы они шли в нужном нам направлении.
– Две планеты – одна система! – провозгласил кто-то.
– Что вы имеете в виду? – рявкнул Койот. – Мы – разные миры, мы точно можем быть разными системами!
– Обмен информацией.
– Мы для Земли существуем как модель эксперимента, – произнесла Майя. – Мысленный эксперимент для человечества, на котором можно кое-чему научиться.
– Настоящий эксперимент, – ответила Надя. – Это уже не игра, и мы не можем активно занимать исключительно теоретические позиции.
Она посмотрела на Касэя, Дао и их товарищей в упор. Увы, ее речь не возымела на них никакого воздействия.
Новые семинары, обсуждения, быстрый перекус и еще встреча с иссеями Сабиси, чтобы обсудить «полусвет» как трамплин для их усилий. Наконец, настала пора ночной конференции с Артом и Ниргалом, но оба валились с ног от усталости, и она послала их спать.
– Поговорим за завтраком.
Надя тоже чувствовала себя очень измученной, но спать ей не хотелось, поэтому она решила прогуляться на участке к северу от Закроса, сперва пройдя через туннели. Недавно Надя обнаружила беговую дорожку, вырубленную высоко в западной базальтовой стене, где та находилась примерно под углом в сорок пять градусов. Оттуда открывался потрясающий вид на парки Дорсы Бревиа. А затем тропа сворачивала к ответвлению, ведущему к Кнососсу, и тогда Надя видела весь туннель целиком. Это был длинный узкий мир: фонари озаряли темные стены и круглые кроны высоких деревьев, высаженных по обе стороны. Рядом был разбит парк со множеством беседок, украшенных цепочками бумажных фонариков – подарка японцев здешним жителям… Это было настолько красиво, что Надя с болью думала о долгих годах, проведенных в Зиготе, подо льдом, в морозном воздухе и при искусственном свете. Если бы они только знали о лавовых туннелях!
В Фестосе, соседнем сегменте, была набережная и огромный чистый пруд. Водоем переходил в широкий канал, неторопливо следующий по Закросу. Подводные огни на одном конце пруда превращали воду в искрящийся зеркальный кристалл, и Надя могла наблюдать, как там плещется группка людей. Их тела мерцали среди волн и исчезали в темноте. Амфибии, саламандры… Когда-то очень давно на Земле жили млекопитающие, которые обитали в воде, и по каким-то неизвестным причинам они стаями выбрасывались на берег. «Наверное, у них в океане тоже были серьезные политические дебаты, – сонно предположила Надя. – Выходить или не выходить из воды, как выходить, когда выходить…»
До нее донесся чей-то смех, и она пошла обратно, поглядывая на неровную цепочку фонариков-звезд. Теперь она направлялась в Закрос, шагая по дорожкам и траве набережной, а в ее голове проносились беспорядочные, стремительные образы. Очутившись в гостевой комнате, она рухнула на кровать и мгновенно заснула, и на рассвете ей приснились дельфины, плывущие в небе.
Однако в середине сна ее грубо разбудила Майя, сказав по-русски:
– Здесь какие-то земляне. Американцы.
– Земляне, – испуганно повторила Надя.
Она быстро оделась и бросилась наружу.
И действительно, Арт стоял возле нескольких землян: мужчин и женщин ее роста и, очевидно, примерно ее возраста. Они неловко задирали головы, в изумлении осматривая цилиндрический зал. Арт представлял их участникам конгресса и одновременно объяснял землянам устройство убежища, что даже с его быстрой речью было затруднительно.
– Я пригласил из… но… и я не знал… – тараторил Арт. – Привет, Надя! Это мой старый босс, Уильям Форт.
– Помяни дьявола… – произнесла Надя и пожала руку старика.
У него было крепкое пожатие: лысый, курносый мужчина, загорелый и морщинистый, с приятным рассеянным выражением лица.
– …Они только что прибыли, богдановисты провели их сюда. Я пригласил мистера Форта некоторое время назад, но не получил ответа и не знал, прибудет ли он. Я порядком удивлен, но и рад, конечно.
– Вы пригласили его? – переспросила Майя.
– Да, и он очень заинтересован в том, чтобы помочь нам.
Майя смотрела пристально, но не на Арта, а на Надю.
– Я говорила тебе, он шпион, – процедила она по-русски.
– Я помню твои слова, – ответила Надя и обратилась к Форту по-английски: – Добро пожаловать на Марс!
– Я счастлив быть здесь, – заявил Форт.
И он действительно казался счастливым, глупо ухмылялся, будто пребывал в эйфории и не мог держаться приветливо-нейтрально или хотя бы спокойно. Его компаньоны чувствовали себя не столь уверенно. Их было около дюжины, и старых, и молодых: кое-кто робко улыбался, но в основном они кидали на подпольщиков растерянные или настороженные взгляды.
После первых неловких минут обмена приветствиями Надя повела Форта и его сотрудников в гостевые апартаменты Закроса. Когда пришла Ариадна, они уже распределили гостей по комнатам. Что еще они могли сделать? Тем временем новости о землянах-американцах облетели всю Дорсу Бревиа, и вскоре Надя была вынуждена буквально отбиваться от любопытных. Вдобавок многие подпольщики выказали неудовольствие, узнав об американцах. Надя осаживала их. В конце концов, к ним прибыли важные гости во главе с лидером одной из крупнейших транснациональных корпораций. И у них не было ни «жучков», ни иных следящих устройств, по крайней мере так утверждали японцы из Сабиси.
В общем, нужно было что-то предпринять, поэтому Надя встретилась со швейцарцами. Она попросила их организовать общее собрание во время обеда и вернулась к землянам – она хотела проверить, все ли у них в порядке и как они себя чувствуют после длительного перелета. Выяснив, что они ни в чем не нуждаются, Надя пригласила землян выступить на собрании. Те с благодарностью согласились и явно приободрились. А Форт, похоже, даже начал сочинять речь.
Покинув гостевые комнаты, Арт столкнулся к целой ордой возбужденных подпольщиков.
– Что заставляет вас думать, что вы можете принимать такие серьезные решения? – требовательно спросила Майя. – Вы – посторонний! Вы как шпион среди нас! Заводите друзей и предаете нас за нашими спинами!
Подпольщики за ее спиной закивали. Арт смутился, покраснел и молча развел руками. Затем он повел плечами, будто хотел увернуться от оскорблений Майи или проскользнуть в гущу толпы, где маячили более миролюбивые подпольщики.
– Нам нужна помощь, – пролепетал он. – Мы не можем в одиночку закончить то, что намереваемся сделать. «Праксис» – совсем другой, не такой, как прочие транснационалы, а эти люди… они вроде вас, поверьте мне.
– Что ты мелешь! – рявкнула Майя. – Ты – наш пленник!
Арт прищурился и всплеснул руками.
– Нельзя быть пленником и шпионом одновременно, не так ли?
– Ты можешь быть предателем любого сорта! – воскликнула Майя.
Джеки подошла к Арту и посмотрела на него строгим и пытливым взглядом.
– Вы понимаете, что группа из «Праксиса» может быть вынуждена остаться на Марсе навсегда, независимо от их желания? Прямо, как вы, Арт.
Он утвердительно склонил голову.
– Я сказал им о подобной возможности. Но, вероятно, они понимают, что у них нет выбора. Говорю вам, они жаждут нам помочь. «Праксис» является единственной транснациональной корпорацией, которая делает все иначе. И у «Праксиса» действительно схожие с нашими цели! Они прилетели на Марс, чтобы встретиться с вами! Послушайте меня, они заинтересованы… Почему вас это так расстраивает? Теперь у нас есть шанс переломить ситуацию в свою пользу.
– Давайте посмотрим, что скажет Форт, – предложила Надя.

 

Швейцарцы созвали особое собрание в амфитеатре Малии, и, когда толпа делегатов собралась, Надя помогла провести вновь прибывших через ворота сегмента и показала им свободные места. Земляне пока еще трепетали перед размерами туннеля Дорсы Бревиа. Арт носился вокруг с выпученными глазами, стирая пот со лба и чрезвычайно нервничая. Его поведение смешило Надю. Почему-то прибытие Форта привело ее в доброе расположение духа, и она была уверена, что «Праксис» не может принести им вреда.
Она села в первом ряду рядом с людьми из «Праксиса» и наблюдала, как Арт повел Форта на сцену и представил его подпольщикам. Форт что-то сказал Арту и окинул взглядом аудиторию: вероятно, он беспокоился, что его будет плохо слышно в задних рядах. Набрав побольше воздуха в легкие, Форт начал говорить. Его обычно тихий голос полился с уверенностью опытного оратора, прекрасно долетая до каждого слушателя.
– Я хочу поблагодарить людей из «Субараси» за то, что они доставили меня на юг, на эту конференцию.
Арт, собиравшийся уже вернуться на место, отпрянул назад, повернулся и прикрыл рот ладонью.
– Сабиси, – сказал он Форту вполголоса.
– Что-что?
– Сабиси. Вы сказали «Субараси», а это транснациональная компания. Город, через который вы ехали, чтобы добраться сюда, называется Сабиси. Сабиси означает «одинокий»… «Субараси» – «прекрасный».
– Прекрасно, – ответил Форт, покосившись на Арта.
И старый землянин продолжил говорить, а его проникновенный голос как будто обволакивал аудиторию. Сперва Форт в несколько запутанной манере рассказал об истории возникновения «Праксиса» и о теперешнем положении компании. Затем объяснил взаимоотношения своего детища с другими транснационалами. Надя не могла не заметить общие черты в отношениях между корпорациями и тем, что происходило на Марсе сейчас. Марсианские фракции – подполье и мир на поверхности – тоже подвергали друг друга нападкам и одновременно пытались перетянуть соперника на свою сторону.
Несомненно, хитрюга Форт заранее продумал свою речь! И он отлично справлялся со своей задачей, захватив внимание толпы. Но когда он сказал что-то насчет экокапитализма и того, что рассматривает Землю как живую биосферу, а Марс – как пустую планету, пока еще не пригодную для комфортного обитания, трое или четверо Красных вскочили на ноги.
– Что вы имеете в виду? – крикнул один из них.
Арт сжал кулаки, и Надя занервничала. Ответ Форта оказался длинным и пространным. Согласно определению экокапитализма, сказал Форт, природа является биоинфраструктурой, а люди рассматриваются как человеческий капитал. Оглянувшись, Надя заметила, что многие нахмурились. Влад и Марина склонили головы друг к дружке, Марина что-то набирала на дисплее своей консоли.
Внезапно Арт рывком поднялся и спросил Форта, чем «Праксис» занимается сейчас и какую роль он может сыграть для Марса. Форт уставился на Арта, будто не узнал его.
– Мы работаем над Мировым Судом. ООН до сих не оправилась после 2061 года, и сейчас многие считают ее пережитком Второй мировой, так же как Лига Наций оказалась пережитком Первой. Поэтому, можно сказать, мы потеряли своего лучшего арбитра в международных диспутах, а конфликты тем временем продолжаются, и некоторые – очень и очень серьезны. Многие из них были представлены на рассмотрение Мирового Суда одной или другой стороной, поэтому «Праксис» организовал сообщество так называемых «Друзей Суда». Там работают профессионалы: они заняты упрощением и адаптацией арбитражных методик под сегодняшние реалии и прочей волокитой. В общем, мы сами являемся частью новой технологии! Попробую объяснить наглядно – к примеру, если две интернациональных организации расходятся во мнениях и прибегают к помощи арбитров, они принимают участие в годичной программе Мирового Суда, а арбитр пытается найти выход, устраивающий обе стороны. В конце года Мировой Суд выносит вердикт по самой значимой проблеме, и если он удовлетворяет истцов, подписывается соглашение, которое мы стараемся всеми силами сохранить, чтобы дело опять не дошло до суда. Индия заинтересовалась нашей деятельностью, и мы провели программу с сикхами в Пенджабе, и она до сих пор работает. Другие случаи были гораздо более трудоемкими, но весьма поучительными. Концепции частичного самоуправления отводится особая роль. Мы считаем, что нации никогда не были полностью независимыми. Нет, они были именно полуавтономными по отношению ко всему миру. Метанации, люди, культуры – каждый из них полуавтономен. А если же вернуться к экономике, то ценности полуавтономны по отношению к ценам… Возникла новая отрасль математики, которая пытается описать этот процесс в формальных логических терминах.
Влад, Марина и Койот пытались одновременно слушать Форта, совещаться друг с другом и делать записи. Надя встала и махнула Форту.
– А другие транснационалы поддерживают Мировой Суд? – осведомилась она.
– Нет. Метанциональные структуры избегают Мирового Суда и используют ООН для одобрения своих решений. Боюсь, они до сих пор верят в миф суверенитета.
– Но, кажется, это единственная система, которая работает при согласии обеих сторон.
– Да. Однако и «Праксис» очень заинтересован в ней и старается навести мосты между Мировым Судом и остальными влиятельными организациями на Земле.
– Почему? – спросила Надя.
Форт вскинул руки, напомнив Наде, что и Арт делал точно так же.
– Капитализм работает, только когда есть развитие. Но, к сожалению, сейчас на Земле нет ничего подобного. Мы в тупике. Следовательно, мы должны вернуться к истокам. Упростить все и создать условия для развития и роста.
Встала Джеки.
– Но на Марсе возможен рост в классическом капиталистическом стиле, верно?
– Полагаю, да.
– А может, вам как раз это нужно от нас? Новый рынок? Тот пустой мир, о котором вы говорили ранее?
– В «Праксисе» мы пришли к выводу, что рынок – малая часть сообщества, а мы заинтересованы во всем сообществе.
– И чего вы хотите от нас? – крикнул кто-то с задних рядов.
Форт улыбнулся.
– Я хочу наблюдать.

 

Вскоре собрание завершилось, и участники конгресса направились к выходу. Днем состоялись обычные семинары. Конечно же, прибытие группы «Праксиса» стало главной новостью для подпольщиков, и разговоры о них не утихали до самого вечера.
К несчастью для Арта, когда после ужина они, как всегда, собрались просматривать записи, стало очевидно, что Форт и его команда подействовали на конгресс как разъединяющая, нежели объединяющая сила. Многие не могли принять земную транснациональную корпорацию в качестве полноправного участника конгресса.
К ним наведался Койот, который обратился к Арту.
– Не рассказывай мне, что «Праксис» другой, – проворчал он. – Это древняя уловка. Если богатые начинают вести себя прилично, значит, они собираются нас облапошить. Я знаю транснационалов как облупленных! Система определяет все, и ее-то и надо менять.
– Форт и говорит об изменениях, – возразил Арт.
Но как ни парадоксально, а Форт сам оказался своим злейшим врагом из-за привычки использовать в речи классические экономические термины. Единственные, кто заинтересовался таким подходом, были Влад и Марина. Ну, а богдановисты, Красные, иссеи, уроженцы Марса и большая часть эмигрантов почувствовали в этом скрытый подвох. Для них «Праксис» представлял собой обычный земной бизнес, и они не хотели становиться его частью. «Никаких дел с транснационалами, – восклицал Касэй на записи под аплодисменты, – никаких сделок с Землей, в какие бы слова они ни были облечены! Форт пересек черту!» Единственный вопрос для них теперь звучал так: отпускать или не отпускать группу Форта. Некоторые считали, что они, как и Арт, стали пленниками подполья.
Однако на той же самой встрече присутствовала и Джеки. Именно Джеки высказала точку зрения бунианцев, что все должно быть использовано ради дела. Она выступала против тех, кто встречал идеи Форта в штыки.
– Раз уж вы собираетесь брать их в заложники, почему бы не извлечь из этого пользу? – резко бросила она. – Почему бы не поговорить с ними?
Таким образом, к их прежним разногласиям добавились и новые. Похоже, подполье раскололось на изоляционистов и сторонников двух миров.
В последующие дни напряжение только нарастало. Форт игнорировал недовольные взгляды и перешептывания за его спиной. В конце концов, Надя решила, что он либо слишком проницателен, либо ничего не замечает, кроме собственной персоны.
Швейцарцы попросили его провести семинар по текущей ситуации на Земле, и туда пришла ватага подпольщиков, а Форт и его компаньоны только и делали, что отвечали на их нахальные вопросы. На этой встрече Форт буквально впитывал все, что говорили о Марсе, но не поддерживал ни одну из позиций участников семинара. Он сконцентрировался на Земле и излагал сухие факты.
– Транснациональные компании слились, и теперь у нас насчитывается два десятка корпораций, – вещал он. – И каждая из них заключила контракт на разработку ресурсов с несколькими национальными правительствами. Кстати, мы называем такие корпорации наднациональными. Самые крупные из них – «Субараси», «Мицубиси», «Консолидэйтед», «Амекс», «Армскор», «Махджари» и «Праксис». Остальные десять-пятнадцать тоже причисляются к крупным, а уже после них идут обычные транснационалы, которые быстро поглощаются наднациональными корпорациями. Последние теперь стали главной мировой силой, по крайней мере до тех пор, пока они контролируют Мировой валютный фонд, Всемирный банк, государства в составе «Одиннадцати» и не упускают из виду страны-клиенты.
Сакс попросил дать детальное описание наднациональных корпораций.
– Около десяти лет назад Шри-Ланка попросила «Праксис» взять контроль над местной экономикой и стать арбитром между тамилами и сингалами. Мы так и сделали, причем весьма успешно, но в момент соглашения стало ясно, что наши отношения с национальным правительством перешли на совершенно новый, даже уникальный, этап развития. Это, конечно, сразу же заметили в разных кругах. Несколько лет назад «Амекс» вступил в конфронтацию со странами «Одиннадцати», которые быстренько отозвали все свои активы из «Амекса» и разместили их на Филиппинах. Несоответствие между «Амексом» и Филиппинами оценивалось как соотношение валового продукта в пропорции сто к одному, в результате получилось, что «Амекс» фактически взял контроль над государством. Так и появилась первая настоящая наднациональная корпорация, хотя это не было понятно до тех пор, пока их договоренность не скопировали в «Субараси», когда те переместили основную часть своих капиталов в Бразилию. Многие поняли, что старая политика «удобных флагов» уже не работает. А наднациональные корпорации тем временем взяли под контроль внешний долг и внутреннюю экономику своих стран-клиентов… Похоже на то, что ООН делала в Камбодже или «Праксис» в Шри-Ланке, но в гораздо более крупных масштабах. При таких договоренностях государство-клиент становится вынужденным агентом экономической политики наднациональной корпорации. В основном они принуждают клиентов к режиму жесткой экономии, но всем госслужащим платят больше, чем раньше, включая армию, полицию и разведку. Таким образом, страна куплена. И у каждой корпорации есть ресурсы на покупку нескольких стран. «Амекс» находится в подобных отношениях с Филиппинами, странами Северной Африки, Португалией, Венесуэлой и пятью-шестью мелкими государствами.
– «Праксис» тоже делает так? – спросила Марина.
Форт покачал головой.
– В некотором смысле, да, но мы стараемся придать нашим взаимоотношениям другую природу. Мы охотно сотрудничаем с крупными странами, чтобы наше партнерство было сбалансированным. Мы уже заключили сделки с Индией, Китаем, а также Индонезией. Это именно те страны, права которых на Марсе были ущемлены согласно договору 2057 года, поэтому они призвали нас, чтобы мы провели на Марсе исследование наподобие этого. Кроме того, мы инициировали партнерство с другими государствами, которые до сих пор сохраняют независимость. Но мы не переводим свои активы лишь в эти страны и не пытаемся навязывать им свою экономическую политику. Мы пробуем придерживаться формата транснациональных корпораций, но на наднациональном уровне. Мы надеемся, что для стран, с которыми мы сотрудничаем, мы выступаем альтернативой наднациональным корпорациям. Наравне с Мировым Судом, Швейцарией и некоторыми другими структурами вне пределов растущего наднационального порядка.
– «Праксис» другой! – заявил Арт.
– Система есть система, – настаивал Койот, сидящий на последнем ряду.
Форт пожал плечами.
– Думаю, мы формируем систему.
Койот покачал головой.
– Мы должны разодраться… разобраться с этим, – сказал Сакс и обратился к Форту: – Какая самая дольшая… большая?..
Он говорил неуверенно и невнятно, но Форт внимательно его слушал и отвечал в мельчайших подробностях.
Когда семинар закончился, слушатели даже не собирались расходиться, и швейцарцы попросили Форта провести еще несколько семинаров. Он с радостью согласился. Сакс присутствовал на каждом из них и продолжал задавать Форту вопросы, в ходе ответов на которые все узнали много нового о наднациональных корпорациях, их лидерах, внутренней структуре, странах-клиентах, отношении друг к другу, истории, особенности – о роли их организаций-предшественников в хаосе 2061 года.
– Почему, скажите… зачем разбивать яйца… то есть, я хотел сказать, купола?
Форт слабо ориентировался в исторических деталях и с горечью вздыхал. Увы, в его памяти почти не сохранилось воспоминаний о том времени! Но его отчет о текущей ситуации на Земле прямо-таки пестрел фактами, о которых подпольщики даже не догадывались.
Вдобавок Форт помог им прояснить вопросы деятельности наднациональных корпораций на Марсе, которые прежде ставили всех в тупик. Наднациональные корпорации использовали Временное Правительство как посредника при решении собственных разногласий вроде территориальных споров. Они оставили в покое «полусвет», поскольку сообразили, что его связи с подпольем незначительны и легко контролируемы. И так далее.
Надя готова была расцеловать Сакса – что она и сделала к его величайшему удовольствию. Спенсер и Мишель тоже не были обделены ее вниманием: они поддерживали Сакса во время семинаров (хотя Сакс преодолевал свои речевые сложности, он часто краснел от смущения и бил кулаком по стене или по спинке стула).
– Что тогда «Праксис» хочет от Наса… – проговорил Сакс, врезал по стене павильона и поправился: – От Марса?
– Мы считаем, что благополучие на Марсе благоприятно отразится на Земле, – произнес Форт. – Совсем недавно сформировалась коалиция прогрессивных сил на Земле: самыми мощными из них являются Китай и «Праксис», а затем – Швейцария. Далее следует десяток более мелких игроков. И в первую очередь в этой связи нельзя забывать об Индии. Большинство наднациональных корпораций рассматривают ее как сливную трубу – сколько ни вкладывай туда средств, ничего не изменится. Но мы не согласны с их точкой зрения. Естественно, Марс тоже представляется нам одним из самых важных элементов данной системы. Ситуация на Марсе пока еще непредсказуема, и можно ожидать чего угодно. В общем, мы хотим найти здесь прогрессивные организации вроде вашей и начать с ними открытое сотрудничество. Как вам такая идея?
– Интересно, – ответил Сакс.
Надя с ним согласилась. Но среди подпольщиков были и те, кто оставался твердым противником того, чтобы иметь дело с земными корпорациями.
А конгресс продолжался. Другие семинары и дискуссии не утихали, часто по мере обсуждения расходясь на все более отдаленные позиции.
Ночью во время их обычного бдения в патио Надя покачала головой. Она искренне удивлялась способности людей не замечать общие черты друг друга и ожесточенно биться над малейшими различиями.
– Может, мир слишком сложен для одного конкретного плана, – заявила она Арту и Ниргалу. – Вероятно, нам не стоило затевать что-то глобальное, надо было придумать нечто особенное, исключительное, что подходило бы только нам. А потом надеяться, что Марс справится с несколькими разными системами.
– Я так не думаю, – возразил Арт.
– А что же нам делать?
Он хмыкнул.
– Я еще не знаю. – И он с Ниргалом вернулся к просмотру записей, преследуя, как вдруг показалось Наде, вечно отступающий мираж.

 

Надя пошла спать. «Если бы они разрабатывали проект строительства, – подумала она, задремав, – я бы все уничтожила и начала заново».
Из сна ее выдернул гипнотический образ падающего здания. Распахнув глаза и отдышавшись, она решила не ложиться и собралась на очередную ночную прогулку. Арт и Ниргал спали прямо за столом. Быстро мельтешащие кадры озаряли комнату и лица двоих мужчин.
Ветер снаружи со свистом несся на север, в ворота Гурнии, и она последовала за ним, выбрав верхнюю тропинку. Щелкающие бамбуковые листья, каменные небеса над головой… слабый отзвук смеха, разносящийся по туннелю от пруда Фестос.
Там царило веселье, и подводные огни пруда мягко сияли в полумраке. Надя различила платформу, которая находилась в дальней части туннеля и была расположена на высоком уступе стены. На ней теснились, наверное, восемь человек. Один из них встал на деревянную изогнутую доску и опустился на корточки. Затем он прыгнул с платформы вместе с доской, заскользил по каменной стене туннеля с дикими воплями и угодил в пруд. Когда он поднялся обратно на платформу, второй обнаженный мужчина с мокрыми волосами взял доску и тоже полетел вниз. В конце концов, он сорвался с каменного языка и пару секунду парил на доске над водой, а потом рухнул в пруд, подняв вверх тучу брызг. Окрестности огласились громкими ликующими криками.
Надя решила подойти поближе. Кто-то еще взбегал с доской вверх по лестнице, а мужчина, уже слетевший вниз, стоял на мелководье, зачесывая волосы назад. Надя не узнавала его, пока не добралась до края освещенного берега. Это был Уильям Форт.
Надя сбросила одежду и бросилась в воду, которая оказалась очень теплой – температуры тела или чуть выше, а еще один человек заскользил вниз по склону, словно серфер на невероятной каменной волне.
– Откос кажется крутым, – говорил Форт, который беседовал со своим компаньоном, – но с такой гравитацией можно делать, что угодно.
Женщина на доске скатилась до водной глади, выгнулась назад в идеальном прыжке ласточкой и вошла в воду. Она вынырнула, встреченная громом аплодисментов. Другая женщина позаимствовала у нее доску и побежала к ступенькам, вырезанным в склоне.
Форт поприветствовал Надю кивком, стоя по пояс в воде. Под древней, сморщенной кожей его тело оставалось жилистым. На его лице было то же выражение рассеянного удовольствия, что и во время семинаров.
– Не хотите попробовать? – спросил он у Нади.
– Может быть, позже, – ответила она, оглядывая людей и пытаясь понять, кто здесь собрался и какие фракции конгресса они представляют. Затем она поняла, что делает, и фыркнула с отвращением к себе – как она могла настолько погрузиться в политику?
Однако она заметила, что в пруду плескались преимущественно молодые местные: из Зиготы, Сабиси, Нового Вануату, Дорсы Бревиа, мохола Вишняк, Кристианаполиса. Едва ли среди них были активно выступавшие делегаты, решила Надя. Может, тот факт, что они буйствовали тут ночью, вообще ничего и не значил. Многие прибыли из укрытий и городов, где публичные купальни были нормой, поэтому они привыкли плескаться с кем-то, с кем могли бы схлестнуться и при других обстоятельствах.
Еще одна наездница слетела, крича, по склону и исчезла в глубинах пруда. Люди устремились к ней, будто акулы на запах крови. Надя нырнула. Вода казалась солоноватой. Открыв глаза, она увидела сверкающие пузырьки, которые возникали отовсюду, и различила плывущие тела. Они по-дельфиньи извивались и были так грациозны! Неземное зрелище…
Она вынырнула, выжала мокрые волосы. Форт стоял среди молодежи, словно дряхлый Нептун, рассматривая их с бесстрастным любопытством. Надя подумала, что, наверное, эти ребята и были новой марсианской культурой, о которой говорил Джон Бун. Они пустили побеги среди стариков, которые даже ничего не заметили. Передача информации из поколения в поколение всегда идет с миллиардом погрешностей, точно так же, как и в процессе эволюции. И хотя люди скрылись в марсианском подполье по разным причинам, спустя некоторое время они собрались здесь, в Дорсе Бревиа, и смогли начать диалог.
Они жили на Марсе – на планете, где до сих пор прослеживались черты палеолита, и создали свое уникальное сообщество, где были признаки древней культуры. Возможно, несмотря на все различия, они двигались к новой синтетической культуре, и не важно было, к какой, а может, оба эти процесса – адаптации и развития – протекали одновременно. Здесь крылась некая взаимосвязь.
Надя продолжала смотреть на Форта. Его лицо озарилось, когда Джеки Бун, во всем своем великолепии валькирии, спрыгнула со стены туннеля и полетела над ней, словно ядро из цирковой пушки.

 

Программа, разработанная швейцарцами, подходила к концу. Организаторы призвали участников к трехдневному отдыху, после которого должна была состояться заключительная общая встреча.
Арт и Ниргал провели уикенд в маленьком конференц-зале. Они бесконечно разговаривали и набирали что-то на своих искинах в некоем ускоряющемся отчаянии. Надя поддерживала их: она разряжала обстановку, когда они в чем-то не соглашались, и писала разделы, которые казались им чересчур трудными. Обычно, когда она переступала порог зала, один из ее друзей спал в кресле, а другой завороженно пялился в экран.
– Посмотри, – хрипел он, – что ты думаешь?
Надя делала какие-то замечания, расставляя тарелки с едой на столе, что часто пробуждало спящего.
– Выглядит многообещающе. Давайте вернемся к работе.

 

Утром в день общего собрания Арт, Ниргал и Надя поднялись на сцену амфитеатра. Арт, который не расставался с искином, стоял, глядя на собравшуюся толпу, будто парализованный ее видом. После долгой паузы он вышел вперед и произнес:
– Если честно, мы пришли к согласию по самым важным, можно сказать, краеугольным вопросам.
Его реплика вызвала смех аудитории. Но Арт поднял планшет над головой, будто каменную скрижаль, и громко прочел с экрана:
– Рабочие замечания о марсианском правительстве!
Он посмотрел поверх экрана на участников: те быстро успокоились и обратились в слух.
– Первое. Марсианское сообщество будет состоять из множества разных культур. Лучше рассматривать его в качестве мира, а не в качестве нации. Должна быть гарантирована свобода вероисповеданий и культурных практик. Ни одно социокультурное сообщество не должно доминировать над прочими.
Второе. В рамках этой концепции разнообразия должно быть гарантировано, чтобы все люди Марса имели определенные неотъемлемые права, включая право на материальную основу существования, здравоохранение, образование и равенство перед законом.
Третье. Земля, воздух и вода Марса находятся под общим управлением человеческого сообщества и не могут принадлежать отдельному индивиду или группе лиц.
Четвертое. Плоды индивидуального труда принадлежат человеку и не могут стать собственностью другого человека или группы. Одновременно труд человека на Марсе является частью общественного труда, направленного на общую пользу. Марсианская экономическая система должна отражать оба вышеупомянутых факта, сочетая личные и общественные интересы.
Пятое. Наднациональный порядок, главенствующий на Земле, в данный момент не способен сочетать в себе два предыдущих принципа и поэтому не может быть установлен на Марсе. Тем самым мы должны принять экономику, основанную на экологической науке. Цель марсианской экономики не устойчивое развитие, а устойчивое процветание биосферы Марса.
Шестое. Марсианский ландшафт должен быть сохранен человеческим сообществом. Поэтому цели наших экологических изменений должны быть минимальны, экопоэтичны и отражать ценности ареофании. Предполагается, что целью экологических изменений станут лишь части Марса до пяти километров высотой, которые будут пригодны для жизни человека. Уровни выше, составляющие порядка тридцати процентов поверхности планеты, останутся в первозданном виде и будут существовать как естественные, не населенные зоны.
Седьмое. Освоение Марса людьми – уникальный исторический процесс, поскольку это первое освоение другой планеты человечеством. Как таковой, он должен протекать в духе почтения к Марсу, который является особом местом жизни во вселенной. Здесь мы устанавливаем прецедент для будущего освоения человеком Солнечной системы и предлагаем модель для дальнейшего отношения к Земле и ее экологии. Марс играет исключительную роль в истории человечества, и это нужно помнить при принятии жизненно важных решений.

 

Арт опустил руку с планшетом и уставился на аудиторию. Участники конгресса изумленно взирали на Арта сверху вниз.
– Ну, – произнес он, прокашлялся и повел рукой в сторону Ниргала.
Тот подошел к краю подиума и встал рядом с Артом.
– Это выжимка, которую мы сделали, изучив все семинары, – пояснил Ниргал. – Наверное, мы что-то упустили, и наши выводы, конечно, не могут быть бесспорными. Но мы полагаем, что данный документ будет одобрен почти всеми группами подполья. Мы также составили списки частично спорных моментов, и любой желающий сможет их прочитать. Мы уверены, что, даже если мы покинем нашу встречу, завязнув в разногласиях, мы все равно добьемся значительного результата. Цель таких конгрессов – больше узнавать о наших различиях, и я думаю, что это чрезвычайно важно в нашей ситуации, поскольку наше марсианское правительство остается пока еще эфемерной теорией. Но когда оно станет реальным – вот тогда-то мы и должны будем действовать. Но нам нельзя останавливаться и сейчас, ну а подобные документы помогут нам найти взаимопонимание между собой, – подытожил он и замолчал.
– У нас набралась куча конкретных замечаний по каждому из основных пунктов документа, – добавил Арт. – Мы обсудили их с Юргеном и Присциллой, и они предложили устроить недельную сессию встреч, где каждый день будет посвящен одному из главных семи пунктов, так что любой сможет внести туда свои комментарии. В конце мы посмотрим, что останется.
В зале раздался взрыв смеха.
– А как насчет обретения независимости в первую очередь? – выкрикнул Койот, как всегда из задних рядов.
– Мы не смогли выделить устраивающие всех пункты, – ответил Арт. – Возможно, нужно организовать специальный тематический семинар.
– Ха! – воскликнул Койот. – Все согласны, что мир должен быть справедливым. А вот как достичь этого – настоящая проблема.
– И да, и нет, – возразил Арт. – То, что мы имеем, – больше, чем простое желание восстановить справедливость. Что касается методов, полагаю, если мы снова рассмотрим их, держа в уме наши общие цели, решение найдется само собой. Подумайте сами, что наиболее верно приведет нас к этим целям? Какие средства соответствуют им? – Он оглядел аудиторию и пожал плечами. – Слушайте, мы пытались составить итог всех мероприятий нашего конгресса! Здесь было столько дискуссий и обсуждений, причем каждый имел свое собственное мнение… Кстати, если в документе не хватает конкретных предложений, как добиться независимости, то лишь потому, что вы, ребята, застряли на уровне философских обоснований ваших действий. Иногда вы забывали о Марсе и попросту начинали спорить между собой. Конечно, без разногласий не обойтись, но ведь надо видеть и лес за деревьями, верно? Поэтому в нашем документе мы попытались подвести итоги, и, вероятно, с его помощью мы вместе сможем понять четкую расстановку сил на Марсе, оценить, насколько они опасны для независимости, и направить ваши усилия против наибольшей угрозы. Надя говорила о переосмыслении методологии революции, некоторые предлагали экономические модели, выкуп за счет заемных средств или нечто подобное, но когда я размышлял о целенаправленном воздействии, это напомнило мне о системе борьбы с вредителями. Знаете, система в сельском хозяйстве, где для уничтожения жуков используются разные вредные химикалии…
Люди засмеялись, но Арт не присоединился к веселью. Он казался ошеломленным тем, что основной документ не получил явной поддержки. Он выглядел разочарованным. И Ниргал смотрел сердито.
Надя обернулась и громко сказала:
– Как насчет аплодисментов нашим друзьям за то, что они проделали такую трудоемкую работу?
Все захлопали в ладоши. Раздалось несколько ободряющих криков. На какое-то мгновение все выглядели воодушевленными. Но вскоре собрание закончилось, и участники конгресса покинули амфитеатр, разговаривая друг с другом и о чем-то ожесточенно споря.

 

Поэтому дебаты продолжились – теперь вокруг документа Арта и Ниргала. Пересматривая записи, Надя понимала, что подпольщики, в принципе, соглашались со всеми пунктами документа, кроме шестого, рассматривавшего уровень терраформирования. Красные приняли в штыки концепцию обитаемого пространства на низких высотах, подчеркивая, что под пятикилометровым рельефом лежит практически вся поверхность планеты, а более высокие уровни будут значительно загрязняемы при обитаемых долинах. Они говорили о «демонтаже» современных процессов терраформирования или о возвращении к крайне медленным биологическим процессам, названным экопоэтической моделью. Кое-кто выступал за наращивание CO2 в атмосфере, который бы позволял процветать растительной, но не животной жизни, что было бы естественнее для Марса в целом. Другие настаивали, что поверхность должна оставаться наиболее близка к своему изначальному состоянию, а люди должны проживать в закрытых куполами долинах.
Некоторые подпольщики осуждали быстрое разрушение поверхности планеты промышленным терраформированием, особенно их возмущало затопление Великой Северной равнины и прямая выплавка территорий с помощью солетты и воздушных линз.
Но по мере того, как проходили эти семь дней, становилось все более очевидно, что обсуждался только пресловутый шестой пункт декларации, тогда как в другие лишь вносились мелкие правки. Многие подпольщики оказались приятно удивлены такому согласию с проектом документа, и Ниргал не раз раздраженно отвечал: «Ну и что с того? Мы же не с потолка взяли, а записали то, что говорили люди».
Участники конгресса довольно кивали и вновь возвращались к обсуждению остальных пунктов документа. Надя только радовалась подобному раскладу. Неужто первоначальный хаос уступил месту сплоченной вдумчивой работе?
Несколько собраний прошли очень удачно: их участники наконец-то пришли к консенсусу по поводу нескольких политических договоренностей. Теперь различные аспекты государственности обретали форму, с которой могли согласиться большинство подпольщиков. С другой стороны, дискуссии о методах все еще не утихали. Надя выступала против Койота, Касэя, Красных, первопоселенцев и многих из богдановистов.
– Вы не можете добиться наших целей убийствами!
– Они не отдадут нам Марс! Мы выиграем только с оружием в руках!
Однажды вечером после очередного шумного сборища большая компания покачивалась на мелководье пруда в Фестосе, пытаясь расслабиться. Сакс сел на подводную скамейку и понурился.
– Классическая проблема наказания… нет, насилия, – сказал он. – Радикалы, либералы. Которые никогда не договорятся. Не договаривались раньше.
Арт нырнул с головой и вынырнул, отфыркиваясь. Изнуренный и расстроенный, он заявил:
– А как насчет интегрированной борьбы с вредителями… или идеи обязательного выхода на пенсию?
– Принудительного, – поправила Надя.
– Обезглавливания, – произнесла Майя.
– Ладно вам! – воскликнул Арт, плеснув водой в их сторону. – Бархатная революция. Шелковая революция.
– Аэрогель, – добавил Сакс. – Легкий, сильный. Невидимый.
– Стоит попробовать, – пробормотал Арт.
Энн покачала головой.
– Никогда не сработает.
– Это лучше, чем повторение шестьдесят первого, – заметила Надя.
– Надо согласиться с кланом. С планом, – проговорил Сакс.
– Но мы не можем, – ответила Майя.
– Слишком широкий фронт, – настаивал Арт. – Давайте иметь дело с тем, с чем мы можем справиться.
Сакс, Надя и Майя одновременно замотали головами. Энн неожиданно громко расхохоталась. И все они начали хихикать, как подростки, неизвестно над чем.

 

Финальное собрание состоялось поздно днем в парке Закроса, где и начинался конгресс. В воздухе витала странная атмосфера затаенного смущения, и Надя почувствовала, что многие подпольщики опять сменили свое мнение. Похоже, они неохотно согласились с декларацией Дорсы Бревиа, ставшей теперь длиннее, чем оригинальный черновик Арта и Ниргала. Каждый пункт, зачитанный Присциллой, встречался возгласами одобрения, но кое-кто кричал громче за одни пункты, чем за другие. Когда Присцилла отложила планшет, аплодисменты аудитории оказались короткими и формальными. Никто не был доволен итогом, а Арт и Ниргал выглядели опустошенными.
После аплодисментов воцарилась неловкая тишина. Никто не знал, что делать дальше. Отсутствие договоренностей по методам и впрямь мучило подпольщиков. И что теперь? Просто возвращаться домой? А он у них есть? Момент тянулся, неловкий, даже несколько болезненный – как им был нужен Джон! – и Надя вздохнула с облегчением, когда кто-то нарушил бесконечную паузу. Наде показалось, что в эту секунду разрушились чьи-то злые чары. Она оглянулась туда, куда указывали участники конгресса.
Там, на лестнице, которая вилась по уступам черного туннеля, стояла стройная женщина. Она была нага, боса, сероглаза и зеленокожа – и сияла в лучах полуденного солнца, падавших из потолочного окна. Женщина была полностью обнажена, если не считать покрывавшей ее краски. И то, что было нормально ночью у пруда, сейчас в дневном свете казалось опасным, провокационным и шокирующим. Это был вызов по отношению ко всем, кто находится здесь, в Дорсе Бревиа, – вызовом для их разума и восприятия.
То была Хироко. Она начала спускаться по лестнице размеренным, ровным шагом. Ариадна, Шарлотта и другие женщины Миноа стояли у подножия лестницы, ожидая ее, вместе с ближайшими последователями Хироко из тайной колонии – Ивао, Риа, Евгенией, Мишелем и прочими. Внезапно они начали петь. Когда Хироко приблизилась к ним, они задрапировали ее лентами ярких красных цветов. «Обряд плодородия, – подумала Надя, – он взывает прямо к нашей древней палеолитической части сознания и смешан с философией ареофании Хироко».
Когда Хироко пошла вперед, за ней потянулась цепочка последователей, напевно выкликающих названия Марса: Аль Кахира, Арес, Аукаку, Бахрам… Туннель огласился архаичными звуками, в которых повторялось «ка… ка… ка…».
Хироко повела их по тропе, которая вилась сквозь деревья, – к людям, сидевшим в парке. Она шествовала среди своих последователей с торжественным, отстраненным выражением лица. Многие вставали, когда она проходила мимо. Джеки Бун присоединилась к ней, и Хироко взяла ее за руку. Они вдвоем пролагали путь сквозь толпу: старуха-матриарх, высокая, гордая, насквозь древняя, узловатая, словно древесные корни, изумрудная, как листья. Джеки была еще выше, юная и изящная, как танцовщица, с черными волосами, струящимися по спине.
Люди затаили дыхание, а затем по толпе прокатился вздох. И пока группа во главе с Хироко и Джеки спускалась по центральной дорожке к каналу, все стояли и следили за процессией. Суфии принялись танцевать и кружиться.
– Ана эль Хак, ана Аль Кахира, ана эль Хак, ана Аль Кахира, – повторяли они, следуя за Хироко.
Остальные присоединились к ним. Теперь все шли за группой, впереди которой вышагивали две прекрасные женщины: суфии со своими гимнами, другие – напевая фрагменты ареофании Хироко, остальные – молча, просто довольные тем, что могут свободно присоединиться к процессии.
Надя шла, держа за руки Ниргала и Арта, чувствуя себя счастливой. В конце концов, они были животными, какую бы среду обитания они ни выбрали. Ее переполняли эмоции, которые она редко испытывала, – то была сопричастность чуду жизни, принимавшему столь гармоничные формы.
У пруда Джеки стянула свой рыжий комбинезон, и они с Хироко вошли в воду по щиколотку, глядя друг на друга. Они держали свои сомкнутые руки над головой так высоко, как только могли. Женщины Миноа присоединились к рукотворному мосту. Старость и молодость, зеленый и розовый…
Первые колонисты Марса прошли под только что созданной аркой. Майя тоже была среди них, рука об руку с Мишелем. А затем под мостом матерей начали проходить самые разные люди. Это напоминало миллионное повторение древнего ритуала, нечто заложенное в их генах и естественное для каждодневной жизни. Суфии в белых развевающихся одеждах по-прежнему танцевали, и они задали образец для тех, кто остался одет, но тоже вошел в темную воду. Зейк и Назик проложили дорогу, напевая «Ана Аль Кахира, ана эль Хак», похожие на индусов в Ганге или баптистов в Иордане.
Многие все же сбросили одежду, и вскоре все очутились в пруду. Они оглядывались по сторонам, созерцая инстинктивное и одновременно сознательное перерождение, некоторые барабанили по поверхности воды, и ритмичные шлепки сопровождались брызгами и пением… Надя с изумлением подумала о том, каким чудом является человек. «Нагота опасна для социального порядка, – решила она, – поскольку так обнажается чересчур много реальности».
Люди стояли друг перед другом во всем своем смертном, хрупком несовершенстве – удивительно прекрасные и одухотворенные. Румяный закатный свет туннеля мягко озарял их лица и тела, и эту красоту едва ли можно было понять или логически объяснить. В лучах солнца их кожа приобрела багряный оттенок, но, очевидно, его оказалось недостаточно для некоторых из Красных, которые раздобыли губки и окрашивали одну из своих женщин в пурпурный цвет. Наверное, они решили сделать так, дабы противостоять Хироко. Политические купания? Надя застонала. На самом деле пруд смывал все цвета, и вода становилась коричневой.
Надя проплыла по мелководью и толкнула Майю, а та заключила подругу в стремительные объятия.
– Хироко – гений, – сказала она по-русски. – Может, она и безумна, но гений – точно.
– Мать-богиня мира, – согласилась Надя и переключилась на английский.
Она поплыла в теплой воде к маленькой группе первой сотни и иссеев Сабиси. Там рядышком стояли Энн и Сакс: Энн – высокая и худая, Сакс – маленький и круглый, они выглядели, прямо как в старые дни в купальнях Андерхилла. И уже о чем-то спорили! Сакс говорил, скривившись от усилий. Надя рассмеялась и плеснула в них водой. Форт подплыл к ней.
– Нужно было весь конгресс проводить именно таким образом, – заявил он. – Ой, он сейчас упадет! – И действительно, серфингист, который спускался по изогнутой стене, соскользнул со своей доски и позорно рухнул в пруд. – Слушайте, если вы хотите, чтобы я вам помог, я должен вернуться домой. Кроме того, через четыре месяца моя пра-пра-пра-правнучка выходит замуж.
– Вы можете вернуться так быстро? – спросил Спенсер.
– Да, у меня отличный корабль. Космическое подразделение «Праксиса» строит ракеты, использующие модифицированный двигатель Дайсона. Челноки постоянно ускоряются во время полета и летят по прямой линии между Марсом и Землей.
– Стиль главы корпорации, – произнес Спенсер.
– Их может использовать кто угодно в «Праксисе», если есть на то необходимость. Можете посетить Землю, и тогда сами все увидите своими глазами.
Никто не принял вызов Форта, хотя брови у некоторых взлетели. Однако Форт добился своего, и никто из подпольщиков не решился его осаживать или ставить на место. Люди, как медузы, дрейфовали в медленных водоворотах, наконец успокоенные теплом, виной и кавой, передаваемой по кругу в бамбуковых чашечках, осознанием завершения того, ради чего они собрались. Конгресс был не идеален, говорили они, но зато они многому научились и приобрели бесценный опыт, а ведь это только первый шаг. А каким замечательным получился третий, а может, и четвертый пункт декларации, добавляли их собеседники, и остальные согласно кивали.
Это действительно было начало чего-то большого, правда, с серьезными недостатками (особенно, если возвратиться к декларации и пункту шесть), но поистине значимое событие, которое будут помнить все.
– Да, сейчас тут царит религия, – возразил кто-то из сидевших на мелководье. – Мне нравятся привлекательные тела, но смешивать государство и религию опасно.
Надя и Майя рука об руку прошли туда, где поглубже, заговаривая со знакомыми. Группа марсианских уроженцев из Зиготы – Рейчел, Тиу, Франц, Стив и прочие – увидели их и радостно завопили.
– Эй, две ведьмы! – кричали они и подбежали к ним, чтобы стиснуть в объятиях.
«Кинетическая реальность, – подумала Надя, – соматическая реальность, тактильная реальность – сила касания, Боже мой».
Ее призрачный палец запульсировал, чего не случалось в течение долгого времени.
Они направились дальше, таща за собой марсианских уроженцев из Зиготы, и вскоре увидели Арта, Ниргала и некоторых других мужчин. «Похоже, их как магнитом притянуло именно сюда, поскольку здесь находится Джеки», – пронеслось у Нади в голове.
Джеки стояла рядом с полузеленой Хироко, ее влажные волосы облепили обнаженные плечи, голова запрокинулась в смехе, закат сиял сквозь нее и придавал ей ирреальную, символическую мощь. Арт казался по-настоящему счастливым, и, когда Надя обняла его, он положил ладонь ей на плечо и уже не снимал свою руку.
Арт стал ее добрым другом, который прекрасно вписался в ее очень весомую соматическую реальность.
– Неплохо, – сказала Майя. – Так сделал бы Джон Бун.
– Нет, – ответила Джеки автоматически.
– Я знала его, – добавила Майя, бросив на Джеки острый взгляд, – а ты – нет, девочка. И я говорю, что Джон Бун поступил бы точно так же.
Они сверлили друг друга пристальными взглядами: древняя беловолосая красавица и молодая черноволосая – и Наде почудилось, что здесь есть нечто первобытное, первозданное…
«Вот они, две ведьмы», – подумала Надя и хотела сказать это братьям и сестрам Джеки, которые сгрудились позади. Но они, без сомнения, и сами знали это.
– Никто не похож на Джона, – парировала Джеки, пытаясь стряхнуть с себя колдовство Майи, и обняла Арта за талию. – Но сделано все было и впрямь хорошо.
Касэй приблизился в туче брызг и молча остановился рядом. Надя немного удивилась ему: человек со знаменитым отцом, легендарной матерью, прославленной дочерью… И он постепенно становится силой в кругу Красных и среди радикальных первопоселенцев. Он как будто завис на краю пропасти, но ему все нипочем.
Трудно было сказать, что думал Касэй о собственной жизни. Он бросил на Джеки взгляд, расшифровать который было сложно, но Надя поняла, что в нем сквозили гордость, зависть и некий упрек.
– Джон Бун нам бы сейчас пригодился, – заявил он.
Отец Касэя, первый человек на Марсе, полный оптимизма Джон, который в Андерхилле любил поплавать в стиле баттерфляй… Джон Бун, обожавший подобные церемонии, хотя то была их повседневность на протяжении года или около того…
– И Аркадий, – встряла Надя, пытаясь разрядить обстановку. – И Фрэнк.
– Без Фрэнка Чалмерса мы можем и обойтись, – проронил Касэй.
В его голосе прозвучали горькие нотки.
– Что ты несешь? – воскликнула Майя. – Нам повезло бы, окажись он сейчас тут! Он бы в два счета справился с Фортом и его «Праксисом», и со швейцарцами, и со всеми вами, Зелеными и Красными! Фрэнк, Аркадий, Джон, как бы они пригодились нам сейчас! – И она умолкла, ее рот был сжат, уголки губ опущены.
Напоследок Майя взглянула на Касэя и Джеки, будто поощряя их к ответу, и отвернулась.
– Поэтому мы должны избежать еще одного шестьдесят первого, – глухо произнесла она.
– Так и будет, – заверил ее Арт и крепко обнял.
Надя печально посмотрела на них обоих. Накал чувств всегда быстро остывал.
– Не нам решать, – сказала она Арту. – К сожалению, это зависит не только от нас. Поживем, увидим.
– Теперь все будет по-другому, – настаивал Касэй.
– Не знаю.

 

Назад: Часть шестая Тарикат
Дальше: Часть восьмая Социальное конструирование