Книга: Зеленый Марс
Назад: Часть четвертая Ученый как герой
Дальше: Часть шестая Тарикат

Часть пятая
Бездомные

Биогенезис, в первую очередь, является психогенезисом. Данная истина никогда не была выражена сильнее, чем на Марсе, где ноосфера предшествовала биосфере. Слой мыслей сначала окутывал безмолвную планету издалека, населяя ее камнями и мечтами. Так продолжалось до той минуты, пока Джон не ступил на поверхность и не сказал: «Вот мы и на Марсе». В тот судьбоносный момент вспыхнула яркая зеленая точка и распространилась, как степной пожар, пока вся планета не запульсировала viriditas. Как будто она раньше чувствовала, что ей чего-то не хватает, а затем ожила по-настоящему. Так, в противостоянии разума и камня, ноосферы и литосферы, отсутствовавшая биосфера развернулась с поразительной быстротой, словно бумажный цветок в руках фокусника.
А может, все это просто казалось Мишелю Дювалю. Он страстно отдавался каждому признаку жизни в ржавой пустыне и схватился за ареофанию Хироко с рвением утопающего, которому бросили спасательный круг. Хироко подарила ему новый способ видения. Чтобы практиковать его, Мишель перенял привычку Энн гулять по часу перед закатом. Он находил пронзительное удовольствие в каждом клочке травы и в каждой вытянутой тени, а в любом клубке осоки и лишайнике видел маленький Прованс.
Это стало его миссией, как он сейчас понимал ее: трудная работа согласования центробежной антиномии Прованса и Марса. Мишель чувствовал себя преемником давней традиции, поскольку в своих изысканиях он заметил, что в истории французской мысли часто преобладали попытки разрешить крайние противоречия. Для Декарта это были ум и тело, для Сартра – фрейдизм и марксизм, для Тейяра де Шардена – христианство и эволюция. Список мог продолжаться бесконечно. Порой Мишель думал, что особая черта французской философии – ее героическое напряжение и склонность долго восстанавливаться после свержения очередных теорий – пришла от повторяющихся попыток впрячь в телегу абсолютные противоположности. Вероятно, все они, включая и его самого, набрасывались на одну и ту же проблему. Действительно, мыслители его родины всегда сражались за свои идеи, стараясь связать воедино дух и материю. И, возможно, именно поэтому французская мысль приветствовала сложные риторические фигуры вроде «семантического прямоугольника», структуры, которые смогли бы связать центробежные противоположности воедино и удерживать их вместе.
Вот в чем заключалась главная задача Мишеля. Он должен был терпеливо связывать зеленый дух и ржавую материю – открывать Прованс на Марсе. К примеру, накипные лишайники украшали части красной равнины, будто яблочный нефрит. А в жидких индиговых вечерах розовая атмосфера Марса окрашивала траву в коричневый оттенок. Цвет неба позволял травинкам лучиться изумрудной зеленью, и скромные полянки, казалось, вибрировали. Яркий отпечаток цвета на сетчатке… такой восторг.
И столь же потрясающе было видеть, как быстро пускает корни биосфера, которая постепенно распространялась по Марсу. В ней был неотъемлемый порыв к жизни, зеленый электрический разряд между полюсами камня и разума. Что за невероятная сила! Она протянулась сюда и коснулась генетических цепочек, вложенных последовательностей, создала новые гибриды, помогла им адаптироваться и даже изменила окружающую среду, чтобы помочь им расти. Естественный чистый энтузиазм жизни для жизни был повсюду, он боролся и часто побеждал. А теперь у него были и направляющие длани – ноосфера, омывающая Вселенную. Зеленая сила, врастающая в ландшафт с каждым прикосновением пальцев человека.
Эти люди были настоящим чудом. Сознательные творцы, они двигались в неведомом мире как юные боги, владеющие огромной алхимической мощью. Поэтому любого встреченного на Марсе незнакомца Мишель рассматривал с любопытством. Глядя на безобидную внешность того или иного человека, он спрашивал себя, какие новые Парацельсы, или Исааки, или Холланды стоят перед ним. Могут ли они превратить свинец в золото или заставить камень цвести?
На первый взгляд американец, спасенный Койотом и Майей, был совершенно непримечательным. И, конечно же, он почти ничем не отличался от людей, встреченных Мишелем на Марсе. Наверное, он был лишь более любознательным и простодушным. Грузный, неуклюжий, смуглый мужчина с шутливым выражением лица. Но Мишель привык смотреть сквозь материю и видеть изменчивый дух – и вскоре понял, что они и впрямь натолкнулись на очередную загадку.
Мужчина назвался Артом Рэндольфом и заявил, что перерабатывал полезные материалы упавшего лифта.
– Углерод? – спросила Майя.
Но он либо не услышал сарказма, либо проигнорировал его и ответил:
– Да, но также… – и высыпал на них целый список редких брекчиевых минералов.
Майя посмотрела на него с удивлением, но он вроде бы не заметил. У него были только вопросы. Кто они? Что они тут делают? Куда они ведут его? Что это за машины? А их действительно не видно из космоса? А как они избавляются от тепловых сигналов? Почему им нужно, чтобы их не видели из космоса? Они часть легендарной потерянной колонии или члены марсианского подполья? Да кто они вообще такие?
Никто не торопился ему отвечать, пока Мишель, наконец, не изрек:
– Мы – марсиане. Мы живем здесь сами по себе.
– Подполье! Невероятно! Честно говоря, я считал, что вы, ребята, миф. Как здорово!
Майя закатила глаза, а когда их гость попросил высадить его у Эхо-Оверлука, она зло рассмеялась.
– Хватит шутить!
– Что вы имеете в виду?
Мишель объяснил ему, что раз они не могут отпустить его, не выдав своего присутствия, ему придется присоединиться к ним.
– А я никому ничего не скажу, – выпалил Рэндольф.
Майя фыркнула.
– Это вопрос слишком важный для нас, и мы не собираемся доверять незнакомцу, – ответил Мишель. – А вдруг вы не сохраните секрета? Вам придется объяснить, как вы очутились так далеко от своей машины.
– Может, вы отвезете меня назад?
– Мы не хотим рисковать. Мы бы не подошли близко, если бы не увидели, что у вас возникли проблемы.
– Я вам очень признателен, но должен сказать, на спасение ваши методы не очень-то и похожи.
– Другой альтернативы просто нет, – отрезала Майя.
– Верно. И я ценю то, что вы сделали, правда-правда. И я обещаю вам, что буду помалкивать. Кстати, по-моему, вы местные звезды. По телевизору постоянно крутят передачи про вас.
Даже Майя не сумела ничего толком возразить.
Они двинулись дальше. Майя по внутренней связи кратко переговорила с Койотом, который вел головной марсоход вместе с Касэем и Ниргалом. Койот был непреклонен: если они спасли человеку жизнь, они могут задержать его на время – для собственной безопасности.
Мишель сообщил суть переговоров пленнику.
Рэндольф нахмурился, пожал плечами и опять улыбнулся. Мишель никогда не видел столь быстрого примирения с резким жизненным поворотом. Хладнокровие этого человека его впечатляло. Теперь Мишель внимательно изучал его, одновременно поглядывая на экран передней камеры, а Рэндольф уже сыпал вопросами об управлении марсоходом. Он лишь еще один раз упомянул про свое положение, взглянув на радио и контроллеры интеркома.
– Надеюсь, вы позволите мне послать сообщение моей компании. Пусть они обо мне не беспокоятся и поймут, что я в полном порядке. Я работаю на «Дампмайн», это часть «Праксиса». У вас с «Праксисом» на самом деле много общего. Они тоже любят секретность. Я бы на вашем месте связался с ними, клянусь. У вас ведь есть защищенные каналы для связи, да?
Ни Майя, ни Мишель ему не ответили. Чуть позже Рэндольф ушел в туалетную кабинку марсохода, и Майя прошипела:
– Он, очевидно, шпион. Он специально очутился там, чтобы мы его подобрали.
Такова была Майя. Мишель не стал ее переубеждать и вздохнул.
– Мы действительно относимся к нему как к шпиону, – пробормотал он.
Когда Рэндольф вернулся, то опять принялся задавать вопросы. Где они живут? А разве удобно постоянно прятаться? Мишель даже удивился. Сейчас поведение Рэндольфа превратилось в шоу или в хитроумный тест. Рэндольф выглядел открытым, простодушным, дружелюбным: его смуглое лицо было почти что придурковатым, однако он очень пристально за ними следил. Да и с каждым вопросом он казался все более заинтересованным и довольным, словно ответы приходили к нему телепатически. Любой человек – огромная сила, а каждый землянин на Марсе – настоящий алхимик. И хотя Мишель давно забросил психиатрию, он до сих пор мог определить руку истинного мастера за работой. Он едва не расхохотался, когда почувствовал в себе растущую тягу выложить этому неповоротливому, смешному и неуклюжему Рэндольфу (марсианская сила тяжести давала о себе знать) всю подноготную о подполье.
Радио пикнуло. Сжатое послание, занявшее максимум пару секунд, прозвучало в колонках.
– Видите, – любезно указал Рэндольф, – вы можете точно так же отправить сообщение «Праксису».
Но когда искин закончил расшифровку, им стало не до шуток. Сакса арестовали в Берроузе.

 

На рассвете они вплотную подъехали к марсоходу Койота и целый день провели, обсуждая, что делать. Они сели в тесный кружок в жилом отсеке, хмурые и обеспокоенные – все, за исключением их пленника. Рэндольф занял место между Ниргалом и Майей. Ниргал пожал ему руку и кивнул, как будто они были старыми приятелями, хотя оба не обмолвись друг с другом ни единым словечком. Но язык дружбы может быть и безмолвным…
Новости о Саксе пришли от Спенсера через Надю. Спенсер работал в каньоне Касэй, который являлся чем-то вроде нового Королева. Этот был городок служб безопасности, отлично защищенный и незаметный. Сакса забрали в одно из его подразделений, и Спенсер передал всю информацию Наде.
– Мы должны вытащить его оттуда, – заявила Майя. – Мы справимся. Он у них от силы несколько дней.
– Сакс Расселл? – спросил Рэндольф. – Ого! Не могу поверить. И кто вы такие, ребята? Эй, а вы Майя Тойтовна?
Майя яростно выругалась по-русски. Койот игнорировал Рэндольфа. Он ничего не сказал с тех пор, как поступило сообщение, и теперь возился со своим искином. Наверное, рассматривал погодные снимки со спутников.
– Значит, вы имеете право меня отпустить, – произнес Рэндольф в тишине. – Я не могу сказать им ничего сверх того, что они вытянут из Расселла.
– Он будет молчать! – горячо возразил Касэй.
Рэндольф замотал головой.
– Его напугают, возможно, причинят небольшую боль, усыпят, подключат, накачают дурью и подчистят мозг в нужных местах. Они получат ответы на любые вопросы. Насколько я понимаю, они возвели свой метод в ранг науки. – Рэндольф посмотрел на Касэя. – А мы точно не знакомы? Впрочем, не обращайте внимания. Так или иначе, если они не выудят из него информацию по-умному, они сделают это по-другому. Все будет очень жестко.
– А у вас откуда такие сведения? – взвилась Майя.
– Общее образование, – расплывчато ответил Рэндольф. – Есть вероятность, что я ошибаюсь, но…
– Надо спасти Сакса, – пробурчал Койот.
– Но тогда они нас сразу же засекут, – возразил Касэй.
– Он и так нас знают. И вообще мы как-нибудь сумеем от них улизнуть.
– Кроме того, это наш Сакс, – добавил Мишель.
– Хироко бы не возражала, – кивнул Койот.
– Если она будет возражать, скажи ей: пусть проваливает! – воскликнула Майя. – Скажи ей: шиката га най!
– С превеликим удовольствием, – ухмыльнулся Койот.

 

Западные и северные склоны возвышенности Фарсиды были необитаемы – тут действительно не было ничего похожего на восточный спуск к Лабиринту Ночи. На Фарсиде имелось лишь несколько крошечных ареотермальных станций и водоносных скважин, поскольку почти вся область оказалась покрыта вечной мерзлотой и группами молодых ледников. Ветра с юга сталкивались с северо-западными циклонами, огибающими гору Олимп, и погода проявляла здесь марсианскую суровость: метели не были в регионе редкостью. Протоледниковая зона расширялась, простираясь до шести-семи километров по контуру, упираясь в подножия великих вулканов. В общем, Фарсида совсем не подходила для людей – тут было сложно возвести даже крупные ангары для стелсов и прочей техники.
Однако их марсоходы упорно двигались через затвердевшие снежные гребни и ехали вдоль лавовых курганов, которые служили на Фарсиде дорогами. Они направлялись прямо на север и вскоре миновали громаду купола Фарсида – вулкана, размером почти с Мауна-Лоа, хотя по сравнению с Аскрийской горой он выглядел терриконом.
На следующую ночь они покинули Фарсиду и двинулись на северо-восток через каньон Эхо. Днем они укрылись в пещере возле гигантской восточной стены каньона, всего в нескольких километрах к северу от бывшей резиденции Сакса на вершине скалы.
Главной достопримечательностью каньона Эхо являлся Большой Уступ. Этот колоссальный утес в три километра высотой тянулся с севера на юг на тысячу километров. Ареологи рьяно спорили о его происхождении, поскольку ни одна из геологических сил, образующих форму ландшафта, не казалась достаточной для его «рождения». Возможно, все дело было в разломе, случившемся в незапамятные времена и отделившем дно каньона Эхо от плато Луны.
В юности Мишель посещал земной парк Йосемити и, разумеется, не забыл гигантские утесы заповедника. Но сейчас, стоя перед стеной, равняющейся по длине всему штату Калифорния, он оцепенел. Это был настоящий вертикальный мир, напоминающий отдельный континент. Массивные плоскости красного камня как будто недоуменно таращились на запад, а лучи солнца освещали боковину колоссального каньона.
В северной оконечности невероятный утес сужался и делался пологим. Как раз за двадцатью градусами на севере его и прорезал широкий канал, который тянулся на восток через плато Луны и словно стремился к бассейну Хриса. То был знаменитый каньон Касэй, напрямую связанный с древними марсианскими потопами. Беглого взгляда на фото со спутника оказывалось достаточно, чтобы понять: любое наводнение в регионе когда-то бурлило именно в каньоне Эхо, а потом уже достигало разрыва в его величественной восточной гряде. Возможно, это был грабен. Затем масса воды поворачивала направо и неслась к равнине. Она обрушивалась на нее с невероятной силой и разрушала проход, который, в конце концов, приобрел форму кривой. Наводнения прошлого кипели на поворотах, перехлестывали через внешний берег и разрывали щели между камней, пока те тоже не превратились в извилистую сеть узких каньонов. Центральный хребет главного русла выглядел как знак бесконечности или похожий на слезу остров (форма не менее гидродинамическая, чем позвоночник рыбы). Внутренний берег доисторического водостока прорезали еще два крупных каньона. Они выглядели как обыкновенные карьеры, нетронутые водой, и по ним можно было судить об изначальной форме канала – до эпохи древних наводнений. Два поздних удара метеоров о самую высокую часть внутреннего берега завершили формирование ландшафта, оставив после себя «свежие» крутые кратеры.
Марсоходы неторопливо ползли по склону внешнего берега. Это был скругленный локоть долины с кряжем в форме неизменного знака бесконечности и, конечно же, с валами кратеров – прославленными признаками Марса.
Мишель решил, что пейзаж весьма симпатичный, чем-то напоминающий Берроуз в его трехмерном величии. Галечное устье главного канала буквально молилось о том, чтобы быть заполненным холодной водой, которая, разумеется, разлилась бы здесь во всю ширь. Несомненно, при таком раскладе в регионе могли бы каждую неделю появляться новые русла и острова…
Но сейчас эта местность принадлежала структурному подразделению системы безопасности транснационалов. Огромные купола вздымались над кратерами на внутреннем берегу, а на внешнем виднелась череда решеток, которые покрывали часть основного канала по обе стороны знака бесконечности. Однако ни купола, ни сам участок канала никогда не мелькали в новостях – да и на картах тоже ничего не было отмечено.
А Спенсер был тут с самого начала строительства. Его нерегулярные отчеты рассказали им о цели создания поселения. Тогда почти все, признанные виновными в совершении преступлений, отправлялись в пояс астероидов, чтобы отработать свой срок на шахтерских кораблях. Но некоторых людей Временное Правительство хотело держать в тюрьме прямо на Марсе, для чего и был создан город в каньоне Касэй.
Они спрятали марсоходы среди валунов перед входом в долину. Койот изучал погодные сводки. Майя возмущалась по поводу задержек, но Койот осаживал ее.
– У нас сложная задачка, – упрямо повторял он. – Это вообще невозможно осуществить, кроме как при определенных обстоятельствах. Нам надо подождать, пока прибудет подкрепление, и мы должны надеяться на подходящую погоду. Сакс и Спенсер тоже мне помогали, и это очень умно с их стороны, но начальные условия должны соответствовать, – неразборчиво закончил он.
Койот вернулся к своим экранам, игнорируя остальных, и принялся что-то бормотать себе под нос. Его темное, худое лицо мерцало в свете экранов. «Вот настоящий алхимик, который склонился над перегонным кубом или тиглем и занят трансформацией планеты в нечто новое… Великая сила жизни проявляется везде и всегда», – думал Мишель.
Что касается погоды, то Койот, очевидно, нашел преобладающие шаблоны в воздушных потоках, привязанные к неким якорным точкам ландшафта.
– Вся суть в вертикальной шкале, – резко бросил он Майе, которая со всеми своими вопросами напоминала уже Арта Рэндольфа. – У Марса высота от основания до верхушки тридцать тысяч метров! Нас может запросто унести ураганом!
– Это как мистраль, – предположил Мишель.
– Да. Нисходящие ветра. И один из самых крутых обрывов Большого Уступа.
Тем не менее, в регионе разыгрывались преимущественно западные ветра. Когда они натыкались на утес Эхо, сразу же возникали восходящие потоки. Экстремалы из Эхо-Оверлука использовали их для прыжков, летая на планерах или в прыжковых костюмах. Но довольно часто приходил циклон, приносящий бури с востока. Именно тогда вихрь несся через плато Луна, шлифуя снег и становясь все плотнее и холоднее. После таких эскапад в расселинах и огромных утесах случались снежные обвалы. Ураганы лишь подгоняли смертоносные лавины.
Койот молча изучал нисходящие воздушные потоки, пока не убедился, что при должных условиях (температурный контраст, штормовой ветер, дующий с запада на восток) у них действительно может все получиться. Он заявил, что любое легчайшее воздействие в определенных участках спровоцирует превращение нисходящих ветров в вертикальные тайфуны. Они-то и обрушатся на канал Эхо и неистово распространятся к северу и югу. Когда Спенсер рассказал им о природе и назначении нового поселения в каньоне Касэй, Койот тотчас захотел создать средство, чтобы провоцировать подобные воздействия.
– Идиоты построили свою тюрьму в аэродинамической трубе, – проворчал он в ответ на допросы Майи, – ну а мы сделаем вентилятор. Или скорее кнопку, которая его включит. В верхней части скалы мы заложили диспенсеры нитрата серебра. Гигантские монструозные сопла шлангов. Дальше – несколько лазеров, чтобы поджечь воздух над зоной распыления. Это создаст неблагоприятную разницу давлений, перекрыв нормальный отток воздуха, поэтому, когда он прорвется, он станет сильнее. А ниже, на склоне скалы, заложена взрывчатка – она-то и добавит в ветер пыли, утяжелив его. Ветер разогревается, опускаясь, и если бы не снег и пыль, это замедлило бы его скорость. Я пять раз спускался вниз со скалы, чтобы установить и проверить оборудование. Вам стоило бы посмотреть. Там есть и турбины. Конечно, мощь всего аппарата ничтожно мала по сравнению с общей силой циклона… Между прочим, тонкие взаимозависимости – это ключ к погоде, а моделирование определило точки, где можно сдвинуть начальные условия в нужном нам направлении. Короче говоря, будем надеяться на лучшее…
– А раньше вы это пробовали? – осведомилась Майя.
Койот уставился на нее.
– Пробовали – на компьютере. Результат хороший. Если сюда придет циклон, который пронесется над плато Луна со скоростью ветра сто пятьдесят километров в час, ты сама все увидишь.
– Они, наверное, знают о нисходящих ветрах там, в каньоне Касэй, – подчеркнул Рэндольф.
– Да. Но по их расчетам, такой ураган может прийти раз в тысячелетие, а мы, возможно, сумеем создать его самостоятельно, если – повторяю – наверху будут подходящие условия.
– Партизанская климатология! – воскликнул Рэндольф, сверкая глазами. – Как вы это называете, климатаж? Боевая метеорология?
Койот притворился, будто не обратил на реплику Рэндольфа внимания, но Мишель увидел за дредами быструю усмешку.
Койот неустанно предупреждал их, что система заработает лишь при определенных обстоятельствах. И теперь им пришлось сидеть и ждать, когда наступит «идеальная» погода.
В те долгие часы Мишелю казалось, что Койот хочет продавить себя через экран в небо.
– Давай! – бормотал жилистый Койот, прижимая нос к монитору. – Дуй, дуй, дуй. Приходи на холм, паршивец! Лети сюда и скрутись спиралью. Ну!
Он бродил по просторной кабине марсохода, пока другие пытались поспать, бормотал «погляди-ка» и указывал на детали орбитальных снимков, которые не различал никто, кроме него самого. Задумавшись, Койот садился над прокручивающимися метеорологическими сводками, жевал хлеб и ругался, свистел, как ветер. Мишель лежал на узкой койке, подложив руку под голову. Он восхищенно наблюдал, как дикий человек ходит в полумраке своей берлоги: маленький, мрачный, загадочный шаман по имени Койот. А их пленник, скрючившийся на соседнем сиденье, тоже был свидетелем ночного действа. Рэндольф потирал челюсть с хорошо различимым скрежетом и выразительно смотрел на Мишеля, пока шепот Койота продолжался.
– Давай, черт тебя подери, давай. Шууууу… Подуй, как октябрьский ураган…
Наконец, на второй день, как раз на закате, Койот встал и по-кошачьи потянулся.
– Ветер пришел.
Во время бесконечного ожидания некоторые Красные приехали из Мареотиса, чтобы помочь. Койот разработал план атаки вместе с ними, отталкиваясь от данных, которые присылал Спенсер. Они собирались разделиться и подойти к городу с разных сторон. Мишель и Майя должны были провести марсоход в испещренный трещинами внешний берег. Они могли спрятаться у подножия столовой горы, не упуская из вида купола, поскольку именно под одним из них и располагалась медицинская клиника. Туда-то и водили Сакса, чтобы выколотить из него информацию. Но клиника, согласно отчетам Спенсера, была слабоохраняемой зоной – во всяком случае по сравнению с тюрьмой на внутреннем берегу, где Сакса держали между медицинскими сессиями. К сожалению, у сотрудников клиники не было четкого расписания, и Спенсер не мог точно утверждать, где находится Сакс и его тюремщики. Тем не менее, когда ударит ветер, медлить было нельзя. В момент урагана Мишелю и Майе следовало бежать к куполу внешнего берега и встретиться со Спенсером. Он должен был ждать их внутри и провести в клинику. Одновременно с этим самый крупный марсоход с Койотом, Касэем, Ниргалом и Артом Рэндольфом начнет сближаться с машинами Красных на внутреннем берегу. Другие марсоходы Красных будут отчаянно имитировать полноценную атаку со всех направлений, особенно с востока.
– Мы спасем Сакса, – заявил Койот, хмурясь в экран, – а ветер нам поможет.

 

На следующее утро Мишель и Майя сидели в машине в ожидании ветра. Отсюда можно было вдоволь налюбоваться хребтом в форме знака бесконечности. Целый день они рассматривали заключенные в пузырь зеленые миры под куполами – маленькие террариумы с разнокалиберными видами на красное песчаное коромысло марсианской долины. Мишель изучал рукотворные прозрачные проходы и трубы, изогнутые наподобие арки. Это и впрямь напоминало Берроуз сорокалетней давности: городские заплатки, заполняющие пересохшее русло.
Мишель и Майя спали, ели, сидели и смотрели в окно. Майя мерила кабину шагами. С каждым днем она нервничала все больше и теперь расхаживала, как тигрица в клетке, учуявшая кровь и свежее мясо. Статическое электричество срывалось с ее пальцев, когда она нежно трогала Мишеля за шею, отчего ее прикосновения были болезненны. Майю невозможно было успокоить.
Мишель стоял позади и массировал ей шею и плечи, пока она сидела в кресле водителя, но это было все равно что пытаться размять полено, и она чувствовала, как напряжены его пальцы.
Их разговор был беспорядочен и обрывочен, блуждал случайными прыжками свободных ассоциаций. Вечером они обнаружили, что беседуют о днях, проведенных в Андерхилле: о Саксе и Хироко, и даже о Фрэнке и Джоне.
– Помнишь, как рухнула сводчатая комната?
– Нет, – ответила она раздраженно. – А помнишь, как Энн и Сакс едва не сцепились, споря о терраформировании?
– Нет, – ответил Мишель, вздохнув. – Вылетело из головы.
Они могли долго перебрасываться вопросами, пока не начинало казаться, будто они жили в абсолютно разных Андерхиллах. Когда оба вспомнили что-то совсем не важное, это стало причиной ликования. Как заметил Мишель, в воспоминаниях всей первой сотни то и дело появлялись пробелы. «Наверное, лишь наше собственное детство на Земле намертво впечаталось в нашу память», – предположил он.
Первые годы, проведенные на Марсе, утекали, словно песок сквозь пальцы. Разумеется, они не забыли самые значимые события и хронологию, но другие инциденты, так или иначе завязшие в головах у каждого, почему-то разнились между собой.
Сохранение информации в сознании и ее извлечение из мозга очень интересовало нейропсихологов и психиатров. Положение усугублялось достигнутой в последнее время беспрецедентной продолжительностью жизни. Иногда Мишель читал литературу по данному вопросу, и хотя он давно забросил клиническую практику терапевта, в качестве некоего неформального эксперимента он по-прежнему задавал вопросы бывшим коллегам.
Ну а сейчас он приставал к Майе: «Ты помнишь это? А то? Нет? И у меня ничего не выходит».
– Помню, как Надя командовала нами, – заявила Майя, что заставило его улыбнуться. – А еще – как чувствовался под ногой бамбуковый пол. А ты помнишь, как она орала на алхимиков?
– Нет! – вырвалось у Мишеля.
И так продолжалось без конца. Спустя несколько часов им стало казаться, что Андерхиллы, в которых они жили, принадлежали разным вселенным. Риммановы пространства, пересекающиеся лишь на плоскости бесконечности, где они блуждали вдали друг от друга, в своем собственном идиокосме.
– Я едва ли помню хоть что-то, – мрачно буркнула Майя. – Я до сих пор с трудом думаю о Джоне. И о Фрэнке тоже. Я вообще стараюсь не думать. Но потом что-то включается, и я проваливаюсь в воспоминания, забывая об остальном. У меня в мозгу проносятся настолько яркие картинки, словно это событие случилось минуту назад! Или как будто все происходит заново. – Она вздрогнула под его ладонями. – Я их ненавижу. Ты понимаешь, о чем я?
– Конечно. Невольная память. Кстати, то же самое было со мной, когда мы жили в Андерхилле. Поэтому это не только вопрос старения.
– Нет. Такова жизнь. То, что мы не можем забыть. Мне все еще трудно смотреть на Касэя…
– Знаю. Они – странные дети. Да и Хироко тоже.
– Верно. А ты был тогда счастлив? После того, как ушел от нее.
– Да. – Мишель вернулся мыслью в прошлое, отчаянно пытаясь за что-то зацепиться. Естественно, процесс воспоминания являлся самым слабым звеном цепи. – Я определенно был счастлив. Это же вопрос принятия того, что я пытался подавить в Андерхилле. Что мы – животные… и сексуальные создания. – Он стиснул ее плечи сильнее, и мышцы перекатились под пальцами.
– А вот это невозможно забыть, – сказала она с коротким смешком. – А Хироко напомнила тебе о них?
– Да. Но не только Хироко. Евгения, Риа – каждый из них. Не напрямую, конечно. Но иногда в открытую. Вроде того, что мы состоим из плоти и крови. Мы работали вместе, перекидывались взглядами, прикасались друг к другу. Помогало даже их отношение ко мне. У меня тогда возникли серьезные проблемы. И они как-то сумели достучаться до меня и соединить свое земное мироощущение с Марсом. У тебя, по-моему, никогда не было подобных проблем. А я страдал. Хироко спасла меня. Для нее это стало важнейшей задачей: создать на Марсе дом и научиться добывать себе пропитание. Она хотела, если можно так выразиться, заняться с ним любовью или оплодотворить его и стать акушеркой – совершить чувственный акт. Вот что спасло меня.
– А еще тела Хироко, Евгении и Риа… – Она посмотрела на него через плечо с кривой ухмылкой, и он рассмеялся.
– Готов поспорить, кое-что ты не забыла!
– Точно.
Был уже полдень, но на юге, вверх по горлу каньона Эхо, небо темнело.
– Может, ветер, наконец, придет, – произнес Мишель.
И, действительно, вскоре над Большим Уступом заклубилась масса свивающихся в крутые спирали кучевых облаков. Их темные подбрюшья посверкивали молниями, которые ударяли в вершину утеса. Каньон затуманился, но купола над кратерами отчетливо вырисовывались на фоне каменистого ландшафта. Эти пузыри воздуха поднимались над зданиями и безмятежными деревьями, словно стеклянные пресс-папье, опрокинутые на ветреную пустыню. Полдень едва миновал. Мишель решил, что им придется сидеть в марсоходе до прихода ночи. Когда же начнется настоящий шторм?
Майя встала и зашагала из угла в угол, излучая ярость. Она что-то бормотала по-русски, нагибаясь, чтобы выглянуть в окно. Порывы набирали силу и били в марсоход. Ветер свистел и причитал над разбитыми камнями у подножия столовой горы позади машины.
Нетерпение Майи заставило Мишеля нервничать. Неужто он очутился в ловушке с диким зверем? Мишель плюхнулся на водительское кресло и взглянул на тучи, перекатывающиеся через Большой Уступ. Марсианская сила тяжести позволяла грозовому фронту возводить невероятные кучевые громады, и теперь гигантские серые массы с плоскими шапками, наряду с колоссальным обрывом под ними, делали мир сюрреалистичным и нереальным.
Люди были на Марсе муравьями – беспомощными крошечными созданиями. Но сегодня ночью они попробуют спасти Сакса. Хватит ждать!
В одном из своих бесконечных поворотов Майя резко остановилась возле него, сжала мускулы между его плечами и шеей и стиснула их. Ее прикосновение послало ему мощный чувственный импульс, ведущий прямо к позвоночнику и к бокам, а затем и к внешней стороне бедер. Он сжался в ее захвате, повернул вращающееся кресло так, чтобы обхватить ее руками за талию, прижаться ухом к груди. Она продолжала массировать его плечи, и он чувствовал биение пульса. Теперь ему не хватало воздуха. Она нагнулась и поцеловала его макушку. Они потянулись навстречу друг другу, пока не переплелись, Майя продолжала массировать его плечи. Очень долго они стояли, не размыкая объятий.
Потом они перешли в жилой отсек и занялись любовью. Переполненные мрачными предчувствиями, они полностью отдались сексу. Без сомнения, все началось с разговоров об Андерхилле. Мишель живо вспомнил свою запретную страсть к Майе в те годы и зарылся лицом в ее серебряные волосы. Он постарался слиться с ней изо всех сил, забраться прямо в нее. Она, как большая кошка, подавалась назад в такой же попытке взять его, и эти попытки окончательно унесли его прочь. Было так хорошо быть собой, свободно погрузиться во внезапный восторг: ничего, кроме стонов и вскриков и внезапных электрических разрядов чувственности.

 

После он лежал на ней, все еще оставаясь внутри. Она держала его лицо в ладонях и смотрела на него.
– В Андерхилле я любил тебя, – произнес он.
– В Андерхилле, – тихо повторила она. – А я тоже тебя любила. Правда. Я никогда не пыталась что-то сделать… Я бы почувствовала себя глупо, как с Джоном и Фрэнком. Но я любила тебя. Вот почему я разозлилась, когда ты ушел. Ты был единственным моим другом. Только с тобой я могла говорить начистоту. Лишь ты всегда слушал меня.
Мишель покачал головой.
– Не очень-то хорошо я справлялся со своей работой.
– Наверное. Но ты беспокоился обо мне, разве нет? Это была не просто твоя работа.
– Конечно. И я любил тебя, да. С тобой это никогда не было обычной работой, Майя. Ты исключительная.
– Льстец, – улыбнулась она, толкнув его. – Ты вечно так делал. Старался объяснить в лучшем свете ужасы, которые я творила.
Она коротко рассмеялась.
– Да. Но там не было особых ужасов.
– Были, – возразила она и поджала губы. – А потом ты исчез! – Она тихонько ударила его по лицу. – Ты бросил меня!
– Я бы ушел в любом случае. Я должен был.
Ее губы грустно скривились, она посмотрела мимо, в глубокий каньон их общего прошлого. Теперь она явно сползала вниз по синусоидальной кривой настроения и погружалась во что-то темное и глубокое. Мишель смиренно наблюдал за столь стремительной переменой. Он очень долго был счастлив, а теперь печальное выражение лица Майи говорило ему одно: если бы он остался, то разменял бы все счастье (по крайней мере, свое конкретное и эгоистичное) исключительно на нее. Его «разумный оптимизм» давался бы ему труднее, что привнесло бы очередное противостояние в его жизнь, столь же центробежное, как Прованс и Марс: Майя и Майя.
Они лежали бок о бок, каждый погруженный в свои мысли, смотрели наружу и чувствовали, как марсоход подпрыгивает на амортизаторах. Ветер по-прежнему усиливался, пыль неслась вниз по каньону Эхо и поворачивала в каньон Касэй: призрачное сходство с великим потоком, впервые прорезавшим этот канал. Мишель поднялся и проверил экраны.
– Достигает двухсот километров в час.
Майя хмыкнула. Раньше циклоны мчались гораздо быстрей, но с такой уплотнившейся атмосферой малая скорость была обманчива. Нынешние порывы были разрушительней старых бесплотных горлопанов.
Мишель понял, что они начнут действовать сегодня ночью, осталось только дождаться сигнального взрыва от Койота.
Поэтому они снова легли рядом – напряженные и расслабленные одновременно. Они делали друг другу массаж, чтобы убить время и отвлечься. Мишель удивлялся кошачьей грации Майи, ее длинному, мускулистому телу, древнему по годам, но оставшемуся во многом прежним. И как никогда красивым.
Закат, наконец, окрасил туманный воздух и монументальные облака на востоке, которые уже закрывали собой стену каньона.
Они встали, умылись, поели и, одевшись, устроились в водительском отсеке.
Теперь они снова были взвинченны от адреналина. А в тот момент, когда кварцевое солнце скрылось за горизонтом, на них накатилась бушующая ночь.
Марсоход задрожал на амортизаторах. Ветер снаружи завывал все громче. Порывы были столь сильными, что порой Мишель и Майя теряли равновесие. Машина с трудом приподнималась на пружинах и падала, как животное, пытающееся выплыть на поверхность потока.
Впрочем, позже порыв ослабевал, и тогда марсоход дико, по-звериному вздрагивал.
– Мы сможем выйти? – спросила Майя.
– Хм…
Мишелю доводилось бывать снаружи при урагане, но эта ситуация была для него в новинку. Все говорило о неслыханном буйстве. Анемометр марсохода регистрировал порывы в двести тридцать километров в час, однако они находились у подветренной стороны горы, и Мишель не мог утверждать, отвечают данные максимуму или нет.
Он проверил уловитель частиц и не удивился, когда обнаружил, что снаружи уже бушует полномасштабная пылевая буря.
– Давай подъедем поближе, – предложила Майя. – Мы быстрее доберемся до города и сможем сразу же вернуться в машину.
– Хорошая идея.
Они сели в водительские кресла и тронулись с места. За пределами столовой горы ветер был жесточайший. Внезапно марсоход начал подпрыгивать, и Мишель решил, что еще секунда и они перевернутся. Если бы они шли к ветру боком, возможно, так бы и случилось, но тут имелись и свои плюсы. Ветер дул им в спину, и марсоход катился со скоростью пятнадцать километров в час, хотя мог выжать всего лишь десять. Мотор недовольно урчал, а водители пытались не врезаться в окрестные валуны.
– Как тебе погодка? – спросила Майя.
– Не думаю, что Койот сможет повлиять на нее.
– Партизанская климатология, – Майя фыркнула. – Этот Рэндольф – шпион. Я уверена.
– Вряд ли.
Камеры не показывали ничего, кроме беззвездных черных провалов. Искин марсохода вел их вслепую. Ну а записи и карты свидетельствовали о том, что они находились в двух километрах от самого южного купола поселения.
– Пора выбираться наружу, – сказал Мишель.
– Как мы найдем машину?
– Возьмем с собой нить Ариадны.
Они надели скафандры и направились к шлюзу. Когда внешняя дверь распахнулась настежь, порыв ветра едва не сбил их с ног. Вихрь так и рвался в кабину марсохода.
Они ступили на каменистую поверхность Марса и тотчас упали от мощного толчка в спину. Мишель с трудом встал на четвереньки и посмотрел на Майю: она пребывала в таком же плачевном положении, как и он. Потянувшись к шлюзу, он взял катушку с тросом правой рукой, а левой схватил Майю за локоть. Затем сосредоточился и закрепил катушку на предплечье.
Путем проб и ошибок они обнаружили, что могут стоять, правда, с большим трудом. Сперва надо было наклониться вперед таким образом, чтобы голова оказалась на уровне пояса. Руки при этом следовало вытянуть – чтобы упасть на них, если не повезет и они снова опрокинутся на землю. Майя и Мишель побрели в темноту. Они то и дело спотыкались, а ветер не унимался: Мишель уже не различал ничего вокруг и старался просто не наткнуться на камни. Ураган, созданный Койотом, и впрямь оказался чудовищным. Но тут уже ничего нельзя было поделать. Зато стало очевидно, что никто из обитателей города не выглянет наружу.
Новый порыв заставил их рухнуть на колени, и Мишель решил не сопротивляться. «Как трудно удержаться на месте и не покатиться вперед кубарем», – пронеслось у него в голове. Запястье было соединено с запястьем Майи проводом связи, и он спросил:
– Майя, ты в порядке?
– Да. А ты?
– Аналогично.
Однако в его перчатке зияла дыра – как раз над подушечкой большого пальца. Он стиснул руку в кулак, чувствуя, что запястье заледенело от холода. Но это не грозило мгновенным обморожением, как бывало раньше, да и синяков тоже не предвидится. Мишель извернулся, вытащил из кармана ремонтную ленту и залатал прореху.
– Полагаю, нам лучше не подниматься.
– Мы не можем ползти два километра!
– Сможем, если постараемся.
– Нет уж. Пригибайся и будь готов упасть.
– Хорошо.
Они встали, согнувшись напополам, и принялись осторожно продвигаться вперед. Черная пыль в виде сотни смерчей стремительно летела прямо на них, но навигационный дисплей Мишеля освещал лицевую панель у него под носом. Первый купол находился в километре, и, к изумлению Мишеля, зеленые цифры на часах показывали 11:15:16. Неужели они шли целый час? Из-за воя урагана Мишель с трудом слышал Майю, хотя интерком располагался напротив его уха. С противоположной стороны – на внутреннем берегу – Койот и остальная компания, вероятно, уже имитировали нападение на жилые кварталы, но сказать наверняка было невозможно. Значит, они должны принять на веру, что жестокий ветер не сорвал первую часть операции или не слишком задержал ее.
То была тяжелая работа, но они упорно плелись к куполу на подкашивающихся ногах. Мишель смотрел вниз, чтобы не оступиться, и лишь иногда проверял, не разорвался ли провод, который их соединял. Так продолжалось бесконечно долго. Ноги Мишеля пылали от боли, а поясницу ломило, но неожиданно навигационный дисплей сообщил, что они приблизились к цели. Однако сами они не видели ровным счетом ничего. Ветер крепчал, и последние несколько метров они действительно проползли по твердому скалистому основанию. Когда они стукнулись в бетонное основание южного купола, часы на дисплее Мишеля показывали 12:00:00.
– Королевская точность, – прошептал Мишель.
Забавно! Спенсер ожидал их ночью, но они думали, что это им придется ждать, пока не наступит полночь. Мишель потянулся и аккуратно коснулся тента: он был туго натянут и пульсировал в такт порывам ветра.
– Готова?
– Да, – сразу откликнулась Майя.
Мишель выудил из набедренного кармана пневматический пистолет. Он чувствовал, что Майя делает то же самое. Оружие использовалось по-разному: от забивания гвоздей до уколов. Теперь они надеялись порвать с помощью стволов жесткое, но эластичное полотно. Они разъединили провод и прислонили пистолеты к невидимой вибрирующей стене. Стукнув друг друга локтями, они синхронно выстрелили по тенту.
Ничего не произошло. Майя подсоединила провод к запястью.
– Может, разрезать его?
– Давай поставим два пистолета рядом и попробуем еще разок. Материал прочный, но из-за урагана он может не выдержать…
Они опять разъединились, подготовились и сделали вторую попытку – их руки рвануло сквозь ограду, и они врезались в бетон. За громким хлопком последовал более тихий, потом раздался оглушительный грохот и серия взрывов. Все четыре слоя купола, натянутого между двумя контрфорсами, быстро отшелушивались. Мишель подумал, что, если повреждена одна сторона, то и весь купол может запросто унести вместе с ветром. Он прищурился. Пыль летела среди тускло освещенных зданий с темными окнами, поскольку часть зданий оказалась обесточена. Похоже, некоторые окна были выбиты внезапной разгерметизацией, хотя начальные разрушения оказались не столь сильными, как следовало ожидать.
– Как ты? – спросил Мишель по интеркому.
Он слышал, как тяжело дышит Майя.
– Руку повредила, – ответила она. В рев ветра вклинился высокий писк сигнализации. – Давай искать Спенсера, – добавила она.
Майя рывком встала, и ее резко перетянуло через бетонное основание. Мишель сделал шаг вперед, тяжело упал внутрь и перекатился к Майе.
– Давай, – согласился он, и они оба ступили в город-тюрьму Марса.

 

Здесь царил хаос. Пыль превратила воздух в черный гель, льющийся по улицам безумным визжащим потоком. Мишель и Майя едва могли слышать друг друга, даже после того, как подсоединили провод. Декомпрессия повыбивала окна и проломила стены зданий, на улицах лежали осколки стекла и куски бетона.
Они осторожно двигались плечом к плечу, часто соприкасаясь руками, чтобы не потеряться.
– Попробуй инфракрасный дисплей, – посоветовала Майя.
Мишель включил его. Изображение было кошмарным, взорванные дома горели зелеными кострами.
Спустя некоторое время они добрались до центрального здания, где, по словам Спенсера, держали Сакса. Фасад отсвечивал ярко-зеленым. Оставалось надеяться на переборки, защищающие подземную клинику, иначе получалось, что своей спасательной миссией они убили Сакса. А это, как рассудил Мишель, было вполне вероятно. Полы на первом этаже уже обрушились в подземные помещения.
Так что попасть ниже стало проблематично. Конечно, в здании имелась лестница, служащая запасным выходом, но обнаружить ее было непросто! Мишель переключился на общую частоту и подслушал истеричные переговоры на всех волнах. Купол над меньшим из двух кратеров сдуло, оттуда громко звали на помощь.
– Надо спрятаться и посмотреть, не выйдет ли кто, – предложила Майя по связи.
Они залегли за стеной, едва защищенные от ураганного ветра. Через минуту дверь распахнулась настежь: люди в скафандрах выскочили из здания и помчались через всю улицу. Когда они скрылись за углом, Майя и Мишель пробрались внутрь.
Они очутились в герметизированном коридоре с дверями: на одной из них имелась панель с красными огоньками (вероятно, это аварийный замок). Захлопнув тяжелую наружную дверь, они молча переглянулись. Гудели светодиодные лампы. Мишель протер перчаткой свою запыленную лицевую панель и поежился. В марсоходе они обсуждали подобный сценарий и разбирали всевозможные варианты, но ничего такого они не предвидели и не планировали. И вот час настал, и кровь бежала по венам, словно ее подгонял ураган.
Они разъединили шнур связи и, как по команде, вынули из карманов лазерные пистолеты, которыми их снабдил Койот. Мишель ударил по аварийному замку, и створка открылась, зашипев. Их встретили трое перепуганных мужчин в скафандрах и без шлемов. Мишель и Майя выстрелили, и те упали, забившись в конвульсиях. Зрелище было жутковатым: можно было подумать, что у Майи и Мишеля вырывались молнии из пальцев.
Они оттащили свои жертвы в смежную комнату, выскочили обратно, заперли за собой дверь и кинулись в коридор. Мишель спрашивал себя, не слишком ли они переусердствовали с выстрелами: все могло закончиться нарушением сердечного ритма. Тело его как будто разрослось, скафандр сдавливал грудную клетку и горло. Мишеля бросило в жар, он тяжело дышал и передвигался яростными прыжками. Майя, по-видимому, испытывала то же самое. Она уверенно повела его вниз по коридору почти бегом. Вдруг свет в коридоре мигнул и погас. Майя включила лампу на шлеме: теперь они следовали за пыльным световым конусом до третьей двери направо, где, по словам Спенсера, и должен быть Сакс. Дверь оказалась закрыта.
Майя выхватила из кармана взрывчатку, закрепила ее над ручкой и замком и вместе с Мишелем отбежала на несколько метров назад. Когда Майя активировала детонатор, дверь рвануло наружу вырвавшимся изнутри воздухом. Майя и Мишель кинулись в помещение и увидели двух мужчин, которые пытались защелкнуть шлемы скафандров. Когда те заметили незнакомцев, один потянулся к поясной кобуре, а другой метнулся к Мишелю и Майе, но замешкался. В итоге ни один не успел выполнить задуманное до конца. Майя и Мишель опередили их и выстрелили: мужчины буквально впечатались в стену.
Вернувшись в коридор, Майя с Мишелем захлопнули дверь и направились вперед. За углом оказалась лестница, ведущая вниз. Они начали спускаться, и через минуту добрались до лестничной клетки с тяжелой дверью. Мишель указал на нее пальцем, а Майя, которая присвоила себе и оружие Мишеля, кивнула, подтверждая свою готовность.
Мишель выбил дверь, Майя вломилась внутрь. Мишель не отставал.
В помещении находился человек в скафандре и шлеме. Он склонился над телом, неподвижно лежащим на хирургической каталке, и, очевидно, производил над ним какие-то манипуляции. Прогремел выстрел. Человек в скафандре рухнул как подкошенный: тело покатилось по полу в неконтролируемом мускульном спазме.
Они бросились к каталке. Там лежал Сакс. Мишель ужаснулся, посмотрев на него. Лицо Сакса превратилось в посмертную маску с двумя глазными впадинами и осунувшимся носом. Сакс был жив и еле-еле дышал: он так и не пришел в себя. Они высвободили его руки и ноги из креплений. К обритой голове Сакса в нескольких местах крепились электроды, и Мишель вздрогнул, когда Майя рывком отодрала их от черепа. Мишель выудил из набедренного кармана эластичный костюм экстренной помощи и натянул его на Сакса. Он грубо поворачивал его тело в спешке, но Сакс даже не застонал. Майя вытащила из рюкзака Мишеля капюшон и портативный баллончик. Они закрепили все это на одеянии Сакса и активировали костюм.
Майя так стискивала запястье Мишеля, что кости едва не трещали. Она снова подсоединила провод к запястью.
– Он жив?
– Думаю, да. Давай вытащим его отсюда, а разберемся потом.
– Посмотри, что они с ним сделали! Подонки!
Человек на полу пошевелился. Майя подошла и сильно пнула его ногой в живот. Затем склонилась, заглядывая через лицевую панель, и с изумлением воскликнула:
– Филлис!
Мишель потащил Сакса из комнаты и зашагал по коридору. Майя нагнала его. Кто-то показался впереди, и Майя вскинула пистолет, но Мишель отбил ее руку в сторону. Это был Спенсер Джексон: Мишель узнал его по глазам. Спенсер что-то заговорил, но из-за шлемов они не могли ничего толком разобрать. Тогда Спенсер перешел на крик.
– Слава богу, вы здесь! Они собирались его убить!
Майя выругалась по-русски и помчалась обратно. Швырнув что-то в комнату, она вылетела наружу и понеслась по коридору к Мишелю и Спенсеру. Раздался взрыв – и в стену напротив двери выбросило мусор. Коридор окутали клубы дыма.
– Нет! – заорал Спенсер. – Там же Филлис!
– Точно! – огрызнулась Майя.
Спенсер остолбенел.
– Идем! – настаивал Мишель, перехватывая Сакса поудобнее.
Он жестом приказал Спенсеру надеть шлем, и они вдвоем с Майей поволокли Сакса по коридору и вверх по лестнице на первый этаж.
Снаружи стало еще более шумно, чем раньше и очень темно. Что-то катилось по улицам и даже летело по воздуху. Мишель получил удар в лицевую панель, зашатался и рухнул на землю.
Когда он встал, у него так сильно кружилась голова, что он с трудом воспринимал происходящее. Майя установила связь со Спенсером и шипела, жестко отдавая команды им обоим. Они потащили Сакса к стене тента и ползали туда-сюда, пока не нашли заякоренную железную катушку с тросом Ариадны. Но теперь им стало ясно, что они не смогут идти против ветра. Они были вынуждены опуститься на четвереньки и передвигаться по-звериному. Тот, кто оказался посередине, нес Сакса на спине, остальные поддерживали его с боков. Они пытались не потерять трос – их единственную зацепку, ведущую к марсоходу. И они упорно ползли к цели. Руки и колени Мишеля окоченели, а сам он таращился на черные потоки пыли и песка, который застилал лицевую панель. В какой-то момент он понял, что та изрядно поцарапана.
Они останавливались передохнуть и взваливали Сакса на спину следующему. Внезапно Мишель увидел себя стоящим на коленях. Он со свистом дышал и прислонил лицевую панель к какому-то валуну. Ветер завывал у него в ушах. Мишель чувствовал красные песчинки на языке: горькие, соленые, серные – вкус марсианского страха или марсианской смерти… а может, просто его собственной крови, он не мог сказать. Мысли путались, шея горела, в ушах стоял звон, в глазах плавали красные пятна: крохотные человечки, наконец, покинули периферийное зрение и плясали прямо перед ним. Он понимал, что может в любой момент потерять сознание, а затем его едва не стошнило в скафандр. Тело свело в судорогах, и Мишель отчаянно старался поддерживать собственный вес: мерзкая пульсирующая боль пылала в каждом мускуле, в каждой клетке. После долгой борьбы рвотный позыв прошел.
Они позли дальше. Прошло два часа жестокого, бессловесного напряжения.
Онемение в коленях Мишеля уступило место острой, колющей боли, которая стала невыносимой. Порой они молча лежали и ждали, когда стихнет особо маниакальный порыв ветра. Поразительно, но при ураганной скорости он накатывал отдельными вихрями. Можно было сравнить стихию с серией ужасающих разрядов в прерывистой цепи электрического тока.
Они лежали ничком, пережидая сокрушающие удары, так долго, что иногда им становилось скучно, и можно было о чем-то задуматься или подремать. Казалось, рассвет уже близок. Но когда Мишель посмотрел на дрожащие цифры на лицевой панели, то понял, что сейчас лишь половина четвертого утра.
И они двинулись вперед.

 

В конце концов, трос натянулся, и Мишель уткнулся носом в шлюз марсохода, к которому крепилась их нить Ариадны. Они отцепили ее, вслепую затолкали Сакса в шлюз и устало забрались вслед за ним. Закрыли наружную дверь и принялись закачивать воздух внутрь. Пол был усыпан песком. Пылинки кружились в потоках перегоняемого вентилятором воздуха, взмывали вверх туманной дымкой. Мишель смотрел в лицевую панель на костюме экстренной помощи Сакса, однако с таким же успехом он мог заглядывать и в маску ныряльщика. Сакс не подавал никаких признаков жизни.
Спустя некоторое время они стянули шлемы, ботинки и скафандры. Захромав, поковыляли в главный отсек марсохода и плотно прикрыли за собой дверь, чтобы не пустить пыль внутрь.
Мишель вымок от пота. Когда он вытер лицо, то обнаружил на своей ладони свежую кровь. Она даже не запеклась. Выяснилось, что кровь текла у него из носа. Хотя свет был ярким, все тускнело на периферии зрения, и нутро марсохода показалось Мишелю застывшим и сумрачным. У Майи на бедре была рваная рана, и кожа вокруг нее побелела. Спенсер был измучен, невредим и растерян. Он снял капюшон с головы Сакса и запричитал.
– Нельзя отрывать электроды от черепа! Вы могли повредить его мозг! Вам нужно было дождаться меня! И о чем вы только думали!
– Мы не знали, придешь ли ты вообще, – возразила Майя. – Ты опоздал.
– Не надо было паниковать!
– Мы не паниковали!
– Если нет, то зачем вытащили его оттуда? И зачем убили Филлис?
– Она сама убийца, палач!
Спенсер затряс головой.
– Она была пленником, как и Сакс.
– Нет!
– Вы не знаете. Вы убили ее лишь потому, что вам так захотелось! Вы ничем не лучше их…
– Убирайся к черту! Они пытают нас! Ты их не остановил, вот мы и сделали это!
Сыпля ругательствами, Майя важно прошествовала к правому водительскому креслу и завела марсоход.
– Пошли сообщение Койоту, – приказала она Мишелю.
Мишель попытался вспомнить, как обращаться с радио. Его пальцы настучали краткое послание по защищенному каналу связи. После этого он вернулся к Саксу, который лежал на кушетке и едва дышал. Шок. У него с головы сорвали электроды. Его нос тоже кровоточил.
Спенсер осторожно вытер кровь с лица Сакса и понурился.
– Они используют МРТ и сфокусированный ультразвук, – мрачно изрек он. – Забрать его так… – Он покачал головой.
Пульс Сакса был слабым и неровным. Мишель занялся делом и принялся стаскивать с Сакса костюм. Его собственные руки двигались, как лучи-конечности морской звезды. Они не подчинялись ему, словно он пытался работать с поврежденным пультом дистанционного управления. «Я ударился, у меня сотрясение мозга», – подумал он.
Его мутило, к горлу подкатывала тошнота. Спенсер и Майя сердито кричали друг на друга, по-настоящему распаляясь, а Мишель не мог понять почему.
– Она была стервой! Тварью!
– Если бы людей убивали за то, что они твари, вы бы никогда не выбрались с Ареса!
– Прекратите, – сказал им Мишель. – Вы оба.
Он не вполне понимал, о чем они говорят, но было ясно, что они ссорились. Значит, он, Мишель, должен вмешаться. Майя, раскаленная добела яростью и болью, вопила без остановки. Спенсер кричал в ответ, его всего трясло. Сакс пребывал в коматозном состоянии. «Пожалуй, мне стоит опять заняться психотерапией», – подумал Мишель и хихикнул. Он поплелся к водительскому креслу и уставился на панель управления, которая расплывчато запульсировала под его руками. Черная пыль упрямо била в лобовое стекло марсохода.
– Езжай, – произнес Мишель и с тоской посмотрел на Майю.
Она сидела рядом, вцепившись пальцами в руль, и бурно рыдала. Мишель положил ладонь ей на плечо, но она сбросила ее.
Рука Мишеля, будто резиновая, отскочила, а он чуть не упал с кресла.
– Поговорим позже, – прошептал он. – Что сделано, то сделано. Пора возвращаться домой.
– У нас нет дома, – прорычала Майя.

 

Назад: Часть четвертая Ученый как герой
Дальше: Часть шестая Тарикат