Книга: Китаец
Назад: Глава последняя
Дальше: Глава XIII. «Время Гого»

Глава XII. «Свин-сутенер»

«Через обратного шпиона ты будешь знать все. И поэтому сможешь приобрести и местных шпионов, и внутренних шпионов и пользоваться ими. И поэтому сможешь, придумав какой-нибудь обман, поручить своему шпиону смерти ввести противника в заблуждение. И поэтому сможешь заставить своего шпиона жизни действовать согласно твоим предположениям».
Сунь Цзы. Глава XIII. Использование шпионов

 

Время: 2008 год
Место: Гуанчжоу – Шанхай

 

Я прилетел в Гуанчжоу.
Первым делом я урезал зарплаты половине сотрудников, с которыми надлежало расстаться. Несколько человек после этого в течение пары недель ушли сами. А дальше – грянул мировой финансовый кризис. Мне нередко казалось, что я родился под счастливой звездой, и кризис в очередной раз подтвердил это. Теперь не нужно было высасывать причины из пальца, достаточно было все валить на ситуацию и с грустью в глазах и голосе, зачастую искренней, избавляться от людей, среди которых были весьма толковые сотрудники. Естественный отбор.
Люди стали уходить каждый день, иногда даже по два-три человека. Кто-то уходил спокойно, понимая и принимая сложность момента, кто-то показывал зубы, пугая и шантажируя. Некоторые кричали, что обеспечат компании «славу» на долгие годы вперед, доведя до общественности, какая я свинья. Мало кто из них знал, что такое общественность в Китае. Я же за годы, проведенные в Поднебесной, понимал: среди русской колонии здесь единства нет. Никто никому не помогал, каждый играл за себя. Те, кто обращался за поддержкой в консульства, ничего, кроме слов сожаления, не получали – трудовыми спорами там не занимаются. А уповать на общественность, посещавшую так называемые «русские клубы» – попойки средней массовости, – было глупо.
Гостями этих сборищ становились, как правило, те, кого душила тоска по России и оставленным там близким, а вид китайцев уже приводил в остервенение. Нормальные люди эти скучные мероприятия обходили стороной. Для многих на фоне однообразия и скуки эти посиделки были единственным развлечением недели. Свою тоску они топили в гигантских кружках не всегда свежего, но холодного пива. Если, живя в России, люди еще хоть как-то держали свое поведение в рамках приличия и культуры, то, приезжая в Китай, переставали стесняться, демонстрируя жуткую распущенность нравов, неприемлемых даже на Родине.
Я отлично справился с заданием Центра: через три месяца моя компания была на грани разорения. Мы потеряли треть клиентов и существенную долю доходов. Ситуация на глазах превращалась в катастрофическую, но выручил Минин. Компания «Викола», которую он нам посватал в качестве клиента, оказалась мощным игроком на рынке. Их заказы вмиг перекрыли все наши убытки. Как мы и договаривались, всю работу по этой компании я курировал лично, распределяя оперативные дела между наиболее опытными менеджерами.
В один из дней я получил сообщение, подписанное Николаем Арсеньевым. Это был псевдоним Минина. В письме он сообщал, что источником добывания информации по проекту «Atlaua» должен стать молодой китайский ученый Синь Фэньгуан. То, с помощью чего я смогу его завербовать, должно было прийти ко мне в течение недели по внутренней почте Китая. Получателем должен был стоять генеральный директор. Ежедневно мы получали массу конвертов, но корреспонденцию, адресованную руководителю, разумеется, никто, кроме меня, не вскрывал.
Получив долгожданный конверт, я не стал распечатывать его сразу, ожидая, когда мои сотрудники покинут офис после окончания рабочего дня. Около одиннадцати вечера я надел перчатки из тонкого целлофана и вскрыл конверт. Внутри был отчет о каком-то эксперименте на китайском языке – всего сорок одна страница формата А4. Внимательно изучив содержимое конверта, я понял, что это было описание одного из этапов секретного исследования, проводимого в шанхайском НИИ. В правом верхнем углу каждой страницы стояла небольшая печать на китайском языке: «Секретно: для внутреннего пользования». Номера страниц были проставлены вручную.
Отдельно лежало краткое досье на Синь Фэньгуана, кандидата химических наук. На основе полученных данных мне и предстояло завербовать китайца. И хотя на операцию выделялось около двухсот тысяч долларов, задача, стоящая передо мной, была поистине непростой…
* * *
Я сел перед телевизором, поставил на столик бутылку «Hennessey Paradise». В моей квартире было мало места, она была обставлена дешевой мебелью из IKEA и походила на комнату в студенческом общежитии. Я вспомнил о том, как ночевал в общежитии Тимирязевки в последние разы: это были дни, когда мы встречались с Красновым, дни, когда я просыпался с Катей…
Налив в снифтер коньяк, я уселся на мягкий диван. На Санкт-Петербургской таможне у нас из-за неправильно оформленных транспортных документов «подвисло» тридцать контейнеров, но думать об этом я устал. Теперь все мои мысли были направлены на новую цель: Синь Фэньгуан. Выпил залпом.
Синь Фэньгуан, как и другие ученые, занимавшиеся секретными проектами, находился под вниманием людей из контрразведки, и подступиться к нему с открытых позиций было сложно. Любой иностранец, появись он рядом с ним, сразу привлекал внимание. Между тем в досье на него я выхватил важный момент: в свои тридцать четыре года химик оставался холостым и был падким на красивых девочек. Но как можно было воспользоваться его слабостью, я пока не знал. Заманить его в медовую ловушку, подложив даже самую красивую девушку, было непросто. На успех позволяло надеяться лишь то, что Синь, обрубая ненужные хвосты, все же улучал моменты и «выходил на охоту» за женским полом.
Бутылка стремительно облегчалась, но я не был пьян. Задание, как червяк в мозгу, начинало лазать по извилинам. Что бы я ни делал, в голове только поставленная задача. Откупорить вторую? На балконе стоит ящик «Рая». С представителями компании «Hennessey» в Гуанчжоу у меня сложились добрые отношения. Покупая у них много дорогого коньяка на подарки русским и китайским друзьям, столько же я получал даром. За такими подарками хоть и сквозь пальцы, но все же следили контрразведчики. Об этом мне как-то за длинным стаканом рассказал сам директор магазина. Я задумчиво почесал голову, на которой с каждым днем становилось все больше седых волос.
…«Прощание славянки» на сотовом чуть не разорвало мне сердце. На широкой кровати я был один, голова болела – ведь вторую бутылку все же откупорил… На экране был незнакомый китайский номер. Номера из-за границы в таких случаях я не беру. На телефоне стоит переадресация на офис, и список звонков я получаю сразу при появлении на работе. Китайские номера не остаются без моего ответа в любое время суток – есть опасность пропустить ценный звонок.
– Вэй Мин, здравствуй, – прозвучал нежный женский голос в трубке в 7 часов воскресного утра.
– Привет, – ответил я, вытирая со лба пот, выступивший от внезапного звонка.
– Ой, я не вовремя, ты пил вчера, прости, – сказала по-китайски девочка, которую я пока не узнал. Я опасался называть имена, чтобы не ошибиться. В памяти было много таких голосов, и каждый был самым нежным и красивым. – Ты когда прилетишь ко мне? Мне не хватает русского мальчика.
– Гого, солнышко, как же мне нравится тебя угадывать. – Проснувшись, я бодро вошел в разговор.
Как же я сразу ее не узнал? Ох уж это ее коварное умение играть интонацией.
– Ты мне позвонила. Моя ласточка, я так скучал по тебе. Уже не надеялся тебя услышать, – сказал я, чувствуя прилив сил.
– Я хочу тебя видеть, мой мальчик. Ты прилетишь? – спросила она с печалью в голосе.
– Нет, я не прилечу, ювелиры еще не сделали такого подарка, которым я мог бы удивить мою красавицу, – с напускной строгостью сказал я.
– Ты не скучал по мне?
– Это твой номер? Я запишу себе. Сколько на нем будешь? – спросил я, игнорируя ее вопрос.
– Какая разница, мой голос ты знаешь, а свой номер, ты тогда говорил, никогда не меняешь.
– Долька, перезвоню тебе, как только приму душ.
– Буду ждать, – ответила она.
Через пятнадцать минут я набрал самую красивую китаянку. Она снова завела разговор о выкупе, я же вновь съезжал с темы.
– Моя жемчужинка, конечно, могу, но будет ли тебе интересна спокойная жизнь?
– Я тут умру, тут такая дыра: всего несколько караоке-баров, – жаловалась она мне.
– Ты красивая девочка, и у людей, с которыми ты работаешь, наверняка есть на тебя планы, – рассуждал я спокойно. – Если хочешь, я поговорю с Ван Лэем о твоем будущем месте работы, – предложил я.
Ван Лэй – один из бандитов, крышевавших место работы Гого, – был связан с военными моряками, базировавшимися в Гуанчжоу. Нас познакомил Харбинец на одной из офицерских тусовок. В Китае три силы: коммунистическая партия, военные и мафия.
– Поговори, поговори, пожалуйста, я не хочу ехать в те дыры, что он мне предлагает. Я хочу в большой город, – словно маленькая девочка, уговаривала меня Долька.
* * *
На следующий день я позвонил Ван Лэю, и мы встретились в небольшом ресторанчике за обедом. Поздоровавшись и обменявшись, как водится, колкостями, мы заказали обед: традиционную китайскую закуску – «битые» огурцы с красным перцем, бульон с курятиной и грибами, свиную печенку, кусочки рыбы в соусе «пяти перцев» и юи пао – клецки, тушенные с начинкой. На десерт «золотые пампушки» – булочки с золотистой корочкой.
– Как кризис переживаете? – начал я разговор, отхлебнув из длинного стеклянного стакана горячего зеленого чаю.
Южные китайцы пили его много и везде. За время жизни в Гуанчжоу и я пристрастился к этой привычке. Питье чая в провинции Гуандун, административным центром которой является Гуанчжоу, имеет мало общего с классической чайной церемонией. Горячий чай здесь пьют как воду, никакой помпезности.
– Да нам-то кризис побоку, у нас товар ликвидный, – с нескрываемым удовольствием ответил китаец, громко затягиваясь дымом дорогой сигареты.
– С полицией проблем нет?
– Нет, а что, должны быть? – поинтересовался Ван Лэй, выдыхая дым.
– Слышал, в Пекине к Олимпиаде разогнали все притоны, коллег твоих пересажали.
– Где Пекин – и где мы? Даже если разгонят, поеду путешествовать.
– И куда поедешь? – спросил я, зная, что Ван Лэя от его борделей никуда не отпустят.
– Ой, да мест, что ли, мало? – ответил он и рассмеялся так громко, что сразу несколько равнодушных китайских лиц посмотрели на нас.
Низенькая девочка-официантка в невообразимо грязной одежде принесла нам «битые» огурцы и свиную печенку, а следом еще несколько блюд. У Ван Лэя всегда был отменный аппетит. Высокого роста, с большим животом, который он постоянно теребил, он был похож на свинью из китайской классики «Путешествие на Запад». Маленькие глазки и потрепанное оспой лицо делали его страшнее и отвратительнее, чем он даже был на самом деле.
– Люблю вкусно покушать, – честно признался сутенер Гого, махом, совсем не по-китайски, положив себе со всех тарелок. – У тебя-то как дела? Я слышал, иностранцам перестали давать визы. Жмут вашего брата как пекинских проституток, – чавкая, сострил он.
– Пустяки, – не без иронии ответил я, хотя на самом деле в то время с визами действительно были сложности.
– Наши на Олимпиаде выиграли у американцев, – с гордостью, свойственной человеку, лично участвовавшему в завоевании медалей, сказал Ван Лэй, смачно посылая в рот большой кусок свиной печенки.
– Гого куда? – задал я вопрос, ради которого и пригласил китайца на обед.
– А… вот зачем позвал, – понял китаец. – Ее хочу отправить куда-нибудь подальше, чтобы не нашли, – хрюкая, засмеялся сутенер. – А тебе какой интерес? Влюбился, что ли? – успокаиваясь от смеха, спросил Чжу. Только сейчас я вспомнил его фамилию, которая звучит по-китайски так же, как и слово «свинья». – Выкупай, – на полном серьезе сказал он.
– Зачем она мне нужна? – строго глядя ему в глаза, спросил я, зная, что эта фраза не коснется ушей Дольки.
– Хм… – не понимая, издал звук Свин.
– Отправь ее в какой-нибудь крупный город, я тебе заплачу, – сказал я, направляя разговор в деловое русло.
– Пятьдесят тысяч юаней, и я пристрою ее в хорошее местечко, – как бы безразлично констатировал бандит.
– Давай я тебе дам столько, сколько ты проиграл в прошлую пятницу в карты воякам, – предложил я, отхлебнув зеленого чая Улун.
– Откуда знаешь? – изумился китаец.
– Я играл с Ли Тхао в субботу. – Я глядел на напрягшегося Ван Лэя.
Ли Тхао – водитель из морской части – был ярым картежником, но часто проигрывал. Поэтому, выиграв у Ван Лэя, он трепался об этом всем вокруг. Ли Тхао возил заместителя командующего морской части, и я, подогревая нашу дружбу, частенько ему «сливал» по десять-двадцать тысяч юаней за вечер. Через него, Харбинца и нескольких других офицеров я знал все, что происходит в части. Они знали меня как бизнесмена, а с их контрразведкой я даже мог позволить шутки типа: «Я снова к вам за секретами!»
– Мало, – начинал торги сутенер.
– Куда отправишь, если заплачу?
– Они же не мои, я могу лишь рекомендовать не засылать в дыру, а так гарантий не дам, – сказал прямо распределитель женских тел.
– Меня не интересуют все, я говорю только про Гого. Посуди сам, никаких гарантий не даешь и, говоря прямо, можешь просто кинуть. Сомнительная сделка.
– Вэй Мин, я тебя знаю давно, мы друзья, и торговаться с тобой я не намерен. Чтобы не портить наши отношения, давай сделаем, как ты предлагаешь, – сказал он, испугавшись за дальнейший ход переговоров.
Мне кажется, китайцы при ощущении, что их обманывают иностранцы или хотя бы пытаются это делать, реагируют острее, чем если бы их обманывали сами же китайцы.
Я знал, что он согласится, и заранее приготовил двадцать тысяч юаней, которые здесь же ему и передал, не оставив времени на обдумывание.
– Ты знал, что я соглашусь? – спросил Свин, накрываемый приближающейся обидой от того, что его переиграл какой-то заморский черт. Китайцы между собой так часто называют иностранцев.
– Откуда? Ты же сам только что сказал: мы друзья и быстро найдем общий язык, – выкрутился я.
Наш плотный обед мы закончили «золотыми пампушками». Ван Лэй съел их все до одной. Я расплатился. Китаец взял зубочистку и, причмокивая, стал ковыряться в зубах.
– Я отправлю ее на следующей неделе, – протягивая руку для прощания, сказал сытый и довольный сутенер, явно собиравшийся просадить полученные деньги за карточным столом в ближайшие несколько часов. – Ну, так, для себя поинтересуюсь: если что, куда бы хотел ее отправить? – спросил он.
– Мне все равно, – кинул я. У меня были мысли относительно Гого, но говорить ему об этом я не стал. Об этом сразу же стало бы известно контрразведке, поэтому я не проявил заинтересованности. Все равно я узнаю, где она.
Некоторые вещи в жизни делаются сами собой. В случае с Гого я чувствовал, что она будет держаться со мной на связи, и не боялся ее потерять.
Когда проститутки переезжают с места на место, им меняют номера сотовых телефонов. И найти их потом крайне сложно. На этот случай я как бы в шутку рассказывал знакомым куртизанкам простой механизм запоминания моего одиннадцатизначного номера. Когда они приезжали на новое место работы, скидывали мне свои номера, и я проводил «апгрейд» данных в своем мобильном. С Гого вышла такая же ситуация. Она позвонила мне спустя два месяца после нашего расставания. Свин – Ван Лэй – повел себя ответственно, отправив Гого в Шанхай. Он выбрал столицу Всемирной выставки ЭКСПО-2010. Там было много полиции, как, впрочем, и иностранцев, которые готовы были платить хорошие деньги за красоту.
* * *
Через несколько дней я уже сидел в самолете Гуанчжоу – Шанхай. Рядом со мной расположились двое китайцев, только что прилетевших из России и возвращавшихся домой, в приморский город. Взрослые мужики, прилично поддавшие русской водки, не стесняясь ничего, сразу определили, что я русский. Крикнули мне в лицо:
– Пливет! – и стали громко ржать.
Врожденная вежливость заставила меня ответить с улыбкой.
– Здравствуйте, вы очень хорошо говорите по-русски, – ответил я им на своем родном.
– А ты гавалиш по-китаски? – спросил меня один.
– Нет, – соврал я, моментально дав китайцам почувствовать их превосходство.
– Надо учить китайская язык, скола нужна будит тебе, – не унимался китаец.
– Да, я хотел бы, но очень уж сложный ваш язык, – произнес я. Окончательно поняв, что перед ними тупой лаовай (с китайского – иностранец), они принялись обсуждать дела. Обсуждали с энтузиазмом, громко, и скоро весь самолет был в курсе, что они те самые страдальцы, которых выкинули с Черкизовского рынка.
– Почему выгнали нас с лынка? – задали они оба с напором один и тот же вопрос. Придурковатая улыбка, та, о которой в свое время писал в указе Петр I, не сходила с моего лица, и я ответил:
– Может, потому, что вы торговали плохими товарами?
– В Китаи нету плахих висей, китайский качества каласо! – брызжа слюной, кричал на меня тот, что выпил больше водки.
Китайцы, сидящие вокруг, мгновенно зауважали своих сородичей, предположив, что их корявая речь на русском правильна и чиста, словно наша водка, а главное, за то, что те давят иностранца, чуть ли не главного виновника всех бед их черкизовской эпопеи. Затем они стали громко разговаривать друг с другом на китайском, явно играя на публику. Они возмущались, что гостиницы в России плохие, а стоят как самые дорогие отели в Китае, а в номерах между тем даже термосов нет. Российская милиция с жаждой наживы останавливает всех китайцев, зная, что можно содрать денег. Ругались на то, что русские сами не следили за таможенниками-взяточниками, а наводить порядок стали только теперь. Кричали, что лучше торговать с Европой, но там сейчас не заработаешь ничего. В общем, несли банальщину, а потом снова перекинулись на меня:
– Пачему не говолиш по-китаски? Ты в Китаи, надо говолить по-китаски!
Всему самолету они стали рассказывать, что русские, с которыми они торгуют уже десять лет, тупые и за все время так и не выучили ни одного слова по-китайски… Хвалили свое правительство, которое сразу пришло на выручку бизнесменам, отправив в Москву официальную делегацию, и русские, испугавшись китайцев, замяли конфликт, выдав весь груз желтолицым. Второй китаец, все время заливавший в себя пиво, «полируя» водку, решил поучаствовать в беседе. Глядя на меня краснющими глазами, крикнул:
– Зачем вам стока тилитолиии?!
Затем повторил то же самое для публики на китайском. Те, кто услышал, одобрительно, с чувством собственного достоинства, загудели. Все-таки верно говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. По гулу, прокатившемуся по салону самолета, я понял, что все сидевшие в нем китайцы готовы подписаться под каждым словом этих двух алкашей. И тут я решил взять слово.
– Потому что, – сказал я, – у нас много ядерных ракет, нашим солдатам на маневрах и России мало, потому что у нас самые глубоководные атомные подводные лодки и потому что вся наша территория нужна нам для души! Широкой русской души! – сказал я все это на таком китайском, как будто от этого зависела моя жизнь – четко, с такой интонацией, которая повергла в шок всех слушателей, но особенно моих выпивших спутников. Для всех такой оборот явился полной неожиданностью.
Интересно, что в свой предыдущий полет я думал о плюсах китайцев, о том, как они помогают друг другу за границей и трудятся на благо своей страны. При этом я мысленно ругал соотечественников. Теперь же, когда кто-то посмел плохо отозваться о моей Родине, я не мог промолчать.
Я вспомнил знаменитое интервью Владимира Семеновича Высоцкого. Иностранный журналист спросил поэта о том, как он относится к властям Советского Союза. Журналист знал, что у Высоцкого к руководству своей Родины были претензии, и наверняка ожидал обширного ответа. Но поэт ответил ему: «У меня есть претензии к властям моей страны, но обсуждать их я буду не с вами».
Как я узнал из рассказов мамы, отстаивать свою страну мне было свойственно с детства.
Однажды в детском садике я поспорил с одним задирой о том, какая страна самая сильная в мире. Мы отстаивали интересы несуществующих стран: я – России, он – Америки.
У него был весомейший аргумент – американский военный самолетик, который ему откуда-то из-за границы привезли родители. И он был уверен, что его самолетик самый крутой, а значит – самый сильный. Мама рассказывала, что меня это страшно злило. И тогда я вспомнил конфликт, ежедневно происходящий в нашем подъезде: дед-ветеран не мог промолчать, когда встречал жившего в нашем доме молодого парня. Парень носил джинсы и кожанку и устанавливал волосы дыбом, а дед каждый раз кричал, что он американский пропагандист, шпион и предатель.
В садике я применил фразы ветерана в адрес моего соперника – юного любителя неродной страны. Я обозвал его и предателем, и шпионом, и американским «гандистом». Мальчик пожаловался маме, а та, от греха подальше от таких разговоров, запретила ему носить с собой этот самолетик. Моя мама рассказывала, что я ликовал и смеялся над ним, говоря, что его американский самолетик испугался и остался дома…
Вскоре мы приземлились в Шанхае. Я покидал самолет под китайский шепот: «Наверное, дипломат…»
Назад: Глава последняя
Дальше: Глава XIII. «Время Гого»