Глава IX. «Капитан»

– …и куриный KFC, и говяжий McDonalds держит один масон! – говорил один китаец другому. – Посуди сам: меню почти одинаковое, цены тоже, условия работы идентичные.

– Только в одном продают колу, а в другом пепси, – парировал его собеседник.

– Правильно! Потому что и колу, и пепси тоже держит один масон. Может, даже тот же самый, что держит и эти два фастфуда.

– Как тебе такое в голову пришло?

– А что? Назови мне хоть один пример, чтобы компании, работающие в одном сегменте сто лет, так заботливо обходились друг с другом?

– А в чем ты усмотрел заботу?

– Да хотя бы в том, что они до сих пор не сожрали друг друга, не уничтожили! – доказывал свою позицию молодой китаец. – Например, кризис с говядиной наступил, народ пошел есть курятину. А птичий грипп нахлынул, все пошли есть говядину. Разве не гениально?

– Маловероятно, – усомнился другой.

В середине осени 2007 года меня ждала плановая поездка на Родину.

Заняв свое место в самолете, я удобно устроился, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Крылатая машина выруливала на взлетно-посадочную полосу, готовясь взмыть в небо и унести меня домой, в Москву. Закрыв глаза, я представил лица моих родных, не видевших меня полтора года.

Я возвращался домой с чувством выполненного долга. Порученные Центром задания были выполнены, да и бизнес процветал. Менее чем за полтора года компания, которую я создал, стала лидером рынка. Это признавали даже конкуренты, скрипя зубами наблюдавшие за нашим стремительным ростом. Клиентов становилось все больше, и шестьдесят сотрудников, работавших в компании, не всегда справлялись с их потоком. В планах было увеличить штат до 200 человек.

Двое китайцев за моей спиной продолжали интересный спор.

– Да почему? – не унимался тот, что продвигал свою теорию. – Посмотри, как у них проходят промоакции. В обеих сетях всегда в одно время. Как в меню появляются новинки? Тоже одновременно. В KFC мороженое называется «Сандэй» с клубникой или с шоколадом, а в «Маке» «Санди» с тем же самым. Как они узнают о планах друг друга?

– Ну и как?

– Да планы пишутся и для тех и для других одновременно!

– Кем? Масоном? – непонимающе спросил китаец постарше, подтрунивая над молодым.

– Бригада управленцев, мозговой центр – один. А идеи и всякие ходы, которые они придумывают, применяются сразу в двух ресторанах, причем одновременно. Там уже дело техники: муравьи-исполнители по всему миру приводят весь механизм в движение.

– Интересно.

– Конечно, интересно, особенно если учесть, что метраж, например, кухни, где они собирают свои полуфабрикаты, в каждом ресторане KFC и McDonalds одинаковый по всему миру. Оборудование этих кухонь что там, что там – тоже одинаковое. Значит, с самого начало эти две сети задумывались как одна! – торжествующе пискнул первый. – И, между прочим, коробочки, например, для гамбургеров, для обоих фастфудов заказываются на одних и тех же фабриках. Разве не странно?

– Ну, если так, то масон умный, – соглашаясь, ответил китаец, судя по всему, решив закончить спор, понимая, что молодость и напор первого ему не пересилить…

Странно, еще двадцать-тридцать лет назад ни одному на планете китайцу такая мысль и в голову не пришла бы. Теперь же вот так, в самолете, они запросто спорят про масонов и мировые корпорации.

Я слушал их спиной, но отлично представлял лица. Зайдя в самолет, я по привычке оглядел всех пассажиров. Несмотря на то что, готовясь к поездке в Россию, я не спал почти трое суток.

Я достал из портфеля двухсотмиллилитровую бутылочку коньяку и выпил ее в три глотка, занюхав пробочкой.

Я пытался засыпать, но мозг, забывший в последние дни о том, что такое отдых, активно сопоставлял то, что я узнал в последнее время в Китае, и то, что рассказывали мне в Москве. Я сравнивал условия и особенности своей работы с тем, как действовали китайские спецслужбы.

Я вспомнил рассказ одного контрразведчика про то, как в начале двухтысячных годов китайцы научились прятать своих соотечественников в «черных дырах». Так на языке наших спецов называлась квартира, в которую одновременно прописывали десятки китайцев. Механизм организации таких пристанищ был прост. Китайцы приручали наших пенсионеров: покупали им квартиру или дом в частном секторе, назначали свою, альтернативную, пенсию, в разы превышающую государственную, добиваясь полного расположения стариков. Имея регистрацию, китайцы вполне легально оформляли виды на жительство. В тот же период китайцы, сумевшие на Дальнем Востоке освоиться и разбогатеть, получили приказ выдвигаться в глубь России. А на их места отправлялись новые партии эмгэбэшников, скупать наших офицеров и ученых.

Практически это было видно по десяткам шпионских дел, которые вели в то время сотрудники российской контрразведки против бизнесменов и офицеров нашей армии, замешанных в связях с китайскими спецслужбами. Китайские агенты в погоне за результатами действовали агрессивно: практически открыто собирали стратегическую информацию, вербовали агентуру, воровали военную технику. При этих мыслях у меня в сознании возникала прямая ассоциация с действиями молодой советской разведки, когда в 20–30-х годах прошлого века наши разведчики не стесняясь воровали любые секреты. А в наши дни такая работа позволила китайской разведке создать множество самостоятельных, устойчивых, глубоко законспирированных агентурных ячеек, способных выполнять в России практически любые разведывательные и диверсионные задачи.

Но случались и скандалы, как в 2003–2005 годах, когда в Приморье, Приамурье и Хабаровском крае ФСБ разоблачила несколько групп российских граждан, среди которых были военные пилоты, нелегально продававшие китайцам запчасти к боевой технике. Тогда же в общежитиях наших оборонных заводов накрывали целые стаи китайцев с военной выправкой, отлично владевших русским языком, но при арестах они делали вид, что ничего не понимают. По бумагам они были командированными специалистами, якобы следящими за выполнением контрактов. А фактически – офицерами китайской военной разведки.

Это наводило меня на размышления, что существует бесконечное множество вариантов, куда и в какой из ролей может случиться моя командировка. Но эти мысли точно нужно было гнать. До встречи с теми, кто это решает, оставались считаные часы…

Россия встретила меня как-то недобро. Перед паспортным контролем нас и пассажиров еще нескольких рейсов из-за границы продержали стоя почти полтора часа. В Китае многочасовая очередь на паспортном контроле – нонсенс, поэтому китайцы недоумевали.

Пройдя после томного ожидания паспортный контроль, я взял такси и направился домой. В этот раз меня никто не встречал. Это была мера предосторожности, о которой мы договорились с Мининым заблаговременно. Китайская разведка, пошагово перенявшая методы работы легендарного КГБ, следила за иностранцами не только в Китае, но и в тех странах, которые они посещали. В моем нынешнем состоянии, впрочем, как и всегда, риск был лишним.

Дома меня ждали. Я, в свою очередь, привез много подарков.

У отца начался тремор головы по типу кивательных движений. В его случае голова дергалась сверху вниз – будто он все время со всем соглашался.

– Всю жизнь со всем спорил и до последнего настаивал. Пришло время говорить всем да! – прикрывался юмором отец.

– Пап. – Я взял его за плечи и посмотрел в глаза. – Ты меня любишь?

Отец кивал утвердительно головой.

– Вот же сучок! – крикнул он.

Мы с мамой рассмеялись.

Я сделал звонок по условленному номеру, сообщив о благополучном прибытии. Спать лег поздно – сказывалась четырехчасовая разница во времени.

На следующий день меня ждала встреча с моими руководителями. Ее назначили на загородной даче генерала Никифорова, куда меня привез Минин, забрав от одной из станций метро.

– Ну, здравствуй, Алексей Петрович, – протягивая руку для приветствия, строго сказал генерал, встречая нас с Мининым на крыльце двухэтажного особняка, облицованного белым камнем.

– Здравствуйте, – ответил я, пожимая его крепкую руку.

– Проходите в кабинет, Сергей Анатольевич, не отставай, – велел хозяин мне и Минину, открывая массивную входную дверь.

Мы вошли в просторный, полный света дом. Хозяин провел нас по винтовой лестнице с деревянными балясинами на второй этаж. Затем мы оказались в кабинете и расселись по креслам.

– Ну что, Назаров, с приездом тебя, – снова обратился ко мне Никифоров. – Антонина, принеси мужчинам липового чаю! – тут же громко крикнул он, обращаясь к молодой женщине, помогавшей ему в хозяйстве после смерти супруги.

– Поддельного, что ли? – шутливо спросил я.

– Нет, не поддельного, – сказал басом генерал, услышав мою шутку. – Это там, откуда ты приехал, все поддельное, а у нас тут настоящее, родное, – отметил Владимир Георгиевич.

Я вручил коллегам подарки, заблаговременно купленные в Гуанчжоу. Серебряные наборы олимпийской тематики и зеленый чай понравились и Минину, и генералу.

– Рассказывай, как съездил, – приказным тоном проговорил хозяин дома, расположившись у пустого камина.

– Ну, в целом хорошо, – ответил я, готовясь получить благодарность в ответ.

– А что хорошего-то?! – повысив тон, спросил Никифоров.

Опешив от такой «благодарности», я немного растерялся. Только теперь я понял, что молчание Минина должно было меня насторожить.

– Ну, устроился, бизнесом занимаюсь, кандидатскую написал.

– Бизнесом он занимается! Подумайте-ка! – возмущенно говорил генерал.

Минин молчал, попивая чай из липы, он заглядывал в кружку, будто что-то высматривая.

– Это что такое? – задал вопрос генерал, бросив на стол пачку журналов, взятых с трюмо. Это были деловые журналы, которым я давал интервью, рассказывая о бизнесе с Китаем.

– Владимир Георгиевич, это для пиара, так в бизнесе полагается, – пояснил я.

Никифоров стал нервно ходить по кабинету.

– Так ты сразу бы в сотню «Форбса» сиганул, – резко осек меня руководитель, процитировав: – «Полагается», видите ли, так! Алексей Петрович, ты в первую очередь лейтенант военной разведки, а уж потом бизнесмен.

– Старший лейтенант, – поправил я генерала.

– Ты понимаешь, что у тебя на носу Олимпиада, сейчас все иностранцы у контрразведки как под лупой! – не обратив внимания на мое замечание, продолжал Никифоров, снова опускаясь в кресло, устав барражировать по кабинету. Чай, заботливо налитый Антониной, остывал. Пить его расхотелось. Минин листал журналы с моими интервью.

– Леша, тебе было сказано освоиться и заняться каким-нибудь бизнесом. Тихо. И не лезть на рожон, а ты что? – продолжал отчитывать меня генерал.

– А что я?

– А ты бандитизмом каким-то занялся, долги выбиваешь, людей пугаешь, – что это за бизнес?

– Да не так все. Это бизнес такой. Люди попадают на деньги, китайцы их кидают, а мы выручаем, никакого криминала. Почти, – сказал я, начиная уставать от необоснованных словесных оплеух командира.

– Вот именно! «Почтиии»! – громко и протяжно произнес Никифоров.

– Ну, если что-то не так делал, нужно было предупредить. Со мной почти два года никто на связь не выходил. Я вообще думал, что вы забыли про меня, – попытался оправдаться я.

– Я тебе так скажу, ты засветился, понимаешь? – тихо сказал Владимир Георгиевич. При слове «засветился» Минин посмотрел на генерала.

– Товарищ генерал, у нас нет такой информации, – вступился за меня куратор.

На самом деле никакого «засвета» не было, в противном случае Минин бы меня предупредил. Между нами была разработана система условных сигналов на случай непредвиденных обстоятельств.

– Нет? Так будет! Он такими темпами быстро этого добьется, – выпалил возмущенно генерал, снова заводясь.

При всем уважении к сединам генерала, я не считал, что делал что-то неправильно. Я находился, как мне казалось, под таким же наблюдением, как и любой другой иностранец, ведущий бизнес в Китае. Может, чуть больше, но меня это не смущало. Каждый китаец в душе разведчик, поэтому, оставаясь на виду, я как раз наоборот не привлекал к себе внимания. Как говорится, хочешь спрятать вещь – положи ее на самое видное место. К тому же как бизнесмен я мог ездить по Китаю, не вызывая подозрений.

– Надо аккуратно сбавить темпы, оставить пару десятков самых грамотных людей, а остальных под каким-нибудь предлогом распустить, – спокойным тоном высказал предложение Минин.

– Сможешь уволить? – спросил Никифоров.

– Ломать – не строить, – откинувшись в кресле, ответил я.

– Или, может, тебя деньги засосали? – вкрадчиво спросил генерал, приподнимая левую бровь, как бы изображая удивление.

Генерал, наверное, хотел поймать меня на гнили. В ответ я достал из портфеля, того самого, откуда полчаса назад доставал подарки, две толстенные папки и нарочно положил поверх журналов, небрежно брошенных Никифоровым.

– Тут все: от кого, за что, куда, сколько, когда, все счета. Там сверху лист, на нем сумма и банк, где хранятся деньги. Готов вернуть в контору все до цента. Недвижимости и машин у меня нет, – отрапортовал я.

Генерал открыл папку и посмотрел на лист с цифрой и банком. Присвистнув, удивленно произнес:

– Я столько за всю жизнь не заработал. Ну ты даешь!

– Так обучен, – спокойно произнес я, глядя на генерала.

– Если все отдашь, на что ж ты жить будешь? – поинтересовался он.

– На лапшу и воду, – ответил я, улыбаясь.

Генерал подошел к рабочему столу под XIX век, покрытому зеленым сукном, и выкатил из-под него шредер.

– На, – махнул он Минину, указав на уничтожитель документов. Минин подкатил его к своему креслу. Затем генерал взял две мои папки и протянул полковнику: – Сережа, уничтожь.

Сергей Анатольевич не спеша, погружая по несколько листов в аппарат, принялся монотонно исполнять приказ. Я знал, что в Центре известны все мои ходы, и то, что генерал сделал такой жест, вовсе не означало, что мне поверили на слово, нет. Это был такой прием. Уверен, цифры, которыми владел Центр, и те, что увидел Никифоров, сошлись. Это была самая настоящая боевая ничья.

– Леша, значит, сделай так, как сказал Минин. Заканчивай играть в бизнес, к тому же теперь тебе придется взяться за дело очень серьезно, – резко сменил гнев на милость генерал.

– Всех сотрудников в утиль… Я понял!

– Не умничай, Назаров, – одернул меня генерал и, взяв чайник, вышел из кабинета.

Все время, пока генерал ходил за кипятком, Минин продолжал насиловать шредер. Было видно, что ему это нравится.

Лучи солнца, проникая сквозь большие окна, наполняли кабинет светом. Настроение было на нуле. Вернувшись минут через десять, генерал снова налил нам горячего чаю. Мы молча его пили, тишину нарушал лишь уничтожавший бумагу агрегат, иногда разражаясь пиканьем, когда Минин толкал в него слишком много листов разом. Через пятнадцать минут, уничтожив все документы, Минин присоединился к чаепитию.

– Так, – многозначительно произнес генерал. – Даю вам с Мининым неделю на написание подробного отчета, а потом в санаторий.

– В санаторий? – переспросил я.

– Да, в Подмосковье поедешь, как аспирант Тимирязевки, подлечишься, отдохнешь. Ничто так не восстанавливает силы, как хороший сон. – Минин достал из кармана пиджака путевку и передал ее мне.

– Спасибо, у меня еще просьба имеется, можно? – обратился я к генералу.

– Выкладывай.

– Я кандидатскую написал, мне бы защититься. Только у меня нет научных публикаций, – посетовал я.

Генерал снова подошел к трюмо, откуда были взяты издания с моими публикациями. Поискав что-то среди бумаг, он взял какие-то журналы и протянул мне. Я открыл первый попавшийся в том месте, где был желтый язычок закладки.

– Это что, мои научные статьи? – удивился я.

– Да, – сухо ответил генерал. – Минина благодари, это он тут науку твою двигал.

Я встал и поблагодарил сначала Минина, потом генерала рукопожатием.

– Сергей Анатольевич, организуй ему комиссию.

– Сделаем, – ответил Минин, судя по всему, он был готов к такому поручению.

– О-о-о, время обеда, товарищи офицеры, пойдемте в столовую, – закончил деловую беседу генерал.

Столовая располагалась на веранде. Согретая лучами летнего солнца, она смотрелась как в каком-то добром кино. Антонина, знавшая распорядок хозяина дачи, накрыла нам на стол. Мы ели окрошку на квасе. Я делился впечатлениями о своей жизни в Китае. Когда рассказывал казусы, все дружно смеялись, – за столом была почти семейная идиллия. Генерал, как рачительный хозяин, отпустив Антонину, сам наливал нам добавки. Окрошка была знатная.

Вскоре я уехал в подмосковный санаторий «Старко», приписанный к какому-то федеральному министерству. В санатории я планировал не только отдохнуть, но и подготовиться к защите кандидатской диссертации. Для души взял переписку Достоевского с Майковым – люблю творчество и одного и другого.

Нужно признать, что денег на мой отдых управление не пожалело: просторный люкс, потолки с лепниной, большие окна, резная мебель… Да и природа вокруг была сказочная – сосновый бор с небольшими озерцами. Трехразовое питание по спецменю, которое я каждый день утверждал лично, и крепкий сон должны были вернуть меня к делам отдохнувшим и окрепшим.

Из процедур мне назначили электросон с музыкотерапией, лечебные ванны и массаж. Для снятия напряжения с позвоночника прописали душ Шарко – лечение струями воды под высоким давлением. За все время отдыха я не пропустил ни одной процедуры.

За два дня до окончания санаторного отдыха меня навестили Минин и Никифоров.

– Салют пенсионерам! – шутливо крикнул, завидев меня издалека, Никифоров.

Я был в спортивном костюме и кепке, натянутой на глаза. Ничто во мне не выдавало военного разведчика ГРУ.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – официально, но с улыбой поприветствовал его я. Мы поздоровались сначала с ним, потом с Мининым.

– Ну, как отдых? – спросил Владимир Георгиевич, вдыхая насыщенный воздух соснового бора.

– Спасибо, Владимир Георгиевич, я так не отдыхал много лет.

– Знаю, знаю, потому-то и сказал лучший номер приготовить! – скромно похвастался генерал.

– Ну что? По шашлыкам? – спросил радостно Минин.

– Так я это… я не приготовил ничего, – ответил я, застигнутый врасплох.

– У нас все с собой, – торжествующе воскликнул Минин, поднимая вверх пару пакетов.

– Пойдем, пойдем, – подгонял генерал, идя впереди.

По его уверенной походке я понял, что он здесь не впервые. Как, впрочем, и Минин.

Мы вошли в лес и, немного пройдя, оказались на нужном месте. Развели небольшой костер. Пока генерал любовался красотами, дышал полной грудью и хвалил чистейший лесной воздух, мы с Сергеем Анатольевичем занимались шашлыками и накрывали импровизированный стол – огромный пень какого-то дерева.

– Ну что, готово? – крикнул Никифоров.

– Так точно! – отозвался Минин.

– Прошу к столу, – позвал я генерала.

Подойдя к пню, он одобрил нашу работу:

– Добрый стол!

Когда первые три шашлыка были готовы, генерал подмигнул Минину. Тот достал из пакета водку «Офицерская» и три граненых стакана.

– Наливай! – скомандовал он Минину.

Полковник налил до краев сначала мне, потом на донышке генералу и полстакана себе. Повисла пауза.

– Алексей Петрович, поздравляю с присвоением очередного воинского звания – капитан! – торжественно произнес генерал, протягивая мне руку. Минин поднял стакан. У меня по спине от лопаток до поясницы пробежала электрическая волна.

– Служу России! – негромко, но не менее торжественно ответил я.

Минин, поздравляя, тоже пожал мне руку. Чокнувшись, выпили до дна.

– Закусывайте, – сказал генерал, протягивая нам с Мининым свежие огурчики.

Мы закусили. Взяв каждый по шампуру, принялись за удавшийся на славу шашлык. Я отрезал краюху черного хлеба и стал заедать им мясо. Водка, шашлык, лес – романтика. Мы с Мининым съели все до куска, а генерал, оставив на шампуре парочку кусочков, принялся за овощи.

– А ты думал, салют будет? – спросил он, посылая в рот шпинат. – Не та профессия у нас, капитан, не та…

– Я понимаю.

– Кстати, – вспомнил генерал, – после санатория заедешь ко мне, получишь новые погоны и удостоверение.

– Меня даже не проверяли на детекторе лжи, – напомнил я.

– Такую проверку проходят, начиная с майора, идя на подполковника, – пояснил Никифоров. – Вон, спроси у Минина. – Генерал кивнул головой в сторону моего куратора, жующего салат.

Тот утвердительно мотнул головой.

Мы выпили еще, закусили новой порцией шашлыков. Никифоров рассказал несколько бородатых анекдотов про разведчиков.

– А вот еще такой, – продолжал генерал. – Знаешь, как английская разведка поймала в Лондоне советского агента, считавшегося неуловимым? Было приказано схватить человека, который выйдет из общественного туалета, на ходу застегивая ширинку!

Мы рассмеялись, но больше от того, что генерал показал короткую пантомиму.

Романтическая атмосфера и действие водки пригласили в мои мысли ностальгию. Мне вспомнилось, как в юности я пару раз ездил в пионерлагерь под Хабаровск…

– Я прознал, что на днях всем отрядом пойдем в поход с ночевкой! Надо будет нашуршать где-нибудь пару чекушек! – с подобными предложениями регулярно выступал Митя, с которым я тогда жил в одной комнате.

В любом обществе, а особенно в таком, как пионерлагерь, должен быть крутой парень. Митя был им. По Мите сохли девчонки, особенно белокурая наивная восьмиклассница Наташа. Она совершенно не старалась скрывать своих ярких чувств.

После отбоя в темноте Митя рассуждал о том, что эту Наташу нужно будет трахнуть. Мол, какой еще к этой простушке может быть интерес. Я тогда заспорил с ним, но он был из тех, кого не интересует обстоятельный разговор, а все измеряется категорией «круто – не круто».

Через несколько дней наш отряд действительно отправился в поход. Я играл на гитаре у костра орлятские песни. Особенно все подпевали песне Юрия Визбора «Просто нечего нам больше терять…», или, как ее еще называют, – «Перевал». Пока мы пели, Митя с парой дружков удалились распить добытые-таки в соседней деревне чекушки. Вскоре они присоединились к основной компании, и Митя незамедлительно приступил к осуществлению своего второго плана и подозвал к себе Наташу.

Радости девушки не было границ, когда он сначала ее приобнял, а потом поцеловал в щеку. Я подозвал его:

– Мить, ну че ты делаешь, Наташку не жалко?

– Ты че, меня за этим позвал? Святой, что ли, нашелся? Не пьешь и девок защищаешь? Нафига ты тогда вообще приехал в лагерь?

В этот момент от костра донесся Наташин голос: «Мить, ну ты где?!» Митя вернулся к ней.

Могу безошибочно предполагать, что случилось через полчаса в палатке, прежде чем Наташа вся в слезах выбежала из нее. Растрепанная, она пробежала мимо меня в сторону деревьев, за которыми шумела вода.

– Вот же дура попалась! – крикнул ей вслед из палатки Митя.

Я побежал за ней. Нашел я ее метров через триста на обрыве, за которым, заглушая ее рыдания, шумела река.

Я аккуратно начал подходить к ней, но она грубо послала меня, сказав, что будет прыгать. Я видел, что она не соображает. Ее полностью захватили молодые, необузданные эмоции, и она не справлялась с ними. Она и вправду собиралась прыгать.

– Митя тебя там ищет… – соврал я.

– Что?

– Я говорю, Митя тебя бегает ищет! Мы разделились!

– Ты мне врешь!

– Зачем мне тебе врать? Делать мне больше нечего, бегать с этим пьяным искать его сумасшедшую девушку.

– Я не его девушка! Ему только… – Наташа зарыдала с новой силой.

– Так, может, вам поговорить надо?

В процессе этого разговора я приближался к ней, а потом резко схватил за руку. Да так крепко, что казалось, ее тоненькая кость вот-вот треснет.

После я отвел ее на безопасное расстояние и, еще долго не отпуская, говорил с ней, пока она не выплакала все и банально не устала.

Но в тот момент, когда я стоял на обрыве рядом с ней, она пыталась вырваться, а я крепко держал, я понимал, что в моей руке ее судьба…

– …В наших руках, в твоих, Леша, руках, судьба нашей страны! – вернул меня из воспоминаний Никифоров.

Я тряхнул головой, избавившись от воспоминаний, и наполнил граненки новой порцией. Спустя полчаса мои гости уехали.

Я, слегка опьянев, ходил по дорожкам санатория, ни о чем не думая. Вечера стояли теплые, но комаров и мошкары не было. В десять часов вечера я лег спать.

Вечером следующего дня, перед самой выпиской из санатория, Минин привез ко мне седовласого доктора, ответственного за мои инъекции в рамках методики консервации памяти. Он сделал мне очередной укол в задницу. Пообщавшись несколько минут, мы расстались. Тогда я и представить не мог, сколь долгим будет это расставание…