Глава X. «Atlaua»

С Катей мы договорились встретиться в кафе. Мы долго не могли начать разговор. Тишину то и дело нарушало противное жужжание кофемашины.

– Как ты? – наконец сказал я.

Катя пожала плечами. У нее зазвонил телефон. Она ответила:

– Да. Я скоро освобожусь…

От этого «скоро» у меня кольнуло сердце. Значит, она уже все для себя решила.

– Хорошо, договорились… – Катя положила трубку.

– Тебя кто-то ждет?

– Ну, не только же мне кого-то ждать, – без претензии в голосе заметила Катя.

– У тебя кто-то есть? – осмелился спросить я.

– Можно и так сказать.

– Давно, серьезно?

– Леш, я обычная девушка. Я хочу свадьбу, детей, семью, кошку, цветочки на окне… – Катя решила таким образом ответить на мой вопрос. – А у тебя кто-то есть?

Я утвердительно кивнул.

– Русская?

– Китаянка.

Катя сделала безразличное, но удивленное лицо.

– А ты писал, что не бывает красивых китаянок.

Теперь я скорчил выражение – мол, сам удивлен.

Я шел по улице в сторону любимого бара. От этой короткой встречи у меня было гадко на душе. Я никогда не верил в ложь во благо. И все же сделал именно так.

У меня не было запрета на создание семьи. Но я не мог подвергнуть ее опасности. Я решил не рисковать ее судьбой и искренне надеялся, что у нее все хорошо.

Из погружения в личные переживания меня вытащило назначение срочной встречи у генерала.

Мы сидели в кабинете Никифорова за столом для совещаний. Только что он вручил мне капитанские погоны, еще раз поздравив. Я, повертев их в руках, вернул ему. Выносить из здания ГРУ такие вещи мне было запрещено. Минин напряженно доставал из портфеля какие-то документы, внимательно раскладывая их на столе в порядке, ведомом только ему. Генерал, спрятав в сейф мои регалии, что-то писал за столом. Все были напряжены. От того настроения на шашлыках не осталось и следа.

– Алексей, помнишь аварию 2005 года, под Цзилинем? – спросил Никифоров, глядя на меня.

– Конечно, помню. Тогда в Амур попало сто тонн бензола.

– После того случая мы тщательно проверили экосистему Амура.

– Вот некоторые выдержки из отчетов ученых, – вступил в разговор полковник Минин, протягивая мне листы.

– В самом низу, читай вслух, – приказал Минин.

Я взял листы и стал негромко читать:

– В рыбе были обнаружены: гексахлорбензол, трихлорметафос-3, кельтан, хлоргексадекан, бипиридил, хлортолуол, хлороктадекадиен, гексахлорэтан, фенол, крезол, бензафуран, бензафуранон, камфора, борнилдихлорфосфин, улеводороды нефти. Из токсичных металлов: медь, свинец, цинк, кадмий, мышьяк, олово, ртуть. В некоторых породах рыб были обнаружены радионуклиды Телур-232, Кобальт-40, Стронций-90, Цезий-137, Радий-226… В скобках возле каждого вещества была указана процентовка. У одних видов рыб вследствие мутаций отсутствовали глаза, у других тела были покрыты язвами.

– Мы такими темпами скоро всю таблицу Менделеева получим в Амуре, – резюмировал я прочитанное. – И ведь это только в рыбе, что ж там с водой-то происходит?

– С водой что происходит? Диверсия там происходит, ползущая китайская экспансия, – зло сказал генерал.

– Ее ведь даже пить нельзя, это я вам как химик говорю, – пояснил я.

– Какой пить? Капитан, ты о чем? В ней купаться нельзя! Она за версту воняет резиной, – раздраженно продолжал Никифоров.

– Самое главное, что китайцы после аварий долго не сообщают нам об этом. Самим приходится все выяснять, – посетовал генерал. – Это настоящий гидротерроризм. Есть информация, что китайцы сознательно устраивают химические диверсии против нашего населения на Дальнем Востоке.

Я внимательно слушал офицеров.

– У нас есть факты, – произнес Минин, начиная перебирать разложенные на столе документы.

– Постойте, Сунгари течет по китайской территории полторы тысячи километров. Загрязняя реку, они травят прежде всего себя, свое население. А на тех территориях проживает семьдесят миллионов китайцев! Шутка ли?! Пол-России! – эмоционально произнес я.

– Верно, и, вобрав в себя все сбросы прибрежных городов и заводов за эти полторы тысячи километров, Сунгари, – генерал сделал неправильное ударение на последний слог, – впадает в наш Амур. Можешь представить, что она приносит? Ниже устья Сунгари качество амурской воды резко снижается. В 2005 году вода в этой части Амура по гидрохимическим показателям была отнесена к IV классу.

– Загрязненная, – пояснил Минин.

– Тогда как годом раньше ей присваивали III класс, – продолжал генерал.

– Умеренно загрязненная, – снова пояснил Минин.

– И? – задал я вопрос, желая услышать продолжение.

– Вообще-то история вокруг того взрыва темная, – продолжая перебирать документы, пояснил Минин.

– Что именно? – поинтересовался я.

– Да хотя бы взять смерть вице-мэра Цзилиня, Ван Вэя, слышал про такого? – задал вопрос Минин, рассматривая какой-то документ.

– Да, слышал, он был ответственным за ликвидацию последствий взрыва на том заводе и за эвакуацию жителей.

– Вот именно.

– Я слышал, по неофициальной информации, он был найден мертвым в собственной квартире, – самоубийство.

– Да, но произошло это самое самоубийство после того, как 43-летний чиновник объявил о пресс-конференции, на которой собирался рассказать об истинных причинах взрыва, – пересказывал содержимое документа Минин.

Все сидящие в кабинете понимали, что такое совпадение не может не вызывать вопросов.

– Ему стало известно больше, чем в то время писали в СМИ, и он готов был об этом открыто рассказать? – предположил я.

– Не мне тебе объяснять, что в стране, где все знать полагается только агентству «Синьхуа», в котором каждый второй журналист в погонах, любое желание говорить смертельно опасно, – высказался Минин.

Наш разговор был похож на изорванный лоскут. И хотя Минин с Никифоровым говорили по очереди, целостности разговору это не придавало. Минин это уловил.

– Хотите чаю? – вдруг предложил генерал. Пить чай в контексте разговора никому не захотелось.

Минин продолжил:

– Наша харбинская резидентура сообщала следующее. Сразу после взрыва в Харбине отключили подачу питьевой воды. В качестве причины назвали капитальную плановую проверку городской системы водоснабжения. Началась паника. Сила взрывной волны была такой мощности, что в радиусе двух километров от предприятия во всех строениях были выбиты оконные стекла. Над Цзилинем, с населением полтора миллиона человек, зависло гигантское облако едкого дыма, которое было видно за 10 километров. Были эвакуированы десять тысяч жителей, включая студентов двух вузов. Концентрация бензола в реке превысила допустимую в 108 раз. На следующий день в школах массово провели уроки вроде ОБЖ. Все больницы города были приведены в состояние повышенной готовности, ожидая массы пациентов с токсичными отравлениями.

– Про батареи расскажи, – вставил Никифоров.

– Да-да, как раз подошел, – среагировал Минин, – водопровод отключили, а центральное отопление нет. Не хотели, наверное, город морозить. Но из-за паники с водой китайцы стали сливать воду прямо из батарей и пить. С диагнозом «отравление» были госпитализированы несколько сотен китайцев.

– Пить воду из батарей – это что-то новенькое, – удивился я. – А когда они нам сообщили о случившемся?

– Официально по линии МИД – 21 ноября, но мы узнали об этом практически сразу. Наш спутник-шпион зафиксировал взрыв.

– Почему китайцы не сообщили нам о взрыве сразу? – поинтересовался я.

– В 2006 году, 20 августа, после взрыва на химическом заводе, когда в Сунгари попал анилин, они тоже сообщили нам далеко не сразу. В апреле 2007 года утаили утечку хлора из одной из цистерн водонапорной станции.

– Получается, каждый год мы получаем от них такие «подарки».

– Именно, – подтвердил Минин.

– Так, с месяц назад в Хэйлунцзяне тоже случилась авария, – вспомнил я.

– Да, на химзаводе при утилизации рванул газовый баллон и произошла утечка боевого газа фосгена. Погибло десять человек, – пояснил Минин.

– Это тот удушающий газ, что немцы в Первую мировую использовали? – поинтересовался я на всякий случай, хотя знал ответ наверняка.

– Он самый.

– Все эти случайности мне очень не нравятся, – вступил в разговор генерал Никифоров, протяжно произнеся слово «очень».

– Руководство нашей страны не раз выходило на китайцев с предложением создания механизма по «Охране окружающей среды и природопользованию», – зачитал Минин по бумажке название документа. – И каждый раз никакой обратной реакции мы не получали, понимаешь, к чему я? – Минин поднял на меня взгляд.

– Если все эти загрязнения – звенья одной цепи, то важно понять, кто за этим стоит, – предположил я.

– Верно мыслишь, – подбодрил меня полковник.

– Ты слышал о проекте «Вторая вода»? – спросил Никифоров.

– Нет, – признался я.

Минин взял со стола несколько листов и стал пересказывать своими словами содержимое документов:

– «Вторая вода» – это секретный проект подготовки китайцами своих территорий, граничащих с Россией, и населения, проживающего там, к химическим атакам. С начала девяностых в секретных лабораториях северного Китая велись эксперименты с отправляющими веществами. Их целью было выделить реагент, способный нейтрализовать действия химикатов. Для этого под Цицикаром был создан секретный НИИ, в котором собрали лучших химиков Китая. За десять лет им удалось вывести реагент сильнейшей концентрации: нескольких десятимиллилитровых ампул хватало для защиты пятимиллионного города. Теперь понимаешь, почему они не опасались массовых отравлений на своей территории?

– Сергей Анатольевич, если бы все это я услышал не от вас, я бы назвал это бредом.

– Верю, Леша, верю, я и сам к такой информации отнесся бы настороженно. Но, знаешь, Алексей, мы таки заполучили эти реагенты, и теперь уже наши химики бьются над ними. Поэтому сомневаться не приходится.

– Китайцы нас сознательно травят, – сказал генерал, следивший за нашим с Мининым разговором.

– На Дальнем Востоке резко сокращается население. Низкая рождаемость и самая высокая смертность по России делают процесс депопуляции катастрофическим, – пересказывал документы Минин, – с 1993 по 2004 год коэффициент естественной убыли населения по Дальнему Востоку увеличился на 238 %, а по России в целом – почти на десять процентов. В регионе резко сокращается продолжительность жизни, не достигая при этом средней по России.

– Так у нас диспропорция по населению в том регионе и без того колоссальная, – сказал я, вспомнив цифры статистики.

– Один миллион нашего населения против семидесяти китайского, ты же сам говорил, – сказал Минин и взял в руку листок. – Основными причинами смертности в регионе являются болезни органов кровообращения: 50,8 % смертей, несчастные случаи, отравления и травмы: 19,1 %, рак: 12 %, болезни органов пищеварения: 4,5 %, заболевания органов дыхания: 4,4 %, инфекции: 2,4 %. У 73 % взрослых граждан были выявлены нарушения работы печени.

– Алкоголизм? – поинтересовался я.

– Нет, тем паче у детей и подростков в возрасте до 14 лет проблемы с печенью у 80 %. Это явно не алкоголизм, – резонно ответил Минин. – Ученые связывают это только с экологией. Содержащиеся в речной воде и рыбе соединения вызывают тяжелые поражения внутренних органов. Онкологические заболевания в регионе растут на 20 % в год. 90 % случаев заболеваний раком являлись следствием воздействия различных канцерогенных веществ, находящихся в амурской воде, – продолжал вслух зачитывать выдержки из отчетов ученых Минин.

Генерал, как и я, внимательно слушал доклад. В его задумчивом взгляде чувствовалась напряжение.

– Разумеется, все эти данные засекречены, – сказал Минин, – пронюхай об этом пресса, началась бы шумиха. Народ и так бежит с Дальнего Востока, а после такого там вообще одни китайцы останутся.

– Они этого и добиваются! – встрепенулся генерал.

– Капитан, ты понял, насколько китайцы серьезно взялись за Дальний Восток? – спросил Никифоров, первый раз за весь разговор покинув свое место за рабочим столом и подсаживаясь к нам с Мининым.

– Общая картина ясна, – ответил я, понимая, что генерал собирается сообщить что-то важное.

– Слушай внимательно, Алексей Петрович, – сказал генерал, призывая меня к максимальной концентрации. – В начале года мы получили данные о том, что китайцы начали активные исследования по выведению вируса, активизирующего мутации пресноводных рыб, заражая при этом водоемы. Признаюсь, информации у нас не много. Знаем, что НИИ находится под Шанхаем, а к работе привлечено порядка трех десятков ученых. Руководит исследованиями Ван Чужэн, 1947 года рождения, профессор-вирусолог. Вот все, что смогли про него собрать. – Генерал подошел к своему рабочему столу и, взяв тоненькую папку, протянул мне и продолжил: – Работа этой группы строго засекречена, все руководители направлений находятся под пристальным вниманием китайской контрразведки. Выходить на них напрямую опасно.

– Что еще известно? – поинтересовался я, изучая досье Ван Чужэна.

– Проект называется «Atlaua», – продолжал генерал.

– Необычное для китайцев название, – заметил я, перекладывая очередной лист в досье.

– Ацтекский бог воды, – пояснил Никифоров.

– Вдвойне необычно, – снова прокомментировал я.

– Нам нужно больше информации по этому проекту. Это и будет твоим заданием. В средствах ты ограничен не будешь, но помни, главное – осторожность. Минин даст тебе каналы для связи.

Я внимательно изучил все документы, которые были на столе, зафиксировав в памяти всю новую информацию. Аккуратно уложив ее в своей памяти, приготовился слушать инструкции своего куратора.

Из-под бумаг, разложенных на столе, Минин достал черную кожаную папку. Расстегнув молнию, он изъял несколько листов бумаги.

– Общение с тобой будем вести от имени компании «Викола». Слышал о такой? – поинтересовался Минин.

– Если они занимаются травяными пластырями для выведения токсинов, то да, – ответил я.

– Да, они занимаются пластырями, масками для лица, профилактическими прокладками, короче, продукцией на основе китайской традиционной медицины, – пояснил Минин.

– Да, я знаю такую компанию. У них свой завод под Луньчуанем, на юго-западе провинции Чжэцзян.

– Верно, – снова согласился Минин. – Через три недели после твоего возвращения в Китай с тобой из Москвы свяжется их представитель. Работай с ними сам, никому из своих менеджеров не передавай эти запросы. Уверен, ты справишься.

– Справлюсь, – ответил я.

– Я буду выходить с тобой на связь под псевдонимом Николай Арсеньев. Вот алгоритмы основного шифра. – Минин протянул мне лист А4 с детальными разъяснениями алгоритма передачи шифрованных сообщений. – Это запасной алгоритм. Выучи наизусть.

– Ясно.

Я взял у Минина еще один лист. Выучив алгоритмы прямо в кабинете Никифорова, я вернул их Минину. Ничего сложного в алгоритмах не было: в них указывался процесс кодирования всех букв алфавита по номерам в зависимости от числа месяца с цифровым чередованием по дням недели, когда отправлялось сообщение. По сути, мне нужно было запомнить всего несколько десятков двузначных цифр.

После этого напряженного разговора меня должны были посещать разные мысли, опасения. Понимая это, опытный Никифоров пообещал: что бы ни случилось, я всегда вернусь домой.

С отцом мы ездили в лучшую клинику. Я тщательно наводил справки, и нам удалось попасть к специалистам, которых все выделяли. Правда, в прогнозах это не помогло. Болезнь развивалась стремительно.

Я собирался поговорить на эту тему с Центром и обсудить отсрочку своей командировки. Но отец успел вызвать меня, как в детстве, «на серьезный разговор», прежде чем я встретился с Мининым.

Сутулясь настолько, насколько это, кажется, вообще возможно, он сел на кровать. Он взял мою руку своими сухими и шершавыми, как осенние листья, ладонями.

Отец говорил очень медленно. Он сказал, что худшее из того, что может произойти с ним, – это если я буду губить свою карьеру из-за его болезни. Он требовал от меня не менять планов. Объяснял, что ему, как отцу и мужчине, от этого будет невыносимо.

Я вышел из спальни полон тяжелых дум. В коридоре стояла мама, подслушавшая наш разговор. Уж она-то никогда не хотела, чтобы я покидал родительский дом.

– Он правда не переживет этого. Я его знаю. Он больше всего боится стать какой-то преградой. Даже не думай. Езжай. И звони… – Мама крепко обняла меня, привстав на носочки.