Книга: Литерный поезд генералиссимуса
Назад: Глава 13 Гжатск. У меня есть план
Дальше: Глава 15 Западный фронт. Любовь – понятие относительное

Глава 14
Гжатск. Фронтовая дорога

Выехали на двух машинах. Тимофей Романцев со старшиной на служебном «Виллисе», отделение автоматчиков на полуторке. Дорога была неровная, самая что ни на есть фронтовая – подбрасывало и швыряло из стороны в сторону, но жаловаться не приходилось. Кому сейчас было непросто, так это пехоте, которая молчаливо, сжав зубы, отсчитывала многие километры собственными ногами.
На полдороге пришлось немного подзадержаться – лопнула пластина на рессоре. И водитель, дабы не искушать судьбу, заехал в ремонтную часть, где мастера без особой спешки, но весьма толково соединили два куска в единое целое. Так что можно было надеяться, что починенные рессоры выдержат еще не одну тысячу километров.
У железнодорожной станции пришлось простоять добрый час, пропуская эшелоны. На фронт двигалась невиданная силища, и рельсы со шпалами громко стучали, прогибались, но выдерживали невиданную нагрузку. Последним был эшелон с боевыми машинами, с пусковыми установками «М-30» и реактивными снарядами, аккуратно обвязанными брезентом. Их привычные очертания старались изменить, придать им совершенно иной, незнакомый облик, чтобы сбить с толку возможного наблюдателя, а потому к кабине и кузову подкладывали коробки и бочки, делали нагромождение из фанер, но пытливый глаз старшего лейтенанта Романцева без особого труда угадывал в них очертания семейства реактивных минометов.
Невольно пробирала гордость за созданную технику, по коже холодком пробегали мурашки. Тимофей Романцев осмотрелся по сторонам и увидел взволнованные лица людей, по воле случая оказавшихся на переезде. Нечто подобное ощущал каждый, ставший свидетелем подобной силищи.
Наконец простучал последний вагон, и полосатый черно-белый шлагбаум поднялся, предоставляя возможность продолжить прерванное движение. Далее путь пролегал через оживленный перекресток, где, казалось, собралась вся техника фронта. Машины гудели, звучал лязг гусениц, слышались отрывистые команды офицеров. На обыкновенном ящике в центре перекрестка стояла молоденькая сержант-регулировщица и, лихо размахивая флажками, управляла потоками бронированной техники. Глаза у девушки озорные, веселые, талию перетягивал широкий ремень, обозначив ее ладную фигуру и выгодно подчеркнув высокую грудь. На пригожей головке кокетливо сидела пилотка, из-под которой мелкими кудряшками выбивались светло-русые волосы. На девушку было приятно смотреть. Если артиллерия – бог войны, то регулировщицы – его прелестные ангелы.
Едва ли не каждый из водителей, заприметив столь хорошенькое личико, коротко сигналил, стараясь обратить на себя внимание, а потому шум стоял невообразимый, а один лихой танкист, капитан, вылез на половину из башни и приложил ладони к груди, выражая тем самым всеобщее восхищение. Под грохот работающего двигателя и лязг тяжелых гусениц он что-то прокричал, вырвав у девушки мимолетную улыбку, – не иначе как сватался, – а потом, послав воздушный поцелуй, спрятался в танке. Приостановился и Романцев и, помахав девушке на прощание, покатил в ту сторону, куда указывала тонкая гибкая ручка, сжимающая флажок.
Тимофей Романцев вспомнил, что в его полевой сумке находится недописанное письмо жене, и сейчас он буквально мучился, не зная, как точнее описать распиравшие его чувства. Прежде Тимофей никогда не страдал от отсутствия красноречия, но сейчас все слова, что он приберегал для нее, как только ложились на бумагу, казались ему сухими и неестественными. Тимофей рвал начатое письмо и принимался писать заново.
Тимофей не страдал от отсутствия женского внимания, а свою первую любовь воспринимал как настоящую и навсегда. Но после того как встретил Зою – изящную легкую, воздушную, невероятно улыбчивую, – понял, что все его отношения были всего-то прелюдия к большому светлому чувству, которое, быть может, встречается лишь однажды в жизни.
Вытащил письмо и перечитал написанное. Поморщился. Все это не то, и, тотчас порвав его на мелкие клочки, выбросил в окошко.
– Зачем же вы так, товарищ старший лейтенант, бумаги на курево не хватает, а вы выбросили. На раскрутку бы пошло, – не то пошутил, не то всерьез произнес Захарчук.
Дальше следовала такая же фронтовая дорога, вобравшая в себя сотни тысяч мужчин и женщин, одетых в военное обмундирование. И всюду, куда ни глянь, – пехота. Усталые, изнуренные фронтом, отбывали на переформирование, а другие – едва отказавшаяся от материнской груди, совсем молодая поросль, а потому дерзкая, молодцеватая, всерьез верившая в бессмертие, торопилась на фронт.
Худо-бедно, но ехали. Остановились пару раз, чтобы поменять пробитое колесо, подкатили к Гжатску изрядно вымотанные дорогой и, покружив малость среди развалин, отыскали местное НКВД, расположившееся в двухэтажном каменном здании.
Романцев прошел по коридору, где по обе стороны стояли двери без табличек с фамилиями и без номеров. Услышав за одной из них негромкие голоса, постучавшись, тотчас распахнул. За столом сидел круглолицый майор НКВД и разговаривал с каким-то худощавым безруким мужчиной. По всему видать, бывший фронтовик.
– …А я ему и говорю, а чего это у тебя медаль «За боевые заслуги» какая-то другая? У меня, дескать, серебряная, а у тебя из латуни. А его приятель мне отвечает: «Чего ты к парню пристал? Какая была, такую и выдали!»
Майор в ожидании посмотрел на вошедшего.
Вытащив удостоверение, Тимофей представился:
– Старший лейтенант Романцев, военная контрразведка СМЕРШ.
– Майор Ефимцев, начальник гжатского НКВД.
– А вот это мои особые уполномочия, – развернул Романцев листок за подписью заместителя наркома, – здесь написано, что любые органы власти должны содействовать мне в оперативном расследовании.
– Хм, как говорится, чем смогу… – слегка оробев, произнес майор.
– Вы не будете возражать, если я поговорю с вашим посетителем? – соблюдая формальность, спросил Тимофей Романцев у майора.
– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, – несколько удивленно произнес майор. – Только как-то очень неожиданно.
– Ничего, вся наша жизнь сплошные сюрпризы.
– Как вас зовут? – доброжелательно спросил Тимофей.
– Яков.
– Ты сюда сам пришел?
– Конечно, никто меня за руки не тянул… точнее, за руку. Посидел немного, покумекал о том о сем… Сообразил, что здесь что-то не так, и решил пойти в НКВД. Здесь люди грамотные, разберутся.
– Где вы повстречали этих людей?
– В пивной… Зашел пивка попить, взял кружечку, и тут к моему столику двое подкатывают: старший лейтенант с сержантом. Спросили меня, не занято ли, все честь по чести. Я и разрешил.
– Что дальше было? – поторопил Романцев.
– Поговорили о том, кто где воевал, а когда прощаться уже стали, так я обратил внимание, что у него медаль «За боевые заслуги» не такая, как у меня. У меня-то вся серебряная, а у него на ребристом краю через слой серебра латунь просвечивает. Я и сказал ему об этом.
– И они ушли?
– Да.
– Они у вас спрашивали что-нибудь?
– Спрашивали, почему это вдруг КПП на дорогах усилили. Сошлись на том, что какое-то высокое начальство приехало. И тут я сказал, что меня с моей матушкой даже с хаты поперли… попросили то есть, сказали, что в нашем доме начальство какое-то будет жить.
– Та-ак, – в волнении протянул Тимофей Романцев. – Вы назвали ему свой адрес?
– Назвал, – немного смутившись, отвечал Яков. – Этот старший лейтенант обещал с бутылкой водки прийти, а вот только потом я подумал…
– Адрес вашего дома? – перебил Тимофей.
– Улица Строителей, семнадцать.
– Как они выглядели?
– Ну-у, сразу так как-то и не скажешь… – призадумался Яков.
– Этот старший лейтенант высокий… с хмурым взглядом, с широкими скулами, а сержант – худосочный, костлявый. Так?
– Все верно, – подивился Яков. – Так откуда вы все знаете?
– Вот что, майор, в помощь мне будет отделение автоматчиков?
– Найдем. Что-нибудь серьезное?
– Будем надеяться, что нет. Улица Строителей далеко отсюда?
– Через два переулка направо. – Поднявшись, майор зашагал к двери. – Дежурный! – крикнул он в коридор. – Давай сюда отделение Пахомова из соседнего барака. Быстрее!
– Есть, – откуда-то из глубины коридора отозвался дежурный.
– Немедленно сообщите о диверсантах Серову, пусть срочно съезжает из дома и уводит людей.
Майор взял трубку аппарата и принялся набирать номер:
– Не дозвониться. Не подходят к трубке.
– Поехали!
Вышли на крыльцо, у которого уже стояла полуторка, куда поспешно загружалось отделение автоматчиков.
– Езжай за мной, – скомандовал Тимофей водителю, – я в полуторке.
– Хорошо, – сказал водитель и устремился к «Виллису».
* * *
– Толпой не идем, – предупредил Свиридов, когда они вышли из избы.
Похоже, что майор ничего не имел против роли второго плана, но все-таки не мешало одним взглядом присматривать и за ним. Была в его крупных, чуток навыкате глазах какая-то шальная удаль. Требовалось немало характера, чтобы выдержать его взор. Его взгляд был настолько тяжелым, что мог вбивать гвозди по самую шляпку.
– Как скажешь, – согласился майор.
– Вы втроем идете впереди, а мы с майором позади.
Майор неодобрительно хмыкнул:
– Ну-ну, старший лейтенант, вижу, что ты не доверяешь мне. Ну и ладно…
– Выходим на дорогу.
В деревушку, состоящую сплошь из бабьего населения, заглядывали мужчины редко, а потому всякая встречная баба заглядывала им в лица, как если бы хотела увидеть давнего знакомого из прошлой довоенной жизни, а то вдруг узреть милого дружка. Непременно оборачивалась, проверяя, справно ли идут мужички. И, убедившись, что никто из них не запнулся и не упал, топала до дома.
Вышли к проселочной дороге, по обе стороны которой возвышались многовековые сосны, совершенно пустынной в вечерний час. Сначала прокатил трофейный дребезжащий мотоцикл с коляской, за рулем которого сидел молодой и лихой старшина с двумя орденами Красного Знамени на кителе, а потом несколькими минутами позже запылил «Студебеккер», груженный какими-то ящиками, укрытыми колыхавшимся на ветру брезентом.
Не иначе как снаряды вез.
– Ждем, – сказал Свиридов, отступив на шаг на обочину.
Остальные, спрятавшись за деревья, поделились папиросками, как это бывает у добрых боевых товарищей, сосредоточенно закурили. С некоторой опаской стали поглядывать на небо, которое все более хмурилось и затягивалось непрозрачной серой пеленой. Не иначе как к дождю.
Минут через десять послышался шум мотора, а затем из-за поворота на узкой проселочной дороге показался «Додж».
Свиридов вышел на дорогу и принялся яростно размахивать руками. Автомобиль просигналил, заставляя отойти в сторону, Михаил продолжал уверенно идти навстречу. Наконец «Додж» остановился.
– Ты чего встал? – выглянул из салона молодой водитель. – Отойди в сторону, дай дорогу!
– Послушай, браток, – продолжал приближаться Свиридов, – подкинь до Гжатска. Нога у меня болит после ранения.
– Не велено нам подсаживать. Отойди с дороги, старший лейтенант! – Видно, почувствовав что-то неладное, приоткрыл широко дверцу, демонстрируя серьезные намерения, предупредил: – Стрелять буду!
– Да ты сдурел, что ли? – вполне искренне подивился Свиридов. – За что стрелять-то? Ты в фашистов стреляй, а не в боевого офицера.
– Я имею право стрелять на поражение. Отойди с дороги! – Водитель вышел из-за двери и направил автомат на приближающегося старшего лейтенанта. – У меня приказ!
– Ну пойми ты меня, мил человек…
В лице водителя было нечто такое, что невольно заставляло поверить в сказанное. Несмотря на вызывающую молодость, наверняка успел побывать на передовой, и приближающейся офицер представлялся ему удобной мишенью, причем настолько, что даже стрелять было жаль.
А вот и напрасно!
– Машина…
Договорить водитель не успел. Тишину леса расколол сухой одиночный выстрел. Аукнулся звуком расколотого ореха и умолк в глубине чащи.
Водитель упал не сразу. Дернулся всем телом, как от сильного удара. Застыл на мгновение, а потом из ослабевших рук выпал автомат. Сделав вперед один нетвердый шаг, красноармеец упал лицом на грунтовую дорогу.
Майор упрятал «ТТ» в кобуру и приказал стоявшим подле красноармейцу и старшине:
– Оттащите его в лес.
Диверсанты проворно уволокли убитого в придорожные кусты.
– Садись за руль, – сказал Храпову Свиридов.
Тот уверенно расположился на водительском сиденье. Свиридов сел рядом. На заднее сиденье, дыша ему в спину, устроился майор со своими людьми.
Открыв отсек для перчаток, Михаил Свиридов удовлетворенно хмыкнул:
– А машина-то генеральская. Генерал-майор Лосев, командир двадцать пятого гвардейского стрелкового корпуса. Вот только что она здесь делала, так далеко от штаба армии. – Вытащив планшет, сказал: – Да здесь и карта имеется… Ага, главные удары намечаются у Смоленска. Значит, все эти передвижения военных подразделений в дневное время не что иное, как отвлекающий маневр. Нужно будет доложить об этом в Центр. Да и карту не мешает передать. Поехали! Долго стоим, могут заметить. Не хватает, чтобы нас сцапали по дороге.
Назад: Глава 13 Гжатск. У меня есть план
Дальше: Глава 15 Западный фронт. Любовь – понятие относительное