Глава 4

В ресторан в деловом центре города Вероника приехала на такси точно к восьми. Тимми и Джой опередили ее, а Джульетта подоспела чуть позже. Они заняли столик на террасе, наслаждаясь теплом июльского вечера, Тимми дождалась, когда все рассядутся по местам, и заказала вино. День выдался долгим, трудным, наполненным эмоциями и открытиями, которые с самого утра не давали им покоя. Составляя завещание, отец проявил заботу о них и недюжинную проницательность, подарил им всем возможность осуществить свои мечты и тут же обрушил на них признание о том, что у него есть внебрачная дочь. Вдобавок Берти повел себя не лучшим образом – вспылил, осыпал их обвинениями, узнав, что отец ничего не оставил ему, как будто виноваты в этом были Вероника и ее дочери, а не его собственные поступки за последние двадцать лет. За считанные минуты они лишились брата и обрели сестру, и ни то ни другое их не радовало, хотя существование Софи Марнье внушало им гораздо больше тревоги. На Берти все давно махнули рукой.

– Ну что, девочки? Все уже свыклись с мыслью, что сегодня у нас появилась младшая сестра? – саркастически осведомилась Тимми, отпивая первый глоток вина. Мысли о Софи преследовали ее весь день, она беспокоилась о матери, которая по-прежнему была мертвенно бледна. Это беспокойство изводило Тимми с тех пор, как утром они покинули офис Арнольда.

– Стало быть, я уже не самая младшая, а если когда-то и была, то недолго, – с мрачным видом произнесла Джой. Она понимала, что это звучит глупо, но была задета всерьез. Отцовская скрытность больно уколола их всех. – Ее мать, наверное, охотилась за деньгами, и вот теперь им повезло отхватить четверть шато. А если Софи помешает нам продать его? – Джой вдруг всерьез озаботилась этой мыслью.

Вероника покачала головой.

– Не сможет, – резонно возразила она. – Против вас троих она окажется в меньшинстве. А любое решение о продаже принимается большинством голосов. В завещании вашего отца ничего не сказано о единодушном желании избавиться от шато. Софи владеет своей долей формально, как фидуциар. Это значит лишь то, что она получит четверть суммы, за которую вы продадите его, а эта сумма существенной не будет. Вряд ли шато все эти годы содержался в приличном состоянии, а ведь он и прежде был далеко не Версалем.

Шато представлял собой живописный загородный дом, и пока он принадлежал Веронике, она поддерживала в нем безупречный порядок – вплоть до того момента, как он перешел в руки Пола и оказался забытым. Заполучив шато, а вместе с ним и обязанность заботиться о нем, Пол сразу же утратил к нему интерес и не вспоминал о нем годами. Содержание шато требовало слишком больших денег, которых у Пола не было или которые он не хотел тратить на ненужную ему, в сущности, недвижимость во Франции. Типичный для Пола подход: с глаз долой – из сердца вон. Точнее, из списка текущих расходов.

– Ну что ж… могу сказать сразу: я готова продать его, – без колебаний объявила Тимми после того, как ужин был заказан. – Меньше всего мне нужен шато во Франции и вся головная боль, связанная с такой собственностью. По-моему, деньги в нее будут уходить, как в прорву.

– Да, так было всегда, – подтвердила Вероника, понимая, что дочерям не имеет смысла оставлять шато себе. Во Францию они приезжали лишь летом, да и то всего на неделю, навестить ее, а в этом году так и не выбрались. Давно прошли времена, когда они проводили каникулы и отпуска все вместе. Теперь их пути разошлись: у каждой свое расписание, обязанности и потребности. А нести все расходы на поддержание порядка в шато ради нескольких дней отдыха попросту нелепо.

– И мне шато во Франции не нужен, – на лице Джой отразилась паника при мысли, что придется заниматься еще и этим делом. – У меня работа в Лос-Анджелесе, мне надо бывать на прослушиваниях. Если бы я хотя бы жила на Восточном побережье! А добираться из Лос-Анджелеса слишком далеко. И потом, шато мне не по карману, – она не назвала самую важную причину: она не только не могла позволить себе такую недвижимость, но и не хотела ее.

– А может, сначала хотя бы посмотрим на него, а уж потом решим? – осторожно предложила Джульетта. За последние двадцать лет никто из них ни разу не бывал в шато, у них сохранились лишь смутные детские воспоминания о нем. – Может, он стоит того, чтобы оставить его себе. Ведь можно же сдавать его в аренду и таким образом получить деньги на содержание. А если будет еще и прибыль, все мы найдем как распорядиться ею.

– Только после того, как мы вбухаем в шато целое состояние, – категорично заявила Тимми. – Я не собираюсь тратить средства, которые папа оставил мне на приют для бездомных, чтобы отремонтировать шато во Франции, где я все равно не стану жить.

Джой разделяла ее мнение.

– А я хочу хотя бы взглянуть на него перед продажей, – настаивала Джульетта. – Я могла бы съездить туда в августе, все равно булочная будет закрыта.

В связи со смертью отца Джульетта решила закрыть булочную на остаток июля и весь август, поэтому свободного времени у нее было хоть отбавляй. Она вопросительно взглянула на младшую сестру.

– Поедешь со мной?

– Не знаю… Может быть. Если не буду занята, – уклончиво ответила Джой. Сейчас она могла думать только о том, как будет чаще посещать прослушивания, получит новые роли, и, возможно, благодаря отцу найдет нового агента и менеджера.

– А ты, мама? – Джульетте не терпелось организовать поездку с целью разведки. Об этом она думала весь день.

– Мы могли бы встретиться во Франции, – задумчиво произнесла Вероника. Она не рассчитывала когда-либо вновь побывать в шато, с которым у нее было связано немало воспоминаний. Большинство имело сладковато-горький привкус.

– А как быть с Софи? – продолжала Джульетта. – Мне кажется, мы должны встретиться с ней, – обе ее сестры и мать замерли, потрясенные новым предложением. – Надо же выяснить, с кем нам придется иметь дело. Как-никак, она нам сестра.

– Сводная сестра, – строго поправила Тимми из уважения к матери.

Она жалела, что Веронике этим утром пришлось узнать о романе и внебрачном ребенке их отца. Он поступил, как всегда: сообщил новость постфактум вместо того, чтобы во всем признаться еще при жизни. Вероника ничем не заслужила такое отношение, особенно после смерти Пола. Тимми воспринимала случившееся как пощечину, которая досталась Веронике. Одной рукой Пол подарил каждой из них заветную мечту, а другой отнял всякое желание чтить его как отца и мужа матери.

Тимми была особенно ненавистна боль, которая застыла сейчас в глазах Вероники. Боль не просто потери, а предательства, что гораздо страшнее. Отношения Тимми с матерью были прохладными, Тимми вообще предпочитала ни с кем не сближаться, однако Веронику уважала, была предана ей и злилась на отца за финальный удар. Картина, которую он ей завещал, была слишком ничтожной попыткой смягчить его.

– Я не хочу с ней встречаться, – открыто заявила Тимми, имея в виду Софи, и Джой явно задумалась о том же. Она любила мать, но с вновь обретенной сестрой следовало хотя бы познакомиться.

– А я пока не знаю. Вдруг она неприятный человек? Или попытается вытянуть из нас больше денег за шато? – встревожилась Джой.

– Берти уж точно попробует, – сухо заметила Тимми. – Вряд ли он просто смирится с решением отца. Мы о нем еще услышим. Не хватало нам еще только Софи на нашу голову. Одна головная боль здесь, другая во Франции.

– Мама, ты не могла бы что-нибудь разузнать о ней? – осенило Джой.

– Пожалуй, я могла бы обратиться к частному детективу. Выяснить, что она за человек, вряд ли будет трудно.

Она опасалась, что Софи и ее мать предъявят к ним претензии – впрочем, до сих пор они не пытались связаться с Вероникой или девочками, или же добиться, чтобы Пол признал отцовство. Иначе Вероника знала бы об этом. К тому же Пол в завещании упомянул, что никогда прежде не помогал этим двоим. Но разузнать подробности не помешает, к тому же Веронике было любопытно: сколько продлился этот роман, где познакомились любовники? Веронику все еще ужасало то, что она так и не узнала об этой связи Пола и даже не заподозрила о ней. Ни о какой Элизабет Марнье и ее дочери она прежде не слышала. Даже теперь примириться с этим известием было тяжело.

– Я что-нибудь выясню, когда вернусь во Францию.

Разобравшись с одним вопросом, они продолжали обсуждать завещание отца и его неожиданные подарки. Сестры радовались открывшимся перед ними возможностям, но к радости примешивалась горечь: оказывается, все это время у них была сводная сестра.

– Бредовое завещание, – заметила Джой. Впрочем, Пол подумал о потребностях каждой дочери, проявив редкую дальновидность.

– Вот и Берти наверняка того же мнения, – усмехнулась Тимми, и все, даже Вероника, засмеялись, вспоминая безобразную сцену в офисе Арнольда – всего за несколько минут до того, как он сообщил им о Софи.

– Честно говоря, я была в шоке, – призналась Джульетта, немного расслабившись после хорошего ужина и вина.

– И я тоже, – подхватила Джой.

Вероника вздохнула. Она-то не сомневалась, что пережила шок, и была ранена в самое сердце, когда узнала, сколько лет внебрачной дочери Пола и когда она родилась.

– Возможно, она славная девушка, – Вероника попыталась проявить великодушие.

– Вряд ли, если вспомнить, с женщинами какого типа он обычно встречался, – возразила Тимми, и мысленно все с ней согласились.

После развода с Вероникой у Пола не было ни серьезных, ни хоть сколько-нибудь достойных отношений с приличной женщиной. Значение имело лишь самолюбие Пола и внешность женщин. На момент развода Полу исполнилось шестьдесят, и Тимми утверждала, что он женится вновь, как только найдет достаточно состоятельную подругу, но к тому времени его репутация уже была всем известна. Никто не пожелал выйти за него замуж, повторяя печальный опыт Вероники. Однако Пол и не думал горевать, на ее отступные он жил припеваючи.

К концу ужина у них появились пока что неопределенные планы встретиться во Франции в августе, в зависимости от того, что Вероника сумеет разузнать о матери и дочери Марнье. Все согласились, что осмотреть шато необходимо, чтобы принять обдуманное решение, – кроме Тимми, которая решительно заявила, что пожелает продать свою долю, даже если шато окажется точной копией Версаля.

Джульетта не отказалась от своих намерений осмотреть доставшуюся ей собственность, а Джой сказала, что составит ей компанию, чтобы развеяться, если не подвернется подходящая работа, но в целом соглашалась с Тимми: ей не нужны обязанности и затраты, которые неизбежно повлечет за собой владение недвижимостью во Франции. И то и другое представлялось Джой кошмаром.

– Так когда ты возвращаешься, мама? – спросила Тимми, когда они выходили из ресторана.

– Пока не знаю. Наверное, через несколько дней.

Уезжая на похороны, Вероника забрала из дома в Сен-Тропе все свои вещи, поэтому ей было незачем возвращаться туда на оставшийся срок аренды, но и в Нью-Йорке дел не находилось, поэтому она решила провести последний месяц лета в Европе. Никаких планов Вероника не строила, просто рассудила, что Париж в июле и августе не так уж плох, хоть и не богат событиями. Так или иначе, ей не до развлечений. А Париж в любом случае лучше душного Нью-Йорка.

– А картина, которую папа оставил тебе? – полюбопытствовала Джульетта. За ужином они забыли о картине, увлекшись разговором о Берти, Софи и шато. – Она настоящая?

– Я никогда не считала ее подлинником, – негромко объяснила Вероника. – Но о полотнах эпохи Ренессанса судить трудно. Картина могла быть написана кем-нибудь из учеников художника, которых у него было несколько, самим Беллини или ловким подражателем. Мне всегда хотелось выяснить это, но не доходили руки. А потом, при разводе, ваш отец взял ее себе. Картина и вправду прелесть, даже если это подделка, – лицо Вероники стало задумчивым. Прочитанное завещание пробудило в ней слишком болезненные воспоминания.

– Обязательно выясни это, – посоветовала Джой, которая с сегодняшнего утра обращалась с матерью гораздо ласковее, чем обычно. Вероника не позволила себе ни единого замечания о том, что Пол решил помочь Джой с актерской карьерой – из уважения к ее решениям и от растерянности после того, как узнала о Софи. Это известие сплотило мать и трех дочерей. Все споры между ними оказались забытыми перед лицом более серьезной угрозы и общего врага, которого все они были готовы презирать. Не стоило забывать и о Берти, объявившем войну всем четверым. Маленькой семье казалось, что враги окружают их со всех сторон.

– Пожалуй, я все-таки займусь той самой картиной, – с усталым видом произнесла Вероника. – Съезжу в Италию вместо Франции.

Она всегда любила бывать в Риме, Флоренции и Венеции, осматривать музеи и соборы. О поездке она задумалась вновь, вернувшись домой тем вечером. Но вместе с тем предстояло найти в Париже частного детектива и поручить ему собрать сведения о матери и дочери Марнье. Это первоочередная задача, она должна заняться ею ради себя самой и ради дочерей. Подумать следовало о многом.

Следующим утром Вероника размышляла с чего начать, когда ей позвонил Арнольд – узнать, как у нее дела, и извиниться за шок, вызванный у нее вчерашним чтением завещания.

– Я уговаривал его обо всем рассказать тебе лично, – мягко объяснял Арнольд, – но он отказался. И поручил это дело мне. Ему самому такие вещи не давались, – Арнольд вздохнул. Оба знали, что это правда: Пол делал только то, что получалось у него легко, а за трудные дела предпочитал не браться вообще.

– Теперь это уже не важно, – поспешила успокоить Арнольда Вероника, втайне желая поверить собственным словам. Но не придавать случившемуся значения она не могла, оно оставило неприятный осадок, мнение Вероники о бывшем муже изменилось. Слишком часто он разочаровывал ее и даже теперь ранил чувства их детей, хоть и сумел разумно распорядиться своим имуществом. Вдруг Вероника вспомнила, о чем хотела спросить Арнольда после вчерашнего разговора с дочерьми.

– Ты не мог бы найти мне фотографию картины, которую Пол завещал мне? Наверняка она есть где-то в его бумагах.

– Я могу переслать тебе саму картину как можно скорее, – услужливо предложил Арнольд, но к этому Вероника была еще не готова. Для такого большого полотна на ее стенах требовалось еще поискать место. Придется делать перестановку, чтобы освободить его, а Вероника пока не знала, готова ли на такие жертвы, особенно если картина окажется подделкой. В ее душе боролись чувство обиды и нежные воспоминания о давно прошедших временах.

– Пока мне достаточно фотографии. Мне все равно придется пока что поместить ее в хранилище.

– Снимок я поищу, – пообещал Арнольд. – Хочешь, поужинаем вместе? Тогда я и передам его тебе, – с надеждой добавил он. Мириться с поражением он не желал.

– Честно говоря, я до сих пор не в себе. Вчера ты дал нам слишком обильную пищу для размышлений. А через несколько дней я улетаю во Францию. Надо еще разобраться с делами и уложить вещи, – она была не в настроении держать на расстоянии Арнольда с его осторожными, но настойчивыми ухаживаниями. – Я намерена нанять частного детектива в Париже и поручить ему сбор информации об обеих Марнье, – чтобы сменить тему, сообщила она, и Арнольд поддержал ее, пообещав до отъезда прислать фотографию предполагаемого Беллини.

– Хочешь выяснить заодно и насчет картины? – спросил он.

– Пожалуй. Может, не сразу. Не знаю, хватит ли мне времени. В Венеции есть один монастырь с огромными архивами, где занимаются установлением подлинности картин, особенно тех, насчет которых имеются сомнения. В любом случае было бы интересно побывать там. Однажды я ездила туда с мамой, после того, как она прочитала, что мой дед писал об этом монастыре в своей книге. Маму всегда завораживали подделки, и я унаследовала от нее эту черту. Если окажусь в Италии, попробую заехать и в монастырь.

– Когда вернешься?

– Не знаю. В конце августа или в сентябре. Я собираюсь вместе с девочками в шато.

– Они хотят оставить его себе? – оживился Арнольд.

– Вряд ли. Такая обуза, как шато во Франции, им ни к чему. Им и здесь хватает дел.

Оба знали, что Вероника могла бы взять ответственность за шато на себя, но она этого не хотела. Она когда-то отдала шато Полу, и эта часть наследства стала для нее древней историей.

– Я пришлю тебе фотографию до того, как ты уедешь, – снова пообещал он. – Интересно, что из этого выйдет. Сообщи мне, когда узнаешь. И про Софи с матерью тоже.

По своему обыкновению, Пол оставил за собой след из тайн и проблем, и причудливое сочетание радости и боли, поскольку, как всегда, думал лишь о себе.

Два дня спустя, когда Вероника уже заканчивала дела и укладывала вещи, Арнольд снова позвонил ей. Он получил письмо от адвоката, представляющего интересы Берти: тот выражал явное недовольство тем, как было поделено наследство его отца. Берти предлагал сестрам шанс договориться с ним, выделить ему долю шато и денежную сумму, «чтобы все уладить мирным путем». Обращался он преимущественно к Тимми, получившей самую крупную сумму. В случае, если сестры откажутся, он обещал разобраться с каждой из них отдельно, потребовать свою долю недвижимости и возбудить судебный процесс, чтобы опровергнуть завещание.

Слушая письмо, которое Арнольд зачитал ей, Вероника только вздыхала, но не удивлялась.

– Я так и знала, что он отважится на такое. Это его единственный шанс получить хоть что-нибудь от Пола и девочек, – с горечью произнесла она.

– Он досаждал бы и тебе, если бы мог, но тебе не досталось ни шато, ни денег. А картина, которую ты считаешь подделкой, его явно не интересует.

– Ну и напрасно, – сказала она Арнольду. – Если это подлинник, он стоит целое состояние.

– Цель Берти – беспроигрышный вариант и быстрые деньги. На самом деле он хочет отступных, а не суда. Потому и пытается запугать сестер, – Арнольду это было ясно, как день, и Вероника согласилась с ним. – Как думаешь, девочки дадут ему что-нибудь, лишь бы отделаться?

– Ни за что, – с уверенностью ответила Вероника. Ее дочери ненавидели сводного брата долгие годы и хорошо знали, что он за человек. И были склонны к благотворительности гораздо меньше, чем Вероника. – И правильно сделают. Он не заслужил ни гроша. Мы с Полом дали ему более чем достаточно, а он спустил все. И снова спустит, – Арнольд согласился с ней. – Что будем делать с ним дальше?

– Подождем, посмотрим, подаст ли он в суд, тогда и будем решать. В суде ему мало что светит, если учесть его предысторию, а Пол имел право оставить наследство кому хотел. Самое большее, на что способен Берти, – досаждать девочкам, требуя отступных. Лично я считаю судебное преследование бессмысленным, но если хочет, пусть попытается.

Вероника склонялась к мысли, что Берти все-таки попробует.

Все три дочери позвонили ей позже в тот же день, после того, как Арнольд переслал им письмо Берти по факсу. Все трое негодовали, но ничуть не удивлялись.

– Мы дадим ему отпор, пусть только попробует подать в суд, – коротко высказалась Тимми, и Вероника поняла, что она не шутит. Ее дочери не питали к Берти никаких родственных чувств, и Тимми особенно: она всегда считала его подлецом, терпеть не могла с самого детства, видела насквозь и знала его изворотливость и лживость. Арнольд предупредил, что Берти может попытаться даже претендовать на долю Софи, поскольку отец не признал ее открыто при жизни. Однако Арнольд сомневался, что этим Берти хоть чего-нибудь добьется, разве что затерроризирует Софи, вынудив ее сдаться. Претензии Берти абсолютно беспочвенны. На его стороне лишь зависть, злоба и алчность, а они не дадут ему никакого преимущества в суде.

Голос Джульетты в разговоре с матерью звучал встревоженно, ей были вовсе ни к чему лишние стрессы в судах. Вероника попыталась успокоить ее, а на следующий день приехала в Бруклин, чтобы повидаться и обнять среднюю дочь перед отъездом во Францию. Они душевно поговорили в крошечной квартире Джульетты, и Вероника пообещала сразу же сообщить, как только детектив разузнает что-нибудь о Софи Марнье.

Тем вечером Вероника заехала и к Тимми – всего на несколько минут, чтобы попрощаться. Обычно она прощалась с дочерями по телефону, но на этот раз, после смерти отца, решила перед отъездом встретиться лично с каждой. На следующий день она улетала в Париж – всего через девять дней после прибытия из Ниццы, а ей казалось, что прошло лет десять. Приезд получился мучительным, переполненным эмоциями, хорошими и плохими сюрпризами, всем хаосом, который оставил после себя Пол. Веронике уже не терпелось вновь очутиться в тишине и покое своей парижской квартиры на острове Сен-Луи.

Арнольд разыскал для нее снимок картины Беллини, чтобы она занялась поисками, если все-таки решит отправиться в Италию. Фотографию Вероника взяла с собой в ручной клади, вместе с копией последнего письма Берти и копией завещания.

С Джой, уже улетевшей в Лос-Анджелес, Вероника попрощалась по телефону. Джой была страшно занята, но в превосходном настроении. Она уволилась из ресторана и теперь встречалась с преподавателями актерского мастерства и агентами, чтобы выбрать наилучших. Мать искренне порадовалась за нее. Все переменилось, и по примеру Пола, Вероника была готова поддерживать Джой в ее стремлениях сделать актерскую карьеру. Джой не верила своим ушам: о такой поддержке она даже не мечтала.

Вероника примирилась с желаниями Джой – в конце концов, ей уже не двадцать лет, она доказала свою преданность актерскому искусству, снимаясь в эпизодах и подрабатывая официанткой последние пять лет. У нее действительно есть талант, она серьезно относится ко всем испытаниям, которые ей предстоят. Вероника не имела права стоять у нее на пути, ведь речь шла о жизни Джой и ее заветной мечте.

На следующий день Вероника улетала с тяжелым сердцем. Столько событий произошло за короткий срок, остатки ее иллюзий насчет Пола и их брака обратились в прах. Радовало лишь то, что она сблизилась с дочерьми, как никогда прежде. И все-таки в самолете она, как ни странно, ощутила тоскливое одиночество. Пола больше нет, цепляться за воспоминания о нем как о муже или даже друге бессмысленно. И как бы крепко она ни любила дочерей, они уже взрослые, у них своя жизнь. Она и без того слишком долго зависела от них эмоционально. И даже не попыталась наладить личную жизнь после Пола. В то время дети были еще слишком малы, и она льнула к ним и к бывшему мужу, хоть и не так, как прежде. Но его смерть наконец оборвала отношения. Нью-Йорк остался далеко внизу, и Вероника вдруг поняла, что еще никогда в жизни ей не было настолько одиноко.