Глава 22
У Ирины слипались глаза. Дико хотелось спать. Хотелось стряхнуть с живота гору документов, с которых ей милостиво позволили сделать копии, свернуться калачиком под тонким гостиничным одеялом и проспать до утра. А утром позвонить маме откуда-нибудь с почты и успокоить. Наверняка с ума сходит от беспокойства. У Ирины разрядился телефон, а зарядное устройство куда-то подевалось. Может, в архиве оставила, а может, стянул кто-то в гостинице. Одна горничная здесь выглядела очень разбитной. Мама точно теперь сходит с ума. Завтра нужно с ней обязательно связаться или поехать, наконец, домой. Рассказать все Ивану, уговорить его пойти в полицию.
Она продвинулась много дальше его покойной Насти. Она, кажется, разобралась во всем. И знает, кто убил саму Настю. Ей даже не пришлось идти на кладбище, куда так категорически не советовал ходить байкер Борис. Но она и без этого похода во всем разобралась. И без труда узнала в том самом мужчине, за которым следила с автостанции, карателя-полицая. Его фото сохранилось в архиве, и, несмотря на возраст, не узнать его было нельзя.
Тот человек, за которым следила Настя и которого упустила Ирина, был военным преступником и жил по поддельным документам. Родился он Нестеровым Степаном Игнатьевичем. Потом стал Гавриловым, эту фамилию Настя неоднократно упоминала в записях. Кем он был теперь, Ирина не знала.
Надо было идти в полицию, но как уговорить Ивана? Он станет ныть, что его привлекут за кражу папки с документами. Он ведь на самом деле выкрал эту папку и никому ничего не сказал. Потом много раз пожалел, но исправить было уже ничего нельзя. Он будет против, потому что боится.
Но разве это может иметь значение? Речь о разоблачении опасного преступника, на руках которого кровь множества жертв. Судя по музейным документам, Нестеров принимал участие в карательных операциях: вешал и расстреливал всех, кого фашисты подозревали в связях с партизанами.
Она будет настаивать, будет взывать к совести Ивана. Возмездие должно настигнуть этого ужасного человека. Кто знает, ограничится ли он убийством Насти? Может, он и до нее убивал. И собирается кого-то убить еще? Невзирая на возраст, он достаточно крепкий, Ирина неплохо его рассмотрела.
А он заметил ее? Заметил, что она наблюдает за ним? Заподозрил в чем-то?
Ей вдруг вспомнился колючий холодный взгляд мужчины, следом за которым она вошла в автобус. Крепкая ладонь в пигментных пятнах, которой он ухватился за поручень. Устойчивая походка, так что трость в его руках выглядела лишней. А что, если эта трость и есть орудие убийства?
Ирине вдруг сделалось неуютно. Она завозилась на узкой кровати двухместного гостиничного номера. И впервые пожалела, что с ней никого не поселили. Надоедливая соседка все же лучше, чем пугающее одиночество. Она приподнялась. Бумаги с ее живота соскользнули и с шелестом рассыпались по полу. И этот шелест отчего-то показался ей оглушительным. Она тут же услышала, как на улице взвизгнули тормоза и остановилась какая-то машина. Хлопнула дверца. Ирина на цыпочках подбежала к окну, чуть сдвинула в сторону плотную портьеру. Увидела, что в гостиницу вошел какой-то мужчина. Приехал на такси. Машина с шашечками стремительно удалялась по неосвещенной улице.
Кто это мог быть? Кто явился в гостиницу так поздно? У мужчины не было вещей, она рассмотрела это совершенно точно. А трость? Трость была?
Она метнулась от окошка к двери, проверила замок. Заперт. Но замок такой пустяковый, а дверь такая хлипкая, что надави на нее сильным плечом – не выдержит, слетит с петель. Значит, тот, кто будет рваться к ней, войдет беспрепятственно.
Она отчетливо услышала шаги на лестнице. Тяжелые, шаркающие. Потом заспанный голос дежурной произнес:
– Девушка в двести четвертом.
У нее взмокла спина. Вспомнилась мама, ее осторожные слова, что Ирина часто слишком доверчива к людям. Она всегда обижалась на такие замечания и горячо доказывала, что без доверия жить просто невозможно.
Ах, лучше бы мама отругала ее и не пустила никуда! Лучше бы она прислушивалась к ее советам!
Осторожный стук в дверь, как ни странно, унял ее панику. Стукнули раз, второй. Ирина зажмурилась, изо всех сил налегая на дверь, чтобы тот, снаружи, не смог ее выбить.
– Ирина? – позвал мужской голос из коридора. – Ирина, вы спите?
Голос был точно молодым. И никак не мог принадлежать старому преступнику.
– Кто вы? Что вам нужно? – дребезжащим, каким-то не своим голосом откликнулась она.
– Ирина, – явно с облегчением проговорил мужчина, – я из полиции, откройте, пожалуйста. Капитан Назаров. Расследую убийство Анастасии Глебовой, журналистки.
– Я знаю, кто это, – выдохнула она, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться от облегчения. – Что вам нужно от меня?
– Поговорить. Накопилось много вопросов.
– Ко мне?
– И к вам тоже.
– Странно. – Она немного осмелела. – Я эту Глебову даже не знала.
– Зато неплохо знаете ее жениха. И даже знакомы с ее наработками. Из-за которых она, возможно, и погибла.
Ирина бегло осмотрела себя. Тонкий спортивный костюм, который она купила в этом городке на распродаже и в котором спала, выглядел вполне прилично. Она повернула ключ, распахнула хлипкую дверь и уставилась на высокого симпатичного парня в трикотажной толстовке и в джинсах.
– Вы его арестовали? – спросила с дрожью, изучая удостоверение, которое он протянул.
– Кого? – не понял он.
– Ивана! Вы его арестовали?
– Да нет, не арестовали. – Его губы сложились в брезгливую волну. – Хотя он подлец, и я бы его…
– Входите, – нелюбезно предложила Ирина.
Замечание об Иване ей не понравилось. Да, он не совсем правильно поступил. Немного. Но это не подлость. И прежде чем судить, надо знать все обстоятельства дела. Знать, какой одержимой была Настя, когда брала след. Как ей было наплевать на того, кто рядом страдал от невнимания. Как бывало с ней тяжело, когда она упивалась триумфом после очередной удачной статьи. Какие отпускала колкости.
Конечно, она ничего не расскажет этому капитану. Ему на Ивана с его душевной маетой плевать, он думает только о преступлении.
– Что это за бумаги? – спросил он сразу, как только вошел в ее номер и дождался, пока она запрет дверь.
– Копии некоторых архивных документов и газетных статей послевоенного времени.
– Сохранились? – удивленно поднял Назаров брови.
– Все сохранилось. Бумажные носители ничего, кроме пожара и сырости, не боятся. Никакого хакера, никаких сбоев в программе, – улыбнулась она, указала ему на единственный стул в номере и забралась с ногами на свою кровать. – Хорошо, что у архива так и не смогли отобрать помещение. Подвал старинного здания, стены в метр толщиной.
– Так что же вы нашли?
Назаров не взял в руки документы, просто кивнул в сторону кровати, куда она снова их сложила. Он будто боялся до них дотрагиваться. Боялся выпачкаться.
– Я нашла там упоминание о некоем гражданине Нестерове. Он же Гаврилов, по утверждениям Насти Глебовой, он же теперь не знаю кто. Каратель. С особой жестокостью вешал и расстреливал. Проводил пытки. Помогала ему супруга, мстительная и жестокая гадина.
– Их расстреляли, я слышал?
– Поначалу нет. Они вместе с пленными немцами отстраивали город. Я точно не поняла: то ли они попали под амнистию как раскаявшиеся, то ли ждали очередного суда, там размыто как-то в газетах на этот счет. Но их не расстреляли сразу, содержали в бараках для военнопленных и ждали решения властей. Так я поняла.
Ирина вздохнула, взяла в руки пачку бумаг, тряхнула ими.
– Потом что-то начало происходить в городе.
– Что?
– Этого нет в документах. Я не нашла, во всяком случае. Может, это хранится в архиве МВД или в военных архивах. Это из старых газет. Там писали о странных убийствах, которые продолжались довольно долго, почти полгода. По ночам в частные дома забирались убийцы. В основном лезли туда, где не было мужчин. Убивали и забирали еду.
– Не вижу ничего странного, – не то согласился, не то возразил Назаров. – Голодно было в послевоенное время. Ничего странного.
– Может, так, – кивнула Ирина. – Может, именно за еду и убивали – свои своих же. Никаких следов, никто ничего не видел и не слышал. Множественные облавы ничего не дали. А нечисть продолжала убивать. Полгода!..
– Где об этом написано? – Назаров вытянул руку в сторону бумаг, лежавших на кровати. – Там это есть?
– Вот здесь. – Она выдернула из стопки пару листов и протянула ему. – Корреспондент пишет, что следы ведут к военнопленным. Поэтому, мол, и не дают никаких результатов облавы. Поэтому и не могут найти убийцу, хотя на это брошены все силы. Потому что убийца уже сидит! И каким-то образом почти каждую ночь выходит на свободу и совершает свои жуткие злодейства.
– Как на это отреагировала общественность?
Назаров бегло просматривал ксерокопии старых газет.
– Общественность? – Ирина грустно улыбнулась. – Его высмеяли поначалу. А потом арестовали. Потому что он посмел взять под сомнение профессионализм военных, охраняющих пленных. В этом увидали подрыв авторитета воинской части. Но одна из сотрудниц музея рассказала одну интересную историю. Этого не было нигде в документах, и газеты об этом тоже не писали.
– Что же она рассказала?
– Это как-то касалось ее семьи. То ли далекий родственник, то ли еще кто-то. Словом, после этого газетного скандала в городе организовали отряд из добровольцев. О нем будто даже местные власти не знали. Люди держали все в тайне, боялись арестов, как в случае с корреспондентом. Так вот, эта народная дружина взялась патрулировать окраины, где в основном все и происходило. Однажды они едва не схватили убийцу. Но он ушел.
– Это был мужчина?
– Да.
– Как он убивал своих жертв? – в горле у Назарова пересохло.
– А по-разному! Это чудовище было очень изобретательным. – Ирина передернулась. – Кого душил, кому шею ломал, кого резал.
– Как он это делал?
Она не поняла.
– Как резал?
– Не знаю. Понимаете, я была в городском архиве. Если там и имеются архивные документы МВД, меня к ним не допустили. Я читала в основном протоколы совещаний: городских партсобраний, коммунальщиков. Были папки с документами по лагерю военнопленных. Численный состав охраны, заключенные. Там я и нашла упоминание о Нестерове и его жене. Одна страничка с анкетными данными и фотографией, но подробностей почти нет. И никакого упоминания злодеяний, совершенных ими. Это уже потом я по крупицам собирала информацию. В основном в музее.
– Понятно.
Назаров встал, походил по тесному номеру. Отодвинул тяжелую штору, выглянул в окно. Маленький райцентр мирно спал. Улица перед гостиницей была совершенно безлюдна, ни машин, ни велосипедистов. Он глянул на часы – чуть за полночь.
– В какое время он убивал? – зачем-то спросил у Ирины.
– После полуночи. Журналист, которого впоследствии арестовали, предполагал, что после последней переклички в полночь охрана относилась к своим обязанностям небрежно, полагаясь на автоматчиков на вышках и колючую проволоку. Но ведь это при определенной изобретательности можно легко обойти, правда? Следующая перекличка в шесть утра. У него было время.
Она замолчала, настороженно поглядывая в сторону Назарова. Она была и рада, и не рада его визиту. С одной стороны, с ним не страшно. С другой – что будет, когда он уйдет? И оставить в номере его нельзя. Неприлично.
– Я снял соседний номер, Ирина. – Он будто услыхал ее мысли. – Стены здесь тонкие. Если что, зовите на помощь.
– А если что – это что? – У нее вытянулось лицо. И она прошептала, будто ее могли услышать за дверью: – Вы думаете, он рядом?
– Не могу знать. Но убийца, который обходил лагерные заслоны, способен на многое. Уходил, возвращался, снова уходил. Хитер и изворотлив. Думаю, кто-то из охраны был с ним в сговоре.
– Знаете, я догадываюсь, почему он всякий раз возвращался.
– Из-за жены?
– Да. И еду, думаю, он добывал для нее. Какая еда в лагере? Многие болели, умирали от болезней, не дождавшись суда.
– Что рассказал вам сотрудник музея по поводу расстрела Нестеровых?
– Не сотрудник, сотрудница, – поправила его Ирина. – Расстреляли тогда не только их. Добровольная народная дружина отследила кого-то, кто покидал территорию лагеря и потом возвращался. Эти передвижения совпали с волной убийств. Провели обыски в бараках, нашли что-то, что подтвердило эту версию. Я вас предупреждаю: это всего лишь слова. Документального подтверждения у меня нет.
– Я понял, понял. Вас не допустили к милицейским архивам. А что после того, как нашли подтверждение?
– Состоялся суд, точнее, трибунал. Расстреляли сразу нескольких, не знаю точно, сколько. Но Нестеровы попали – это точно. Вот статья в газете с фамилиями приговоренных к смерти. – Она протянула ему еще один лист ксерокопии. – Похоронили их всех в общей могиле. Откуда потом там взялся памятник с фотографией супругов Нестеровых – ума не приложу.
– Здесь как раз все понятно. Сам он и постарался. Как выжил-то, не пойму? – Назаров плотнее задернул штору на окне, пошел к двери. Но вдруг притормозил. – И еще одного не могу понять. Как Настя Глебова наткнулась на эту тему?
– Здесь как раз все понятно, – передразнила его Ирина. – В прошлом году район праздновал юбилей. Дата для местных значимая. Пригласили из области корреспондентов, телевидение, чтобы освещать событие. Настя Глебова была в их числе. О юбилее она написала очень скудно, как вспоминает сотрудница музея, они даже обиделись. Но неделю спустя вдруг приехала и начала опрашивать всех. Очень ее история лагеря для военнопленных захватила. Даже пригласила эту женщину, которая со мной общалась, в кафе обедать. Выпили вина, расслабились. И эта самая женщина, сотрудница музея, вдруг вспомнила, что года три назад этой историей уже интересовались. Очень плотно интересовались. И кто бы вы думали – байкеры из местного клуба!..
Ирина замолчала. Назаров тоже молчал. Потом со вздохом повернул ключ в замке, приоткрыл дверь. Вернулся в комнату.
– Вот все и встало на свои места. И нет здесь ничего случайного или загадочного. Настя освещала юбилей. Ее захватила история лагеря для военнопленных, она начала подробно изучать ее. Обнаружила, что не она одна этим интересовалась. Была еще парочка шальных байкеров, которых почему-то все это вдруг заинтересовало. Это показалось ей странным. Она попыталась их найти. И обнаружила, что один из этих байкеров погиб около трех лет назад. Разбился примерно через месяц после внезапно пробудившегося интереса к старой истории. Она пошла по следу и нашла эту сволочь…
– Но я тоже нашла! – обиженно воскликнула Ирина. – Я видела его, как вас! Я даже могла с ним заговорить!
– Слава богу, что вы этого не сделали, Ирина. – Назаров едва удержался, чтобы не перекреститься. – Потому что Насте это стоило жизни.