Глава 21
У Бориса после вчерашней вечеринки дико болела голова. Ощущение было такое, будто кто-то топчется на его макушке кирзовыми сапогами с подковами. Давным-давно, когда служил в армии, он получал по макушке подкованным каблуком кирзача и прекрасно знал, что это за боль – адская, непереносимая, когда хочется выть, стонать и плакать.
Сейчас она пришла снова. Глаза было невозможно открыть. Солнечный свет из окна резал глаза, как лазерная пушка. Он заворочался на широкой кровати, пошарил вокруг себя рукой. Слава богу, он один, без девки. Можно и застонать, и покряхтеть, как старая развалина. Он досчитал трижды до десяти, потому с силой зажмурился, ухватился рукой за край кровати и медленно поднялся, свешивая ноги на пол. Подышал глубоко и часто, прислушался к себе. Боль не отступала. Он чуть приоткрыл глаза, поймал свое отражение в зеркале.
Большое тело, сильное, мускулистое, загорелое. Он еще ого-ого, голову вот только надо поправить. Согнувшись в дугу и сильно шаркая босыми ступнями, добрался до барной стойки. Нашел в холодильнике бутылку водки, сок, лимон, трясущимися руками, опираясь о стойку грудью, принялся делать себе оздоровительный коктейль. Треть стакана водки, две трети сока, туда же отжал половинку лимона. Выпил. Постоял неподвижно минут пять. Кажется, отпускало. Он повторил. Теперь можно было держаться на ногах, не сгибаясь. Даже дошел до ванной. Влез под душ, старательно оберегая все еще ноющую голову от резких движений.
Сдернул с вешалки большущее, как плащ-палатка, полотенце. Завернулся в него и снова побрел к кровати. Но не дошел – остановил звонок в дверь. Настойчивый, продолжительный. Ясно, что тот, кто за дверью, не уйдет. Байк во дворе, и каждому понятно, что он дома.
– Суки, мать их, – прошипел он. Прихватил со стойки бутылку водки и пошел к двери, на ходу прикладываясь к горлышку.
Он отпер дверь и с удивлением уставился на симпатичного высокого малого в серой трикотажной кофте, джинсах и замшевых мокасинах на босу ногу.
– Ты кто? – просипел Борис.
– Максим. Максим Назаров, – представился малый, ослепительно дружелюбно скалясь.
– Не слыхал, – вяло отреагировал на его улыбку Борис и плотнее закутался в полотенце.
– Зато я много о вас слышал.
Малый сделал шаг вперед. Борис предупредительно подпер дверь коленом.
– Чего надо? – Грозный рык по причине не желающей униматься головной боли не удался. – Проваливай. Мы не знакомы.
– Давайте познакомимся. – Парень со вздохом полез в карман и сунул ему под нос корочки полицейского. И снова нагло шагнул вперед. – Так я войду?
Он вошел. Пришлось ему позволить.
Во-первых, сил не было с ним тягаться. Малый хоть и весил много меньше, но был значительно моложе. И жилистый, таких Борис опасался. Их ухватить и сломать невозможно, они все время выскальзывают из рук.
Во-вторых, не в его правилах было задираться с властью. И подробности вчерашней попойки он почти не помнил. А вдруг натворил чего? Не в его интересах в позу вставать.
Они прошли друг за другом в комнату: Борис впереди, незваный гость за ним. Потом Борис услыхал тихий свист за спиной. Малый одобрительно качал головой, рассматривая его жилище. Потом крякнул:
– Впечатляет.
– Хочешь, налей себе чего-нибудь, – предложил милостиво Борис и поплелся к кровати.
Пыжиться перед ментом он не собирался. Ему все еще было плохо.
Гость полазил по холодильнику, пошарил на полках. Через пару минут вышел из-за стойки с высоким стаканом, в котором плескался сок.
– Чего так скромно? – ухмыльнулся Борис, снова забираясь на кровать.
– За рулем, – пожал широкими плечами гость.
– Типа вас, ментов, это когда-нибудь останавливало, – фыркнул Борис. Поморгал, фокусируя взгляд на госте, и вдруг сообразил: – А ты ведь не местный, так?
– Не местный.
– Чего тогда ко мне явился? – Он чуть расслабился. – А я думал, что вчера что-то натворил спьяну. Слава богу, нет?
– Слава богу, нет. Думаю, что нет. Иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. – Гость взгромоздился на высокий табурет у стойки, хлебнул из бокала. – Я к вам совсем по другому делу.
– Слушай, хватит выкать, а? – Борис скривился. – Я же не депутат какой-нибудь! Не выделывайся передо мной, идет?
– Идет.
– Давай задавай свои вопросы уже. Голова трещит. Спать хочу, – и он глаза прикрыл для наглядности.
– Я ищу одну девушку. Зовут ее Ирина. – Назаров достал из кармана штанов фотографию, которую ему вручила встревоженная мать этой самой Ирины. – Я совершенно точно знаю, что она ехала к тебе.
– Ишь ты, – фыркнул Борис, одним глазом рассматривая фото. – Красавица! Молоденькая! И прямо ко мне? И чего же ей от меня понадобилось, такой красотуле?
– Прекрати! – повысил голос Назаров. – Прекрати дурачиться! Девчонка полезла не в свое дело, могла попасть в беду. Когда она была у тебя?
Борис прикрыл веки и какое-то время лежал, не двигаясь и не произнося ни звука. У Назарова даже мелькнула мысль, что он задремал с похмелья.
– Четыре, – вдруг произнес тот и глянул тревожно на гостя. – Четыре дня назад она была у меня. Она что, так и не вернулась домой?
– Нет. – Максим поставил пустой стакан на стойку. – Зачем она приезжала? Что она хотела от тебя?
– Хотела узнать, что хотела от меня та пронырливая журналистка, – фыркнул Борис. Потом приподнялся на локте, глянул на Назарова. – Что, и не звонила никому?
– Со вчерашнего дня нет.
– А, ну это ничего. Значит, послушалась меня. – Он снова упал на подушки.
– В чем?
– Я дал ей тот же список, что и журналистке. И посоветовал начать с последнего пункта, а не с первого. Предостерег. Та первая, журналистка, видно, не послушалась и начала с первого пункта. А зря, напоролась на неприятности.
– Слушай, – Назаров замотал головой, соскочил с высокого табурета, заходил перед кроватью, – давай подробнее. Я не въезжаю, что за список? Что за пункты? Подробности давай.
– Ладно, момент.
Борис медленно сел, покрутил головой, слегка улыбнулся, обнаружив, что головная боль почти отступила. Дотянулся ногой до спортивных шорт, валяющихся неподалеку от кровати. Натянул их. Снова прошел за стойку и занялся кофейной туркой.
– На тебя варить? – поинтересовался мимоходом.
– Да вари, чего уж! Итак, начнем с журналистки. Что она хотела знать?
– Ее интересовали подробности гибели Женьки Митрофанова. Что было за день, за неделю до его смерти? А я не очень-то помню. День похож на день, понимаешь, начальник? – Борис поставил на плитку турку, помешал в ней чайной ложечкой. – Самому стало интересно, поспрашивал у ребят. Она лопотала, что аварию Женьки подстроили. С чего, мол, исправный байк занесло на ровной трассе при хорошей погоде и трезвом водителе? Мы сели с ребятами, поговорили. Кое-что вспомнилось.
– Например?
– За месяц где-то до гибели Женька вдруг озаботился. – Борис осторожно тронул макушку, там уже не болело. – Однажды под пиво рассказал одному нашему товарищу, что встретил в этом городе на кладбище одного мужика. Товарищ ему: что, мол, странного? А он: мужик ходит на свою могилу! Товарищ наш, понятное дело, поржал. Спросил, что за дрянь Женек нюхнул. Тот отмахнулся и начал что-то нести насчет музея, архива и пленных немцев.
– Кого-кого?
Лицо Назарова вытянулось. Сразу вспомнились слова Светлова, что Настя Глебова обожала выкапывать заплесневевшие от времени тайны.
– В нашем городе после войны было много пленных. И немцев, и полицаев, тех, что активно сотрудничали в войну с оккупантами. Немцы потом город отстраивали, вот мой дом тоже они строили. Хотели, кстати, не так давно снести, провели экспертизу, а дом-то пригоден для жилья. На века строили, суки, как себе! – Борис подхватил с огня турку с вздувшейся пенкой, подержал в стороне и снова поставил на огонь. – Капитальный ремонт сделали и говорят, что еще лет пятьдесят прослужит. Так вот они строили, захватчики хреновы.
– И при чем здесь военнопленные?
– Так вот я к чему. – Борис выключил огонь, разлил по чашкам густой кофе. – Женек вроде посетил архив. Точно не могу сказать, товарищ рассказывал. И там обнаружил, что человек, с которым он встретился на кладбище, значится в том архиве под другой фамилией. Он и его жена. То же фото и в архиве и на памятнике, и самого мужика узнать можно. Постарел, но не изменился.
– И что? Поменял фамилию мужик. Захотел быть будто бы похороненным вместе с любимой женой, что тут такого? – скороговоркой пробормотал Назаров. – Нелепо, да. Но не вижу состава преступления! Верность любимой женщине… Фамилию мог взять девичью матери. Или девичью своей покойной супруги. Или вообще второй раз женился и фамилию жены взял. Не вижу состава преступления!
– Так-то оно так. Все будто бы верно, если бы не одно но…
Повисла тягучая пауза, заполненная громкими глотками Бориса. Он с наслаждением тянул обжигающий кофе, жмурился, прищелкивал языком. Возрождался.
– Какое «но»? – поторопил Назаров.
У него в голове сейчас была настоящая каша. Все предыдущие догадки и версии лопались, как пузыри, зато пробивалось что-то новое, невероятно опасное и неправдоподобное. Он о таком только в книгах мог бы прочесть, если бы у него было время книги читать.
– Какое «но», Боря? – повысил голос Максим.
– Мужика того, который, как ты говоришь, захотел лежать со своей женой в могиле, да не лег туда, судя по рассказам музейной крысы, расстреляли.
– Что?
– А то! – Борис дернул мощными плечами. – Расстреляли вместе с женой. И на кладбище их скромный памятник стоит не там, где похоронены местные православные, а там, куда немцев пленных таскали. Только у военнопленных все больше кресты католические. А у этих скромный памятник, с фоткой. Что, на мой взгляд, неосмотрительно.
– Или наоборот, – произнес тихо Назаров, погружаясь в размышления. – Думал: если его фотка на памятнике присутствует, то это доказывает, что его как бы нет.
– Может, и так, – не стал спорить Борис.
– А за что расстреляли? Митрофанов не рассказывал?
– Мне он вообще ничего не рассказывал. Он все больше с товарищем нашим делился. Только тот его на смех поднимал. Решил, понимаешь, что Женька на наркоту подсел. И потом, когда Женек разбился, мы между собой по умолчанию эту версию только и рассматривали. Это уже потом, когда журналистка ко мне явилась и начала вопросы задавать, мы репы стали почесывать. И тот товарищ вспомнил, что Женька ему рассказал.
– Он ему рассказал, что встретил на кладбище для военнопленных человека, который будто бы лежит в могиле и которого будто бы расстреляли за военные преступления, так? – решил еще раз все уточнить Назаров.
– Вроде так.
– А что ты написал журналистке и Ирине?
– Первым пунктом было посетить кладбище для военнопленных, могилу Нестеровых.
– Нестеровых?!
У Назарова перед глазами стоял список паспортистки, той самой, с которой общалась Настя Глебова. Фамилия Нестерова там точно была.
– Потом там шел местный архив, потом музей и редакция нашей вшивой местной газетенки. Но Ирке я рекомендовал начать с последнего пункта, оставить кладбище на потом, когда уже ей все ясно станет. Думаешь, не послушалась? Думаешь, все же нарвалась на того мужика?
– На которого? – не сразу сосредоточился на последних словах Назаров.
Голову просто разрывало от воображаемых картин преступления.
– Она тоже следила за ним. Ехала сюда с ним в одном автобусе. Но упустила и поэтому ко мне пришла. Могла ведь, курица, сразу отсюда рвануть на кладбище и нарваться там на него!..
