Споявлением в Infos Паломы жизнь Кристофа превратилась в фильм ужасов. В карнавал тысячи пыток. В фейерверк кошмаров.

Кристоф возненавидел ее еще до их знакомства и теперь считал этот факт ярким примером собственной объективности. Его тошнило от одного названия ее функций – “контент-маркетинг”. Какое отношение имеет маркетинг к работе журналиста? Журналистика – это расследование, проверка, анализ реальности, то есть нечто прямо противоположное маркетингу, единственная цель которого, в его понимании, состоит в извращении реальных вещей с целью сделать их заманчивыми. Взгляды этой дамы на интернет (машина по выкачиванию денег), на журналистику (машина по выкачиванию денег) и вообще на жизнь были ему омерзительны. Личная встреча с Паломой лишь подтвердила его опасения и неприязнь. Не успел Лассаль представить их друг другу, как Кристоф возненавидел ее за энергичное рукопожатие и сопровождающую его фразу: “Мы с вами отлично сработаемся”.

Мало того что само ее присутствие было невыносимым, так она еще устроилась со своим компьютером в переговорной. А посему, стоило Кристофу поднять голову, или подойти к кому-то в редакции, или направиться в туалет либо к кофейному автомату, как он ее видел.

Все в ней его отталкивало. Любая мелочь в ее внешности, словах, жестах выводила его из себя. И материнский тон, в котором она общалась с журналистами, и ее манера преувеличенно громко смеяться любой шутке, запрокинув голову и разинув пошире рот, дабы усилить звуковую волну своего клохтанья.

Блондинка – натуральная или крашеная, Кристоф так и не понял, – его ровесница, с обширным бюстом в кокетливом декольте, которое она выставляла напоказ, что (вот на этот счет он не сомневался) было стратегическим приемом по отношению к собеседникам. Когда-то Марианна говорила, что в Сорбонне все дамы из комиссии по стипендиям носят глубочайшие декольте, дабы выводить из равновесия жаждущих денег студентов. Кристоф был уверен, что Палома прибегала к той же тактике. Он всегда выступал за полнейшее равенство в работе, за то, чтобы женщины занимали руководящие посты на предприятиях, но когда в результате они использовали свое положение для демонстрации собственной обольстительной молочной кухни, он относился к этому куда прохладнее.

Но хуже всего, наверно, было то, что она давала указания Кристофу таким тоном, словно предлагала ему кусок пирога, и повторяла, что сидит здесь только затем, чтобы ему помочь. Как будто спешила на помощь ребенку, который никак не научится сам кататься на велосипеде. Как будто что-то понимала в журналистике, в новостях, в сети.

Каждое утро между ними разыгрывалась одна и та же неизменная сцена. От нее приходил традиционный мейл с просьбой зайти. Обычно у Кристофа в это время лежала на читке какая-нибудь статья про ядерный потенциал Ирана или про газовые конфликты с Россией, короче, на тему, требующую предельной сосредоточенности. Но он покорно вставал и тащился в переговорную. За стеклянной дверью виднелась она, вернее сказать, ее весьма откровенное декольте. С чего бы ей так вызывающе одеваться, если не затем, чтобы все взоры немедленно упирались в ее вываливающийся бюст? На шее она носила длиннющую цепочку с кулоном, разглядеть который не было никакой возможности, ибо он свисал точно промеж грудей. Еще один способ сосредоточить все внимание собеседника на своем декольте.

Едва переступив порог переговорной, он оказывался в облаке отвратительного запаха ее духов с пачулями; им, казалось, заражена в комнате каждая молекула кислорода, словно вирусом бубонной чумы. Она с улыбкой указывала ему на стул рядом с собой, а он всякий раз добросовестно оставлял сиденье пустым и усаживался подальше.

– Как дела, Кристоф? У тебя усталый вид…

– Все в порядке. Но у меня сегодня много текстов на редактуру. Что ты мне хотела сказать?

– Я тут кое-чего намолола.

Этот диалог повторялся каждое утро, и каждое утро, когда она произносила “намолола”, ему хотелось размозжить ей башку об стеклянный стол. Под этим словом, описывающим труд ремесленника, вращающего жернова, она имела в виду работу волшебной программы, которая якобы предсказывала темы громких споров на ближайшие часы или дни. Если совсем точно, дамочка попросту нажимала на клавишу Enter. И ровно за это ей платили. Но при слове “намолола” прямо-таки создавалось впечатление, будто слышишь, как тема всплывает из глубин интернета, журчит на серверах и, наконец, выныривает на поверхность компьютерного дисплея этой дуры.

Палома глядела на него с сияющим видом.

– Так вот, сегодняшний победитель лотереи – это… Это столовая в начальной школе, где убрали из меню свинину.

– И что? – спросил Кристоф, делая вид, будто не понимает.

– И то, что вокруг этой темы скоро поднимется большой шум. Значит, мы должны первыми ее застолбить.

– По-моему, такие истории случаются примерно раз в полгода.

– Возможно. Но сейчас это зацепит. Наверно, это вопрос контекста, попадания в новости. Понятия не имею. А машинка, она знает. Машинка никогда не ошибается.

Кристоф со вздохом отвел глаза. Она была права. За три недели, что она тут сидела, машина не ошиблась ни разу. Но он спрашивал себя, не является ли это предсказание в какой-то степени перформативным. Машина искала в недрах сети темы, начинавшие всплывать на поверхность, но еще не появившиеся на мониторах СМИ. Другое дело, что, не будь машины, эти темы, возможно, так и остались бы погребенными в бездне. Именно потому, что Infos сделает из них текст, а этот текст, благодаря зазывной теме, породит клики, другие медиа, в погоне за властью над новостями, тоже сочтут своим долгом отреагировать, а затем политики обозначат свои позиции и т. д.

Палома провела рукой по своему декольте, словно проверяя, на месте ли цепочка. Если только не затем, чтобы отвлечь Кристофа от размышлений и вернуть к сексуальной прозе жизни.

Убедившись, что его взгляд прикован к ее грудям, она заговорила снова:

– Вот список ключевых слов, которые должны присутствовать в материале.

Она протянула ему листок, и он с отвращением его взял.

“Мусульманский – арабы – свинина – свинья (врезка: Почему мусульмане не едят свинины) – французский – столовая – Республика – светский – играть на руку – равенство – дети – скандал – исламизация”.

Проблема была не в словах, а в том, что ему вообще задают некий список. Что какая-то программа решает, какова должна быть работа журналиста-человека. Он все больше убеждался, что главное неравенство в современном обществе – это неравенство между теми, кто дает команды машинам, и теми, кто повинуется командам машин. Отныне, при этом новом режиме, Кристоф относился ко второй категории. Ну… пусть даже косвенно, поскольку у него нет доступа к самой программе и он получает распоряжения от Паломы, олицетворяющей ее человеческий и сисястый интерфейс. К счастью, у него еще оставалась известная свобода маневра. На основе одного и того же списка он мог сочинять прямо противоположные тексты – вплоть до того момента, когда программа научится считывать коннотации слов и построение фразы. Но пока математическая формула не может расшифровать иронию, у него еще остается толика покоя.

Дабы не сдаваться сразу, он предупредил Палому:

– Как ты понимаешь, я не стану писать про “еще один скандал, республиканская школа охвачена ползучей исламизацией”. Я сделаю ровно наоборот. Напишу статью про то, что никакого скандала нет. Сильно подозреваю, что, если поговорить с директором школы, выяснится, что причиной его решения стало урезание бюджета. Вообще-то настоящий скандал – это влияние бюджетных сокращений на питание наших детей.

Она улыбнулась терпеливой, понимающей улыбкой:

– Что касается ракурса, тут у тебя полная свобода рук. Это уже не моя поляна. Все, что мне нужно, это чтобы статья была на сайте к часу дня и содержала ключевые слова. А твоя редакторская политика, тон, подача – это все меня не касается. Ты же знаешь, я не диктатор.

Выходя из переговорной, он обвел взглядом редакцию. На кого навесить это ярмо? Он старался быть беспристрастным, но видел, что журналисты в шоке от новой рабочей методы. На данный момент машина диктовала им всего два текста в день, но что будет, если объем обязаловки возрастет? Что случится в тот день, когда вместо планерки они станут проводить языческую церемонию, простираясь по очереди перед компьютером Паломы и получая ежедневные директивы? Наверно, все уйдут работать в другие места, но ведь в конечном счете сайтов, не отравленных этими достижениями, просто не останется.

Он потряс головой. Он на дне пропасти. И каждое утро, просыпаясь, убеждается, что все больше вползает в депрессию. В те редкие минуты, когда они пересекались с Клер, она упрекала его за отвратительное настроение. К тому же не отпускает какая-то нутряная головная боль. Он потер виски и направился к Ванессе. Она все поняла, едва он подошел. Посмотрела на него с выражением юной девственницы, назначенной в жертвы на празднестве солнцеворота. И молча взяла у него протянутый листок.

Он вернулся к письменному столу.

Он даже не проверил IRC. С тех пор как Поль не разговаривал с Марианной, чат напоминал выжженную равнину с проносившимися на экране пыльными смерчами. У него не было даже друга, которому можно поплакаться. Полное одиночество. Конечно, он знал, что в этом дивном офисном мире ненависть к одному из коллег – довольно частое явление. Мир труда с его тонкой смесью силовых отношений, соперничества и скученности порождал этот вид нездоровых, извращенных связей. Но на сей раз Кристофа не покидало чувство, что он съеден заживо. Не только самой Паломой, но и собственным негативом по отношению к ней. В нем не осталось ничего, кроме желчи и подавляемого бешенства.

Марианна отвела Леони в школу, вернулась домой и уселась за стол. Сегодня ей предстояло заняться единственным делом: искать работу. Но этот императив вгонял ее в такой ступор, что для начала она решила пополнить свой блог “Гугл-знает-все”.

Она принадлежала к первому поколению сетевых родителей. Не только к первому поколению родителей с болтающимися в интернете порнороликами – Марианна боялась даже вообразить, какую травму получит дочь, если на них наткнется, – но и к поколению, для которого сеть стала излюбленным собеседником на тему того, что на сайтах именовалось parenting. С момента зачатия Леони она обращалась за советом главным образом к гуглу. Именно благодаря ему они с Оливье нашли доморощенные центры ведения беременности, где имелись шприцы для бесконтактного зачатия: Оливье оказался совершенно не способен к половому акту с Марианной.

Во время самой беременности ее настоящего гинеколога звали Doctissimo. У него было огромное преимущество перед “обычным” врачом: он мог ответить на любые ее вопросы в течение минуты. Что бы она ни искала, этот форум всплывал в выдаче гугла под номером один: “прозрачные выделения беременность”, “внутриматочное видео плода 5 месяцев”, “спорт беременность риски?”, “запор беременность”, “массаж беременная”. И по мере того, как приближался срок родов: “количество мертворожденных детей”, “перидуральная анестезия опасность”, “кесарево сечение без анестезии?”, “пуповина риски”, “отдать пуповину стволовые клетки”, “отказ реанимировать”. Позже она вбивала в поисковик: “новорожденный как кормить по ночам?”, “младенец кошмары в каком возрасте”, “ребенок отказывается есть”, “ребенок ходить на горшок в каком возрасте?”, “бесплатные игры маленький ребенок ipad”, “если ребенок бьет”, “ветрянка высыпания картинки”.

На седьмом месяце беременности, когда она валялась пластом на диване, ей пришло в голову завести блог со своими ежедневными запросами в гугл, как есть, без всякого анализа. Оказалось, что гугл в рамках широкого движения за доступность данных щедро делится с желающими доступом к их поисковой истории. С первого же дня на экране возник впечатляющий портрет ее жизни. “Пролежни долгое лежание”, “TF1 повтор”, “дополнительное расследование повтор”, “программа детский сад повтор”, “забастовка роддом Лила”, “отказ от эпизиотомии?”, “Миллениум том 2”.

Все это было точным отражением ее самой – беременной женщины, которой страшно до посинения.

Она поняла, что, раскрывая свою поисковую историю, мы узнаем многое о себе, о своих интересах (“субтитры игра престолов”), своих страхах (“папилломавирусная инфекция передается инкубационный период”), своих надеждах (“секс-игрушки лело”), своих заботах (“плагины freebox отсутствие синхронизации”). Сетевые поиски рисовали нашу жизнь импрессионистическими точками, получалось что-то вроде компьютерного Моне. Ей хотелось показать читателям все наши черточки, накопленные гуглом. И она продолжала публичное разоблачение своей поисковой истории; это ежедневное упражнение отнимало всего несколько минут. В какой-то момент ей даже приходило в голову написать роман, сюжет которого выстраивался бы только из сетевых запросов, но потом она разозлилась на саму идею писать концептуальный роман.

И уж во всяком случае, сочинять роман – не равноценная замена поиску работы. Она обнаружила в кармане спортивных штанов резинку и стянула волосы. Хватит уже рассусоливать. Надо хотя бы связаться с людьми, которые могут помочь ей устроиться на службу.

Она смотрела в компьютерный экран.

Долго.

Потом вспомнила, что надо решить еще одну неотложную проблему. После того как Леони сломала руку, она с изумлением обнаружила, что ее страховая компания больше не желает оплачивать расходы. Притом что, забеременев, она заключила самый лучший договор, “все включено”. Следующие двадцать минут ушли на поиски номера телефона страховщиков.

Закинув ноги в трениках на письменный стол, она глядела в потолок и слушала звонки, звучавшие, судя по всему, в пустом офисе. Созерцание покрытого трещинами потолка внушало глубокую тревогу. Правильнее всего было бы заработать денег и съехать отсюда, пока дом не рухнул.

– Добрый день, – раздался в трубке женский голос.

Марианна срочно выпрямилась.

– Да, здравствуйте. Я вот по какому вопросу…

– Сначала назовите, пожалуйста, номер вашего счета.

– Э-э, да, конечно.

Продиктовав бесконечную вереницу цифр, Марианна вернулась к делу.

– Я не понимаю, почему мне не возместили расходы на лечение моей дочери.

– Подождите минутку, сейчас проверю. – После паузы голос раздался снова: – Да, действительно, ваша дочь больше не охвачена страхованием.

– Почему?

– Потому что вы сами больше не охвачены страхованием по договору.

– Что? Но почему?

– Потому что вы исключены из списков.

– ЧТО? Я же каждый месяц плачу!

– Вам должно было прийти заказное письмо с уведомлением об изменении вашего статуса.

– Нет. Правда, я только что переехала… А… Но… – Марианна судорожно пыталась собраться с мыслями. – В общем… Нет, я не понимаю. Как меня могли исключить из списков?

– По нашей оценке, вы являетесь ненадежным клиентом, и мы отказываемся оплачивать ваши расходы.

– Но на каком основании?

– Эту информацию я не имею права вам сообщить.

– Ок, – Марианна сделала глубокий вдох. – В таком случае можете вы мне объяснить, что такое ненадежные клиенты?

В трубке помолчали, затем голос монотонно произнес:

– Ненадежные клиенты – это клиенты, чье прошлое или образ жизни заставляет предполагать, что они представляют большую степень страхового риска, нежели другие.

– Ок. Раз уж вы мне читаете свою инструкцию, так прочтите ее целиком.

Снова пауза.

– Я сообщаю вам только те сведения, которые могут быть вам полезны.

– Пффф… Хотите поиграть в эту игру? Отлично! Так какие дополнительные риски представляют такие клиенты?

– Они профилированы как клиенты, сопряженные с потенциальным риском.

– Профилированы? Мне казалось, что профилируют обычно серийных убийц, нет?

Молчание.

Марианна сказала себе, что не отпустит просто так этот голос, что уж день-то ей изгадит, как только можно, но потом поняла, что звонки на этот номер страшно дорогие и в дерьме окажется она сама. Она нажала на отбой и чуть не запустила телефоном об стену. Но потом опомнилась.

Ненадежный клиент. Каким образом ее, симпатичную тридцатилетнюю женщину, которая из дому-то почти не выходит, могли профилировать как носителя риска для такой громадной конторы? Она почти не болела и использовала свой полис только в самом крайнем случае. Была небось одной из самых рентабельных клиенток этого заведения. Она почувствовала, как в ней просыпается тревога. А вдруг они разнюхали про Penissimo? Но откуда? А если налоговики ведут расследование и передали информацию в страховую? Ей надо срочно переговорить с Полем.

Но после того вечера Поль наотрез отказался с ней разговаривать, даже если у нее будет рак в последней стадии. Она снова зашла на сайт компании, поискала раздел “критерии” или “риски”, но ничего не нашла. Стала искать по всему интернету, перепробовала разные сочетания ключевых слов и в конце концов набрела на веб-конференции страховщиков по этой теме. После трех часов, проведенных над тезисами докладов экспертов по страхованию, ей пришлось признать очевидное: она опять нашла способ не искать работу, а заниматься чем-то другим.

Может, она и не совсем попусту потратила время, если сумеет соорудить из всего этого расследование для Infos. Только непонятно, с какого конца браться за дело. По-быстрому приняв душ, она оделась и отправилась к Полю.

В квартиру она позвонила около двух часов дня. Знала, что он дома, потому что он почти всегда был дома. Через несколько секунд дверь открылась. Она с удивлением обнаружила, что он до сих пор в футболке и трусах. Они поглядели друг на друга, и когда она поставила ногу в дверной проем, он просто развернулся и пошел в комнату, оставив дверь приоткрытой.

Она пошла за ним. Он уселся за свою стойку с компьютером, подчеркнуто держась к ней спиной; она, ни слова не говоря, улеглась на диван, старательно свесив обутые ноги за край, чтобы его не испачкать. Слева на стене висел единственный неизменный элемент квартиры: постер 2001: A Space Odyssey, an epic drama of adventure and exploration. Сколько вечеров провела она здесь, глядя на эту самую афишу “Космической одиссеи”?

В послеобеденной тишине, тишине безработных, фрилансеров и пенсионеров, она слышала, как он стучит пальцами по клавиатуре. Каждый человек печатает в своем собственном, только ему присущем ритме, у каждого своя манера нажимать на клавиши, создающая неповторимую, сугубо личную музыку. Она знала, что он не заговорит – слишком рано, несмотря на все ее бесконечные мейлы с извинениями, – но чувствовала себя избранницей уже потому, что могла валяться на его диване.

Кристоф откинулся в кресле. Поль был прав. Если бы вокруг текстов про Сирию поднимался шум в интернете, Палома требовала бы их, еще и еще. А если проблема не в Паломе, а в людях? А если… о господи… а если люди идиоты? Он потряс головой. Нельзя смотреть на вещи с такой точки зрения. Это совсем на него не похоже. Кристоф любил людей и считал это скорее симпатичной чертой своего характера, пусть даже иногда она приводила к неверным оценкам.

Он увидел, что пришел мейл от Марианны. Ну что за детский сад эта парочка. Пока он чатился с Полем, Марианна писала ему с дивана Поля. Он спросил себя, случайно ли два его лучших друга настолько похожи на детей. Голова по-прежнему болела, как будто гудело между мозгом и глазами. Он сильно ущипнул себя за переносицу в надежде, что боль утихнет. Наверно, он слишком подолгу сидит за компьютером.

Мейл от Марианны был короткий.

Он ответил:

Марианна:

Кристоф смотрел на экран в полном ступоре. В голове неотвязно крутилась невесть откуда всплывшая фраза: “монстры с монстрихами”. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы реальность наконец продралась через его затуманенный мозг. Он работает с Паломой. Палома живет с этим Луи-подонком-Домейлом. То есть между ним и этим скотом как будто снова рабочие отношения. Как будто после всех этих лет Луи опять собирается пустить псу под хвост все, что Кристоф восстанавливал своим трудом. Всю жизнь Домейл будет его преследовать, поджидать в темноте, когда подвернется случай разнести вдребезги самые дорогие для него планы.

Одна мысль о том, что Палома по вечерам повествует Луи про Infos – партнеры всегда друг другу рассказывают, как прошел рабочий день, – сводила его с ума. Он поднял голову, и его взгляд уперся аккурат в Палому, по-прежнему восседающую в своей стеклянной зале; она одарила его лицемерной улыбкой. Так вот каких баб любит Домейл? Белобрысая мать семейства с пышными грудями? Этакая мамаша Нутелла? Он не знал, что написано у него на лице, но Палома отвела взгляд вроде бы в некоторой тревоге. Теперь он не просто ее ненавидел. Ему хотелось ее убить.

Всю неделю Марианна после обеда молча лежала у Поля на диване. Являлась около часа дня, он открывал, не глядя на нее, и уходил обратно к компу; когда через три часа она наконец поднималась и уходила, он даже не поворачивал головы. Но она безропотно сносила это наказание: ведь если есть наказание, значит, по логике, все должно кончиться прощением и примирением. Поэтому она, как истинная кающаяся грешница, приходила каждый день; к тому же это позволяло ей вздремнуть днем и подумать о своей ситуации. Тем не менее она по-прежнему считала, что изначально виноват именно Поль. Разумеется, она бы никогда не стала так себя вести, если бы знала, что он любит Софию. Но ее беспокоили причины, заставившие Поля молчать, хуже того, лгать про их отношения. Неужели это значит, что она не оставила ему места для признания? Что она чудовище, которому страшно сказать правду? Или же – куда более соблазнительная гипотеза – Поль сам знал, что их с Софией отношения не слишком радужны, и стыдился этого? Наверно, отчасти и то и другое.

А между ними стоял Кристоф, пытаясь донести до каждого голос другого. Марианне он повторял, что нечего лезть в чужую жизнь, а еще, что неплохо бы признать, что пить ей вредно.

Другим источником Марианниной заботы была ее страховка. Ее оскорбило, что организация, клиенткой которой она себя считала, согласно аксиоме “клиент всегда прав”, взяла и вычеркнула ее из списков. Как системе удалось настолько извратить положение вещей, что теперь клиентам надо умолять фирмы их принять? Ей это напоминало очереди перед магазинами Apple при выходе каждого нового продукта. Если раньше бренды гонялись за потребителями, то теперь этот логичный порядок перевернут с ног на голову и люди сами умоляют забрать у них деньги.

Мысль написать статью для Кристофа была хорошей морковкой, она видела в этом чуть ли не обещание взять ее на работу. Ну… на фриланс. Поэтому она пустилась на поиски, пытаясь понять, как вообще работает система обработки личных данных.

Демократизация доступа в интернет привела к тому, что объем данных, которые человек ежедневно оставлял в сети – в первую очередь, конечно, в социальных сетях, – рос лавинообразно. Но профилирование шло гораздо дальше. Многие сайты встраивали “жучки” в браузеры пользователей. Несколько кликов – и у вас оказывалась не одна сотня этих cookies, а вы и не замечали. Куки фиксировали все прочие сайты, какие вы посещали, время, проведенное на каждой странице, ее название, модель вашего компьютера и версию вашего браузера. Например, если обнаруживалось, что у вас шикарный компьютер, некоторые туристические сайты предлагали вам гостиничные номера подороже.

Но и этим дело не ограничивалось. Настоящий переворот состоял в том, что вся эта информация могла пересекаться с вашей повседневной, офлайновой жизнью. Скажем, через карты постоянного покупателя, которые вам предлагал любой заштатный магазинчик. До сих пор Марианна считала, что эти карты служат только для удержания клиента – благодаря обещанной двадцатипроцентной скидке после десятка покупок. На самом деле стратегический интерес заключался в сборе персонализированной информации. Имя, адрес, возраст, семейное положение, список покупок, сделанных при каждом подходе к кассе, частота покупок, средняя цена чека. В соответствии с этими признаками создавался ваш профиль, соотнесенный с профилем сетевым. Процесс стремительно развивался благодаря всяким приложениям и подключенным к интернету гаджетам. И весь этот склад данных, бомба замедленного действия, взрывался именно в сфере медицины. Напольные весы и прочие примочки передавали фирмам весьма подробные данные об изменениях в состоянии вашего здоровья. К тому же Марианна давно пользовалась приложением, отслеживающим ее менструальный цикл.

Каждая фирма, владеющая такого рода информацией, могла перепродавать личные дела клиентов. И все это учинила поразительная монада – французское государство. С сентября 2011 года министерство внутренних дел пустило в свободную продажу имена, адреса, номера телефонов, марки автомобилей новых обладателей техпаспортов. За один год это принесло три миллиона евро – и породило немалое число нежелательных звонков потребителям от производителей машин.

Вот это все и было пресловутым Big Data. Настоящей информационной манной небесной, “современной нефтью”, оказавшейся в распоряжении фирм, которые пока только начинали задумываться, какое применение ей найти; об этом свидетельствовали специальные подборки на сайте stratйgies.fr (Big Data, big deal), lesechos.fr (“Big Data: как превратить массив необработанных данных в выигрышные стратегии”), e-marketing.fr (Big Data = big challenge = big opportunity), L’Argus de l’assurance (“Big Data, чудодейственное решение?”).

Но все это никак не объясняло, почему Марианна отныне должна сама нести все расходы на лечение дочери.

Покаяние Марианны вновь пробудило к жизни садистские наклонности Поля. Чувство, что она здесь, у него за спиной, неподвижно лежит на диване, наполняло его ликованием. Отец наверняка бы заявил, что так выражается его подавленное сексуальное влечение. Очередная громадная чушь. Поль всегда вполне четко сознавал, что ему хочется переспать с Марианной. На худой конец держать ее в плену и покорности на диване, что приносило ему полное удовлетворение. К тому же Марианна уходила в 16.00, видимо, забирать дочку из школы, и тем самым избегала столь же досадной, сколь и нежелательной встречи с Софией. Ему оставалось только проветрить гостиную, чтобы выветрить запах духов одной до прихода другой – ибо он, естественно, не поставил Софию в известность об этих ежедневных визитах. У нее явно был зуб на Марианну. К тому же Поль, выгораживая себя после этого адского вечера, слегка приврал. Может, ввернул, просто так, к слову, что Марианна – девица славная, но “с приветом” или даже “вообще с катушек съехавшая”, что после жуткой истории с порнороликом, оказавшимся в сети, она слегка не в себе. Что они с Кристофом пытались помочь ей встать на ноги, но, увы, не вышло. И непонятно, что сделает Марианна, если про это узнает, – то ли посмеется, то ли подожжет его квартиру. Поэтому он был весьма заинтересован в том, чтобы Марианна с Софией встречались как можно реже.

Набеги Марианны имели и еще одно немаловажное преимущество: они заставляли его хоть немножко работать. Не займи она его диван, он бы сам уместил на него свою задницу и целый день смотрел фильмы. А так приходилось делать вид, что он работает за компом. Для начала надо навести порядок в своих делах, а потом искать новый способ добывать пропитание. В разговоре с Кристофом он слегка преувеличил свои финансовые проблемы. У него оставалось еще немало налички, припрятанной на кухне в коробке из-под печенья: мания, унаследованная от бабушки. Но он отнюдь не собирался менять образ жизни, экономить и переходить на дерьмо made in Franprix. К тому же он почти безгранично верил в свои умственные способности и не сомневался, что, когда окажется в полной жопе, его мозг произведет на свет еще одну гениальную идею и вытащит его из безденежья.

Поскольку момент этот пока не настал, он занялся бухгалтерской отчетностью PenisInc. Ему хотелось выяснить точно, сколько денег он заработал с самого начала. Он чуть ли не сладострастно выстраивал колонки цифр, Penissimo, Maxipenis, расход, доход, деньги, выплаченные Кристофу в начале этой авантюры, а потом, ежемесячно – Марианне. Купил себе в канцелярском магазине настоящую книгу бухгалтерского учета и каждый день после обеда переписывал туда цифры, пока Марианна размышляла о смысле жизни или еще какой-нибудь своей обычной херне.

Подсчеты перемежались выходами в интернет. Поскольку Марианна лежала у него на диване, он мог спокойно чатиться с Кристофом по IRC.

Еще он подолгу сидел в Фейсбуке и в других соцсетях в поисках новой гениальной идеи. Придумать надо было какое-нибудь приложение для смартфона. Но, обнаружив, что существует даже приложение, подсказывающее, где можно пописать, он говорил себе, что все идеи уже расхватаны. Без всякого интереса просматривая статусы – то ли люди теперь делились исключительно статьями, то ли Фейсбук выдавал ему одни нудные и серьезные статьи, – он вдруг заметил сбоку рекламную вставку:

Наклониться к экрану его заставило вовсе не это обещание, а рекламное фото. Маленькое квадратное фото с улыбающимся лицом блондинки.

Девица как две капли воды походила на чмошницу, развалившуюся на диване у него за спиной.

Марианна крупным планом, одна сплошная чарующая, застенчивая улыбка. Кажется, он даже смутно помнил это фото. Похоже, старая фотография, которую она в прежние годы ставила на аватарку в соцсетях.

Он выпрямился. Ему до смерти хотелось обернуться и взглянуть на лицо Марианны, но об этом не могло быть и речи. Вместо этого он стал искать в гугл-картинках фотографии Марианны. И в конце концов нашел точную копию изображения. Кликнув, он попал на статью 2007 года с какого-то сайта необычных новостей, где рассказывалось про порноролик и выступление Марианны против Фредерика Лефевра. Он проверил связанные с текстом ключевые слова: “девушка, секси, секс, любовь, интернет”. Вот и объяснение. Он знал, что такую рекламу генерируют боты, роботы, копающиеся в базах данных фотографий и выискивающие те, что подходят под заданные в объявлении критерии. Если программист дал роботу задание найти фото сексуальной девицы, отвечающее всем прочим критериям, вполне логично, что робот взял фото Марианны и привязал его к сайту про “новые встречи”. Скандалов в подобном духе случалось уже немало. Фото одной канадской девочки-подростка, покончившей с собой из-за дела о порноролике, уже после ее смерти оказалось на рекламе “Найди любовь в Канаде”.

Ладно, не конец света; но он не знал, как отреагирует Марианна на свое вдруг всплывшее прошлое порнозвезды. К тому же спросить значило вступить с ней в контакт. А она всего дней десять подыхала у него на диване и вполне заслуживала еще нескольких недель покаяния. Но сделать вид, что он вообще не видел эту рекламу, тоже нельзя. Он откашлялся и немедленно почувствовал, что Марианна села. Не поворачиваясь, он знаком поманил ее к экрану. Она вскочила и встала рядом. Он пальцем показал ей на рекламу.

– Ох, блин… – выдохнула она. – Это еще что за херотень?

Поль вздохнул и стал объяснять, как работает агрегатор картинок. Когда он умолк, она смотрела на него с легкой довольной улыбкой. За время своей речи он, сам того не сознавая, повернулся к ней лицом.

– Ок, – сказала она, – и что мне делать, чтобы это убрать?

– Извиняюсь, но положить Фейсбук я не могу. Тебе надо написать чувакам, повесившим рекламу, и в службу поддержки французского Фейсбука, чтобы они убрали картинку с тобой.

– Блин, до чего ж заколебало… Когда только кончится эта хрень, – она обернулась к нему, – думаешь, у Готье те же проблемы?

– Не-а. Он не связан с ключевым словом “сексуальный парень”. Он связан с маленьким членом.

– Уже нет.

Несколько лет назад Готье оплатил услуги фирмы, занимающейся сетевой репутацией, чтобы они очистили его имя в интернете. Чистильщикам не удалось стереть “Готье Сандос + micropenis”, но они сгенерировали достаточное число других интернет-страниц о своем клиенте, и страницы, связанные с сексуальной проблемой, ушли в самые глубины выдачи гугла.

– Это какую же прорву времени займет связываться со всеми этими людьми…

– Ну конечно, ты же сейчас невесть как занята…

– Представь себе, да, занята. Я для Кристофа делаю расследование по Big Data. Меня вычеркнули из списков страховой компании, потому что я, по их мнению, ненадежный клиент, и я пытаюсь понять, как эта система функционирует.

Она вдруг умолкла на полуслове и ткнула пальцем в экран Поля:

– То есть ты говоришь, моя картинка связана с этими ключевыми словами?

Поль кивнул.

– Значит, и имя мое может быть с ними связано?

– Ну да. Конечно. Тоже мне открытие.

– Конечно. Но раньше все, что было в интернете, там и оставалось. А с Big Data и с пересечением всех этих данных с историей с порнороликом меня вполне могли профилировать как ненадежную клиентку…

– Ну да. Не исключено.

– А если так, значит, моя дочь больше не обеспечена страховкой опять из-за этого мудака Готье?!

– Интернет ничего не забывает, ты же знаешь.

– Знаю. Но раньше сеть была отрезана от реальной жизни, – она изобразила руками кавычки, обозначая, с какими оговорками следует использовать это выражение.

– Ты прямо как Кристоф. Я же вам говорил, что нашу сеть изгадят, а вы не хотели меня слушать. Интернет умер. Он превратился в копию реала.

– В симулякр.

– Если тебе непременно надо швыряться своими умными словечками, то да.

К величайшему ужасу Поля, на глаза Марианны навернулись слезы.

– Блядь, нет! Только не реви! Ты же знаешь, я этого не выношу.

Она всхлипнула, вытерла глаза тыльной стороной руки и просипела “нет”.

– Просто и история эта опять выплыла, и ты на меня дуешься, и с деньгами проблемы, и интернет умер, это уже чересчур.

Она чуть-чуть шмыгала носом.

Поль потрепал ее по плечу:

– Ты хоть не повесишься?

– Да нет. С чего бы? Ты считаешь, что у меня уж настолько отчаянная ситуация?

– Нет, но куча девиц уже повесилась из-за всплывающих порнороликов.

– Спасибо, утешил…

– Просто чтоб ты знала.

– Иногда мне кажется, что ты меня считаешь буйнопомешанной.

– Да нет… Ты просто… эм-м… слегка прибабахнутая.