— Что сегодня в меню — нечто заманчивое?

Макс поднимает взгляд от восьми больших чанов, в которых он готовит еду, по очереди помешивая варево в каждом из них. У него нет черпака, так что он импровизировал с тем, что смог найти. Макс полагает, это может быть частью испытания.

Они шесть недель проходили учения на Воеводе 9, где за это время их заставили сделать физических упражнений больше, чем он мог себе представить. Работа повара для команд помощи, как он теперь видит, не сильно отличается от работы астронавта. Им по-прежнему требуется твоя идеальная физическая форма, куда бы ты ни направлялся. Во всяком случае, по сравнению с этим, учения в космическом агентстве просто меркнут: тут он отжимался, делал выпрыгивания вверх из положения лежа, стоя в планке, плюс ежедневные двух-, пяти- и десятикилометровые забеги, и все время на них кричали. ЕКАВ привела его в форму (о чем свидетельствует бумага с результатами кардионагрузок), используя технику, но ему нравится бездумность старомодных тренировок на свежем воздухе. Ему по душе возможность отключиться от внешнего мира и сосредоточиться на том, чтобы пройти через тот момент.

Дзен, так они это называли. Он чувствует дзен. Отличный уровень эндорфинов.

Макс мысленно готовится к их придиркам.

— Рагу.

— Опять?

— Прекрасное питательное рагу. Если тебе повезет, я даже добавлю пару гренок.

— Не пытайся выдать эти куски черствого хлеба за гренки. Опять ты со своим бахвальством, — говорит проходящий подготовку руководитель команды помощи, и Макс улыбается в ответ.

— Это хорошая подготовка к тому моменту, когда у нас истощатся припасы.

— Так будет недолго, — говорит руководитель новой команды. — Затем нас отправят на побережье, в основную часть военной зоны.

Макс передает ему миску.

— Да?

— В прибрежных регионах США полная неразбериха, — говорит он, — все сражаются за возвышенности и водоемы.

Макс задумывается о том, где может находиться брат Кэрис, но вскоре отбрасывает эту мысль.

— Кем ты работал до этого?

— Плотником. А ты?

— Шеф-поваром.

— Надо же, — говорит руководитель команды, — я думал… — Макс смотрит на него, но он недоговаривает фразу. — Не забудь про мою добавку гренок.

Они спят в старейшем университете Европии, красивые здания из красного и желтого кирпича с комнатами из стекла и стали. В общежитиях, находящихся наверху, большие стеклянные стены без штор, поэтому Макс особо не отдыхает, но, по крайней мере, это означает меньше ночных кошмаров. Непрекращающаяся рутина, состоящая из готовки и тренировок команд помощи, отвлекла его от привычных мыслей. По ночам он осмеливается смотреть на нее, много раз открывая одну и ту же фотографию: Кэрис стоит в его объятиях на фоне развевающихся цифровых флагов Игр Воевод.

Они в другом климате, в том, что кажется теперь иной жизнью.

Подав завтрак, Макс присоединяется к лекциям по оказанию первой помоши и питанию, проходящим в здании университета. Он на автопилоте смешивает одну ложку соли с восемью ложками сахара, добавляя пять чашек питьевой воды, чтобы сделать раствор для регидратации. Инструктор Келли кивает головой в знак одобрения:

— Вы знаете свое дело.

— Я проходил учения в ЕКАВ. Гидратация очень важна в космосе.

Взглянув на историю Макса, инструктор мягко говорит:

— Да, хотя я полагаю, вода становится более вязкой при отсутствии гравитации.

— Ббльшая часть поступает в тело через трубки. Ты можешь утонуть в собственных слезах, если они заполнят твой шлем во время выхода в открытый космос.

Инструктор выглядит шокированной пару секунд, затем приходит в себя, хлопает Макса по плечу и направляется к следующему стажеру.

— Слишком много соли, — говорит она. — Твоего пациента затошнит от этой соленой воды.

Макс готовит еду для своей команды, поочередно меняясь с другими поварами на завтрак, обед и ужин. У них собралась хорошая компания добровольцев, хотя они по понятным причинам озабочены неизбежной поездкой в бывшие Соединенные Штаты. Каждая фраза начинается с «когда», а не с «если»; они много говорят о том, что будут делать, столкнувшись с повстанцами.

Лагерь быстро подхватывает малейшие новости из первоисточников, в то время как множатся слухи, сводящие новобранцев с ума. Немало из них просится домой или использует свободное время, чтобы позвонить близким, Стенные реки постоянно освещают стены общей гостиной.

Максу хочется поговорить с кем-то, кто знал Кэрис. Не с кем-то, кто слышал о ней, не с тетей Прией или даже Кентом, для которого она была дорога; он хочет поговорить с тем, кто слышал ее смех, кому были известны ее амбиции, кто прикасался к ней. Он боится, что она станет призраком, Макс постоянно смотрит на фото с Игр отчасти для того, чтобы держать в памяти ее лицо. Ему хочется написать Лю, однако тот не звонил уже какое-то время. «Расскажи мне про свое любимое воспоминание о Кэрис», — сказал Лю на поминках, и Макс его стукнул. Лю пробовал снова и снова, но было ясно, что Макс очень переживает. В конце концов Лю оставил его в покое.

В свободное время Макс пишет Лилиане на Майндшер. Удивленная его сообщением, она быстро отвечает.

— Король десертов, — печатает она, и красный текст появляется в маленьком окошке на стене общей гостиной, где Макс сидит с еще парой человек, которые разговаривают с семьями и друзьями на отдельных Стенных реках. — Больше не астронавт?

— Судя по всему, нет, — отвечает Макс. — Теперь я король рагу.

Пауза.

Он закрывает глаза.

— Я понимаю, о чем ты, — печатает он. — Меня теперь вообще в принципе никто никак не зовет.

Опять пауза, и он наблюдает, как она набирает текст, ожидая, пока появится сообщение.

— Спасибо. Ты тоже. — В качестве запоздалой мысли он добавляет: — Если к тому времени я не окажусь в тех руинах, что остались от Америки.

— Храни тебя Бог, — печатает она, — и будь осторожен.

Любое проявление чувства опасности Макс ассоциирует со слухами или расплывчатым, туманным будущим, в то время как его товарищи говорят «когда» вместо «если», он думает лишь о минутах. Следующие десять потратит на двухкилометровый забег. Двадцать после этого — на приготовление обеда.

В один из дней, когда Макс моет шестнадцать кастрюль, крутя стальную посуду под потоком воды — девять минут, — старший инструктор, та, что похвалила его за технику приготовления раствора для регидратации, застает его на кухне. Макс переходит к ножам, по очереди затачивая каждое лезвие, когда она обращается к нему с просьбой.

— Вы хотите, чтобы я рассказал им о поле астероидов, — повторяет он.

— Пожалуйста, — говорит Келли, подавая ему очередной нож. — У тебя есть непосредственный опыт. Многие люди напуганы.

Макс одной рукой потирает висок, все еще держа в другой заточку.

— Вы же знаете, что я подписался работать поваром? Это не относится к моей деятельности в космическом агентстве.

Она подбирает слова:

— Дело в том, Макс, что с учетом твоих учений в ЕКАВ и твоего опыта ты наиболее подготовлен из всех нас.

— Это не так.

Келли ласково улыбается:

— Ты слышал о том, что случилось с первыми астронавтами, когда они увидели Землю с Луны?

Он мысленно перебирает варианты.

— Один маленький шаг для человека. Больше ничего не приходит на ум.

— Они посмотрели вниз на нашу крошечную планету и увидели, что национальных границ не существует и конфликты между людьми не важны, потому что мы все там, вместе. Они придумали для этого специальный термин — эффект общего обзора. — Она передает ему следующий нож. — У людей, видевших Землю из космоса, есть представление, которого другие не имеют.

Он вздыхает:

— И вы считаете, у меня оно есть.

— Разве нет?

Макс не хочет называть это видом когнитивного изменения, вероятно, им не испытанным. Он не желает открывать ей, что единственными когнитивными изменениями, испытанными им в космосе, являются горе, потеря и продолжительный психический хаос, который он пытается подавить рутиной.

— Я видела, как ты превосходишь лучших здесь. Ты умеешь импровизировать. Ты адаптируешься. Из всех, — Келли жестом обводит помещение, хотя они в этой комнате одни, — именно ты должен вести за собой команду. Тебе следует быть командиром.

Макс минуту молчит, водя лезвием кухонного ножа по стальному стержню точилки и думая, как правильно сформулировать свою мысль.

— Келли, — можно звать вас так? — дело в том, что я не солдат. И я определенно не герой. — «Большинство героических поступков не связаны с жареным картофелем», — признаёт он.

— Тебе не нужно будет лететь.

Он делает глубокий вздох.

— Я не считаю, что команды помощи стоит вооружать.

— Это только для нашей защиты.

— Самозащита не должна требовать силы. Использовать силу во имя Европии ничуть не лучше, чем воевать с самого начала.

— А кто, по-твоему, выиграл войну? — спрашивает она.

— Кто выиграл? — повторяет за ней Макс. — Никто. Невозможно выйти из этого победителем, если изувечен целый континент.

— Вот именно, Макс. В точку. И между тем тебе кажется, что ты не обладаешь даром глобального видения. — Она качает головой, улыбаясь сама себе. — Почему бы тебе не присоединиться сегодня вечером к лекциям для руководителей команд, чтобы понять, подходит тебе это или нет?

— Я подумаю.

Келли делает шаг назад.

— И ты расскажешь про астероиды?

— Я подумаю.

— Хорошо. Приходи в сектор к восьми.

— Во имя кого вы действуете? — громко спрашивает Келли, и руководители команд затихают, поворачиваясь к ней.

— Не Бога, не короля или страны, — кричат они в ответ.

— Во имя кого?

— Во имя себя.

Заинтересованный, Макс выходит из кухни и, развязав свой поварской фартук, прислоняется к кирпичной стене в конце зала. Келли, повернув запястье, активирует внешние Стенные реки с четырех сторон двора, стены университета, вспыхнув, оживают.

— Команда, пришло время вам узнать чуть больше о месте, которое вы собираетесь посетить. Лучше я покажу вам реальную ситуацию, чем вы будете продолжать сходить с ума от слухов.

На всех четырех стенах появляется прямая трансляция, и руководители групп, окруженные проекциями, вытягиваются в разные стороны, чтобы лучше видеть.

— Там нет ничего, с чем вы не справились бы, — говорит Келли, — но вам следует быть готовыми, и я хочу этого.

Большой знак Южного университета Джорджии с отслаивающейся на нем вздутой краской лежит отброшенный у дороги, белые деревянные дома давно истлели, но сады и рушащаяся башня с часами по-прежнему стоят. Камера останавливается на этом кадре, позволяя их глазам привыкнуть, перед тем как изображение поворачивается, демонстрируя остальную часть пейзажа.

Раздаются удивленные вздохи.

— Что, черт возьми, могло произойти? — потрясенно спрашивает кто-то.

— Люди, — тихо говорит Макс, его пульс набирает скорость.

Выбоины и воронки испещрили землю черными дырами на месте домов и городов, изумрудная пышная зелень Джорджии давно исчезла. Им видятся изуродованные лица там, где их на самом деле нет, потому что здесь, куда ни глянь, отсутствуют какие-либо признаки жизни. Пепел покрывает все слоем серой пыли, которая поднимается от порыва ветра, вызванного поворотом камеры.

Через мгновение они осознают, что пепел клубится над человеческими останками.

— Шесть устройств, — говорит инструктор вполголоса. — Шесть ядерных устройств, расположенных достаточно близко друг к другу, чтобы создать цепную реакцию. — Она по очереди смотрит на каждого из них, пока они, вытянув шеи, глядят на опустошение, которое демонстрируется на четырех стенах. — Вот так люди сделали это. Друг другу.

Камера задерживается на остатках черепа, и Макса начинает тошнить, его сердце хаотично стучит в груди. Движение камеры задевает череп, так что он катится в их сторону и на нем раскручивается прядь каштановых волос. Макс отскакивает:

— Господи.

— Почему они это сделали — из-за нефти? — спрашивает кто-то.

— Из-за нефти, — отвечает тренер, — денег, власти, господства.

— Дерьмо, — говорит один из новобранцев. — Европия — это свет.

Макс чувствует усиливающееся покалывание на своей коже, от позвоночника к вискам, и в нем зарождается острая тревога. Среди присутствующих нарастает ропот согласия и одобрения, утихающий, когда они вновь смотрят на опустошенную землю.

— Помните, — говорит Келли, — наша единственная задача состоит в том, чтобы помогать людям.

У Макса перехватывает дыхание, его легкие начинают гореть от ужаса, и он отходит от стены, пробираясь к выходу. Он оставляет их, двигаясь к более уединенному месту.

«Это не должно было случиться», — думает Макс. Этим переживаниям надлежало иссякнуть от постоянной рутины и режима. Он присоединился к командам помощи, будто окунувшись в вакуум, — место, где дают простые задания и требуются элементарные навыки. Не похожее на космос.

— Я не смог тебя спасти, — шепчет он, опять видя перед глазами тот череп, с которого спадает прядь каштановых волос, и, словно в замедленной съемке, сливается с Кэрис, ее рыжеватые волосы спадают на него в ту ночь, когда они легли в постель, после Игр.

«Мне еще никогда не хотелось чего-то настолько сильно». Одинокая слеза стекает по его лицу. «Так не должно было случиться», — думает он. Война не может быть настолько похожей на это.

— Лилиана, — печатает он в отчаянии, активировав свой чип.

— Что произошло? — Ответ приходит быстро, и он выдыхает с облегчением.

— Я ее подвел. — Макс пишет о своем наиболее сокровенном страхе: — И я все еще подвожу ее, сейчас.

Лилиана переключается на голосовой вызов, Макс подскакивает от звонка, а затем удивленно отвечает:

— Привет.

— Ты не должен жить согласно чему-то, — говорит она. — Ты должен просто жить. Посмотри на себя — помогаешь людям, готовишь для нуждающихся. Ты заставляешь таких людей, как я, верить.

— У тебя уже была вера. — Он прислоняется к красно-желтой кирпичной стене, по спине и лбу Макса течет пот. — Это не то, что я себе представлял, придя сюда. Я думал, меня будут учить готовить и помогать выжившим. Но это как… армия.

Она ждет.

— Они хотят, чтобы я был солдатом. — Его голос хриплый. — Они уверены, что я герой.

— Макс, ты выживший. Кэрис считала тебя героем.

Он медленно проходит под древними арками университета к саду с мощеными дорожками в вечернем тепле Воеводы 9.

— Кэрис много чего обо мне думала.

— Как по-твоему, может, стоит дать себе небольшую поблажку? Мне не кажется, что ты понимаешь. Она уважала тебя, и ты рос, чтобы удовлетворить ее ожидания. Она, в свою очередь, делала то же для тебя. Ты разве не видишь? Когда вы были вместе, то являлись лучшими версиями самих себя. Она сделала тебя более мягким и в то же время более амбициозным. А Кэрис с тобой была сильнее и счастливее.

— Возможно, — говорит он, пульс все еще чувствуется на шее, пока кровь разносит по его организму последствия панической атаки.

— Так что ты можешь быть потерянным без нее, но она была бы такой же потерянной без тебя.

— Я не солдат, Лилиана. — Его голос надламывается. — Я никогда не хотел держать на весах две жизни и решать, кто заслуживает жить.

— Понимаю, — говорит она. — Ты не хочешь, чтобы судьба опять сделала этот выбор в твою пользу.

— Мне бы хотелось, чтобы это можно было изменить, — говорит он, и к одинокой слезе быстро присоединяется еще одна, когда его сердце рвется от боли.

— Люди раньше верили, — продолжает Лилиана, — что у нас есть шанс повторить нашу жизнь. Мы проживаем ее снова и снова, и единственный способ двигаться дальше — принять другое решение, добиться иного результата. Только тогда мы постигнем высший план. Так что тот ужасный эпизод, пережитый тобой, это всего лишь один момент, который можешь прожить заново с другим исходом, и так раз за разом, пока не добьешься нужного. Ты сделаешь выбор, когда этот момент наступит снова. Ты сделаешь единственно правильный выбор.

— Я бы взял его обратно, если бы мог, — отчаянно говорит он, и, пока думает о двух жизнях, удерживаемых в равновесии, его разум, крутясь, уносится в прошлое, отматывая кадры назад, как на катушке кинопленки…