Глава двадцать пятая
Макс направляется к светящемуся белому кубу больницы, отделение ничуть не изменилось с его последнего визита, только на стенах — таблички с другими именами, а в кроватях лежат другие дети. Бесконечный поток пациентов, нуждающихся в медицинских услугах врачей, или бесконечный поток врачей, нуждающихся в болезнях пациентов. Ему становится неловко от этой мысли, однако именно из-за его матери у него возникает все больше и больше подобных идей. Злость постоянно выталкивает их на неправильный путь, они резки друг с другом при каждом личном разговоре, поэтому не хотят общаться, в то время как должны делать попытки примирения.
Он идет прямо к палате Кента на верхнем этаже, встречая мать в коридоре, на ее лице такая же маска презрения, как и во время их последней ссоры в этом месте.
— Ты пришел. — Это все, что она говорит.
— Я хочу увидеть брата.
— О, теперь тебе это удобно. Ты никогда не заботился о нем прежде.
«Ну началось», — думает Макс. Как легко упустить из виду истину, когда аргументы превыше всего.
— Сейчас я здесь.
Она берет цифровой планшет возле двери рядом с палатой Кента, и мультяшный плюшевый мишка на Стенных реках в холле начинает весело скакать в их сторону.
— Ты не приходил сюда ради него.
— Ради него или ради тебя? — Макс впервые задается вопросом о том, что ей довелось пережить, когда он полетел к поясу астероидов. Он так хотел, чтобы они поняли его боль, что не подумал об их собственной. Ему казалось, они ее не чувствовали.
— Ради Кента, — сухо отвечает она. — Он в этом не виноват.
— Я знаю. — Макс закрывает глаза, не в силах перестать разжигать страсти. — Ты когда-нибудь спросишь меня о том, что я пережил там, наверху?
— Ты полетел. Потерпел фиаско. Я не уверена, что это стоит обсуждать.
— Она погибла, мам. Она умерла, чтобы спасти меня. Ты не можешь проигнорировать это.
— И мне тебя жаль, Макс, но данный факт не оправдывает того, что вы нарушили правила.
— Мы не нарушали правил, мы просили их изменить. И они выслушали нас, — говорит он. В отличие от тебя.
— Да, — отвечает она, стоя в ужасно узком коридоре, и, подавшись вперед, приближает к нему свое лицо так близко, что он может уловить в воздухе запах кофе, когда она дышит. — А ты не заметил, что всё… несколько изменилось, с тех пор как ты вернулся?
— Что ты имеешь в виду?
— Все отмены правил, самоанализы, разногласия?
— Отмены?
— Ты не заметил, — говорит она монотонным голосом.
— Нет. О чем ты?
— Типично для тебя. — Она отходит назад, поворачиваясь к двери палаты Кента. — Бросаешь вызов правилам утопии, а после того, как ты это сделал, даже не замечаешь, что происходит.
— Но…
— Я не знаю, что хуже: оспаривать правила или обеспечить наихудший возможный исход немногим людям, которым ты дал надежду.
— Ох, — говорит Макс, и его лицо становится мрачным.
— Вот что случается, — подытоживает она, — когда ты позволяешь ребенку бегать и делать все, что ему вздумается.
Зная, что это будет последней каплей, он тихо говорит:
— Я не ребенок.
Профессор бросает цифровой планшет и, когда он с оглушительным шумом падает на пол, произносит:
— Ты продолжаешь вести себя как ребенок, поэтому мы и относимся к тебе именно так. — Мультяшный мишка на экране перескакивает дверной проем, и она резко выключает картинку. — Почему ты меня не слушаешь? Я пытаюсь тебе помочь. Ты когда-нибудь поймешь это?
Он молчит, все его мышцы напряжены.
— Максимилиан, я знаю, что мы были жесткими с тобой, но Воеводство создано людьми и для людей. Ты все еще можешь исправить то, что натворил.
Макс молчит, обдумывая ее слова.
— Папе понравилась Кэрис, когда они познакомились.
Мать смотрит на сына в замешательстве:
— Что?
— Ты считала, она очень хорошая, пока не узнала, что я люблю ее.
— Не понимаю, к чему ты клонишь.
Он вздыхает:
— Я тебе тоже нравился, пока жил так, как ты хотела.
— Максимилиан. Ты вообще меня слушаешь? Тебе нужно исправить то, что ты натворил. Ты должен показать людям, что заблуждался и теперь будешь жить правильно.
Ее слова задевают в Максе какую-то струну.
«Живи хорошо, — сказала она, — ради меня».
Вопреки здравому смыслу, коварные слова его матери вновь и вновь закрадываются в голову, перемешиваясь со словами Кэрис, он больше не может выносить давление внутри головы и кричит, чтобы заглушить их.
Его мать удивленно смотрит на сына.
Макс пытается бороться с чувствами, его гнев выходит вместе с криком, пока не оставляет за собой пустоту.
— Я больше не могу так.
— В смысле?
Макс закрывает глаза.
— Как мне это исправить, мам?
— Ты правда хочешь?
— Правда.
Она со скептическим выражением лица смотрит на него.
— Ты действительно просишь у меня совета?
— Что мне нужно сделать? Скажи.
— Ты можешь начать помогать людям, вместо того чтобы помогать себе.
Макс не возражает, в глубине души зная, что он уже начал все исправлять, и теперь не разжигает проблемы еще больше.
Он мягко говорит:
— Я лучше, чем ты думаешь.
— Мы все на это надеемся, Макс.
— Я докажу.
— Аллилуйя, — произносит она. — Наконец-то.
— Мне может понадобиться твоя помощь, — говорит он, его внутренняя борьба завершилась, поэтому мать кивает.
— Все, что тебе потребуется, чтобы исправить это.
— Хорошо, — говорит Макс. — Теперь я могу увидеть брата? Пожалуйста.
Она соглашается, открывая дверь и пропуская его, но остается стоять в дверном проеме, наблюдая за двумя своими сыновьями.
Уставший Кент поднимает голову от подушки и расплывается в беззубой улыбке:
— Привет, Мак.
— Ого. Ты потерял еще несколько зубов?
— Все молочные уже выпали.
Кент такой гордый, и сердце Макса щемит из-за мальчика в большой кровати, гордящегося тем, что достиг определенного рубежа. Макс надеется, что Кент достигнет всех возрастных рубежей, у него появится шанс преодолеть болезнь и прожить долгую, полноценную жизнь. В отличие от Кэрис.
Осознание ее отсутствия будто ударяет его в живот. Игры горя с разумом причиняют боль, и он снова думает о том, как несправедливо, что мозг может на секунду забыть все случившееся, сделать это только для того, чтобы заново ударить. Как он мог забыть, даже на секунду, что ее больше нет?
— Ты спишь в моей комнате? — спрашивает Кент, и Макс отрицательно качает головой:
— Нет, дружище. Это неправильно, особенно когда ты часто возвращаешься домой. Я спал на диване.
Глаза мальчика округляются от удивления, когда он представляет такой бунт, и Макс ерошит его волосы.
— Но я не думаю, что останусь надолго.
— Это опять из-за девушки?
Ай!
— Типа того. Ты помнишь, что она была пилотом?
— Она летала на шаттлах.
— Правильно. И она устроила меня в ЕКАВ, космическое агентство.
Кент кивает:
— Папа рассказывал мне.
Макс бросает удивленный взгляд на мать, затем вновь поворачивается к Кенту:
— Она думала, что я могу стать астронавтом…
— Круто!
— Но я не смог… Она во мне ошибалась — я повар. — Он смотрит на брата, удивляясь тому, что делится своим жизненным выбором с девятилетним. Что ж, он понимает, что больше не с кем. — Я просто повар.
Хорошо готовлю. И есть много людей, которым нужна помощь с пищей.
— Как тут? В больнице?
— Как тут, — отвечает Макс, снова взглянув на свою мать, — но за границей. Там, где голодающие люди, и солдаты, и много тех, кто напуган полем астероидов.
Кент трет глаза руками, пытаясь следить за мыслью старшего брата.
— Ты уезжаешь?
— Да, но буду звонить тебе каждый день. — Он вытягивает запястье, так что его чип синхронизируется с чипом Кента, и берет брата за руку. — Я буду каждый день писать тебе сообщения, потому что ты мой лучший друг.
Кент садится в кровати и прижимается к Максу, положив голову ему на плечо.
— А Кэрис твой второй лучший друг.
— Ты мой лучший друг, — повторяет Макс, — а Кэрис мое все.
Макс идет прямо в призывной центр Воеводы, узнать, возьмут ли они его. Он отвечает на все их вопросы, затем проходит медосмотр. Морщится, когда рекрутер говорит, что у него отличный объем легких — если бы только Максу было известно об этом раньше, — и отрицательно качает головой, пока они проходятся по его медицинской карте.
— Заболевания глаз, нарушения опорно-двигательного аппарата, инфекции?
— Нет.
— Психические расстройства?
Он секунду колеблется.
— Нет.
— Отлично. Вы в хорошей физической форме. У вас не возникнет проблем.
— Спасибо.
Она отодвигает его заметки в сторону, на экране появляется длинный список волонтеров и новобранцев, каждый из которых должен быть проверен и отмечен.
— У вас есть рекомендации от предыдущего работодателя?
— Я тренировался в ЕКАВ, — признается он, — но, если на это нет времени, профессор Алина из южной больницы на Воеводе 2 расскажет все, что вам нужно знать.
— Идеально. В таком случае вы, наверное, сможете направиться в наш тренировочный центр завтра.
Макс не знает, какая часть его личности управляет этим; не уверен, пытается ли он доказать что-то или угодить кому-то, но Кэрис просила и он пообещал, что будет жить. Он пообещал, и он чертовски хорош.
— Макс? — чей-то голос прерывает ход его мыслей, когда он сидит на жесткой скамейке в невзрачном зале, глядя на фотографию, которую движением пальца поспешно закрывает на своем чипе. — Можешь направляться в комнату с экипировкой, где тебе выдадут оборудование.
— Спасибо.
— Тебе спасибо. Нам действительно сейчас очень нужно, чтобы люди типа тебя добровольно вступали в команды помощи, особенно для службы в конфликтных зонах.
— Без проблем.
Время сделать что-то. Время жить.
