Глава двадцать первая
Кэрис переезжает по Ротации на Воеводу 18, в этот раз практически без суеты, которую она устраивала во время предыдущих переводов: без слез и объятий с друзьями, троюродными родственниками или соседями, без обещаний оставаться на связи, навещать и т. п. Девушка просто собирает сумки и летит на реактивном самолете вертикального взлета в северные пределы Европии, спрятав Лайку от холода в своем новом полушубке.
Она выходит из гибрида и вдыхает ледяной воздух, от каждого вздоха на слизистой ее горла и легких образуются льдинки. Здесь чертовски холодно. Ей лучше выучить пару местных ругательств. Она приезжает в свою новую квартиру, просторное белое пространство внутри полуразрушенной бывшей фабрики, с рамками для чипов на всю стену, которые она сразу оставляет пустыми. Свое плетеное кресло Кэрис отправила на север, и, когда его привезут, она поставит его напротив камина в центре гостиной.
Каждое утро Кэрис выгуливает Лайку, а каждую ночь кормит его яичницей с подобием подливки. Насытившись, пес вытягивается рядом с ней возле камина. Он сильно поправился, и его впалые бока округлились, но после ужина собака становится еще круглее. Кэрис уже не пытается готовить сама, она охотно заказывает еду из ресторанов Ротации — в частности из тех, где есть доставка.
Кэрис впервые переехала куда-то, не выучив местного языка. Она прибыла, когда уже стемнело, и с сожалением поняла, что не подумала об этом раньше, что ей стоит запланировать пару занятий, чтобы наверстать упущенное. С запозданием девушка приходит в восторг от одинакового происхождения скандинавских языков, понимая, что с легкостью может выучить все три, а потом, возможно, и романо-германские. Она вспоминает плакат в языковой лаборатории на прошлом Воеводе: «Выучив пять языков, ты сможешь говорить с 78 % населения Земли».
Она часами сидит в языковой лаборатории, единственном для нее реальном прибежище помимо квартиры. Как и в большинстве мест в Воеводстве, в лаборатории готовят пережаренный кофе, который каждый мог бы без проблем делать дома, если бы не та самая молочная пенка. Кэрис решает, что именно это является секретом национальной одержимости данным напитком, к которому относятся как к топливу, вызывающему привыкание и дающему энергию обществу. Каждый день она платит кому-то пару монет, чтобы ей взбили молоко. Ожидая, с огорчением замечает, что для бумажных стаканчиков требуется отдельный кусок гофрированного картона, который надевают посередине, и как бы невзначай пишет предложение на Майндшер о цельных стаканах. Через несколько месяцев Кэрис радуется тому, что оно принято и распространяется по Воеводе.
Однажды вечером, выйдя из лаборатории раньше обычного, она замечает мужчину на другой стороне дороги и, пораженная, останавливается. Кэрис уверена, что это он сидел возле двери на поминках, пытаясь привлечь ее внимание тогда, когда это невозможно было сделать, и теперь думает, что он может быть именно тем, кого она видела, когда упала в ту ночь в Дормере, мужчиной, черты лица которого освещали мигающие цветные кубы на полу. Но теперь она видит, что не знакома с ним. Она с разочарованием понимает: в глубине души ей хотелось бы, чтобы это был… Что ж. Не важно.
Мужчина нерешительно идет к ней, и Кэрис рефлекторно напрягается оттого, что не хочет, чтобы ее узнали. Она надеялась, что к этому времени все прекратится. Он медлит, явно что-то обдумывая, затем продолжает приближаться к ней. Мужчина высокий и худой, как дерево, гнущееся от ветра. Он начинает говорить, и его голос намного решительнее, чем она ожидала от кого-то настолько… гибкого.
— Извините, вы Кэрис Фокс?
Она вздрогнула, услышав эту фамилию.
— Откуда вы?
— Это вы, не правда ли?
— Никто меня так не называет. — Теперь Кэрис настораживается. — Откуда вы знаете?
— Прошу прощения, у меня не было намерения обидеть вас. Просто хотелось обратиться к вам по вашему последнему известному имени. — Он отбрасывает свои белокурые волосы на бок. — Я работаю в ЕКАВ.
— Конечно, извините. — Она протягивает руку. — Вы, наверное, один из множества людей, которым я обязана своей жизнью.
Он улыбается:
— Нет, что вы.
— Или тот, с кем у меня, возможно, будет серьезный разговор о протоколах безопасности.
— Я имел в виду, что хотел назвать вас… — она уже собирается снова перебить его, поэтому он тараторит продолжение фразы: — последним именем, под которым я вас знал.
Она замолкает.
— Мы встречались раньше?
— Не совсем. Не хотите выпить кофе?
— Извините, я… — Она виновато показывает жестом в сторону дома.
— Кэрис, меня зовут Ричард — Рик. Я занимался системами связи на «Лаерте» для вас… и для Макса.
Она быстро моргает, услышав имя.
— Связью?
— Я общался с вами через пульт управления, Кэрис. Озрик.
— Что, простите?
— Меня зовут Озрик, Кэрис. С вами все в порядке? — Его обеспокоенное лицо нависает над ней, и он берет ее под руку, поддерживая. — Мне не хотелось шокировать вас.
Она удивленно моргает, эффект от его слов снова накрывает ее:
— Озрик? Компьютер?
— Я должен был пойти на попятную и сказать, что меня зовут Рик, не больше, — говорит он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Я должен был начать издалека.
— Озрик?
— Позвольте мне помочь вам. — Мужчина делает шаг, но Кэрис остается на месте. Он отпускает ее руку.
— Серьезно, какого черта? — Она смотрит на него, ее взгляд выражает удивление и злость одновременно, а он глядит на нее с раскаянием. — Ты не компьютер.
— Нет.
— Не искусственный интеллект.
Он оглядывается по сторонам.
— Мы можем зайти куда-нибудь поговорить?
Свет исчезает, быстро приближается темнота, а с ней и ледяные сталактиты в ветре Воеводы. Несколько человек спешат, опустив головы, в тепло своих домов, и, когда темнеет, улицы становятся пустынными.
— В лабораторию?
Она кивает:
— Хорошо. — Пока они идут обратно к языковой лаборатории, Кэрис добавляет: — Но я в замешательстве.
— Извините за это, Кэрис.
— Ах, — произносит она, услышав знакомую интонацию, — вот оно. — Она садится в старое кожаное кресло, отмахиваясь от предложенного им кофе. — Почему в лабораториях всегда есть кофейни?
— Воеводство много лет назад постановило, что фрилансеры, работающие в облачных сервисах, наиболее уютно чувствуют себя в кофейнях, — отвечает он, и Кэрис закатывает глаза.
Он идет к прилавку, заказывает кофе и ее любимый прохладительный напиток, возвращается с ним, и она смотрит на него с любопытством.
— Откуда ты знал?
Он пожимает плечами:
— На корабле я знал много тонкостей о том, что вы любите, а что нет, что вызывает у вас аллергию и каковы ваши вкусовые предпочтения.
Она краснеет, а затем приходит в ярость:
— Ты мог все слышать, да?
— Нет, — быстро отвечает он. — Это не так работает. Дай мне объяснить, пожалуйста.
Внезапно Кэрис начинает опасаться этого незнакомца, рассказывающего о ее предпочтениях и антипатиях.
— Лучше начни сначала, потому что я чувствую, будто меня ударили прямо в лицо. И под началом я подразумеваю то, что Озрик на самом деле не существует или, во всяком случае, не обладает искусственным интеллектом.
Рик, сделав большой глоток кофе, берет кружку обеими руками, глядя на Кэрис.
— Я не должен об этом рассказывать, — говорит он. — ЕКАВ — чрезвычайно секретная организация. Я хотел встретиться с тобой… хотел, чтобы ты знала: ты не одна, есть еще кто-то, кто по собственному опыту понимает, что ты пережила. Я очень, очень сожалею о случившемся там, наверху, Кэрис.
— Спасибо. ЕКАВ секретная?
— Надеюсь, ты не против, что я вышел из тени. Ты действительно хочешь это знать?
— Да.
— Хорошо, — говорит он, устраиваясь удобнее в своем кресле. — Мне не хотелось возлагать на тебя слишком много. — Она вздыхает, и он поспешно объясняет: — Уверен, тебе известно, что космическая гонка всегда задавалась теми, кто делал что-то первым. Теми, кто мог запустить ракету в космос, отправить человека на Луну, планетоход — на Марс. В стратегическом плане выигрывает та нация, которая является пионером. Согласна?
Кэрис утвердительно кивает.
— Когда началось взаимное уничтожение Соединенных Штатов и Ближнего Востока, стало ясно, что каждая нация в мире искала способ автоматизировать войну. Ведение боевых действий с помощью дронов превратилось в обычное явление. Искусственный интеллект, очевидно, должен был стать следующим шагом эволюции. Придя от удаленного детонирования бомбы, которую несет дрон, к тому, чтобы машина, точно так же, как человеческие существа, вместо нас решала, когда ее детонировать, мы бы полностью освободили себя от военных действий. Более того: первая страна, которая показала бы практическое использование искусственного интеллекта, дала бы однозначный сигнал всем государствам мира.
— Как с атомной бомбой, — медленно произносит Кэрис.
— Да. Сброс атомной бомбы продемонстрировал ужасающее технологическое превосходство, но нам все еще надо было запускать ее. После этого не осталось пути назад.
Кэрис наклоняется к Рику:
— Так искусственный интеллект…
— Когда Европейский союз сомкнул ряды, чтобы защититься от катаклизма, происходящего на других континентах, Европа приняла важное решение не становиться агрессором.
— Ты говоришь о временах Кента. — Она заставляет себя не обращать внимания на имя младшего брата Макса и сосредотачивается на его тезке — политике, выступавшем за мир вместо войны.
— Совершенно верно, — соглашается Рик, явно довольный. — Мы не пытались бы умиротворить Соединенные Штаты и не воевали бы с ними. Важный выбор. — Он делает паузу, чтобы глотнуть кофе, и Кэрис пьет из стакана мутный яблочный сок, наслаждаясь вкусом.
— Ты следил за мной? — спрашивает она, играя трубочкой в стакане.
— Да. Но не в плохом смысле. Я действительно хотел объяснить и помочь, если бы мог. Но тебя тяжело выследить.
— Я почти не выхожу из дома.
— Понимаю. Однако твоя склонность к развитию языковых навыков подтолкнула меня к мысли, что рано или поздно ты можешь появиться в лаборатории на новом Воеводе.
— Это на самом деле жутко, — говорит Кэрис.
— Правда? Прости. Я думал, это логично.
— Ох, — вздыхает она. — Ты действительно Озрик. Расскажи мне больше про искусственный интеллект.
Он кивает.
— Враждующие материки ошибочно приняли нашу неагрессивную позицию за то, что мы прогнулись, — атака была единственной формой защиты, которой восхищались в современной войне. Они положили глаз на наши территории, и мы были вынуждены действовать. Но большинство стран Европейского союза были решительно против нашего вступления в войну, и мы знали, что никогда не сможем координировать атаку с несколькими отдельными государствами. Так что вместо этого… простым и безобидным образом показали наше технологическое преимущество.
— С помощью космической гонки? — спрашивает Кэрис.
— Да. Мы представили искусственный интеллект в наших текущих миссиях, без особого шума, но с освещением в ключевых СМИ. Космонавты на орбите начали переписываться со своими компьютерами, которые отвечали за связь и выполняли основные функции на борту шаттлов.
Кэрис откидывается на спинку кресла, и он смотрит на нее.
— Но это была фикция, — произносит она.
— Так должно было быть. И это сработало. Наши потенциальные враги отвернулись в поиске более слабых целей, после мировой войны Европа стала Европией и были введены в действие ранние стадии Воеводства.
— Как это может оставаться фикцией, когда большинство информации в Воеводстве находится в открытом доступе? Как им удалось подделать искусственный интеллект?
— Данные ограждены системой. Мы не могли просто передать их нашим конкурентам. Все, что дает Европии стратегическое преимущество, защищено.
— Но если у нас «был искусственный интеллект» со времен создания Воеводства, — говорит Кэрис, обдумывая свои слова, — почему мы до сих пор не смогли создать его на самом деле?
— Что тут скажешь. Это действительно трудно.
Она выжидающе смотрит на него.
— И все?
— Я был бесстрастным.
— Бесстрастный Озрик — уму непостижимо. — Он улыбается, но она выглядит непреклонной. — Я все еще злюсь.
— Знаю. Извини. — Его руки скрещены на коленях, светлые волосы аккуратно зачесаны на одну сторону — хотя одна прядь спереди восстает и спадает на другую.
Кэрис смотрит на его длинные ноги в джинсах, аккуратно застегнутую на все пуговицы рубашку, бородку, в которой проблескивают светлые волоски. Достаточно привлекательный, однако Ричард Озрик, Рик, больше похож на того, кого можно описать как педантичного и вдумчивого.
— Тогда расскажи мне, — говорит она, — почему, по крайней мере, мы не могли знать? Почему они позволили нам доверить свои жизни там, наверху, чему-то столь неубедительному?
— Возможно, ради пиара? Я не знаю. Они не могли рисковать тем, что кто-то, к кому приковано так много общественного внимания, допустит оплошность. Кажется, они называют это правдоподобным отрицанием. Ты не можешь подтвердить или отрицать то, о чем не знаешь. — Он вытирает руки салфеткой.
«Аккуратный», — заключает она.
— Так ты проделал весь этот путь до В18, чтобы сказать мне, что присутствовал в тот момент, когда мы умирали?
Он вздрагивает.
— Я пытался помочь вам, Кэрис. Я действительно пытался.
— Да? — Она силится вспомнить происходящее в поле астероидов, когда они выпадали из диапазона. «Не теряйте времени. Что вам нужно спросить?»
— Если бы я мог сделать что-то еще, то сделал бы. Если бы существовало что-то, что спасло бы вас, если бы я об этом сказал… Но вы были гениальны. Вы попробовали все хотя бы отчасти возможное и даже неосуществимое.
Какое-то время они просто сидят молча, вспоминая про ее баловство с черным кислородом.
— Было обидно, что ничего не сработало.
— Это ты мне говоришь. — Она уставилась на стол, осадок яблочной мякоти налип по бокам ее стакана.
— Я все испробовал, когда вы исчезли из диапазона. На самом деле… — Его голос затихает, и она поднимает на него глаза.
— Что?
— Я испробовал все возможное, — заканчивает он, и она опять опускает глаза.
В другом конце комнаты бариста начинает чистить кофе-машины, готовясь к закрытию, и свист пара из насадок заполняет комнату неприятно громким шумом и запахом пастеризованного молока.
— Мне нужно идти, — говорит она, взяв сумку. — Меня ждет моя собака.
— Верно, — сбивчиво произносит он. — Та, с которой ты была на поминальной церемонии?
— Лайка. Собака-спасатель, — говорит она. — Ты здесь надолго?
— Да. Я могу работать откуда угодно.
Кэрис удивлена:
— Я представляла тебя закрытым в бункере в строгой изоляции.
— Нет, у нас гибкий график. У меня есть основной корабль, а кроме того, я слежу за связью на трех или четырех других миссиях в любое свободное время.
— А если они все одновременно о чем-то спрашивают?
— Ты немедленно отмечаешь это, чтобы перехватила одна из команд поддержки. Задержка незаметна.
— Почему ты мне рассказываешь это?
— Ты заслужила знать, — говорит Рик.
— Я была твоим основным… — спрашивает она, и он утвердительно кивает головой. — Я когда-нибудь общалась с другими Озриками?
— Нет, — говорит Рик, улыбаясь. — Вы были не очень требовательны, и я всегда мог справиться с объемом ваших вопросов. Макс задавал их больше, особенно по ночам.
— Да?
— Мы много общались — я начал считать его другом.
— Я об этом не знала. — Она наклоняется, чтобы собрать свои вещи. — Мы еще увидимся?
— Это зависит от тебя, — говорит он.
— Что ты имеешь в виду? — Она перестает рыться в вещах.
— Европия не обязывает меня переезжать, потому что формально меня не существует.
— Тебе не нужно переезжать, потому что ты в ЕКАВ? — Кэрис поражена. — Вот в этом и есть ирония.
Рик с извиняющимся видом пожимает плечами.
— Если бы я только присоединилась к другой части программы…
«И Макс», — думает она, но не произносит этого вслух. Если бы им не нужно было переезжать, не было бы отношений на расстоянии в отдаленных Воеводах, они не попросили бы отмены…
— Я бы с радостью пообщался еще, — говорит Рик, — если ты свободна. Есть кое-что, о чем мне хотелось бы поговорить с тобой.
Она смотрит на дверь, неуверенная. Он знает ее, но не по-настоящему.
— Кэрис, — произносит он мягким тоном. — Тебе не нужен друг?
Через секунду, а потом еще несколько она отрывает взгляд от двери.
— Наверное, нужен. — Девушка протягивает руку для рукопожатия. — Ричард. Рик. Познакомиться с тобой было сбивающим с толку сюрпризом.
— Я тоже рад нашему знакомству, Кэрис Фокс.
Когда они выходят, он придерживает для Кэрис дверь, и она мягко закрывается за ними.
