Глава 3
1
Глоуэн остановился в коридоре у двери каюты номер 3-22 и тихонько постучал. Примерно минуту не было никакого ответа. Он снова постучал и подождал, почти приложив ухо к двери. В каюте даже не послышалось, а почувствовалось какое-то движение. Дверь чуть приоткрылась.
«Что вам нужно?» — спросил приглушенный низкий голос.
«Откройте. Я хочу с вами поговорить».
«Вы ошиблись, это каюта госпожи Фурман».
«Никакой ошибки не может быть. Я — Глоуэн Клатток, и хочу поговорить с Каткаром».
Молчание длилось несколько секунд, после чего голос поинтересовался: «С вами никого нет?»
«Никого».
Дверь открылась чуть пошире. Блестящий черный глаз оглядел Глоуэна с головы до ног. Дверь отодвинулась еще немного — едва достаточно для того, чтобы Глоуэн мог протиснуться внутрь. Нервно усмехнувшись, мрачный Каткар тут же закрыл дверь. На нем была обычная одежда: свободная черная рубашка, серые брюки и легкие сандалии из ремешков, подчеркивавшие непропорциональную величину мягких белых ступней. Рядом, на вешалке, красовались части маскарадного костюма — длинная черная ряса и шапочка, а на полу стояли узкие сапоги с металлическими застежками и широкими высокими каблуками, несомненно причинявшие владельцу множество неудобств при ходьбе.
«Зачем вы за мной увязались? — резко спросил Каткар. — Что вам нужно? Или все это делается просто для того, чтобы причинить мне как можно больше неприятностей?»
«Мы заказали билеты, не подозревая, что вы станете нашим попутчиком, — возразил Глоуэн. — Кто за кем увязался?»
Каткар крякнул: «Я ни за кем не слежу и не хочу, чтобы за мной следили. Наконец мне удалось избавиться от забот и домогательств. Забудьте о моем существовании — это все, чего я прошу».
«Проще сказать, чем сделать».
«Чепуха! —рявкнул Каткар, возмущенно уставившись на Глоуэна блестящими черными глазами. — Мое решение бесповоротно! Я полностью порвал с прошлым — вам придется поверить мне на слово. Отныне мы незнакомы, у вас не должно остаться даже воспоминаний о Руфо Каткаре. Уходите и не возвращайтесь!»
«Увы, все не так просто. Нам придется многое обсудить».
«Ничего подобного! — отрезал Каткар. — Время для обсуждений прошло! А теперь...»
«Не торопитесь. Помните ваш последний вечер в Строме? Вы сидели за столом с вашим приятелем, Роби Мэйвилом. Почему вы внезапно ушли?»
Каткар сверкнул глазами: «Мэйвил? Никакой он мне не приятель. Он — жук-навозник в человеческом обличье! Вы спрашиваете, почему я ушел? Потому что Мэйвил заявил, что меня срочно желает видеть Дензель Аттабус. Но я знал, что он лжет — я только что расстался с достопочтенным Аттабусом, получив от него недвусмысленные указания. Глядя в лицо Роби Мэйвилу и слыша его вкрадчивый голос, я понял, что мне грозит смертельная опасность. Кто-нибудь другой на моем месте стал бы паниковать, но я просто-напросто поспешно удалился из таверны и улетел на станцию Араминта в аэромобиле Дензеля Аттабуса. Больше мне нечего сказать — и вам больше нечего у меня спрашивать. Теперь вы, наконец, уйдете?»
Глоуэн проигнорировал последний вопрос: «Вам известно, что Дензель Аттабус мертв?»
«Я узнал об этом в гостинице на станции. Это огромная потеря для Кадуола, Аттабус был настоящим патрицием, человеком благородным во всех отношениях. У меня с ним было много общего, и я скорблю о его безвременной кончине, — Каткар резко взмахнул рукой. — Но довольно слов! Слова безжизненны, разговоры — бессмысленная трата эмоциональной энергии. Вы этого никогда не поймете, потому что вам негде и некогда было набраться мудрости».
Глоуэн задумался, но не смог уловить в этом замечании никакого глубокого смысла: «Так или иначе, зачем вы переоделись женщиной?»
Каткар поджал губы: «Мое поведение объясняется логическими соображениями — мыслительным процессом, неизвестным на станции Араминта. Короче говоря, таким образом я надеюсь спасти свою жизнь, какой бы ничтожной, презренной и убогой она вам не казалась. Только оставаясь в живых, я могу воспользоваться бесконечными возможностями миров Ойкумены, другого шанса у меня нет. Я делаю все возможное для того, чтобы мерцающая искра моего сознания не погасла — ибо неведомо, что со мной будет, когда она исчезнет».
«Скорее всего то же самое, что с любым другим».
«Ага! Но я не такой, как другие! Я сделан из лучшего материала, мне уготована великая судьба! Вспомните о титанах древности, бросивших вызов Норнам, их безжалостным пророчествам. Неукротимые герои! Я никогда о них не забываю, они наставляют меня на путь истинный!»
«И поэтому вы переоделись евангелисткой?»
«Маскарад сослужил свою службу. Мне удалось безопасно скрыться на борту звездолета, а это что-то значит. Хотя, признаться, эти чертовы сапоги — сущая пытка! — Каткар с подозрением покосился на Глоуэна. — А вы? Вы что тут делаете? Еще какая-нибудь слабоумная затея Бодвина Вука?»
«Не совсем слабоумная. Вы сами рассказали нам о Левине Бардьюсе и о каких-то его сделках с Клайти Вержанс».
Каткар мрачно кивнул: «Ну, рассказал, ну и что?»
«Поэтому мы здесь. Нельзя допустить, чтобы жмоты или йипы пользовались инопланетной поддержкой».
«И вы надеетесь им воспрепятствовать?»
«Не вижу, почему разумные люди не стали бы с нами сотрудничать».
«Многие люди неразумны и глубоко порочны».
«Дензель Аттабус был знаком с Бардьюсом?»
«Они познакомились в доме Клайти Вержанс. Аттабус и Бардьюс не сошлись характерами. За ужином они спорили; достопочтенный Дензель заявил, что Бардьюс — «психический каннибал» и «пожиратель душ», а Бардьюс не остался в долгу и обозвал Аттабуса «чокнутым старым девственником». Тем не менее, они не приняли этот обмен эпитетами близко к сердцу и расстались почти по-дружески. А теперь мне вам больше нечего сказать — можете идти».
«Раз вы настаиваете, мне придется вас покинуть, — уступил Глоуэн. — Прошу прощения за беспокойство».
Глоуэн вернулся в салон на корме. Чилке сидел у иллюминатора и смотрел на скользящие мимо звезды. У него под рукой были поднос с соленой рыбой и пузатый каменный кувшин «Синего пламени».
«Как поживает наш друг Руфо?» — поинтересовался Чилке.
Глоуэн присел за тот же столик: «Он ведет напряженную жизнь, в которой такие люди, как мы, играют несущественную роль мимолетных раздражителей». Глоуэн поднял кувшин и налил бледно-голубую жидкость в широкий стаканчик: «Каткар что-то скрывает. Он много говорил, но не сказал мне ничего, что я хотел услышать. По его словам он, подобно достопочтенному Аттабусу, вращается в высших аристократических кругах. Он выразил сожаление по поводу смерти Аттабуса, но прибавил, что не видит причин объяснять мне свои чувства, так как мне недоступно понимание столь утонченных эмоций. Каткар объяснил, однако, что предпочитает жизнь смерти, в связи с чем сбежал из Стромы и проник в звездолет, переодевшись женщиной».
«Прямолинейный образ мыслей, — заметил Чилке. — Но многое остается неясным. Например, Каткар мог бы сразу подняться на борт «Левкании», направлявшейся к пересадочному терминалу Диогена в секторе Пегаса, и замести следы. Вместо этого он предпочел ждать целый день, чтобы улететь в Соумджиану на «Мирцейском скитальце»».
«Любопытно! Что бы это могло значить?»
«Это значит, что, несмотря на все опасения, Каткар вынужден заняться какими-то делами на Соуме. Дела эти, несомненно, связаны с деньгами. Вопрос: чьи это деньги? Жмотов? Дензеля Аттабуса?»
Глядя в межзвездное пространство, Глоуэн задумчиво произнес: «Нам не давали никаких указаний по поводу Каткара. С другой стороны, Бодвин предупредил, что умение приспосабливаться к обстоятельствам уместно и похвально».
«Не только похвально! — отозвался Чилке. — Без него наше предприятие может закончиться провалом».
«Следует учитывать еще одно обстоятельство. Каткар скрывает какие-то сведения, возможно, жизненно важные. Он оценил эти сведения в двадцать тысяч сольдо. Хотя бы по этой причине я считаю, что мы должны проявить интерес к делам Руфо Каткара. Как ты думаешь?»
«Согласен. Бодвин Вук тоже согласился бы. Каткар может не соглашаться, но он, несомненно, понимает, что наше любопытство в данном случае неизбежно».
«Плохие новости для бедняги Каткара! Теперь, в придачу ко всем его заботам, ему придется иметь дело с двумя бессердечными ищейками из бюро расследований — а он так хотел отдохнуть и успокоиться в полете! Каткар, надо полагать, мечется из угла в угол в своей каюте, осыпая нас самыми ужасными проклятиями всех вероучений Ойкумены — и выбирая самый выгодный для него вариант развития событий».
Чилке опорожнил свой стакан, не отрывая глаз от плывущих мимо звезд Пряди Мирцеи: «Каткар назвался груздем. Теперь ему придется лезть в кузов, ничего не поделаешь. Через несколько минут он сам сюда явится, чтобы снискать наше расположение, притворяясь чистосердечным и добрым малым — и в то же время надувая нас, как уличный фокусник».
«Вероятно. И все же, Каткару нельзя отказать в оригинальности мышления. Например, он мог бы переодеться кем угодно, но предпочел шокирующую внешность маскаренской евангелистки».
«Было бы любопытно узнать, какими стратегическими соображениями он руководствовался».
«А вот и он, легок на помине! — воскликнул Глоуэн. — И даже не удосужился переодеться».
Каткар приблизился и, будучи приглашен Глоуэном, уселся за стол. Чилке наполнил стакан «Синим пламенем» и пододвинул его к сидящему напротив Каткару: «Выпейте! Это зелье вас живо подбодрит!»
«Благодарю вас, — кивнул Каткар. — Я редко употребляю крепкие напитки, настойки и бальзамы — на мой взгляд, они не способствуют внутренней гигиене. Тем не менее…» Бывший член исполнительного комитета партии ЖМО поднял стаканчик и попробовал шипучую жидкость: «Вполне приемлемо».
«Два-три кувшина в день здорово помогают коротать время в полете, — доверительно сообщил Чилке. — Дни уплывают, как звезды за окном!»
Каткар покосился на Чилке с суровым неодобрением: «Я не намерен заниматься подобными экспериментами».
«Куда вы направляетесь, если не секрет?»
«Насколько я понимаю, наша первая остановка — на Соуме. Я не прочь провести там некоторое время, отдохнуть в сельской местности. По сути дела я хотел бы, хотя бы в общих чертах, разобраться в Гнозисе, основанном на поэтапных «амелиорациях». Покойный Дензель Аттабус был хорошо знаком с этой системой».
«Увлекательная перспектива, — кивнул Чилке. — А после этого что вы собираетесь делать?»
«У меня нет определенных планов, — по-волчьи оскалился Каткар, обнажив длинные редкие зубы. — Моим врагам, следовательно, придется иметь дело с такой же неопределенностью, что меня устраивает».
«Ваша жизнь полна опасностей и приключений, — заметил Чилке. — Чем вы заслужили такое внимание мстительных супостатов?»
«Опасность связана не с тем, что уже сделано, а с тем, что я собираюсь сделать».
«Как это понимать? Вы не могли бы выразиться определеннее?»
Каткар нахмурился. Изображая из себя храбреца, он наговорил лишнего. Опрокинув в глотку остатки «Синего пламени», он со стуком опустил стакан на стол: «Приятный напиток! Он стимулирует ротовую полость и прочищает синусы, наполняя их бодрящим теплом. Мягкий, но пикантный аромат, не оставляющий прогорклого или жгучего привкуса. С вашего разрешения, я хотел бы попробовать еще толику».
Чилке снова наполнил стаканчики и подозвал рукой стюарда.
«Я вас слушаю?»
«Еще кувшин «Синего пламени»! Предстоит серьезная выпивка — только успевайте пробки вынимать! — Чилке откинулся на спинку кресла. — О чем мы говорили?»
«Каткар упомянул, что собирается посетить пасторальные просторы Соума».
«В наряде евангелистки?» — поднял брови Чилке.
Каткар снова нахмурился: «Дальнейшие переодевания, пожалуй, ни к чему. Хотя, конечно, я буду соблюдать осторожность».
«Но прежде всего вам нужно выполнить последние указания Дензеля Аттабуса?»
Лицо Каткара приобрело строгое выражение: «Это конфиденциальное дело, не подлежащее обсуждению».
«Вы все еще боитесь ваших врагов — даже на Соуме?»
«Конечно! У них было три дня — за это время можно было нанять космическую яхту и прибыть в Соумджиану раньше меня».
«Неужели они на это способны?»
«Они способны на все. Мне приходится ожидать самого худшего и принимать все меры предосторожности».
«По-видимому, наибольшая опасность будет вам угрожать по пути в банк».
Каткар высоко поднял черные брови: «Я ничего не говорил о банке! Откуда вы знаете?»
«Неважно. Не беспокойтесь, однако — мы будем вас сопровождать и позаботимся о вашей безопасности».
«Можете отказаться от своих намерений, — холодно ответил Каткар. — Я не хочу вашего вмешательства и не нуждаюсь в нем!»
«Рассматривайте наше вмешательство как часть официального расследования», — посоветовал Глоуэн.
«Я не желаю в нем участвовать! Если вы от меня не отвяжетесь, я донесу на вас местным властям. Мои права защищены основным законодательством Ойкумены, в рамках которого крючкотворство вашего бюро расследований не имеет никакой юридической силы!»
«Мы можем возбудить иск, руководствуясь как законами Ойкумены, так и Хартией Заповедника, не говоря уже о местном регламенте станции Араминта. Для этого потребуется лишь продемонстрировать, что вы совершали неправомочные действия».
«Ничего подобного вы продемонстрировать не сможете, потому что никаких неправомочных действий я не совершал!»
«Если достопочтенный Дензель Аттабус финансировал правонарушения партии ЖМО или содействовал им, он виновен в подстрекательстве к вооруженному мятежу, в преступном сговоре и черт знает в чем еще — невзирая на то, насколько идеалистическими были его побуждения. Будучи его пособником, вы сами находитесь в весьма рискованном положении. Вас могут обвинить в уголовных преступлениях — и не в последнюю очередь потому, что вы утаили существенную информацию от Бодвина Вука, мстительность и злопамятность которого в таких ситуациях просто невероятна! Вы мне не верите?»
«Охотно верю тому, что вы говорите о Бодвине. Ядовитый сморчок! Неотвязная пиявка!»
«Как только мы приземлимся в Соумджиане — если вы все еще сомневаетесь в моих словах — мы направимся в управление МСБР, где вам посоветуют, что делать дальше. Вполне вероятно, что межпланетная служба безопасности заинтересуется вашим делом, и вам придется отвечать на множество вопросов. Разрешите вам напомнить, что агенты МСБР, хотя и не отличаются мстительностью или злопамятностью, отправляют правосудие без проволочек и не принимают во внимание выдающиеся личные качества правонарушителя, даже если он руководствовался самыми лучшими побуждениями».
«В этом нет необходимости, — помрачнев, тихо сказал Каткар. — Достопочтенный Дензель и я... Возможно, мы чрезмерно увлеклись альтруистическими соображениями. Теперь я понимаю, что нашим доверием злоупотребили».
«Какую информацию вы хотели продать нам в Строме?»
Каткар махнул рукой, показывая, что этот вопрос потерял всякое значение: «Что было, то прошло! Обстоятельства изменились».
«Почему бы не объясниться начистоту и не позволить нам самостоятельно судить о ситуации?»
Каткар покачал головой: «С этим придется подождать. Мне нужно подумать о том, в каком положении я оказался».
«Как вам будет угодно».
2
На полпути вдоль Пряди Мирцеи желтая звезда Мазда опекала семью из четырех планет — трех громадин из камня и льда, кувыркавшихся по внешним орбитам, и единственной внутренней планеты, Соума, финансового и коммерческого центра всей Пряди.
Так же, как согревавшая ее материнским теплом Мазда, планета Соум вступила в старческий период существования. Физическая география Соума отличается отсутствием драматических контрастов. Тектоническая активность прекратилась еще в незапамятные времена; безмятежная погода так же предсказуема, как смена времен года. Мировой океан окружает четыре почти одинаковых континента, где преобладают пологие холмы, переходящие в равнины, усеянные бесчисленными озерами и прудами, в спокойной глади которых отражаются прибрежные «шале» — летние дачи горожан. Сельские угодья Соума, прилежно обрабатываемые помещиками-фермерами, позволяют производить огромное количество в высшей степени съедобной продукции, с должной почтительностью поглощаемой местным населением, славящимся своей разборчивостью.
Предпринимавшиеся в течение многих веков попытки описать характер обитателей Соума приводили к употреблению разнообразных эпитетов, каждый из которых выражал какую-то долю истины, но, как правило, в чем-то противоречил следующему: их называли любезными, предприимчивыми, скучными, самодовольными, проницательными, щедрыми, бережливыми, педантичными, снисходительными, заботливыми и даже инфантильными. Все наблюдатели сходились, однако, в том, что жители этой мирной планеты по существу являются квинтэссенцией так называемого «среднего класса» — им не чуждо робкое тщеславие, но они соблюдают все приличия и подчиняются условностям, диктуемым потребностями общества. На Соуме каждый стремится совершенствовать себя и других, руководствуясь системой «амелиораций», предусмотренной «Гнозисом».
«Мирцейский скиталец» приблизился к Соуму и опустился из космоса на поле космопорта в Соумджиане. Перед Глоуэном и Чилке, стоявшими на нижней обзорной палубе, открылся широкий вид. К западу и северу пестрели, как лоскутное покрывало, городские кварталы — рыжевато-бежевые, горчично-охряные и янтарные в бледно-медовых лучах Мазды, причем каждый сегмент подчеркивался сзади густой черной тенью.
Трап выдвинулся; пассажиры стали переходить в здание космического вокзала. Оглядываясь в поисках Каткара, Глоуэн и Чилке наконец заметили нелепую долговязую фигуру маскаренской евангелистки: болезненно сгорбившись, как жертва застарелой травмы позвоночника, она ковыляла вниз по трапу звездолета. Черная шапочка и длинные волосы того же цвета позволяли видеть только нарумяненные щеки, хищный нос и яркие черные глаза. Все тело послушницы было закутано в обширную черную ризу, из-под которой выглядывали большие белые ладони и пара узких черных сапог с металлическими застежками.
Следуя за облаченной в черное фигурой, Глоуэн и Чилке пересекли вокзал и вышли на улицу. Злобно поглядывая через плечо на преследователей, Каткар ковылял прочь по тротуару. Глоуэн и Чилке не спеша шли за Каткаром, полностью игнорируя его недовольство.
С трудом преодолев метров сто, Каткар яростно взмахнул рукой и, хромая, добрался до скамьи в тени киоска, торговавшего газетами. Там он остановился и опустился на скамью — видимо, чтобы передохнуть. Не обращая внимания на угрожающие взгляды искоса, Глоуэн приблизился к нему, а Чилке направился к веренице ожидавших неподалеку такси.
«Неужели у вас нет никакого представления об осмотрительности? — громко прошипел Каткар. — Из-за вас рушатся все мои планы! Убирайтесь немедленно!»
«В чем состоят ваши планы?»
«Я направляюсь в банк — каждая минута на счету! Кроме того, я хотел бы, по возможности, остаться в живых».
Глоуэн посмотрел по сторонам, но обнаружил лишь нескольких горожан, идущих по своим делам непреклонно-безмятежной походкой, выводившей из себя уроженцев других планет: «Может быть, вы преувеличиваете угрожающую вам опасность?»
«Может быть, — прошептал Каткар. — Не сомневаюсь, что вы задали бы такой же вопрос достопочтенному Аттабусу».
Губы Глоуэна слегка покривились; он еще внимательнее изучил происходившее на улице, после чего повернулся к Каткару: «Чилке наймет такси, и мы поедем в банк, принимая все меры предосторожности. В банке вы будете в безопасности».
Каткар презрительно фыркнул: «Почему вы так уверены?»
«Как только мы окажемся в банке, игра закончится, и больше не будет никакого смысла вас убивать».
«Вы так думаете? — язвительно пожал плечами Каткар. — Какое это имеет значение для Торка Тампа и Фаргангера? Эти черти окаянные прикончат меня хотя бы для того, чтобы свести старые счеты. Но я готов ко всему! У меня в сумочке пистолет — застрелю их, как только увижу!»
Глоуэн нервно рассмеялся: «Прежде чем спускать курок, будьте добры, убедитесь в том, что убиваете того, кого надо! Если вы ошибетесь, никакие извинения вам не помогут».
Каткар хрюкнул, но прыти у него поубавилось: «Не такой уж я дурак, чтобы палить куда попало».
«Вот подъезжает такси. Когда мы тронемся с места, снимите маскарадный костюм. Иначе банковские служащие подумают, что вы чокнутый».
Каткар хрипло расхохотался: «Покуда дело пахнет деньгами, меня там встретят с распростертыми объятьями! Тем не менее, как бы то ни было, эти проклятые сапоги — форменные орудия пытки! Хватит, маскарад сослужил свою службу».
«Согласен. Садитесь в такси. План такой: подъедем к боковому входу банка. Мы сопроводим вас внутрь. А когда мы закончим дела в этом достойном учреждении, нам придется посоветоваться с вами по самому важному вопросу, а именно: где находится Бардьюс?»
Каткар помрачнел: «Все это очень хорошо, но в план необходимо внести изменение. Я буду разговаривать с работниками банка наедине — это позволит значительно сократить затраты времени».
«Ни в коем случае! — улыбнулся Глоуэн. — Вы не поверите тому, как ускорит события наше участие в переговорах».
Машина уже подъехала; несколько секунд Каткар упорствовал, но затем, приглушенно выругавшись, нырнул в пассажирский салон. Такси спокойно покатило по упорядоченным проспектам Соумджианы. Они пересекли Урседес — полупромышленный пригородный район, проехали мимо Гастрономического института, занимавшего холм над озером, после чего свернули на широкий бульвар Провозглашенных, окаймленный рядами монументальных чугунных статуй, каждая из которых была воздвигнута в честь той или иной почтенной персоны, нажившей крупное состояние и заслужившей самую высокую репутацию. Через некоторое время они миновали университет имени Тайдора Баунта — обширный комплекс аудиторий и флигелей, построенных из одного и того же искусственного пористого камня оттенка неочищенного сахара в почти чрезмерно декоративном стиле, по мотивам древней спанобарсильской архитектуры. Студенты со всех концов Соума и из всех обитаемых миров Пряди Мирцеи сидели на скамьях под деревьями или спешили по дорожкам, пересекавшим скверы.
Такси выехало на площадь Парса Панкратора и остановилось у «Банка Соумджианы». К тому времени Каткар уже избавился от маскаренского наряда; теперь на нем были черные брюки в трубочку, сандалии, белая куртка «повседневного» покроя и низко нахлобученная на длинную черную шевелюру белая шляпа с мягкими полями — вроде тех, которые предпочитают любители летнего спорта.
Глоуэн и Чилке вышли из машины. Осматривая площадь вдоль и поперек, они не смогли заметить ничего, что вызвало бы подозрения. Каткар выскочил из такси и тремя быстрыми размашистыми шагами скрылся в фойе банка, оказавшись в относительной безопасности. Глоуэн и Чилке последовали за ним не столь поспешно. И снова Каткар заявил, что должен проконсультироваться с банковскими служащими с глазу на глаз, так как порученные ему дела покойного Дензеля Аттабуса строго конфиденциальны. И снова Глоуэн отказался выслушивать какие-либо возражения: «Не вижу ничего необычного в том, что вы желаете обеспечить свое будущее, но в основе своей это дело касается будущего Заповедника, и я не могу позволить вам распоряжаться счетами Аттабуса».
«Ваши заявления оскорбительны и беспочвенны! — бушевал Каткар. — Вы подвергаете сомнению мою незапятнанную репутацию!»
«Мы с Чилке работаем в бюро расследований; скептицизм — наша профессиональная черта».
«Тем не менее, я не могу не защищать свои интересы — вполне законные интересы!»
«Посмотрим, — кивнул Глоуэн. — Кто тут самый главный?»
«Насколько мне известно, счетами все еще заведует Лотар Вамбольд».
Глоуэн подозвал стоявшего неподалеку портье: «Немедленно проведите нас к г-ну Вамбольду. У нас срочное дело, не терпящее отлагательств».
Портье взглянул на Каткара, приподнял брови, отступил на полшага и подтвердил холодным кивком, что ему понятны пожелания Глоуэна: «Уважаемый, согласно нашим правилам дела каждого клиента рассматриваются безотлагательно, но в установленном порядке. В связи с чем...»
«В данном случае вам придется нарушить установленный порядок. Проведите нас к г-ну Вамбольду».
Портье отступил еще на полшага и проговорил с нарочито усиленным местным акцентом: «Упомянутое вами должностное лицо — главный администратор счетов. Он никогда не принимает посетителей без рекомендаций и предварительного обсуждения с подчиненными должностными лицами, которые, как правило, способны удовлетворить все запросы клиентов. Я посоветовал бы вам встать в очередь к турникету, и в свое время вами займутся».
«Мной займется лично г-н Вамбольд, и сейчас же. Сообщите, что его желают видеть командор Глоуэн Клатток и командор Юстес Чилке из полиции Кадуола. Поспешите, или я арестую вас за сопротивление полиции!»
«Вы на Соуме, а не на Кадуоле, где бы ни находилась ваша планета, — высокомерно отозвался портье. — Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия?»
«Нам присвоен эквивалентный ранг офицеров МСБР».
Портье коротко поклонился: «Одну минуту — я передам ваше сообщение. Возможно, его превосходительство Вамбольд согласится назначить вам время приема».
«Прием должен быть назначен сию минуту, — настаивал Глоуэн. — Имеет место чрезвычайная ситуация, и задержки недопустимы».
Портье снова отвесил самый официальный поклон, предусмотренный правилами банка, и удалился. Нахмурившись, Каткар тут же повернулся к Глоуэну: «Должен отметить, что ваше поведение неуместно и граничит с нахальством. На Соуме высоко ценят хорошие манеры; воспитанность — одна из важнейших местных добродетелей».
«Что я слышу? — воскликнул Чилке. — Не прошло и двадцати минут с тех пор, как вы собирались ворваться сюда в черной ризе и дурацкой шапочке-ушанке. При этом вы утверждали, что вас нисколько не беспокоит, что банковские служащие подумают о вашей наружности».
«Так оно и было. Но во мне можно безошибочно распознать представителя высшей касты, а местному персоналу хорошо знакомы мельчайшие признаки общественного положения».
«Портье, кажется, вас едва заметил».
«Условия изменились не в мою пользу».
«Мы учтем ваши пожелания на совещании с его превосходительством Вамбольдом».
«Вот так всегда! — взвыл Каткар. — Никогда и ни в ком я не встречаю подобающей искренности и заслуженного доверия!»
«Весьма сожалею», — отозвался Глоуэн.
Каткар набрал в грудь воздуха и расправил тощие плечи: «Я не жалуюсь. Я всегда смотрю вперед без страха и упрека. Когда мы встретимся с администратором, говорить с ним буду я — вам не хватит необходимой обходительности».
«Как хотите. Посоветовал бы, однако, ни словом не упоминать о кончине достопочтенного Дензеля Аттабуса. В противном случае мы можем лишиться свободы действий».
«Наши мнения по этому вопросу совпадают, — холодно кивнул Каткар. — Лучше всего не отказываться ни от каких возможностей».
«Еще одно обстоятельство: не забывайте, что вы говорите не от своего имени, а от имени управления Заповедника».
«Лишняя формальность!» — проворчал Каткар.
Портье вернулся: «Его превосходительство Вамбольд может уделить вам пару минут. Будьте добры, следуйте за мной».
Троих посетителей провели по коридору к двери, вырезанной из цельной массивной панели красного дерева. Портье прикоснулся к двери, и та бесшумно сдвинулась в сторону: «Господа, его превосходительство Вамбольд вас ожидает».
Глоуэн, Чилке и Каткар прошли в помещение с высоким потолком, отличавшееся неожиданной роскошью убранства. На полу расстилался мягкий черный ковер. В дальнем конце окна выходили на площадь Парса Панкратора. Слева мраморные пилястры с канелюрами обрамляли ниши, орнаментально выложенные малахитом. Справа такие же ниши были облицованы белым мрамором, на фоне которого, на мраморных пьедесталах, возвышались чугунные бюсты выдающихся банкиров, способствовавших успеху учреждения.
«В высшей степени странный кабинет!» — подумал Глоуэн. В помещении не было ни письменного стола, ни какого-либо рабочего места, ни стульев, ни кресел, ни дивана, ни даже скамьи. Единственным предметом мебели оказалась небольшая изогнутая столешница на длинных тонких ножках, с поверхностью из белого, напоминающего воск нефрита. Рядом с ней стоял человек среднего роста и среднего возраста с деликатными чертами лица и тонкими пальцами, уже несколько располневший, с холодными янтарными глазами, строгим длинным носом и кожей, такой же бледной и гладкой, как нефрит на столешнице. Его плотные волосы, завитые маленькими темно-коричневыми кудрями, были подстрижены так ровно, что прическа производила впечатление искусственного парика. Кудряшки блестели, будто покрытые лаком — излишество, напоминавшее о давно минувшей эпохе изнеженности и упадка.
Его превосходительство Вамбольд не проявлял эмоций: «Господа, мне сообщили, что у вас срочное дело, требующее моего немедленного внимания».
«Совершенно верно! — воскликнул Каткар и сделал шаг вперед. — По-видимому, вы меня не помните. Меня зовут Руфо Каткар, я — помощник Дензеля Аттабуса из Стромы. Его счет открыт в вашем банке».
Администратор Вамбольд бесстрастно изучал Каткара, как ученый, рассматривающий незнакомое насекомое. Через несколько секунд, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул, манера обращения администратора с посетителями существенно изменилась: «Да-да! Теперь я вспоминаю нашу встречу. Достопочтенный Аттабус — благородный и выдающийся человек. Надеюсь, он в добром здравии?»
«Принимая во внимание все обстоятельства, в этом отношении не ожидается никаких оснований для беспокойства», — нашелся Каткар.
«Рад слышать. И кто же ваши спутники?»
«Позвольте представить вам моих сотрудников, командора Клаттока и командора Чилке из полиции Кадуола. При всем моем уважении к вашей занятости я вынужден повторить, что наше дело требует принятия немедленных мер, необходимых для предотвращения необратимого ущерба».
«Понимаю. И в каком направлении мы должны приложить эти срочные усилия?»
«В связи со счетом Дензеля Аттабуса».
«Ах да! Меня предупреждали о вашем посещении».
Каткару с трудом удалось скрыть удивление: «Кто вас предупредил?»
Его превосходительство Вамбольд уклонился от прямого ответа: «Давайте перейдем в помещение, более подходящее для совещания». Он подошел к стене и постучал пальцем по серебряному декоративному щитку; малахитовая панель отодвинулась: «Прошу вас, заходите».
Все присутствующие прошли через открывшийся проем в обычный рабочий кабинет с письменным столом, стульями и конторским оборудованием. Теперь Глоуэн понял, в чем заключалось назначение только что покинутой ими элегантной пустой залы: это был своего рода шлюз, где слишком навязчивых посетителей могли содержать некоторое время в одиночестве, а затем направлять к нижестоящему должностному лицу, приглашая выйти обратно в коридор. В отсутствие надлежащей мебели не было необходимости приглашать незваного гостя сесть — тактика, способствовавшая скорейшему избавлению от нахала.
Администратор Вамбольд указал собеседникам на стулья, а сам уселся за столом и спросил, тщательно выбирая и произнося слова: «Надо полагать, вы прибыли, чтобы обновить счет достопочтенного Аттабуса?»
Каткар отпрянул: «Даже так? А это вы откуда знаете?»
Администратор вежливо улыбнулся: «Слухами земля полнится. Ожидать вашего посещения было вполне целесообразно, учитывая развернувшуюся в последнее время лихорадочную деятельность».
Каткар уже не мог скрывать беспокойство. Он воскликнул: «Что происходит? Что именно? Сообщите немедленно!»
«Разумеется, разумеется, — успокоил его Лотар Вамбольд. — Но прежде всего скажите: вы действительно готовы перечислить новые средства на счет Дензеля Аттабуса?»
«Ни в коем случае! Совсем наоборот!»
«Интересно!» — заметил администратор Вамбольд. Решительный отрицательный ответ Каткара, казалось, скорее позабавил его, нежели обеспокоил.
Каткара, однако, уклончивость главного администратора начинала выводить из себя: «Будьте добры, объясните, что происходит, и как можно яснее! Ваши туманные замечания и расплывчатые намеки становятся обременительными».
Его превосходительство Вамбольд отозвался с безукоризненной вежливостью: «Сложившиеся обстоятельства сами по себе не отличаются кристальной ясностью — в этом-то и заключается трудность. Но я сделаю все, что смогу».
«Забудем о трудностях — изложите факты!»
«Состояние счета Дензеля Аттабуса можно назвать любопытным. У него есть материальные активы, но объем наличных средств сократился — в некотором смысле — до двадцати девяти тысяч сольдо».
«Что значит «в некотором смысле»? — испуганно спросил Каткар. — Вы выражаетесь двусмысленно — ничего не понимаю!»
Глоуэн позволил себе вставить замечание. «Сосредоточьте внимание на первоочередных задачах, — тихо сказал он Каткару. — В деталях можно будет разобраться потом».
Каткар раздраженно хмыкнул: «Да-да, вот именно». Он снова обратился к администратору: «У достопочтенного Аттабуса были основания не доверять суждению и даже добропорядочности своих партнеров. В настоящее время он желает установить жесткий контроль над своими финансами — над тем, что от них осталось». Каткар предъявил документ и с подчеркнутой церемонностью положил его на стол: «Можете рассматривать эту бумагу как официальное уведомление».
Его превосходительство Вамбольд брезгливо поднял документ двумя пальцами и внимательно изучил его: «Ага, гм. Да. Очень любопытно!» Некоторое время администратор сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Мысли эти, по-видимому, слегка развеселили его: «Рад получить однозначные указания достопочтенного Аттабуса. Вы предоставили их весьма своевременно. Я только что собирался перевести с его счета более шестидесяти пяти тысяч сольдо на счет особого доверительного фонда».
Глоуэн поразился: «Перевести шестьдесят пять тысяч сольдо со счета, содержащего двадцать девять тысяч? Это было бы финансовым чудом!»
Чилке не видел в этой операции ничего таинственного: «Они просто-напросто перемещают десятичные запятые. Есть такой творческий подход к финансовому учету. Некоторые банкиры на Земле пытались его применять, но они недостаточно разобрались в системе, в связи с чем их поймали и посадили в тюрьму».
«Мы не чудотворцы, и наши десятичные запятые абсолютно неподвижны, — натянуто произнес главный администратор. — Время от времени, однако — например, в данном случае — удачный выбор времени осуществления операций позволяет создавать поистине достопримечательные эффекты».
«Поясните, пожалуйста!» — заинтересовался Глоуэн.
Каткар воскликнул: «Прежде всего давайте сделаем все необходимое для того, чтобы счет был защищен, и чтобы ваши служащие не выбрасывали на ветер последние сольдо Дензеля Аттабуса обеими руками!»
«Это очень просто», — согласился администратор Вамбольд. Он нажал несколько кнопок на клавиатуре. Прозвучал голос: «Счет Дензеля Аттабуса изолирован».
«Вот и все, — повернулся к Каткару Лотар Вамбольд. — Счет защищен».
«А теперь объясните: кто хочет снять шестьдесят пять тысяч с этого счета, кому он платит и за что?» — потребовал Каткар.
Его превосходительство Вамбольд колебался: «Эти расчеты конфиденциальны. Я не могу их обсуждать в ходе повседневного разговора».
«Это не повседневный разговор! — громовым голосом произнес Каткар. — В качестве представителя достопочтенного Аттабуса я имею право знать все, что относится к его интересам! Если вы утаиваете информацию, и это нанесет ущерб Дензелю Аттабусу, вы лично и ваш банк, как учреждение, будете нести ответственность за возмещение убытков. Я делаю это заявление в присутствии свидетелей, пользующихся самой высокой репутацией».
Главный администратор холодно улыбнулся: «Ваши замечания убедительны — тем более, что они соответствуют действительности. В качестве доверенного представителя Дензеля Аттабуса вы имеете право задавать такие вопросы. Но кто сопровождающие вас господа? Можете ли вы безусловно гарантировать, что они сохранят полученные сведения в тайне?»
«Целиком и полностью! Они получили удостоверения офицеров МСБР, что само по себе достаточное свидетельство их добросовестности. В настоящее время они расследуют дело межпланетного характера, но главным образом связано с Кадуолом, по каковой причине они представились как сотрудники полиции Кадуола».
Администратор Вамбольд кивнул, не проявив особого интереса: «За многие годы мне удалось кое-что узнать о нравственных принципах достопочтенного Аттабуса, и для меня очевидно, что действия Роби Мэйвила и Джулиана Бохоста не соответствуют этим принципам. Вы требуете, чтобы я предоставил информацию? Я охотно это сделаю, учитывая необычные манипуляции, предпринятые Джулианом Бохостом».
«Каковы, наконец, факты?»
Его превосходительство Лотар Вамбольд откинулся на спинку кресла и, казалось, сосредоточил внимание на стеллаже в дальнем углу кабинета. Когда он заговорил, речь его стала более плавной, а его жесты — не столь сухими и официальными: «Это сложная история, и в некотором смысле забавная, как вы сами убедитесь». Администратор достал листок желтой бумаги из прорези в боковой панели стола и некоторое время изучал распечатанные на нем данные: «Два месяца тому назад на счету Дензеля Аттабуса было сто тридцать тысяч сольдо. Затем фирма «Космические верфи Т. Дж. Вейдлера» представила переводной вексель на сто одну тысячу сольдо, полученный в качестве оплаты двух боевых автолетов класса «Стрэйдор-Ферокс». Вексель подписан Роби Мэйвилом и оформлен по всем правилам. Тем не менее, я осведомлен о том, как достопочтенный Аттабус относится к убийствам и насилию, и меня такое приобретение более чем удивило. В конце концов я утвердил эту выплату, так как Роби Мэйвил — одно из трех лиц, уполномоченных снимать деньги со счета; двумя другими были Джулиан Бохост и Руфо Каткар. Таким образом, на счете осталось двадцать девять тысяч сольдо».
Глоуэн наклонился вперед: «Один момент! Вы сказали, что Мэйвил купил на деньги Аттабуса два вооруженных автолета?»
«Именно так».
Глоуэн уставился на Каткара: «Вы об этом знали?»
Плечи Каткара опустились: «Сложились затруднительные обстоятельства. Я обнаружил автолеты в замаскированном ангаре и тут же сообщил об этом достопочтенному Аттабусу. Он был просто возмущен».
«Но вы не сообщили об этом в бюро расследований!»
«Как я уже сказал, в сложившихся обстоятельствах это было не так просто. Приходилось взвешивать интересы трех сторон: вашего бюро, Дензеля Аттабуса и мои собственные. Поэтому я решил сообщить об автолетах в бюро расследований сразу после того, как закончу дела в банке, тем самым соблюдая интересы всех трех сторон в кратчайшие возможные сроки».
Глоуэн промолчал. Наступившая тишина действовала Каткару на нервы, и он обратился к Лотару Вамбольду: «Будьте добры, продолжайте».
Главный администратор Вамбольд, отстраненно забавлявшийся происходящим, послушно продолжил: «Две недели тому назад мне предъявили еще один переводной вексель, на этот раз на сумму в десять тысяч сольдо, оформленный фирмой «Космические верфи Т. Дж. Вейдлера» и подписанный Джулианом Бохостом. Эта сумма переводилась в качестве частичной оплаты отремонтированного пассажирского судна «Фратценгейл», а остающаяся часть его стоимости, в размере шестидесяти пяти тысяч сольдо, должна была быть оплачена в течение тридцати следующих дней. Опять же, вексель был выписан по всем правилам, но я не утвердил его. Вместо этого я позвонил Доркасу Фаллинчу, директору отдела сбыта фирмы «Космические верфи Т. Дж. Вейдлера», с которым у меня всегда были хорошие отношения; по сути дела мы оба — синдики Мурмелианского института. Фаллинч сообщил мне примерно то, что я ожидал услышать: «Фратценгейл» оказался ржавым корпусом и годился только на переплавку. Никто и не подумал бы его ремонтировать. Его предлагали в продажу как металлолом уже два года, но только Джулиан проявил к нему интерес. Тридцатидневный срок, таким образом, не имел никакого смысла, так как никто не собирался увести это барахло у Джулиана из-под носа.
Я отметил, что, с моей точки зрения, ржавый корпус никак не мог стоить семьдесят пять тысяч сольдо. Фаллинч согласился. Он принял бы практически любое предложение — лишь бы избавиться от этой груды ржавого хлама. Названная цена казалась совершенно неразумной. Фаллинч обещал проверить, чем занимается Ипполит Бруни, продавец, которому было поручено сбыть «Фратценгейл», а затем снова связаться со мной. До поры до времени на этом дело и кончилось. Конечно же, я не выплатил задаток в десять тысяч сольдо за «Фратценгейл».
Через два дня мне позвонил Доркас Фаллинч. О завышенной цене «Фратценгейла» сговорились Джулиан Бохост и продавец, Ипполит Бруни. На самом деле Джулиан собирался купить два судна: «Фратценгейл» для отвода глаз и в качестве взятки продавцу — а также космическую яхту «Фортунатус» по сходной цене. Сговор позволял Джулиану заплатить за оба судна векселем, выписанным за счет непоименованного им «толстосума», и пользоваться «Фортунатусом» как своей персональной яхтой, а Бруни причитались комиссионные, о которых он не собирался отчитываться перед начальством. Все было задумано просто и красиво — выигрывали и продавец, и покупатель, а с носом оставался только ничего не подозревающий «толстосум».
Меня все это чрезвычайно заинтересовало и обеспокоило, так как банк, в определенных пределах, пытается защищать своих клиентов от подобных злоупотреблений. Доркас Фаллинч собирался уволить Ипполита Бруни, взыскав с него штраф с пристрастием, но я уговорил его повременить, так как хотел узнать, откуда Джулиан возьмет недостающие деньги.
Еще через два дня ко мне заявился Джулиан Бохост — впервые я встретился с ним лицом к лицу. Джулиан — высокий, модно одетый молодой человек, блондин, пышет здоровьем и энергией, хотя ведет себя несколько снисходительно, как будто он предпочитает, чтобы его считали человеком обаятельным, но в то же время превосходящим собеседника во всех отношениях. Он хотел знать, почему я не утвердил задаток за «Фратценгейл» в размере десяти тысяч сольдо. Я сказал, что у меня еще не было времени произвести такую выплату по всем правилам. Мой ответ вызвал у Джулиана раздражение. Он заявил, что им уже были соблюдены все необходимые правила и формальности. Цена, по его словам, вполне соответствовала судну такой вместимости, с мощными и надежными двигателями. Он откровенно признался в том, что судно нуждалось в покраске и ремонте, но утверждал, что оно по существу в прекрасном состоянии и пригодно к эксплуатации — короче говоря, старый добрый звездолет, не слишком роскошный, но вполне соответствующий своему назначению.
«Все это прекрасно, — сказал я, — но каким образом вы собираетесь за него платить?» Ответ Джулиана застал меня врасплох. «Нет никаких проблем!» — заявил он. С минуты на минуту на счет достопочтенного Дензеля Аттабуса должны были поступить дополнительные средства в размере ста или даже ста пятидесяти тысяч сольдо».
Каткар не сумел сдержать взрыв хохота: «Как же, как же! Очень хорошо помню, как все это устраивалось. Клайти Вержанс отвела Аттабуса в сторону и безжалостно напустилась на него, обвиняя его в скупости и в нежелании поддержать хорошее дело, а достопочтенный Дензель, не зная, как вырваться из этой западни, согласился заплатить сколько угодно и кому угодно. Конечно, это было до того, как я продемонстрировал ему боевые автолеты. Клайти Вержанс сообщила Джулиану благую весть, и тот, разумеется, не сомневался, что дело в шляпе».
«Таким образом объясняется его уверенность в своих финансовых возможностях, — кивнул Лотар Вамбольд. — Тем временем, фирма «Космические верфи Т. Дж. Вейдлера» не получила задаток в размере десяти тысяч сольдо и, по словам Джулиана, времени почти не оставалось. Ему удалось получить лишь тридцатидневную отсрочку выплаты всей суммы. Он даже признался, что рассматривает возможность другой, не менее важной сделки.
«О какой сделке идет речь?» — спросил я. Джулиан поведал, что все детали еще не согласованы, но что сделка выглядит чрезвычайно привлекательно. Но каким образом он собирался финансировать все эти сделки, если на счету Дензеля Аттабуса не было достаточной суммы? Джулиан сказал, что самым практичным решением проблемы было бы получение краткосрочного займа от банка.
«И что бы вы могли предложить в обеспечение такого достаточно существенного займа?» — поинтересовался я. Джулиан стал вести себя несколько высокомерно и заверил меня, что, если возникнет такая необходимость, он может получить доступ к другим ресурсам. Я попросил его указать эти ресурсы, но Джулиан заявил, что в данный момент делиться подобными сведениями было бы неуместно, и покинул мой кабинет, всем своим видом изображая недовольство.
Я подумал обо всем, что он мне рассказал, и решил просмотреть открытые в нашем банке счета, которые могли иметь отношение к возникшей ситуации. Мне удалось получить множество сведений, причем вполне уместных. Я обнаружил счет партии ЖМО почти двадцатилетней давности. На нем постепенно, посредством множества мелких взносов, накопилась сумма, составляющая в настоящее время девяносто шесть тысяч сольдо. Кроме того, у Клайти Вержанс был персональный счет, содержавший тридцать одну тысячу сольдо, и даже у Джулиана были в банке свои деньги — примерно одиннадцать тысяч. Джулиан был уполномочен пользоваться любым из этих трех счетов! Мне в голову пришла забавная мысль, от которой я заставил себя отказаться — она противоречила всем общепринятым этическим нормам.
Через три дня Джулиан вернулся. Он снова был общителен, приветлив и самоуверен. Несколько минут он обсуждал движение ЖМО, активистами которого были он и достопочтенный Дензель Аттабус, а также трудности Клайти Вержанс в ее самоотверженной борьбе с консервационистами на станции Араминта. Можно было легко догадаться, однако, что он явился не для того, чтобы говорить о политике. И действительно, у него на уме было нечто другое. Помимо пассажирского судна, то есть «Фратценгейла», партии ЖМО срочно требовался, по его словам, небольшой курьерский корабль. У Вейдлера ему удалось найти судно, точно соответствовавшее всем их требованиям, и по сходной цене! За первоклассную яхту «Фортунатус» просили сорок три тысячи сольдо, так что «Фратценгейл» и «Фортунатус» вместе обошлись бы только в сто восемнадцать тысяч. Такую феноменальную сделку просто нельзя было упускать!
Энтузиазм Джулиана был заразителен. Он просто влюбился в неотразимый «Фортунатус»! Космическая яхта, как новенькая, и почти за полцены!
«Превосходно, молодой человек! — сказал я ему. — Но опять же, как вы собираетесь платить за оба звездолета?» После выплаты задатка за «Фратценгейл» на счете Дензеля Аттабуса оставалось бы всего девятнадцать тысяч сольдо. Джулиан продолжал заверять меня, что вот-вот на счет Аттабуса будут переведены дополнительные средства, и что он уже получил извещение об этом от самой Клайти Вержанс!
«Тем не менее, — предупредил я его, — если деньги не поступят вовремя, десять тысяч сольдо будут потеряны».
С точки зрения Джулиана, мои опасения были смехотворны. Он хотел получить от банка краткосрочный заем, позволявший приобрести два звездолета.
Я сказал, что банк мог бы надлежащим образом предоставить такой заем с тем условием, что право собственности и фактически оба корабля должны были принадлежать банку до утверждения займа, после чего, так как в мои обязанности входит защита интересов банка, я должен был потребовать, чтобы Джулиан предоставил весьма существенный залог.
Джулиану эти формальности казались тягостными, он пытался их обойти. По его мнению, достаточным залогом могли служить два звездолета как таковые. Я возразил, указав на тот неоспоримый факт, что Ойкумена велика, обширна и бездонна, в связи с чем звездолеты традиционно считаются рискованным обеспечением банковских кредитов».
И снова его превосходительство Лотар Вамбольд позволил себе холодную улыбку: «Джулиан подтянулся и напустил на себя строгость. Он спросил: «Вы считаете меня человеком, способным просрочить долг?» «Разумеется! — ответил я. — Будучи банкиром, я обязан подозревать всех и каждого».
Джулиан ушел, но на следующий день вернулся, не на шутку взволнованный. По моей просьбе, Доркас Фаллинч порекомендовал ему торопиться, так как другие стороны якобы готовы были представить предложение о покупке «Фортунатуса». Джулиан сказал, что мы должны были действовать безотлагательно, и что он уже не мог ждать перевода денег на счет Дензеля Аттабуса.
«Это решение зависит только от вас, — сказал я ему. — Но каким образом вы предоставите надлежащий залог?»
Слегка помрачнев, Джулиан объяснил, что, если это совершенно необходимо, он мог бы использовать в качестве залога активы на других доверенных ему счетах.
«В таком случае, — ответил я, — вам следовало бы рассмотреть возможность непосредственного использования этих активов с целью покупки обоих звездолетов». «В этом есть определенный смысл, — признал Джулиан. — Но я предпочитаю, по ряду причин, перевести деньги на счет Дензеля Аттабуса». Я понимал, что важнейшая из «ряда причин» заключалась в том, что Джулиан мог купить себе вожделенный «Фортунатус» только на деньги Аттабуса. Я предупредил его, что другие счета могут быть назначены в качестве залогового обеспечения, но что такой процесс иногда занимает несколько недель — требуется утверждение займа ревизионной комиссией. Наши правила, на первый взгляд производящие впечатление лабиринта бюрократических проволочек, специально предназначены для того, чтобы отпугивать рассчитывающих на быструю наживу спекулянтов, финансовых аферистов и вечных изобретателей перевернутых пирамидальных схем. Джулиана мои объяснения оскорбили. По его мнению, глупо было принимать лишние меры предосторожности, если он мог за несколько минут перевести на счет Аттабуса достаточные средства с трех других счетов. Я повторил, что решение зависело только от него — ему достаточно было только дать письменные указания. Может быть, он хотел бы поразмыслить об этой сделке еще несколько дней или неделю? «Нет! — заявил Джулиан. — Время не ждет, я должен действовать сию минуту!» Он хотел перевести деньги с трех других счетов на счет Дензеля Аттабуса, а потом, как только поступят новые средства, вернуть соответствующие суммы на другие счета. «Как вам будет угодно, — сказал я ему. — Я могу сейчас же подготовить документы и, если таково ваше желание, перевести требуемую сумму».
Джулиан колебался. «Какая сумма потребуется?» — спросил он. Я объяснил, что остаток денег на счету Аттабуса следует сохранить в качестве резерва на тот случай, если потребуется оплата других, уже подписанных векселей. Поэтому к семидесяти пяти тысячам за «Фратценгейл» следует прибавить сорок три тысячи за «Фортунатус», и в конечном счете получится сто восемнадцать тысяч сольдо. Из-за банковских сборов итоговая сумма может оказаться несколько большей — но, вероятно, ста двадцати тысяч сольдо хватит на все.
Джулиан не обрадовался моим расчетам, но не высказал никаких замечаний. Он перевел девяносто тысяч сольдо со старого счета ЖМО, двадцать тысяч с персонального счета Клайти Вержанс и десять тысяч со своего собственного счета.
«Очень хорошо! — сказал я ему. — Я немедленно выплачу ожидаемую сумму фирме Т. Дж. Вейдлера. Вы можете вернуться завтра или когда вам будет угодно, и мы покончим со всеми остающимися формальностями».
Как только Джулиан ушел, я позвонил Доркасу Фаллинчу и спросил его: сколько, примерно, сто́ит «Фортунатус» на самом деле? Он сказал, что справедливая рыночная цена такой яхты составляла не менее шестидесяти пяти тысяч сольдо. Как насчет «Фратценгейла»? Вкупе с «Фортунатусом» Фаллинч отдал бы ржавый корпус еще за пять тысяч. Я принял его предложение от имени достопочтенного Дензеля Аттабуса, и сделка была заключена в ту же минуту.
Через полчаса прибыл курьер с документами, ключами и шифраторами. Сегодня утром вы застали меня в процессе перевода семидесяти тысяч сольдо на счет Т. Дж. Вейдлера. Этот перевод приведет к завершению сделки, и на него, боюсь, уже никак не повлияют самые последние указания достопочтенного Аттабуса. Короче говоря, в настоящее время Дензелю Аттабусу принадлежат два звездолета, двадцать девять тысяч сольдо, остававшиеся на его счете, и пятьдесят тысяч сольдо, переведенные со счетов, доверенных Джулиану Бохосту».
Глоуэн спросил: «И теперь эти средства заморожены на счету Аттабуса?»
Главный администратор Вамбольд кивнул, улыбнувшись своей бледной полуулыбкой: «Я мог бы упомянуть, чисто в рамках личных отношений, что в качестве синдика Мурмелианского института я разделяю взгляды достопочтенного Дензеля Аттабуса, заслужившего орден «Благородного пути» девятой степени. Последняя операция позволила мне искупить непредусмотрительное участие в продаже боевых автолетов «Стрэйдор-Ферокс» Роби Мэйвилу, за утверждением которой я должен был предварительно обратиться лично к достопочтенному Аттабусу. Эта ошибка легла тяжким бременем на мою совесть, и меня радует, что ее удалось возместить хотя бы в какой-то степени».
«Кто-то когда-то изрек, что из всех человеческих разновидностей самая безжалостная — пацифисты», — задумчиво произнес Чилке, глядя в пространство.
«И теперь Каткар контролирует счет Дензеля Аттабуса?» — спросил Глоуэн.
Главный администратор сверился с документом, врученным Каткаром: «Достопочтенный Аттабус выразил свои пожелания однозначно. Руфо Каткару предоставляется полная свобода действий в отношении этого счета».
«Счета, содержащего львиную долю активов ЖМО?»
«Так точно».
«Ага! — торжествующе воскликнул Чилке. — А еще говорят, что чудес не бывает! Можно подумать, что денежки Джулиана исчезли в трещине, вызванной искривлением пространства-времени».
Полуулыбка Лотара Вамбольда приобрела печальный оттенок: «Мне придется проявить такт, разъясняя Джулиану сложившуюся ситуацию».
«Достаточно без обиняков изложить нелицеприятные факты! — заявил Каткар. — Джулиану пора уже относиться к превратностям жизни по философски, как подобает мужчине».
«Хороший совет — не премину передать его господину Бохосту».
Каткар задумчиво кивнул: «А мне придется взять на себя бремя новых обязанностей. Тем не менее, я сделаю все, что смогу, без жалоб и упреков».
Глоуэн рассмеялся: «Мы восхищены вашей стойкостью, но интересы Заповедника превыше всего».
«В свое время, когда я закончу подробный анализ...» — ледяным тоном начал Каткар.
Глоуэн не обращал на него внимания: «На счете Дензеля Аттабуса в настоящее время находятся семьдесят девять тысяч сольдо; кроме того, ему принадлежат космическая яхта «Фортунатус» и ржавый корпус «Фратценгейла» — я правильно понимаю?»
«Совершенно верно», — подтвердил Лотар Вамбольд.
Глоуэн повернулся к Каткару: «Прежде всего о «Фортунатусе». Вы можете передать право собственности на космическую яхту директору бюро расследований станции Араминта. Уверяю вас, Бодвин Вук будет очень благодарен и станет пользоваться этой яхтой исключительно по мере надобности — то есть, по своему усмотрению».
«Этого я не допущу!»
«Тогда передайте право собственности мне».
«Что? — вскричал Каткар. — Ни за что! Все это полнейший вздор! Я разделяю нравственные представления достопочтенного Аттабуса, хотя и не продвинулся так далеко по «Благородному пути». Теперь я найду себе место, подходящее для спокойного отдохновения, и займусь изучением «Гнозиса»; кроме того, ничто не помешает мне завести пару хорошо оборудованных птичников. Я намерен использовать доверенное мне имущество Дензеля Аттабуса в благородных целях, во имя совершенствования человечества!»
Глоуэн продолжал говорить совершенно бесстрастно: «Не сопротивляйтесь, не пытайтесь уклоняться или возражать. Это пустая трата времени. Допускаю, что Дензель Аттабус — идеалист; тем не менее, он финансировал преступное подстрекательство к мятежу, и все его имущество, без сомнения, будет конфисковано. Ваше собственное положение, мягко говоря, весьма сомнительно. Представляете, что будет, когда Бодвин Вук узнает, что вы не рассказали ему о вооруженных автолетах? Он принимает такие вещи близко к сердцу».
«Вы прекрасно знаете, что я оказался в затруднительных обстоятельствах! — вскричал Каткар. — Всю мою жизнь я боролся с судьбой! И всегда мои лучшие намерения натыкаются на стену непонимания, всегда меня наказывают за то, за что по справедливости мне полагается награда!»
«Вас еще никто не наказывает! Ваши лучшие намерения могут распустить крылья и пуститься в свободный полет. Забудьте о радужных фантазиях и начинайте подписывать бумаги».
«Как только я увидел вас на борту «Скитальца», я подумал: плохо дело!» — уныло пробормотал Каткар.
«Давайте покончим с разделом имущества, — поморщился Глоуэн. — Прежде всего «Фортунатус»; он пригодится мне и Чилке в нашей экспедиции».
Каткар диковато всплеснул руками и повернулся к главному администратору счетов: «Передайте право собственности на «Фортунатус» и «Фратценгейл» командору Глоуэну Клаттоку, гражданину станции Араминта на планете Кадуол. Я вынужден подчиниться этому бездушному солдафону».
Его превосходительство Лотар Вамбольд пожал плечами: «Как вам угодно».
«Далее, — загнул второй палец Глоуэн. — Выплатите Каткару двадцать тысяч сольдо, хотя он вряд ли этого заслуживает».
«Двадцать тысяч?! — страстно возопил Каткар. — Мне причитается гораздо больше!»
«Вы сошлись на двадцати тысячах с Бодвином Вуком».
«Это было до того, как я стал рисковать своей жизнью!»
«Хорошо, двадцать пять тысяч сольдо».
Главный администратор сделал заметку: «А остаток?»
«Переведите остаток на счет Флоресте-Клаттока, открытый в вашем банке».
Лотар Вамбольд покосился на Каткара: «Таковы будут ваши указания?»
«Да, да! — прорычал Каткар. — Как всегда, все мои мечты и надежды повержены в прах!»
«Очень хорошо! — его превосходительство Лотар Вамбольд поднялся на ноги. — Если вас не затруднит вернуться, скажем, дня через три...»
Потрясенный, Глоуэн уставился на банкира: «Три дня! Дело нужно закончить сейчас же, сию минуту!»
Главный администратор счетов сухо покачал головой: «В «Банке Соумджианы» мы работаем в темпе, оставляющем время для благоразумия и предусмотрительности. В нашем деле оправдания бесполезны — мы не можем рисковать, не можем ошибаться. Ваши инструкции и пожелания метались из стороны в сторону, как перепуганные птицы — что вполне позволительно с вашей стороны, так как вы не несете никакой ответственности. Я же, напротив, обязан выполнять свои функции, принимая все меры предосторожности. Мой долг заключается в том, чтобы произвести надлежащую оценку предлагаемой сделки и навести справки, подтверждающие вашу репутацию».
«Мои требования законны?»
«Конечно. В противном случае я не стал бы их даже рассматривать».
«В дополнительной оценке, таким образом, нет необходимости. Что же касается моей репутации, предлагаю вам обратиться к Ирлингу Альвари из Мирцейского банка, находящегося здесь же, в Соумджиане».
«Вам придется немного подождать. Я поговорю с ним без свидетелей в другом помещении», — Лотар Вамбольд удалился.
Глоуэн обратился к Каткару и Чилке: «Совершенно необходимо очистить счет раньше, чем распространится весть о смерти Дензеля Аттабуса — пока деньги не исчезли, Джулиан может найти какие-нибудь юридические основания для иска о восстановлении счета «жмотов». Мы должны торопиться!»
Его превосходительство Вамбольд вернулся и снова сел за стол, несколько подавленный и задумчивый: «Ирлинг Альвари заверил меня в том, что ваша репутация безукоризненна, и рекомендовал содействовать вам настолько, насколько позволяют мои полномочия. Я последую его совету. Двадцать пять тысяч сольдо — Руфо Каткару, «Фортунатус» и «Фратценгейл» — вам, а остаток, примерно пятьдесят четыре тысячи — на счет Флоресте-Клаттока».
«Все правильно».
«Деньги и документы, подтверждающие передачу права собственности, скоро принесут. Это займет еще несколько минут».
Раздался звонок, и главный администратор включил телефон. Глоуэн, стоявший у стола, заметил на экране лицо Джулиана Бохоста.
«Я уже здесь, в банке, — раздался голос Джулиана. — Подняться к вам в кабинет? Полагаю, все бумаги уже оформлены».
Глоуэн жестом привлек внимание администратора: «Попросите его придти через два часа, после обеда».
Лотар Вамбольд кивнул. Джулиан продолжал спрашивать: «Все готово?»
Его превосходительство ответил самым бесцветным тоном: «Прошу прощения, г-н Бохост, но я был чрезвычайно занят и еще не успел подготовить все бумаги».
«Как так? Времени больше нет, сделка висит на волоске!»
«Возникло препятствие, которое мне еще не удалось преодолеть — чиновник, ответственный за утверждение некоторых документов, ушел на обед».
«Это ни в какие ворота не лезет! — взбесился Джулиан. — Медлительности ваших сотрудников нет оправдания!»
«Г-н Бохост, если вы встретитесь со мной через два часа, я смогу со всей определенностью сообщить вам результаты нашего анализа ситуации, каковы бы они ни были».
«Что это значит? — воскликнул Джулиан. — С вами невозможно иметь дело!»
«Увидимся через два часа», — кивнул Вамбольд. Экран погас.
Главный администратор счетов с сожалением покачал головой: «Не люблю притворяться».
«Вспомните о том, что Джулиан не заслуживает сострадания — он сделал все, что мог, для того, чтобы обокрасть Дензеля Аттабуса, который, в свою очередь, игнорировал законы Заповедника и финансировал деятельность, способную привести только к кровопролитию. Его тоже никак нельзя назвать невинной жертвой, невзирая на орден девятой степени и все остальное».
«Возможно, вы правы», — его превосходительство Вамбольд потерял интерес к разговору.
В окошечко для доставки документов упали три пакета. Один из них Лотар Вамбольд передал Руфо Каткару: «Двадцать пять тысяч сольдо». Другой получил Глоуэн: «Документы, ключи и шифраторы к «Фортунатусу» и «Фратценгейлу»». Из третьего пакета администратор счетов вынул какую-то бумагу. «Подпишитесь здесь, — сказал он Глоуэну. — Это сертификат, подтверждающий перевод денег на ваш счет».
«Конфиденциальный перевод, надеюсь?»
«Совершенно конфиденциальный. А теперь наши дела закончены, так как на счету Дензеля Аттабуса ничего не осталось».
«Один последний вопрос, — задержался Глоуэн. — Вам знакомо имя «Левин Бардьюс»?»
Главный администратор Вамбольд нахмурился: «Кажется, он какой-то магнат. Занимается строительством».
«У него есть управление в Соумджиане?»
Лотар Вамбольд связался с кем-то по телефону. Голос произнес: «Компанию «ЛБ» в Соумджиане представляет строительная фирма «Кантолит»».
«Будьте добры, позвоните в «Кантолит» и спросите, где в настоящее время находится Левин Бардьюс».
Главный администратор счетов узнал только то, что Левина Бардьюса на Соуме не было, и что никто не знал, где именно он мог находиться: «Главное управление его компании в нашем секторе находится в Застере на планете Яфет, в системе Зеленой звезды Гилберта. Там, несомненно, вам смогут предоставить более определенные сведения о его местонахождении».
Три посетителя удалились. Его превосходительство главный администратор счетов Лотар Вамбольд проводил их изысканно вежливым поклоном.
Покидая банк через главный вход, они остановились на площади, теперь заполненной толпой горожан, шагавших по своим делам все той же знаменитой по всей Ойкумене непреклонно-равномерной походкой, почти горделивой, с высоко поднятой головой и расправленными плечами.
Каткар, сожалевший об утраченных возможностях, позабыл о страхе, раньше занимавшем почти все его мысли. Не протестуя и не жалуясь, однако, он присоединился к Глоуэну и Чилке, присевшим за столик в кафе на открытом воздухе. Полногрудая официантка принесла им блюдо жареных колбасок, хлеба и пива.
Глоуэн сказал Каткару: «Что ж, нам пора расставаться. Полагаю, у вас уже есть какие-то определенные планы на будущее?»
Каткар фаталистически пожал плечами: «Я отыграл свою роль в трагедии, и теперь меня выгоняют со сцены».
Чилке ухмыльнулся: «У вас есть деньги. И вы поставили Джулиану хороший синяк под глазом — чего еще вам не хватает?»
«И тем не менее я не удовлетворен. Я думал, что отправлюсь к своей родне в Фушер на Девятой планете Канопуса и стану заниматься выращиванием первосортной птицы — но почему-то эта перспектива меня больше не привлекает».
«Считайте, что вам повезло, — неприязненно отозвался Глоуэн. — Бодвин Вук заставил бы вас дробить скалы на Протокольном мысу».
«Бодвин Вук — геморрой в заднице прогресса! — проворчал Руфо Каткар. — Так или иначе, я предпочел бы жить на Кадуоле, где я смог бы участвовать в управлении новым порядком вещей… Но подозреваю, что на Кадуоле я больше никогда не буду в безопасности». Каткар внезапно вспомнил, как он боялся, что его убьют. Встрепенувшись, он стал пытливо озираться, разглядывая площадь, утопавшую в бледно-желтых лучах Мазды. Во всех направлениях сновали обыватели Соумджианы — мужчины в просторных бриджах, перевязанных под коленями, и в свободных куртках, накинутых на белые рубашки с открытыми, не стеснявшими шею воротниками. Женщины носили блузы с длинными рукавами и длинные юбки; так же, как и представители сильного пола, они передвигались с горделивой осанкой, внушенной незыблемыми нравственными устоями.
«Смотрите!» — вдруг воскликнул Каткар, указывая пальцем на героическую чугунную статую в центре площади, воздвигнутую в честь Корнелиса Памейера, одного из первопроходцев Ойкумены. Рядом с пьедесталом памятника установил жаровню торговец лемурийскими колбасками; там стоял, мрачно поглощая хлеб с колбасками, Джулиан Бохост.
3
Глоуэн, Чилке и Каткар покинули площадь и прошлись к стоянке такси по бульвару Несокрушимых Дев. Глоуэн сказал Каткару: «Здесь мы с вами расстанемся».
Каткар удивленно вскинул голову: «Как? Уже? Мы еще не договорились о планах на будущее!»
«Верно. Какого рода планы вы имеете в виду?»
Руфо Каткар махнул рукой, тем самым показывая, что множество возможных тем для обсуждения было практически не ограничено: «Ничто еще не решено. До сих пор мне удавалось ускользать от моих врагов, но вы заставили меня «засветиться», и теперь я снова уязвим».
Глоуэн улыбнулся: «Наберитесь храбрости, Каткар! Вам больше не угрожает опасность».
«Почему же? — хрипло, с недоверием спросил Каткар. — Почему вы так говорите?»
«Вы же видели — Джулиан лопал колбаски. Судя по его внешности, у него отвратительное настроение, но он никого не подговаривал вас прикончить — а мог бы, если бы знал, что вы под рукой».
«Он может узнать, что я здесь, в любую минуту».
«В таком случае, чем скорее вы уедете, тем лучше — и чем дальше, тем лучше».
Чилке произнес: «Сейчас же поезжайте на такси в космический порт, взойдите на борт первого пакетбота, отправляющегося к Перекрестку Диогена на Чердаке Кларенса, в самом основании Пряди Мирцеи. Там, как только вы зайдете в космический вокзал и смешаетесь с толпой, ваши враги потеряют вас навсегда».
Каткар нахмурился: «Безрадостная перспектива».
«Тем не менее, лучше мы ничего посоветовать не можем, — отозвался Глоуэн. — Было приятно с вами сотрудничать. Ваше содействие оказалось выгодно всем — даже его превосходительство главный администратор счетов, кажется, развеселился».
Каткар хмыкнул: «Нет никакой выгоды в том, чтобы перечислять обиды или поносить несправедливость, не так ли?»
«Никакой — тем более, что вы получили не по заслугам».
«Это пристрастная интерпретация фактов!» — заявил Каткар.
«Как бы то ни было, пора прощаться».
Но Каткар все еще колебался: «Честно говоря, теперь меня одолевают сомнения по поводу будущего. Может быть, я смогу оказаться полезным в вашем расследовании? Вы же знаете, я человек способный и проницательный».
Покосившись на Чилке, Глоуэн заметил полное отсутствие какого бы то ни было выражения на физиономии своего партнера и сказал: «Боюсь, это невозможно. Мы не уполномочены пользоваться услугами гражданских лиц, независимо от их талантов и квалификации. Для этого вам потребовался бы стандартный допуск, а его можно получить только в бюро расследований».
Лицо Каткара опустилось: «Если я вернусь на станцию Араминта и предложу свои услуги — как меня там встретят?»
Чилке с сомнением покачал головой: «Если вы покончите с собой, Бодвин Вук, может быть, согласится сплясать на вашей могиле».
Глоуэн сказал: «Если вы сообщите все, что знаете о боевых автолетах, думаю, что с вами обойдутся вежливо, а может быть даже наградят».
Каткар сомневался: «Как правило, я не склонен к романтическим мечтаниям, а ожидать наград от прижимистого лысого гоблина значило бы предаваться грезам наяву».
«При обращении с Бодвином Вуком большое значение имеет такт, — заметил Чилке. — Вам следует научиться такту, это не всякому дано».
«Я обращался с ним, как с разумным человеком — и ожидал от него по меньшей мере уважения к логике вещей».
«Хорошо! — вдруг согласился Глоуэн. — Я напишу письмо, и вы можете его доставить лично Эгону Тамму».
«Такое письмо может оказаться полезным, — ворчливо сказал Руфо Каткар. — Однако не упоминайте, пожалуйста, о двадцати пяти тысячах сольдо. Кичиться финансовым успехом — дурной вкус».
