Глава 13
С юга дул настойчивый прохладный ветер; появившиеся было звезды скоро скрылись за летящими клочьями облаков. Руководствуясь почти невидимыми очертаниями низких берегов, команда «Миральдры» направляла судно вверх по течению полноводной реки.
К полуночи ветер ослаб. Волы крутили два ворота, а Гарта Пеплошторма и его труппу, невзирая на их протесты, заставили толкать спицы третьего, и судно продолжало упорно плыть на север.
На рассвете ветер снова наполнил паруса, и кормовое гребное колесо подняли из воды. Часа через четыре на восточном берегу появились шестеро скачущих на юг всадников — заметив плавучий театр, они развернулись и принялись догонять судно, крича и размахивая руками. Гассун предусмотрительно держался поближе к западному берегу и притворялся, что не замечает возбужденную жестикуляцию. В конце концов всадникам надоело бесполезное преследование, и они разочарованно продолжили путь на юг. Зампу, наблюдавшему за ними в подзорную трубу, показалось, что он узнал тучную фигуру работорговца, хотя просторный капюшон почти полностью закрывал его лицо.
«Мы достаточно далеко от Гаркена, — заметил он, повернувшись к Гассуну. — Но местные жители отличаются мелочным и злобным характером, у них нет никакого чувства юмора. Как только перед ними открывается возможность воспользоваться каким-либо преимуществом, они ни перед чем не останавливаются».
«Тем не менее, — прорычал Гассун, — моя безукоризненная репутация, приобретенная с таким трудом, отныне запятнана».
«Не обязательно, — возразил Замп. — Гаркенский банк может действительно обменять наши билеты на железо, в каковом случае никто не останется в проигрыше».
Вечером следующего дня плавучий театр приблизился к Погромной Излучине, о которой в «Речном справочнике» не было вообще никаких сведений. Гассун хотел дать пару представлений, чтобы поправить финансовые дела; Замп подозревал, однако, что всадники из Гаркена могли опередить судно и поджидать его в Погромной Излучине, что было бы чревато нежелательными последствиями. Между партнерами завязался длительный и возбужденный спор.
Вопрос решился сам собой, когда в поле зрения показалась Погромная Излучина — полуразрушенный, покинутый жителями поселок. Гассун подвел судно поближе к обвалившимся причалам, чтобы получше рассмотреть городок в подзорную трубу. На пустынных улицах не было ни души — хотя Гассуну показалось, что в тенях украдкой перемещались какие-то фигуры. Так или иначе, представление здесь никак не могло принести какой-либо доход, и «Миральдра» поплыла дальше.
Окружающая местность превратилась в бескрайнюю степь, по плоской поверхности которой Виссель растекся подобно гигантскому спруту, мягкому и ленивому. «Миральдра» почти беззвучно парила на воде, как во сне, под нежнейшими солнечно-голубыми небесами. Несколько раз показывались шайки кочевников — иногда они молча сидели в седлах, провожая глазами плавучий театр, иногда скакали за ним по берегу со свистом и улюлюканьем, размахивая шапками.
«Речной справочник» уже почти не позволял получить какие-нибудь полезные сведения, хотя на карте было обозначено примерное местонахождение нескольких населенных пунктов: Степного Простора, Айдентуса, Порт-Венобля и замка Банури. Несмотря на предупреждения Зампа, все еще опасавшегося погони из Гаркена, Гассун настоял на остановке в Степном Просторе. Поселок состоял, по-видимому, не более чем из пристани, склада и горстки фермерских жилищ; тем не менее, местная публика пришла в восторг от «Макбета», и Гассун оказался настолько доволен как реакцией зрителей, так и кассовыми поступлениями, что хотел остаться в Степном Просторе на несколько дней. Замп, однако, твердо наложил вето, ссылаясь на недостаток времени.
На следующий день после отплытия из Степного Простора на берегу появилась банда кочевников; понаблюдав за судном несколько секунд, они поспешили вверх по течению, пришпоривая коней с целеустремленностью, показавшейся Зампу зловещей. Гассун, увлеченно обсуждавший поэзию с мадемуазелью Бланш-Астер, презрительно отмахнулся от Зампа, когда тот попытался объяснить причину своего беспокойства. Через два часа «Миральдру», огибавшую очередной плоский мыс, встретила целая флотилия из дюжины сплетенных из ивняка и обтянутых кожей лодок — в лодках сидели встревожившие Зампа кочевники, вооруженные луками и стрелами, боевыми топорами и абордажными крюками.
Нисколько не успокоенный безмятежной уверенностью Гассуна, Замп поднял всеобщую тревогу, и команда немедленно приняла предусмотренные им заранее оборонные меры. Подняли щиты, предохранявшие от стрел рулевого и вороты — к спицам уже пристегнули волов. На носу верхней палубы Замп навел на цель пушку из цементированного стекловолокна и поднес горящую спичку к запалу; пушка изрыгнула разрушительный веер кремневых голышей и потопила три кожаные лодки сразу. Пеплошторма и его труппу приставили к планширям; им приказали немедленно хватать и сбрасывать за борт любые абордажные крюки. Тем временем команда принялась обстреливать разбойничьи лодки из катапульт бурдюками, наполненными летучим эфирным маслом. Как только поверхность реки между лодками покрылась разлившейся маслянистой пленкой, в нее метнули из тех же катапульт охапки горящего мусора. Почти взрывообразно возникла сплошная стена огня. Горе-разбойники отчаянно вопили, бросались в воду и плыли к берегу. Замп перезарядил пушку и разрядил ее в направлении еще остававшихся на плаву лодок — нападение было отражено практически сразу после того, как началось.
Гассун ворчливо признал эффективность оборонительных маневров Зампа, но считал, что они, вероятно, были преждевременными: «Думаю, что их можно было бы отпугнуть грозным предупреждением или просто какой-нибудь демонстрацией наших возможностей. Ненавижу излишнее кровопролитие, зрелище человеческой смерти меня удручает».
«Зато теперь на обратном пути будет меньше кровожадных бездельников, готовых перерезать вам глотку и пустить ко дну все ваши экспонаты, не испытывая ни малейших угрызений совести», — парировал Замп.
Гассун что-то пробормотал себе под нос и скрылся в кабинете.
Через час над степью воцарился мертвый штиль. С севера, где уже высились неясные темные очертания Мандаманских гор, надвигались клубящиеся тучи. Справа и слева молнии ударяли в безразличную равнину, и тут же налетел шквал холодного ливня. Но уже через пять минут гроза разлетелась во все стороны, словно кто-то ударил по тучам кулаком. Открылось ясное небо, и легкий бриз стал подталкивать «Миральдру» вверх по течению.
Перед заходом солнца на восточном берегу показался небольшой городок. Сверившись с картой, Замп заявил, что это Айдентус. В связи с полным отсутствием информации Замп хотел продолжать плавание и как можно незаметнее миновать этот поселок, но Гассун приказал пришвартоваться к местному причалу — не только для того, чтобы дать представление и тем самым пополнить кассу, но и потому, что он боялся провести ночь, бросив якорь посередине реки.
Замп мог противопоставить этим аргументам лишь общее ощущение беспокойства, вызвавшее со стороны Гассуна презрительные насмешки. Команда спустила паруса, и «Миральдра», потихоньку перемещаясь поперек течения, причалила к пристани Айдентуса.
На пристани немедленно собралась толпа местных жителей — крепко сколоченных субъектов с румяными физиономиями, волосами соломенного оттенка и открытыми, непринужденными манерами. Особенно очаровательно вели себя дети, бросавшие цветы на палубу плавучего театра.
Когда Гассун вышел на верхнюю площадку трапа, чтобы представиться и объяснить назначение своего прибытия, айденты приветствовали его с энтузиазмом. Они сообщили, что «Очарование Миральдры» — первый плавучий театр, посетивший их городок; по их словам, их редко навещали какие-либо суда.
При виде столь доброжелательно настроенной публики опасения Зампа рассеялись. На вечернем представлении скамьи ломились — казалось, в зале собралось все население Айдентуса. Кроме того, к вящему удовлетворению Гассуна, айденты платили звонким холодным чугуном.
Местные жители остались довольны трагедией — настолько довольны, что после того, как закрылся занавес, Гассун счел необходимым выйти на сцену: «Благодарю вас за энтузиазм — очень приятно видеть, что вам понравилась пьеса. Я на самом деле считаю, что вы, проницательные и восприимчивые горожане Айдентуса, в полной мере постигли глубину и сложность содержания шекспировского шедевра».
Гассун с улыбкой поднял руку, чтобы остановить поток доносившихся из зала выкриков: «Бис, бис! Еще раз!»
«Мы устали, нам нужно отдохнуть — хотя, если кто-нибудь из горожан пропустил сегодняшнее представление, я не вижу причины, по которой мы не могли бы повторить спектакль завтра утром — перед тем, как нам придется, к сожалению, покинуть ваше замечательное селение!»
Наконец публика покинула плавучий театр; Гассун, благодаря судьбу, подсчитал извлеченный за вечер солидный доход и переместил железо из кассы в сейф.
Наутро во всем городке явно преобладало праздничное настроение. Дети сплели гирлянды из льняных метелок и соцветий бобадиля и украсили ими все судно, от носа до кормы вдоль обоих бортов; гребное колесо оказалось опутано таким количеством листвы и цветов, что Замп встревожился — гирлянды могли воспрепятствовать навигации.
Гассун, по такому случаю надевший поверх обычных черных брюк «выходной» сюртук с красновато-коричневыми отворотами, возбужденно воскликнул, обращаясь к Зампу: «Наконец мы нашли то, что я уже почти отчаялся найти: поистине проницательную, отзывчивую аудиторию! Смешно подумать, что вас снедали опасения по поводу остановки в Айдентусе!»
«Вы совершенно правы, — отозвался Замп. — Но время не ждет — давайте поскорее покончим с утренним спектаклем».
К Гассуну подошел городской старейшина: «Разумеется, я никак не могу распоряжаться вашими делами, но вчера вечером мы потратили все железо, накопленное за несколько лет. Короче говоря, у нас больше не осталось никаких денег. Тем не менее...»
Замп сразу нашелся: «Вы могли бы заплатить свежими пищевыми продуктами и кормом для волов».
Старейшина почесал в затылке: «Корма для скота у нас нет, а что касается овощей и прочего, вы же не станете отнимать у друзей последнюю корку хлеба? Пусть начинается представление! А о расценках и прибылях мы побеспокоимся как-нибудь в другой раз. В конце концов, разве все это так уж важно? Через три дня мы устроим в вашу честь настоящий пир горой! Каждый принесет все лучшее, что у него есть, каждый наестся от пуза и напьется по горло. Мы уже заказали шесть бочек медовухи, шилликов и печависов для грилей, целую телегу леденцов и цукатов — устроим празднество, подобного которому не было во всей истории Айдентуса!»
«Подготовка такого фестиваля обойдется недешево, — заметил Замп. — Как вы намерены за все это заплатить, если у вас кончилось железо?»
«Как-нибудь справимся. Безоговорочная щедрость у нас считается первейшей добродетелью — в Айдентусе никто никогда не скупится и не прячет от других свое добро. Накопить кучу железа и не поделиться с товарищем, у которого ничего нет и который не может за что-нибудь заплатить — что может быть подлее и отвратительнее?» На какое-то мгновение глаза старейшины сверкнули — он казался почти возмущенным.
«Благородный принцип!» — задумчиво отозвался Гассун.
«Тем временем, начинайте представление! Насладимся вполне каждым мгновением нашей слишком скоротечной жизни!»
«Хорошо! — уступил Замп. — Одно последнее представление, после чего мы сразу отчалим — нас ждут важные дела в других местах!»
Шокированный, старейшина разочарованно всплеснул руками: «Неужели вы нас покинете, не дожидаясь роскошного пира?»
«У нас нет выбора, — объяснил Замп. — Как я уже упомянул, нас ждут срочные дела».
«Да, — поддержал партнера Гассун. — В высшей степени срочные. Неотложные!»
«Это всех огорчит необычайно, — опустил голову старейшина. — Мы надеялись развлечься от души и познакомиться со всем вашим репертуаром. А теперь получается, что нам придется довольствоваться единственной вчерашней трагедией — весьма меланхолического характера, надо сказать».
«В нашем репертуаре больше ничего нет, — возразил Замп. — Сегодня мы исполним ту же самую пьесу. Мы готовы поднять занавес — пожалуйста, занимайте места».
И опять на сцене стали разворачиваться события, неизменно приводившие к кровавой кончине Макбета и несопоставимые с фестивальной атмосферой городка и веселым убранством судна — тем более, что Замп на этот раз сократил представление, выкроив несколько сцен, вставленных для того, чтобы несколько оживить мрачность сюжета. На этот раз аплодисментам айдентов, все еще искренним и продолжительным, не хватало вчерашней восторженности.
Как только занавес опустился, Гассун снова вышел на сцену: «Нам очень жаль, но теперь мы должны отправиться в путь. Мы понимаем, что провели в Айдентусе слишком мало времени — тем не менее...»
Из зала послышались выкрики: «Не уезжайте! Оставайтесь у нас! Оставайтесь навсегда и развлекайте нас каждый день! Дайте еще одно представление! Сыграйте другую пьесу! У вас большой репертуар — сыграйте что-нибудь другое!»
Улыбаясь, Гассун поднял руки, чтобы утихомирить публику: «Нам очень льстит ваше внимание, но мы должны вас покинуть. Будьте добры, уберите гирлянды и цветы, украшающие судно, чтобы мы могли отчалить без промедления».
«Это не гирлянды, это «пряди любви»! — возразил старейшина. — Никто из нас не посмеет их сорвать».
Замп тоже вышел на сцену: «Нас переполняет чувство благодарности за ваше понимание драматического искусства и за вашу щедрость — нам не остается ничего другого, как уступить вашим пожеланиям. Поэтому мы дадим еще одно представление величественной трагедии «Макбет»».
«Опять «Макбет»?» — не веря своим ушам, спросил старейшина.
«Смысловое содержание этого шедевра отличается неисчерпаемой глубиной, — заявил Замп. — Для того, чтобы по заслугам оценить его всесторонние преимущества, требуется неистощимое терпение».
Актерам пришлось снова произносить реплики персонажей «Макбета»; на сей раз Замп полностью устранил пение, пляски и завывания, придававшие остроту ведьмовским сценам, а монологи приказал повторять дважды. Те зрители, у кого были дела в городе, пытались потихоньку уйти, но обнаружили, что трап убрали — им пришлось остаться в зале.
Когда трагедия закончилась, Замп снова появился на сцене и объявил: «Невозможно допустить, чтобы кто-либо превзошел нас в братском великодушии и расточительстве! Не поднимайтесь с мест — мы повторим представление в третий раз, и совершенно бесплатно. Итак — сцена первая первого акта! Прошу уделить должное внимание богатству и сложности языка, а также философскому резонансу неоднозначных эмоциональных переживаний, мастерски выраженных с тонкостью, отражающей непревзойденное понимание человеческой природы!»
Теперь в первой сцене ведьмы сидели на стульях в повседневных платьях и напоминали сплетничающих после работы уставших уборщиц, все монологи произносились по три раза, а музыкальное сопровождение ограничивалось, по мере сюжетной необходимости, имитацией фанфар на одиноком ревгорне, скупым воспроизведением раскатов грома и редкой барабанной дробью. Как только занавес опустился по окончании последней сцены, он тут же взметнулся, снова предлагая взорам публики ночную вересковую пустошь.
Зрители начинали беспокоиться; многие встали со скамей и стояли в проходах, в связи с чем Замп прервал один из бесконечных монологов и выступил на авансцену: «Дорогие друзья! Пожалуйста, не мешайте исполнению! Мы делаем все, что в наших силах, и намерены прилагать дальнейшие усилия неустанно!»
«Будьте добры, спустите трап! — попросил старейшина. — Меня ждут дела на берегу».
«Мы можем оставаться в Айдентусе так долго, как потребуется — все время, пока вы уделяете нашему спектаклю свое просвещенное внимание! — продолжал Замп. — Поэтому будьте любезны, вернитесь на свое место».
«Исполните что-нибудь другое! Нам надоела эта выспренняя, претенциозная драма».
«Мы исполняем только «Макбет» — это все, что мы умеем».
«В таком случае вам придется покинуть Айдентус, — с внезапной решительностью заявил старейшина. — И забирайте с собой вашего осточертевшего «Макбета»!»
В восьмидесяти километрах к северу от Айдентуса Виссель струился среди скалистых холмов и зеленых лугов, осененных дорическими вязами, одинокими черноствольными сираксами и тремблантами с трепетной серо-зеленой листвой, отливавшей серебром; ландшафт был ласков и приятен для глаз, как потерянная блаженная Аркадия, но полон зловещей тишины — даже ветер умолк, а речная вода казалась вязкой, как сироп. Гассун приказал привести в действие гребное колесо; волов, в компании Гарта Пеплошторма и его актеров, заставили крутить ворот, и судно продолжало плыть вверх по все еще полноводной реке. Замп сидел на квартердеке, прихлебывая вино и посматривая то на пейзаж, то на вспотевшего Пеплошторма, налегавшего на спицу ворота.
Там, где к самому берегу подступал высокий темный лес, приютился городок, состоявший из бревенчатых домов, выкрашенных в ярко-синий и ярко-красный цвета; по мнению Зампа, это был Порт-Венобль. Так как уже приближалась ночь, а ветра не было, Гассун решил причалить и дать представление, надеясь что-нибудь заработать. Замп снова позволил себе выразить опасения: «Мы ничего не знаем о местных жителях — надеюсь, что опыт, приобретенный по пути, научил вас осторожности».
Гассун разглядывал городок в подзорную трубу: «Не вижу ничего , что могло бы вызвать тревогу. Горожане — люди среднего роста, у них нет ни клыков, ни рогов, ни хвостов. Должен заметить, Аполлон Замп, что вы в некоторой степени предрасположены к малодушию и автоматически относитесь с недоверием ко всем и каждому — достойная сожаления черта характера».
Замп не нашел слов, позволявших опровергнуть это заключение, и Гассун торжествующе отправился давать указания рулевому. «Миральдра» повернула поперек реки и осторожно приблизилась к причалу.
Немногочисленная группа серьезных угрюмых субъектов собралась выслушать Гассуна, выступавшего с объявлением на верхней площадке трапа: «Перед вами чудесный плавучий театр, «Очарование Миральдры», и мы готовы исполнить для вашего развлечения классическую трагедию средневековой Земли под наименованием «Макбет». Но прежде всего я должен познакомиться с местными правилами и с тем, как они могут применяться по отношению к нашему театру. Например, взимаете ли вы портовые сборы?»
Представитель населения Порт-Венобля — а этот поселок назывался именно так — заверил Гассуна в том, что в их городской черте не действовали какие-либо необычные или чрезмерно обременительные правила: «Тем не менее, у нас считается традиционным проявлением вежливости распределение бесплатных билетов среди муниципальных чиновников и их ближайших родственников».
Гассун погладил длинный подбородок: «И сколько у вас таких муниципальных чиновников?»
«Примерно тридцать человек».
«И каково, в среднем, количество лиц, считающихся ближайшими родственниками?»
«В Порт-Венобле семья, как правило, состоит из одиннадцати или двенадцати человек».
«Любопытно! — заметил Гассун. — Таким образом, в вашем городке преобладают исключительно тесные и устойчивые семейные связи».
«Именно так».
Рассматривая поселок в подзорную трубу, Гассун примерно оценил численность местного населения — здесь не могли проживать больше четырехсот человек. «Мы сделаем еще более щедрую уступку! — торжественно заявил он. — Как правило, в нашем театре плата за вход составляет один грош. Но сегодня вечером вместо того, чтобы распределять бесплатные билеты, мы будем взимать с каждого зрителя в два раза меньше — всего лишь по полгроша. Это будет выгодно каждому местному жителю, независимо от уровня его дохода».
«Рад слышать! — отозвался гражданин Порт-Венобля. — В наше время редко можно встретить такую бескорыстную готовность пойти навстречу потребностям общины!»
Гассун немедленно занялся продажей билетов, а Замп направился в находившуюся на пристани таверну. Там ему сообщили, что до Бездонного озера оставалось плыть еще не меньше ста пятидесяти километров, причем по диким местам, кишевшим разбойниками.
«К северу от Порт-Венобля нашли пристанище изгнанники из Сойванесса, — указал один из посетителей таверны. — Хуже всех — барон Банури, поселившийся в замке над Мандаманскими Воротами. С такого театра, как ваш, барон потребует огромную пошлину — не меньше двухсот грошей. А если вы откажетесь платить, он сбросит на ваше судно каменные глыбы, когда вы будете плыть по ущелью».
Замп надул щеки от огорчения: «И такая пошлина взимается последовательно, с каждого судна?»
«Так же последовательно, как пиво льется из бочки в кружку, из кружки в желудок, а затем в мочевой пузырь, каковой затем опорожняется общеизвестным способом».
«Мой партнер, Теодорус Гассун, неохотно подчиняется произвольным требованиям самозваных сборщиков податей, — заметил Замп. — Он может отказаться от плавания под Мандаманскими Воротами или даже не пожелает приближаться к ущелью».
«Вольному воля, как говорится».
Вечернее представление ни в чем нельзя было упрекнуть, и зрители подходили к Гассуну, высказывая красноречивые комплименты по поводу мастерства и правдоподобности актерской игры. Замп находился поблизости и внимательно прислушивался к замечаниям местных жителей. Кто-то сказал: «Как жаль, что возникла постыдная ситуация, в которой барон Банури позволяет себе...»
Замп не позволил говорившему закончить фразу: «Да-да, мы надеемся посетить Порт-Венобль снова и предложить вам другой репертуар».
Удрученно поежившись, еще один комментатор решил поделиться сходным наблюдением: «Замки древней Земли, такие, как Гламис, несомненно отличались мрачной суровостью, но если сравнить их с замком барона...»
Замп поспешно вмешался: «На обратном пути вниз по течению Висселя мы обязательно снова остановимся в Порт-Венобле и дадим здесь несколько представлений».
«Да-да, разумеется, — пробормотал несколько озадаченный Гассун. — Но кто этот барон?»
Замп прикоснулся к локтю партнера: «Прошу прощения, маэстро Гассун — пока вы принимаете заслуженные поздравления достопочтенных граждан, мадемуазель Бланш-Астер и я пойдем пропустим пару стаканчиков в местной таверне».
«Подождите-ка! — взревел Гассун. — Мне нужно срочно обсудить с ней несколько важных вопросов, а ваше присутствие сделает такое обсуждение неудобным как для меня, так и для нее. Идите, пьянствуйте в компании Виливега или кого-нибудь еще из ваших закадычных приятелей». Извинившись перед горожанами, Гассун отправился искать надменную красавицу.
На рассвете «Миральдра» отчалила от пристани Порт-Венобля и поспешила на север под всеми парусами, подгоняемая то крепчавшим, то ослабевавшим ветром — сезон муссонов подходил к концу. Замп пригласил судового инженера, Итэна Квэйнера, плотника Балтропа и еще нескольких человек собраться в трюме под тем участком палубы, где находился зрительный зал, и приказал изменить конструкцию домкратов, позволявших поднимать и наклонять секции палубы, сбрасывая в реку разбушевавшуюся публику.
Гассун не преминул услышать стук и тяжелые глухие удары, раздававшиеся под палубой, и потребовал объяснений. Замп сообщил сухопарому владельцу судна, что потребовалось отремонтировать кое-какие укосины и стойки: «Возможно, вам следует спуститься в трюм и проследить за производством работ, пока они не будут закончены. Конечно, я мог бы это сделать сам... — тут Замп покосился на квартердек, где стояла мадемуазель Бланш-Астер, праздно наблюдавшая за проплывающими мимо берегами — ...но у меня есть другие дела».
Гассун заметил направление взгляда Зампа и холодно сказал: «Ваших способностей вполне достаточно для выполнения этой функции».
«Как вам будет угодно».
Шло время, и окружающая местность становилась все более дикой и пустынной. Прямо впереди показались Мандаманские Палисады — издали казалось, что отвесные утесы перегородили русло реки. По берегам то и дело появлялись банды всадников-дикарей, изумленно провожавших глазами диковинное судно. Когда сгустились сумерки, вместо того, чтобы бросать якорь и подвергаться риску нападения, Гассун решил продолжать плавание вверх по течению, маневрируя при свете звезд, отбрасывавших слабые отблески на поверхности реки.
На следующее утро Мандаманские базальтовые столбы уже словно упирались вершинами в северное небо, а к полудню стало очевидно, что их расщепляло глубокое ущелье, по которому Виссель вытекал из Бездонного озера. Не более чем в километре от ущелья, словно выросший из невысокого скального уступа, гнездился замок, состоявший из внутренней цитадели, шести башен различной высоты и внешней крепостной стены с узким арочным проходом, перегороженным бревенчатыми воротами.
Как только «Миральдра» стала приближаться к замку, от находившегося неподалеку причала отделился черный баркас, с которого громко прокричали в рупор: «Эй, на борту! Уберите паруса, встаньте на якорь и приготовьтесь платить пошлину барону Банури!»
Гассун бешено откинул голову назад, как норовистая лошадь: «Какая такая пошлина? Что за чепуха? Мы плывем в Морнун!»
«Неважно. Спускайте лестницу!»
Гассун неохотно подал знак боцману, и тот опустил висевшую на крюках приставную лестницу. На палубу взобрался грузный человек в черных латах с лиловыми узорами. Гассун вышел ему навстречу: «Ни о каких пошлинах не может быть речи! Мы здесь по приглашению короля Вальдемара, гарантировавшего нам освобождение от любых путевых сборов».
«Протестовать бесполезно. Самому Вальдемару тоже пришлось бы платить. Барон Банури контролирует Мандаманские Ворота. Если вы желаете плыть дальше, вам придется выложить пятьсот грошей».
Гассун словно подавился, не находя слов: «Ничего подобного! Вы не получите ни гроша! Это неприкрытое, бессовестное вымогательство! Мне остается только развернуться и плыть обратно в Кобль!»
Замп подошел к человеку в латах: «Вы — барон Банури?»
«Я — сэр Арбан, благородный рыцарь, начальник охраны, хранитель Ворот и главный сборщик податей!»
«Как вы можете видеть, вы находитесь на палубе плавучего театра, — сказал Замп. — Мы направляемся в Морнун, чтобы участвовать в фестивале, и не можем заплатить такую невероятную пошлину».
«Тогда мы не позволим вам плыть дальше».
«Может быть, вы позволите нам дать представление вместо того, чтобы платить пошлину? Оно позволило бы развлечься и вам, и барону Банури, а также его придворным дамам и господам».
«Ага! Вы не отделаетесь так дешево!»
«Насколько уменьшится сумма пошлины, если мы дадим такое представление?»
Сэр Арбан задумался: «Если я получу соответствующее разрешение барона, пошлина уменьшится в десять раз. Но вам придется подавать закуски и напитки!»
Гассун яростно застонал: «Ваши требования непомерны!»
«Так или иначе, — успокоительно произнес Замп, — мы исполним перед бароном и его приближенными нашу величественную трагедию — возможно, это в какой-то степени утолит их жажду к наживе».
Сэр Арбан усмехнулся: «Если ваш спектакль настолько великолепен, насколько цветисто вы выражаетесь, мы проведем приятный вечер. Поворачивайте судно и швартуйтесь к причалу».
«С удовольствием! — отозвался Замп. — Представление начнется ровно через час».
Гребное колесо «Миральдры» лениво вращалось, едва преодолевая течение Висселя — плавучий театр мало-помалу протиснулся к причалу. Над головой возвышалась крепостная стена, за ней тянулись в небо шесть башен. По бокам арочных ворот из стены торчала пара сторожевых башенок-бартизанов; у амбразур, наблюдая за приближением необычного длинного судна, толпились любопытствующие. «Миральдру» привязали к швартовным тумбам; как только опустился трап, Замп установил на причале рекламные плакаты, после чего вернулся на палубу, чтобы своими глазами удостовериться в готовности предусмотренных им приспособлений.
К нему подбежал дрожащий от волнения Гассун: «Почему не расставляют скамьи? Хаскель говорит, что вы приказали ни в коем случае их не устанавливать!»
«Совершенно верно. Я знаю, как справиться с бароном-вымогателем — надеюсь, после нашей встречи у него поубавится наглости. В конце концов, разве мы — не Аполлон Замп и Теодорус Гассун, отважные капитаны плавучих театров и повелители Висселя?»
Длинные белые зубы Гассуна обнажились в нервной усмешке: «Когда нас бросят в темницу, вы сможете утешаться такими фантазиями. Нет, Замп! Как всегда, вы валяете дурака в погоне за химерой! Наша единственная надежда на избавление от грабительской пошлины — в том, чтобы вести себя вежливо, проявлять стремление к сотрудничеству и всячески провоцировать дружелюбие. Если этого окажется недостаточно — что ж, так тому и быть, придется вернуться в Кобль. Хаскель! Расставьте скамьи! И оберните их декоративными полотнищами!»
«Возможно, вы правы, — сказал Замп. — Но я хотел бы продемонстрировать вам одно важное примечание в «Речном справочнике»». Он отвел владельца судна на корму, к двери его кабинета, и вежливо пропустил Гассуна внутрь, после чего захлопнул дверь у него за спиной. Не обращая внимания на вопли изумленного партнера, Замп крепко заклинил дверь кабинета двумя шестами, упиравшимися в основание противоположной перегородки — шесты были измерены, обтесаны и приготовлены утром именно с этой целью.
Продолжая игнорировать возмущенные возгласы Гассуна, Замп вернулся на главную палубу и отменил последний приказ, полученный Хаскелем. Уже через пять минут распахнулись бревенчатые ворота в проходе нависшей над судном стены, и вниз по дороге двинулась роскошная процессия, возглавляемая парой герольдов в сиреневых лосинах и серых камзолах. Они медленно маршировали церемониальными длинными шагами и несли пару высоко развевающихся черных хоругвей с пурпурными гербами. За ними важно спускались знатные придворные в кирасах и шлемах из лиловой, зеленой, темно-красной и черной отвержденной кожи, лакированной и полированной, украшенной серебристыми розетками и блестками. На дамах были расшитые узорами длинные платья, мягкие кожаные туфли и хитроумные головные уборы невероятно сложной конструкции. На некоторых рыцарях постарше, сохранявших непреклонно-язвительное выражение лиц, были костюмы из блестящего черного бархата и черные цилиндры с узкими полями. С кистей многих придворных свисали на плетеных шелковых шнурках драгоценные футлярчики с ароматическими шариками, каковые они то и дело деликатно подносили к носу — так, словно легкий речной ветерок был слишком свеж и раздражал их чувствительные натуры.
Вслед за аристократами маршировала группа совсем иного сорта — приземистые мускулистые увальни в черных с лиловыми полосками униформах, вооруженные алебардами и мечами. Их круглые мясистые физиономии, безразличные, как маски из засохшей овсяной каши, с наморщенными носами, маленькими прищуренными глазками и брезгливо искривленными ртами, настолько походили одна на другую, что можно было смело предположить наличие в окрестностях замка клана, размножавшегося в условиях близкородственного скрещивания. Охранники шли точно в ногу, не глядя по сторонам и сосредоточенно следя только за тем, куда и когда опускались подошвы их тяжелых сапог.
Герольды задержались у трапа; пока знатные придворные с ленивым любопытством разглядывали театральные плакаты, Замп предположительно определил, кто из них мог быть бароном Банури — скорее всего, дородный субъект средних лет, приземистый, с кудрявыми темно-рыжими волосами и усами того же оттенка. Голова его спутницы, тучной и высокой, поддерживала потрясающее сооружение из пучков, спиралей, волнистых каскадов и завитых локонов.
Капитан охраны поднес к губам свисток; прозвучала оглушительная короткая трель — близнецы в черных униформах взбежали вверх по трапу, чтобы проверить палубу, сцену, кулисы и проходы на наличие признаков предательской засады. Не обнаружив ничего подозрительного, они вернулись на причал и выстроились по стойке «смирно». Только после этого барон Банури и его свита соблаговолили подняться по трапу.
Замп выступил им навстречу: «Команда и труппа «Очарования Миральдры» приветствуют барона Банури и других высокопоставленных гостей на борту нашего плавучего театра! Мы надеемся заслужить благоволение барона Банури, достаточное для освобождения нашего судна от его обычной пошлины. С этой целью мы подготовили развлекательную программу из нескольких забавных номеров и музыкальных фантазий».
«Я — барон Банури! — заявил дородный рыжий господин. — Ваши намерения понятны, но я вынужден настаивать на уплате обычной пошлины — хотя бы для того, чтобы не создавать нежелательный прецедент».
Замп ответил любезным жестом: «Высокочтимый барон, мне тоже понятны как ваши намерения, так и вопрос, ожидающий вашего решения. Тем не менее, уплата требуемой пошлины приведет к нашему разорению — по сути дела, я сомневаюсь, что нам вообще удалось бы собрать такую сумму».
Барон Банури протянул руку, указывая на Мандаманские Палисады: «Поднимите глаза к вершине утеса. Что вы видите на фоне неба?»
Замп прищурился и рассмотрел вереницу приспособлений, черневших вдоль края отвесного утеса: «Насколько я понимаю, это какие-то перекладины, установленные на столбах с укосинами. Человек, предрасположенный к мрачным догадкам, сказал бы, что они напоминают виселицы».
Барон Банури кивнул: «Я указываю на эти устройства всего лишь для того, чтобы продемонстрировать серьезность моего подхода к погашению финансовых задолженностей. Тот, кто желает проплыть через Мандаманские ворота, обязан за это платить».
Замп слегка поклонился: «Но вы, разумеется, не откажетесь щедро вознаградить нас за представление?»
«Посмотрим, посмотрим! — барон Банури снова протянул руку, на этот раз в направлении пустующего участка палубы перед сценой. — Почему для нас не приготовили сиденья?»
«Наш вступительный номер — павана. Благородным господам и дамам, как правило, нравится этот величавый танец». Замп повернулся лицом к сцене: «Пусть звучит музыка! Барон Банури желает танцевать!»
Поднялся занавес: сидевший на сцене оркестр заиграл степенную, торжественно-грациозную мелодию.
Барон Банури не проявил ни малейшего желания танцевать, но подошел к авансцене вместе со свитой, чтобы взглянуть на оркестр поближе. Аполлон Замп поднял руку: музыка тотчас же смолкла. Стоявшие в трюме боцман и плотник Балтроп размахнулись кувалдами и выбили пару опор, поддерживавших половины внутреннего участка палубы. Слегка раздвинувшись посередине, секции палубы обрушились вниз, повиснув на петлях. Барон Банури и весь его антураж провалились в образовавшийся проем. Волы налегли на спицы воротов — тросы натянулись, заскрипели шкивы; из трюма поднялась большая грузовая сеть, набитая трепыхающимися телами барона, надушенных кавалеров и носительниц потрясающих образцов парикмахерского искусства. Несколько секунд стоявший на причале отряд наблюдал за происходящим с тупым изумлением, после чего, разразившись хриплыми яростными возгласами, охранники бросились на квартердек, но их встретили в упор и смыли за борт мощные струи воды.
«Отдать концы! — приказал Замп. — Поднять паруса! Погонщики волов — полный вперед! Нам предстоит проплыть через знаменитые Мандаманские Ворота!»
«Миральдра» устремилась вверх по течению. Теперь Замп обратил внимание на содержимое грузовой сети, болтавшейся на конце поворотной стрелы в семи метрах над нижней палубой. Вглядываясь в плотно стиснутую мешанину рук, ног, задниц и перекошенных от напряжения лиц, он пытался определить местонахождение барона Банури и наконец нашел его в нижней части сети — тяжеловесная супруга сидела у барона на шее, тогда как нога, принадлежавшая, по-видимому, сэру Арбану, не слишком любезно перекинулась через ее плечо, не говоря уже о том, что чей-то локоть непоправимо нарушил целостность ее многоэтажной прически. Сеть дрожала и пучилась, сотрясаемая судорожными движениями пленников — те, что оказались внизу, тщетно пытались избавиться от веса тел, навалившихся на них сверху. У барона Банури, прижатого к сети ягодицами супруги, не было почти никакой возможности пошевелиться. Выгнув шею и подняв глаза, Замп сумел заглянуть в лицо барона. Но в таком положении разговаривать было неудобно, в связи с чем Замп приказал поднять живой груз повыше и повернуть стрелу так, чтобы сеть повисла над верхней палубой.
Перекрикивая стоны и ругательства, Замп обратился к барону: «Весьма сожалею о необходимости причинять вам такое неудобство — но, как вы сами знаете, в некоторых ситуациях такие меры неизбежны».
Побагровевший барон не смог ответить членораздельно.
Вспомнив о Гассуне, Замп поручил стюарду открыть дверь кабинета. Гассун раздраженно поднялся на палубу и остановился, дико озираясь по сторонам. Заметив качающуюся над головой сеть, Гассун испуганно пригнулся и отскочил.
Облокотившись на поручень квартердека, Замп сказал: «Перед вами барон Банури собственной персоной и его свита — они будут сопровождать нас в плавании через Мандаманские Ворота. По сути дела, они будут у нас гостить до самого Морнуна».
Несмотря на явный успех замысла Зампа, Гассун не смог удержаться от упреков; Замп спокойно отвечал на них, приводя самые разумные доводы.
Судно приближалось к внушающей трепет базальтовой стене Палисадов. Отвесные скалы поднимались из реки, за миллионы лет прорубившей себе путь через горы.
Течение ускорилось, и «Миральдра» практически остановилась. Замп приказал Гарту Пеплошторму и его труппе налечь на спицы воротов и помогать волам — плавучий театр стал с трудом продвигаться по ущелью, завоевывая пядь за пядью, шаг за шагом. Темная молчаливая вода, вязкая, как сахарная меласса, струилась вдоль бортов, безжалостно толкая судно назад.
Так они проплыли километра полтора, после чего ущелье сузилось пуще прежнего — теперь нависшие над водой скалы словно смыкались где-то в вышине. Обратив лицо к небу, Замп почувствовал головокружение и поспешно перевел взгляд на грузовую сеть: обитателям замка Банури удалось наконец переместиться так, чтобы барон мог занять более удобное положение. Заметив, что Замп на него смотрит, Банури закричал: «Опустите сеть! Дайте нам выйти на палубу!»
«В свое время вы поможете волам крутить вороты. До тех пор наберитесь терпения».
«Мерзавец! Тебе не пройдет даром это предательство!»
Угрозы не производили на Зампа никакого впечатления.
Стены ущелья сошлись настолько, что русло реки вряд ли было в два раза шире судна. Тем не менее, здесь течение парадоксально замедлилось — вода казалась почти стоячей. Замп пытался представить себе, насколько глубоким должен был быть провал для того, чтобы такое явление стало возможным.
Теперь «Миральдра» приобрела беззаботную подвижность, бурно рассекая темную холодную воду. Впереди утесы уже расходились — открылся вид на безмятежные дали под небесами сонливого жемчужного оттенка. Уже через несколько минут судно покинуло Виссель и выплыло на простор Бездонного озера.
