Глава 13
Но на этом события этого суматошного дня не закончились. Когда уже все улеглись спать, а Ваня, не обращая внимания на разгулявшуюся непогоду, расставил под каждым окном, как и обещал, по часовому, в дверь дома внезапно позвонили.
– Ночь на дворе, дождь льет, как из ведра. Кого там еще принесло?
Это была Лилька. Это ее принесло. И она снова была вся в слезах. Горючих, безудержных и отчаянных. Они лились у нее вперемешку со струями дождя, и возле Лильки мигом образовалась лужица, которая становилась все больше и шире.
– Лиля! Что? Что еще случилось?
– Мой Боря – не мой!
С таким заявлением она протопала дальше в дом.
– Немой? – удивленно переспросил Василий Петрович. – Вроде бы он всегда хорошо разговаривал.
– Ах, не в том дело! Это был другой человек! Не Боря! Понимаете? В лесу нашли другого мужчину!
Алена обрадовалась:
– В лесу погиб не твой Боря? Так чего же ты плачешь?
– От радости!
И не переставая рыдать ни на мгновение, Лилька принялась выкладывать свои новости. Оказывается, причиной ее слез был звонок следователя, занимающегося этим делом, который сообщил, что по результатам проведенной дактилоскопической экспертизы погибший в лесу мужчина был вовсе не Борисом, а неким Запретилиным Евгением Семеновичем, дважды судимым. И таким образом, версия о гибели Бориса отпадает за отсутствием тела самого Бориса.
– А что за Запретилин такой?
– В первый раз за хулиганку он сидел. Второй раз за кражу. Вышел на свободу три года назад и с тех пор о себе вестей не подавал.
– Три года назад? – переспросил Ваня. – Борис тоже три года назад поселился у нас по соседству.
Лилька кинула на него враждебный взгляд.
– Не вижу никакой связи.
– Нет, нет, конечно, нет. Просто к слову пришлось. Продолжай, пожалуйста.
– Так вот, этот Запретилин и был убит в лесу. Его тело нашли. А где мой Боря, до сих пор неизвестно. Следователь сказал, что рано утром приедет, чтобы показать фотографии этого Запретилина. Вдруг он появлялся у нас в «Вальхалле» или здесь, в Дубочках.
Обитатели усадьбы, собравшиеся, чтобы выслушать Лильку, от всей души поздравили ее. Но сама Лилька радоваться не торопилась.
– Если убили не Борю, а какого-то Запретилина, то у меня вопрос: где же тогда мой Боря?
И она так требовательно взглянула на Василия Петровича и Алену с Ингой, словно те лично были ответственны за исчезновение ее жениха. Лилька же выглядела не столько счастливой, сколько озадаченной.
– Хорошенькое дело, – ворчала она. – Взвалила я на себя «Вальхаллу», а если Боря жив? Сбежал, скрывается от меня, может, уже новую пассию себе подыскал, а я с его зверьем возись? Оно мне надо? Конечно, если так посмотреть, то по бумагам звероферма, ателье и гостиница – мои, но одно дело по бумагам, а другое – в жизни.
– Погоди, – изумленно перебила ее Алена. – Почему ты говоришь, что «Вальхалла» твоя?
– Моя.
– Но как же… Как же Боря на это пошел?
Лилька пожала плечами.
– Когда Борис только затевал это дело, у него же ничего толком и не было. Вот он и попросил меня оформить «Вальхаллу» на свое имя. Не хотелось ему в налоговую таскаться, бумаги там разные оформлять, вот он и попросил, чтобы я все на свой паспорт оформила.
– И ты согласилась?
– Ну, я же его своим мужем считала. А у мужа и жены все общее, верно?
– Верно. Но вы-то не были мужем и женой. Я имею в виду, официально не были.
– И что такого? Боря меня попросил, я пошла ему навстречу. Работали-то мы все равно вместе. Пока Боря был жив, я бы все равно не могла заявить о своих правах на «Вальхаллу». Кто бы мне это позволил? Да я и не хотела. Я замуж за него очень хотела. А теперь Боря то ли умер, то ли жив, то ли исчез, то ли появится скоро. А ну как он через какое-то время, через год, например, и спросит с меня о своих доходах. Что мне тогда делать? Я-то уже размечталась, как сама там всем управлять стану, тогда и шубы могу себе шить без счета и спроса. А если Боря жив, просто куда-то от меня ушмыгнул, то это совсем другой коленкор получается. Тогда мне стараться не для чего. Не для Бори же я буду вкалывать, чтобы он потом с новой мамзелью заявился и мне бы пинок под зад ногой всадил.
– Но ты же говоришь, что «Вальхалла» твоя.
– Это по документам. Могу их вам показать, если не верите.
– Почему же, верим. Только непонятно, если все твое, то чего ты волнуешься.
– Да ведь в лесу, где мы с Борей живем, бумаги – это одно, а реальная жизнь – это совсем другое. Не захочу отдать ему «Вальхаллу», он там все спалит. И меня заодно вместе с ней. Запрет в доме и подпалит. Я как-то однажды еще давно заикнулась при ссоре, что здесь все мое, так Боря мне прямым текстом объяснил, что со мной будет, если я задумаю его кинуть. Так что я обманывать его не хочу, а то как бы самой себе дороже потом не вышло.
В словах Лильки был здравый смысл. Но Лилька не просто рассуждала, она еще и требовала, чтобы ей немедленно сказали, как быть дальше и что делать. Прямо сейчас. В два часа ночи.
Насилу Василию Петровичу удалось уговорить ее потерпеть до завтра, когда появится следователь с фотографией Запретилина.
– Не понимаю, как мне может это помочь? – упиралась и не хотела идти спать Лилька.
Она просто не понимала, как другим может хотеться спать, когда у нее не решена главная проблема в жизни.
– Лилечка, утро вечера мудренее. Ляжем спать, утром все образуется.
– Я до утра не усну.
– Зато мы уснем.
– Ну и спите!
И насквозь обиженная тем, что она называла душевной черствостью, Лилька ушла в одну из отведенных для гостей спален.
– Вот и помогай после этого людям, – пробормотал Ваня. – Благодарности ноль!
Но Алена с Василием Петровичем заступились за Лилю.
– У нее сейчас трудный период.
– Сколько я себя помню, у этой особы всегда трудный период. Некоторые люди умудряются сами себе искать приключения на свою голову. Лично меня озолоти, я бы с этим Борисом на одном поле и с… бы не сел. За версту же видно, что мошенник!
– Ты никогда этого никому не говорил.
– А чего говорить? Сосед же. С соседями надо жить дружно. Но мне он никогда не нравился. И я вам скажу, что не напрасно. Нечист на руку наш соседушка, вот что. Сколько раз я замечал, что, поговорив с вами, он, выходя из усадьбы, что-нибудь да упрет.
– Что именно?
– Да хотя бы сладостей из вазы. Фруктов со стола.
– Ваня, сладости и фрукты для этого и стоят, чтобы гости ими угощались.
– Так одно дело, когда угощались, – упрямо возразил Ваня. – Конфетку одну-другую возьмут, ну, горсть там прихватят, если ребята малые дома гостинцев ждут. Но не все же конфеты из вазы себе по карманам распихивать. И фруктов набирал так, что из рук валилось. Да яблоки с грушами не брал, все норовил киви и мандарины набрать.
– Разные вкусы бывают.
– Не во вкусах дело, а в цене! – отрезал Ваня. – Яблоки и груши, если в сезон, копейки стоят, или вовсе даром можно набрать в наших садах. А за мандарины, киви, персики или бананы деньги плачены.
– Бананы у нас в оранжереях неплохо растут. И киви с мандаринами тоже.
– Только их просто так в саду не нарвешь, – упорствовал Ваня. – А в магазине они денег стоят. Хотя и недорого вы их цените, а все равно сколько-нибудь да платить надо. А у Бориса каждая копейка на счету была. Вот гость у вас дома вкусностями на халяву и затаривался. Я иногда даже думал, что он потому к вам раз в неделю наведывался, чтобы сладостями, фруктами да и другой провизией у вас впрок запастись.
Алена задумалась. Только сейчас ей пришло в голову, что Ваня может быть прав. Действительно, после посещений Бориса ваза с домашними конфетами и блюдо с пирожными из местной кондитерской стремительно пустели. Про фрукты и говорить не приходилось, эта ваза вообще редко надолго оставалась полной. Но вот леденцы, тянучки и карамель такой популярностью не пользовались. Обычно полной вазы хватало на неделю. И наполнять заново ее приходилось только после визитов к ним Бориса.
И жалобы от поваров поступали на пропажу кое-каких продуктов из кладовых обычно также после появлений Бориса в усадьбе. Раньше Алена не придавала этому большого значения, подумаешь, взял кто-то немножко еды, да на здоровье, если человеку нужно, пусть берет, но теперь она подумала, что не зря она испытывала антипатию к Борису.
– Это мелочь, – продолжал Ваня, – но она говорит о характере этого человека. И людям своим он недоплачивает. Те ребята, что у него звериные клетки чистят, он им и так копейки платит, да еще всякий раз норовит от их зарплаты себе в карман что-нибудь да отщипнуть.
– Почему же они терпят? Взяли бы да и ушли.
– Куда им идти? Они оба с судимостями. Таким работникам не везде рады будут.
А Борис, выходит, терпел бывших зэков, потому что им можно было платить по минимуму.
– И на руку Борис не чист, – продолжал Ваня свои разоблачения. – С поличным я его не ловил, врать не буду, ловок очень, но иной раз кое-что из скотинки или одежды у него видел. Вот, к примеру, пропадет у нас барашек с выпаса, а в «Вальхалле» в этот же день все шашлыком из ягнятины объедаются. Совпадение? Может быть. Но не постоянно же!
– Что же ты раньше молчал?
– А вы бы мне поверили? Да и не привык без доказательств говорить.
– Тогда зачем сейчас сказал?
– А накипело.
И Ваня отправился спать к себе домой, заявив, что выспаться хорошенько, находясь под одной крышей с суматошной Лилькой, у него явно не получится. После его отъезда все тоже пожелали друг другу спокойной ночи и разбрелись по своим комнатам. Инге после случившегося в ее прежней комнате обыска было решено выделить другую спальню. И хотя новая комната уступала прежней по всем параметрам, Инга согласилась в нее переехать.
Конечно, жалко было отказываться от лучшей спальни, но чего ни сделаешь ради собственной безопасности. В новой комнате вид был не на цветущий в эту летнюю пору сад, а на мрачноватый еловый лес, от которого у Инги всякий раз мурашки по спине бежали. И размерами она здорово уступала прежней спальне. И окна были не на восточную сторону, как Инга любила, а на север. И собственной ванной комнаты здесь не было.
Минусов было много, а плюс всего один: только в этой комнате на окне была установлена железная решетка. Появлению этой решетки предшествовала небольшая междоусобная война между Аленой и Ваней. Ваня настаивал на том, что окна, выходящие в лес, нужно обезопасить. А Алена говорила, что если они и в Дубочках будут чего-то опасаться, то можно перебираться обратно в город, разницы никакой. Что здесь бояться, что там. Василий Петрович склонялся то в пользу жены, то в пользу друга, но в итоге, когда в дом забрались злоумышленники и проделали это именно через это окно, его все же забрали решеткой.
– Так что здесь ты будешь в полнейшей безопасности. Дверь на замке, окна в решетках. Красота!
Но Инге так вовсе не казалось.
Повертевшись в кровати и повздыхав о своей прежней уютной и светлой комнате, Инга даже чуток всплакнула от несправедливости, но потом все же заснула.
Утром выяснилось, что Лилька вчера все-таки обиделась на не шутку и вся разобиженная ночью покинула усадьбу. Потому что когда все собрались за завтраком, Лильки за столом не оказалось.
– Вот коза! – разозлился Ваня. – И чего выделывается?
– Может быть, она слышала, как ты вчера обозвал ее Борю вором?
– И чего? Я правду говорил!
– А она обиделась. Легко ли ей такое слышать о любимом человеке. Она за Борю замуж собиралась, а ты так его опустил.
Ваня опустил голову, так что носом почти уткнулся в тарелку с рисовой кашей, которую он очень любил. И еще бы не любить. В Дубочках ее подавали запеченную со сливками в маленьких порционных горшочках. Это была уже не каша, а десерт.
– Ладно, – решился вдруг Ваня. – Съезжу за Лилей, извинюсь. И если что, привезу ее обратно.
– Вези. Тем более что с минуты на минуту к нам пожалует следователь.
Ваня уехал, а остальные спокойно продолжали завтракать. Когда приехал незнакомый следователь в сопровождении Матвея Ивановича, их обоих пригласили присоединиться к застолью. Ни тот ни другой не отказались. Сегодня был четверг, день не постный, так что к завтраку подали и ветчину, и жареные ребрышки, и куриные биточки. Про пышный омлет высотой почти в полметра и говорить не приходилось. Это было настоящее произведение искусства – легкое, воздушное и очень питательное.
Инга положила себе кусочек омлета, намазала овсяный хлеб свежим сливочным маслицем, добавила кусочек домашнего сыра и только приготовилась вонзить зубы в свой бутерброд, как в дверях появился Ваня. Вид у него был до того озадаченный, что аппетит у Инги как-то сам собой пропал.
– Ничего не понимаю, – произнес Ваня. – Лилька домой еще не возвращалась.
– Как это?
– Нет ее в «Вальхалле».
За столом повисло молчание.
– Может быть, она просто велела так тебе говорить?
– Я там все обыскал! Ребят к стене припер, пообещал морды всем расквасить, если врут. Нет, говорят, не видели хозяйку. Как уехала среди ночи, так и не возвращалась.
Тетя Паша, которая в это время зашла в столовую, чтобы пожелать доброго утра хозяевам, услышав разговор, сказала:
– Если вы о Лиле, то ее машина стоит у нас в гараже.
– Как же так? – удивился Василий Петрович. – Выходит, она никуда не уезжала из Дубочков? Но Рита говорила, что наверху в спальнях никого нет.
Наверху, где располагались гостевые спальни, ночевали только Инга и Лилька. Горничная перед завтраком пробежала по комнатам, убедилась, что все они пусты, и принялась за уборку.
Томимая непонятным чувством, Инга спросила у горничной:
– Риточка, скажи, а в какой спальне ночевала сегодня Лиля?
– Да в той, что прежде вашей была. Это же лучшая комната. Конечно, она ее именно и заняла.
В словах горничной тоже слышалось сдерживаемое неодобрение. Похоже, не только Бориса здесь недолюбливали. Его невеста тоже особой популярностью в усадьбе не пользовалась. Почему так случилось? Инга догадывалась. Раньше Лилька была наемной работницей, но перекочевав в «Вальхаллу», задрала нос и стала мнить себя равной по статусу своим бывшим хозяевам. Но если Алена и Василий Петрович всегда обращались с работающими у них людьми просто и душевно, то Лилька, что называется, растопырила пальцы.
– Вот тебе раз! – продолжал между тем удивляться случившемуся Василий Петрович. – Машина здесь, а Лильки нет. Куда же она пешком ушла? Гулять?
Вопрос с исчезновением Лильки остался открытым. Приезжий следователь оказался малоежкой, то есть, по шкале градации Василия Петровича, человеком ненадежным и малоприятным. Он ограничился чашкой кофе, которую выпил даже без молока и сахара, и немедленно пожелал приступить к делу.
– Взгляните на эти фотографии, – потребовал он. – Возможно, кто-то из вас мог видеть этого человека в окрестностях усадьбы.
И он выложил две фотографии. Обе были сделаны в СИЗО. Как и полагается, одна была снята анфас, другая в профиль. И на обоих был изображен Борис.
– Это же Боря! – с недоумением произнес Василий Петрович. – Что тут думать? Это наш Борис.
– Он что, был судим?
– Вы ошибаетесь, – возразил следователь. – На фотографиях запечатлен гражданин Запретилин. Вот и подпись имеется.
Подпись под фотографией утверждала, что это Запретилин Евгений Семенович 1975 года рождения.
– Это его самые свежие портреты, сделанные во время его второй отсидки.
– Но на них Боря! Наш Боря! Это он!
– Вы уверены?
– Никакой ошибки быть не может. Да вам и остальные подтвердят.
Все посмотрели и подтвердили, что на фотографиях легко узнаваем их сосед – Борис Петрович Разумахин, правда, ныне без вести пропавший, но еще совсем недавнее время назад живой и вполне себе уверенный владелец «Вальхаллы».
– Что за петрушка получается?
Приезжий следователь был озадачен даже больше обитателей Дубочков. Для них это была всего лишь новость, а у него рушился весь предварительно выстроенный план расследования. Легко ли это – думать, что ищешь одного человека, а на деле оказывается, что ищешь ты совсем другого, а потом оказывается, что нет, все-таки ты ищешь первого, но в то же время и второго.
– Но у вашего соседа были документы на имя Бориса Разумахина! – воскликнул следователь. – Он с ними жил!
Василий Петрович только руками развел.
– Не я их ему выдавал. Наверное, он их украл у настоящего Разумахина. Вы поищите этого человека да спросите, как его документы оказались на руках у Бориса, то есть… у этого Евгения.
– Обязательно. Именно этим я и займусь в первую очередь. А вас я попрошу разыскать подругу нашего Запретилина – Разумахина. Мне необходимо выяснить, что она может знать об этой подмене. Все-таки женщина жила с этим человеком… сколько они там прожили вместе?
– Почти три года.
– Вот видите. Это огромный срок. За это время она могла наблюдать кого-то из прежнего окружения Запретилина. Или вообще заметить что-либо подозрительное в поведении своего мужчины. Мне нужно поговорить с этой женщиной.
Василий Петрович обещал, что сделает все от него зависящее, чтобы этот разговор состоялся. И следователь отправился по своим делам. А Василий Петрович поднялся на второй этаж, чтобы лично осмотреть бывшую спальню Инги, узурпированную Лилькой на минувшую ночь.
Уборку здесь еще не начинали. Горничная как раз копошилась в комнате Инги, намывая там все дочиста. Инга в отличие от Лильки в усадьбе считалась почти что родней хозяев, и на нее также распространялось теплое отношение, которое заслужили Алена и Василий Петрович. Комнату Лильки горничная оставила на потом как дело неприятное. Но сыщикам это было сейчас только на руку.
Все в комнате оставалось, как в тот момент, когда Лилька ее покинула. И первое, что бросилось им всем в глаза, – это была разобранная кровать Лильки и ее верхняя одежда, валяющаяся на полу.
– Она что, прямо в пижаме ушла?
В ванной комнате обязательно имелась чистая гостевая пижама, которая в данный момент отсутствовала, как и сама Лилька.
– Похоже на то. Вся ее верхняя одежда, включая обувь, осталась в комнате.
Тут Ваня увидел кончик тапки, торчащий из-под кровати. Заглянув, он обнаружил там одну тапочку. Вторая, вероятно, оставалась на ноге у Лили.
– В пижаме и одной тапке ушла из дома?
Вскоре нашлась и вторая тапка.
– В пижаме, босая, под проливным дождем?
Зарядивший с позднего вечера дождь прекратился только под утро. Но в это время в доме уже поднялась прислуга, которая спешила начать готовить завтрак к моменту появления в столовой хозяев. Люди обязательно бы увидели Лильку, которой для того, чтобы покинуть дом, надо было спуститься вниз и пройти через столовую, где уже вовсю шла сервировка стола к предстоящему завтраку.
– А Лилю внизу сегодня утром никто не видел. Я спрашивала.
– Но не через окно же она вылезла!
Вместо ответа Ваня подошел к окну и распахнул его. Окно оказалось открыто. Ветер прижал его к раме, но замок не был зафиксирован.
– Что это значит? Лиля выбралась через окно?
Ваня рассматривал следы на полу, ночью шел дождь, окно было открыто, так что пространство под окном было достаточным образом загваздано. Но Ваня сумел рассмотреть нечто, что заставило его лицо помрачнеть еще больше.
Затем он произнес:
– Ночью у Лили были гости.
– Какие гости?
– Не знаю. Они попали в комнату через окно. Вероятно, Лиля сама их впустила. Окно не сломано, с замком все в порядке, просто окно открыто. И открыть его могли только изнутри.
– Лиля их знала?
– Знала и доверяла. Думайте, кто это мог быть?
Инга принялась соображать. Кому доверяла Лилька? Ну, в первую очередь, конечно, она бы приняла среди ночи Бориса, своего мужчину. А кого еще? Может, любовника? Инга попыталась вспомнить, что там Лилька рассказывала о любовнике. Он обещал, что поможет Лильке разобраться с ее проблемами, как только немножко разгребет свои собственные дела. Возможно, как раз это и произошло? Любовник примчался к Лильке минувшей ночью и тут же захотел с ней увидеться.
– Этот Миша, у которого есть дочь – редкостная оторва, вполне мог быть тем человеком, которого Лилька согласилась увидеть, пусть даже свреди ночи.
– Да, но зачем политику лезть в наш дом столь оригинальным способом? Мог бы просто постучать, ему бы открыли и провели к Лильке.
– А он этого не хотел! Не хотел, чтобы его увидели. Он имеет репутацию отличного семьянина, а репутацию надо оправдывать. Пробираясь же по ночам в спальни к молодым одиноким женщинам, это точно не получится.
– Но зачем он вообще сюда полез? Позвонил бы Лильке, она бы к нему вышла, и они смогли бы спокойно пообщаться или вообще уехать в «Вальхаллу».
– Мы не знаем всех подробностей этой встречи. Может, политика заводят именно такие ситуации. Он, она, чужой дом, в любой момент могут застукать. Ощущения от секса в таких условиях будут куда ярче.
Ваня, который слушал разговор двух подруг, счел необходимым вмешаться:
– Здесь был не один мужчина, а двое. Вряд ли речь шла о любовных утехах. Разве что они втроем решили устроить у нас небольшую групповушку. Этот Миша из таких?
Все уставились на постель, словно та могла бы поведать им о том, что здесь творилось минувшей ночью. А Инга даже подумала, что теперь ни за что не ляжет на эту кровать, разве что после основательной дезинфекции.
– Значит, политик по имени Миша, – произнес Василий Петрович. – Интересно, кто же это такой? Надо его найти.
– Но как?
– Лилька звонила этому типу при нас. Его номер может сохраниться среди ее вызовов.
– А где ее аппарат?
Аппарата в комнате не было. То ли Лилька оставила его в «Вальхалле», то ли взяла с собой. Но влезть в сам аппарат не представлялось возможным.
– Значит, надо делать запрос в компанию сотовой связи, чтобы те предоставили интересующий нас номер.
Следователь сказал, что именно этим и зай-мется. И когда он уехал, Василий Петрович
сказал:
– Пусть едет. У меня есть идея получше.
– Какая же?
Но Василий Петрович не стал сразу выкладывать свою идею. Вместо этого он задумчиво произнес:
– Боря имел обыкновение болтать о своих клиентах, но вот про этого Мишу он мне почему-то ничего не рассказывал. – В голосе Василия Петровича звучало удивление, которое он и не думал скрывать. – И это очень странно. Обычно Боря не упускал случая, чтобы похвастаться тем, какие крутые люди у него отдыхают.
– Возможно, политик был в «Вальхалле» инкогнито. Возможно, он своего настоящего имени Борису и не называл. Не думаю, что Борис так уж строго спрашивал документы у своих постояльцев.
– Кое-какой учет он вел, – заступился за приятеля Василий Петрович.
Но Ваня ему не позволил пустить следствие по ложному пути.
– Я точно знаю, что многие останавливались у Бориса без всяких документов. Звонкая монета для Бориса была лучшим мерилом порядочности человека.
– Допустим. И что?
– Политик не открыл Борису свое настоящее имя и должность, отдыхал там под псевдонимом, который не произвел на Бориса большого впечатления, вот он тебе и не хвастался. И Миша открылся одной Лильке. Да и то не сразу, а только после того, как они стали любовниками.
– Да, Лилька говорила, что Миша играет заметную роль в своей партии. Кто знает политиков с таким именем, в возрасте, с сединой и дочкой-оторвой?
– И еще имеющих славу порядочного семьянина!
– Стоп! – воскликнул Василий Петрович. – Этак мы не туда зайдем.
– Почему?
– А вдруг этот Миша вовсе никакой не политик, а просто врун, болтун и хохотун? Вдруг он просто нашей Лильке навешал лапши на уши? Вдруг он никакой не политик, а имеет маленькую фирмочку, магазинчик или вообще просто ларек?
– Чтобы Лилька не отличила ларечника от политика? Ты меня не смеши.
– Ну, не политик, а крупный предприниматель. У нас в стране предпринимателей по имени Миша вагон и еще маленькая тележка. Будем искать среди политиков, а он совсем на другом фланге.
– Такую версию тоже нельзя отбрасывать.
– Так что? Поиски Миши – это зряшное дело? Нам этого человека не найти?
– Номер его телефона мог остаться в сотовом Лильки.
– Ну да, а где он, этот сотовый?
Повторный осмотр комнаты ничем в этом деле не помог.
– Куда-нибудь завалился? Позвоните ей кто-нибудь.
Длинные гудки шли по-прежнему, но звонка слышно не было. То ли телефона здесь действительно не было, то ли Лилька выключила звук.
– Лилька к нам ночью явилась в таком состоянии, что могла и сотовый дома забыть.
– У меня предложение!
– Съездить в «Вальхаллу»?
– Да. Тем более, что я кое-что вспомнил о привычках Бориса. Он, и правду сказать, не всегда регистрировал своих постояльцев, но зато он делал куда более занимательную вещь.
– Фотографировал их?
– В неглиже?
– Скрытой камерой?
– А потом шантажировал увиденным?
Василий Петрович помотал головой.
– Нет-нет. Что вы мне из Борьки извращенца какого-то делаете? Я имел в виду, что Борис имел особую тетрадь, где вел записи о своих постояльцах. Записывал всякие забавные случаи, связанные с тем или иным гостем.
– Может, и про Мишу там что-нибудь имеется?
– Так что? Едем?
Отказываться никто и не подумал. Любопытство до такой степени овладело всеми, что четверо сыщиков-любителей загрузились в машину и отправились в путь.
